Текст книги "Зеркало в руках"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Часть третья: Закон Талиона

Она знала: в своём ежегодном обращении вокруг Солнца, Земля неизбежно столкнётся с мириадами мелких твёрдых тел, движущихся в одиночку или целыми потоками по самым разнообразным орбитам. Знала Она и другое: метеорных тел будет так много, а орбиты их будут так запутаны, что ни одна служба слежения за космическими объектами не сможет составить цельной картины метеорной активности в окрестностях Земли. При этом наибольший объём информации придётся на поточные метеорные образования, появляющиеся в одно и то же время года из определённой точки звёздного неба и движущиеся вокруг Солнца по почти параллельным орбитам. Спорадические метеоры поведут себя иначе: они будут появляться случайным образом, а их орбиты смогут служить эталоном хаоса для отдельно взятого материального тела.

И Она без колебаний сделала свой выбор…

– Сергей Ваганович, миленький, ну придумайте что-нибудь! – Олеся Загстог умоляюще смотрела на начальника совместной геолого-археологической экспедиции, от волнения комкая упаковочную фольгу на уложенных в ящики геологических образцах.

Сергей Ваганович Клязьмин взъерошил длинные седые волосы и усталым голосом произнёс:

– По вашей просьбе я сделал за утро четыре запроса. – Он принялся загибать пальцы: – Региональный терминал Тугго-Гохой даже в проблему вникать не стал – у них график полётов самый плотный во всём крае. Минитерминал Саддых-Укуб прикрылся нашей же заявкой на следующую неделю. Говорят, просили два пассажирских флайера на двадцатое число – будет вам две машины, но не раньше! Нефтяники рады бы помочь, но у них аврал: последнее землетрясение вывело из строя добывающую консоль на Кальтукее. А наши соседи – терраустроители – вернутся на базу не раньше завтрашнего вечера. Так что ждите.

– Но… тогда мы не успеем… – грустно прошептала Олеся. – Мы должны быть на терминале Тугго-Гохой завтра утром, чтобы попасть на межконтинентальный монорельс, а с него – прямо на челнок до Луны-9!

Сергей Ваганович с виноватой улыбкой на лице мягко извлёк из пальцев задумавшейся девушки кусочки фольги – всё, что осталось от герметичной упаковки изумрудной малахитовой почки; произнёс мягко, успокаивающе:

– Улетите завтра. А на симпозиум опоздаете всего-то на сутки.

– Но наш доклад в первый день!..

У девушки опустились плечи. Сергею Вагановичу показалось, что его лучший этнограф сейчас расплачется; это было совсем некстати. Пригласив Олесю к своему столу, начальник экспедиции сел рядом, в раздумье постукивая пальцами по крышке узкой металлической коробки.

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал он излишне громко, видимо не столько обнадёживая своего молодого специалиста, сколько успокаивая самого себя.

Он собирался добавить что-то ещё, но в эту минуту откуда-то сверху долетел тонкий звук. Сергей Ваганович ещё не успел подняться, а девушка уже была на ногах. Огромные карие глаза светились радостью.

– Чей это винтолёт? – спросила Олеся, первой порываясь выбежать на улицу.

Начальник экспедиции удержал её.

– Боюсь, он вам не поможет.

– Почему? – возбуждённо спросила девушка.

– Машину специально прислали из Академии за образцами, добытыми группой Малышева.

– Ну и что? – удивилась Олеся. – Пилот доставит нас на минитерминал Саддых-Укуб и пусть летит дальше. Крюк-то пустяковый – всего сто двадцать километров!

Олеся уже стояла в проёме двери. Сергей Ваганович поспешил задержать её.

– Видишь ли… – почему-то замялся Клязьмин, – пилот не из нашего ведомства. – Немного поиграв в воздухе пальцами, он добавил: – Меня настоятельно просили его не задерживать.

– Да не будет никакой задержки! – воскликнула повеселевшая Олеся, стремительно выбегая на улицу.

Начальник экспедиции недовольно покачал головой и вышел следом.

