Текст книги "Судороги Земли (СИ)"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

  Агути долго изучал каракули, потом с лёгкой дрожью в голосе спросил:

  – Это то, что я думаю?..

  – Это то, о чём даже подумать страшно...

  Возвращались молча.

  – Расскажем? – спросил Агути на подходе к дому.

  – Скоро они сами обо всём узнают. Пусть оставшиеся дни поживут спокойно...

  Свою тетрадь Зодчий открывал с замиранием сердца...

   «...не важно, сколько они находились в состоянии латентной мезопаузы, важно, что их врождённые способности остались на прежнем уровне, хотя в отдельных случаях наблюдалось бурное развитие новообразований. Статистика позволяет утверждать: Переход является катализатором не только биологических функций организма, но и усиливает процессы так называемого „околобиологического“ состояния, характеризующегося подавлением первоосновы объекта или жизненной доминанты. Именно благодаря ослаблению данной доминанты, мы имеем возможность изучать новые биоформы не только в постпереходный период, но и во время активной фазы, что свидетельствует об интенсификации процессов, протекающих...»

  Зодчий осторожно закрыл тетрадь, словно внутри неё на одной из страниц увидел ядовитого скорпиона. Посидел некоторое время, бездумно глядя перед собой. Потом раскрыл тетрадь на странице с оглавлением и долго вглядывался в чернила, пытаясь визуально отличить одну запись от другой. Попытка оказалась тщетной – всё оглавление было написано одним цветом, и ручка с этим стержнем лежала сейчас в нагрудном кармане его куртки. Дела-а...

  Зодчий раскрыл тетрадь на прежней странице, но продолжать чтение не стал – всё равно он почти ничего не понимал в написанном. Его интересовали дата и заголовок. То и другое привело в недоумение. Дата стояла сегодняшняя, а заголовок: «Доклад на международную конференцию по вопросу глобального метастазирования поверхности Земли». Уж в чём и был Зодчий специалистом, но только не в вопросах «глобального метастазирования»! Ситуация складывалась анекдотичная: находясь с Агути в дереве-роще, он, в то же самое время, умудрился «состряпать» недурную статейку на международную конференцию...

  ...На следующее утро Зодчий снова решил отправиться под сень «баньяна», чтобы измерить вчерашний ствол в течение более продолжительного срока (нужно было максимально точно установить скорость роста «мегафанерофита»).

  Агути пойти не смог, Гоблина поблизости не оказалось, тогда Зодчий взял с собой Сифа. Опасаясь новой встречи с «амазонками», экипировались по полной программе. Сразу после завтрака двинулись в сторону Зокона, который за истекшую ночь приобрёл ещё более странную форму. Зодчий сразу погрузился в размышления, с интересом поглядывая на приближающийся «баньян».

  Сами собой в памяти всплыли слова Луня. Зодчий без труда смог вычленить в единой массе зелёного покрова отдельные элементы, свидетельствовавшие о невероятно сложном строении всего комплекса: водозапасающие камеры «бутылочного» ствола, розеточные веера пальм, суккулентно-стебельные тела кактусов. Чёткого деления на ярусы заметно не было; «баньян» позаимствовал у Зокона его главную отличительную черту – невероятное смешение и переплетение абсолютно несовместимых друг с другом элементов.

  Идти пришлось недалеко, потому что дерево-роща за ночь «съела» ещё несколько десятков метров и, судя по словам Луня, это было только начало.

  Вчерашнее дерево нашли не сразу (метаморфозы с «баньяном» происходили прямо на глазах). Лишь по круговым зарубкам на стволах, сделанным Агути у самой почвы, и жирным стрелам, процарапанным Зодчим прямо на грунте, удалось отыскать нужный ствол с чередой глубоких засечек.

  Уверенно шагая по указателям на земле, они быстро продвигались вперёд ощущая присутствие скрытой угрозы, исходящей, казалось, одновременно со всех сторон. Внимательно огладываясь по сторонам, Зодчий ничего подозрительного не увидел. Повсюду теснились голые шершавые стволы, выглядевшие неестественно на фоне ровной, гладкой, без единого кустика и травинки, земли. Лишь где-то высоко-высоко начиналось сплошное полотно сросшегося зелёного свода.

