Текст книги "Колесо превращений"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Глава 3
ТАЛИСМАН ЗДЕСЬ!

Аваддон находился в одрине князя Годомысла. Он сидел в широком кресле, которое принес для него Кальконис, стоявший здесь же с видом виноватой собаки. Чародей смотрел на Годомысла, скованного непреодолимой завесой всесокрушающего времени, и думал о бренности своего существования. Полный провал всех его попыток вернуть Талисман повлиял на него очень сильно. Теперь он почти все время проводил в глубоких раздумьях и даже перестал превращать Калькониса во что попало – от солидной лужи, что напустил слепой мерин перед княжескими хоромами, до клубка дождевых червей, на которых местные мальчишки-сорванцы ловили прекрасных осетров.

Аваддон стал молчалив, замкнут. Вспышки гнева происходили реже, но носили катастрофический для окружающих характер. Как-то раз Кальконис оказался свидетелем того, как разгневанный чародей распылил нескольких женщин, имевших неосторожность оказаться у него на пути в неурочный час. Правда, вечером, успокоившись, он вернул несчастным человеческий облик, однако забыл проследить за тем, чтобы распыленные органы вернулись прежним хозяйкам, – теперь по крепости разгуливали несколько молодаек с руками и ногами разной длины! Все это страшно угнетало Лионеля Калькониса. Однажды он набрался храбрости и попросил Аваддона вернуть ему облик Рыка, чтобы он смог продолжить поиск Талисмана. Чародей посмотрел на бывшего «компаньона» глазами удава, гипнотизирующего свою жертву, и ответил:

– Сбежать решили, уважаемый сэр Лионель? Не получится. Росомоны жаждут не только моей крови, которую почему-то считают черной, но и вашей красненькой и вкусненькой!

Кальконис сглотнул ком в горле и поспешил замять малоприятный разговор – все-таки плескаться лошадиной лужей много приятнее, чем оказаться на копьях у разъяренных воинов. Больше он такие опасные темы не поднимал, беспрекословно выполняя все приказы мага, какими бы абсурдными они Лионелю ни казались. Вот и сейчас, стоя рядом с креслом Аваддона, Кальконис не мог понять: что заставляет чародея часами торчать здесь, лицезрея неподвижное тело Годомысла. Да была бы у Лионеля возможность – он бы на брюхе уполз из этих гиблых мест!

– О чем думаете, уважаемый философ? – вдруг спросил Аваддон.

«Что он, дьявол, мысли мои читает, что ли?» – поразился Кальконис.

– Да, собственно, ни о чем… – пробормотал он.

– Вот это и плохо. Философу иногда полезно думать. – Аваддон на несколько секунд замолчал. Его отрешенный взгляд блуждал не в этой печальной комнате, напоенной запахом тлена и смерти, а где-то в просторах далекой страны Гхот.

Кальконис услужливо молчал.

– Знаете, Кальконис, – вдруг сказал Аваддон, – а ведь Талисман сам идет в наши руки!

– Я не совсем понимаю… – Перемена в поведении чародея обескуражила Калькониса. Голос Аваддона изменился, он стал жестким, а в лице появилось хищное выражение.

– Выше голову, сэр Лионель, возможно, вам еще удастся передать свой рыцарский титул по наследству своим детям!

Кальконис непонимающе смотрел на чародея. Что еще взбрело ему на ум?

Аваддон уже стоял во весь свой рост, и Кальконис понял, что возвращается то «славное» время, когда каждый новый вечер приносил новые встречи (век бы не думать о них и даже не вспоминать!).

– Можно ли мне узнать о ваших намерениях, уважаемый магистр Аваддон?

Спрашивать что-либо у непредсказуемого в последнее время чародея было небезопасно, но и оставаться в неведении – зло не меньшее.

Аваддон смерил Калькониса испытующим взглядом, на губах его зазмеилась улыбка «благодетеля всех страждущих поэтов и философов»:

– Разумеется, мой дорогой сэр! Узнать вы можете, тем более что вам и предстоит в очередной раз доказать свою преданность такому жалостливому и сострадательному хозяину, как ваш покорный слуга.