Винтолёт как раз опустился на посадочный шестигранник. Пилот разблокировал двери багажного отсека и готовил приёмные ячейки для контейнеров. Двое рабочих подносили из низкого ангара, расположенного неподалёку, одинаковые глянцево-чёрные тяжёлые ящики.

Осторожность, с которой они опускали ящики на небольшой выдвижной пандус винтолёта, озадачила молодую аспирантку. Она удивлённо посмотрела на начальника экспедиции.

– Подожди здесь! – приказал Сергей Ваганович и поспешил к пилоту.

Когда он оказался возле лимонно-жёлтого фюзеляжа, рабочие успели принести последний шестой ящик. Пилот аккуратно вставил его в пустую ячейку, тщательно проверил надёжность пневматических захватов, только после этого повернулся к подошедшему Клязьмину. Сергей Ваганович, прикрывая глаза от низкого закатного солнца, пытался рассмотреть гостя. Пилот помог ему, встав у борта так, чтобы солнечные лучи падали справа.

– Валерий Сомонов, – сказал он, протягивая руку, – а вы…

– Сергей Ваганович Клязьмин, – произнёс начальник экспедиции, почувствовав крепкое рукопожатие. – Вы недавно в штате Академии? Я вас раньше не встречал.

– Недавно.

Односложность ответа заставила Сергея Вагановича вспомнить о деле. Он достал из планшета сопроводительные бумаги на груз, вместе с пилотом придирчиво осмотрел каждый ящик, тщательно сверяя инвентарные номера на передних стенках. Убедившись, что всё сделано правильно, опломбировал грузовой отсек, приняв от пилота его идентификационный чип.

– Довольно необычная процедура для отправки геологического груза, – сказал пилот, заливая жидкой пластмассой массивную ромбическую пломбу. – В инструкции говорится о двойном дублировании аварийной маркировки для каждого ящика. Это так?

– Да, – ответил Сергей Ваганович, укладывая чип пилота в специальное гнездо на планшете. – Если ваша кассета неполная, можете взять новую на складе.

– Спасибо. Винтолёт специально подготовили для этого рейса.

– Время обратного вылета?

– Девятнадцать тридцать местного.

– Значит, у вас полчаса, – сказал Сергей Ваганович, бросив взгляд на часы. – Мы можем вместе поужинать.

– Извините, вынужден отказаться – к ночи обещают усиление ветра. Я намеревался вылететь раньше, чтобы вовремя пройти контрольную точку.

– Саддых-Укуб?

– Нет, их соседи – Нак-То.

Пилот собрался уходить. Начальник экспедиции торопливо шагнул к нему.

– Уделите мне пару минут…

– Конечно. – Валерий Сомонов остановился возле распахнутой дверцы. – Я вас слушаю.

– У нас в лагере сложилась непростая ситуация. Трёх аспирантов из моей экспедиции пригласили на юбилейный симпозиум палеоэтнографов Севера. Приглашение пришло с большим опозданием: только вчера. А начало работы – послезавтра. Наши предварительные заявки лётные терминалы менять не хотят, понятно – у всех напряжённое время. А ребят жалко – это их первая научная работа такого уровня. – Клязьмин на секунду замолчал. – Вы бы не могли забросить их на Саддых-Укуб? С прохождением контрольной точки в Нак-То я бы договорился…

Пилот закрыл дверцу, прищурившись, посмотрел на истомившийся за жаркий день золотисто-оранжевый диск солнца.

Прошла долгая минута. Клязьмин терпеливо ждал.

– Извините, я не могу.

Почему-то Сергей Ваганович не сомневался, что услышит именно такой ответ.

– Вы волнуетесь за свою лётную лицензию? – спросил он с пониманием. – Но терминал Саддых-Укуб не оборудован системой сканирования воздушных судов третьего поколения. Операторы не смогут распознать в винтолёте пассажиров!

– Дело не в сканировании, тем более что машины этого класса перевозят до восьми пассажиров. И не в лицензии – у меня открытая карта второго уровня. Дело в другом…

Сергей Ваганович понял: разговор окончен. Он ещё раз извинился и, повернувшись, пошёл навстречу Олеси Загстог. Его разведённые в стороны руки сказали девушке больше, чем заранее приготовленные слова.