  В немногочисленные разрывы, по непонятной причине не заполненные безумствующей флорой, вливались удивительно правильные конусы света, словно некий великан просверлил в зелёной шапке геометрически ровные круги. Это походило одновременно и на следящие объективы камер, и на вентиляционные отверстия. Правда, светлых пятен на земле было немного, к тому же располагались они довольно далеко друг от друга, поэтому вокруг стоял полумрак, делавший ощущение возможной опасности почти физически осязаемым.

  Добравшись до знакомого ствола, решили немного отдохнуть. Говорить было особенно не о чем, поэтому сидели молча, продолжая оглядывать пространство за спинами друг друга. Зодчий сразу обратил внимание, что под сенью странного леса нет ни червей, ни насекомых, ни земноводных (в этом он мог полностью положиться на авторитет Луня), но вокруг не оказалось даже птиц!

  Лес выглядел застывшим, безжизненным. На фоне мертвенной тишины вызывающая сочность изумрудной зелени казалась особенно ненатуральной. Немой, но вычурно-яркий «мегафанерофит» напоминал громадное, чудовищное по своим размерам растение-хищника, пытающегося броской окраской привлечь к себе... нет, не насекомых (их в лесу не было), – похоже, «баньян» искал совсем другие жертвы...

  Неожиданная аналогия успокоения не принесла. Словно в подтверждение коварных замыслов растительного колосса недалеко от двух заставников (в стороне погребённого зелёным океаном Зокона) раздались тягучие звуки. Они медленно плыли, словно туман над уснувшим ночным лугом, бесшумно поглощая встречающиеся на пути немногочисленные предметы.

  Зодчий заметил торопливое движение Сифа, достающего оружие.

  – Не волнуйся, – спокойно сказал он, – сегодня с нами ничего не случится.

  – Сегодня? – переспросил поселенец.

  Зодчий пожал плечами. Сиф пробормотал что-то и, сдвинув перевязь меча, стал карабкаться по стволу. Минуты через три сверху раздался его голос:

  – Как долго мы здесь пробудем?

  – Десять замеров с интервалом в тридцать минут, – ответил Зодчий.

  – Значит, пять часов... – невесело подытожил Сиф.

  – Может, чуть меньше, – после недолгого раздумья проговорил выходец.

  – Послушай, Зодчий, – на голову выходца посыпалась кора – поселенец удобно устраивался в ветвях, – а что если скорость роста увеличится скачком! Я так и останусь здесь сидеть?..

  – Разве ты не взял с собой верёвки? – притворно изумился Зодчий.

  – Н-нет!.. – голос Сифа дрогнул.

  – Напрасно... – Зодчий умышленно затягивал паузу. – Тогда будешь сидеть, пока мы не соорудим лестницу.

  Сиф несколько секунд думал над ответом, а потом громко гоготнул и спросил:

  – Мерить будем?

  – Кидай ленту.

  Что-то зашуршало, и к ногам Зодчего упала металлическая змейка.

  – Нулевое деление ставь на Агутину отметку, – крикнул Зодчий.

  Мерная лента зазвенела, зашевелилась и замерла.

  – Есть!

  – Хорошо. Первая отметка готова.

  Зодчий развернул блокнот, записал время и цифру. По сравнению со вчерашними значениями сегодняшний замер выглядел внушительно – полтора метра за ночь!

  – Ничего не хочешь сказать? – донеслось сверху.

  – Тебя интересует прирост?

  – Разумеется!

  – Тогда реши простую задачку: если ты просидишь там как добрый кочет на насесте недельки три, то высота ствола увеличится в пять раз. Спрашивается, как ты спустишься на землю?

  – Да иди ты!

  – Уйти не могу – следующий замер через двадцать три минуты. Ты готов?

  – Готов, готов...

  – Вот и славно. – Зодчий привалился спиной стволу и задумался.