Ранимая душа Калькониса затрепетала: если Аваддон заговорил таким слащаво-велеречивым тоном, значит, грядет новое (и обязательно ужасное!) испытание его избитому телу и истерзанной душе.

– Пойдемте на свежий воздух, – сказал Аваддон, – а то здесь так и несет мертвечиной.

Чародей шагнул в коридор. Кальконис в полупоклоне засеменил вслед. Аваддон вдруг замер, обернулся к Лионелю, мгновенно изобразившему на лице умильную улыбку самого счастливого идиота в мире, и указал пальцем на кресло:

– Захватите его с собой. Мне нравится предаваться в нем размышлениям.

Кальконис бросился к креслу, как изголодавшийся волк на хромого зайца. Взвалив шедевр искусства резьбы по дереву на свои плечи, он с сожалением отметил, что за последний час он легче не стал. Скорее – наоборот. А чародей, слыша за спиной угнетенное посапывание бывшего «компаньона», тоном наставника произнес:

– Вот видите, дорогой Лионель, к чему порой приводит нежелание думать.

– Вижу, магистр Аваддон, – торопливо согласился Кальконис, – и даже чувствую на себе!

– Ну-ну, я вижу, вы начинаете исправляться. Что ж, в следующий раз я превращу вас во что-нибудь более совершенное, нежели конские испражнения.

– Премного благодарен, – хрипел «польщенный» Кальконис под тяжестью кресла, – уж не знаю, как и отплатить за доброту вашу.

– Я думаю, вам предоставится такая возможность, – таинственно проговорил Аваддон.

Кальконис только захрипел в ответ – это его голова проскользнула под подлокотником, и вся тяжесть пришлась на нежное горлышко философа.

– Нет-нет, еще не время благодарить меня… – сказал чародей и хлопнул дверью так, что Кальконис, не успевший проскочить со своей габаритной ношей вслед за чародеем, принял всю плоскость дубовой столешницы на свою многострадальную голову. В ушах зазвенело, в глазах поплыли многоцветные радуги, а драгоценная ноша самым подлым образом погребла страдальца-поэта под собой. Лионель решил дождаться восстановления своих сил, подорванных непосильным трудом, прямо здесь, на полу. Но голос, который наверняка будет преследовать его бесконечным кошмаром всю оставшуюся жизнь, уже сверлил мореный дуб властными нотками: – Где это вы запропастились, сэр Лионель, не могу же я размышлять стоя!

– Магистр, считайте, что вы уже сидите, – откликнулся Кальконис, пытаясь высвободить голову.

– Я и считаю! – Голос Аваддона был таким до-о-об-реньким и участливым. – Один… Два…

На «три» Кальконис был уже перед чародеем, так и не успев вызволить голову, отчего она казалась лежащей на дорогом бархате. А вот остальное тело…

– Вы бы не могли помочь… – жалобно попросил философ.

– Конечно нет, уважаемый сэр Лионель. Я и без того всю работу за вас выполняю! Хотя… – Аваддон на секунду задумался и…

… И Кальконис понял, что мир начал вращаться вместе с его телом. Что-то хрустнуло, что-то брякнуло, что-то гукнуло, и вот он свободно лежит рядом с креслом, а лицо Аваддона – ну само милосердие! – взирает на него сверху.

– Вот видите, сэр Лионель, опять я делаю за вас вашу работу.

– Это… больше… не… повторится… – выдыхая слова помятым горлом, заверил Кальконис.

– Ну что ж, поговорим о деле. Только не здесь! – Аваддон с ненавистью осмотрел памятную гридню, где он по вине Вышаты пережил несколько ужасных минут. – Мы ведь собирались выйти на воздух.

Кальконис обнял кресло, как самое дорогое на свете существо, и ринулся за чародеем.

Приближался вечер. Пахло дымом, дождем и еще чем-то трудно уловимым. Кальконис установил кресло, помог сесть в него Аваддону, а затем статуей застыл перед ним.

– Слушайте, сэр Лионель, и запоминайте – второй раз мои слова не будут ласкать ваши уши учтивой речью.

– Я весь внимание, магистр.