Неожиданно Олеся сорвалась с места, и словно порыв ветра устремилась к винтолёту. Она решительно захлопнула дверцу перед лицом пилота. Повысив голос, требовательно спросила:

– Почему вы не хотите взять нас с собой?

Валерий Сомонов удивлённо посмотрел на девушку.

– Простите, а вы кто?

– Я… Я… – Олеся пыталась и никак не могла справиться с волнением.

– Это Олеся Загстог – этнограф нашей экспедиции. – Представил сотрудницу поспешно вернувшийся Сергей Ваганович. – Именно её и ещё двух аспирантов ждут послезавтра на Луне-9.

Пилот внимательно оглядел девушку с ног до головы, отчего последней стало не по себе. Она, не оборачиваясь, торопливо отошла к самому краю посадочной площадки.

Валерий Сомонов приблизился к Сергею Вагановичу и негромко заговорил:

– Вы знаете, что такое эффект флуктуации?

– Флуктуация это случайное отклонение величины, характеризующей систему из большого количества элементов, от её среднего значения, – ответил удивлённый Клязьмин. И тут же с негодованием возмутился: – Вы что, экзаменуете меня?!

– Ничуть, – серьёзным тоном ответил Валерий. – Дело в том, что за последний год я совершил более трёхсот вылетов на самых разных машинах, а в мой реестр нештатных ситуаций так и не внесли ни одной записи о поломках или отказах!

– Что же в этом плохого? – удивился Клязьмин. – Очевидно, это говорит о вашем высоком профессионализме и о надёжности винтолётов серии ВТЛ-12.

– Нет. Это говорит о другом. С некоторых пор вокруг меня формируется флуктуация качественного скачка. Согласно статистике глобальной службы слежения за полётами, на каждые сто пятьдесят вылетов в зоне тектонического разлома, над которым я летаю последние два года, обязательно должна случиться хотя бы одна поломка или "нештатка". Мне же удалось превысить "лимит" более чем в два раза. Поэтому я не хочу брать пассажиров с собой. У меня есть предчувствие, что точка бифуркации совсем близко: со мной вот-вот должно что-то произойти…

Сергей Ваганович долго молчал, потом неожиданно спросил:

– А вы не разыгрываете меня?

Вместо ответа пилот повернулся к своей машине.

Клязьмин тронул его за плечо.

– Простите, я не хотел вас обидеть, – быстро проговорил он. – Но ваше объяснение показалось мне… малоубедительным. К слову, в моих экспедициях тоже не случается ничего экстраординарного, но я не считаю это основанием для отказа моим сотрудникам при наборе в её состав.

– Ваша работа протекает здесь, – Валерий остановился и стукнул носком ботинка по бетонной плите. – В любую секунду вы можете уйти, убежать, в крайнем случае, уползти из опасной зоны. А там, – он указал на закатное солнце, – там выход всегда один – обратно на землю…

– Наверное, вы правы, – печально вздохнул Сергей Ваганович. Недолго помолчал, грустно добавил: – Но аспирантов всё-таки жаль…

Клязьмин собрался уходить. В этот момент к нему подошёл один из рабочих, подносивших ящики с грузом, и молча протянул клипсу фонемы. Оранжевый огонёк внутри говорил о двойном кодировании звукового сообщения. Изумленный Сергей Ваганович поднёс клипсу к уху, после чего с ещё большим удивлением протянул её пилоту.

– Сообщение для вас!

Сомонов пристально посмотрел на начальника экспедиции, молча принял из его рук оранжевый пластиковый корпус. Вставив большой палец в углубление, медленно провёл штрих-сканером по глазам – рубиновый огонёк погас. Закрепив клипсу в ухе, Валерий услышал голос диспетчера авиационного ангара: "На запрос начальника экспедиции Сергея Вагановича Клязьмина о доставке трёх аспирантов на Тугго-Гохой директор департамента геологии Севера Иван Тимофеевич Норвигин ответил положительно. Прохождение контрольной точки в Нак-То – плюс семнадцать минут. Конец сообщения".

