Текст книги "Сам"
Автор книги: Николай Воронов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)
– Ага.
– Ну то-то же, мой дорогой Курнопа-Курнопай. Недочеты молодого правления неотделимы от недочетов народа в целом. Кстати, вину за все и вся в обществах возлагают на правительства. Нет в этом истины и справедливости. Зато имеется кривизна. Что изменилось из-за того, что Данциг-Сикорский не возглавляет вооруженные силы Самии? Ничего.
– Мирное время.
– О, э… Была бы война – сыскался бы другой. Воля и власть полководца номер один по преимуществу создают своего рода плотину для подчиненных ему военачальников. Одна из распространенных причин – закон уцеления. Полководцы меньшего чина сознательно держат себя в тени. Вообще-то, по обыкновению, каждая война выдвигает своих полководцев.
– А нельзя оживить Данциг-Сикорского?
– Милый любимец САМОГО, мой персональный любимец, я видел, как ты с ним разговаривал. У меня нет сомнения в том, что он выразил свое довольство положением садовника.
– Выразил.
– Он в том счастливом возрасте, когда человек расстается с сексом, извини, с обжираловкой, обпиваловкой. Остается единственное: любовь к природе. Понятно, к САМОМУ, к богу Саваофу. Во время правления Главправа он был фигурой номер два. Главправа нашло возмездие за узурпацию талантов народа и высшей администрации. Данциг-Сикорский тоже заслуживал смерти. Я не дал его убить. Ему было дано право на искупление. Искупая тягчайшую вину за поддержку режима Главправа, он обрел наконец-то неложное счастье, чему я радуюсь. Предположим, я отзовусь на твою доброту. И что же? Мы совершим негуманистический акт. Данциг-Сикорский лишится обретенного счастья. Второе. Он, по не зависящим от него обстоятельствам, снова маршал. Этим он фактически приравнялся к моему положению.
– В истории навряд ли бывали случаи маршальских отсидок на гауптвахте.
– По-моему, при Наполеоне. Став обратно маршалом, Данциг-Сикорский ни разу не бывал на губе.Я запретил. Честнейший Курнопа-Курнопай, в период после училища ты часто настраивался на противостояние мне. Даже великий САМ этим огорчился при всем обожании тебя и Фэйхоа. Зачем заостряю на этом внимание? Я не припомню автократа более милосердного, чем я. Не стыжусь таким образом высказываться о себе. Это не нескромно, потому что объективно. Я не уничтожал своих врагов, бывших соратников. Нас, властителей гуманистического типа, с момента, когда человек трансформировался в хомо сапиенс, по пальцам перечтешь. К беде моей, человечество привыкло чтить не добродеев. Жестокосердов оно чтит.
«Интересно, – весело подумалось Курнопаю. – Бэ Бэ Гэ вспомнит, что Фэйхоа и я удержали его от общенародного кровопролития?»
– Дело прежде всего в самих народах. Правители всего лишь осуществляют, где сознательно, где интуитивно, их думы и потребности.
«Пожалуй, – сам же подытожил Курнопай, – суть не в том, вспомнит или не вспомнит. Суть не в том, чего он не сделал, а в том, что он не решился на кровопролитие».
Подход к Болт Бух Грею не на основе того, к чему он склонялся (мало ли к чему склоняемся в событиях, которые вызывают у нас взметенность урагана), а по его действиям окончательно настроил Курнопая на отрадный лад, но он тем не менее посетовал, что священный автократ все о себе и о себе, незыблемо благоустроенном, при всех мыслимых и невероятных чинах, а о нем – хоть бы словечко.
Новая привычка появилась у Болт Бух Грея: одухотворясь, мерцая зрачками, делал обороты на каблуках.
Он спросил Курнопая, повращавшись, в чем, на его взгляд, имеется неотложность для жизни общества. Курнопай ответил, что надо создать проект конституции, всенародно обсудить, принять усовершенствованный текст.
