Текст книги "Колесо превращений"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Глава 4
БОЙ НА ПЕРЕВАЛЕ

«Глетчерные рогойлы – самые злобные и ужасные существа в землях Виг, Полион и Гхот. Живут исключительно на перевале Девяти Лун, являясь его единственными хранителями. Обитают только прайдами по семь особей – два самца и пять самок. Среда обитания исключительно неблагоприятна для других живых существ – постоянные ветры, обильные снегопады и жуткий, непереносимый холод. Чем питаются – неизвестно, сколько живут – неизвестно. В случае гибели одной особи прайда погибают и остальные, но только после того, как отомстят за члена прайда. Попытки поймать рогойла – неизвестны; попытки приручить рогойла – неизвестны; попытки одержать победу над рогойлом – неизвестны».

Теперь Милав знал все о хранителях перевала Девяти Лун. Кроме того, подсказка всезнания утверждала, что в прайде рогойлов вожак всегда только один. И только он может атаковать противника. Все остальные члены прайда будут стоять рядом, не делая попытки помочь своему вожаку. Таков закон, который в горах никогда не нарушается. Однако, после того как вожак будет тяжело ранен или убит, прайд нападает одновременно – все шесть оставшихся особей. Поэтому и неизвестны случаи победы над глетчерным рогойлом – ведь победа может быть только тогда, когда погибнет весь прайд!

Милав с удивлением обнаружил, что ему жарко. Он распахнул свое грубое одеяние, покрытое коркой льда, и осторожно достал Поющий Сэйен. Вожак рогойлов стоял в пяти саженях от него, внимательно наблюдая за действиями человека. Милав всматривался в хранителя перевала и никак не мог понять: чем и как будет атаковать глетчерный рогойл непрошеного гостя, вторгшегося на его территорию.

Рогойл производил впечатление – более двух саженей в высоту и немногим менее в ширину. Опирался на массивные передние лапы (задние не были видны), все тело, отдаленно напоминающее тело волкодава жутких размеров, покрывал густой мех снежно-белого цвета. Пасть небольшая, особого опасения не вызывала… Милав так и не понял, как глетчерный рогойл расправляется с противниками.

Милав вдруг заметил, что снег прекратился, туман истаял, а ветер стих!

Тишина опустилась на перевал.

Слева и справа от кузнеца, вынырнув из исчезающего тумана, выросли шесть оставшихся рогойлов – по три с каждой стороны. Милав украдкой оглянулся. Кальконис – бледный, но решительный – стоял за его спиной, сжимая в руках шпагу, которая казалась поистине смехотворным оружием против хранителей перевала. Ухоня был здесь же, шкура его дрожала и фосфоресцировала – не то от холода, не то от возбуждения. Как ни странно, но путь за спиной был свободен. Рогойлы словно говорили: «Убирайтесь, чужаки, откуда пришли! Если вы вернетесь той же дорогой – мы вас не тронем!» Милаву даже почудилось, что в белесых глазах вожака рогойлов сверкнула искра понимания!

«А что, если они разумны? – подумал он. – Попробую с ними договориться».

Милав поднял над головой руку, в которой он сжимал нераскрытый Сэйен, показывая этим, что у него вполне мирные намерения. За спиной послышался негодующий голос Калькониса:

– Что вы делаете, Милав? Рогойлы самые ужасные хищники в нашем мире!

И словно в подтверждение его слов вожак рогойлов шагнул вперед. Милав не понял, что произошло, но через миг рядом с кузнецом с противным хрустом вонзилось длинное острое копье хрустальной прозрачности и, по-видимому, алмазной крепости – искры брызнули в месте удара, а копье оказалось наконечником длинного и невероятно подвижного хвоста глетчерного рогойла.

«Так вот какое у них оружие!» – подумал Милав, отступая и разворачивая Поющий Сэйен. Посох прошелестел в воздухе.

