Текст книги "Судороги Земли (СИ)"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

  За суетой и тревогой не обратил внимания, что его тело бьёт слабая дрожь. Спросил об этом у Гоблина. Тот по своей привычке усмехнулся, но ответил обстоятельно:

  – Это своеобразная реакция организма на повышение энергонасыщенности Зокона. Только не забывай почаще прислушиваться к своим ощущениям, потому что каждый воспринимает Переход сугубо индивидуально, и сказать заранее, каким будет именно твоё поведение, никто не возьмётся. Да ты не волнуйся – мы за тобой присмотрим!

  Енор крутился рядом.

  Гоблин, понизив голос, спросил:

  – А он что здесь делает?

  Зодчий посмотрел на юношу, глаза которого горели возбуждением и восторгом.

  – Мне Легонт на его счёт ничего не сказал, – пожал плечами Зодчий. – Пусть пока здесь постоит. Он тоже Переход видит впервые.

  – Здесь цирк что ли... – пробурчал Гоблин недовольным тоном, но сказал это так тихо, чтобы Енор не услышал. – Хорошо, пусть стоит...

  – Я ему передам, – пообещал Зодчий, похлопав Гоблина по плечу.

  Подошёл Агути. С интересом посмотрел на Енора и понимающе улыбнулся.

  – Нашего полку прибыло? – спросил он, внимательно оглядывая Зодчего. – Ты как?

  – Трясёт немного...

  – Сегодня твоя задача простая – смотреть и запоминать. Переход ожидается «громовой», но не продолжительный. А это что у тебя? – спросил он, показывая на инкрустированные медью ножны.

  Зодчий сконфузился.

  – Да это...

  – Началось! – крикнул Фархад, и Зодчий вздохнул с облегчением – не пришлось объяснять, каким образом у него оказалось оружие.

  Все торопливо заняли места. Агути с массивным арбалетом в руках встал перед небольшим окном, прорубленным в массиве из цельных брёвен. Рядом с ним, на широкой полке лежала целая гора стрел. Гоблин стоял слева от него, почти у самого края пятиметрового щита. В руках он держал странной формы лук, охапка стрел гигантским ежом топорщилась у самых ног. Фархад застыл у левого края, вооружившись луком, стрелы которого пробивали тонкие стальные пластины насквозь. Зодчий выбрал место у небольшого окна между Агути и Фархадом. Енор остался стоять за их спинами.

  Зодчий приподнялся и посмотрел сквозь бойницу. Видимая часть Зокона утратила глубину и контрастность, затянувшись лёгкой белёсой дымкой. Откуда-то издалека, словно из-под земли, послышался слабый гул. Он медленно нарастал, постепенно и неотвратимо захватывая сознание, бесцеремонно внедряясь в каждую клеточку тела. Ощутимо росла вибрация. Зодчий продолжал всматриваться в клубы мутного тумана, пенными валами наползающего на «стартовую площадку». Скоро низкий гул превратился в грохот и начал ощутимо давить на голову, словно гигантская ладонь разбушевавшегося исполина.

  Зодчий посмотрел на Агути. Выходец стоял с безмятежным видом, спокойно облокотясь о массивную полку, совершенно не обращая внимания на непрекращающийся грохот. Фархад вёл себя также. Гоблина видно не было. Неожиданно раздался хлопок такой силы, что массивный щит задрожал, затрясся, приняв на себя всю силу ударной волны. Зодчий от неожиданности присел.

  – Пошё-ё-ёл! – громко завопил Гоблин.

  Зодчий глянул в бойницу, пытаясь определить, кто и куда «пошёл».

  Далеко впереди с трудом разглядел что-то чёрное и массивное, выдавливающее самоё себя из туманного хаоса, в который превратилась вся зона конфликта. На границе непроницаемо-чёрного антрацитового тела, возникающего словно из ниоткуда, клокотали вихри. Непрерывно срываясь с многометровой высоты, они яростно ударялись о землю и рассыпались во все стороны, словно горошины из лопнувшего пакета.

  – Сейчас начнётся!.. – предупредил Агути.

  Голос выходца звучал без искажений – грохот первичного извержения почти угас.

