Текст книги "Колесо превращений"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

Глава 3
ВСТРЕЧА

Вечером Милав, по обыкновению, беседовал с Лооггосом:

– Время идет мне на пользу – я чувствую себя совершенно здоровым.

– Ты хочешь поговорить о твоем пути?

– Да.

– Я слушаю.

– У меня есть несколько вопросов общего характера.

– Я буду рад ответить на них.

– Место, где мы находимся, – страна Гхот?

– Не совсем. Земля гхотов лежит южнее.

– Как далеко?

– Несколько дней пути.

– Мне по силам будет одному добраться туда?

– Одному – нет!

Милав задумался.

– Едва ли Витторио согласится пойти со мной – слишком напряженно мы чувствуем себя в обществе друг друга.

– Витторио не пойдет с тобой.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что знаю.

– Тогда…

– Тогда тебе стоит дождаться твоих товарищей.

– Да как же они найдут меня?!

– Найдут, мы поможем…

Через три дня спокойному житью «молчащих» пришел конец (сами виноваты!), потому что Лооггос привел пред ясные очи Милава Ухоню и Калькониса.

Сказать, что встреча была радостной, – значит ничего не сказать. Ухоня был в таком восторге, что облизал буквально всего кузнеца с ног до головы, заодно прихватывая и Калькониса, который сам от счастья едва не плакал. Лооггос вежливо удалился, оставив путешественников в одиночестве наслаждаться радостью встречи. В течение получаса они не выпускали друг друга из объятий, спрашивая и отвечая одновременно. Наконец первый бурный порыв прошел, и они смогли говорить более сдержанно.

– Три коромысла, одно ярмо и два дышла! – орал Ухоня благим матом. Напарник, да мы теперь всех на куски порвем – никто не сможет остановить нас!

Милав с удивлением смотрел на ухоноида:

– Чего это ты так разошелся?

– «Чего, чего»… – огрызнулся возбужденный Ухоня. – А того, что похоронили мы тебя и тризну уже справили!

– Как?!

– Вот так! Видели те разбойнички, которых ты в лодке основательно помял, как Витторио – волчье отродье – проткнул тебя шпагой. Ну, попадись он мне!

– Он попадется тебе на глаза быстрее, чем ты думаешь.

– Это еще почему?

– А он здесь.

– Что?!

– Только ты не кипятись, – сказал Милав, зная взрывной характер своего напарника. – Послушай вначале…

Говорить пришлось долго (Ухоня весьма эмоционально реагировал на события рассказа, и Милав больше времени потратил на его успокоение, чем на само повествование).

– Да-а, напарник, – сказал ухоноид в задумчивости, когда Милав закончил историю. – Занесло нас троих в места поганые…

– К счастью, все не так плохо, и ты не ругайся слишком громко, а то наши хозяева могут твое возмущение на свой счет принять.

– Нет, мне тот молчун, что нас сюда привел, очень даже симпатичен! ответил Ухоня. – Жаль, что он немой.

– Он не немой, – возразил Милав. – Просто он никогда не говорит вслух.

– Разве это не одно и то же?

– Нет. Немой – это тот, кто не может говорить, а Лооггос – не хочет!

– А-а, – отмахнулся Ухоня, – не вижу разницы! Ты лучше послушай, что с нами было!

– Можно реплику? – спросил Милав.

– Валяй, напарник, тебе все можно!

– Ты не против, если о ваших приключениях расскажет сэр Лионель?

– С чего это?

– Ну-у… меня смущает твоя привычка все происходящее немного преувеличивать.

– И из-за такого пустяка ты лишаешь меня удовольствия рассказать всю правду о наших приключениях?! Да ты просто эгоист, напарник!

– Не обзывайся.

– Сам такой!

– Ладно, говори.

– С какой стати?! Пусть Кальконис и рассказывает – раз наступили такие страшные времена, что честнейшему из реликтовых ухоноидов никто уже не верит!

– Верим, Ухоня, верим.

– Да?

– Да. Только ты не отвлекайся.