– Внимательно следите за остальными! – бросил кузнец Ухоне и Кальконису. – Как только вожак будет серьезно ранен – они набросятся одновременно. А пока понемногу продвигайтесь к пещере за спиной вожака.

Едва он произнес эти слова, не спуская глаз с рогойла, застывшего в скучающей позе, как смертоносное копье вновь засвистело в воздухе. Но Милав был готов к атаке и встретил оружие хранителя перевала. Раздался звонкий щелчок, хвост рогойла змеей скользнул обратно, а Милав почувствовал, как дрожат его руки, испытавшие натиск глетчерного рогойла. По боли в пальцах он понял, что избранная им тактика ошибочна и нужно искать другие варианты. Разумеется, не столь радикальные, чтобы вожак погиб в ближайшие минуты. Ухоня с Кальконисом прошли незаметным черепашьим шагом еще очень мало, и нельзя было надеяться укрыться в пещере. Милав шагнул навстречу рогойлу и атаковал его, нанеся серию коротких и точных ударов шестом в наиболее уязвимые места снежного зверя. Некоторые из стремительных выпадов кузнеца достигли своей цели, потому что окрестности огласились тонкими и ужасно противными звуками, от которых ныли зубы и наворачивались на глаза слезы. Вожак рогойлов отступил в сторону, неожиданно открывая проход в пещеру. Милав стремительно кинулся на зверя, желая подальше оттеснить его. Но он недооценил вожака. Либо рогойл не чувствовал боли и только притворялся, либо он заманивал кузнеца в ловушку. Атаки вожака рогойлов последовали с такой частотой и стремительностью, что Милав едва успевал уворачиваться, не всегда парируя смертоносные выпады хвоста рогойла. Один раз он все-таки пропустил удар, и хрустальное копье задело его, разорвав рукав до самой кожи. Боль была ужасной – словно мириады ледяных игл вонзились в его руку, парализуя мышцы, замораживая кровь. Теперь-то Милав точно знал все хитрости рогойлов и, подавив боль, начинающую распространяться по всему телу, яростно атаковал вожака.

Глетчерный рогойл, по-видимому, рассчитывал на то, что противник сломлен и парализован холодом, и непростительно расслабился. Милав мгновенно воспользовался этой оплошностью и в течение нескольких секунд нанес вожаку пару десятков очень чувствительных ударов, от которых хранитель перевала сначала закачался, а потом и вовсе рухнул на примятый снег. В долю секунды Милав убрал Поющего, отрастил вместо руки кузнечный молот и, прежде чем остальные члены прайда успели наброситься на людей, вдолбил вожака в снег, расплющив его тело о камни. На это ушло несколько драгоценных секунд – как раз столько, чтобы оставшиеся рогойлы взяли людей в полукруг и одновременно атаковали их.

Путники почти мгновенно потеряли двух лошадей, пронзенных ледяными копьями; Кальконис, парируя выпад убийственного хвоста, обморозил до волдырей лицо; Ухоня, бросившийся на выручку сэру Лионелю, повредил хвост и правый бок. И неизвестно, как бы все обернулось, но в этот миг Сэйен в руках Милава запел.

Ухоня слышал этот звук однажды и был внутренне к нему готов, а вот Кальконис, не имевший представления о мистическом голосе Поющего, впал в настоящий транс: он упал в снег, закатил глаза и стал кататься по припорошенным камням, бормоча что-то себе под нос. Сопротивляться он уже не мог. Но в этом и не было необходимости – Сэйен пел, и у глетчерных роойлов – таинственных хранителей перевала Девяти Лун– не осталось ни малейшего шанса на спасение.

Через некоторое время все было кончено. Милав с Ухоней поднимали либо стонущее, либо визжащее тело глетчерного рогойла, с трудом относили его к краю пропасти и сталкивали вниз. У последнего – вожака хранителей перевала – Милав отсек смертоносный наконечник хвоста и аккуратно завернул в кусок ткани. На немой вопрос пришедшего в себя Калькониса ответил:

– На память! На долгую, светлую память!!

