Текст книги "Океан. Выпуск пятый"
Автор книги: Николай Непомнящий
Соавторы: Юрий Иванов,Владимир Алексеев,Виктор Широков,Юрий Дудников,Олег Туманов,Марк Рейтман,А. Муравьев-Апостол,Семен Белкин,Герман Серго,Владимир Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
В первых числах сентября на пути «Эклипса» стали почти непроходимые льды. С каждым днем все чаще приходилось отступать перед ними.
Нелегко было капитану отказаться от дальнейшего продвижения на северо-восток. Но что поделаешь: еще день-два – и барк мог на долгие месяцы оказаться в плену у льдов. Заветная точка на штурманской карте – остров Уединения, посещением которого Свердруп намеревался закончить программу поиска 1914 года, оказалась недосягаемой.
Остров Уединения. 20 марта 1878 года его открыл на шхуне «Нордланд» соотечественник Свердрупа Эдвард Иохансен. Отважный мореплаватель определил его координаты. После «Нордланда» сюда не заходил ни один корабль. Не хранит ли следов пропавшей экспедиции, не стал ли для нее последним пристанищем этот клочок земли, затерянный в труднодоступных широтах Карского моря?
Обследовать, а заодно и подтвердить открытие Иохансена! Этот план еще несколько дней назад казался Свердрупу вполне осуществимым. Несколько дней, но не сейчас. Сейчас обстоятельства столкнули его лицом к лицу с опасностью зазимовать в море, и Свердруп прилагал все усилия, чтобы пробиться к западному берегу Таймыра и отыскать удобную бухту для зимовки. Только воля капитана, его огромный опыт плавания во льдах помогали отыскивать выход порою из самых затруднительных положений, когда, казалось, льды окончательно сомкнулись вокруг корабля. Барк, маневрируя между ледяными полями, медленно приближался к заснеженным берегам Таймыра.
14 сентября «Эклипс» благополучно достиг полуострова и в одном из его заливов на 75°43′ северной широты и 92° восточной долготы, упершись носом в огромный обломок старого, четырехметровой толщины ледяного поля, встал на зимовку. Не прошло и недели, как битый лед вокруг барка был спаян крепким морозом. Над Таймыром сгущалась долгая, почти сто-суточная сплошная полярная ночь…
Всю ночь судовой механик возился с пародинамо и потому проснулся позже всех. Вчера пытался уговорить телеграфиста подождать до утра. Где там! С тех пор как этот упрямец неожиданно обнаружил суда экспедиции Вилькицкого «Таймыр» и «Вайгач», попавшие в дрейф между Таймыром и архипелагом Норденшельда, он вообще потерял покой: день и ночь проводит в радиорубке, пилит, точит, паяет. В хозяйстве механика медяшки лишней не найдешь – все перетащил к себе. «Этак и до машины скоро доберется», – ворчал в кают-компании механик, но не сопротивлялся: капитан приказал оказывать Иванову всяческое содействие.
Вставать не хотелось. Но необычный шум, голоса людей за бортом заинтересовали его, и, быстро одевшись, механик поднялся на палубу. «Так и есть, опять что-то телеграфист затеял», – усмехнулся он про себя.
Сейчас телеграфиста трудно было отличить от моряков: кожа на лице покрыта кирпичным загаром, огрубела. Захлестнув на спину пеньковый конец, он вместе с матросами тянул по льду запасной рей, задорно выкрикивая что-то. Плечом к плечу с ним – Кнудсен. «Нашли общий язык, тоже упрям как бык». В нескольких десятках метров от носа судна матросы долбили четыре проруби.
– Эй, Кнудсен, никак, глубину залива мерить реем собрались? – не выдержал механик.
Кнудсен сбросил конец, вытер пот со лба, рассмеялся:
– Спускайтесь на лед, господин механик, найдется дело и по вашей части!
Уговаривать механика не пришлось. Через несколько минут он работал вместе со всеми.
6 октября работы по установке радиомачты на льдине были закончены. Судовая антенна стала длиннее на сорок метров. Через два дня телеграфист принес в кают-компанию новость, взволновавшую всех: он слышит Инге, Шпицберген и Архангельск!