– До революции сержантов меня не интересовала конституция, поэтому я согласился приостановить ее действие. И зря. Конституция, принятая при Главправе, идеальная. В ней была даже статья, запрещающая диктатуру одного лица. Самия называлась республикой, но парламент почти не собирался. Если собирался – дабы автоматически голоснуть за предложения диктатора. Дело не в вывеске. Мы живем в эпоху, когда правления осуществляются по совести или по бесстыдству правителей. Что мы сделаем? Конституцию вернем. Добавим в нее отдельные статьи, пункты, уточнения. Я за искреннее правление. Коль я диктатор особого рода – священный автократ, потому что я получил полномочия САМОГО, потому что единовластие буду сочетать с парламентаризмом, потому что я не знаю другой заботы, кроме заботы о народе. Что еще? В конституцию будет введена статья о проверочной инстанции, которую возглавит державный ревизор. Инстанция получит право проверки монополий, банков, латифундий. Но самое важное, она сможет проверять государственные органы и державных руководителей, включая премьер-министра. Единственный, кому будет подотчетен державный ревизор, – священный автократ. Державным ревизором будешь ты. И я хочу выпить за нашу обоюдность друзей, за обоюдность высшего правителя и высшего ревизора. Люди предержащие – к ним отношу держсановников, богачей технократов, князей церкви, скотопромышленников, хозяев игорного бизнеса, знаменитостей разных мастей – в нашу эпоху, в эпоху хунтизма, экологических катастроф, сексраспада, наркомании, кануна ядерного катарсиса, они в условиях современной действительности, заземленной на прибыль и только на прибыль, на редкость редко общаются по душевному влечению, то бишь платонически. Они общаются по расчету, на основе взаимных интересов и взаимного опыления. В прежние века немыслимо было для всех слоев и классов вести взаимоотношения как отношения расчета. Рыцарская нетерпимость к этому была свойственна почти всему обществу. В основе взаимоотношений лежала чистая симпатия. Ею поверялась нравственность взаимоотношений, духовность. Они позади. Я, быть может, смешон сегодня, полагаясь на симпатию в дружбе к тебе, в своих надеждах на нашу обоюдность для народа и ради народа. Симпатия редко кому дается вопреки сердцу, и все-таки я верю, что душевное влечение будет законом твоего отношения ко мне, законом нашего отношения к народу. И тогда закон этот станет общечеловеческим законом. Я не был отступником от симпатии к тебе, не спеша с твоим назначением. Во-первых, я ждал, не повторится ли твое мальчишеское рвение к власти. Слава богу, оно не повторилось. Во-вторых, я искал для тебя должность, кою исполняя, ты мог бы с громаднейшей отдачей соратничать со мной. К счастью, я открыл для тебя такую должность! История не запечатлела единства руководящего и контрольного начал. Они были и остаются антагонистами, потому что правящая инстанция издревле пренебрегает мнением ревизорской инстанции. Короче, всякая власть стремится к бесконтрольности. Я первым в истории сделал вывод после известных тебе событий, что тут власть совершает роковую ошибку. Ревизорство первым высматривает, где возникает разгерметизация. Дело власти осмыслить причину разгерметизации, дабы создать новую возможность для герметизации. Не будучи державным ревизором, ты первым, рискуя головой, со всей мощью совести повел себя непреклонно. Отдавая должное тебе и Фэйхоа, в не меньшей мере отдаю должное себе. Кстати, ты видел его преосвященство кардинала Огомского?
– Визуально.
– Не беда. Сдружитесь. О, едва не забыл. САМ, в подробности вникать нельзя, – божественная сфера. Кардинал, пока САМ не передоверил мне руководство, был в Самии независим. Его подчинение папе римскому само собой разумеется. Теперь кардинал подчинен священному автократу. Информирую тебя об этом, дабы предупредить, что власть и контроль над кардиналом и церковью осуществляю я сам, как и власть и контроль над сексрелигией. Даже я не в силах снять этого табу, дабы твое ревизорское око с присущей ему зоркостью следило за церковью и сексрелигией. Между прочим, все религии, кроме христианской, узнавши о решении САМОГО, в лице своих первосвященников тотчас попросили признать мое главенство над ними. Среди них исламисты, буддисты, иудаисты, зороастрийцы, язычники.
