Текст книги "Судороги Земли (СИ)"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

  В длинном вольере, собранном из прочных жердей, сидели огромные собаки. Было их не больше пяти, но места они занимали много. Приглядевшись, Зодчий охарактеризовал их как невероятную помесь кавказской овчарки, московской сторожевой, и водолаза (из-за чёрных подпалин по бокам). Большие живые кучи рыже-коричневой шерсти вызывали уважение.

  – Интересные собачки... – сказал он, не понимая, зачем Арина привела его сюда.

  – Они очень умные, – улыбнулась девочка, протягивая руку сквозь жерди. – Я их всех люблю!

  Одна из собак встала, подошла к прутьям и ткнулась головой в руку девочки.

  – Они обожают, когда я чешу им за ушами. Они тогда начинают подрагивать всем телом и поскуливать от удовольствия!

  – Знаешь, я бы, наверное, тоже скулил от удовольствия, если б меня чесали за ухом! – серьёзным тоном проговорил Зодчий.

  Девочка засмеялась, продолжая ерошить маленькой ладошкой огромный собачий лоб. Зодчий отважился напомнить Арине, зачем они спустились в подвал. Девочка не ответила. Молча открыла вольер, выпуская одну из затворниц, потом достала откуда-то сбоку кожаную сумку и повесила её на шею собаке. Теперь огромная обитательница вольера стала похожа на сенбернара, отправляющегося в горы на поиски людей, попавших под лавину.

  – И как это понимать?.. – не понял Зодчий.

  – Мага – собака-почтальон, – пояснила девочка. – На следующий день после Перехода мы отправляем её на нужную заставу, и она приносит книги.

  – Сама?!

  – Сама.

  – И ей не нужен инструктор?

  – Ей никто не нужен. Она по запаху находит книгу, не разрушенную «мыльным эффектом», зубами кладёт её в сумку и ищет следующую. И так, пока не наберёт штук восемь-десять. После этого возвращается домой.

  Зодчий не нашёлся что сказать.

  – Странно... – пробормотал он, – никто из выходцев о ваших собаках не говорил ни слова.

  – Конечно, мы же посылаем собак только ночью! Днём выходцы могут принять их за порождение Перехода и тогда...

  Зодчий понял, что она имела в виду, и всё же не до конца поверил девочке. Арина догадалась о мыслях заставника, но не обиделась. Она подвела его к столу, на котором было разложено несколько книг.

  – Вчерашние... – сказала она и грустно вздохнула.

  Зодчий потрогал одну из них, даже понюхал повреждённый влагой ледериновый переплёт. Сомнений не осталось – книги действительно были с Первой заставы, потому что пахли лесом, горящей нефтью и ещё чем-то трудноуловимым, но мгновенно ассоциировавшимся с последним Переходом...

  – Невероятно!.. – пробормотал Зодчий. – Знаешь, расскажи ещё что-нибудь про своих собак!

  – Нет.

  – Почему? – удивился Зодчий.

  – Переход на вашей заставе. Часов через пять.

  – Какой?

  Девочка ответила почти сразу:

  – «Холостой». И очень короткий...

  29.

  Фархад с удовольствием демонстрировал возможности нового изобретения, с лёгкой иронией поглядывая на удивлённые глаза заставников. Установка представляла собой нечто отдалённо напоминающее крупнокалиберный пулемёт, способный вращаться с удивительной быстротой и лёгкостью как в вертикальной так и в горизонтальной плоскости. Своеобразная лента-кассета змеилась в специальном углублении. На отдельных подставках, вынесенных за габариты поворотного круга, располагались дополнительные ярко-красные кассеты со стрелами «специального» назначения.

  – В красных коробках стрелы особые, – пояснил Фархад, – на тот случай, если недовыходцы повалят сплошной массой. В подобной ситуации отстреливать их поодиночке – только время терять, а с моими стрелами всё просто: выпускаешь её в центр небольшой группы и – готово!

  – Послушай, Кулибин, – съязвил Гоблин. – А твои штучки не ахнут раньше времени?