  43.

  ...Прогнозировать Переходы становится всё труднее. Вчера, например, приезжал Карачун с Первой заставы. У них ситуация аналогичная. Только вместо «амазонок» Зокон одарил их созданиями неизмеримо меньших размеров, но не уступающих «амазонкам» в ярости – на заставу обрушились мириады комаров. Да не просто комаров, а каких-то монстров комариного царства – одного укуса такого насекомого хватало, чтобы рука в течение получаса опухла до состояния выдолбленной под скворечник колодины!

  Обратились за разъяснениями к Луню. Биолог исследовал несколько экземпляров и пришёл к выводу, что они имеют дело с хирономидами – комарами-звонцами, правда, не совсем обычными. Классические хирономиды имеют тело не более шести миллиметров и относятся к семейству двукрылых; в пику им незваные гости имели по несколько пар крыльев и обладали тельцем до двух сантиметров!

  Но особенно поразил Луня орган чувств у насекомых – так называемый Джонстонов орган, – выполняющий функцию восприятия направления воздуха, а в качестве механорецептора – контакт с твёрдым субстратом. Внимательно изучив комара под самодельным микроскопом, он пришёл к неутешительному выводу: видоизменился не только жгутик антенны, превратившись в микрогарпун китобоя, трансформировались обе сенсиллы, что качественно изменило комара.

  Лунь посоветовал отсидеться внутри заставы, пока хирономиды не погибнут естественной смертью, а живут они «недолго» – от нескольких часов, до семи суток. Естественно, никто из заставников не собирался целую неделю бродить в четырёх стенах. Лунь на долгой изоляции настаивать не стал, предположив, что комары больше суток не проживут, потому что имаго хирономид не питаются – ротовой аппарат редуцирован, а появиться новому поколению неоткуда: водные личинки предпочитают стоячие и медленно текучие воды, которых поблизости, к счастью, нет. Биологу поверили не все, но безропотно просидели внутри заставы почти двадцать часов. А потом комары-звонцы пропали также неожиданно, как и появились.

  На Третьей заставе события развивались иначе. Но и здесь выходцам и поселенцам пришлось поволноваться: Зокон больше недели продолжал бомбардировать их странными энергетическим капсулами, которые при соприкосновении с землёй взрывались фонтаном спор. Споры оказались необычайно активны и были готовы к интенсивному росту уже в первые часы.

  Обратились к Луню. Старый профессор немедленно примчался на «праздник жизни» – именно так он охарактеризовал происходящее на заставе. Вместе с ним приехал Эрад. Таская повсюду за биологом вместительную корзину с множеством мелких склянок, папок с гербариями и малопонятных приборов, он торопливо записывал пространные монологи учёного в пухлый фолиант и был, по-видимому, единственным, кто радовался обилию малопонятных слов в речи Луня.

  Зодчий виделся с биологом один раз, но хорошо запомнил тот недолгий разговор. Больше всего Лунь переживал, что у него нет возможности увидеть образцы в электронный сканирующий микроскоп, потому что споры, даже самые крупные – нитевидные – слишком малы, чтобы изучить их при помощи подручных средств. Самодельный микроскоп позволил узнать немного.

  Оказалось, энергетические капсулы содержали споры строго определённых видов: одни «фонтанировали» спорами низших растений, обитающих в воде, другие – спорами грибов, третьи – спорами бактерий. Больше всего биолога огорчил невероятно быстрый финал всех выбросов: в течение суток, не успев оформиться в самостоятельное растение, они погибли по непонятным причинам.

  Разочарование Луня для всех остальных явилось спасением, иначе за неделю Третья застава могла оказаться погребённой под многометровым слоем сотен видов растений и грибов...

  – Время не подошло? – Голос Сифа вывел Зодчего из задумчивости.

  – Через три минуты, – отозвался выходец.

  – Ноги совсем затекли... – пожаловался Сиф.

  – После замера можешь спуститься.

  – Буду я лазить каждый раз... – недовольно пробурчал Сиф.