– Не правильней было бы отделить светскую власть от религиозной, церковь от государства?
– По примеру России? Там другое дело. Там общепризнано первенство материального над идеальным. Я же исповедую первенство духа над материей. По существу, материя всего лишь вместилище всевозможных модификаций духа, где одна из величайших модификаций состоит в слиянии духа державности с духом религиозности. Не было долговечней, мудрей, влиятельней правления, чем правление в Древнем Египте. Там фараоны были жрецами, жрецы – фараонами. И третье: власть фараонов двигалась, совокупясь с властью жрецов.
– А не было ли все это жадностью на власть?
– Диктаторские режимы – жадность на власть. В Древнем Египте – слиянная до оргазма разумность власти, почему и продержалась она двенадцать тысячелетий. Имам Ирана Хомейни соединил в своих руках религиозную и светскую власть. Диктатура Гитлера и германского фашизма отбросила религию, из-за чего продержалась всего-навсего двенадцать лет.
– В Индии религии существуют сами по себе.
– Свобода религиозной воли? Привлекательно, пока не вдумаешься. Разве бы сикхам удалось осуществить убийство Индиры Ганди, если бы их религиозная община была подвластна государству и контролировалась им? Эй, Курнопай, друг, неужели ты еще не осознал, что Бэ Бэ Гэ все выверяет сопоставлениями. Правители – подобье народов: они не учитывают исторического опыта, тем паче своего. Я – исключение среди них. Позволь, прежде чем выпью за тебя, дабы не забыть во хмелю, порадовать тебя, что Фэйхоа тоже не осталась без назначения. У Фэйхоа, правда, будет назначение неофициальное, потому что ей предстоит подготовить себя к руководству таинственнейшей из таинственнейших сфер человека и космоса – сферой оккультизма.
– От Ганса Магмейстера малость наслышан об искусстве прорицания, которое эллины называли мантикой, об эсотеризме – области тайных знаний, ясно, об антропософии Штейнера. Мне кажется, что невозможно руководить скрытыми взаимодействиями человека с человечеством, с земным ядром, с гравитационными полями и галактикой. Я прыгал чуть не до потолка, когда Ганс Магмейстер сказал, что врач Парацельс объяснил возникновение болезни нарушением гармонии между микрокосмосом человека и макрокосмосом вселенной. Теория Парацельса красива в смысле умственности, да недоказуема и неприменима на практике.
– Связь между приближением урагана и состоянием сердечно-сосудистой системы живых существ теперь запросто прослеживается. Эта оккультная очевидность выросла из народного представления о перемене погоды. Курнопа ты Курнопай, имеются, однако, сокровенные связи между состоянием солнца и горного хребта и их влиянием на психику людей, птиц, насекомых, трав. Я апеллирую только к твоему сознанию, и то средствами примитивных примеров. Но ведь имеются связи чувствований, взаимодействие подсознаний, взаимоотношения духов и то, как они влияют на микрокосмос и макрокосмос. В общем, я толкую о существовании сокровенных сил, кои, в частности, запечатлены в трудах о черной и белой магии, даже в живописных картинах Босха. Ты попробуй порассматривай триптих «Сад наслаждений» и, если не поймешь «Сада наслаждений», то, во всяком случае, ощутишь, почему он, зачем, ради чего. Или возьми порассматривай «Триумф смерти» Питера Брейгеля. Другой бы не уяснил, ты уяснишь. Многомерные, многозначные пути земной смерти не свободны от влияний смерти небесной.
– И все же Ганс Магмейстер относил это к вымороченной чертовщине.