  – Не ахнут, – успокоил Фархад. – Для детонации нужны определённые условия.

  – А если я на них случайно камень уроню? – не унимался Гоблин.

  – Всё равно ничего не случится: микрозаряд покрыт специальной плёнкой, разрушающейся только при движении в воздушной среде с определённой скоростью.

  – Не знаю, не знаю... – скептически пробормотал Гоблин. – Всё это выглядит ненадёжно...

  – А ты-то чего страдаешь? – возмутился Фархад недоверчивости Гоблина. – Я не заставляю тебя управлять установкой.

  – Вот ещё! Я лучше по старинке – луком.

  Фархад усмехнулся:

  – Стрелы у тебя тоже «по старинке»?

  – Эти стрелы уже проверены. А новые...

  – Да хватит вам! – не вытерпел Агути. – Установка и в самом деле впечатляет. Посмотрим, как она покажет себя в деле.

  – Отлично покажет! – уверенно заявил Фархад и полез что-то подкручивать на механизме горизонтального вращения.

  Агути, Гоблин и Зодчий отошли к старому, изрядно потрёпанному многочисленными схватками щиту. Лёгкое покалывание в затылке подсказывало: Переход вот-вот начнётся. Зодчий удобно расположился напротив огромной пробоины, разложив рядом с собой всё, что могло понадобиться. Агути и Гоблин тоже выбрали себе местечко и теперь скучали, томно поглядывая сквозь бойницы.

  – Как на курорте! – подал голос Гоблин, оглядывая спокойное небо.

  – Ничего, вот пожалуют «курортники»... – недовольным голосом пообещал Агути.

  – Видали мы эти «холостые» Переходы, – беззаботно произнёс Гоблин, – одна грязная вода и мелкая живность. Скукота!

  Агути подмигнул Зодчему и сказал:

  – Если тебе скучно, иди к Фархаду. И товарищу поможешь, а заодно и установку освоишь.

  – Как-нибудь в другой раз, – отмахнулся Гоблин. – Переход начинается...

  Зодчий выглянул из пробоины и увидел, как далеко впереди начала фонтанировать исковерканная металлическая конструкция. Первые толчки густой бурой жидкости были слабыми, с длинными промежутками между пульсациями. Но прошло всего несколько минут, и тоненькая струйка превратилась в мощнейший гейзер, выплёвывавший в воздух не только воду...

  – А вода там горячая или холодная? – вдруг спросил Зодчий.

  – Не знаю, – пожал плечами Гоблин. – Я руку в фонтан не совал!

  Постепенно над зоной конфликта стал густеть туман.

  – Сейчас поползут! – уверенно заявил Гоблин.

  – Почему именно сейчас? – спросил Зодчий.

  – Туман делается плотным. Они всегда в это время выползают... А вот и первый гость. – Гоблин указал рукой куда-то влево.

  Зодчий присмотрелся. Действительно, там, где потоки воды с шумом устремились в сторону естественного оврага, появились «мыши». С большого расстояния было непросто определить, кого сегодня дарит выходцам Переход. Это могли быть любые грызуны или даже мелкие хищники. Главное, ни те, ни другие опасности для заставников не представляли.

  – Я же говорил – курорт! – подал голос Гоблин. – Из-за своих небольших размеров, «мыши» не могут стабилизировать тело в новых условиях. Они разрушаются в первые минуты существования. Обычно, большинство из них даже до контрольной черты не доходит. А для самых неугомонных у Фархада припасён новоиспечённый сюрприз!

  Свой монолог Гоблин произнёс, сидя спиной к Зокону, чем выражал полное пренебрежение происходящим. Зодчий беззаботности своего товарища не разделял, потому что именно в этот момент из поредевшего тумана прямо на заставников густым облаком повалили летучие мыши. Их были сотни или даже тысячи. Шелест крыльев покрыл собой все остальные звуки. Неслышно стало ни свиста вырывающейся под большим давлением воды, ни хруста металла, раздираемого неведомыми силами, – и то и другое поглотил неприятный сухой звук вспарывающих воздух крыльев.