Благодаря удлинению, антенна стала емкостней, но добавочная мачта была слишком коротка – всего одиннадцать с половиной метров. Излучающая способность антенны оказалась недостаточной, чтобы «Эклипс» был услышан карскими радиостанциями. Необходимо увеличить высоту добавочной мачты, но на судне больше не было такелажного дерева.
Выручил Кнудсен. Этот неугомонный моряк в середине ноября обследовал на собаках берега залива и нашел плавник-бревно семи с половиной метров. Оно было немедленно доставлено к судну, и скоро топоры матросов превратили его в стеньгу на радиомачте. 9 декабря мачта выросла на семнадцать с половиной метров.
На следующий день в кают-компании «Эклипса» жадно читали отрывки депеш на разных языках, принятых и записанных телеграфистом за ночь. Тут были тексты, переданные неизвестным адресатам телеграфистами Парижской радиостанции, немецких, норвежских и Архангельской. Европу лихорадило. Европа бурлила. Европа полыхала в огне первой мировой войны, и отголоски этой войны радиоволны разносили по всему свету. Тексты переводили, комментировали. Моряки поздравляли Иванова с успехом.
– Почта из Парижа! Свеженькая! Кто бы мог подумать, что наше чахлое детище доктора Гутта способно на такое… Иванов, вы великий маг! Даю честное слово норвежского моряка, что я выброшу за борт каждого, кто захочет оспаривать мое предсказание: вы станете большим инженером, а мы, полярные волки, будем гордиться нашим другом! – тормошил телеграфиста Кнудсен.
Неожиданным вестям с Большой земли радовались все, кроме того, кто их принес. Дмитрий незаметно вышел из кают-компании и заперся в радиорубке. Сколько трудов! Почти каждая деталь станции досконально изучена, многие детали и узлы переделаны его руками – месяцы мучительных размышлений и поисков…
Двухклассное железнодорожное училище, служба, годичное обучение в классе телеграфистов Кронштадтского учебно-минного отряда, откуда он вышел флотским телеграфным унтер-офицером первой статьи, потом курсы, организованные Главным управлением почт и телеграфов, чтобы подготовить кадры для строящихся на окраинах России радиостанций, – вот и все образование 26-летнего сына тамбовского крестьянина. С радиотехникой его не знакомили, а на судне – ни учебника, ни схемы, ни материалов…
Дмитрий сердцем чувствовал, что все труды его, бессонные ночи не напрасны, но его должна услышать Большая земля, как он слышит ее. Не хватает самой малости. Но где она, эта малость, в чем? Он снова и снова мысленно перебирал по деталям свое детище от генератора тока до последнего куска антенны, но ответа не находил.
Поздно ночью советник Тржемесский, вышедший подышать свежим воздухом и полюбоваться северным сиянием, услышал за спиной быстрые шаги и, оглянувшись, узнал телеграфиста.
– Господин Тржемесский, пойдемте к механику. Нужно разбудить его немедленно… Я, кажется, нашел… Это очень важно, прошу вас.
– Что очень важно?
– Заземление. Понимаете…
– Но послушай, братец, механик спит. Неудобно тревожить людей по ночам.
– Я бы сам, да не объясниться мне, слов маловато. Понимаете, если медный лист, прибитый к обшивке, оказался во льду и не достигает воды, то нас никогда не услышат!
Разбуженный механик чертыхался и не мог понять, чего от него требуют. Наконец, после долгих объяснений, подтвердил:
– Да, залив промерз очень глубоко и лист заземления наверняка не имеет сообщений с водой… Винт? Винт свободен. Вчера я прокручивал машину… Заземляйте машину, делайте что хотите, только дайте мне спать! – И механик повернулся на другой бок.
…Вечером 6 января 1915 года у радиорубки собралась большая толпа. Говорили вполголоса, по очереди заглядывали в заиндевевший иллюминатор.
– Вызывает…
– Слушает…
– А может, на Югорском Шаре сейчас спят?
