Текст книги "Колесо превращений"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

Книга вторая
БОЛЬ ОБ УТРАЧЕННОЙ ПАМЯТИ

Прошу не усмотреть в сопоставлении зла и добра условное деление, ибо границы так извилисты, что не поддаются земному измерению.

«Сердце»

Часть первая
ПО СЛЕДУ ТЕМНОГО КОЛДУНА

Храбрость для защиты Отечества – добродетель, но храбрость в разбойнике – злодейство.

А. А. Бестужев-Марлинский

Глава 1
ВСТРЕЧА

… Минуло два года.

Вслед за февралем-бокогреем пришел март-протальник. Весна!

Оживать стала природа; не зря в народе говорят: весной и оглобля сухая за одну ночь травой обрастает!

Все весне рады: и птички-пичужки, и звери по лесам да по норам, и насекомый какой мелкостный. Но более всего матушке весне люди радуются зима была лютой, многоснежной, повыгребла-повымела все запасы из закромов росомоновских; вся надежда теперь на весну раннюю да скоротечную.

В Рудокопове тоже весенняя суета – люди за приметами следят, лето загодя распознать пытаются. Вести быстро по слободам разносятся: кто-то слышал, что кукушка за рекой куковала часто и «шибко сильно» – жди теплое время; кто-то сказал, что кора на рябине и березе во многих местах потрескалась – верная примета, что недалече уже продолжительная, хорошая и сухая погода. А мальчишки разновозрастные с нетерпением ждут появления майских жуков – у этих сорванцов своя «метеорология»!

… Милан основательно собирался на дроворуб, помня о том, что бабушка Матрена еще с середины февраля-снеженя как бы невзначай напоминала ему: «Дроворуб – та же страда: не нарубишь до пахоты – так зиму сырником и будешь топить!» А Милаву что? Наработался в кузне-то за долгую-предолгую зиму, теперь и в лес на недельку можно отправиться – засиделся на одном месте. Вон, даже Ухоня и тот – словно и не ухоноид вовсе, а кот мартовский, облезлый – так и норовит на улицу юркнуть!

– Милавушка, ты что же, и его с собой в избушку берешь? – спросила старушка, поглядывая на слабо мерцающего уссурийского тигра в углу горницы.

– А куда я без него?! – откликнулся из сеней Милав.

– Да скучно мне одной-то будет, – задумчиво произнесла старушка, – он такие сказки забавные рассказывает, пока ты в кузне работаешь!

– Насчет сказок он мастак! – усмехнулся Милав. Ухоня заерзал в углу.

– Такое впечатление, что меня нет в этом доме, – недовольно произнес он. – Могли бы и меня спросить…

– О чем? – осведомился Милав.

– Ну, например, хочу ли я с тобой на заготовку дров отправиться?

– А ты, значит, не хочешь?

– Я этого не говорил, – быстро откликнулся Ухоня. – Но… спросить могли бы!

– Хорошо, Ухоня, – вполне серьезно заговорил Милав, – я тебя официально спрашиваю: хочешь ли ты отправиться со мной на дроворуб?

– Разумеется, напарник! О чем речь!!

Баба Матрена только головой покачала – дети, истинные дети!

Ухоня, чувствуя за собой вину, что оставляет старушку в одиночестве, скользнул к бабе Матрене и стал бессовестно подхалимничать. Он терся о ее ноги и при этом забавно мурлыкал – такая ма-а-аленькая киска длиной в полторы сажени и весом в двадцать пудов!

– Ну тебя, – отмахнулась баба Матрена, – отстань! Не сержусь я вовсе!

* * *

… За три дня Милав «наворотил» – по выражению ухоноида – столько, что дров хватило бы на две зимы; кузнецу пришлось несколько охладить свой пыл, и они вместе с Ухоней следующие два дня только гуляли по лесу, выбирая места посуше (днем снег успевал хорошо подтаять).