– Ни в коем случае!

Рассказ Ухони получился занятным. Они с Кальконисом вернулись с полдороги (никаких мальчишек, конечно же, не нашли и решили дальше к городу не ехать). Лодки на берегу не было. Как не было ни Витторио, ни Милава. Кальконис предположил самое худшее: горгузы все-таки выследили их компанию и, когда отряд разделился, напали на кузнеца и картографа, то ли пленив их, то ли погубив (отсутствие лодки говорило о самом страшном). Ухоня рвал и метал. А здесь как раз и раненые разбойнички подвернулись. Вид разъяренного ухоноида развязал языки всем, кто был в состоянии связать два-три слова. Рассказу об убийстве Милава они сначала не поверили. Но скончавшийся на руках у Калькониса кормчий божился, что это так. Перед смертью не врут даже разбойники…

Два дня они оплакивали погибшего товарища. Затем нашли лодку и отправились на поиски Витторио, поклявшись расквитаться с ним за злодейство. Так и мотались три недели по всему побережью, отыскивая следы негодяя. Но никто пропавшей лодки не видел, как не видел и незнакомца по имени Витторио. Ухоня с Кальконисом совсем было отчаялись, но им попался один смышленый малый, посоветовавший найти тех, «кто живет в холмах недалеко от берега, избегая общества других людей». Ухоня решил, что там убийца вполне может скрываться от его возмездия. А вчера их встретил молчун – и вот они здесь!

То ли Ухоня слишком волновался, то ли предварительная перепалка сыграла свою роль, но ухоноид на удивление правдоподобно поведал о том, что с ними приключилось в отсутствие кузнеца. Было как-то непривычно слушать речь Ухони, не пересыпанную перлами восхваления себя самого.

– Судя по рассказу, – сказал Милав, хитро прищурив глаз, – вы весьма кисло провели это время. Ни стычек тебе, ни подвигов!

– Ты что, напарник! – возмутился Ухоня. – Да ты знаешь, что я один потопил три галеры!

«Вот это уже знакомо!» – подумал Милав с теплотой в сердце и не стал перебивать Ухоню, которого словно прорвало.

* * *

Больше двух дней гостеприимные хозяева обитаемых холмов не смогли вытерпеть присутствия ухоноида. Не потому, что вдруг утратили интерес к спасенному ими Милаву, а потому, что Ухоня буквально похоронил «молчащих» под завалами своих мыслей, самые деликатные из которых звучали примерно так: «Тары-бары-растабары, теперь-то уж точно этим гнусным гхотам, преклоняющимся перед вселенской мразью по имени Аваддон, не уйти от моего возмездия!» К тому же Ухоня размышлял не только о черном чародее и его недостойных приспешниках, но и о самих «молчащих», характеризуя их подчас весьма нелицеприятно. По этому поводу у Милава с Лооггосом состоялся – как бы это поточнее выразиться – весьма деликатный разговор:

– Ваш товарищ Ухоня – своеобразная личность. Но он вносит смятение в нашу мыслесферу своими… это и мыслями не назовешь!

– Можете не объяснять, уважаемый Лооггос, я дольше кого бы то ни было знаком сухоноидом и прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Да и мне давно уже пора покинуть ваш гостеприимный дом. Дело за лошадьми, которых у нас нет.

– Это не такая уж великая трудность. В одном пешем переходе от наших холмов находится деревушка скотоводов. Там богатый выбор лошадей. Но…

– Что?

– Вы должны знать одну вещь: на этом острове НИКТО не ездит верхом!

– Я что-то не совсем вас понимаю… Вы хотите сказать, что на острове нет всадников?

– Именно.

– Зачем же им лошади?!

– Для передвижения. Но лишь в коляске, телеге, арбе – в общем, на чем угодно, только бы лошадь была во что-то запряжена.

– Что за дикость! А если мы не послушаемся?

– Воля ваша. Однако скажите мне, что сделают на вашей родине с чужаком, который незваным явится к вам и станет попирать самое для вас святое?