– С помощью подлых уловок кудеснику Ярилу удалось лишить меня былого могущества. Однако никто не лишал меня знаний мага девятого уровня и Чародея Черного Квадрата. Я все еще могу многое. Например, я точно знаю, что Талисман Абсолютного Знания сейчас находится за стенами этой крепости.

– Так чего же мы ждем! – Порыв Калькониса был искренним, потому что возвращение Талисмана Аваддону обещало немедленное возвращение домой. Дом! Неужели он еще есть на белом свете!!

– Не спешите, сэр Лионель, – охладил пыл философа чародей, – хотя мне нравится ваше искреннее рвение. Так вот, я абсолютно уверен, что Талисман в эту самую минуту, когда мы ведем с вами столь непринужденную и дружескую беседу, находится от меня не далее десяти полетов стрелы. Но… – Аваддон сделал паузу, – к сожалению, я не могу определить, кто из росомонов владеет бесценной реликвией. Для этого мне потребуется помощь мужественного и неординарного человека. – Аваддон сделал паузу, видимо, для того, чтобы недогадливый Кальконис смог разобраться, о ком так туманно говорит чародей. – И человек этот должен понимать, что у него остался последний шанс… И если не найдется доброволец…

– Почему же не найдется. – Кальконис наконец-то идентифицировал себя с тем «мужественным и неординарным» героем, о котором говорил Аваддон. – Я всегда готов послужить вам, магистр!

– Очень хорошо, – сказал чародей, – ваше добровольное согласие избавило меня от неприятной работы по возвращению вам столь любимого образа навозной жижи.

Кальконис втянул голову в плечи:

– Если вам будет угодно, я рад услышать о моем задании…

– Ну до чего же приятно иметь дело с умным человеком! – воскликнул Аваддон.

«Ну до чего же приятно избавиться хоть на миг от такого умного человека, как вы, магистр, – подумал Кальконис и мгновенно побледнел, заметив, каким холодом повеяло от взгляда чародея, – определенно, он читает мои мысли!»

Глава 4
«МНОГОЛИКАЯ КОБРА»

Когда улеглись первые страсти вокруг неожиданного появления кудесника, которого многие считали принявшим лютую смерть от татей-разбойников, Ярил попросил остаться с воеводой наедине. Тур Орог бросил косой взгляд на молчаливую гору медведя в центре шатра и удалил всех, кроме Вышаты. Милостник отошел к выходу и встал рядом с медведем, незаметно проверив, как вынимается меч из ножен – так, на всякий случай. Кудесник говорил долго, пересказав и то, что он слышал от Милава, и то, чего кузнец не знал. Тур Орог и Вышата к сказанному отнеслись по-разному. Вышата, будучи непосредственным свидетелем превращения Аваддона в Годомысла, поверил сказанному сразу и безоговорочно. А воевода верил кудеснику с трудом. Да и кто не усомнится в подобном? Тогда Ярил попросил Милава вернуть себе облик кузнеца, что тот и проделал с огромным облегчением. Все-таки полдня париться в медвежьей шубе – удовольствие не из приятных! Превращение, произошедшее у него на глазах, несколько поколебало сомнения воеводы, но до конца, по-видимому, так и не убедило. Кудеснику большего и не нужно было. Отправив Милава из шатра вместе с Вышатой – пусть себе погуляют, – он обратился к Туру Орогу:

– Теперь, когда мы одни, что делать думаешь?

– Слухачи определили – воинов в крепости не больше трех сотен. Женщин и детей в расчет не берем – не воевать же с ними. К штурму у нас все давно готово. Однако не хочется мне такой грех на душу брать, ибо ведуны утверждают, что заколдованный воин боли не чувствует и биться будет, пока в нем силы есть. Значит, всех придется уничтожать под корень. А сколько своих поляжет – неведомо! И это в то время, когда обры новым походом грозятся. Вот и не могу решиться на приступ…

– И правильно, – сказал кудесник, – придумали мы тут с Милавом-кузнецом дело одно. Только без твоего согласия, воевода, никак нельзя.

– А что за дело?