Кальконис ничего не сказал. Он лишь слабо морщился от боли, кусая заиндевевшие губы. Милав, видя, что сэр Лионель едва держится на ногах, приказал ему вместе с Ухоней идти в пещеру. Ухоноид взял лошадей, одна из которых несла остатки хвороста, и, волоча отмороженный хвост, побрел к скале. Милав огляделся по сторонам: быстро темнело, и метель, словно в отместку за поражение хранителей перевала, вновь затянула свою долгую, нудную песнь. Кузнец снял поклажу с одной погибшей лошади, отнес ее к входу; вернулся ко второй жертве звериной ярости глетчерных рогойлов, отвязал тюк, взвалил его себе на спину и, пошатываясь под яростными порывами ветра, побрел к черному провалу, который за снегопадом становился все менее различим. Милав прибавил шагу, опасаясь остаться в этой круговерти вместе с почившими в вечности хранителями перевала Девяти Лун…

Глава 5
МЕЧТАНИЯ УХОНИ

Пещера оказалась малопригодной для обитания – многочисленные выступы, наросты, сосульки мешали передвигаться по ней в полный рост. Один только Ухоня не испытывал никаких неудобств: он спокойно петлял в нагромождении обледенелых камней, в то время как Кальконис с Милавом, чертыхаясь, пытались провести лошадей поглубже в помещение.

– Сомнительно, чтобы здесь могли ходить эти ужасные снежные монстры! выдохнул Кальконис, когда им с Милавом удалось протащить лошадей в довольно просторный грот, в котором без труда могла разместиться немногочисленная компания.

– Думаю, вы правы, – отозвался Милав. – Судя по росту глетчерных рогойлов, эти хоромы не для них.

– Что ж, зато мы не откажемся провести здесь время! – воскликнул Ухоня, колдуя над костром. Через некоторое время он сказал: – Мне кажется, или здесь действительно теплее, чем на улице?

– Здесь и должно быть теплее, – отозвался Кальконис, стараясь меньше шевелить губами, – это доставляло ему настоящие страдания. – Здесь нет ветра. А тепло наших и лошадиных тел в таком небольшом объеме должно повысить температуру. Вот сейчас костер разгорится – совсем хорошо будет!

Милав дважды отлучался, чтобы принести поклажу, оставленную у входа. Он сообщил, что за каменными стенами бушует настоящий ураган и что если бы они не нашли этой пещеры, скорее всего, победа над рогойлами оказалась бы напрасной.

– Я в этом усматриваю высшую справедливость, – заявил Кальконис после того, как Милав намазал его лицо специальной мазью, изготовленной тут же по рецепту бабушки Матрены из сухих компонентов, которыми она в изобилии снабдила Милава перед дальней дорогой.

– В чем вы усматриваете высшую справедливость? – поинтересовался кузнец, с наслаждением потягивая медовый взвар, разбавленный водой из растопленных ледяных сталактитов.

– В том, что после победы над рогойлами, которая сама по себе является делом неслыханным, судьба подарила нам это убежище. В противном случае – в чем же смысл поединка?

– Смысл? – спросил Милав. – Наверное, смысл в том, чтобы всегда оставаться самим собой. В начале поединка мне показалось, что рогойлы разумны…

– И это едва не стоило вам жизни, – напомнил Кальконис.

– Возможно, – согласился Милав. – Но я нисколько об этом не жалею. Ярил-кудесник говорил: «Пытайтесь увидеть не форму, а содержание!..» Сегодня мне показалось, что за формой страшного зверя я смог разглядеть что-то еще…

Костер горел ярко и жарко; на стенах заблестела вода, выступающая из заполненных льдом трещин. Милав перебирал содержимое тюков с погибших лошадей и безжалостно бросал все в костер, оставляя лишь провизию и кое-какую мелочь, которая не могла перегрузить оставшихся животных.