  Зодчий зашевелился.

  – Ладно, – сказал он, – держи ленту. Да не тяни сильно!

  – Я не специально, нога запуталась...

  Зодчий сделал очередную запись.

  – Что нового? – Сиф изнывал от безделья.

  – Тебе голые цифры или вместе с математическими выкладками?

  – А что понятнее?

  – Рост за двадцать восемь минут составил пять сантиметров...

  – Ничего себе!

  Помолчали.

  – Скажи, а четырёх замеров нам не хватит? – снова подал голос Сиф. – И вообще, разве не всё равно, с какой скоростью роща стремится в небо?

  – Лунь сделал предварительные расчёты, – отозвался Зодчий. – Я должен их проверить.

  – Жаль, что Лунь уехал. Он бы на этом дереве не скучал!

  Зодчий не ответил. Поменяв позу, он продолжил невесёлые раздумья... Наверное, он задремал, потому что появившееся внутри ощущение лёгкости никак не вязалось с холодной угрюмостью «баньяна». В какой-то момент томная слабость сменилась настоящим гнётом. Неприятное чувство тяжести во всём теле заставило Зодчего открыть глаза.

  Вокруг всё было по-прежнему: стволы, стволы, стволы... и совсем мало света. Однако его хватило, чтобы рассмотреть недалеко от себя необычной формы грибы. Их было много, очень много... Это показалось странным, потому что ещё несколько минут назад их здесь не было.

  Тяжесть в теле становилась невыносимой.

  Зодчий попробовал поднять руку, но не смог пошевелить даже пальцем. Он попытался крикнуть, однако звук, не родившись, острым камнем запечатал горло.

  Грибы, между тем, вели себя забавно. Белой округлой шляпкой (не более десяти сантиметров в диаметре) они с тихим, едва уловимым шорохом плавно поднимали конус серо-коричневого грунта, одновременно совершая толстой ножкой сложное спиралевидное движение; подобное происходило со всеми «грибами» одновременно.

  Зодчий скосил глаза, в попытке обнаружить мерную ленту, но ничего не увидел – предметы ближе метра расплывались, дробились, смазывались. Он подумал, что виной всему грибы – они могли отравить его. Некстати вспомнил Луня, с восторгом рассказывавшего о невероятной живучести грибов и их удивительном умении приспосабливаться к изменяющимся условиям: споры отдельных видов могут сохраняться живыми до четверти века, притом, что суточная продуцируемость некоторых достигает многих миллиардов специализированных клеток!..

  С непонятным безразличием Зодчий подумал о бледной поганке, способной токсичными веществами возбуждающе действовать на нервную систему, вызывая галлюцинации и даже смерть. Мысль о смерти тоже оставила заставника абсолютно равнодушным. Зодчий хотел удивиться, но не смог. Он мысленно разбил слово на фонемы: «у-див-ле-ни-е», но и к ним остался безучастным, не в состоянии понять смысла, скрывающегося за набором букв.

  – Ир тар бобо? Ри ка туко?

  Зодчий глупо захихикал, пытаясь представить физиономию создания, способного задавать столь глупые вопросы. Он покрутил головой и неожиданно увидел перед собой нахмуренные брови Сифа. Глухой голос поселенца, искажённый до неузнаваемости, снова пробасил:

   – Ир тар бобо? Ри ка туко?!

  Зодчий не сдержался, расхохотавшись прямо в распахнутые от удивления глаза поселенца.

  Дальше события развивались не менее забавно. Сиф, высоко задирая ноги, прыгал вокруг ствола и с непонятным ожесточением топтал землю, издавая при этом звуки, заставлявшие Зодчего надрываться в хохоте.

   – Си мися ко то я ко!

  Зодчий уже не мог смеяться. Уткнувшись носом в землю, он надрывно хрюкал, вздрагивая всем телом. Потом повернул голову, чтобы впустить в измученные лёгкие несколько глотков воздуха. Открыв глаза, увидел, что Сиф скакать перестал. Как в замедленной съёмке Зодчий проследил движение руки поселенца, опустившейся на ножны. Рука неспешно достала меч, неторопливо взмахнула им над головой, и с грациозной плавностью принялась срубать многочисленные шляпки, покрывшие, казалось, уже всю землю вокруг.