– Да сразу-то и не обскажешь. Вели чего-нибудь покушать принести разговор будет долгим…

* * *

– Итак, уважаемый сэр Лионель, есть ли у вас вопросы относительно того немудреного дела, что я вам собираюсь поручить? – Аваддон внимательно следил за реакцией Калькониса.

– Вообще-то нет… – Кальконису вовсе не хотелось, чтобы чародей лишний раз копался в его мыслях.

– Тогда приступим. Однако… – Секундная пауза насторожила Калькониса и заставила искать ответа в глазах Аваддона. – Хочу напомнить, что я буду внимательно наблюдать за вами… Очень внимательно! – Кальконис почувствовал, как сердце екнуло, а потом учащенно забилось. – Так что не пытайтесь сбежать.

– Да что вы! Как можно! И в мыслях не было… – затараторил Кальконис.

– Ваши мысли для меня просты и понятны. Поэтому и напоминаю: не пытайтесь удрать – все равно ничего не выйдет. – И чародей взглядом указал на свои руки.

Кальконис внимательно следил за тем, как тонкие пальцы сжали резные подлокотники кресла, через мгновение из-под них потекла вода! Сэр Лионель понял, что ему действительно никуда от Аваддона не деться. – Я готов, магистр…

* * *

– Милав, тебя там какая-то старуха спрашивает, – обронил Вышата, входя в шатер, в котором они разместились вместе. Ярил отказался даже от гостеприимства Тура Орога и по своей давней привычке предпочел небольшой шалашик прямо за шатром воеводы.

– Что за старуха?

– Имени не назвала. Сказала, что хорошо тебя знает.

– Ну, пойдем глянем…

Вышата по своим делам задержался в шатре, и Милав пошел один. Через миг до Вышаты долетел радостный возглас кузнеца:

– Бабушка Матрена, как ты здесь очутилась?!

– Э-э, милок, для меня нет загадок на земле нашей. Где травинку, где лесинку спросила, вот они и привели меня сюда!

– Когда ты только все успеваешь, баба Матрена? – удивился Милав. – Мы сами только вчера вечером сюда добрались! Или ты в свои годы еще и верхами ездишь?

– Ох и шутник ты, – сконфузилась старушка, – я тропы тайные ведаю. По ним и добралась.

– Странно, – удивился Милав, – мы с кудесником тоже не шибко-то по лесам плутали.

– Фу-у, нашел чему удивляться, да я по этим лесам столько годов хожу не чета твоему кудеснику!

– Ладно-ладно, – примирительно замахал руками Милав, – вижу, что вы друг друга стоите. А ты, баба Матрена, сюда по делам или как?

– Я всегда при деле. Вот травки-говоруньи соберу для зелья знатного и обратно. А еще хотела на тебя посмотреть – как ты здесь: не забижают ли?

– Ну что ты, баб Матрена, – улыбнулся Милав, – здесь нас с кудесником как самых дорогих гостей встретили!

– Вот это хорошо! – радостно воскликнула старушка. – А этим охальникам – припевалам городского старшины я еще устрою лечение по всем правилам!

– Полноте, Тур Орог уже наказал ослушников.

– Гляди ты, – изумилась старуха, – и когда успел только?

– Вчера еще человека специального с дознанием в Рудокопово отправил.

– Это правильно, – согласилась старушка, – негоже так с людьми обращаться.

Милав предложил старушке перекусить, но баба Матрена отказалась:

– Мне травку-то до росы вечерней собрать надо. А как стемнеет – я зайду к тебе. Проводишь старушку-то?

– Какой разговор! – воскликнул Милав. Старушка направилась прямо в лес. Милав, что-то вспомнив, окликнул ее:

– А где растет трава-говорунья?

– У водоемов чистых, – отозвалась она, – а тебе зачем?

– Так здесь неподалеку озеро есть хрустальное. Там травы этой небось покосы целые?!

– Озеро? – задумалась старушка. – Вроде не припомню что-то…

– Ну, как же, там еще девица такая – Вила-Самовила обретается!

– Извини, милок, не ведаю я озера этого, – отозвалась старушка, – я уж лучше по своим местам пройдусь – вернее будет.