  Зодчий прильнул к бойнице, приготовившись впервые увидеть тех, о ком исписал не один десяток страниц...

  Угольный колосс продолжал разбрызгивать вокруг себя бушующие фонтанчики, с всё возрастающей скоростью ударяя их о землю. Зодчий напрягся. И не напрасно: из лопающихся, словно скорлупки орехов вихрей стали появляться «недовыходцы». Зодчий без особого труда определил двух «арлекинов» и нескольких «ходульников». Потом всё завертелось с такой бешеной скоростью, что стало некогда рассматривать и классифицировать порождения «громового» Перехода – нужно было давать отпор всей этой орде, срок акклиматизации которой в местных условиях не превышал нескольких минут.

  Фархад, Агути и Гоблин уже выпустили по несколько стрел, «набивая» руку.

  Внезапно со стороны Зокона послышались свист и шипение.

  – Возьми! – крикнул Агути и бросил Зодчему полутораметровый лук. – Стрелы на полу.

  Зодчий поймал лук, примерился. Оружие показалось ему великовато, да и владел он им на уровне... В общем, ни на каком уровне!

  Енор неожиданно оказался рядом и неназойливо оттёр Зодчего от бойницы, коротко обронив:

  – Готовь стрелы!

  Зодчий хмыкнул про себя и стал послушно подавать стрелы молодому поселенцу. Когда в следующий раз он посмотрел в сторону Зокона, то обратил внимание, что группа «ходульников» из десятка особей приблизилась к черте, за которую их пускать не стоило: с такого расстояния они могли в два прыжка оказаться возле защитного барьера, либо – что ещё хуже – с его внутренней стороны между выходцами.

  За особенно ретивыми «ходульниками» следил Фархад. Его стрелы с голубовато-сиреневыми наконечниками каждый раз находили свою жертву. Момент попадания стрелы в любую точку тела «ходульника» сопровождался пронзительным визгом последнего. Потом слышался хлопок, и на том месте, где только что стояло воющее, стенающее создание, быстро оседало облако пыли, тонким слоем покрывая останки того, кто ещё минуту назад так яростно рвался к заставе.

  «Арлекины» вели себя иначе. Они стояли на безопасном расстоянии, раскачиваясь из стороны в сторону, при этом они настолько жалостно и печально скулили, что их было невыносимо слушать. Отдельные особи мелкими шажками передвигались из стороны в сторону, искоса поглядывая на заставников. «Скачки» действовали почти разумно: группировались в стороне от «арлекинов» и явно замышляли что-то серьёзное.

  – Зодчий, следи за «скачками»! – крикнул Агути, не отрываясь от своей бойницы.

  В течение получаса ничего нового не происходило. Большинство «ходульников» так и остались за чертой, навсегда успокоенные стрелами Фархада. Остальные отошли вглубь, угрожая оттуда не только нелепо-длинными руками, но и произнося вполне осмысленные фразы. Некоторые из фраз выглядели довольно реалистичными и настолько соответствовали сегодняшнему бою, что их невозможно было слушать без внутреннего содрогания:

   – Дайте нам пройти, и мы никого не тронем...

  – Что вы делаете?.. Мы – такие же, как вы...

  – Каждый из вас мог оказаться на нашем месте...

  Зодчий заметил, как сильно побледнел Енор.

  Придвинувшись к Агути, выходец тихо проговорил:

  – Я не думал, что это выглядит так... натурально!

  – Не бери в голову! – Агути специально говорил громко, чтобы его мог слышать молодой поселенец. – Это не люди и не выходцы, это...

  Тонкий детский голосок прервал речь Агути:

   – Мама, мама! Почему они такие злые?..

  Зодчий выглянул из бойницы – к ним приближалось несколько «арлекинов». Шли они плотной стаей, держась за руки, словно испуганные дети. Весь их вид казался настолько мирным и безобидным, что Зодчий, позабыв все страхи и опасения, почти по пояс высунулся из бойницы, с трепетным волнением наблюдая необычную процессию.

  – Куда?! – во всё горло заорал Агути и бросился к Зодчему, чтобы оттащить его.

  Но он опоздал...