В последнюю ночь перед возвращением домой Милав спал плохо. Скорее это был даже не сон, а так – долгое балансирование на грани сна и бодрствования. Он то проваливался в беспросветное марево, то просыпался, вглядываясь в окно, затянутое бычьим пузырем, в надежде, что рассвет уже наступил. Но за стенами избушки царила ночь, и Милав вновь погружался в тревожное состояние полудремы.

Время неумолимо двигалось к рассвету, и он наконец-то заснул…

ШЕПОТ?

– Он болен сердцем?

– Да, беспричинное сердцебиение говорит о приближении к нему существ из Тонкого Мира.

– Ему нужно оздоровить сердечную сферу, если он хочет избежать катастрофы.

– Я думаю, он сможет – я вижу в нем яркий пламень самопожертвования. Это отведет от него стрелы вражеские и сделает неуязвимым.

– Но сможет ли он выстоять?

– Сможет, потому что он помнит: сердце – посредник с Высшими Мирами!..

– Да проснись ты наконец!

Кто-то настойчиво тряс его, и кузнец открыл глаза.

– Ты что, Ухоня! – Милав уставился на товарища.

– Что-что, – пробурчал Ухоня, – ты на себя посмотри!

Милав сполз со скамьи, осмотрелся. За окном было утро. В избушку сквозь закопченную муть пузыря попадало не очень много света, но Милав смог разглядеть и скомканную шубу на полу, и опрокинутую посуду на столе! Вслед за этим он обнаружил, что спина совершенно мокрая, а по лбу стекают струйки пота; грудь тяжело и прерывисто вздымалась, словно после долгой, изнурительной работы.

Кузнец вопросительно посмотрел на Ухоню.

– Ты стонал и метался, как в бреду, – объяснил ухо-ноид, – а потом начал так ужасно скрипеть зубами, что мне стало просто жутко, я не выдержал и разбудил тебя…

Милав подобрал одежду, чувствуя противную дрожь в руках.

– Что? Опять?.. – тревожно спросил Ухоня, все это время внимательно наблюдавший за кузнецом. Милав отрицательно покачал головой:

– Это не то, о чем ты подумал…

Путь в Рудокопово показался утомительным. И только приблизившись к избе бабы Матрены, Милав почувствовал, что тревога, с самого утра владевшая им, улетучилась. На душе стало легко – мрак, завладевший сердцем, истаял, уступив место томительному ожиданию встречи с чем-то непонятным и непредсказуемым.

Интуиция, или распознавание, – следствие трудов и опыта жизни – не подвела: перед домом бабы Матрены он увидел нарядные сани с тройкой всхрапывающих рысаков. Людей поблизости не было.

«Вот оно…» – подумал Милав. Впрочем, особых переживаний появление гостей не вызвало – он давно внутренне был готов к чему-либо подобному.

– Никак гости пожаловали! – обрадованно воскликнул Ухоня, скользя по лыжне, оставляемой кузнецом.

– Хороши гости – были б целы кости… – непонятно к чему проговорил Милав, снимая широкие лыжи и входя в горницу.

* * *

На следующее утро Милав и Ухоня надолго покинули избу бабушки Матрены, ставшую для них настоящим домом. Впереди была неизвестность. Впереди был страх…

Возница из числа старшин тысяцкого Вышаты прибыл в Рудокопово с просьбой Тура Орога навестить его по неотложному делу. Больше посланец ничего не сказал, и Милаву с Ухоней приходилось только гадать о причине столь таинственного приглашения. Баба Матрена проводила их, не скрывая слез.

– Вы уж не забывайте старушку, – попросила она на прощание.

– Ну что вы, баб Матрена, – пытался успокоить ее Милав, – мы быстро обернемся – туда и обратно!

– Пустое, – грустно сказала старушка, – сон я видела – долгая дорога вам выпала…

«О чем это она?» – недоумевал Милав, укладывая в сани свой нехитрый скарб. Но старушка пояснять ничего не стала, только что-то тихо шептала себе под нос. Кузнец торопливо поцеловал ее во влажные от слез щеки и пробормотал:

– Без вашего благословения мы из этих мест никуда не тронемся. Слово даю!