– Ну… Думаю, ему недолго удастся жить у нас… Но при нем здесь это?

– А при том: единственный закон на острове, который НИКОГДА и НИКЕМ не нарушался, – запрет на верховую езду.

– Но почему?

– Я отвечу вам: когда-то на заре мира этим островом владел великан Тогтогун. Это он из своей плоти и крови создал на безжизненных скалах и растения, и животных. Потом туда пришли люди. Тогтогун был не против их соседства и позволил им жить на острове. Но среди людей был один – Лежень Задира, который только тем и занимался, что надоедал добродушному великану, высмеивая его рост и неспособность иметь семью с человеческой женщиной. Тогтогун терпел и не обращал на насмешника внимания. Однако Лежень Задира не унимался; однажды он вызвал Тогтогуна на состязание в беге, но сказал:

«У тебя слишком длинные ноги – это ставит нас в неравные условия».

«Чего ты хочешь?» – спросил великан.

«Позволь мне воспользоваться четырьмя запасными ногами, которые стоят у меня в хлеву».

Тогтогун не усмотрел в этом подвоха и согласился. На следующий день все население острова собралось в условленном месте. Тогтогун оглядел лошадь – такого диковинного животного он еще не встречал.

«Почему твои запасные ноги выступают вперед и назад, да еще и голову имеют?»

«Ноги слишком тяжелые, – ответил коварный Задира. – И я попросил этого зверя помочь мне подержать их».

Тогтогун ничего не сказал – он всю свою жизнь прожил один на острове и не подозревал, что в мире существуют ложь и коварство. Он поверил Задире, и состязание началось. Тогтогун сразу же оставил соперника далеко позади. Но это было только начало. Они договорились, что победит тот, кто первым добежит до Великой Водной Глади.

Весь первый день Тогтогун был впереди. На второй день он начал уставать, и за его спиной показался Лежень Задира. Третий день Задира скакал рядом с великаном, а на рассвете последнего дня, когда вдали показались спокойные воды Великой Глади, Тогтогун понял, что проиграл Лежень Задира оставил его далеко позади.

Тогтогун очень удивился подобной выносливости. Он едва добрел до лагуны, упал в воду и долго лежал, не в силах поверить, что проиграл. А коварный Лежень Задира – свежий, словно после долгого сна, а не после многодневного бега – стал подтрунивать над Тогтогуном:

«И ты считаешь себя самым сильным и выносливым? Ха-ха-ха!! Да любой человеческий ребенок может обогнать тебя!»

Неведомое до той поры чувство гнева овладело великаном. Он с такой силой ударил огромными кулаками по земле, что поднялась большая волна и смыла Задиру с лошади. Только тогда понял Тогтогун, что его обманули. Гнев его был ужасен – люди еще долго не могли прийти в себя после этого. Лежня Задиру больше никто и никогда не видел; что произошло с ним – знает только Тогтогун. Но великан после случившегося обиделся на людей и навсегда ушел в горы, оставив единственное табу: ни один всадник не должен топтать землю, которую он создал из своей плоти и крови. Иначе…

– Но ведь это всего лишь легенда! – вскричал Милав.

– Это не легенда – это наша ИСТОРИЯ!

Глава 4
БОЛ-О-БОЛ

– Напарник, ты не находишь, что мы выглядим в этом рыдване, как идиоты?! – спрашивал Ухоня, с ненавистью оглядывая огромную неуклюжую повозку, которая тащилась по разбитой дождями дороге, влекомая тройкой приземистых коняг.

– Отчего же, – возразил Кальконис. – По-моему, очень даже неплохо – на голову не капает, да и с ночлегом проблем никаких.

– О чем вы говорите?! – не унимался ухоноид. – Мы тащимся со скоростью беременной черепахи!

– Я не знаю, как ползают беременные черепахи, – подал голос Милав, но кони нам достались самые лучшие!

– Да разве это кони! Это же отъевшиеся коровы! Только посмотри на их ноги и животы! Какая-то пародия на скакунов!

– А скакунов нам никто и не обещал, – сказал Милав.