«Странно, – подумал Милав, – столько лет по лесам ходит, а озера целебного не встречала!»

В этот момент к нему подошел Вышата и пригласил в шатер воеводы, чтобы обсудить план захвата крепости; Милав поспешил на зов и сразу забыл про бабушку Матрену.

Обсуждение плана заняло довольно много времени. Не все согласились с предложением Ярила, считая, что пребывание в плену серьезно отразилось на его умственных способностях. Ярил не обижался: в последнее время росомоны видели на своей земле слишком много странных и даже страшных вещей, и это не могло не сказаться на их взглядах. Спокойно-нейтральное существование двух народов – человеческого и лесного, – которым так гордились и те и другие, могло сейчас прерваться затяжным конфликтом. Кудесник все это понимал и настойчиво отстаивал свой план. Только успех мог вернуть обитателям земли Рос взаимное уважение и доверие. Ради такой цели Ярил готов был пожертвовать славой непогрешимого кудесника. В конце концов, сошлись на том, что план захвата крепости будет состоять из двух частей: в первой участвуют только представители Лесного Племени, а во второй – только росомоны. Кудесник итогом напряженных споров остался доволен:

– Да, не просто было убедить военачальников, – сказал он Милаву, когда они вышли из духоты шатра в лесную вечернюю свежесть. – Спасибо Вышате помог сломить недоверие.

– Я после боя в тереме Годомысла готов молиться на Лесной Народ, подал голос милостник, вышедший из шатра вслед за кудесником. – Откровенно говоря, если бы не видел все собственными глазами, не знаю, как бы я сам повел себя на совете.

– Доверять надо, – сказал Ярил, – и первым делом не на личину страшную смотреть, а в глаза заглянуть или в душу…

– Золотые слова! – знакомый голос вклинился в беседу. – Я вот слушал вас там, на совете, и все удивлялся…

– Ты этим занимаешься весь день напролет, – подал голос Милав.

– Разумеется, потому что, глядя на вас, нельзя не удивляться, парировал Ухоня. – Так вот, я продолжу мысль, бестактно прерванную молодым неотесанным кузнецом!

В сгущающемся сумраке блеснули зубы Вышаты – поддай-ка, Ухоня, этому зазнайке!

– При обсуждении плана вы забыли самое главное!

Все трое насторожились – уверенный голос ухоноида вызвал интерес к его словам.

– И что же? – спросил Вышата.

– Вы забыли дать название секретной операции! – воскликнул Ухоня, удивленный несообразительностью своих собеседников.

– Всего-то?! – Милав пытался казаться серьезным.

– Без названия нельзя, – убежденно заговорил Ухоня, – тогда удачи в деле не будет…

Удача действительно нужна была как никогда, поэтому кудесник немедленно поинтересовался:

– Есть предложения?

– Есть! – гордо отозвался ухоноид. – «Многоликая Кобра!»

Милав прыснул, едва удержавшись от смеха, а Вышата, принявший все за чистую монету, спросил:

– А что такое «кобра»?

– Я тебе потом объясню, – сказал Милав, подавляя смех и оттаскивая милостника в сторону.

– Чего это вы?! – обиделся Ухоня. – Вполне приличное название: и со смыслом, и со вкусом!

– Видишь ли, Ухоня, – кудеснику не хотелось обижать искренних чувств ухоноида, – нам незнакомо слово «кобра», и мы не даем название битве до боя, чтобы не сглазить.

– Правда?! – удивился Ухоня. – Я не знал этого… «Я тоже», – подумал Ярил.

Глава 5
БЕДА!

… Вышата раздвинул камыши и негромко позвал:

– Эй, кто здесь?

Ворчливый голос показался Вышате знакомым.

– Дедушка-баенник, это вы? – спросил он в темноту.

Что-то громко заплескалось, потом захлюпали чьи-то ноги по прибрежному илу, и перед милостником выросла фигура старика. Только сейчас он был покрыт не листьями от веников, как в прошлую их встречу, а тиной и водорослями. Да и дрожал дед, совсем как закоченевший гуляка в студеную пору.

– Что с тобой, дедушка? – поинтересовался Вышата, рассматривая в речном отсвете баенника.