Баба Матрена вытерла уголком платочка слезы и, глянув на кузнеца ласково, тихо сказала:

– Поезжайте… Чего уж там…

Она потрепала Ухоню и, сгорбившись, пошла к дому.

Кузнец с Ухоней залезли в сани, возница занял свое место, и тройка рванула со двора под звонкую трель бубенцов. Ехали молча. Говорить не хотелось, потому что в душе росла тревога: что понадобилось от них воеводе спустя два года после памятных событий?

Путь их лежал в острог Выпь. Добрались быстро – ночью сильно подморозило, и полозья легко скользили по замерзшей дороге. В распахнутые ворота острога тройка влетела, словно на крыльях, и замерла у крыльца высокого терема. Встречать гостей вышел сам Тур Орог. Одетый в повседневную рубаху красного цвета, он тепло приветствовал прибывших:

– Здравствуйте, гости дорогие, милости прошу к моему шалашу!

Радость воеводы была искренней, и Милав, сколько ни вглядывался в сильно постаревшее за эти годы лицо, не нашел в нем ничего, что говорило бы о причине приглашения давних друзей. Это несколько не соответствовало скорости их доставки. Однако кузнец вида не подал – он и сам был рад встрече с Туром Орогом.

В гридне Милава ожидал еще один сюрприз. Едва он вошел в комнату, как ему навстречу шагнул Вышата, за спиной которого стоял улыбающийся кудесник Ярил! Милав почувствовал, как обруч напряженного ожидания надвигающейся беды, сжимавший сердце последние сутки, вдруг лопнул. Разве он мог опасаться чего-либо, когда вокруг только преданные друзья?!

Встреча была шумной. Все говорили разом, не слушая друг друга. Ведь они впервые за истекшие месяцы собрались вместе: Вышата несколько месяцев гонялся по всему приграничью за остатками разбитых обров, кудесник больше года провел в далеких землях, Милав с Ухоней трудились в Рудокопове, а воевода взвалил на свои плечи всю тяжесть по управлению вотчиной Годомысла (княгиня Ольга безвыездно проживала в уделе своих родителей). Поэтому каждому было что поведать о себе за обильным столом воеводы.

Расходились далеко за полночь. Перед тем как проводить Милава в его комнату, Вышата взял кузнеца за руку и негромко сказал:

– Ты не откажешься погостить здесь некоторое время– мы ждем еще одного гостя? Милав пожал плечами:

– Я догадывался, что собрались мы не только для того, чтобы выпить за здравие друг друга.

Вышата довольно похлопал его по плечу и удалился в свою комнату.

– Не знаешь, напарник, – заговорил Ухоня, мимо которого не прошло не замеченным ни одно слово в течение всего долгого вечера, – отчего у меня впечатление, что все это мы с тобой уже проходили?

Милав не ответил: осколки неведомой мозаики в его голове начинали складываться в определенную картину…

Глава 2
СОВЕТ

Гостя, о котором говорил Вышата, Милав лично не знал, но наслышан был весьма.

Нагин-чернокнижник. Его многие боялись как огня, другие же просто боготворили, считая живым воплощением Перуна. Именно он – Нагин единственный во всей земле росомонов смог отпоить-отмолить-излечить-исцелить обеспамятевших девиц и воинов. Не всех, конечно, – хрупок сосуд души человеческой, но многих… Очень многих!

Именно его в тереме воеводы все и ожидали с непонятным для Милава нетерпением. На вопросы, обращенные по этому поводу к Вышате, тысяцкий только отмахивался: «Подожди, вот Нагин объявится – тогда…» А что «тогда», ни слова, ни полслова. Ухоня – большой любитель всяких ребусов предложил версию, что все это, возможно, связано с Годомыслом. Милав не стал ни спорить, ни соглашаться, доверившись тысяцкому.

Нагин объявился вечером. Это был вовсе еще не старик (как мысленно его представлял себе Милав, памятуя о великой славе чернокнижника). Невысокого роста крепкий мужчина вошел в гридню, где все в эту минуту сидели за широким «совещательным» столом, и низко поклонился собранию.