  ...Что-то с хрустом врезалось в брёвна рядом с Зодчим, а мгновение спустя он почувствовал удар в лицо. Удар оказался такой силы, что вытолкнул тело Зодчего из бойницы, словно пробку из бутылки с шампанским.

  Отлетев метра на три и пару раз перевернувшись в воздухе, Зодчий нашёл успокоение па вытоптанной траве, успев заметить, что в бойницу, которую он только что освободил, тянутся членистые, словно у паука, отвратительно-тонкие руки «ходульника».

  Енор сделал два шага назад и выпустил стрелу прямо в лоб назойливому гостю.

  Потом в памяти Зодчего образовался провал...

  Осознал он себя некоторое время спустя стоящим рядом с Агути, с мечом в правой руке и остатками боли в раскалывающейся на части голове. Агути что-то пытался ему объяснить, но Зодчий ничего не понимал – нудный звон в ушах глушил все звуки. Зато краски, напротив, приобрели необыкновенную яркость и насыщенность.

  Зодчий пытался понять, что говорит ему Агути, но видел перед собой лишь красноречивые жесты – заставник показывал в сторону Гоблина. Зодчий проследил направление руки и вздрогнул: в том месте, где минуту назад стоял выходец-весельчак, теперь зияла огромная дыра, а сам Гоблин лежал в стороне в неестественной позе.

  Зодчий, пошатываясь, побрёл к нему, по ходу пытаясь понять причину образования кошмарной дыры. Добравшись до отверстия в щите, перевёл дух и посмотрел в сторону Зокона. Переход прекратился. Оставшиеся недовыходцы утратили активность, продолжая вяло передвигаться в непосредственной близости от «стартовой площадки».

  – Следи за «скачками», иначе нам полдня придётся их ловить! – крикнул Агути Енору, а сам побежал к Гоблину.

  Зодчий с радостью обнаружил, что может слышать. Он прислонился к тёплой деревянной стене, с удивлением рассматривая десятисантиметровые брёвна, срезанные словно ножом.

  Кто-то тронул его за плечо. Зодчий поднял глаза и прямо перед собой увидел лицо Фархада.

  – Ну, ты даёшь! – воскликнул тот. – Исписал про Зокон толстенную тетрадь, а так и не усвоил, что «ходульники» лягаются лучше любой лошади!

  – Лягаются?.. – переспросил Зодчий. – Я ничего об этом не знал...

  – Однако он тебя славно приложил, если ты даже собственные записи позабыл!

  – Как... Гоблин?.. – спросил Зодчий, с трудом ворочая распухшим языком.

  – А что ему будет? – воскликнул Фархад. – Он у нас акробат – успел отскочить за мгновение до того, как Переход выплюнул последнюю посылку!

  – Какую посылку?.. – Зодчему казалось, что к его языку привязали двухпудовую гирю – так тяжело давалось каждое слово.

  – Э-э, да ты совсем расклеился. Ну-ка, вставай! – Фархад сгрёб Зодчего и потащил в сторону дома.

  Потом остановился и крикнул Енору:

  – Покарауль здесь немного! Я скоро тебя сменю...

  21.

  Часа через два Зодчий почувствовал себя настолько хорошо, что присоединился к Фархаду и Енору, караулившим последних «арлекинов». Недовыходцы вели себя спокойно. Они нетвёрдой походкой передвигались в непосредственной близости от Зокона, словно подпитываясь его истощавшейся на глазах энергией.

  Время от времени то один, то другой вдруг замирал на месте, издавал громкий тоскливый стон, слышимый за десятки метров, затем падал на землю, совершив перед этим множество ломаных телодвижений, совсем не похожих на пластику человеческого тела. Минуту-другую распадающийся организм били судороги, заставлявшие несчастное создание корчиться не всем телом, а отдельными, не успевшими разложиться частями.

  Продолжалась агония недолго. Очень скоро биологический объект, кодируемый термином «арлекин», и который в своей прежней жизни мог быть кем угодно, трансформировавшись в процессе Перехода в жалкого недовыходца, превращался в аморфную массу, не имеющую ничего общего с совершенным сосудом человеческого тела...