Кальконис задремал, уронив голову на грудь. Ухоня тоже спал, привалившись обмороженным боком к нагретому костром камню. Милав расправился с тюками, сходил к входу, удостоверился, что с этой стороны можно не ожидать внезапного нападения (где гарантия, что прайд рогойлов был единственным?). Выход наполовину завалило снегом. Милав подкатил несколько валунов, набросал сверху больших ледяных сосулек и со спокойной душой отправился спать, не забыв устроить еще парочку хитроумных ловушек на пути к их гроту. Зачем? Так, на всякий случай…

ГОЛОС

И были эпохи, когда первенствовали в мире тонкие творческие энергии. Смрад гибели и тотального разрушения не довлел над миром людей. Тогда преобладали положительные сущности, и никто не смел настаивать на том, что закон равновесия равноутверждает и добро и зло. Ведь никогда свет и тьма не находились в равновесии. Ибо равновесие – это всего лишь тончайшая, едва видимая грань, отличающая первозданный хаос тьмы от идеальной гармонии света. Никогда, слышишь, никогда зло не сможет одолеть добро, как бы глубоко последнее не пало в пропасть отчаяния. Помни об этом и стремись к этому…

Они спали очень долго. Кальконис проснулся первым и стал в полной темноте ворошить костер. К нему присоединился Ухоня, и скоро грот осветился ярким пламенем. Милав выглянул из-под мехового плаща и улыбнулся прямо в Ухонину физиономию:

– С добрым утром!

Кальконис пошмыгал носом, пытаясь изобразить улыбку. Из этого мало что получилось, и он продолжил колоть лед в заиндевевший котелок. Милав откинул плащ, сел. Все тело ломило – результат вчерашней схватки на пределе человеческих возможностей. Костер горел хорошо. Пахло дымом, смолой и еще чем-то очень приятным. Милав решил посмотреть на то, что творится за каменными стенами. Ухоня напросился помочь ему.

– В чем? – спросил кузнец, накидывая плащ. Ухоня неопределенно помахал хвостом.

– Ладно, пошли, – согласился Милав и первым двинулся в темноту, чтобы успеть обезвредить ловушки (Ухоня со своим любопытством непременно угодил бы в одну из них).

Выход из пещеры был полностью завален снегом. У них ушло много времени на то, чтобы откопать проход, не имея под рукой ничего, кроме собственных ладоней.

Горный мир встретил их слабым ветром и редким снегом.

– Похоже на то, что погоду здесь заказывали рогойлы, – сказал Ухоня, а когда мы определили их на местожительство немного ниже – погода значительно улучшилаь.

– Да, и ветер слабее, и мороз не столь крепок, – согласился Милав. Что ж, хоть со спуском проблем не будет.

– А разве они у нас были?! – Ухоноид геройски поднял хвост трубой и оскалился.

– Ох, и грозен ты со своим обмороженным хвостом! – притворно оужаснулся Милав. – То-то рогойлы, как тебя увидели сами в пропасть попрыгали!

Ну-у-у, – промычал Ухоня, – может, и не сами, но попрыгали же!

Спускаться было намного легче. Ноги сами несли вниз, и приходилось быть очень внимательными. Впереди, кроме вигов и горгузов, никого не предвиделось. А что покорителям перевала дикие виги да горгузы-пакостники так, мелочь пузатая!

Впрочем, бахвалился подобным образом один Ухоня. Он семенил рядом с Милавом (лошадей осталось всего две, и ухоноид наслаждался полной свободой) и донимал кузнеца вопросами:

– А ты не заметил, что у рогойлов было шесть лап?

– С чего ты взял?! – удивился Милав.

– Ну как же! – искренне изумлялся Ухоня. – Ты тащил их за четыре лапы, и я за две!

– Ты тащил за хвост!

– Да? Все может быть…

Некоторое время ухоноид молчал, а потом вновь начинал терроризировать Милава:

– Как ты думаешь – обморожение не заразно?

– Конечно нет!

– А почему тогда я весь чешусь?

– А когда ты последний раз мылся?

– Ну-у-у… не помню.