– Я поражён вашей предусмотрительностью! – сказал Валерий, возвращая Клязьмину стёртую фонему.

– Вы о чём?.. – не понял Сергей Ваганович.

– К тому же вы редкий психолог, – добавил пилот, – если сумели предугадать итог нашей беседы, совершенно ничего обо мне не зная!

Клязьмин попытался возразить, но Валерий остановил его жестом. Указав глазами на одинокую фигуру девушки, замершую на краю площадки, задумчиво произнёс:

– Что ж, зовите ваших аспирантов. Только пусть поторопятся.

Небольшая заминка произошла в салоне винтолёта, когда к уже знакомой пилоту Олесе Загстог присоединились двое молодых людей: совсем юная и миниатюрно-хрупкая девушка – Ариша Найвон, и высокий, тяжеловесно-крепкий юноша, коротко представившийся Ноком. Мысленно Валерий окрестил вторую девушку «дюймовочкой» – она больше походила на школьницу второго цикла обучения, чем на учёного, которого приглашают на лунный симпозиум. Юноша показался Сомову «вещью в себе»: он почти не разговаривал, на всё происходящее поглядывая с подчёркнутым пренебрежением и непонятным скепсисом.

В салоне винтолётов серии ВТЛ-12 при базовой комплектации находится три ряда кресел. Первый ряд – ложемент пилота и справа от него узкое кресло с высоким подголовником для возможного инженера воздушной разведки при осуществлении спасательных операциях категории "шторм". За ними располагаются три стандартных сиденья для пассажиров, а далее – ещё три кресла, которые обычно сложены в небольшом подиуме на полу кабины. Валерий предложил кресло рядом с собой этнографу, а Аришу и Нока попросил разместиться на местах пассажиров. Груз – три объёмистые сумки невероятных размеров со всевозможными надписями на студенческом сленге – с трудом уместились справа на третьем кресле.

Пилот запустил прогрев двигателя. Пока машина едва уловимо пульсировала, набирая нужные обороты, Валерий попросил всех пристегнуться.

– Зачем это? – недовольно поморщился Нок, заставив низкими частотами своего баса загудеть вольфрамовую дугу обзорного танскера.

Пилот обернулся и спокойно указал на дверь:

– Это не прогулка по ландшафтному парку Мон-Те-Зо. Если кого-то не устраивают условия полёта – он может выйти.

Эфемерная на вид "дюймовочка" так двинула своего соседа острым локотком в бок, что юноша охнул и быстро отвернулся к иллюминатору. Олеся промолчала, но Валерий успел заметить мелькнувшую на её губах улыбку.

– Готовность тридцать секунд. Прошу всех пристегнуть фолстеры, – произнёс пилот, затягивая ремни безопасности на своей груди.

Олеся бросила на него быстрый взгляд и смущённо спросила:

– Что такое фолстеры?

– Это красные ремешки на ремне безопасности. Они фиксируются эластичной застёжкой на горле пассажира.

– Ошейники! – Вольфрам танскера немедленно отозвался на яркие эмоции Нока.

– Фолстеры. – Спокойно поправил юношу пилот.

– А где ваш оше… фолстер? – с недоверием в голосе осведомился Нок.

– У меня предстартовые параметры считываются тактильно через эпидермис пальцев рук – штурвал для этого оборудован специальным сканером.

– А если мы не станем надевать их? – О чём-то медленно соображая, спросил Нок.

– В этом случае автоматически заблокируется стартовая программа, – ответил пилот. – Я вас высажу, и после перезапуска полечу один.

Нок недовольно запыхтел, после чего на правом пульте поочерёдно загорелись три звёздочки – начали поступать предстартовые параметры трёх пассажиров.

Тридцатисекундная готовность давно прошла – Валерий положил руки на штурвал. За боковым стеклом Сергей Ваганович энергично махал рукой, и что-то говорил, указывая рукой на небо. Однако пневматические присоски уже отделили объём кабины от остального мира, поэтому до сидящих внутри не долетал ни один звук, кроме тонкого свиста двигателя, плавно менявшего разгонную модуляцию.