  Зрелище было неприятным. Зодчий отвернулся. Енор тоже не горел желанием наблюдать процесс распада недовыходцев, поэтому сидел к Зокону спиной, делая вид, будто внимательно изучает что-то далеко впереди. Фархад без иронии посмотрел сначала на одного, потом на другого, продолжая следить за двумя «арлекинами». На лице заставника лежала печать сосредоточенности. Ему, как и всем, хотелось как можно быстрее покончить с неприятными обязанностями и вернуться домой. Мысль о прохладном душе и незатейливом ужине показалась настолько приятной, что Фархад закрыл глаза, позволив счастливой улыбке скользнуть по губам.

  Мечтал он не больше минуты, а когда открыл глаза...

  Прямо перед ним стоял последний «арлекин»! Его взгляд горел такой уничтожающей ненавистью, что даже Зодчий, сидевший спиной к Зокону, почувствовал этот убивающий взор и стал поворачиваться. Медленного движения своего товарища Фархад не видел. Обнаружив перед собой «арлекина», заставник плотно зажмурился, на ощупь пытаясь наложить стрелу, чтобы выпустить её в недовыходца. Как назло стрела попалась с обломанным оперением. Пока Фархад нащупывал следующую, Зодчий испытал на себе всёсокрушающую мощь взгляда «арлекина».

  Взгляд оказался неимоверно-тяжёлым и невыносимо-болезненным, на долю секунды парализовав Зодчего. Понимая, что пропасть без дна уже раскрыла свои ледяные объятья, неумолимо втягивая его в непроницаемо-чёрное лоно, Зодчий с неожиданной радостью обнаружил в призывно распахнувшейся пустоте слабенькую опору, позволившую прекратить молчаливое падение в никуда.

  Пересилив себя, он сумел опустить глаза...

  Пугаясь стремительно разрастающейся головной боли, Зодчий выхватил меч и в прыжке рубанул «арлекина» сверху вниз, успев почувствовать сквозь закрытые веки яркую вспышку. Мгновение спустя по воздуху прокатился слабый, едва уловимый хрип умирающего тела...

  Услышав странный звук, Енор вскочил на ноги, сжимая в руках оружие. Фархад, наконец-то, нашёл нужную стрелу, но надобность в ней отпала: последний «арлекин» покрылся беловатым налётом разложения – «мыльный эффект», как его называли заставники, полностью разрушил биологическую оболочку недовыходца.

  Полминуты висело молчание, потом Фархад тяжело проговорил:

  – Пошли. На сегодня представление окончено...

  Енора упрашивать не пришлось. Он сразу рванулся к дому, словно что-то жуткое и омерзительное одновременно гнало его с этого места. Зодчий ненадолго задержался. Он с печалью в глазах посмотрел на останки «арлекина», чувствуя в душе нарастающее тревожное томление.

  Фархад внимательно посмотрел на товарища.

  – С тобой всё в порядке?.. – с участием спросил он.

  – Вполне! – нарочито бодро ответил Зодчий.

  В глазах Фархада застыли льдинки недоверия.

  Когда они, умывшись на улице, вошли в дом, в гостиной их ждал роскошный ужин. У стола суетился Гоблин. О случившемся у щита напоминали перебинтованная кисть руки и множество ссадин на лице, но выглядел он при этом весёлым и беззаботным.

  – По какому поводу пир? – спросил Зодчий, оглядывая множество тарелок.

  – Как же! – удивился Гоблин. – В один день два боевых крещения. Такое у нас редко бывает!

  – Если так... – согласился Зодчий, усаживаясь за стол.

  Енор пристроился рядом.

  Вошли Агути и Фархад. Агути сразу бросил на Зодчего внимательный изучающий взгляд.

  «Фархад догадался и рассказал обо всём Агути...» – с непонятной неприязнью подумал Зодчий.

  Ужин прошёл в приподнятой обстановке. Сказалось и нервное напряжение (за последние месяцы выходцы успели отвыкнуть от треволнений, связанных с Переходом), и присутствие гостя-поселенца за их столом.