– Я вижу, что ты действительно поверил во всю эту чушь о великане Тогтогуне! (Милав поведал своим товарищам всю легенду от начала до конца иначе ему трудно было бы объяснить, для чего им нужен колесный мастодонт.)

– Ухоня, обычаи народа, тебя приютившего, нужно уважать! назидательным тоном произнес Милав.

– Э-хэ-хэ, – вздохнул огорченный ухоноид, – измельчали вы…

– Не измельчали, а поумнели. Кстати, тебе тоже не мешало бы.

– Вот еще! Сидеть рядом с вами и рассуждать: а что случится, если я сяду верхом на коня? Нет уж – увольте!

Милав вдруг резко остановил повозку. Ухоня удивленно спросил:

– Ты чего?

– Слазь!

– Да в чем дело!!

– Слазь и помоги мне!

Милав спрыгнул в дорожную грязь и пошел к лошадям. Ухоня последовал за ним, держась на безопасном расстоянии (кто знает, что выкинет человек, ПОБЫВАВШИЙ ПО ТУ СТОРОНУ БЫТИЯ И ВЕРНУВШИЙСЯ ОТТУДА?)

– Выпрягай лошадь! – сказал Милав.

– Зачем?

– Будем смотреть, что случится с тобой, когда ты сядешь на спину лошади.

– Что я, подопытный кролик, что ли?

Милав не слушал Ухоню и уже заканчивал выпрягать лошадь.

– Можешь не трудиться, – сказал Ухоня, с тревогой поглядывая на товарища. – Не полезу я на это убожество. Да и седла нет!

– Ничего, – успокоил товарища Милав. – Ты полегонечку, потихонечку…

Лошадь стояла перед Ухоней, опустив голову и поглядывая на потенциального седока.

– Ну, чего же ты? – спросил Милав.

– Да я…

– Вот видишь, – на словах-то всегда легко храбриться, а на деле…

– Ты что же, думаешь, что я испугался?!

– Ага.

– Этого дохлого пони?

– Ага.

– Ты серьезно?

– Клянусь тигриным коренным клыком!

– Ах так!

Ухоня вскочил на спину флегматичной лошадки и вонзил когти в ее бока. Милав за секунду до этого предусмотрительно отпрыгнул в сторону (сказки сказками, но и о себе никогда не мешает позаботиться!). Кальконис встал во весь рост и внимательно наблюдал за разворачивающимися событиями. Казалось, сама природа замерла, ожидая, что же случится с тем, кто отважился – нет, не так – кто посмел нарушить великий запрет Тогтогуна? И…

И ничего не произошло!

То есть совсем ничего не произошло: ни гром не грянул, ни земля не разверзлась. Но самое поразительное – «дохлый пони» так с места и не сдвинулся! Ухоня тянул коняжку за гриву, покусывал за шею, царапал когтями бока – тщетно. Лошадка только шкурой подрагивала, словно надоедливых слепней отгоняла, и… продолжала стоять как вкопанная. Ухоноид окончательно выдохся и уступил упорству «дохлого пони», предположив, что именно этот экземпляр лошадиного мира ведет свою родословную от осла.

– И что все это значит? – спросил Ухоня. Милав был озадачен не меньше ухоноида. Он вернул лошадку в упряжку, а затем уселся на место возничего.

– Ты так мне ничего и не скажешь? – накинулся Ухоня на него.

– А что я должен говорить? Не я же катался на этом арабском скакуне, а ты! Вот и поделись с друзьями своими впечатлениями!

Ухоня не ответил. Он обиженно засопел и уполз в дальний угол, в раздражении откусывая от борта повозки здоровенные куски древесины. Некоторое время слышался только хруст перемалываемых ухоноидом щепок. Потом заговорил Кальконис:

– Ухонин опыт показателен.

– Это чем же? – осведомился ухоноид, перестав на время разрушать их «дом на колесах».

– Тем, что легенда о Тогтогуне могла в действительности иметь место.

– О чем вы говорите! – возразил Ухоня. – Лошадь даже с места не сдвинулась!