– Доброго ветра и доброго здравия всем и каждому! – произнес он глухим низким голосом и сел на предложенное Туром Орогом место.

– Потрапезничаешь с дороги? – спросил воевода. Нагин отказался.

– Коли дело приспело – не до трапезы, – сказал он, согреваясь в сладком тепле комнаты.

Нагин внимательно осмотрел присутствующих, дольше всего задержав взгляд на Ухоне, возлежавшем в углу искрящейся грудой меха. Потом перевел взор на Милава и сказал:

– Давно я хотел с тобой встретиться, да только теперь вот собрался.

Милав лишь голову склонил в знак внимания и тем ограничился – он совершенно ничего не понимал в происходящем. Нагин еще раз вгляделся в кузнеца, разгладил морщины на лбу и спросил:

– Я вижу, Милав ни о чем не ведает?

За всех ответил Тур Орог:

– Тебя ждали – не хотели раньше времени его тревожить.

– Ну что ж, – вздохнул Нагин, – значит, мне придется обо всем поведать ему.

Милав внутренне сжался – последние дни подготовили его к принятию любой новости, какой бы ужасной она ни оказалась. И все же…

– Я думаю, – заговорил Нагин, – что пришло время и тебе, кузнец, узнать черную новость – Аваддон жив!!!

Сердце дрогнуло и затрепыхалось в груди. За ничтожный миг Милав вспомнил все, что произошло с ним и краем росомонов два года тому назад. Видения были яркими и вполне материальными – Милав почувствовал даже запах запаниковавшего Аваддона, когда смрадная бездна распахнула свои объятия, чтобы принять… свое любимое детище!

Тук… тук-тук… тук-тук-тук… Сердце застучало ровнее, и Милав увидел прямо перед собой огромные зеленые глаза Нагина-чернокнижника.

«Неужели я потерял над собой контроль?» – со стыдом подумал Милав, ожидая услышать от друзей слова сочувствия. Но глаза Нагина смотрели спокойно, с пониманием. Милав понял, что ужасную новость он принял достойно.

– Молодец, Милав! – произнес Нагин с уважением. – Пожалуй, даже я, узнав об Аваддоне, проявил меньшее самообладание.

Милав ничего не ответил – он ждал объяснений.

– Месяц тому назад, – заговорил кудесник Ярил, – Вышата выследил и разбил последние крупные силы обров. В полон взяли множество самого разного народу: и рабов – бывших росомонов, и знатных обров, и всякого мелкого люду немерено. И был среди раненых обров один, на которого Вышата обратил особое внимание. Одет необычно, речи в бреду горячечном произносил весьма странные – все с господином своим беседовал и называл его не иначе, как «великий маг Аваддон»… Вышата в спешном порядке доставил того «обра» сюда, в острог Выпь. А уж здесь Тур Орог распорядился его к Нагину отправить.

Кудесник замолчал, Милав перевел взгляд на чернокнижника.

– Я проверил его сознание – не обманщик ли, подосланный теми же обрами, чтобы умы наши смущать именем проклятым? – Нагин на минуту замер, подумал недолго и продолжил: – Раненый не лгал – в его сознании я прочел это. На самом деле он вовсе не обр, а лорд Катавэйн из страны Гхот ближайший соратник Аваддона.

В комнате повисла тишина – все обратились во внимание.

– Сознание Катавэйна контролируется сильнейшей блокадой, дальше которой я пройти не могу. Мне удалось узнать следующее: лорд Катавэйн прибыл к обрам больше года тому назад и все это время колесил возле самой границы наших земель, захватывая беспечных торговцев и охотников. Его интересовал только один человек…

Нагин не назвал имени, но Милав был абсолютно уверен, что речь идет о нем.

– Ты не узнал, зачем он искал… – Тур Орог осекся, но затем завершил вопрос, – этого росомона?

Нагин покачал головой:

– Блокада очень сильная, если я попытаюсь ее одолеть, лорд Катавэйн, без сомнения, лишится рассудка.