  Расходились поздно. Енор согласился спать в гостиной, поэтому сразу же после ужина Зодчий отправился в свою комнату – в голове творилось что-то невообразимое. Едва он лёг, в комнату вошёл Агути. Он молча поставил на стол высокий медный кувшин, рядом положил чепчик странной формы. Потом сел на кровать и принялся методично смачивать чепчик жидкостью из кувшина.

  Зодчий непонимающе следил за его руками.

  – Чем занимаешься?.. – спросил он хриплым голосом.

  Агути странно посмотрел на Зодчего и вдруг резко заговорил:

  – Ты что себе позволяешь! Словил взгляд «арлекина» и закрылся в себя, как улитка в раковине! Если бы не Фархад, ты к утру с головой как у головастика ходил! Понял, дурья твоя башка?!

  – П-п-понял... – выдохнул Зодчий, озадаченный не столько перспективой превратиться в мегацефала, сколько непривычной для Агути резкостью и раздражительностью.

  Однако сил, чтобы возмутиться грубости Агути или обидеться на его справедливые слова, у Зодчего не осталось – с его головой, действительно, происходили странные и непонятные вещи. Он безропотно позволил Агути заняться лечением распадающегося на части мозга, попутно улавливая отдельные слова и фразы:

  – ...пишешь-пишешь, а для кого? Тебе же говорили, что взгляд «арлекина» – это как десятисантиметровое пчелиное жало, которое загоняют прямо в мозг! Если вовремя не принять нужных мер, загнёшься от интоксикации или, что ещё страшнее, – «съедет» крыша! Где другую-то искать будешь?..

  Зодчий смотрел слезящимися глазами в потолок. Ничего не говорил, только мысленно изумлялся: «Зачем Гоблин сделал волосатые стены?.. Это же так не эстетично!.. И почему окна в комнате треугольные, а кровать круглая?..».

  Он не услышал, как в комнату тихо вошли Фархад и Гоблин.

  – Как он? – спросил Фархад.

  – Плохо... – печально произнёс Агути. – Мне ещё не приходилось сталкивался с подобной реакцией организма на вещественную структуру взгляда «арлекина».

  – Знаешь, а ведь «арлекин» был какой-то странный... – задумчиво проговорил Фархад. – Я следил за ним до самого распада. В нём и жизни-то никакой уже не было... Не мог он так быстро пройти расстояние до нас и при этом сохранить всю силу в умирающем взгляде!

  – Будем надеяться, Зодчему к утру станет лучше, – вздохнул Агути. – Если нет – придётся везти его в поселение...

  Ничего из сказанного Зодчий не слышал. Взгляд давно рассыпавшегося в прах «арлекина» продолжал в его мозгу разрушительную работу, которой молодой организм выходца мог противопоставить только сон: долгий, исцеляющий, благотворный...

  Зодчий проспал тридцать пять часов, а когда проснулся, то почувствовал себя почти здоровым... «Почти», потому что где-то глубоко-глубоко внутри него продолжал жить «арлекин», успевший по каналу горящего ненавистью взора передать выходцу частичку собственного "Я".

  Едва проснувшись, Зодчий ощутил в себе его присутствие в виде неприятного дискомфорт. А ещё через некоторое время ему стало казаться, что за ним всё время кто-то пристально наблюдает. Но не со стороны. Этот «кто-то» находился внутри: он смотрел глазами Зодчего, слушал его ушами, дышал его грудью, чутко осязал окружающий мир эпидермисом его тонких чутких пальцев...

  Легонт встретил повозку у ворот. Выглядел он встревоженным.

  – Что случилось? – спросил поселенец. – Арина предупреждала, что Переход будет кипучим, но недолгим...

  Зодчий соскочил на землю, подмигнул Енору и сказал:

  – Это точно – короткий, но бурный...

  В последнее слово он вложил скрытый, только ему понятный смысл.

  Легонт терпеливо ждал продолжения.

  Зодчий с неохотой добавил:

  – Один из «арлекинов» оказался очень проворным. Прежде, чем испустить дух, он обменялся со мной взглядом...