– Треска ты тухлая, в это время они всегда ждут наше радио. – Кнудсен волновался не меньше своего русского друга. – Бедняга Дмитрий, он расплющит свою голову наушниками.
– Смотрите, капитан подвинул ему листок! Они слышат нас!
…В эти поздние часы телеграфист радиостанции Югорский Шар принял первую за пять месяцев депешу с борта «Эклипса»: «Петроград. Главному управлению гидрографии от капитана Свердрупа. «Эклипс» встал на зимовку в заливе с координатами 75 градусов 43 минуты широты и 92 градуса долготы. Имею радиотелеграфную связь с «Таймыром» и «Вайгачем», зимующими: «Таймыр» в широте 76 градусов 40 минут и долготе 100 градусов 20 минут от Гринвича, «Вайгач» в 17 милях к норд-норд-весту от него. На «Таймыре» давлением льда сломана часть шпангоутов, повреждены переборки. На всех судах все здоровы. Свердруп».
«ТАЙМЫР» И «ВАЙГАЧ»В начале нашего века заветной мечтой многих исследователей Арктики по-прежнему оставались Северный полюс и сквозное плавание северо-восточным морским путем. Достижение американцем Робертом Пири Северного полюса 6 апреля 1909 года и плавание шведского ученого Адольфа-Эрика Норденшельда на «Веге» в 1878—1879 годах из Гетеборга в Тихий океан никем еще не были повторены. Поход Пири, отдавшего этой цели двадцать три года своей жизни, был не больше как спортивным рекордом, он ничем не обогатил науку, и потому полюс не потерял своей притягательной силы. А вот экспедиция Норденшельда, финансированная коммерсантами Оскаром Диксоном и Александром Михайловичем Сибиряковым, взбудоражила деловые круги России и заставила их всерьез задуматься над научным исследованием и изучением Северного морского пути.
Во время выхода «Эклипса» из пролива Югорский Шар начали регулярно работать три карские радиостанции. Несколькими годами раньше их закладки началось строительство двух ледокольных транспортов «Таймыра» и «Вайгача» для изучения условий судоходства вдоль северных берегов Сибири. Летом 1912 года, когда на «Святом мученике Фоке» во главе с Георгием Седовым отправилась первая русская экспедиция к Северному полюсу, когда по пути Норденшельда устремились с запада на восток «Геркулес» Русанова и «Святая Анна» Брусилова, «Таймыр» и «Вайгач» под началом Сергеева приступили к многолетнему штурму северо-восточного прохода с востока.
После гидрографических работ у группы Новосибирских островов моряки сделали попытку пройти на запад, обогнув Таймырский полуостров. Проход мимо мыса Челюскина определил бы семьдесят процентов успеха – сквозное плавание за одну навигацию было бы осуществлено. Но северная оконечность Азии, где 34 года назад прогремели победные салюты норденшельдовской «Веги», оказалась недосягаемой. После десятидневной отчаянной борьбы со льдом «Таймыр» и «Вайгач» в 150 милях от цели вынуждены были повернуть обратно.
1913 год. Снова Владивосток провожает транспорты в опасный путь. На этот раз их ведет капитан второго ранга Борис Андреевич Вилькицкий.
У Медвежьих островов суда расстались. Их встреча произошла у острова Преображения близ восточного берега Таймыра 23 августа. А 11 сентября они вошли в тот пролив, который теперь называют проливом Вилькицкого.
Уже виден на западе мыс Челюскина. Уже близка заветная цель! Но впереди непроходимые льды. А если рискнуть? Если попытаться обогнуть льды с севера?
День, другой, третий. Суда почти без задержки идут по новому курсу. Но что это? Впереди, слева, справа на свинцово-серой поверхности моря – величественные искрящиеся ледяные горы. Не может быть, чтобы они приплыли сюда от берега Новой Земли или Земли Франца-Иосифа! Где-то здесь, поблизости, должна быть гористая земля – мать, породившая их.
И вот справа по курсу обозначились высокие берега. То была Северная Земля.
На другой день участники экспедиции подняли русский флаг на мысе, названном впоследствии мысом Берга.