– Ганс Магмейстер физиономист, кто пробует заглянуть в галактики тайны. Пробовать – не значит иметь. Еще при Главправе Гансу даровалась возможность инициации через постижение смерти. Он струсил и тем самым лишил себя вероятности духови́дения. Прости за грубость, Курнопа-Курнопай. Тебе пора начисто отбросить логику дешевого рода: «Мы этого не понимаем, значит, этого нет и не может быть». Оккультная сущность Фэйхоа пока сводится к любительству. Верю, талант ее «я» способен преодолеть любительство. Прежде всего для Фэйхоа я заказал перевод оккультного сочинения «Изумрудная скрижаль», которое появилось в Александрии веке в третьем первого тысячелетия нашей эры. Кроме того, я повелел сделать переводы книг Агриппы Неттесхеймского, Кампанеллы, Блаватской, Сведенборга, Штейнера, Андре. Неизбежность постижения ветвистой системы оккультных подразделений поначалу приведет Фэйхоа к неумеренной занятости. Я советовал бы ей, однако, я этому дам финансовую основу, создать, тоже неофициально, институт оккультизма с отделами по наукам: астрология, гилозоизм, теософия, неоплатоническая мистика, масонство, евгеника, кабалистика и проч. Я даю примерный чертеж того, чем должен заниматься институт при, пожалуй, тайном комитете оккультизма. Явным все это станет, когда народные массы через школы будут подведены к философско-мистическим ответвлениям в трудах Аристотеля, Ксенофана, Бернара Клервоского, Луллиля, Гегеля, Робине, Трубецкого, Маха… Называю имена. Не прими за эрудицию. Нахватанность с детства. Наш сельский патер был интеллектуалом и подсовывал мне умных авторов. Без разбора. По всей вероятности, он проверял возможности мозга крестьянского мальчишки усваивать абстрактные истины. Одну из первых книг подсунул по витализму. Я узнал тогда о душе по Платону. К учению Аристотеля об энтелихии притронулся. Солнечным ветром философии слегка обвеялись тогда мои земляные мозги. И пошло-поехало. Больше черпанул после революции сержантов. Надо отдать должное Главправу: он собрал уникальную библиотеку по оккультным наукам, истории, религии, философии. Итак, держконтролер Курнопа-Курнопай, пью за тебя и твою супругу Фэйхоа, пожизненную председательницу Тайного Комитета Оккультных Наук.
Они опять выпили, братски обнялись. Болт Бух Грей, жарко дыша в ухо Курнопая, спросил с восторгом:
– Ну, доволен, собака?!
– Ага.
– Я тебе дам «ага». Ты ори, что доволен за свое и Фэйхоа назначение. Мы с тобой – родные люди. Да, ты был бы у мамы Веры один, я же сделал тебе трех братьев! Не только поэтому родные. Ты должен боготворить меня за Фэйхоа. Единственная женщина, которую люблю и не тронул, – она. И еще ори, что я мудрейший из правителей Самии, может статься, всей планеты.
И Курнопа-Курнопай орал.
21
Когда Болт Бух Грей провожал Курнопая к автомобилю, ему вздумалось в порядке хохмы проверить себя на лояльность. С минуту табло пустовало, потом заместилось словами: «Вполне верноподданный священному автократу Болт Бух Грею». Курнопаю электронный ответ показался казуистическим, Болт Бух Грея распотешил: от смеха у него трещали желваки.
Мало-помалу священный автократ погрустнел. Неужели он такой одномерный, что как гражданин совпадает с собою властителем?
Курнопай попытался успокоить Болт Бух Грея, но напоролся на возмущение: нет адекватности между творцом и его творением. Бог и мы – ничего похожего.
Курнопай попытался его настроить на шутливый лад. Мол, радуйся: система, создаваемая тобой, еще не успела вступить с тобой же в антагонизм. Впрочем, была первая ошибка. Болт Бух Грей не пожелал балаганить, как он изволил выразиться, и памятниковая отлитость обозначилась в его лице. Демиургу (ого, куда воспарил) не обязательно в качестве врага получать мир, сотворенный собой самим. Ну-ка, он сам проверит Курнопая на лояльность.
На табло выпрыгнуло выражение, воспринятое Курнопаем как гротесковое: «Лоялен до чертиков!»
– До чертиков? Кому? – тихо промолвил Болт Бух Грей, точно стыдился этой мысли. – Мне? Державе? Народу Самии? САМОМУ? Я лоялен – вполне комедия – сам себе, он лоялен неопределенно кому.