  ...Тяжесть медленно вытекал из тела. Наклонившись головой вперёд, Зодчий со страхом следил, как невидимый пресс гнёта всё выше подступает к голове, через нос, глаза, уши выплёскивая на землю крохотные порции невыносимого душевного бремени. На смену им в голове тут же начинали бить крошечные фонтанчики боли, порция за порцией заполняя сознание выходца. Когда боль немного утихла, он понял, что полностью утратил контроль над телом. Хотел найти глазами Сифа, но любое движение век вновь возвращало его в кратер боли, концентрация которой могла растворить его "Я" без остатка...

   – Си мо ти?

  Зодчему давно было не до смеха. Голова продолжала наливаться болью. Понимать происходящее становилось всё труднее.

   – Си можо ти?

  Фраза никак не желала расшифровываться, но Сиф продолжал настаивать:

   – Тыа можаа иттыы?

  Наконец, Зодчему удалось сложить абракадабру в нечто осмысленное:

  – Ты можешь идти?..

  – Мо-мо-гу-гу-у... – Собственный голос звучал странно и неестественно. Ни смеха, ни радости это открытие не вызвало. – Мо-могу...

  Он попытался встать. Ноги слушаться не хотели, и вели себя как строптивые вассалы – левая пыталась заступить правую, а правой было не до ходьбы...

  Сиф грубо встряхнул Зодчего.

  – Как голова? – спросил он.

  – Чья?.. – Зодчий преданно смотрел в глаза поселенцу.

  Сиф неопределённо хмыкнул, собрал вещи Зодчего, разбросанные у подножья ствола и, обхватив его за талию, торопливо потащил в сторону далёкого просвета.

  – А мы... куда мы?.. – не сразу поинтересовался Зодчий.

  Ноги по-прежнему шли в разные стороны: одна навстречу Зокону, другая – в направлении заставы; усреднял странную поступь Сиф, локомотивом тащивший выходца за собой. Когда ноги обрели некоторую уверенность, Зодчий отцепился от рукава Сифа.

  Поселенец остановился, с интересом поглядывая на выходца.

  – А про какие нарывы ты бормотал? – вдруг спросил он.

  – Нарывы?..

  – Сидя под деревом, ты всё время повторял три слова: «Угорь, фурункул, чирей... угорь, фурункул, чирей...»

  Зодчий попытался изобразить на своём лице напряжённую работу мысли. Видимо, изобразил настолько жалко, что Сиф махнул рукой:

  – Ладно, пойдём. Может, потом что-нибудь вспомнишь...

  Зодчий поплёлся следом.

  Оказавшись за пределами «баньяна», он с удивлением заметил, что монотонно, будто заклинание, повторяет одни и те же слова: «Угорь, фурункул, чирей...» Зодчий попытался думать о чём-нибудь другом, но мысль с непонятной и пугающей настойчивостью возвращалась к злополучной фразе. Когда она вернулась в очередной раз, Зодчий не стал её прогонять.

  Возможно, под действием алкалоидов загадочных грибов, ему приоткрылась некая информация, закодированная тремя «нарывными» словами? В этом не было ничего странного, потому что состояние эйфории, в которое он ненадолго впал, могло отворить запечатанные шлюзы в его сознании, чтобы выпустить на свободу мысль, долго томившуюся в заточении.

  В том, что непонятная фраза не случайно выплыла из глубин подсознания, Зодчий ни минуты не сомневался, ибо успел убедиться: в Зоконе ничего «просто так» не происходит.

  Дело оставалось за малым – связать три слова с последними событиями...

  44.

  «Так недолго и параноиком стать!..» – с возмущением подумал Зодчий в тот момент, когда, открывая заветную тетрадь, заметил дрожание своих пальцев.