– А чего спрашиваешь?

– Знать хочу. Шутка ли – целый прайд рогойлов одолели!

– Одолельщик, – подал голос Кальконис, – твоя очередь тропинку топтать!

– Ну вот, – хмыкнул недовольный Ухоня, – на самом интересном месте…

В этот вечер сожгли последний пучок смолистого кустарника, которого едва хватило на то, чтобы натопить в котелке снега и приготовить напиток, названный Ухоней «кубком победы».

Милав поморщился, но спорить не стал: по крайней мере, Ухоня перестал донимать его совершенно немыслимыми подробностями боя на перевале. Теперь ухоноид взялся за Калькониса, и Милав с улыбкой на губах слушал, как вчерашний бой с рогойлами в интерпретации Ухони превращается в подвиг титанов.

– Да-а, – размышлял Ухоня, глядя перед собой отсутствующим взглядом, быть бы вам, сэр Лионель, ледяным истуканом, если бы я вовремя не вытащил вас из пасти второго вожака рогойлов!

Кальконис удивленно посмотрел на ухоноида (бедный сэр Лионель еще не освоился с поразительной страстью Ухони к самовосхвалению и был, мягко говоря, шокирован его поведением).

– Позвольте, – изумился Кальконис, – а как вы узнали, что это был второй вожак? По-моему, они все выглядели на одно лицо… то есть, простите, на одну морду!

– Э-э-э… – Ухоня редко оказывался в столь затруднительном положении, и Милаву было интересно посмотреть, как выкрутится самонадеянный ухоноид на этот раз. – Ну как же! – воскликнул Ухоня. – Это же так просто: кто еще мог отважиться напасть на меня, кроме второго вожака!

– А-а-а… – протянул Кальконис и уткнулся лицом в ладони. – Что ж я сразу не догадался?!

– А как же иначе?! – сказал Ухоня, не замечая иронического тона Калькониса.

– Это действительно все объясняет! – заявил сэр Лионель на полном серьезе.

– А то!! – расхваливал сам себя Ухоня. – Вот жаль только, что мы не прихватили никаких трофеев – попробуй теперь доказать, что это были глетчерные рогойлы, а не какие-то там снежные барсы!

– Если не секрет, – подал голос Милав, – кому ты собираешься поведать о своих подвигах?

– Не о своих, – поправил кузнеца Ухоня, – мне чужой славы не нужно. А рассказать кому? Да мало ли! Вот вернемся домой – я всем без утайки поведаю, как, не щадя своей драгоценной тигриной шкуры, спас достойного сэра Лионеля де Калькониса от неминуемой смерти под ударами ледяных хвостов хранителей перевала Девяти Лун! – мечтал Ухоня с закрытыми глазами.

– Позвольте спросить, – прервал Кальконис сладкие мечтания ухоноида, а вы будете рассказывать своим восторженным слушателям о том, как сами едва не оказались на ледяном вертеле?

– А разве такое было? – крайне удивился Ухоня. – Мне казалось, что пока вы, сэр Лионель, валялись в снегу, сраженный звуком Поющего Сэйена, я расправлялся с рогойлами.

– Интересно, – задумчиво заговорил Милав, посматривая в сторону развалившегося у костра Ухони, – а где в этот ответственный момент был я?

– Ты? – Ухоня на секунду задумался. – Неужели забыл?! Ты помогал мне!

– Действительно, – Милав подавил улыбку, – что-то с памятью моей стало…

Глава 6
В ДОЛИНУ

Следующее утро встретило покорителей перевала туманом и мелким нудным дождем. Ухоня долго ворчал на «несносные горы, способные только на мелкие гадости».

– Не такие уж они и мелкие, если судить по размерам рогойлов! – сказал Милав, стряхивая с плаща снежно-дождевую кашу.

Ухоня отмахнулся – этим утром он отчего-то не был расположен к словесным пикировкам: то ли погода влияла, то ли вчерашнее бессовестное бахвальство не давало ему покоя (впрочем, второе навряд ли: Милав не помнил случая, чтобы ухоноид пожаловался на угрызения совести – может быть, у него ее и нет вовсе?).