– А нужен ли нам его рассудок? – спросил Вышата, которого мало заботило здоровье какого-то там гхота, пусть и весьма именитого насмотрелся он за этот год на бесчинства обров и имел к ним свои счеты.

Кудесник укоризненно покачал головой:

– Не месть должна руководить тобой, тысяцкий, а справедливость.

Вышата заерзал на своем месте, но перечить Ярилу не стал.

– Что еще поведаешь нам, уважаемый Нагин? – спросил Тур Орог.

– У обров, коих полонили вместе с лордом Катавэйном, удалось узнать, что прибыл он в ставку Уюрчи не один. Было с ним еще несколько воинов, все они потом разошлись в разные стороны, и судьбу их никто не еедает…

– Значит, не один Катавэйн шпионит за нами, – подытожил Тур Орог.

– Не один, – согласился Вышата, – с западных рубежей доходят сведения, что по землям родственным нам полионов люди подозрительные ходят и смущают народ речами о пришествии в скором времени некоего «избавителя». Я думаю, не нужно объяснять, что под «избавителем» подразумевается Аваддон?

Собеседники переглянулись. Заговорил Нагин:

– Если собрать все обрывочные сведения в одну картину, получается, что Аваддон готовит вторжение?

Вопрос не был риторическим, и воевода попытался на него ответить:

– Мы помним, что смог сотворить один маг на нашей земле. Страшно даже представить, что случится, если к нам хлынут полчища под покровительством Аваддона!

Вышата возразил:

– Мне кажется, не стоит преувеличивать силу чародея. Да, как маг он очень силен, но реальной власти в стране Гхот не имеет. Он не может объявить нам войну.

– Ему это и не нужно, – возразил кудесник.

– Откуда такая уверенность? – осведомился Тур Орог.

– Аваддон – темный маг, его стихия – демоны. Ему не нужны люди для осуществления своих планов. События в крепости Годомысла два года назад тому доказательство.

– Может быть, и так, – запальчиво произнес Вышата, – значит ли это, что мы должны спокойно сидеть и ждать, когда чародей «осчастливит» нас своим посещением?

– Я этого не говорил, – спокойно ответил кудесник. – Мы собрались здесь именно для того, чтобы решить – как быть дальше. Делать вид, что ничего не происходит, больше нельзя.

– Усилить западные рубежи новыми острогами мы, конечно, можем, задумчиво заговорил воевода, – войны с обрами еще долго не будет. Но окажется ли это достаточной защитой, если Аваддон действительно отважится напасть на нас?

– А что, если… – Вышата даже привстал за столом.

– Знаю, – улыбнулся Тур Орог, перебив тысяцкого. – Ты хочешь предложить добить Аваддона в его собственном отхожем месте?!

Все улыбнулись, а Вышата немного смутился.

– Ну, я не то чтобы… – пробормотал он.

– Мысль благородная, но невыполнимая, – сказал Тур Орог уже серьезным тоном. – За землями полионов лежит страна Виг. Чтобы преодолеть ее, нам сначала придется полонить весь их народ. Мы не завоеватели. Этот путь не для нас.

– А знаете, Вышата в чем-то прав… – вдруг сказал кудесник. Все посмотрели на него. – Я имел в виду саму мысль достать Аваддона в его логове! – пояснил Ярил.

Тур Орог с сомнением покачал головой:

– Безумная затея… Сколько росомонов могут преодолеть землю вигов, чтобы не вызвать никакого подозрения? Десять человек? Пять?

– Действительно, – согласился кудесник. – И пять крепких мужчин вызовут подозрения, если будут расспрашивать дорогу в страну Гхот…

– А если не расспрашивать? – прищурился воевода.

– В стране Гхот никто из росомонов не был, – возразил кудесник. – Нам дорога в те далекие земли неведома.

– А у меня есть человек, который был там! – хитро улыбнулся Тур Орог.

Кудесник удивленно посмотрел на воеводу:

– Уж не шутка ли это, Тур?