  Очень быстро небольшое серое облако превратилось в огромную веретенообразную тучу, остриё которой оказалось направлено на охранный щит. Через минуту в однородной плотной массе стали различимы не только отдельные части тел невероятно крупных летучих мышей: большой бугор плечевой кости, крупные ушные раковины с незамкнутым снизу краем, кожистый выступ – козелок – перед слуховым проходом, но и другие рукокрылые – крыланы. Летучие собаки и лисицы, выглядели менее устрашающе, хотя отдельные экземпляры имели размах крыльев до одного метра.

  – Тебе стоит на это взглянуть... – посоветовал Зодчий Гоблину.

  – Да что я там не видел! – отмахнулся Гоблин, продолжая смотреть в другую сторону.

  В этот момент стаю атаковал Фархад. Его установка начала вращаться, принимая наиболее удобное для стрельбы положение. Затем одна за другой в сторону стаи ушли десять «специальных» стрел. Прошло несколько томительных секунд, и начавший надоедать шелест раскололся чередой громкий взрывов. Гоблин вскочил на ноги, с тревогой озираясь по сторонам, но быстро успокоился, вместе со всеми продолжая следить за происходящим.

  Мыши летели плотным облаком, и все стрелы, выпущенные Фархадом, нашли своих жертв. Сами взрывы проделали в стае большие бреши, после чего на землю пролился настоящий дождь из отдельных фрагментов: когти, фаланги пальцев, хвосты, жёсткие перепончатые крылья... Оставшиеся рукокрылы оказались дезорганизованы, словно в результате одного из взрывов потеряли вожака. Летучие мыши хаотично заметались из стороны в сторону, сбивая друг друга. Их совершенная эхолокация либо не помогала, либо животные, по какой-то причине, больше не могли генерировать ультразвуковые сигналы.

  В результате до щита долетело всего несколько десятков мышей, да тройка ночных крыланов. Все они оказались настолько истощены недолгим перелётом, что подвергались распаду прямо в воздухе, опадая на землю грязными мыльными хлопьями.

  – Все бы они так! – мечтательно изрёк Гоблин, разглядывая белёсые хлопья.

  – Странный в Зоконе снег... – неожиданно сказал Агути.

  Гоблин удивлённо посмотрел на него.

  – Чего это тебя на лирику потянуло? – спросил он.

  – Да так... – отмахнулся Агути. И почти сразу добавил: – Пошли к Фархаду.

  Они нашли его копающимся в поворотном механизме.

  – Вот тебе и техника! – скривился Гоблин. – Сбил трёх мышат и уже ремонтом занялся!

  – Отстань... – огрызнулся Фархад и обратился к Агути: – Ну, как?

  – Впечатляет! – ответил он. – Эх! Нам бы вчера твою машинку!..

  – Ничего, – уверенно пообещал Фархад, – мы на ней и на «тигров» успеем поохотиться, и на «зывунов»!

  – Лично я могу и без охоты обойтись, – философски изрёк Гоблин.

  – Теперь это едва ли получится... – задумчиво произнёс Агути.

  Все посмотрели в сторону успокоившегося Зокона. Фонтаны, истощив свои ресурсы, исчезли. Туман почти рассеялся. Последние грязные струи торопились присоединиться к обильному потоку на дне оврага.

  «Холостой» Переход закончился...

  – Нет, такой вариант не пойдёт! – горячился Зодчий, когда они вчетвером сели обдумывать новую модель охранного щита. – Опасность «громового» Перехода заключается в том, что ограниченное число заставников – допустим, пятнадцать – не смогут сдержать одновременно и «зывунов», и «лис», и «тигров».

  – Что ты предлагаешь? – спросил Фархад, продолжая рисовать что-то на листе ватмана, лежащего перед ним.

  – У заставников должна быть возможность отсидеться в укрытии, пока силы не уравняются.

  – Ну, ты даешь! – воскликнул импульсивный Гоблин. – Значит, заставники храбро отсиживаются, пока «зывуны» в поселение поспешают! Так что ли?!