– Вот именно – не сдвинулась! – Сэр Лионель сделал ударение на последнем слове.

– И что с того?

– Мы подсознательно ожидали чего-то сверхъестественного: извержения вулкана или воскрешения Тогтогуна, хотя и не верили в это. На самом деле все оказалось намного загадочнее – лошадь просто не сдвинулась с места, тем самым подтвердив действенность запрета.

– Да, но почему она не сдвинулась с места? – спросил Милав.

– Трудно сказать. Быть может, эта порода лошадей и не умеет ничего другого, как тянуть за собой повозку.

– Не очень-то убедительно! – пробурчал Ухоня, успевший окончательно успокоиться, – теперь «дому на колесах» полное разрушение не грозило.

– Предложите что-нибудь получше, – пожал плечами сэр Лионель.

– Запросто! Ваша теория о специально выведенной породе лошадей и яйца выеденного не стоит! Кто мешал жителям завезти с континента нормальных лошадей?

– Вот именно – кто?

Ухоня ответить не успел. Впереди послышался голос, и они увидели повозку, перегородившую дорогу; сломанное колесо лежало в жирной грязи, а возле него кто-то копошился.

– Вот у этого аборигена и спросим! – обрадовался Ухоня, собираясь выпрыгнуть. Милав удержал его:

– Ты своим обличьем едва ли его обрадуешь. Пойду я.

Милав осторожно слез со скамьи и, соскальзывая в колдобины, направился к незнакомцу. Последний уже заметил подъехавших и теперь стоял у своего колеса, дожидаясь Милана. Кузнец остановился на некотором удалении и поднял руки в знак того, что у него нет оружия. Незнакомец молчал. Милав прошел еще несколько шагов и встретился с ним взглядом.

«Бол-О-Бол из племени болоболов, – равнинный карлик низшего разряда. Молод, горяч, в меру волосат и в меру съедобен. Перешагнул рубеж предварительной зрелости (то есть достаточно созрел для того, чтобы усладить вкусы равнинных карликов второго разряда). Занимается исключительно извозом (не гнушается и „левых“ рейсов). Живет в повозке. Обидчив. Горд. Смачно плюет на всех, кто ниже ростом. Грамоте необучен; с человеческой речью незнаком».

Милав продолжал идти, не выпуская Бол-О-Бола из виду. Он был уже совсем близко от карлика, когда с удивлением заметил, что возле колеса никого нет. Милав подошел к повозке, завалившейся набок, огляделся. Карлик исчез. Он напрягся и…

Кто-то стоял за его спиной. Милав резко обернулся и успел заметить маленькая волосатая ручонка схватила ножны Поющего и попыталась сорвать их. Попытка эта была для Бол-О-Бола роковой – Милав схватил его руку и сжал так, что окрестности огласились воплем, который мало походил на человеческий.

Милав поднял вопящего Бол-О-Бола в воздух, поднес к лицу и еще раз заглянул в маленькие глазки, бегающие, словно ртутные шарики.

– Значит, говорить ты не умеешь? – тихо прошептал Милав. – Тогда мы поступим по-другому…

Он поставил карлика на землю и обхватил его голову руками. Сосредоточился, преодолевая завесу испуганных мыслей Бол-О-Бола, и скоро нашел кое-что интересное: сквозь муть рвущихся и расползающихся, словно гнилая дерюга, мыслей карлика проступили яркие и четкие обрывки воспоминаний. Милав устремился к ним и успел впитать в себя, прежде чем они вновь погрузились в молочный туман тупой рассеянности Бол-О-Бола:

«Их всего трое: двое мужчин и зверь, похожий на горного тарлика… обмануть трудно… если они смогли добраться до острова и их не остановили горгузы, у нас… сколько можно говорить об одном и том же! Теперь только ты… перестань хныкать! Твое дело забрать то, что висит у одного из них на поясе… нет, убивать их нельзя, мы еще…»

Милав убрал руки и толкнул Бол-О-Бола в объятия подошедшего Калькониса. Ухоня был тут же, его глаза спрашивали: «Есть что-то интересное, напарник?!»