Снова путь на Север, но непродолжительный – мешают льды. Возвращение в ими же открытый пролив между мысом Челюскина и Малым Таймыром. Находки, а их было сделано немало, не радовали. Возвращение было горьким…
И вот новая, третья попытка прорваться в Карское море. Что принесет 1914 год?
1 сентября суда достигли мыса Челюскина. Одержана, наконец, первая значительная победа. Ничто не предвещало близкой беды. «Вайгач» направился на северо-восток к южной оконечности открытой в прошлом году Северной Земли, а экипаж «Таймыра» решил закрепить успех – воздвигнуть основательный гурий. Катали валуны, складывали и крепили их. Но неожиданный ветер привел в движение огромное ледяное поле, и оно едва не вытолкнуло корабль на берег. Судно получило пробоину. Когда лед отступил назад, исследователи принялись спешно заделывать брешь в корме, и через некоторое время «Таймыр» получил все же возможность лечь на курс «Вайгача».
Но на этом его злоключения не закончились. Едва транспорты миновали пролив Вилькицкого и вошли в воды Карского моря, как «Таймыр» попал между двумя ледяными полями. Гигантские челюсти медленно сходились и наконец стиснули корабль. Судно приподняло и повалило набок. На мачте «Таймыра» взвился сигнал бедствия – безгласный крик о помощи, которой никто не мог оказать…
К счастью, сжатие было непродолжительным, но раны, нанесенные на этот раз, вызывали серьезные опасения: лопнули 13 шпангоутов, четыре водонепроницаемые переборки дали течь.
Льды, встреченные у западного входа в пролив Вилькицкого, были последним порогом на пути к победе, но уже не было сил этот порог перешагнуть.
В сентябре оба транспорта были окончательно затерты льдами и не смогли даже пробиться к Таймыру, чтобы зазимовать под защитой его берегов. Они дрейфовали со льдами, изо дня в день ожидая трагической развязки. Частые сжатия были настолько сильны, что гибель казалась неизбежной, но в самые критические моменты жестокие ветры неожиданно меняли направление, и ледяные тиски отпускали суда. Последнее осеннее сжатие «Вайгач» выдержал 3 ноября. В этот день скорость ветра достигала 20 метров в секунду. Через каких-нибудь 2—3 часа корабль оказался со всех сторон окруженным торосами и полыньями.
Нет границ жестоким причудам полярных морей! Нос и корма судна были на чистой воде, в то время как его середину сжимало ледяными клещами. Раньше казалось, что нет такой силы, которая смогла бы расколоть многолетние ледяные поля, окружавшие «Вайгач». Теперь они крошились и ломались со страшным гулом и треском, и канонаду эту не в силах был заглушить даже свист и вой ветра.
Так началась полная тревог вынужденная зимовка в дрейфующих льдах судов экспедиции Вилькицкого. Сколько продлится этот ледяной плен? Год? Два? Три? Провизии на год: снабжение в свое время продумано не было. Да и условия жизни на судах далеки от гигиенических норм.
Зима принесла две смерти. Скончались лейтенант Жохов от острого нефрита и кочегар Ладоничев от аппендицита. К полярникам подбирался их самый страшный враг – цинга. Страшна история зимовок в полярных широтах. Крестами, расставленными по всему европейскому и азиатскому побережью Ледовитого океана от Шпицбергена и Новой Земли до Чукотки, помечены ее страницы. До сих пор чернеют кресты на фоне блеклого северного неба. Их ставили на местах гибели судов и могилах людей, сраженных цингой и голодом, окостеневших в ледяных объятиях Арктики. Ставили многие десятки, сотни лет, ставили и шли по ним, как по маякам.
Нелегкое испытание выпало на долю гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана на «Таймыре» и «Вайгаче». Но было одно обстоятельство, которое выделяло эту зимовку из множества других: впервые исследователи не испытывали мук страшного одиночества, которое нередко толкало людей на отчаянные поступки. Непрочная ниточка радиосвязи, случайно протянувшаяся между судами Вилькицкого и «Эклипсом», была для них в тревожные зимние месяцы дороже самого солнца. Кто из моряков не мечтал тогда увидеть и обнять удивительного телеграфиста, самой, кажется, судьбой посланного им на помощь! Не чудо ли: телеграфисты «Таймыра» и «Вайгача» часто плохо слышали друг друга, а этот парень не только связался с ними на расстоянии в 450 километров, но и умудрился перекинуть радиомост между ними и Петроградом! Об их бедственном положении знает Большая земля, в Петрограде разрабатывается план их спасения!