– Совсем нет. Да вы все его хорошо знаете!

– Да не томи ты, воевода! – взмолился Вышата.

– Я о Кальконисе говорю…

В комнате повисла тишина. Недоумение читалось на лицах.

– Ну, воевода, и удивил ты нас! – вздохнул пораженный Ярил. Кальконис, принимавший участие во всех грязных делах Аваддона, по-твоему, поможет нам одолеть чародея?!

– А почему нет? – в свою очередь удивился Тур Орог. – Мы пообещаем ему свободу в обмен на его помощь.

– Его помощи как раз достанет на то, чтобы предать росомонов в ближайшем городе вигов! – Вышата весьма скептически отнесся к словам воеводы.

– Ну, это уже забота тех, кто пойдет в логово Аваддона…

– А кто пойдет?

Вопрос, заданный Вышатой, уже давно витал в воздухе. Все замерли каждый думал о своем.

– Я пойду! – сказал Милав, молчавший почти все время, пока шли споры.

– И я!! – сразу же встрепенулся Вышата. Тур Орог молчал. Принять решение ему было непросто. Очень непросто.

– А вы не подумали о том, что Аваддон, возможно, именно этого и добивается? – вдруг спросил Нагин.

– Чего? – не понял воевода. Чернокнижник пояснил:

– Если Вышата прав и Аваддон не в состоянии собрать у себя дома достаточные силы, чтобы вторгнуться к нам, он вполне может действовать хитростью. Тогда возня вокруг пограничных земель и слухи об «избавителе» все это лишь для того, чтобы выманить Милава за пределы нашей земли?!

Все понимали, что это могло быть правдой…

– Я все равно пойду! – сказал Милав твердо. – Потому что, кроме боли за Родину, во мне живет боль об утраченной памяти…

Глава 3
СКИТ ЯРИЛА

Бабушка Матрена – святая душа – оказалась права, предсказав Милаву и Ухоне дальнюю дорогу. Да только не сразу предстояло им отправиться в путь неблизкий, в страну неведомых гхотов. Сначала, по настоянию кудесника Ярила, Милаву следовало пройти первую ступень посвящения – приобщиться к природе так, чтобы слиться с ней, впитать в себя всю ее силу, всю ее красоту. Ибо грязь и мерзость черного колдовства можно было победить только светлой душой, наполненной первозданной красотой молодой земли росомонов.

Милав был не против затеи кудесника, однако он по наивности не представлял себе, что это за штука такая – первая ступень посвящения. Ярил объяснил ему суть дела, когда через неделю после совета в остроге Выпь они прибыли в скит кудесника – маленькую, невзрачную избушку, вросшую по самые окна в песчаную почву дремучего бора.

На вопрос Милава о причине ужасного состояния его «дома» кудесник с улыбкой ответил:

– Учись смотреть не на форму, а на содержание.

– Так мы еще внутри не были! – встрял Ухоня. – Откуда мы знаем, что у тебя там?!

– У меня там только стол да скамья, – отмахнулся кудесник от назойливого ухоноида. – Но и это лишь форма. Ищите содержание, то есть глубинный смысл вещей.

– Похоже, попали мы с тобой, напарник, в природную лабораторию, – с сожалением в голосе предположил Ухоня. – Старик с нас десять шкур сдерет и сорока потами омоет! Как пить дать!

– Обязательно сдеру, – пообещал кудесник, расслышавший шепот ухоноида, – вот с тебя и начну!

Впрочем, Ухоне особенно не о чем было беспокоиться – ритуал посвящения касался только Милава. Роль Ухони заключалась в молчаливом созерцании и «прочувствовании» торжественности момента. И Ухоня старался; все долгие четыре месяца, пока они жили у кудесника, Ухоня поддерживал своего товарища как только мог. Потому что испытания, выпавшие на долю кузнеца, были поистине запредельными.

