Текст книги "Судороги Земли (СИ)"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

  Вслед за Агути он вышел на воздух. Здесь, прямо у дверей, опустился на траву. Сердце работало тяжело, с перебоями. Пальцы рук, которыми он попытался застегнуть пуговицы куртку, противно дрожали. В голове звенела пустота...

  – Что с тобой?.. – встревожился Агути.

  – Не знаю... – ответил Зодчий. Слова прозвучали невнятно, словно голову обложили толстым слоем ваты. – Мне что-то нездоровится...

  – Пошли! – решительно произнёс Агути. – Полежишь в постели, а я тебе свой фирменный грог приготовлю. Завтра как огурчик проснёшься!

  Про «огурчик» Зодчий часть фразы пропустил, но вот грог! – во всём Зоконе никогда не было спиртного!

  Когда Агути ушёл, Зодчий встал с кровати, подошёл к полке, достал знакомую тетрадь. Переплёт, рисунок, тиснение были прежними. С облегчением вздохнув, Зодчий начал неторопливо листать исписанные убористым почерком страницы. Скоро понял – ему лучше присесть. Он так и сделал, после чего положил тетрадь перед собой и стал внимательно читать:

   «...отмечено много случаев членения „ходульников“ на две и даже три особи, способные к агрессивному поведению на третью-четвёртую минуту после деления. Кроме того, всё чаще встречаются симбионты, с доминированием передних конечностей, которыми они способны как нападать, так и передвигаться с их помощью. Зарегистрированы случаи появления хитиновых панцирей у, так называемых, „летающих гну“. Эти организмы отличаются крупными размерами и более изощрённы в нападении. Следует также учитывать, что „летающие гну“ не являются продуктом Перехода, а лишь калькируют информационную матрицу во время „лучистого“ извержения...»

  Зодчий отшвырнул тетрадь в сторону.

  «Бред! Бред! Бред!» – подумал он, стискивая голову в ладонях.

  Вошёл Агути. Сделав вид, будто не заметил валявшейся на полу тетради, поставил перед Зодчим высокий бокал из цветного стекла и требовательно произнёс:

  – Пей! Полегчает.

  Зодчий одним глотком опорожнил содержимое, прислушиваясь к тому, как огненный ком напитка скользнул по гортани, заставив запылать пищевод. Сначала загорелись уши, словно Зодчего уличили в постыдно-омерзительном поступке, потом огонь проник в голову, и она сделалась невероятно тяжёлой.

  – Пожалуй, я лучше лягу... – с трудом выдавил из себя Зодчий, направляясь к кровати.

  «Чего он намешал в свой коктейль?..» – вяло подумал Зодчий, испытывая непреодолимое желание закрыть глаза и спать, спать, спать...

  Агути поднял тетрадь, аккуратно поставил её на полку. Потом подошёл к кровати, чтобы поправить сползшее на пол одеяло. Зодчий уже спал, смешно шевеля губами во сне. Агути заботливо поправил сбившуюся постель. Собираясь уходить, случайно бросил взгляд на руку, высвободившуюся из мягкого плена.

  Секунду смотрел на неё, не отрываясь, потом выпрямился, тяжело вздохнул.

  Горестно покачав головой, прошептал:

  – Зря ты ходил туда, парень...

  17.

  Зодчий проснулся задолго до рассвета бодрым и полным сил. Неприятное чувство раздвоенности и моральной ущербности, накануне воспринимавшееся им едва ли не коллапсом личности, по-прежнему продолжало жить где-то в глубине его естества, но рассвет привнёс в это тягостное чувство свет надежды, – как в памятный день появления в Зоконе.

  Работая в прошлом мире на грани физики и метафизики, Зодчий много раз встречался с подобными явлениями. Человек, к сожалению, так устроен, что, сталкиваясь с неизведанным, либо замечая в себе отклонения от рационального мышления или поведения, приходит в состояние испуганной беспомощности. Немногие способны адекватно воспринимать неприятные перемены, обращаясь, прежде всего, к разуму – единственному неоспоримому превосходству над царством животных. Только с его помощью пытливый человек способен бороться с эмоциональным недугом: исследовать, размышлять, строить гипотезы в поисках правильного решения. А найти это решение непросто, потому что на пути к истине встают препятствия, которые без специального научного оборудования преодолеть практически невозможно.