  Легонт некоторое время всматривался в лицо выходца, видимо решая, пускать его в поселение или нет. Зодчий терпеливо ждал. Вдруг за бревенчатыми стенами пронзительно завизжала свинья. Неожиданный звук разрядил обстановку. Легонт приобнял Зодчего за плечи, увлекая за собой. Повозка не спеша поскрипывала сзади.

  – К отцу не пойдём, – сказал Легонт, – недомогает он. Но наказал, как только появишься, сразу дать тебе все книги о нашем прошлом.

  Зодчий остановился.

  – Я благодарен Амвросию, однако, я не историк. Едва ли мои прежние знания помогут вам.

  – Не знаю, почему он выбрал именно тебя... – признался Легонт. – Отец доверяет Арине, а девочка увидела в тебе... Впрочем, я не могу об этом говорить. Если хочешь, сам спроси у Амвросия, когда он пригласит тебя. А сейчас, если ты не слишком устал с дороги, идём со мной в кузницу. Возникли некоторые вопросы...

  Зодчий не успел ничего ответить, а Легонт уже бесцеремонно тянул его в распахнутые ворота кузни. Пришлось подчиниться. Скоро выяснилось, что волновался Зодчий напрасно. Легонт не стал расспрашивать выходца о новых добавках и ингредиентах для приготовления сплава, о которых он не имел ни малейшего предтсавления. Он пригласил его исключительно для демонстрации чудесных возможностей нового оружия.

  Зодчий слушал невнимательно. Стоя в полутёмном углу, он всё время спиной ощущал холодный ненавидящий взгляд. Взор этот казался ощутимым, почти осязаемым. От него по спине пробегали мурашки, а где-то под левой лопаткой возникла и стала стремительно разрастаться боль, будто не взгляд, а холодная сталь вонзилась в незащищённую спину...

  Заставник с большим трудом сдерживался, чтобы не обернуться, потому что Легонт во время импровизированной лекции смотрел ему прямо в глаза, ища в них поддержку и согласие. Когда поселенец ненадолго отвернулся, извлекая из горна очередной образец, Зодчий улучил короткий миг и оглянулся.

  За спиной было пусто...

  22.

  Библиотекарь проводил Зодчего на прежнее место, с благоговением положив перед ним три рукописные книги.

  – Вот эта книга повествует о начальных временах Первого Изгнания, – принялся пояснять старик. – Некоторые страницы сохранились в подлиннике, ты уже читал их. Вторая книга рассказывает о нашей жизни до Второго Изгнания. Ну а третья... – Лекарий замер на полуслове. – Даже не знаю, почему Амвросий именно тебе разрешил прочитать её... – Старик целую минуту молчал, потом закончил свою мысль: – Большинство людей в поселении даже не подозревают о её существовании...

  Последние слова Лекария заинтриговали Зодчего. У него возникло непреодолимое желание начать сразу с третьей книги. Но старик продолжал стоять рядом, поэтому Зодчему пришлось напустить на себя вид знатного историографа и заняться первой книгой.

  Текст сразу захватил его. Когда Зодчий оторвался от рукописи и поднял глаза, библиотекаря рядом не оказалось. Старик сидел в углу за своим столом и, казалось, дремал над раскрытой страницей. Зодчий с удовольствием вернулся к прерванному чтению.

  Через два часа подошла очередь второй книги, а потом и третьей...

  Едва начав читать третью рукопись, Зодчий испытал странное чувство раздвоенности. Казалось, события, описанные в книге, каким-то мистическим образом связаны с его, Зодчего, судьбой!

  Он прочитал первую главу и остановился. Но не потому, что ему стало не интересно, а потому, что всё прочитанное казалось настолько ошеломляюще-нереальным, что требовалось некоторое время на осмысление.

  В тексте всё было ново и непривычно: литературный стиль, завуалировано скрывавший истинную суть описываемого в хитросплетении обычных, казалось бы, слов; множество мельчайших подробностей, знать которые мог только участник тех событий; и, наконец, шокирующее по своей реалистичности ощущение собственного присутствия на месте гибели множества людей. К тому же кустод, помещённый в правом нижнем углу каждой страницы своим багровым вензелем повторял один и тот же слог, настойчиво акцентируя внимание читателя на чём-то очень-очень важном.