За ночь значительно потеплело. Снег основательно подтаял, превратив песчано-глинистую тропу в сплошное месиво. К тому же непрекращающийся дождь не обещал улучшения положения путешественников.

– Нам следует поторопиться, – сказал Милав, – погода в горах обманчива: сейчас идет дождь, через полчаса снег, а там, глядишь, и мороз завернет. Тогда придется не ногами спускаться в долину, а лететь кубарем, уповая на встречу с не слишком крупным валуном!

– Весьма многообещающее начало дня, – пробурчал Ухоня, настроение которого от слов Милава едва ли улучшилось.

– Итак, в путь! – скомандовал кузнец и, утопая ногами в снежной каше по щиколотку, осторожно повел свою лошадь вниз, выбирая места, где было больше мелких камней и меньше расползающейся под ногами грязи.

Шли долго. Солнце так и не смогло прорваться сквозь хаос облаков, и покорители перевала не представляли, сколько времени они бредут по тропе, оскальзываясь и падая едва ли не через каждый десяток саженей. Кони измучились, да и люди порядком устали. На предложение Ухони немного отдохнуть Милав возразил:

– Не время. Этими жалкими растениями костра не развести, а погода ухудшается на глазах…

Действительно, вместе с дождем пошел снег, и, судя по клубящимся облакам, скорых перемен к лучшему не предвиделось. Ухоня тяжело вздохнул что ж, ничего не поделаешь! – и устремился за Кальконисом, на удивление безропотно воспринимавшим погодные неудобства.

Однообразие окружающего мира словно усыпило людей, и они не сразу с удивлением обнаружили, что идут не по грязной жиже, в которую превратился вчерашний чистейший снег, а по упругому мху, словно губка впитывающему влагу.

– Странно, – пробормотал Милав, останавливая лошадь и делая знак Кальконису и ухоноиду. – При подъеме мы не встречали такого мха…

– А что тут странного? – сразу встрял Ухоня со своей версией. Возможно, здесь влаги больше, а долина лежит выше, чем на той стороне перевала.

– Может быть… – произнес Милав, внимательно рассматривая мох. – И все-таки здесь что-то не так…

– Я согласен с вами, – сказал Кальконис, тоже обративший внимание на необычность мха. – На такой высоте и при таких перепадах дневной и ночной температур его не должно быть здесь…

– Но он есть, – напомнил Ухоня.

– Да, он есть, и это необычно, – задумчиво произнес Милав. – Должно же быть какое-то объяснение…

– Мы будем искать ответ на твой вопрос или продолжим спуск? занервничал Ухоня. Милав пожал плечами:

– Продолжим спуск, разумеется.

И вновь под ногами зачавкала влага. И вновь с неба заморосил мельчайший дождь, похожий больше на густой туман, насыщенный мелкими капельками влаги.

Солнце так и не выглянуло. Зато они дошли до густых зарослей какого-то кустарника, который оказался весьма пригодным для костра. Бивак разбили уже в полной темноте. Сырые ветви горели плохо, давая больше едкого дыма, чем тепла. Но другого способа согреться не было, и Милав, Кальконис, а затем и присоединившийся к ним после небольшой отлучки в темноту Ухоня жались поближе к костру, уворачиваясь от назойливого дыма. Он бесцеремонно лез в глаза, выдавливая слезы, а затем начинал щекотать горло какими-то едкими испарениями.

Ухоня не выдержал первым и с возмущениями в адрес костра уполз в темноту.

– Форменное безобразие! – бурчал он. – У проклятых вигов даже дым против нас!

– Это не дым, – возразил Кальконис, – это погода.

– Какая разница! – не унимался ухоноид. – У них и погода паршивая!

– Мне помнится, что кто-то дней пять назад пел чудные песни о красоте природы, – ненароком напомнил Милав.