  Предварительно оценивая вчерашние события, задаёшься вопросом: визуальные изменения коснулись всего материального мира, или же исключительно личности по имени Зодчий? За весь Зокон говорить сложно, потому что необходимы, как минимум, десятки сопоставлений. Если же вырвать из контекста событий отдельно выходца Зодчего, то первым что приходит на ум в качестве возможного объяснения – это эмоциональная аберрация или психосоматическое воздействие. В прежней жизни Зодчий никогда не страдал неврозами и предположение о том, что именно разум делает его тело больным, и что вчерашние физические травмы происходят из-за отклонений в работе мозга, отмёл сразу. Скорее он согласится на аберрацию: реальность невероятно сложна, и в состоянии поставить в тупик любого исследователя. К тому же отклонение от рационального мышления не всегда является критерием неадекватного поведения.

  Хорошо, пусть будет аберрация, она – всего лишь искажение реалий окружающего мира, но, к сожалению, она никак не объясняет последних событий. В таком случае, что он может предположить, не имея возможности исследовать явление в лабораторных условиях? Пожалуй, многое, ведь к его услугам все виды собственного воображения: осязательное, обонятельное, ритмическое, температурное, органическое, которые в сумме способны рекомбинировать любые мысли, ощущения, визуальные формы, и даже то, что не обязательно существует на самом деле. Всё вкупе обязательно поможет нащупать контуры решения, и начнёт он его поиски прямо сейчас...

   Зодчий поднялся с кровати, аккуратно заправил постель. Сделал несколько упражнений, возвращая телу гибкость и подвижность. Вынул из планшета блокнот, в котором находились взятые им в дорогу выписки из заветной тетради. Долго и тщательно сличал их с «оригиналом», и пришёл к неутешительному выводу, что находившиеся с ним в походе записи не соответствовали тем, что оставались на заставе! Значит, с Зоконом, в его отсутствие что-то случилось...

  Зодчий взглянул на часы – скоро рассвет. Остаётся не так много времени, чтобы в одиночестве обойти заставу и оценить изменения.

  Осмотр начал с собственной комнаты. Сейчас, когда внутренняя готовность позволяла видеть все мельчайшие отклонения, они обнаруживались без особого труда. Большинство из них оказались малозначительными (ещё сутки назад подобный пустяк выходец просто не заметил бы). Однако несоответствия постепенно складывались в общую картину, позволявшую судить о глобальных изменениях, произошедших с миром за время его отсутствия. То здесь, то там в глаза бросались мелкие несовпадения: стол немного другой формы, кровать не в том месте, стулья вместо лавки...

  Зодчий не стал акцентироваться на мелочах, сейчас его интересовали несоответствия более значительные. Он вышел из комнаты, прошёл по коридору, который стал шире и длиннее. Остановился в гостиной. Здесь он обнаружил самые масштабные трансформации – гостиная оказалась намного больше и в два света. (Раньше у них не было второго этажа...) Зодчий осмотрел меблировку, с удовольствием отмечая, что теперь здесь стало намного уютнее. Потом настала очередь кухни, кладовых, подвала...

  Через час он имел о доме полное представление. Затем подошёл черёд прилегающей территории. Она полностью не соответствовала предыдущему облику. Земляные дорожки оказались вымощены трёхцветной каменной брусчаткой, под окнами столовой появился цветник с ажурными многоярусными перголами для вьющихся растений, в отдалении выросли разномастные строения с непонятными Зодчему механизмами. Повсюду под временными навесами стояли странные агрегаты футуристического вида. Но больше всего Зодчего поразил вольер с огромными собаками. Судя по окрасу и размерам, это могли быть либо кавказские овчарки, либо московские сторожевые (в Зоконе нельзя быть наверняка уверенным в любых животных).

  При осторожном приближении к вольеру, собаки радостно залаяли, игриво виляя пушистыми хвостами. Поведение собак озадачило.