Пилот оглядел пассажиров, после чего мягко повёл машину в небо.

Вечерняя заря быстро растушевала все оттенки красного, торопливо застилая горизонт белёсым покрывалом. Система кондиционирования не доносила забортных запахов, но Валерию хватило одного быстрого взгляда на вечереющее небо, чтобы испытать привычное состояние внутреннего подъёма от вида непередаваемой красоты готовящейся ко сну природы.

Олеся сидела тихо, с интересом разглядывая непривычную для пешехода-этнографа панораму. За спиной тоже молчали. На панели погасли красные звёздочки, и пилот разрешил снять фолстеры. По тому, с какой скоростью Нок упаковал свой "ошейник", Валерий понял: парень не любит ходить на вторых ролях, тем более – быть поводом для шуток.

Ариша тонким голоском спросила:

– А зачем их надевают?

– Обычные пассажиры на таких винтолётах редкость, – не сразу откликнулся пилот. – Чаще приходится иметь дело с травмированными людьми, а штатного медика на борту нет. Поэтому при погрузке потерпевшим подсоединяют фолстеры, с которых в бортовой компьютер поступает считанная микродатчиками информация о состоянии здоровья на момент старта. Если человек находится в тяжёлом состоянии, автоматика связывается с ближайшим госпиталем и меня встречает команда медиков прямо на посадочной площадке, зная состояние потерпевшего с запозданием всего в несколько секунд. Подобная методика спасла жизнь многим.

– Но мы не потерпевшие! – тут же подал голос Нок. – Нам-то они зачем?

– Автоматике всё равно, чем страдает обследуемый пассажир: повышенной болтливостью или диареей. И в том, и в другом случае она предложит самый эффективный способ избавиться от недуга.

Олеся, сдерживая смех, тихо фыркнула. Нок задышал громко, словно кузнечный мех. Ариша Найвон приняла сторону своего соседа, потому что с лёгкой иронией в голосе поинтересовалась:

– Ну, допустим, мы возможные пострадавшие, а зачем с вас снимают эти самые параметры?

– Полёты над тектоническими разломами – дело непростое. Часто обстановка за бортом меняется слишком быстро, а рефлекторные способности человека весьма ограничена. Вегетативные реакции со стороны сердечнососудистой, дыхательной и других систем заставляют бортовой компьютер вмешиваться в процесс пилотирования, если расхождение с исходными данными слишком велико. К счастью, подобное происходит довольно редко. Частота сердечных сокращений до ста девяносто, а дыхательных движений до пятидесяти в минуту считаются допустимыми. И даже повышение температуры тела на один-два градуса не заставит компьютер взять управление на себя. С выбросом аскорбиновой кислоты сложнее. При её увеличении в пятьдесят раз пилот уже не сможет принять участие в пилотировании. За него всё сделает резервный анкрауд – электронная система принудительной посадки. Однако самое главное заключается в том, что если кому-то из вас станет плохо, пилот доставит его к медикам, но если что-то случиться с пилотом…

Валерий не стал заканчивать свою мысль: аспиранты достаточно часто летали, чтобы понять недосказанное.

Незаметно бледная акварель вечерней зари перетекла в ночь. Кажется, ещё минуту назад можно было любоваться оранжево-золотистыми лучами, с трудом вырывающимися из-за горизонта, и вот – всё вокруг стало тёмным, словно сквозь пористое покрывало неба просочились опрокинутые мифическим титаном светло-фиолетовые чернила. Загорелись первые звёзды – тот же неутомимый колосс принялся методично вколачивать в свод светящиеся гвозди. Красиво!

– Ой! – неожиданно вскрикнула Олеся. – Звезда упала!.. А вон ещё! и ещё!