Чтобы умиротворить Болт Бух Грея («Опасность, опасность!»), Курнопай крикнул с хорошо упакованной гордостью:
– Я гораздо лояльней тебе, чем ты сам себе.
Оба развеселились, по-мальчишески потолкались плечами, как обычно начинали ритуальный танец единокровной цепи вождь и его сын из племени быху, и уплясались до унаследованного из тысячелетий падения на землю и конвульсивно торжественных прыжков на боку.
22
Взялся Курнопай перво-наперво за составление положения о державном ревизорстве. Прежде чем приняться за дело, которое представлялось ему до неопределенности безграничным, он позвонил священному автократу для получения рекомендаций. С ходу Болт Бух Грей укорил его за казенность. Он прекратил прием высших сановников, дабы встретить Курнопая как друга не разлей водой! А после этого Курнопай обращается к нему, точно заскорузлый чиновник. Рекомендации? Какие могут быть рекомендации? Кто, когда, кому придумал подобную должность? Ты получил карт-бланш.
Курнопай разогнался оправдываться, но поперхнулся от незнакомого слова «карт-бланш». В сердитом голосе Болт Бух Грея возник рокоток, сдобренный удовлетворением. Рекомендации священного автократа? Вообще-то необуздываемый Курнопа-Курнопай проникся идеей: дабы проверять – самому лично надо быть управляемым. Если не прогресс, то, по крайней мере, ремиссия. Ремиссия же указывает на вероятность выздоровления. Прогресс или ремиссия – гадать не станет. Получил карт-бланш, будь расторопен.
По догадке Курнопай воспринял «карт-бланш» как правомочность обосновывать деятельность по личному усмотрению. Заехавшая к ним бабушка Лемуриха («Ну, как там наша беременность? Тошнит? Слава священному автократу! Женщины моего рода обычно выкатываютдевчонок. Притом каких девчонок! Разве мной нельзя гордиться? Выдвинулась на военное поприще из пехотных прачек. Про Каску-Веру и говорить нечего. Дотолева обротала Болт Бух Грея, мы, кому посчастливилось поселиться во дворце, ее зовем промежду собой либо соправительницей, либо государыней императрицей), на минутку заехавшая, сделала вид, что внук все уяснил из разговора со священным автократом, включая и шибко образованное понятие «карт-бланш», но он, от которого не укрылся миг сановной неуверенности в ее лице, тем не менее задал ей каверзный вопрос.
– Нынешний пост навел меня на проблему, – сказала бабушка Лемуриха. Глубокомыслие в ее голосе, вызванное явной оттяжкой, настроило Курнопая на ерничество.
– Ба, ты у нас космический лайнер оседлала! Я-то раньше думал: «Человек, прежде чем занять высокий стул, взлетает при помощи ядерного горючего талантов на уровень этого стула». А оказывается, стул определяет его таланты. Так на какую проблему навел тебя большой пост?
– На проблему доходчивости.
– Кто ясно доводит до подчиненных задачу, тот успешно руководит?
– Как в телескоп глядел.
– И?
– Что за «и»?
– И каким же образом мой вопрос увязывается с проблемой доходчивости?
– Самым прямым. Хочется подоходчивей растолковать тебе по поводу карт-бланша.
– В чем нуждаюсь, в том нуждаюсь.
Фэйхоа – она зашла в гостиную после звонка Курнопая священному автократу – огорчилась тому, что ее муж глумится над родной бабушкой. Для Курнопая в этом был постыдный момент: он изгалялся над ее лукавым невежеством в связи с тем, чего и сам-то не знал. И Фэйхоа, чтобы вставиться,не ущемив их самолюбия, заметила, что Болт Бух Грей по своим теперешним повадкам властителя истинный коллективист. Им всем троим предоставил неограниченные полномочия.
Бабушка Лемуриха и тут преподнесла им свое умудренное мнение. Для кого полномочия, для кого потачка. Она бы на месте властелина поостереглась. Изо всех, с кем довелось контачить из верхнего эшелона, Курнопа самый что ни на есть норовистый. Верно, при ней Каска подсказывала священному автократу, что насчет Курнопая нужна бдительность, но он, вота мозговитый, сказанул дак сказанул ей: «Сосерцай и помалкивай!»