  – Не так, – спокойно ответил Зодчий. – Какая польза в том, что лавина зверья сомнёт нас и спокойно потечёт дальше? Наша главная задача в любом случае, понимаете – в любом! – сохранить заставников. Для этого нам необходимо мобильное укрытие, способное в критическую минуту защитить всех. При этом, находясь в укрытии, мы должны иметь возможность активно атаковать.

  – Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь, – сказал Фархад. – Нам нужен своеобразный «троянский конь»?

  – В некотором роде... – согласился Зодчий.

  – Тогда посмотри на этот рисунок.

  Фархад повернул к Зодчему альбомный лист, и все принялись внимательно изучать торопливый набросок.

  – Гениально! – выдохнул Гоблин.

  – Есть немного... – скромно потупил взор Фархад.

  – Интересное решение, – медленно произнёс Агути.

  – Ничего особенного, – притворно равнодушно вздохнул Зодчий, – но... с хреном пойдёт!

  Все громко расхохотались.

  30.

  Через пять дней на заставу прибыл отряд из десяти поселенцев. Троих Зодчий знал (юнцы, которым он помог при последнем Переходе). Ещё с двумя сталкивался, когда бывал в поселении. Оставшихся пятерых видел впервые, хотя взгляд одного из них – рослого зеленоглазого юноши – показался знакомым. Зодчий покопался в памяти, но вспомнить юношу не смог, зато его имя сразу врезалось в память – Сиф.

  Старшего над поселенцами звали Рабус. Словно оправдывая звучное имя, Рабус носил густые рыжие усы, скрывавшие и губы, и редкую улыбку, отчего десятник казался не в меру строгим и даже хмурым. Рабуса Зодчий знал хорошо, поэтому не волновался по поводу возможных трений, которые неизбежно могли возникнуть при постоянном проживании бок о бок столь разных социальных групп.

  Весь первый день занимались бытовыми проблемами: где устроить поселенцев, как накормить, каким образом распределить дежурство и так далее. Каптенармусом пришлось выступить самому Зодчему, и он с этим нелёгким делом справился на удивление быстро.

  К вечеру всё было закончено. В гостиной, спешно переоборудованной из-за многочисленности новых постояльцев, собрались все четырнадцать заставников. Зодчий предложил разделить отряд на две равные части – по семь в каждой: пять поселенцев и два выходца. Предложение понравилось всем, за исключением Сифа, требовавшего, чтобы поселенцы держались своей группой, а выходцы – своей. Он так разошёлся, что Рабусу пришлось повысить голос и поставить юношу на место. После недолгих споров бросили жребий, в результате которого в одной из групп оказались Агути, Зодчий, Сиф и ещё четверо поселенцев (из них двое юнцов), а во второй – все остальные.

  Естественно встал вопрос о главенстве в группах. Одну возглавил Рабус (Гоблин и Фархад не возражали), второй группой Рабус предложил руководить Зодчему. Сиф и на этот раз высказался против, но его мнение не играло теперь никакой роли.

  Спать разошлись поздно с грандиозными планами на завтра.

  В течение недели по эскизу Фархада строили «ТРОянского Коня» – ТРОКа. Уже в самом начале работ стало ясно, что трок на четырнадцать человек, это слишком громоздкое и неуклюжее сооружение, поэтому остановились на новом варианте, при котором каждая группа будет иметь свой собственный форпост защиты.

  Занимаясь созданием трока, Зодчий не забывал о главном – о боевой подготовке небольшого гарнизона. Здесь десятник Рабус полностью положился на опыт Зодчего (успел в нём убедиться и в поселении, и во время последнего Перехода), выполняя все упражнения в общем строю.

  Ещё через неделю первый трок был готов. По этому случаю все собрались на большом поле перед домом, чтобы поучаствовать в «игрищах». Одна группа должна была изображать заставников, засевших в троке, а второй пришлось на время стать недовыходцами, жаждущими, во что бы то ни стало прорваться на заставу.