– Мало ли что я пел! – отозвался Ухоня. – Тогда пел, а сейчас бы съел!!

Милав подмигнул Кальконису и сказал в темноту:

– Ухоня, ты, как самый стойкий из нас и к тому же не нуждающийся во сне, последи за костром. А мы малость поспим.

– Ничего себе! – возмутился Ухоня. – Это почему же такая несправедливость?! Я тоже спать хочу!

Милав спорить не стал.

– Ну, тогда разбудишь меня… когда устанешь.

– Но я уже…

– Потом, Ухоня, все потом… А сейчас будь порядочным тигром – дай поспать!

Ухоня не ответил, только недовольное сопение раздавалось из темноты. Милав усмехнулся, повернулся к костру другим боком и провалился в сон.

ГОЛОС

… Наблюдательность – одна из высших добродетелей. Учись видеть, а не смотреть. Иначе пропустишь не только добычу лесную в час особой нужды, но и смертельного врага, притаившегося за ближайшим деревом и уже приготовившего для тебя остро отточенный кинжал. Наблюдательность ведет к устойчивости. Человек, многое замечающий, мало подвержен пустым колебаниям – он ступает именно туда, где нет замаскированной ловушки, и верит только тому, кто не предаст его при первой же опасности. И вправду говорят: «Косоглазый не видит середины». Не будь буридановым ослом, который издох меж двух копен ароматного сена, так и не отдав предпочтения ни одной из них…

Последнее на склонах перевала Девяти Лун утро встретило путешественников настолько густым туманом, что, стоя у крупа лошади, можно было с трудом рассмотреть ее гриву. Милав, засыпая вечером, нисколько не сомневался, что Ухоня выполнит его просьбу с точностью до наоборот. Так оно и вышло. Когда Милав проснулся ночью оттого, что правый бок совсем закоченел, он обнаружил едва тлеющие угли. Ухоня, как и следовало ожидать, спал с другой стороны прогоревшего костра самым бессовестным образом. Милаву заново пришлось разжигать огонь. При этом он нечаянно разбудил ухоноида, уронив на него особенно массивный сук. Ухоня мгновенно проснулся, осмотрелся по сторонам и, глядя Милаву в глаза, сказал:

– Напарник, твоя очередь дежурить. Принимай костер – видишь, как ярко горит. Это я специально для тебя расстарался!

Милав едва успел раскрыть рот, чтобы достойно ответить на столь наглую ложь, но Ухоня уже спал, засунув во сне массивные лапы почти в самый огонь. Кузнецу пришлось позаботиться о конечностях друга и оттащить тигра подальше. Ухоноид не проснулся, лишь промурлыкал что-то огромной пастью да несильно сжал ладонь кузнеца передними резцами. Милав потрепал Ухоню по холке и накрыл своим плащом.

– Спи, бедолага, – с нежностью сказал он. – Ты хоть и хвастун ужасный, но сердце у тебя благородное…

Когда дождь прекратился и туман посветлел, напоминая о скором наступлении утра, Милав разбудил Калькониса, а сам улегся на старое место, укрывшись плащом, любезно предложенным сэром Лионелем.

Кальконис следил за костром в пику Ухоне с большой ответственностью. Поэтому проснувшиеся Милав и ухоноид смогли сразу же насладиться и горячим питьем, и обжаренным на углях вяленым мясом. Ухоня, с вожделением поглядывавший на то, как аппетитно завтракают Милав с Кальконисом, жадно облизывался.

– Мы теперь вас всегда в последнюю очередь будем костровым ставить! заявил он тоном начальника экспедиции.

– Я не против, – отозвался Кальконис. – Я ведь по натуре своей жаворонок: если долго сплю утром – весь день себя разбитым чувствую.

– Ну, теперь вам это не грозит! – пообещал Ухоня, непонятно на что намекая.

– А ты чего не трапезничаешь с нами? – спросил Милав, делая вид, что не замечает голодных взглядов ухоноида.