  «Они меня знают!» – удивился Зодчий, присев перед крупноячеистой решёткой. Искренняя радость огромных животных, как ни странно, заметно успокоила.

  Когда он вернулся к дому, то застал у входа Агути, сидящего на изящной, с высоким изголовьем кушетке.

  Зодчий молча сел рядом.

  Агути флегматично поинтересовался:

  – Всё осмотрел?

  Зодчий не ответил.

  – Как тебе наш дом... теперь ? – вновь спросил Агути.

  – Ты о чём?..

  – Об этом! – Агути указал пальцем на правую руку Зодчего.

  – Ты хочешь знать, касался ли я Барьера?

  – Нет, я хочу знать, зачем тебя понесло к Гнилому Озеру?

  Зодчий удивлённо вскинул брови:

  – Откуда ты знаешь?..

  – От верблюда! – огрызнулся Агути. – Видишь эти блестящие точки? – Он взял руку Зодчего. – Видишь?

  – Ну, вижу...

  – Это эффект остаточной металлизации! Он возможен в одном-единственном случае: если биологический объект, облучённый в результате контакта с Барьером, попадает в субстанцию Гнилого Озера. Как ты мог узнать об этом?

  Зодчий изумлённо посмотрел на Агути.

  – Узнать о чём?..

  Идиотский у них получался разговор!

  В глазах Агути загорелась искорка недоумения.

  – Ты хочешь сказать, что ничего об этом не знал?..

  – Да о чём, «об этом»?! – вспылил Зодчий и проговорился: – Меня не было всего шесть дней, а за это время здесь произошло чёрт знает что!..

  Агути внимательно посмотрел на собеседника. Спокойным голосом напомнил:

  – Это у тебя прошло шесть дней, у нас – только три.

  – Я уже понял... – устало произнёс Зодчий. – Хотелось бы узнать другое: почему это случилось?

  – Узнаешь... – пообещал Агути и пошёл готовить завтрак.

  Весь день Зодчий как бы случайно заходил то к Фархаду, то к Гоблину, внимательно присматриваясь к тому, чем они заняты. Однажды он столкнулся с Агути, который сделал вид, будто не понимает уловок своего товарища.

  Зодчего это разозлило. Он грубо спросил:

  – Чего скалишься? Думаешь, легко изображать всезнайку, если первый раз в жизни видишь эти железки?!

  – А ты им признайся! – посоветовал Агути.

  Зодчий нахмурился.

  – Признаюсь... Но не сегодня...

  Через три дня он, к своему удивлению, настолько освоился и с «железками», и с изменениями вокруг, что не стал ничего говорить ни Фархаду, ни Гоблину, а на язвительные ухмылки Агути только кулаком грозил.

  Ещё через день приехал Енор. Появление молодого поселенца взволновало Зодчего. Прошлое посещение верцев оставило после себя немало вопросов, однако нынешние дискретные изменения реальности могли сделать предстоящий диалог попросту невозможным. Зодчий испытывал непонятное волнение перед новой встречей с Легонтом, но в повозку юноши сел с уверенным видом, мимоходом отметив, что теперь колёса у неё «на резиновом ходу». В дороге выяснилось, что Енор привёз не только приглашение Легонта, но и устную просьбу Наиты о коротенькой встрече.

  «Знать бы ещё, кто такая эта Наита?..» – невесело подумал Зодчий.

  С возницей ему повезло. На этот раз юноша оказался многословен, словно они давно являлись близкими друзьями. Зодчему удалось узнать массу интересных новостей, одна из которых приподняла завесу неизвестности: Наита оказалась сестрой Енора и той самой девушкой, которая угостила его хлебом и сыром в предыдущий приезд. Неожиданная новость показалась выходцу не столько приятной, сколько тревожной.

  Подъезжая к поселению, Зодчий смотрел по сторонам с большим вниманием, чем прошлый раз. Причина была понятна: он пытался визуально определить, насколько изменения затронули форпост верцев. Придирчивый взгляд заставника не обнаружил заметных отличий в деревянных сооружениях. Однако едва он пересёк линию ворот, в глаза бросилось обилие оружия, висевшего прямо на стенах каждого дома в специально устроенных нишах. В остальном же всё выглядело как обычно.