– Захолодел я совсем, тебя ожидаючи. Чего не шел так долго? – спросил старик недовольным тоном.

– Так… – замялся Вышата, – думал, кто шуткует надо мной, – где это видано, чтобы жаба с запиской в пасти в гости пожаловала?!

– Эх, поросль молодая, неразумная! – воскликнул старик. – А как иначе мне тебя из шатра-то вызвать?

– Верно, дедушка, не подумал я о том… – извиняющимся тоном проговорил Вышата, – вы уж не сердитесь…

– Да чего там. – Старик махнул рукой, сплошь заплетенной водорослями. – Теперь-то уж как пить дать воспаление легких подхвачу!

– Разве они у вас есть? – искренне удивился Вышата.

– А то как же?! – обиделся старик. – Что я, хуже лешего, что ли: он в прошлую зиму аж два раза простудой маялся! – Баенник сказал это с такой гордостью, словно речь шла не о простуде, а о подвиге великом.

– А вы зачем меня звали-то? – напомнил Вышата.

– Ух ты, за хворями своими и про дело забыл! – спохватился старик и стал торопливо рассказывать. – Ты родственничка моего помнишь, с которым мы тебя от смертушки умыкнули?

– Да разве ж такое забудется?!

– Так вот, нонче днем сродственник мой разговор один услышал возле терема княжеского…

– Так-так, – заинтересовался Вышата.

– Овинник-то в подполе сидел и не все смог понять, что говорили. Однако хорошо запомнил, что Аваддонька – язви его в душу – поручил своему прихлебателю Кальсоньке в войско ваше отправиться и какого-то кузнеца найти – не то Мелика, не то Лавмина…

– Милава… – подсказал Вышата, вмиг догадавшись, о ком речь идет.

– Во-во – Милавку-кузнеца! – обрадовался баен-ник.

– И что дальше-то? – поторопил милостник словоохотливого старика: он сразу почувствовал, как при последних словах баенника знакомое чувство опасности ледяной пятерней охватило его сердце.

– Проклятущий чародей наказал Кальсоньке найти кузнеца и тотчас вертаться в крепость. А там, говорит, моя забота, как с ним совладать…

– Да что ж мы столько времени о чепухе всякой говорили, когда Аваддон вновь какую-то подлость задумал! – воскликнул Вышата.

– Это, выходит, мое здоровьишко – чепуха? – обиделся баенник. Однако обиду ему не удалось никому высказать – Вышата со всех ног бросился к своему шатру, лихорадочно соображая, когда он в последний раз видел Милава-кузнеца. Получалось, что сразу после разговора с Ухоней про «Многоликую Кобру» Милав ушел куда-то и Вышата его больше не видел.

«Неужто опоздал?!» – сокрушался милостник, подлетая к своему шатру.

– Где Милав? – спросил он у стражника. Тот пожал плечами:

– Как вы от воеводы вернулись, так я его и не видел.

– Эх, напасть-то какая! – проговорил Вышата и бегом кинулся к шалашу кудесника.

Ярил сидел подле небольшого костерка и что-то мастерил из темной деревяшки. Подняв глаза на подлетевшего милостника, спросил обыденным тоном:

– Куда летишь, не глядя под ноги?

– Беда! – выдохнул Вышата.

Кудесник секунду всматривался в лицо милостника, потом сразу же спросил:

– С Милавом что?

– С ним, кудесник Ярил! Я только что с баенником беседовал. Он от родственника своего – овинника в доме князя Годомысла – узнал, что к нам в лагерь Кальконис должен был пожаловать с целью тайной.

– А где сейчас Милав?

– Не нашел я его. Как вместе с вами у шатра Тура Орога расстались, так больше его и не видел.

Кудесник на минуту задумался.

– Здесь, в лагере, на него никто напасть не посмеет. Значит, захотят куда-то его выманить: либо к крепости, либо куда еще – в лес, например… вслух размышлял Ярил. – Ты, случаем, ничего не приметил, – спросил он У милостника, – может, кто приходил к нему?

Вышата замялся:

– Днем старуха к нему наведывалась…

– Старуха? Кто такая?! – встрепенулся кудесник.