– Прежде всего, следует очистить твой дух от скверны черных превращений, – говорил кудесник, готовя Милава к таинству. – Иначе тебе никогда не избавиться от влияния Аваддона. Будем лечить душу через тело. Сможем очистить тело – тогда и дух твой воспарит, словно птица в поднебесье. Готов ли, Милав, к труду этому тяжкому, к победе духа над плотью?

– Готов… – не очень уверенно проговорил Милав. Таинственность слов и всех приготовлений выбила кузнеца из привычной колеи. Он начал даже сомневаться, выдержит ли то, о чем с огнем в глазах говорит кудесник? Но выбор он уже сделал – еще там, в тереме воеводы. И пути назад не было.

Две недели Милав сидел только на растительной пище – никаких продуктов животного происхождения, даже рыбы, в изобилии водившейся в речке, протекавшей под горой, недалеко от избушки. А потом началось. Кудесник назвал это «каскадным голоданием без воды» (при слове «голод» Милав испытал весьма противоречивые чувства, однако доверился Ярилу целиком и полностью).

Первые двадцать дней после растительной диеты оказались самыми легкими. Один день Милав кушал (в основном растительная пища, излюбленная кудесником, лишь иногда – немного рыбы), к вечеру Милав напивался отвара до отвала, а следующий день терпел – не пил, не ел. Далее опять – день кушал, день терпел. Через двадцать дней Милав чувствовал, что новые порты, сшитые ему сердобольной старушкой перед самым его отъездом, стали вдруг великоваты. Зато грудь – и без того немалой ширины – раздалась еще больше.

– Молодец, Милав! – сказал довольный кудесник и объявил: – Пора шагнуть на другую ступеньку.

Вторые двадцать дней прошли тяжелее. Двое суток через двое, в «голодные» дни – ни капли воды. Здесь кудесник внимательно наблюдал за тем, как Милав выходит из голодовки: сначала напиться воды, через некоторое время немного кипяченого козьего молока или рыбьего бульона, а потом можно кушать все. После этого этапа одежду пришлось ушить, а Ухоня стал ворчать, что скоро и ветер сможет гнуть Милава, словно травинку малую. Кузнец с ним не согласился. Продолжая выполнять нехитрую работу по хозяйству, которое состояло из одной козы, содержавшейся Ярилом не столько для себя, сколько для страждущих, обращавшихся к нему за помощью, Милав не чувствовал ни упадка сил, ни слабости. Напротив, физический труд доставлял ему истинное наслаждение.

– Добро, – подвел итог кудесник, – шагнем дальше…

Это было уже совсем не просто. Трое суток через трое – три дня питаться, три дня не есть, не пить. Без пищи еще туда-сюда, но без воды! Милав в «сухие» дни иногда ловил себя на том, что старается все работы выполнять поближе к воде. Совершенно бессознательно ноги сами несли его к речке, но кудесник был начеку. Он все время находился рядом и питался так же, как и кузнец, делая себе послабления лишь в отношении воды. Видя перед собой такой пример, Милав держался.

Перед следующим этапом кудесник долго и тщательно обследовал тело кузнеца: слушал дыхание, сгибал-разгибал суставы, заглядывал в глаза и даже принюхивался к его дыханию.

– Ну как? – с тревогой спросил Милав, в тайне желавший прекращения мучительных испытаний. Кудесник неумолимо ответил:

– Шагнем, Милав-кузнец, здоровьишка хватит!

«На сколько?» – вертелось на языке у Милава, но вдруг он с удивлением обнаружил, что воспринимает мир совсем по-другому, – радостнее, что ли?!

Четвертый этап: четыре через четыре. Это уже совсем тяжело. Просто невероятно тяжело. Милав не верблюд заморский, напиться на несколько дней вперед не может, поэтому и снится по ночам всякое – от дождевых луж на пыльной дороге до хрустального озера Вилы-Самовилы, которое он бы выпил за один присест, если бы ему позволил кудесник. Но Ярил начеку. Ни стоны кузнеца по ночам, ни вид шелушащейся на губах и деснах кожи не могут его разжалобить – ни глотка, ни наперстка, ни малой капельки благодатной водицы не разрешает он подопечному! В таком состоянии уже не до работы. Милав бродит по поляне, словно медведь-шатун, и Ухоне даже страшно окликнуть своего товарища. Он это сделает потом, когда пройдут «сухие» четыре дня и Милав оттает за берестяной чашкой простокваши.