  Енор сам проводил гостя по смутно знакомым коридорам. Зодчий оказался в комнате, где в прошлый раз беседовал с Легонтом. Сегодня здесь не было ни самого макета, ни огромного стола, на котором тот когда-то стоял.

  Легонт вошёл в сопровождении знакомого старика.

  – Познакомьтесь, – сказал Легонт, – Это Лекарий – наш библиотекарь.

  Зодчий едва не брякнул, что они уже знакомы, но в последнюю секунду сдержался, с заметным напряжением проговорив:

  – Я много о вас слышал...

  Легонт без предисловий заговорил:

  – В прошлый раз вы просили о возможности ознакомиться с нашей историей на примере письменных источников. Лекарий подобрал нужные книги. Но читать их необходимо в специальной комнате – рукописи за последние годы сильно пострадали. Мы никогда не выносим их из хранилища.

  – Куда я должен идти?

  – Лекарий проводит вас.

  Зодчий последовал за молчаливым стариком.

  Остановила выходца многообещающая фраза Легонта:

  – Надеюсь, вы к нам не на пару часов пожаловали? Нам предстоит многое обсудить...

  – Суток хватит? – спросил Зодчий.

  – Вполне, – улыбнулся Легонт и вышел из комнаты.

  Старик жестом пригласил Зодчего следовать за ним.

  Шли долго. Складывалось впечатление, будто они ходят по кругу, специальными проходами пересекая многочисленные полуподвальные постройки. Наконец, старик толкнул массивную дверь, и они оказались в большой комнате, внутреннее убранство которой ошеломило Зодчего. Это была библиотека. Но какая! Сотни, тысячи томов теснились на дубовых полках, прогибавшихся под тяжестью знаний, сконденсированных на миллионах печатных страниц. Зодчий смотрел и не верил своим глазам – такого множества книг просто не могло быть триста лет назад в каком-то захолустном таёжном поселении!..

  Зодчий приблизился к стеллажам. Корешки книг открыто насмехались над ним: Набоков, Есенин, Пушкин, Достоевский, Лондон, Дюма – титаны мысли, чьи даты рождения никак не совпадали с первой половиной семнадцатого века!..

  – Садитесь за этот стол. – Глухой, надтреснутый голос старика прозвучал в тишине неестественно громко.

  Зодчий от неожиданности вздрогнул и опустился на предложенное Лекарием место.

  – От первой рукописи остались только фрагменты, – заговорил старик, с благоговением раскладывая перед Зодчим желтоватые листочки. – Почти всё сгорело при... Впрочем, об этом вы с Легонтом поговорите. А сейчас можете приступать. Я буду там, – он указал рукой в дальний конец комнаты, после чего отошёл, тяжело припадая на правую ногу.

  Зодчий аккуратно подвинул к себе первый лист и погрузился в чтение...

  18.

   «...вновь пришли бирючи на дворы тяглых людей и кричали: „Всем людишкам накрепко заказано избы и мыльни не топить, поздним вечером с огнём никому не ходить и не сидеть!“ И возроптали людишки тягловые: „А кормиться-то как?“ И отвечали бирючи: „Для хлебного печенья и чтобы было где варить, наделайте печей в огородах да в местах, где голь земельная, подале от хором. От ветру и другой напасти огородите и лубьём ущитите гораздо“. А далее воевода своим указом и вовсе в притеснении нас оставил, приказал избы и бани запечатать, сказав, чтоб жили все в клети, аль в подклети. А как жить-то, коли холода заворачивают уже в сентябрь-хмурень? Вот и трясётся народишко от холода, а согреться горячим нельзя, печь-то в огороде совсем в разор пришла, а мастеровые да печники знатные все в Москву выгнаны на работы городовые и царские. Вот и порешил сход идти от домов своих, да места промышлять новые, и много люда...»