– Ох! – воскликнул Курнопай, будто он веселился, а ему дали щелчок в солнечное сплетение.
– Ты че? – удивилась бабушка Лемуриха и заотворачивалась от внука, видя, как позывы на хохот корежат его лицо.
– По-ов-фтори, как сказал свящавт?
– Это самое… «Сосерцай и помалкивай».
– Курнопча́, бабушка сказала «сосерцай». «Зэ» не выговорилось, вероятно, из-за дупла в зубе.
– Нет у меня никакого дупла. Сосна я, что ль? Я в точности повторила. Дурачат еще! Тискались бы до сих пор в пещере, кабы не я. Вота попрошу Болт Бух Грея отобрать у вас карт-бланш, света не взвидите.
– Не сердитесь на нас, бабушка Лемуриха. Новое поколение самонадеянное. Оно недооценивает разум предков.
– Правильно, доченька. Не зря Болт Бух Грей поставил тебя председательницей тайного общества. Как там его кличут, запамятовала.
– Да не тайное общество, бабушка Лемуриха.
– Все одно оно не по мне.
– Ба, напрасно отрекаешься. Ей подведомственна идея масонства…
– Зачем мне какое-то масонство?
– Ба, завтра может выясниться, что ты потеряешь пост, если не вступишь в масонскую ложу.
– Я за прежнее тебе не простила, и опять с насмешками. Вота подскажу Болт Бух Грею отнять у тебя карт-бланш. Покажи, дурачоня ты мой. Люблю бумаги, отпечатанные золотом.
– Ба, дай-ка поцелую тебя. Ты у нас все как школьница.
– Не хочешь – не показывай. Только бы ты с Фэйхоа ума-разума набирался.
Полная свобода обладает странным свойством: побуждает к зависимости. Эта зависимость зачастую непреодолима. Она является не столько расчисленной зависимостью ума, сколько многомерной зависимостью души. Принявшись за документ,Курнопай испытывал побуждение (и во сне оно не прекращалось, какое-то бредовое) поговорить с Болт Бух Греем о назначении ревизорства, а главное о постоянном взаимодействии его, Курнопая, с правительственными чинами в столице и на местах. Он не собирался сводить свою заботу к пользе и целесообразности. Прежде всего само державное ревизорство представлялось ему некиим духовным органом, чуждым бюрократическим отправлениям, оглядка на который, подобно оглядке на САМОГО, на религию и нравственность, должна гармонизировать чувство взаимной ответственности людей перед трудом, долгом, обществом, землей, вселенной. Но что же, мешая сосредоточиваться, заставляло Курнопая в мыслях и чувствах обращатьсявокруг Болт Бух Грея? Что только не мнилось Курнопаю за тем, почему он точно бы находится на внутренней привязи у священного автократа: запоздалый стресс, вызванный приговором к замурованию; перенапряжение воли в тот день, когда он и Ковылко получилидемонстрацию, организованную Каской, были арестованы и спаслись от народной и собственной трагедии лишь мудрой непреклонностью Фэйхоа; тревожная щепетильность оказаться во мнении страны и правительства неблагодарным Болт Бух Грею за самостийность замыслов и поступков, которыми раньше успел себя запятнать; вероятность подвоха со стороны властелина в отмщение им, Ковылко, Фэйхоа…
Э, стоп. САМ передал власть Болт Бух Грею. Так почему же Болт Бух Грею в свою очередь не проникнуться доверием к кому-нибудь из верхушки, в частности к нему? Да и таков ли священный автократ, чтобы не давать всем и каждому соучаствовать в делах преобразования общества? Все-таки, пожалуй, не таков. Ведь закоснелый диктатор противодействует тому, что исходит не от него. А Болт Бух Грей, как бы то ни было, сумел подчинить себя ходу событий, даже отреагировал на домового; есть домовой или нет, но этот образ дремы или знак дворцовых духов внушил ему решение: снять запрет с религий. Да-да, четкая логика, а потому надо освобождаться от покровов зависимости. Карт-бланш, карт-бланш! И опять зудилосьпоехать к Болт Бух Грею, но он сдерживался, теряясь в догадках, от чего не в силах собраться с волей, и честил себя за неспособность заизолироваться от магического притяжения первой фигуры, за неуяснимость собственного состояния перед лицом верхов: наверняка не застрахован от фантастического изуверства, из-за какого великий полководец Данциг-Сикорский, оставаясь в живых, до сих пор как бы небытиен.