  Быть «заставниками» выпало группе Зодчего. По сигналу рефери, в роли которого выступил Агути, специально забравшийся на вершину огромной сосны, росшей недалеко от дома, «недовыходцы» со страшными криками (и где они слышали, чтобы «зывуны» так кричали?..) бросились на штурм.

  «Недовыходцы» стремительно понеслись вперёд, стараясь как можно быстрее достичь заветной черты, но опоздали: «заставники» успели закрыть «бутон» – такое состояние трока, при котором боковые «лепестки», с которых ещё минуту назад вёлся интенсивный «обстрел», вдруг поднялись вверх, захлопнув внутри себя семерых смельчаков.

  Однако и в «захлопнутом» состоянии трок продолжал осыпать «противника» стрелами с тупым концом, оставляя на теле многих нападавших болезненные синяки. Даже прорвавшись к самым стенам трока «недовыходцы» ничего не смогли сделать – «лепестки» открывались только изнутри. Мнимому противнику так и пришлось отступить, иначе «заставники» грозились основательно отделать их палками – имитацией копий и дротиков.

  Победа оказалась полной, заставив даже самых закоренелых скептиков поверить в то, что с подобной системой защиты они могут полутора десятками воинов противостоять целой лавине недовыходцев.

  Работу над вторым троком максимально ускорили, параллельно пригласив на Вторую заставу представителей с Первой и Третьей. Когда обширная делегация собралась (прибыли и поселенцы во главе с Легонтом), второй трок был уже готов, и гостеприимные хозяева предложили гостям поучаствовать в коллективном штурме. Многие с энтузиазмом согласились. Даже Легонт вызвался изобразить из себя ярого человеконенавистника, за что в итоге и поплатился, получив два синяка и лёгкую контузию, когда с обречённой отчаянностью настоящего «скачка» пытался проникнуть внутрь защитного сооружения.

  Трок конструкции Фархада получил высшую оценку всех «нападавших», после чего было решено организовать их производство на каждой заставе. Легонт, в свою очередь, попросил изготовить несколько защитных сооружений для поселения. На недоумённый взгляд Зодчего коротко пояснил: «Бережёного – Бог бережёт!» Зодчий возражать не стал, потому что изготовить новые троки должны были кузнецы-верцы, а на заставника возлагалось лишь общее управление всем процессом.

  После отъезда делегации, работы на Второй заставе только прибавилось. Пришлось срочно соорудить рядом с домом небольшую временную пристройку – для вновь прибывших поселенцев.

  Дни текли незаметно...

  К концу четвёртого месяца все заказы были готовы, и троки разошлись по местам. Транспортировка их до пункта назначения заняла ещё несколько дней. А потом наступило долгожданное спокойствие. Никуда не нужно было торопиться, планируя на день по десять мероприятий и отводя на сон не более пяти часов.

  К этому времени искусные кузнецы-поселенцы изготовили специальное облачение для каждого заставника, поместив на внутренней стороне грудной пластины имя владельца: при полной похожести всех элементов облачения, перепутать их стало невозможно.

  Подытожив количество работ, проделанных за четыре месяца, Зодчий пришёл к выводу, что они успели всё... Почти всё, потому что за созидательной лихорадкой позабыли о самом главном. Главным же для всех трёх застав были профессиональные защитники, а их-то, из общего числа вновь прибывших, оказалось менее половины.

  Когда Зодчий заговорил об этом с Агути, тот его не понял. Только сам Зодчий, с пробудившимся тысячелетним опытом бесконечных родовых войн мог знать потенциал того или иного заставника, и нередко результат этого знания оказывался прямо противоположным тому, что видели перед собой все остальные.

  Например, один из юнцов в его группе – Завор – физически выглядел слабее и тщедушнее любого заставника не только у них, но и во всём Зоконе. Однако Зодчий разглядел в нём такой потенциал, такую несгибаемую волю, что даже многоопытный Рабус, при всей его физической силе и накопленных знаниях, проигрывал по всем пунктам. В Заворе был стержень, сломать или согнуть который было невозможно. Зодчий иногда ловил себя на мысли, что завидует юному Завору, потому что в себе самом он такого стержня не чувствовал...