– Я еще не настолько материален, чтобы питаться вашей пищей, – ответил Ухоня, и в голосе его явно читалось сожаление. – Хотя… я бы съел чего-нибудь… но потом – когда вы не будете смотреть на меня!

– Да нужен ты нам! – ответил Милав за двоих. – Чтобы мы еще тебе в пасть заглядывали!

– У кого пасть – а у кого рот!

– Вот именно!

Сидели у костра долго – ждали, когда туман рассеется настолько, чтобы тропа просматривалась хотя бы на несколько саженей вперед. А не то можно было проплутать в этом молоке не один день. Шли быстро. Кони отдохнули, да и травкой – пока еще редкой – успели основательно подкрепиться. Стали попадаться низкие, но отнюдь не карликовые деревья – все говорило о том, что следующую ночь они смогут провести в настоящем лесу.

Милав решил расспросить Калькониса о дальнейшей дороге.

– В стране Виг очень мало городов, – заговорил сэр Лионель. – Да и городами назвать их весьма сложно – не любят почему-то виги больших поселений. Однако это не значит, что нет крепостей и укрепленных замков. Хотя они не столь величественны, как на побережье в стране Франц. Если мне не изменяет память, сразу же после перевала должна быть живописная долина. Это изолированное место, потому что со стороны перевала Девяти Лун, как вы сами могли убедиться, пройти практически невозможно. А с этой стороны гор долину окружают высокие пики, и единственный удобный проход в нее закрывает замок Пяти Башен.

– Что за странное название? – не удержался Ухоня от комментария.

– Ничуть не странное, – возразил Кальконис, – я слышал, что замок построен на месте какого-то древнего поселения, от которого сохранились только эти башни. При возведении замка они так и остались в центре новой постройки; отсюда и название.

– А кто владеет замком? – спросил Милав.

– Трудно сказать, – ответил Кальконис. – Но могу с уверенностью заявить, что не виги.

– А кто?

– Есть предание, что до того, как на эту землю пришли виги, здесь жил какой-то очень древний народ: одни говорят, что это были великаны торгиды, другие утверждают, что земли эти принадлежали карликам кигомам.

– Да, любят историки точность! – усмехнулся Ухоня.

– И ходят слухи, – продолжал Кальконис, не обращая на реплику ухоноида никакого внимания, – что потомки тех первых поселенцев и возродили замок.

– Если те, кто владеет замком, потомки первых поселенцев, предположил Ухоня, – то почему такое расхождение в определении древних обитателей этих мест? Ведь тогда их внешний вид должен соответствовать облику пращуров. Разве не так?

– Так, – сразу согласился Кальконис. – Проблема в том, что хозяев замка никто не видел.

– Вот те на! – ахнул Ухоня. – Да что это за земли такие таинственные? Хранителей перевала глетчерных рогойлов все боятся… боялись, но никто их не видел. В замке черт знает сколько лет кто-то обитает, и их тоже никто не видел!

– Я этого не говорил, – возразил Кальконис.

– Постойте! – закипятился Ухоня. – Как это не говорили?! А кто минуту назад…

– Я сказал, что хозяев замка никто не видел. Но я не имел в виду его обитателей! – пояснил сэр Лионель.

– Что-то я совсем запутался, – недовольным голосом сказал Ухоня. – Но разве это не одно и то же: хозяева замка и его обитатели?

– В данном случае – нет, – ответил Кальконис. – В замке живут в основном выходцы из восточных земель страны Франц.

– А хозяева? – не унимался Ухоня.

– А хозяев никто не видел!

– Да ну вас, в самом деле! – обиделся ухоноид. – Я ведь не ради любопытства спрашиваю. А в целях нашей общей безопасности!

Ухоня задрал хвост и с обиженным видом исчез в густых кустах, которые в изобилии стали встречаться на их пути. Кальконис хотел окликнуть Ухоню, но Милав удержал его:

– Не стоит. Он быстро обижается, но еще быстрее отходит. Вот увидите он скоро вернется.