  Зодчий вновь потянулся к рукописи, чтобы перечитать поразившую его главу...

   Отрывок из первой главы книги «Второе Изгнание».

  (автор неизвестен)

  Название главы: «Ночная волна».

  "...Баба Марфа не стала спорить с молодыми на Совете.

  – Я знаю, что это случится! – упрямо твердила она.

  Молодые позволили себе шутливые замечания, но глава рода одёрнул их:

  – То, что ты говоришь, Марфа, не может быть правдой, потому что означает конец Света. Мне трудно с этим согласиться, но и не верить тебе я не могу. Поэтому сделаем так...

  Почти десять часов Совет думал, как им следует поступить. Решили ждать рассвета. Но до утра ещё нужно дожить, а суждено это было далеко не всем из тех, кто поздним вечером возвращался к своим семьям.

  В эту ночь в домах, гудящих словно потревоженные ульи, долго не гасли лучины. Когда усталость сморила самых говорливых и беспокойных, пришли ОНИ... Было ИХ много. Значительно больше, чем самих поселенцев.

  ...Первыми загорелись крайние избы. На крики прибежали соседи, готовые потушить пожар. Но ОНИ встретили поселенцев ровным молчаливым строем и не пропускали к мятущимся в пламени людям. Когда пришли воины, врагов было уже так много, что за мечи пришлось браться всем. Глава рода возглавил атаку, ещё не зная, что за противник находится перед ним. Это стоило жизни многим молодым воинам, потому что такого врага они никогда не видели. У НЕГО можно было отрубить руку, но рука эта продолжала царапать землю и ползти, цепляясь за траву длинным скрученными ногтями. У НЕГО можно было отсечь ногу, но она самостоятельно продолжала двигаться, облитая багровым светом пожарища. У НЕГО можно было отсечь голову, но и без неё ОН продолжал теснить поселенцев, пиная собственную голову длинными ногами... Глава рода приказал женщинам разводить костры, и в эти бушующие жаром горнила трое кузнецов большими щипцами бросали отрубленные части тел.

  ...Бой продолжался больше двух часов. Поселенцы стали уставать, и не заметили, как ОНИ обошли воинов с тыла. Пришлось делить рать на две части, чтобы не позволить ИМ добраться до женщин и детей, собравшихся в центре поселения. Ночь на удивление выдалась пасмурной, поэтому глава рода приказал поджечь несколько домов, чтобы осветить поле боя. При свете яркого пламени всем стало ясно, что ИХ слишком много. Тогда за оружие взялись старики и подростки, а на долю женщин выпала страшная обязанность собирать разрубленные тела и бросать их в гигантские костры, в которые превратились дома поселенцев.

  ...Перед рассветом пошёл дождь. Это оказалось благом, ибо от нестерпимого жара, в кольце которого оказались поселенцы, у многих на лицах лопалась кожа, скручивались волосы, вспыхивала одежда. Но и на НИХ огонь действовал столь же уничтожающе...

  Когда рассвело, люди с ужасом осознали, что потеряли третью часть воинов, нескольких женщин, двух стариков. Четыре семьи сгорели в своих домах. Но самое страшное было то, что от поселения остались лишь головни. Из всего множества построек уцелело пять домов, в которых разместили детей и женщин.

  В течение всего дня люди добивали ИХ, так до конца и не разобравшись, кто ОНИ, откуда пришли и почему так озверело напали на поселение?.. Многие потом утверждали, будто во время ночного боя слышали голоса своих родных и близких, в разное время нашедших последний приют на погосте за рекой. Страшным рассказам не верили, но очевидцев оказалось так много, что пренебрегать ими стало невозможно.

  Тогда Совет постановил извлечь из земли все трупы и сжечь их на погребальном костре. Старики были против кощунства и наотрез отказывались принимать участие в святотатстве, однако дальнейшие события повлияли и на них. При вскрытии одной из могил пострадали двое молодых воинов: они получили рваные раны в тот момент, когда, не вскрывая гроба, поместили его на горящие брёвна.

  ...Несколько дней горел погребальный костёр, а потом все стали замечать, что земля под избами начала проседать. Совет посчитал это место проклятым и решил искать для поселения новое. Баба Марфа две недели бродила по окрестностям и нашла..."