  Имелся и другой пример – прямо противоположный – Сиф. Второго такого гиганта не было ни в поселении, ни среди выходцев. При этом Сиф производил впечатление не столько негативное, сколько отталкивающее. Ему всё время что-то не нравилось: еда на заставе, койка в общей комнате, команды Зодчего (это многим не нравилось). Он постоянно участвовал во всех мелких конфликтах и неурядицах, неизбежно возникавших в подобной среде, при этом, каждый раз ухитряясь оставаться в стороне, не понеся заслуженного наказания от Рабуса. Однако главным в предубеждённости Зодчего было другое: при всей видимой физической силе, Сиф казался ущербным, скорее даже – убогим, словно в тело молодого красавца-полубога по ошибке поместили душу злобного, ожесточённого на весь мир карлика...

  Однажды Зодчий выбрал удобный момент и решил поговорить с Сифом, пытаясь найти причину его непонятной озлобленности. Но разговора не получилось. Сиф наговорил Зодчему кучу гадостей. Зодчий сдержался, прекрасно понимая, что многие из поселенцев относятся к выходцам с предубеждением. Сиф расценил спокойную сдержанность Зодчего по-своему – он назвал его трусом.

  В другое время Зодчий обязательно полез бы в драку, даже в заранее проигрышном варианте (Сиф был в полтора раза тяжелее выходца). Но Зодчий сдержался, решив наказать его другим способом: он предложил самонадеянному юноше спарринг на учебных мечах.

  Посмотреть на тренировочный бой собралась почти вся застава, криками поддерживая Зодчего и Сифа. Зодчий несколько минут играл со своим соперником, позволив ему пару раз коснуться себя деревянным мечом. Потом, заметив в глазах Сифа блеск физического превосходства, перешёл в яростную и стремительную атаку, за несколько секунд излупил ошеломлённого здоровяка плоской частью меча. После чего наклонился к поверженному противнику и сказал тихо, чтобы никто кроме них не слышал:

  – Я запомнил все оскорбления. Теперь ты ответишь за каждое!

  Протянув руку, он, словно ничего не произошло, помог Сифу подняться.

  За боем, который больше походил на завуалированное избиение, наблюдал Агути.

  Когда Зодчий проходил мимо него, направляясь в душ, Агути строгим голосом спросил:

  – Что это было?..

  Сделав изумлённые глаза, Зодчий спокойно ответил:

  – Тренировочный бой.

  – А мне показалось – это примитивное сведение счётов.

  – Каких счётов?! – искренне удивился Зодчий.

  Агути игры не принял.

  – Смотри, – сказал он, с осуждением качая головой, – не я один внимательно следил за поединком...

  Зодчий оглянулся по сторонам.

  – О ком ты говоришь? – спросил он, поворачиваясь к товарищу.

  Агути рядом не оказалось...

  31.

  В поселение Зодчий ехал со смешанными чувствами. Уже который раз Арина передавала ему образ Наиты, молча тоскующей в небольшой комнате, интерьер которой показался Зодчему смутно знакомым. Печальные трансляции особенно участились в последнюю неделю. Игнорировать их Зодчий уже не мог. Как только выдался свободный день, он собрал половину поселенцев, и вместе с ними на повозке Енора отправился во владения Амвросия.

  Всю дорогу Зодчий тщательно анализировал свои чувства и пришёл к выводу, что Наита интересует его не больше, чем все остальные девушки в поселении. Хотя нет, отчасти он всё же лукавил перед самим собой, – Наита ему нравилась. Но лишь тем, что глаза её казались ярче, чем у других, одухотворённее, а стройное гибкое тело притягивало взгляд, заставляя непроизвольным образом трепетать что-то в его душе.

  В то же время Зодчий сознавал, что волшебный внутренний трепет может вызвать в нём любая другая девушка или женщина, непроизвольным образом затронувшая своим запахом, взглядом, движением, голосом невидимую струнку, колебания которой всколыхнут гормоны, и они заиграют великую сонату любви... Во всяком случае, именно так было в той, прошлой жизни. В этой он мало, что понимал.