После окончания четвертого этапа кудесник дал Милаву десять дней растительной диеты.

– Набирайся сил, – говорил кудесник, подливая ароматного травяного отвара в корчагу кузнеца. – Если последнюю ступень одолеешь – считай, заново родился!

– Да мне и так от роду еще и двух лет нету! – пошутил Милав.

– За эти два года в теле твоем столько гадости скопилось, что и помыслить страшно, – сказал кудесник. – Ну да ничего, справимся. Верно ли, Милав?

– Верно… – отозвался Милав без особого воодушевления. – Видела бы меня сейчас баба Матрена! – вздохнул он.

– Если бы видела, то не дожил бы Ярил до осени! – прошептал Ухоня на ухо кузнецу, не забывая оглядываться вокруг, – как бы кудесник не услышал, а то… Ухоне и помыслить было жутко, что Ярил может и его подвергнуть столь ужасному лечению. (Хотя что с него взять – невидимого и нематериального?!)

… Пришло время пятого, заключительного и самого тяжелого этапа. Милав не мог без содрогания думать о предстоящих пяти сутках без воды. И все же на вопрос кудесника – готов ли он? – бодро ответил:

– Готов!

Если бы он промедлил хоть минуту, возможно, решимости уже не хватило бы.

Пятый этап. Пять через пять. Самые жестокие муки, самые ужасные дни. Есть не хочется – только пить. Повсюду мерещится вода. Поднимешь руку – в ней кружка чистейшей, прохладной и самой вкусной в мире воды; поставишь на траву ногу – под ней плещется огромная лужа, достаточно лишь наклониться, чтобы пить, пить и пить эту благодать Божью! Спать в эти дни невозможно, особенно в избушке кудесника. Милав выползает за стены, но и здесь свежего воздуха не хватает. Все тело источает ужасный запах – словно бездна, поглотившая когда-то Аваддона, пропитала на веки вечные кузнеца смрадными испарениями. Поры на теле открываются, и Милав, лежа в полуобморочном состоянии, чувствует, как из него вытекают целые реки нечистот. Говорить не хочется – язык распух, дышать почти невозможно. Кожа шелушится везде. Кажется, чю кузнец навсегда превратился в юдоль боли и скорби… Но Ярил рядом. Нет, воды он не даст – ни для того, чтобы омыть тело, насквозь пропитанное гнилостным запахом погибших и разлагающихся клеток, ни для того, чтобы прополоскать рот.

– Терпи, – просит кудесник, и Милав соглашается с ним, потому что на возражения у него нет ни физических, ни моральных сил. Все его естество занято одним – ожиданием того чудесного мига, когда можно будет хоть посмотреть, хоть понюхать божественную субстанцию под оживляющим мертвую плоть именем – ВОДА!

… В конце августа кудесник объявил, что первая ступень пройдена и посвящение закончено.

– Первая? – изумился Милав. – А что же тогда представляет собой вторая ступень?!

– О! Это уже совсем серьезно, – ответил Ярил. – Сорокадневное голодание – и это гораздо тяжелее, чем ты можешь себе представить.

– Почему? – искренне удивился Милав. – Ведь если собрать все мои «голодные» дни, их как раз наберется чуть больше сорока!

– Об этом мы поговорим в следующий раз, – сказал Ярил. – А сейчас нам пора к Нагину-чернокнижнику. Там теперь твое обучение проходить будет.

– И долго? – поинтересовался Ухоня, который уже давно видел себя увенчанным лаврами победителя Аваддона.

– А это как Милав себя покажет, – ответил Ярил. – Потому как не к теще на блины вы отправляетесь. Уразумел?

Вопрос был обращен к ухоноиду.

– Уразумел, конечно, – фыркнул Ухоня. – Я как-никак тоже существо секретное.