Валерий Сомонов посмотрел на соседку, испытывая при этом двойственное чувство. Детская непосредственность девушки, так эмоционально откликнувшейся на банальное падение метеора, вызывало удивление, а собственная неспособность опоэтизировать рядовой физический процесс – искреннюю зависть. Как ни старался Валерий Сомонов, он не мог просто увидеть "падающую звезду", потому что его сознание мгновенно проводило вероятностную ретроспекцию, и событие виделось совершенно в ином свете…

…Слабая звёздочка, приблизившись к Солнцу на расстояние двух астрономических единиц, постепенно приобретает вид туманного пятнышка – это поверхность кометы под действием солнечной радиации нагревается и начинается интенсивное испарение летучих веществ. По мере дальнейшего приближения к Солнцу из ядра кометы выбрасываются всё более и более крупные частицы. Однако скорость выброса мала и частицы образуют компактное облако метеорного вещества вблизи кометы. Но тут на пути небесной странницы встаёт Земля. Звёздный вакуум сменяется атмосферой – метеороид врезается в неё, преодолевая каждую секунду десятки километров и претерпевая сложный процесс саморазрушения. Жизнь крохотного странника коротка – нагревание, плавление, распыление и испарение. Как ни странно, именно последняя фаза агонии, чаще всего, бывает доступна случайному наблюдателю. Он в восторге: "Звезда упала!" Какая звезда?! Это всего лишь ионизованные атомы испарившегося метеорного вещества…

Валерий Сомонов стряхнул с себя наваждение, пытаясь сосредоточиться.

Полёт продолжался более двух часов, когда появилось неприятное чувство надвигающейся беды. К этому времени поток метеорных частиц значительно поредел. Пилот смотрел на спокойную индикацию панели управления и не мог понять причины возникновения тревожного предчувствия. Он скосил глаза на завороженную ночной красотой девушку, удивляясь, как она может не слышать пронзительного звона тревожных колокольчиков! Но девушка, не отрываясь, смотрела перед собой, и в её зрачках дублировались ярко-белые росчерки испаряющихся метеоров.

Валерий бросил взгляд на овальное блюдце обратной связи курсографа, желая удостовериться, что рубиновая изломанная змейка не выползла за границу безопасной зелёной зоны. Убедившись в этом, Валерий собрался заговорить с пассажиркой, но не успел: в винтолёт что-то врезалось.

Удар оказался такой силы, что сорвал Олесю с места и швырнул влево – в сторону сиденья пилота. (Почему он не заметил, что она не пристёгнута!) Валерий почувствовал, как голова девушки с глухим стуком ударилась о его ложемент. Олеся без звука, без стона сползла на пол кабины, зацепившись лямкой комбинезона за рычаг аварийного сброса багажа. Крестообразные ремни на груди пилота, принявшие на себя всю силу неожиданного удара, не позволили ему склониться к пассажирке, чтобы послушать её дыхание и определить возможные повреждения: сейчас было не до этого.

– Ариша! – крикнул он. – Посмотри, что с ней!..

Услышав за спиной звук защёлки, пилот на время забыл о существовании пассажиров. Кинув взгляд на курсограф, Валерий похолодел: винтолёт под прямым углом уходил из безопасной зоны в область бледной желтизны и далее – в багряное поле пятидесятипроцентной опасности. По всему периметру обзорного экрана бежали дискретные огни, предупреждая о невозможном числе поломок и отказов. Винтолёт почти не слушался управления. Единственное, что удавалось сделать – удерживать машину от штопора.

Секунд пять ушло на то, чтобы разобраться в хаосе тревожных сигналов и определить: основная масса повреждений позиционируется хвостовой частью. Именно там находился блок стабилизации, отвечающий за управление винтолётом, и именно там помещался СЛУС – спутниковое лучевое устройство связи. С его помощью, можно связаться с ближайшим терминалом и вызвать помощь. Судя по тому, что СЛУС мгновенно утратил радужную индикацию – лучевое устройство постигла та же участь, что и блок стабилизации.

– Как она? – спросил пилот, заметив возле себя кудрявую голову Нока.

– Ерунда, – отозвался он, – будет небольшая шишка.

– Может, её пересадить к вам?

– Не нужно, – недовольно пробормотала Олеся. Торопливо пристегнувшись, она растирала место ушиба длинными едва заметно дрожащими пальцами. – Я в порядке.