  Тетрадь с хрустом раскрылась. Зодчий принялся торопливо её перелистывать, отыскивая главу, относящуюся к «амазонкам». По логике эта информация должна была находиться в разделе «Переход и его составляющие», но там нужных сведений не оказалось. Зодчий заглянул в оглавление. К своему изумлению обнаружил новый раздел: "Возможные последствия интенсивного роста структуры типа «Баньян» в приграничном районе «мира Амвросия». Длинное название обещало не менее интригующее содержание. Зодчий хмыкнул про себя и стал искать нужную страницу...

   "...Считаю закономерным, что на смену обычному Переходу, с его жёсткой временной градацией, пришёл Переход-максима с неограниченным действием активной фазы. Данный факт позволяет утверждать: «мир Амвросия» находится на грани качественного изменения, потому что действие Перехода-максимы должно затронуть все стороны жизни в гомеостазе. Насколько серьёзными окажутся эти изменения, судить трудно. Но не вызывает сомнения то, что все они носят не разрушительный, а созидательный характер, как бы парадоксально это не звучало.

  В связи с этим хочу упомянуть так называемый «эффект материализации чувственных идей», нашедший реализацию во время последнего Перехода-максимы (не стоит забывать о том, что под словосочетанием «время Перехода», я имею в виду наиболее активную его фазу, в продолжение которой наблюдается пробой континуума). Во время данного Перехода произошло событие, которое я не могу назвать иначе, как «галлюцинирующее фонтанирование», приведшее к тому, что отдельные биотоки мозга коренных обитателей «мира Амвросия» оказались наложенными на матрицу стандартного пробоя континуума, вследствие чего произошло спонтанное генерирование псевдоматериальных структур, кодируемых термином «амазонки».

  В силу несовместимости статичной матрицы и дискретных импульсов биотоков мозга отдельных поселенцев наблюдалось хаотическое развитие псевдоматериальных структур, стремящихся доминировать в новом мире в стандартном для них ключе, – то есть с помощью агрессии. Это не является чем-то необычным, потому что в основе выживания любого вида лежит принцип захвата территории для нормального развития популяции. То, что «амазонки» оказались агрессивны выше обычного уровня, может объясняться наличием у кого-либо из «трансляторов» патологии мозговой деятельности..."

  Вот даже как! Выходит, из-за опухоли в голове какого-то поселенца, они потеряли двоих товарищей?..

  Однако, к своему удивлению, Зодчий с предложенной трактовкой недавних событий согласился на удивление быстро. Человек – природный телепат и психокинетик. Он, сам того не сознавая, ежеминутно, ежесекундно творит новый мир – собственную Вселенную. Базируясь на спорной гипотезе о суперсильном принципе антропности, можно перефразировать формулу греческих философов «ничего нельзя измыслить сверх сущего» в новое предположение: измысленное может стать сущим. Крайнее напряжение устремлённого, системно мыслящего, верящего в измысленное ума способно породить физическую картину Вселенной, в которой найдётся место для любого образа.

  Конечно, продолжая невероятное путешествие вглубь подобного мира можно дойти до утверждения, что физика и строение окружающего мира могли действительно меняться в соответствии с образовательным уровнем «транслятора». Но ничего подобного вокруг не наблюдается, значит, практическая реализация всех мыслимых конструкций каким-то образом ограничивается системой физических законов, определяющих стабильность отдельной модели. Скорее всего, объяснение феномену следует искать в интуитивном знании – логика пасует, когда ограниченными средствами пытается постичь Мироздание...

  Зодчий долго ходил по комнате, потирая виски и кусая от волнения ногти. Если согласиться с той частью написанного, где речь идёт о созидательном характере всех изменений в Зоконе, то возникает предположение, что сохранение окружающего мира в стабильно-равновесном состоянии должно обеспечиваться поступлением информации извне, и эта информация может проявляться исключительно дискурсивным способом – в виде спонтанных вспышек озарения, похожих на ту, что произошла под сенью «баньяна». В этом случае три непонятных слова должны явиться своеобразным паролем, ключом, способным открыть потаённую калитку в его сознании, за которой...