Глава 5
НАЛЕГАЙ, БРАТЫ!

Карлика связали и бросили в дальний угол повозки. Кальконис вопросительно посмотрел на Милава:

– Что сказал коротышка-абориген?

– Ничего не сказал, но вспомнил кое-что интересное – за нами по-прежнему пристально наблюдают.

– Тоже мне – новость! – воскликнул Ухоня. – Да я на каждом привале следы обнаруживаю!

– И ты молчал?

– А чего? У вас тоже глаза не на затылке!

* * *

Вечером прибыли в какое-то крупное поселение. На общем голосовании решили посетить местную достопримечательность – харчевню, чтобы, значит, себя показать да на людей поглазеть (которым есть что растрепать по пьяному делу). Расположились поближе к выходу (храбрец не тот, кто никогда не отступает, а тот, кто отступает согласно плану!). Посетителей в комнату набилось достаточно, и новички не слишком выделялись из общей массы. Ухоня, пребывавший в состоянии невидимости, ворчал на «звериный голод» и «вопиющую дискриминацию» (кушать-то всем хочется!), Милав не обращал внимания на привычное нытье своего товарища, прислушиваясь к разговорам.

Говорили вокруг о чем угодно: о плохой погоде в этой части острова, о том, что какой-то Герчиог нашел останки коня самого Лежня Задиры, о прошлогоднем состязании по гонкам на парусных лодках… В общем, обо всем, кроме того, что заинтересовало бы Милава. Он увеличил дальность восприятия звуков и наконец услышал кое-что интересное. Трое крепких мужчин сидели в самом дальнем конце харчевни. Милав напряг слух, чтобы ничего не упустить из разговора, привлекшего его внимание единственным словом – «росомон».

– …да я сам от него слышал!

– Ага! От Лингуста Длинный Язык!

– Ну, и что, если длинный! Его прозвали так вовсе не за вранье, а за то, что он поговорить любит!

– И что же рассказал Лингуст Длинный Язык?

– Он говорил это не только мне – там еще много погонщиков было. Так что если ты мне не веришь, можешь у них спросить!

– Ладно, не заводись. Рассказывай лучше.

– Ты о росомонах что-нибудь слышал?

– Это те, у которых поголовье медведей больше, чем население самой страны?

– Именно.

– У них там вечная зима?

– Точно! Так вот, отряд этих самых росомонов отправился по каким-то надобностям к своим соседям – полионам. А те – не будь дураки – не захотели с дремучими росомонами знаться, потому как полионы – народ тонкий, просвещенный. А что росомоны? Тунгусы дикие, варвары необразованные! Так вот, эти самые росомоны решили отомстить полионам страшной местью – взяли и сожгли целое поселение со всеми обитателями.

– Да неужто со всеми?

– Так Лингуст Длинный Язык говорил! Слушай дальше: но нашелся среди полионов мальчишка один, решивший отомстить палачам за гибель своего селения. Прибился он к доверчивым росомонам и завел их в болота непроходимые, топи бездонные. А выход из ловушки был один. И когда росомоны захотели вернуться – их уже целое войско полионов поджидало.

– И что?

– Порубили всех росомонов.

– А мальчишка этот?

– Сбежал. Как только завел отряд в гибельное место, так тайной тропкой и ушел!

– Ой, молодец!

Милав с трудом верил услышанному. Он так вцепился в столешницу, что под его пальцами захрустело толстое дерево и мелкой крошкой посыпалось на земляной пол. Кузнец этого даже не заметил – он искал следы того, о чем говорили в дальнем конце харчевни. Он искал недолго – так велико было его желание увидеть услышанное собственными глазами, что событие внезапно развернулось перед ним с невероятной достоверностью…

* * *

– Где Стозар? – спросил Вышата, оглядывая необъятную болотную топь.

– Да здесь был только что, – ответил сотник Корзун. – Позвать его?