– Ариша, а ты как? – осведомился пилот у второй девушки.

– Я… немного испугалась… – смущённо призналась Ариша.

– Нормальная реакция на нестандартную ситуацию! – пробормотал Валерий.

– А что это было? – спросил Нок, последовав примеру Олеси и тоже пристегнувшись.

– Флуктуация… – задумчиво сказал пилот, отвечая не столько Ноку, сколько находящемуся от них в сотнях километров Клязьмину.

– Какая флуктуация? – не понял Нок.

Валерий промолчал.

Понимая, что время работает против них, пилот должен был первым делом решить судьбу груза в багажном отсеке. Судя по экрану курсографа, сейчас они пролетали над слабохолмистой местностью Сизарского заповедника, и опасности сбросить ценный груз в бездонные болота Гликтиновой Топи в ближайшие полчаса не предвидится. Однако без детального сканирования местности сделать этого нельзя: достаточно грузу угодить в какую-нибудь расщелину и никакая группа Малышева её вторично не обнаружит; не факт, что дублированная поисковая маркировка сыграет свою роль – вокруг слишком много возможных причин для несработки. Остаётся одно: искать благоприятное для посадки место. Но как его найти, если почти вся навигация отключилась?

– Вы уже сообщили об аварии? – Голос Ариши вывел пилота из задумчивости.

– Связи нет, – ответил Валерий, – но на терминале ведут за нами пассивное наблюдение. В тот момент, когда отключился СЛУС, заработала система спутникового позиционирования – наш курс известен им лучше, чем мне.

– Значит, нам не о чем волноваться?

– Волноваться стоит всегда – это стимулирует нервную систему, – ответил пилот.

Прошло около пятнадцати минут. Сканер по-прежнему молчал. В монотонный свист двигателя стали вплетаться новые высокие нотки. Пилот напряг слух, пытаясь предугадать, чем они обернутся для людей. Машину снова качнуло. Не так сильно, как в первый раз, однако после толчка винтолёт стал не просто планировать в аварийном режиме, – он падал, хаотично рыская то в одну, то в другую сторону. Линия на экране, отмечающая каждый пройденный метр, превратилась в переплетение, больше похожее на клубок спутанных ниток. Валерий не представлял, где находится – рубиновая змейка полностью сместилась в багряную область опасности и слилась с ней. Оттягивать дальше момент сброса груза становилось опасно.

Пилот потянулся к полосатому чёрно-жёлтому тумблеру, продавил прозрачную упругую мембрану и с коротким вздохом отжал предохранительный стопор. Прислушался. Из багажного отделения доносились непривычные звуки: клацающий металлический – ящики соскальзывали на конвейер, хрусткий приглушённый – выдвинулась тубу с кассетой поисковых маячков-маркеров, звонкий шлёпающий – пневматический толкатель отправлял ящики на наклонный полированный пандус. Толчки следовали друг за другом с одинаковым интервалом. Один. Два… Пять. Шестой почему-то задержалась на несколько лишних секунд, показавшихся Валерию неимоверно долгими. Наконец, пилот почувствовал шестой толчок; судя по зелёной индикации под тумблером, автоматика отработала исправно, уложившись в отведённые инструкцией тридцать секунд. Всё!

Не успел Валерий вздохнуть с облегчением, как пришла другая беда: винтолёт, лишённый пятой части взлётного веса, повёл себя непредсказуемо. Хаотичные рывки из стороны в сторону сделались чаще, а высота стремительно падала. Экран курсографа превратился в хаос сплетающихся нитей; определить местоположение винтолёта не представлялось возможным. Если бы за бортом был день, Валерий смог бы воспользоваться резервным анкраудом. Но ночью, при неработающем СЛУСе, систему принудительной посадки не запустить. Остаётся надеяться на многократно дублированные нейронные сети бортового квазиживого компьютера и на то, что ему удастся каким-то чудом посадить рыскающий винтолёт.