  До контакта с Гнилым Озером, Зодчий почти не выделял Наиту из общей массы девушек, но, попав в поселение после Изменения, оказался непостижимым образом связан с ней. Чем?.. На этот вопрос ответа не было. Прояснить ситуацию мог тот, другой Зодчий, оставшийся в прошлой реальности, но не было в мире силы, способной свести их вместе...

  Зодчий попал в сложное положение. С одной стороны у него (точнее – у прежнего Зодчего) что-то было с Наитой, и это «что-то» распространилось и на Зодчего нынешнего, вернувшегося из озёрной субстанции. С другой стороны его чувства к Наите нельзя охарактеризовать любовным томлением или каким-либо другим чувственным пожаром, а обманывать девушки ему не хотелось.

  Но была ещё одна причина, которую Зодчий гнал от себя каждый раз, едва она назойливо проникала в сознание – он не мог забыть слов Амвросия о том, какие дети рождаются от брака выходца и поселянки... Всё вместе завязывалось в тугой клубок противоречий, грозивших сковать Зодчего по рукам и ногам, если он не сумеет найти достойного выхода из непростой ситуации.

  Пока что ему с большим трудом удавалось балансировать на тонкой грани, умудряясь и отношения не развивать, и избегать неприятных объяснений. А объяснения предстояли непростые. Наита о произошедшем Изменении могла ничего не знать. В этом случае становились нелепыми будущие аргументы Зодчего в свою защиту. Но кроме спорных доводов, была ещё чудовищная правда слов Амвросия о запретной связи поселянок с выходцами, и недвусмысленное требование голоса в кузнице оставить Наиту в покое.

  Выходит, отказавшись от благосклонности девушки, он будет выглядеть как трус и слюнтяй, испугавшийся голоса анонима и визита ночного гостя, а, ответив на них, станет для всех новоявленным Казановой, «положившим глаз» на внучку главы рода. Зодчий понял, что попал в ту редкую ситуацию, когда слово правды может принести страданий и боли много больше, чем целый год изощрённой лжи.

  ...Повозка уже въехала в распахнутые ворота поселения, а погружённый в глубокую задумчивость Зодчий так и не пришёл к окончательному выводу, каким образом ему следует поступить.

  Помог случай.

  Их встретил Легонт, немедленно пригласивший гостя к себе. Разговор растянулся на весь вечер и половину ночи. Речь шла о троках. В поселении их стояло пять – новеньких, холодно мерцавших в свете неполной луны, пахнущих нагретым металлом и смазкой. Все они находились в полной боевой готовности. Не хватало главного – научить поселенцев правильно пользоваться защитными сооружениями.

  На следующий день Зодчий с головой окунулся в привычный для него процесс обучения. Он отобрал пятьдесят поселенцев, половина из которых были женщины, а половина мужчины и, разбив их на пять групп по десять человек (пять мужчин и пять женщин в каждой), принялся обучать их искусству управления троком.

  В одной из групп оказалась Наита. Опять Зодчий балансировал на бритвенно-тонкой грани: вроде бы и день провели вместе, и, в то же время, не успели сказать друг другу более десяти слов.

  Тренировки продолжались до тех пор, пока защитники каждого трока не научились «схлопывать» охранные лепестки за время, необходимое Зодчему, чтобы пробежать стометровку с максимальной скоростью. К тому времени, когда поселенцы стали укладываться в установленный заставником «норматив», Зодчий так вымотался, что мог думать только об одном: как бы поскорее дотащить свои многострадальные ноги до любой постели и уложить их в горизонтальное положение.

  Поздно вечером он так и сделал. Оказавшись в небольшой комнате, он торопливо разделся и упал на мягкую постель, успев заснуть до того, как голова коснулась подушки. Когда в комнату вошла Наита, чтобы пожелать Зодчему спокойной ночи, он уже спал. Спал так крепко и безмятежно, словно неумолимое время неожиданно сжалилось над ним и, повинуясь своим внутренним, непостижимым человеческому разуму законам, перенесло Зодчего в пору далёкого безмятежно-счастливого детства.