В конце концов Курнопай только тогда начал слагать документ, когда вдруг догадался, что он человек, одержимый манией одинокости, если не считать Фэйхоа и бабушку Лемуриху, следовательно, беззащитен и сам себе надежда.
23
По тому, что Курнопай знал и пережил, у него создалось впечатление о необходимости контроля за деятельностью всего правительственного аппарата сверху донизу, в особенности за деятельностью инстанций, занимающихся надзором за правильным исполнением законов, дознанием, слежением, применяющих карательные меры, а также осуществляющих правоведение и арбитраж. Нет, он не исходил из мысли, будто эти иерархии управления, законоприменения и законоохраны склонны к нарушениям и преступности куда больше, чем рядовые граждане, владельцы фирм, контор, зрелищно-развлекательных мест, газетно-издательских трестов, адмвоспитатели школ, колледжей, университетов. Просто он понимал, каковы их способности к сокрытию и всезащищенности.
Курнопай готовил положение о державном ревизорстве, исходя из надежды, что это будет орган верховной справедливости народа Самии.
Болт Бух Грей, едва просмотрев документ, звучно произнес:
– Лапидарно!
Звучность была внеоценочная, определенная словом, которое не встречалось Курнопаю, и Курнопай ощутил где-то в подвздошье холодок провала.
– В тех, в ком души не чаешь, всегда жутко разочаровываться.
Наверно, потому, что слишком обнадежился в прочности своего положения, Курнопай обомлел от страха. Сейчас Болт Бух Грей скажет, что умственный уровень, продемонстрированный им, не имеет ничего общего с государственным видением.
– Разочарование в обожаемой личности равнозначно страшнейшей утрате. Что я говорю? Оно равнозначно параноической депрессии.
Тревога вылилась у Курнопая в лепет оправдания, чего с ним не случалось с детства.
– Я… посоветоваться… Без опыта…
– Помолчи. Ты кратко изложил задачи ревизорства. Не поддается немедленному осознанию твой грандиознейший замах просматривать деятельность прокуратуры, министерств юстиции, внутренних дел. Курнопа-Курнопай, однако, сложнейшее прочтение предлагается. Первый слой: разрушение коррупции. Еще Главправ собирался перетрясти прокуратуру. Погрязла во взяточничестве и взаимодействует с мафиями – от сфер торговых, учебных, медицинских до зрелищно-игорных, телевизионно-газетных, дипломатических. Я уже учел тот отвратительный опыт. Мой державный прокурор не участвует в назначении послов, ректоров, администраторов ипподромов, президентов советов корпораций. Их я назначаю. Не подозревая о кощунственной взаимосвязи сил порядка и преступления, ты гениально догадался. Итак, ты будешь ревизовать контроль, надзирать надзор, выявлять нарушителей выявлений. Господствовать над господством! Не страшишься?
– Я? Господствовать? Не-э.
– Не рассудком. Сердцем. О, рассудком тоже.
– И вовсе не было…
– Спонтанно. Неподозреваемо.
– Уверен – нет.
– Эк напор к господству. Вспомни день посвящения.
– Мальчишеское.
– Имеется закон сохранения человеческих свойств: что проклевывалось еще в младенчестве, то и остается. Интересоваться надо генетикой, вопросами психологии личности. Не в укор сказал, что ты спонтанно готов господствовать над господством.
– И все же контроль – не господство, а удержание в рамках закона, в пределах справедливости, присущих великому САМОМУ, нашему народу, вам.