  Зодчий оторвался от чтения. «Не удивительно, что своим детям они об этом ничего не говорят...» – подумал он.

  Старик библиотекарь по-прежнему сидел, склонившись над книгой, и издали казался огромной нахохлившейся птицей. Зодчий потёр глаза – на улице наступал вечер, становилось трудно разбирать мелкий ажурный текст. Зодчий слегка пошевелился. Старик тут же расправил согнутую спину, вопросительно взглянув на заставника.

  – Лампу можно? – попросил Зодчий. Ему хотелось закончить книгу сегодня. Что-то внутри подсказывало: читай сейчас, другого раза может и не быть...

  Библиотекарь принёс зажжённую керосиновую лампу. Немного постоял рядом, через плечо заглядывая в рукопись. Но Зодчий не видел старика – он читал...

   Отрывок из главы «Новые люди?»

  "...Его принесли под вечер. Говорить он не мог, только смотрел на всех безумным взглядом и тряс головой.

  – Сильно его во время Перехода помяло, – сказал Клим. – Наверное, умрёт...

  Повитуха баба Аноха не согласилась:

  – Пустое говоришь! В глазах ещё не потух огонь жизни. Выживет. Обещаю...

  А потом за один месяц в поселение принесли сразу пятерых и н о м и р я н. Один умер через неделю – его не смогли освободить от странной вещи, росшей прямо из груди. Остальные четверо скоро поправились и были приняты Советом, как члены рода...

  К концу года в поселении проживало уже девять иномирян. Именно тогда открылась страшная правда: потомство, на которое так рассчитывал род после Второго Изгнания, оказалось ущербным. Дети от брака с пришлыми рождались уродцами, и повитуха Аноха наотрез отказывалась давать им имена. Иномирянам запретили иметь детей. Но запрет оказался нарушен, и тогда Совет изгнал иномирян из поселения. Отныне они должны были жить отдельно – на границе мира. И называли их теперь иначе – в ы х о д ц ы...

  Две женщины, связавшие свою судьбу с иномирянами, захотели уйти вместе с мужьями. Род разрешил. Так образовались Первая и Вторая заставы. Но Совет не мог оставить своих женщин без поддержки и стал один раз в месяц отправлять им продукты.

  Первая женщина прожила со своим мужем 17 лет и вернулась в поселение, после того, как мужчина погиб во время «громового» Перехода. Вторая женщина погибла вместе со всеми обитателями заставы, когда в мир впервые пришли зывуны..."

  Зодчий закрыл глаза, с хрустом потянулся. «Пожалуй, на сегодня хватит...», – подумал он и встал. Старика на прежнем месте не оказалось. Выходец решил воспользоваться его отсутствием. Подойдя к ближайшему стеллажу, он осторожно провёл кончиками пальцев по разноцветным корешкам. С шумом втянул в себя воздух, насыщенный запахами пыли, кожи, дерева и ещё чего-то неуловимого, но приятно-знакомого. Так может пахнуть только здесь – в библиотеке. Только здесь – в каждом томе, в каждой странице квинтэссенция мысли, способная одной фразой, одним словом перевернуть душу пытливого читателя.

  Чего стоят одни лишь имена: Декарт, Сенека, Дидро, Шопенгауэр... Зодчий прошёл к следующему стеллажу. Снова удивился – никакой систематизации. Рядом с гностиками стоят книги по медицине, сонеты Шекспира мирно соседствуют с письмами Луциана, а раритетное издание Карамзина тихо пылится в обществе нескольких книг, судя по переплёту, изданным не позднее двух десятков лет назад...

  Была во всём этом какая-то загадка, интригующая, почти завораживающая: каким образом столь разные книги оказались в одном месте? Что свело их? Что соединило?..

  За спиной послышались тихие шаги.

  Зодчий обернулся...

  23.

  К нему приближалась Арина – внучка Амвросия. Девочка шла спокойно, твердо ступая маленькими ножками по деревянному полу. Было трудно, почти невозможно поверить в то, что она совершенно ничего не видит.