САННЫЙ ПУТЬДмитрий Иванов обнаружил работу радиостанций «Таймыра» и «Вайгача» в конце августа. В первых числах сентября, когда барк с трудом пробивался сквозь льды к берегу Таймыра, он записал несколько депеш, встревоживших моряков «Эклипса». Кто-кто, а капитан Отто Свердруп отлично понимал, что значит попасть между двумя сокрушающими друг друга льдинами, да еще на судне, не приспособленном к такого рода испытаниям. Натиск льдов может выдержать только корабль с яйцеобразным корпусом. У судов Вилькицкого борта отвесные.
– Они зазимуют, – уверенно заявил Свердруп. – И никто не может дать гарантии, что мир не станет свидетелем еще одной страшной катастрофы… Наш долг сделать все возможное, чтобы облегчить их судьбу.
С этого момента телеграфист «Эклипса» ни на минуту не переставал думать о попавших в беду соотечественниках. Он проявил поистине нечеловеческое терпение, добиваясь ответа судовых радиостанций, и, когда наконец связь была установлена, с 8 утра и до полуночи, а иногда и ночью слушал их работу, следил за местонахождением дрейфующих кораблей и их состоянием. Когда «Эклипс» благополучно достиг Таймыра и встал на зимовку, Иванов, при горячем участии всей команды, приступил к осуществлению своего дерзкого замысла: во что бы то ни стало преодолеть расстояние и донести до Петрограда весть о тяжелом положении экспедиции Вилькицкого, просить у Родины совета.
И вот 6 января 1916 года стало праздником для моряков всех трех судов, а ответ Югорского Шара – лучшей наградой телеграфисту.
В дикой арктической природе есть своя неповторимая красота. Когда крылья полярной ночи на долгие месяцы накрывают моря и земли Арктики, на небосклоне вспыхивает иллюминация полярного сияния. Ничто в мире не может сравниться с ошеломляющим изобилием и тонкостью его красок. Будто кто-то щедрой рукой бросил ввысь кусок тончайшего шелка, и он разворачивается в полнеба, переливаясь волшебными красками. Они плывут, мерцают, гаснут и вспыхивают вновь.
Судовой телеграфист ненавидел полярные сияния, нарушавшие работу радиостанции. Не слышал он, не слышали и его. А работы, особенно в январе и феврале, было чрезвычайно много. Теперь «Эклипс» стал передаточной инстанцией. Моряки телеграфировали домой, Иванову приходилось передавать обширную научную информацию, вести переговоры между Вилькицким, Свердрупом и Петроградом о мерах по предотвращению гибели людей на «Таймыре» и «Вайгаче». Положение этих судов по-прежнему вызывало большую тревогу.
Во время сеансов радиосвязи с Югорским Шаром передатчик испытывал такую нагрузку, что искра в контакте ключа Морзе переходила при размыкании в вольтову дугу, и уже через две недели платиновые контакты совершенно сгорели. Запасных не было. Работал на самодельных, нарезанных из красной меди.
Так в напряженном труде прошли долгие зимние месяцы.
Накануне бушевала пурга. Казалось, ветры всех румбов бросились разом на вмерзший в заливе корабль. Бессильные раздавить его льдами, они словно сговорились завалить барк грудами снега, порвать его снасти, сокрушить стройные мачты.
Несколько дней подряд над заливом свирепствовала буря, и когда она внезапно стихла, с трудом выбравшиеся на палубу полярники нашли свое судно основательно впаянным в мощные сугробы. Снег засыпал его по самый планшир крутыми, словно застывшими на взлете волнами, уперся в надстройки.