– Позвать… – Вышата продолжал осматривать унылую панораму болота, тянущуюся до самого горизонта. Где-то глубоко в душе проблеснула тонкая игла подозрения. Она стала покалывать сердце, заставляя его трепетать и сжиматься. Тысяцкий не хотел поддаваться этому чувству, но и глазам своим он не мог не верить: его отряд стоял посреди обширных топей, и дороги дальше не было – только зыбь, покрытая слоем мха и травы.

Вернулся сотник Корзун. Говорить он не решался.

– Ну? – спросил Вышата.

– Мальца нигде нет!

– Кто видел его последним?

– Да я и видел, – в замешательстве ответил сотник. – Было это совсем недавно, а потом он куда-то отлучился и… нет его!

Вышата все еще не мог поверить в произошедшее. Но память услужливо воскресила слова Милава перед их расставанием: «…не доверяй слишком Стозару-найденышу!»

«Выходит, Милав был прав, – подумал Вышата. – Я оказался так глуп, что позволил заманить себя в ловушку. Ничего, еще не вечер! Ловушку можно превратить в хороший капкан для самого противника, если подойти к этому делу с умом…»

– Корзун!

– Да.

– Возвращаемся! Позови ко мне Ромулку-стрелу.

Сотник умчался в конец колонны. Вышата последовал за ним.

Росомонам не хватило совсем немного времени, чтобы перестроиться в боевой порядок. Шли они походным маршем, и весь обоз катился сзади. Поэтому основной удар противника пришелся именно на него, что привело к суматохе, и пять десятков личной гвардии тысяцкого оказались отрезанными от второй половины отряда, которая приняла неравный бой первой.

Что за противник напал на них, Вышата не знал. Слыша звуки боя, он приказал сталкивать телеги в болото. На это ушло несколько драгоценных минут, давших противнику преимущество: враг смял росомонов и устремился вперед. Но к этому времени почти все телеги обоза были уже сброшены и росомоны во главе с тысяцким с такой силой врубились в неплотный строй нападавших, что отбросили их на старые позиции.

– Налегай, браты! – ревел тысяцкий, сокрушая нападавших двуручным мечом. – Не позволим коварным недругам топтать честь росомонов!!

И росомоны «налегали»! Болотная гать была узкой – едва две телеги разъедутся. Поэтому росомоны валили поверженных врагов по обе стороны и по их телам продолжали идти вперед, перемалывая поредевшие ряды противника.

Неожиданно в бое возникла пауза.

– Где сотник? – спросил Вышата, вытирая взмокшее чело.

– Отвоевался Корзун…

– Замилу-слухача ко мне!

– Здесь я, тысяцкий!

– Что скажешь: много ли ворога перед нами?

– Много. Сотен пять…

– Эхма! Ну что ж, браты, видно, не увидеть нам больше землицы родимой! Так не посрамим предков славных! Не покажем врагу подлому спины свои! Помните, други: того, кто смерть не в лицо примет, а в спину, – и на том свете найду!! – И захохотал тысяцкий во все горло – да так, что враги замерли, а некоторые из них в страхе попятились.

Вышата сорвал располовиненный страшным ударом шлем и крикнул остаткам своей рати:

– Покуражимся напоследок! Прощайте, други, авось свидимся в вотчине предков!

Вышата понимал: потеряв половину отряда, имея соотношение сил один к десяти не в свою пользу, зажатый с двух сторон болотом, он не имел никаких шансов на победу. Оставалось сделать так, чтобы неведомый враг, напавший по-предательски в спину, дорого заплатил за свою подлость.

Росомоны навалились – противник дрогнул и побежал. Вышата, чувствуя, что товарищи его верные с ним рядом, кинулся преследовать негодяев. Он несся вперед, коля, рубя, топча, сокрушая всех на своем пути, пока не заметил далеко впереди стройные ряды лучников.

«Ну вот – последний рубеж, – подумал он и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. – Да, прав ты был, Милав-кузнец, не стоило доверять найденышу!»

Стрелы валили всех без разбора – коней, росомонов, врагов…