  А что, собственно, Зодчий собирается там увидеть? Истину во всём её великолепии и совершенстве? Книгу ответов на все мыслимые и немыслимые вопросы? Что?.. К сожалению, характер объективных физических законов таков, что процессы организации требуют значительно больших затрат, чем процессы деструкции. Выходит, всегда легче и проще разрушать, чем кропотливо трудиться над созиданием идеального храма истины...

  Зодчий выбежал из комнаты, не в силах найти выход из лабиринта гипотез и предположений. Чтобы немного развеяться, он решил съездить в поселение. Охотников отправиться вместе с ним набралось немало.

  Спустя три часа повозка с семью седоками въехала в ворота поселения.

  Зодчий сразу отправился к Амвросию (за последнюю неделю здоровье патриарха заметно ухудшилось).

  В своей комнате старик находился один. Ни Легонта, ни Арины рядом с ним не было. Неожиданному гостю старец обрадовался.

  – С какими новостями пожаловал? – спросил он после приветствия.

  – Новости?.. – не сразу отозвался Зодчий, и некоторое время молчал, изучая лицо Амвросия.

  Старец, в свою очередь, спокойно глядел на выходца, неспешно поглаживая осанистую бороду.

  Заговорил первым:

  – Вижу вопросы в твоих глазах.

  – Без них теперь нельзя... – попытался улыбнуться Зодчий. – Утром просыпаешься, подходишь к зеркалу и гадаешь: там, в зазеркалье – это ты сегодняшний или ты вчерашний?..

  – Вопросы... – задумчиво произнёс Амвросий. – Они и боль и благо – смотря какой ответ ты получаешь... Так что ты хотел узнать?

  Зодчий на секунду замялся.

  – Легонт рассказал о пророчестве Эркатоги... – медленно заговорил он.

  Амвросий поднял руку, Зодчий остановился.

  – Об этом пророчестве знают немногие, – произнёс старец неприятным трескучим голосом.

  – Легонт говорил. Но я готов дать слово...

  – Что ты хочешь знать?

  – Есть письменные свидетельства того времени?

  – Есть.

  – Я могу с ними ознакомиться?

  Амвросий нервно зашевелился в массивном кресле. Долго гладил бороду, сморщенными узловатыми пальцами перебирая седые волоски, словно горошины на чётках.

  Зодчий решил, что старик откажет.

  – Зачем тебе пророчество?

  – Ещё не знаю... – признался Зодчий.

  Амвросий вздохнул и сказал:

  – Когда прочитаешь, я хотел бы узнать твои мысли...

  Зодчий поспешно кивнул головой.

  Лекарий встретил Зодчего как самого дорогого гостя. Он суетливо усадил его за собственный стол, для чего пришлось в спешном порядке уносить на стеллажи целые горы книг. Очистив столешницу, Лекарий ненадолго исчез и появился с толстой книгой в руках. Судя по выделки кожи, конгревному тиснению, а также по знакам, которые оставило на переплёте неумолимое время, фолиант был значительно старше библиотекаря.

  – Последний раз мы открывали эту книгу, – заговорил Лекарий с благоговением в голосе, – когда Легонту исполнилось десять лет. А для чужаков её страницы не раскрывались никогда!

  Зодчего неприятно задела последняя фраза старика.

  – Выходцы не чужаки!

  – Может быть... – поспешно согласился Лекарий и развернул книгу примерно на середине. – Ты прочтёшь только эти страницы.

  – А остальное? – Зодчий покосился на внушительную толщину закрытых листов.

  – Об этом Амвросий ничего не говорил. Да и не к чему они тебе... – добавил он после недолгого молчания.

  Зодчий возражать не стал.

  – Текст заново переписан всего несколько лет назад. Тебе будет несложно понять содержание...

  Зодчий снизу вверх глянул на Лекария.

  – А почему его переписали? – спросил он.