Но было что-то новое, едва ощутимое и в этом привычном снеге, и в холодном небе, во всем народившемся новом дне, что заставляло насторожиться. Что-то незначительное, едва приметное надломилось за эти дни в могучем механизме суровой природы, и чуткие, истосковавшиеся сердца уловили эту перемену. Не сразу поняли зимовщики, что холодный воздух стал тяжелее и мягче, он не обжигал потрескавшихся губ, не колол почерневшие, обветренные щеки. В Арктику пришла весна.
Вскоре начались легкие оттепели, а вместе с ними и туманы.
Зимовка кончилась на редкость благополучно. Большая часть продовольствия для экипажа «Эклипса» была приобретена у Руала Амундсена, собиравшегося в полярную экспедицию, но отложившего ее. Питание было разнообразным, и моряки, отлично знавшие, что такое цинга, теперь добрым словом вспоминали специалиста по питанию в полярных условиях профессора-физиолога Торупа, немало потрудившегося над их снабжением.
29 апреля весь личный состав «Эклипса» был на ногах раньше обычного. Провожали командира. Свердруп, как и трое его спутников, одетый в теплый меховой костюм, отдавал последние приказания, тщательно проверял нарты и ездовых собак. Некоторых собак он браковал, и их тут же заменяли другими. Путь предстоял нелегкий. Впереди 250 километров мертвой ледяной пустыни с бесчисленным количеством торосов, с полыньями, озерами обнаженного льда. Выдержат этот путь только самые крепкие. К концу отбора в упряжке осталось 24 собаки.
И вот уже сказаны последние слова. Упряжки одна за другой трогаются с места.
Долго смотрел им вслед Дмитрий Иванов. Потом влез на планшир фальшборта и стал медленно подниматься по вантам грот-мачты. Нужно проверить ослабшую от частых ветров сеть антенны и потом сообщить на «Таймыр» и «Вайгач», что Свердруп вышел на помощь.
Из «вороньего гнезда» видно далеко вокруг. Вот выпал из-за большого тороса, выросшего у самого входа в залив, колеблющийся пунктир собачьих упряжек, пересек чистое поле и снова, теперь уже совсем, скрылся за мысом…
Известие о том, что «Святой мученик Фока», вернувшийся в Архангельск в августе прошлого года, подобрал по пути штурмана Альбанова со «Святой Анны», телеграфист принял еще зимой. Оказалось, что слишком далеко на Север увлекли ее от Ямала дрейфующие льды. Помочь было невозможно, но никто из моряков «Эклипса» не мог освободиться от чувства своей вины перед моряками «Святой Анны». Никто не говорил о нем вслух, но оно преследовало их и в уютной каюте, и на крепкой смоленой палубе «Эклипса».
Поиски «Святой Анны» и «Геркулеса» продолжат теперь суда «Герта» и «Андромеда», которые так и не смогли встретить и снабдить углем «Святого мученика Фоку». Сжигая себя в собственных топках, «Фока» с трудом вернулся в Архангельск с оставшимися в живых участниками первой русской экспедиции к Северному полюсу.
А перед моряками «Эклипса» была поставлена новая ответственная задача – предотвратить трагедию, на грани которой оказалась гидрографическая экспедиция в Северном Ледовитом океане. Судя по всему, положение ее и весной оставалось незавидным. Возможность второй зимовки не исключалась, а запасы продовольствия подходили к концу. Многие члены экипажей «Таймыра» и «Вайгача» были больны и не смогли бы вынести второй зимовки. Учитывая эти обстоятельства, а также и то, что во время сильного летнего торошения льдов оба основательно покалеченных судна могут быть раздавлены и погибнуть, решено было часть команды и трех офицеров санным путем перебросить на «Эклипс». Из Дудинки с тысячью оленей должен был в скором времени выйти известный промышленник Бегичев. Перевалив хребет Бырранга, он достигнет «Эклипса» и переправит людей на Большую землю.
В случае необходимости программа спасения, разработанная Главным гидрографическим управлением, предусматривала эвакуацию на барк всего личного состава экспедиции. За первой партией и отправился на собаках капитан Свердруп. Вместе с ним ушел неугомонный Кнудсен.