  Далее шли сплошные разводы и пятна, указывающие на то, что листок и горел сильно, и поливался водой неоднократно. Зодчий потянулся к другой странице, начиная испытывать уважение не столько к бумаге, по которой бежали ровные ряды каллиграфического письма, сколько к тому, кто составил интересный артефакт много десятилетий назад.

   «...Воевода Зарьег челом бил, дабы получить в кормление городок наш. И отказа ему не было. Рад Зарьег, ибо получить город на воеводство – и честь большая для дворянина, да и кормление сытное. Рады в семье воеводы. И не только в семье – радуются и дети, и племянники, и дядюшки, и тётушки. Дворня радуется – ключники, подклетные, ибо сыты будут не только сами, но и детушки их малые. Злее и пуще прежнего от радости несёт вздорные речи юродивый – ему подачи богатые будут. А с кого они изымутся...»

  Далее половина листа сильно обожжена и только внизу остался небольшой кусочек, который ещё можно прочесть:

   «...и бражничает безобразно. Зело охоч в зернь, да карты играть, а случается, что и жену свою законную бьёт и мучит, и принародно всякие слова поносные говорит. Вот и бьём челом мы, чтобы выслали его вон, чтоб нам в пене и опале не быти...»

  Зодчий читал страницу за страницей, постепенно понимая причину, некогда толкнувшую верцев уйти всей общиной в новые, не обжитые места. Однако не только от притеснения дворянского бежали люди в тайгу...

   «...И до того дошло, что иностранцы пишут своим государям: „Не ведома нам другая такая страна, где бы пьянство было таким общим пороком, как в Московии – пьют водку во всякий час, прежде, после и во время обеда. И питие это всем любо, какого бы пола, сана и звания не был человек“. А в московских, в ближних и в дальних, степных и не степных монастырях архимандриты, игумены, келари, казначеи и священники, и братья на монастырских погребах, а также по своим кельям держат хмельное питьё, вино, пиво и мёд и не знают меры в его питии. Отчего церковная служба в упадке и запустении. А чёрные и белые попы...»

  Чем занимались «чёрные и белые попы» три века тому назад, Зодчий узнать не смог – листочки закончились. Он ещё раз пробежал их глазами, запоминая слог и стилистику того времени. Потом встал. Старик сразу же, словно караулил Зодчего, приблизился к нему. Аккуратно собрал листы в тряпицу, пропитанную каким-то ароматным составом, и сказал:

  – Что не сохранилось в рукописи, мы восстановили по памяти. Но это большая книга – вам потребуется несколько часов. К тому же Легонт хотел побеседовать с вами до того, как вы её прочтёте.

  – Хорошо. Продолжим завтра.

  Они вышли из библиотеки и вернулись в комнату, где когда-то стоял макет Зокона. Старик указал на широкую лавку, а сам неслышно исчез за дверью. Несколько минут Зодчий сидел один в полной тишине, потом услышал лёгкие шаги. Не торопясь, поднялся им навстречу.

  Дверь распахнулась, в комнату впорхнула девушка – та самая, что когда-то угостила его ароматным хлебом. Зодчий собрался сказать какую-нибудь банальную глупость, но девушка сама подбежала к нему, поцеловала в щёку и произнесла с обидой в голосе:

  – Обещал через день приехать, а прошла почти неделя!

  Несколько секунд Зодчий безуспешно боролся с нахлынувшими чувствами: отправляясь в поселение, он был готов ко многому, но к подобному развитию событий – едва ли...

  – Ну, чего молчишь? – требовательно спросила Наита.

  – Я Легонта жду... – осторожно произнёс Зодчий.

  – Отец в кузнице задержался. У нас есть несколько минут!

  – Отец?.. – осипшим голосом спросил Зодчий.

  Девушка удивлённо посмотрела на него.

  – Странный ты какой-то... – сказала она тихо.

  – Да я...

  В этот момент где-то недалеко послышался громкий разговор, спасший Зодчего от необходимости лгать и изворачиваться. Девушка молча выпорхнула из комнаты, успев на прощанье стрельнуть на Зодчего игриво-озорными глазками. Дверь широко распахнулась, в комнату стремительной походкой вошёл Легонт. Он приблизился к Зодчему и заключил его в объятия.