  Библиотекарь похлопал седыми ресницами, скорбно вздохнул и отвернулся. Установив по одной керосиновой лампе справа и слева от массивного фолианта, он незаметно исчез. Зодчий огляделся. Полумрак большой комнаты, наполненной особой атмосферой запечатлённой на бумаге вечности, принёс ощущение покоя и долгожданного умиротворения для мятущейся в поисках ответов души.

  Секунду Зодчий вслушивался в слабые, едва уловимые звуки, доносившиеся с залитой рассеянным светом улицы, потом опустил взор на раскрытую книгу и прочитал заголовок: «Написано по воспоминаниям Церапа в память о благословенной Эркатоге». Кончиками пальцев Зодчий погладил страницу, в которой сразу заметил несоответствие: страницы были почти новыми, а слог письма говорил о противоположном...

   "...Зачем люди говорят неправду?..

  С самого детства я слышал одно и то же – Эркатога ведьма и чёрная колдунья. С чего они это взяли? Только потому, что одна старуха, плюнувшая вслед Эркатоге, на следующий день сломала ногу? Или потому, что Рэкьяр – сын главы рода – отказался поклониться старушке, и через неделю его заломал медведь? Но неужели все забыли о том, что именно Эркатога за неделю поставила вредную старуху на ноги, и почти два месяца выхаживала строптивого Рэкьяра! Сын главы рода навсегда остался хромым и слепым на один глаз, но с тех пор никогда не позволял своей гордыне неуважительно относиться к старости, в каком бы обличии эта старость перед ним не предстала.

  Эркатогу я помню столько же, сколько себя. Потому что, едва осознав себя Божьим творением, я слышал это имя, и в начале воспринимал его, как нечто потустороннее, ибо приход Эркатоги в поселение всегда обставлялся, словно приход страшного Морока – повсюду закрывались ставни, матери прятали детей по погребам, опасаясь, что даже бревенчатые стены не смогут уберечь их дитяток от страшного сглаза.

  Вначале я так же, как и все, боялся Эркатоги до спазмов в груди и онемения в ногах. Не один раз, после того как Эркатога проходила мимо нашего дома, я замечал, что стою в луже. Сейчас мне стыдно об этом говорить, но правда такова, какова она есть. И, собравшись написать о последних минутах жизни благословенной Эркатоги, я поклялся говорить только правду, какой бы постыдной, горькой или страшной она не казалась.

  До восьми лет я воспринимал Эркатогу как все, – то есть посланцем Люцифера на нашу погибель. Но однажды на меня снизошло прозрение.

  Случилось это следующим образом.

  В тот раз о приходе Эркатоги никто не знал, потому что пришла она не от главных ворот, а со стороны северной охранной стены, где плотники меняли сгнившие брёвна. Неожиданное появление старухи на улице как громом поразило всех: дети с визгом бросились по домам. Выбежавшие на крики матери торопливо подгоняли детей. Даже степенные старики не захотели оставаться на улице, когда по ней шла в своём обычном тёмном облачении Эркатога.

  Суматоха, крики, визг взбудоражили лошадей, привязанных недалеко от моего дома. Лошади встали на дыбы, и двум из них удалось оборвать уздечки. Стремглав кони понеслись вдоль пыльной улицы. Но не в сторону открытых главных ворот, а в направлении невозмутимо шагавшей Эркатоги. Приблизившись к ней на расстояние десяти саженей, лошади словно обезумели – они страшно вытаращили глаза, захрипели, пена появилась на их влажных, вздрагивающих губах. В этот миг Эркатога заметила меня.

  Я не стал убегать как все дети, а – не знаю, почему так вышло – остался стоять посреди улицы как вкопанный. В тот миг я был уверен, что обязательно погибну под копытами беснующихся лошадей..."

  45.

  ...Зодчий вздрогнул – кто-то коснулся его плеча. Он торопливо обернулся – Арина стояла возле стола.

  – Ты читаешь о пророчестве Эркатоги? – спросила она, склонив голову набок.

  – Откуда ты знаешь? – удивился Зодчий.

  Девочка улыбнулась.

  – Твои мысленные образы нельзя спутать с другими.