Когда это произойдёт, Валерий не знал. Готовясь к самому худшему, он заговорил:

– У меня мало времени. Слушайте и постарайтесь запомнить. До полной остановки машины не ослабляйте ремней: рама кресел прочная, она защитит от удара сзади. Двери, даже в деформированном виде отстреливаются пиропатроном при нажатии вот этого рычага, – пилот показал. – В случае разгерметизации не паникуйте, постарайтесь вжаться в кресло, особенно, – затылком в подголовник. Если со мной что-то случиться…

Договорить Валерий не успел – винтолёт неожиданно завалился на правый бок. Олеся ухватилась обеими руками за подлокотники кресла, Ариша тонко пискнула, Нок чертыхнулся (сумки с шумом повалились на него). Пилот неотрывно смотрел на пульсирующий, словно в агонии пульт и не мог понять, что происходит. В следующую секунду кабина резко провалилась вниз – неуправляемая машина стремительно понеслась к земле.

Олеся едва не ударилась лицом о выступ энергетического гликсоида. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на пилота, при этом её губы едва слышно умоляли:

– Сделайте же что-нибудь!..

– Я п-пытаюсь… – прохрипел Валерий, заикаясь от напряжения.

Все его усилия привели лишь к тому, что беспорядочное горизонтальное планирование перешло в крутое пике. Крайнее средство – парашют – едва не похоронил последнюю надежду: он вышел не сразу, зацепившись стропами за что-то. Винтолёт при этом дёрнулся, стрингеры фюзеляжа басовито загудели, у девушек к горлу подступила тошнота. И хотя парашют так до конца и не раскрылся, свою функцию он выполнил: после яростного рывка машина пошла на снижение по штатной глиссаде, правда, всё больше и больше заваливаясь на левый бок. Оставалась единственная возможность уберечь винтолёт от страшного удара о землю – в нужный момент включить две маломощные тормозные дюзы. Сложность заключалась в том, как угадать этот самый "нужный момент", если за бортом непроглядная ночь, слабо подсвеченная россыпью холодных звёзд? Носовой прожектор не выход – его свет не столько поможет, сколько помешает: от земли наверняка поднимается густой туман.

Призвав на помощь память о тревожных бубенцах, вовремя предупредивших его об опасности, Валерий стал ждать. Прошло некоторое время, измерять которое нужно было не минутами и даже не наносекундами, а ничтожными долями скоротечного мига, когда пилот почувствовал – пора!

Запуская тормозные двигатели, Валерий выдохнул:

– Приготовиться!..

Повинуясь непонятному импульсу, рука сама включила носовой прожектор. Несущаяся навстречу тьма мгновенно рассеклась световым кинжалом, заставив пилота непроизвольно откинуть голову назад. Олеся зажмурилась. Что происходило в этот момент за спиной, Валерий не знал.

Луч прожектора, тонувший в густом тумане, неожиданно осветил прямо по курсу тёмные ветки могучего дерева. Потом был резкий удар… скрежет… дробный хруст… всплеск…

И – тишина…

…Кто-то тормошил пилота за плечо.

Валерий полуобернулся. Ариша Найвон вцепилась в его комбинезон пальцами правой руки, другой рукой показывая на Нока. Сиденье юноши сорвало с места, перевернуло и вдавило в левый борт. Третьего кресла не оказалось, как не оказалось и сумок, потому что на том месте, где они лежали, теперь пузырился грязевой вулканчик, небольшими порциями ритмично вталкивая в салон тёмную жижу.

Валерий расстегнул ремни, встал. Откуда-то сверху посыпались искры. Ариша взвизгнула. Аварийное освещение замигало, но не погасло. Олеся торопилась и никак не могла найти замок на ремне. Валерий помог ей. Под ногами захлюпало. Опять посыпались искры. Всё сильнее пахло жжёной изоляцией. Ариша с ногами забралась на своё кресло и, перегнувшись через спинку, ощупью что-то искала.

– Он здесь!.. – крикнула девушка осипшим от волнения голосом.

Валерий пробрался между креслами, с тревогой ощущая над ногами судорожную вибрацию пола. При этом там, внизу, что-то громко и устрашающе булькало. (Энергетическая система винтолёта подобные звуки породить не могла.)