  – Ты не представляешь, как помог нам! Тот сплав, состав которого ты предложил, – мы смогли получить его!

  Зодчий собрался возразить, но в это мгновение словно пелена спала с его глаз – он вспомнил слова, произнесённые им всего несколько дней назад именно в этой комнате:

   "...Есть документальное свидетельство того, что в жестокой битве на реке Гидаспу воинами Александра Македонского был взят в плен индийский царь Пор, получивший ранение в правое плечо, оказавшееся незащищённым дорогим панцирем. Что же касается самого панциря, на который градом сыпались стрелы и тяжёлые дротики, то к величайшему изумлению македонцев, он не имел ни царапин, ни вмятин и выглядел так, словно его только что изготовили великие мастера кузнечного искусства. Поразились греческие воины и индусским мечам, способным рубить камни, не оставляя на теле меча зазубрин.

  Это первые документально подтверждённые свидетельства того, как европейцы встретились с необыкновенным по твёрдости индийским железом. Именно после этого оно стало широко известно странам Ближнего Востока и Европы под названием «булат». Хотя само слово произошло от персидского «пулад», что означает – «сталь». Больше всего европейцев поражало то, что булатный клинок можно согнуть в кольцо и носить в качестве пояса, и что тончайшая газовая шаль – новая забава богатых дам, – падая на лезвие булатной сабли, рассекалась пополам..."

  Что-то прояснилось, однако самое главное – откуда он всё это знает, оставалось загадкой...

  Легонт, приняв молчание Зодчего за выражение его скромности, продолжал сотрясать стены хвалебной речью:

  – Честно признаюсь, сначала я тебе не поверил! Но состав был убедителен, и мы решили попробовать, опираясь на предыдущий опыт в этой области. Единственное, что нас смущало, – где найти самородное метеоритное железо. Помог Лекарий. Он отыскал в летописях свидетельство того, что наши предки шли в тайгу не просто в поисках вольницы, – они шли по знамению, которым оказался упавший метеорит! Ладно, не буду утомлять тебя историческими выкладками. Пойдём в кузницу – сам всё увидишь. А потом... – Легонт сделал торжественную паузу, – с тобой хочет поговорить Амвросий!

  Кузница находилась недалеко. Внутрь заходить не стали, потому что у самого входа стояли широкие лавки, на которых лежали мечи, копья, панцири, наручи. У Зодчего от восторга глаза разбежались. Однако сияющее и отливающее стальным блеском изобилие не помешало его глазам мгновенно выделить меч с характерным, только одному булату свойственным узором. Он взял меч в руки и почувствовал неожиданную лёгкую дрожь во всём теле, словно прикоснулся к чему-то бесконечно дорогому и удивительно знакомому.

  – Ну, как? – спросил Легонт.

  – Необыкновенное чувство! – с радостью признался Зодчий.

  – То-то! А теперь нам пора к Амвросию. Отец не любит, когда опаздывают. Идём!

  «И здесь – отец!..» – невесело подумал Зодчий, с неохотой выпуская меч из рук.

  Легонт успел уйти вперёд, и Зодчему следовало поторопиться, чтобы не отстать. Он шагнул за немногочисленной процессией, но с удивлением понял, что кто-то бесцеремонно схватил его за воротник и притянул спиной к бревенчатой стене.

  Тихий злобный голос прошипел в самое ухо:

  – Оставь Наиту в покое, грязный выродок! Понял?.. Она не для тебя!

  Закипевшее внутри негодование придало сил.

  – Ты лицо-то своё покажи, герой! – Зодчий рванулся вперёд и быстро обернулся.

  За спиной никого не было – только зиял чёрный вход в опустевшую кузню. Зодчий собирался броситься внутрь и найти «шутника», но в этот момент услышал весёлый голос Легонта:

  – Что, никак с мечём не можешь расстаться? Забирай – он твой!

  Зодчий торопливо осмотрел кузню и поспешил к Легонту.