  Наита долго сидела на кровати, разглядывая спящего выходца. Потом её взгляд случайно упал на правую руку Зодчего. Девушка поднесла свечу, и мягкие черты лица исказились болью, а в наполнившихся слезами глазах поплыл, дробясь, рубиновый огонёк свечи. Она стремительно вскочила и бросилась вон из комнаты, забыв закрыть за собой дверь...

   ...Ему показалось, он знает этого человека. Приглядевшись, Зодчий убедился: определённо, он с ним где-то встречался. Человек – мужчина средних лет – сидел напротив, вальяжно положив ногу на ногу, и делал вид, будто внимательно слушает. Зодчий с удивлением поймал себя на мысли, что волнуется перед незнакомцем, как много лет назад, в пору сдачи вступительных экзаменов в университет. Неожиданное открытие обескуражило, но гораздо сильнее его задели апломб и ирония в словах смутно-знакомого собеседника.

  – Я правильно вас понял, – сказал тот тихим вкрадчивым голосом, – Гнилое Озеро, по сути, являясь квинтэссенцией всех возможных изменений в Зоконе, послужило инициатором данных процессов?

  – Нет. Я бы сформулировал иначе. – Зодчий с трудом узнавал свой голос... – Субстанция Озера, не имеющая ничего общего с молекулами воды, действительно является средоточием всего спектра изменений, затронувшего «мир Амвросия». Но она никоим образом не может послужить толчком к глобальному Изменению, потому что является всего лишь следствием. Причина происходящего лежит вне пределов «мира Амвросия».

  – Мне непонятна ваша логика. – В голосе незнакомца появились обертоны раздражения. – Вы сами несколько минут назад рассказали о следующей логической цепочке: касание рукой Барьера – недолгая дорога к Гнилому Озеру – «лис» – падение в Озеро – Изменение. Разве не так?

  – Так. Но выводы, сделанные вами, неверны. Всё происходящее внутри «мира Амвросия» берёт начало за его пределами.

  – Поясните.

  – Попытаюсь. Гомеостаз закрытой экзосоматической системы, типа «мир Амвросия» оказался нарушен именно вследствие проникновения в него посредством Перехода неких материальных объектов из реальности, именуемой для простоты «наша». Эти материальные объекты, являющиеся в нашем мире тривиальностью, под воздействием непонятных пока причин, попадают в такие условия, когда становится возможным Переход, который в данном случае можно рассматривать, как перепрограммирование объекта для того, чтобы он мог функционировать в условиях «мира Амвросия» более или менее длительное время.

  – Звучит неубедительно, но... продолжайте.

  – В процессе перепрограммирования происходит подгонка структуры объекта для максимального уменьшения периода постпереходной стабилизации. Дело в том, что на границе двух сред – в данном случае, двух миров – наиболее ярко проявляются негативные аспекты как «нашего» мира, так и «мира Амвросия». Если материальный объект оказывается достаточно стабильным, и его структура успешно выдержала перепрограммирование, он может функционировать сколь угодно долго. Ограничением в сроках биологического существования могут быть исключительно его внутренние противоречия, не позволяющие объекту выбирать степени свободы, а также невозможность самой системы к быстрой адаптации в новых условиях.

  – Знаете, милейший, краткость уж точно не является вашим достоинством, потому что последние сто слов монолога ни на йоту не приблизили меня к пониманию причин возникновения Перехода! – с неприкрытым сарказмом заметил мужчина.

  – Разумеется, ведь мы говорили о другом! Разве вы этого не заметили?..

  Ошеломлённый Зодчий сел на кровати.

  «Что это было?...» – спрашивал он себя, с изумлением оглядываясь по сторонам...

  В открытую дверь неслышно вошла Арина. Она легко преодолела расстояние от двери до кровати и села рядом с Зодчим. Едва ли в мире нашёлся бы другой человек, которому Зодчий оказался в эту минуту так рад.