– Я сам ее не видел, но сквозь шатер слышал, что Милав ее «бабушкой Матреной» величал, – чувствуя себя непонятно в чем виноватым, оправдывался Вышата.

– А о чем речь-то была? – допытывался кудесник.

– Так… – Милостник задумался. – Я к разговору не прислушивался. Понял только по голосу кузнеца, что рад он встрече, а потом… – Вышата замер на полуслове. – Точно!

– Что?!

– Старушка просила его вечером проводить ее…

– Эх! – Выдох кудесника резанул воздух, словно сабельное лезвие. Неужто поймался Милав на такую простую уловку?!

Вышата, чувствуя себя косвенным виновником случившегося, понуро молчал.

– Может, воеводе сообщить? – неуверенно проговорил он.

– Рано еще, – возразил кудесник. – Ухоня где?

– Кто его знает? – ответил Вышата. – За этим шалуном разве уследишь?

– Тогда сделаем так: ты поспешай к сотнику Эрзу – он за конные разъезды отвечает; вместе с ним проверьте все дороги на расстоянии получасового конного перехода, а я с лесными обитателями пообщаюсь – может, чего и сведаю.

Вышата шагнул было в темноту, но его задержал голос подошедшего росомона:

– А мне что делать?

Вышата обернулся – перед ним стоял Милав – жив и здоров! – и непонимающе переводил взгляд с кудесника на милостника и обратно.

– Откуда ты?! – только и смог проговорить Вышата. Кузнец даже обернулся – с кем это говорит милостник таким тоном, словно мертвяка узрел ожившего?

– Чего это с вами? – только и спросил Милав. Кудесник поднял руку и этим остановил поток вопросов, готовый вылиться с уст кузнеца на Вышату.

– Ты с бабушкой Матреной виделся? – спросил он, внимательно наблюдая за кузнецом.

– Да, я проводил ее до первого разъезда по дороге в Рудокопово. Милав по-прежнему ничего не понимал.

– И… как она?

Вопросы кудесника были странными, очень странными, и Милав стал что-то подозревать.

– Вы мне скажете, что здесь творится?! – вспылил он. Вышата вкратце пересказал свой разговор с баенником. Реакция Милава последовала незамедлительно:

– А при чем здесь бабушка Матрена? – спросил он.

– Ты не кипятись, – охолонил кудесник разгоряченного Милава, – Вышата дело говорит: Аваддон сейчас в безвыходном положении, поэтому способен на любые подлости!

– Но бабушка… – вновь начал кузнец.

– А ты уверен, что это была та самая бабушка Матрена, которую ты знаешь?

– Конечно, я же с ней разговаривал! И потом – вы же знаете о моей способности узнавать о людях все.

– Это еще ничего не значит, – возразил кудесник. – Аваддон рядом, быть может, он даже слышит нашу с вами речь – ему не составит труда внушить тебе то, что ему нужно.

– Нет, я не могу поверить, что это была не она! – не унимался Милав.

– Хорошо, – сказал мудрый кудесник, – предположим, что ты прав и старушка, навестившая тебя, и есть та самая бабушка Матрена. Тогда постарайся припомнить: не показалось ли тебе что-либо странным в разговоре с ней?

Милав надолго задумался.

– Ну-у… мы говорили совсем недолго, – неторопливо начал он, напряженно припоминая, – меня удивило только то, что старушка ничего не знает о ледяном озере и Виле-Самовиле…

– Это действительно странно, – задумчиво произнес кудесник, – чтобы знахарка-травница не ведала целебного озера?!

– Да мало ли здесь озер? – не сдавался Милав. – А что вы скажете на то, что я проводил старушку до разъезда и она спокойно пошла в Рудокопово?

– На ночь глядя? – спросил молчавший до этой минуты Вышата.

Милав пожал плечами:

– Она сказала, что папоротники собирать будет, а их днем не рвут.

– Правильно, – согласился кудесник, – их собирают в полночь…

– Вот видите! – обрадовался Милав.

– …и только в полнолуние, – закончил свою фразу кудесник. – А до полной луны еще пять дней!