  Быстрым шагом мужчины вернулись в прежнюю комнату. Здесь Легонт неожиданно для Зодчего стал необыкновенно серьёзен. Он внимательно оглядел выходца с ног до головы, поправил что-то в его одежде, после чего торжественно произнёс загадочную фразу:

  – Веди себя естественно. Если что-то будет непонятно или неприятно – делай вид, будто тебе всё равно...

  Озадаченный Зодчий машинально кивнул.

  – И ещё... – Легонт приблизился вплотную, – у отца больные глаза, поэтому он не любит яркий свет.

  Легонт увлёк Зодчего за собой, указав коридор, по которому следовало идти.

  – Я подожду здесь! – Высокий чистый голос поселенца дрогнул...

  После секундного колебания Зодчий шагнул вперёд.

  Пройдя метров двадцать по широкому слабо освещённому коридору, он замер перед резной дубовой дверью. Сделав несколько глубоких вдохов, без стука распахнул её...

  19.

  В комнате было темно.

  Зодчий закрыл за собой дверь и замер на пороге – глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к слабому освещению. Прошла минута или две, прежде чем он увидели впереди, метрах в шести от себя, высокое массивное кресло. В нём сидела тёмная фигура, издалека казавшаяся неподвижным каменным истуканом.

  – Подойди. Я тебя плохо вижу...

  Голос резко контрастировал с застывшей фигурой: в нём не просто жила, в нём кипела, бурлила, фонтанировала жизненная сила!

  Зодчий приблизился, остановившись в двух шагах от кресла. Спокойно встретил взгляд Амвросия, сверкнувший из-под тёмного капюшона.

  – Ты – Зодчий. – Амвросий не спрашивал, он утверждал. – Мне интересна твоя судьба. Я хочу поговорить о ней, но меня отвлекают вопросы в твоей голове.

  – Я ещё ничего не успел сказать... – деликатно напомнил Зодчий, до конца не решив, как вести себя с главой верцев.

  Амвросий улыбнулся.

  – Мне нравится твоя манера разговора.

  Зодчий промолчал.

  – Не стесняйся – спрашивай. – Голос Амвросия сделался мягким и ласковым.

  – Прежде чем задавать вопросы, я бы хотел по возможности изучить ваши летописи.

  Амвросий покачал головой.

  – Я не это имел в виду. Спрашивай то, что волнует тебя сейчас.

  Зодчий задумался. Совсем не такой беседы он ожидал от главы рода.

  – Могу я узнать причину, по которой несколько лет назад погибли три выходца, приглашённые вами в поселение?

  После его слов гулкая тишина в комнате наполнилась совсем другим содержанием.

  – Я отвечу тебе... – бесцветным голосом произнёс глава верцев. – Но сначала ты должен познакомиться с моей внучкой.

  Амвросий повернул голову в сторону и ласково позвал:

  – Арина!

  Из темноты вышла девочка небольшого роста. Тихо приблизившись к Амвросию, она замерла у массивного кресла. Зодчий с любопытством посмотрел на девочку, обратив внимание, что голова её тоже закрыта капюшоном – не видно ни глаз, ни половины лица.

  – Мы пригласили выходцев с определённой целью, – не торопясь, заговорил Амвросий. – В нашем мире с некоторых пор стали происходить вещи, которые прежде не случались. Мнение людей, живущих на пограничных заставах, и раньше вызывало у нас интерес, а теперь стало жизненно необходимым. Беседовали долго, узнали много нового. Разговор затянулся до позднего вечера. Мы предложили гостям остаться на ночь... – Амвросий сделал паузу. – Утром выяснилось, что выходцы осквернили наше гостеприимство. С помощью средства, привезённого с заставы, они воспользовались беспомощностью двух девушек...

  Амвросий замолчал. Зодчий вспомнил фразу, сказанную когда-то Агути не столько с негодованием, сколько с отвращением: «Эх!.. Если б мы знали. Но... ходят слухи, что они...» Теперь Зодчий понял гнев своего товарища.

  – Приглашённые поступили подло, – согласился он. – Но ведь можно было сообщить об этом на заставы?