– Поймешь, что заблуждался. Весьма скоро. Почему я поставил именно тебя во главе державного ревизорства? Ты предрасположен властвовать, причем властвовать над властвующими, что гораздо сложней, чем властвовать над массами. Чего я желаю? Дабы ты строго соблюдал границу между моей властью и твоей, дабы ты сработался с лидерами верховной власти, дабы ты не подыгрывал массам в их неправомочных требованиях к аппарату господства, в том числе – частнособственнического. Уверен, что ты это уже учел. И последнее: как ты не будешь контролировать религии вообще и сексрелигию в частности, так ты не будешь контролировать прессу, телевидение, органы разведки, службу пресечения антидержавного экстремизма. Все это конкретизировано в инструкции, разработанной мною в помощь тебе, мой преданный любимец.
Болт Бух Грей взял из сейфа книжку-малютку. Свежий лоск ее серых, с проголубью створок, закрытых, как портмоне на шишчатые застежки, приманивал взгляд мерцаньем золота. Растепленное удовольствием, только что отлито-строгое, лицо Болт Бух Грея заставило Курнопая положить на воздух в восторженном нетерпении руку вверх ладонью. Малютка занимала половину ладони. Ее золотое мерцанье застыло совой, вцепившейся когтями в рукоятку меча.
Ниже было оттиснуто изречение: «Мудрость и возмездие уравновешивают страсти людей и обществ». Еще ниже, крупней, глубже выдавленные в коже, сияли три буквы: Б. Б. Г.
На титульном листе, под заглавием «Инструкция», воспроизводился точечный рисунок. В нем прибрезжилось Курнопаю что-то знакомое, но давнее. Он еще не пытался восстановить, почему из его отсюданачал прокладываться мостик в прошлое, как память высветила покои Фэйхоа в день посвящения.
Лампионы. Шуршат и сверкают трассы возбужденной ртути. Тень на экране, дробливая, прядающая, смыкающаяся в лик, задумчиво склоненный над равниной тьмы, похожей на толпу, бредущую в ночи. («Дети света, неужели мы бредем во тьме даже под солнцем?») Фэйхоа зажигает ароматические палочки, вставленные в колчаны серебряных амуров. Прикрепленные к цепочкам, тонким до незаметности, амуры парят в сизом воздухе, будто бы ищут цель для стрел, оперенье которых вместе с натянутой тетивой зажато в проказливых пальчиках. С пластин зеркального складня целят в Фэйхоа привинченные к стеклу купидоны. Фэйхоа сбрасывает на купидонов тонкие одеяния, сквозь дымовую пряжу ароматических палочек кажется, что она изгибается, точно змея найа найа найа. Запечатлевшееся тогда, захотелось Курнопаю поправить, но прошлое, обычно переделываемое людьми, уже кое в чем изменилось в его памяти. Он только и подумал, досадуя на кажущуюся неизменяемость прошлого, что, похоже, воспитанниц питомника учили завораживающей гибкости тела по движениям императорских кобр? В этот миг наконец-то тисненый рисунок в три человеческих фигуры увязался в воображении Курнопая с тем, что происходило в покоях Фэйхоа и о чем она рассказывала ему в день посвящения.
Главправ Черный Лебедь отослал евнухов и рубанул ладонью воздух перед Фэйхоа, будто бы рассек незримо одежды, и она обнажилась невольно, но мигом очнулась, заметив в проеме двери широкогубую полинезийку Юлу. Юла подбежала, готовная, присела возле их ног на корточки. Лицо запрокинуто, глаза словно наполнились черной тушью – неотвратимость, ужатые губы, беззащитна. На песчанике Черной Пагоды, как и на книжной гравюре, воспроизводящей скульптуру, все трое: он, она, служанка, нет, жрица, юны. Она им на помощь, неопытным и стыдливым, жрица. А Главправ, немощный наслажденец, приспособилк себе это знание. Но для чего на титуле инструкции по державному ревизорству три этих фигуры?
– Спрашивай, – патетически сказал Болт Бух Грей. Загадка иносказания была известна лишь ему.