  – Нет! – резко сказал Амвросий. – Выходцы не всё знают о воздействии Перехода на человеческий организм. Они не могли об этом знать, потому что у них нет женщин. А мы столкнулись с этим много лет назад. – Амвросий ненадолго замолчал. – Едва ли не с первых лет жизни моего рода в этом мире Переход приводил к нам новых людей, и мы встречали их как братьев. Не сразу, а только через поколения выяснилось – браки между нашими девушками и выходцами стали всё чаще приносить ужасные плоды... В какой-то момент мы перестали принимать выходцев в свой род, а их потомкам навсегда запретили иметь детей. Так возникли первые заставы. Те, кого мы пригласили впервые за многие годы, нарушили этот запрет в одностороннем порядке. Они должны были умереть!

  – И всё же... – попытался возразить Зодчий.

  – Смотри! – взбешённо воскликнул Амвросий, сдёргивая с головы девочки капюшон.

  За время беседы Зодчий успел привыкнуть к слабому освещению в комнате, поэтому без труда разглядел причину гнева и боли Амвросия – у девочки на лице не было глаз! Совсем... Лоб, нос, щёки, – всё как у её сверстниц, но глаз не было...

  Зодчему показалось, что у него остановилось сердце. Теперь он не осуждал верцев...

  – Мы знали, что такое обязательно случится, поэтому казнили ослушников и ничего не стали объяснять выходцам.

  – Что изменилось теперь? – после долгой паузы спросил Зодчий.

  – Мне кажется, ты сам можешь ответить на этот вопрос, если вспомнишь о случившемся на Гнилом Озере.

  – Откуда вы...

  Амвросий жестом остановил его.

  – Арина никогда не имела глаз. Вместо них она получила удивительную способность читать в душах людей также легко и свободно, как ты читал наши летописи.

  – Значит она...

  – Бедная девочка не может долго находиться на улице, отсутствие глаз сделало её очень восприимчивой к солнечному свету. Но, сидя здесь, в темноте моей комнаты, своим особым даром она видит жизнь не только в поселении, но и то, что происходит на каждой из трёх застав. Это она посоветовала пригласить тебя. Надеюсь, не напрасно...

  Зодчий по-новому посмотрел на Арину.

  – А она... разговаривает? – спросил он, опасаясь, что вопрос может обидеть девочку.

  – Разговариваю! – ответила Арина неожиданно высоким и сильным голосом. – Но слова звучат неискренне и грубо. Я люблю думать...

  Амвросий заботливо набросил капюшон на голову девочки и сказал ей:

  – Ступай к себе, нам поговорить нужно.

  – Не успеете! – возразила Арина.

  – Почему? – удивился Амвросий.

  – Скоро на Второй заставе начнётся «Громовой» Переход.

  – Когда? – выдохнул Зодчий.

  Девочка неопределённо пожала плечами:

  – Часа через три-четыре...

  Выходец посмотрел на Амвросия. Старик понял его тревожный взгляд и сказал:

  – Иди. Это твой второй Переход...

  Зодчий буркнул в ответ что-то невразумительное и почти бегом кинулся к Легонту, который уже был в курсе событий. Он сказал, что повозка готова, и что успеют они вовремя.

  Сидя на подстилке пахучего сена, Зодчий вдруг почувствовал чьи-то нежные пальцы на своей руке, а затем – холодную сталь меча. Обернулся. У сеней мелькнул белый платок.

  В этот момент кони рванули с места, и Зодчий понял: спокойная жизнь закончилась...

   ВТОРАЯ СТЕПЕНЬ ДОСТОВЕРНОСТИ

Земля – обширный театр, на котором одна и та же

  трагедия даётся под разными названиями.

  ВОЛЬТЕР

  20.

  Они успели вовремя.

  Когда повозка подлетела к заставе, там приготовления шли полным ходом. Над землёй плыл заунывный вой сирены. Фархад, Агути и Гоблин находились на «стартовой площадке» – месте, наиболее удобном для Перехода. Зодчий впервые наблюдал момент «инициации» – пробного извержения из тела Зокона, поэтому смутно представлял себе, чем придётся заниматься ему и его товарищам в ближайшее время.