Текст книги "Океан. Выпуск пятый"

Автор книги: Николай Непомнящий

Соавторы: Юрий Иванов,Владимир Алексеев,Виктор Широков,Юрий Дудников,Олег Туманов,Марк Рейтман,А. Муравьев-Апостол,Семен Белкин,Герман Серго,Владимир Матвеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

ПУТЕШЕСТВИЯ, ОТКРЫТИЯ, ПРОБЛЕМЫ

Ю. Колмаков
Я – «ЭКЛИПС»…
Документальная повесть

ВАЙГАЧ, 1914

Начальник Архангельского почтово-телеграфного округа Николай Петрович Лапин с утра был весел и деятелен. Наказав дежурному телеграфисту немедленно известить его, как только будет получена любая депеша, Лапин занялся хозяйственными делами.

Рабочие, с любопытством поглядывая ему вслед, удивлялись:

– Что это с начальником, будто подменили? Гляди, как молодой, в гору попер!

– Вести, может, добрые получил, оттого и подобрел. Ходил мрачнее тучи – на глаза не попадайся, а тут – «ребятушки» да «поспешай». А может, солнышко ублажило: ишь, пригревает, будто дома…

Стояла редкая для этих широт погода. Лето добралось наконец и до забытого богом края. Солнце неузнаваемо преобразило обычно свинцово-серые воды студеного моря, разбавило холодные тона по-южному веселыми красками. Море казалось обжитым, совсем не похожим на то, каким рисует его воображение по рассказам бывалых людей. А корпуса стоящих на якорях недалеко от берега кораблей – «Василия Великого» и прибывшего вслед за ним из Архангельска с запасом топлива «Николая» – и толпы народа сделали суровый берег Вайгача оживленным и шумным.

На Вайгаче установилась та пора короткого заполярного лета, когда и островная тундра одевается в самые лучшие свои наряды. Кое-где среди голых валунов и редких березок, в муках рожденных промерзлой почвой, виднеются ярко-голубые колокольчики, незабудки, ромашки.

Весело переговариваясь, рабочие переносят с берега угольные брикеты и дрова, катают к машинному зданию бочки с керосином, бензином и маслом. Несколько человек выбрасывают из провизионного барака продукты, признанные врачом негодными к употреблению. На крышах поселка гремят железом кровельщики. Запах краски и извести разносится далеко вокруг.

Пять дней назад, 25 июля 1914 года, Лапин прибыл на Вайгач специальным рейсом «Василия Великого» во главе экспедиции, снаряженной Главным управлением почт и телеграфов с целью освидетельствования и приема в казну трех первых русских радиостанций в Карском море. Их строительство, начатое в 1912 году одновременно на материковом берегу пролива Югорский Шар, на Вайгаче и мысе Маре-Сале, врезавшемся в холодные воды Байдарацкой губы с западной стороны Ямала, было закончено, с великим трудом укомплектованы и завезены санным путем штатные чины и даже проведено несколько пробных сеансов беспроволочной радиосвязи с центром – Архангельской радиостанцией.

Но, не успев во весь голос заявить миру о своем рождении, станции оказались почти не пригодными к эксплуатации. Все постройки были возведены из дорогостоящих бетонных блоков французской фирмой Бодо-Эгесторф, хотя здесь, на берегах Северного Ледовитого океана, гораздо дешевле и практичнее было бы строить из дерева.

Теперь нанятые в Архангельске рабочие устанавливают во французских домиках с двухметровыми окнами русские кирпичные печи, конопатят, утепляют войлоком ставни и двери, чтобы как-то приспособить помещения под жилье, создать условия для работы.

В таком состоянии нашел начальник округа постройки станций Югорский Шар и Вайгач. Да и на Маре-Сале, судя по донесениям телеграфистов, дела ничуть не лучше.

Но не это было главной причиной подавленного на первых порах настроения начальника экспедиции. Отпущенных Главным управлением 47 тысяч рублей, пусть с натяжкой, но хватит для проведения необходимых работ. А устанавливать истинную стоимость построек и осуждать столичное начальство за столь неудачный выбор материалов было не в его интересах: такая инициатива могла обойтись ему слишком дорого, и он ограничивал свою деятельность рамками предписанного. Станции будут, наконец, работать – это он считал главным, этому отдавал все силы.

Дело было в другом. Лапин стал причиной задержки капитана Свердрупа. Его «Эклипс», под всеми парусами спешивший к новоземельским проливам, уже несколько дней стоит на рейде радиостанции Югорский Шар. Свердрупу нужен радиотелеграфист, и он, Лапин, обязан помочь ему в этом. Цель, которую поставил перед собой Отто Свердруп, высока и благородна. Капитан шел на поиски исчезнувших русских полярных экспедиций Русанова и Брусилова.

Но где взять радиотелеграфиста? Этот вопрос мучил Лапина с тех пор, как пришло сообщение о выходе «Эклипса» к новоземельским проливам, и о том, что начальнику округа предстоит командировать на поисковый корабль одного из телеграфистов. Выполнить этот приказ – значит, оставить по одному специалисту на каждой станции. А случись что с любым из них – одна из станций будет бездействовать. Положение и без того чрезвычайно тяжелое: на всех радиостанциях восемь штатных чинов, двое из них должны вернуться на «Василии Великом» в Архангельск – заболевший цингой заведующий радиостанцией в Маре-Сале Иванькин и механик с Югорского Шара Камнадский, направленный по мобилизации в армию.

Лапин решил пойти на риск: задержать на несколько дней Свердрупа и, пользуясь стечением обстоятельств, еще раз потребовать от Главного управления увеличить штат. До сих пор его настойчивые просьбы оставались гласом вопиющего в пустыне.

Свердруп давно уже оставил тон вежливых просьб. В его последних радиозаписках инженер чувствовал с трудом сдерживаемое негодование:

«Жду телеграфиста уже три дня. Больше ждать не могу. Прошу назначить радиотелеграфиста. В противном случае буду принужден уйти сегодня ночью».

«Благоволите зайти Югорский Шар передать «Эклипсу» радиотелеграфиста».

Вчера терзаниям начальника округа пришел конец. Его расчет оправдался: телеграммой из Архангельска сообщили, что Петроград разрешил добавить на вступающие в эксплуатацию карские радиостанции по одному чиновнику четвертого разряда.

Весь день начальник экспедиции находился в приподнятом состоянии духа. Победный исход борьбы вселил в него бодрость и энергию. Нет, теперь никто не скажет, что инженер Лапин своим поступком пошел против общественного мнения, под давлением которого правительство вынуждено снаряжать поисковые экспедиции. Он, русский инженер, всем сердцем желает счастливого плавания и «Эклипсу» и «Андромеде», которая три дня назад покинула Вайгач, продолжая искать встречи с «Фокой» Седова. Кто-кто, а начальник Архангельского почтово-телеграфного округа отлично понимает, какую неоценимую услугу может оказать Свердрупу его бездействующий пока телеграфный аппарат. Капитан сможет держать постоянную связь с карскими радиостанциями, и за маршрутом «Эклипса» будет следить весь мир. Радио поможет упрямому норвежцу избежать судьбы тех, кого он отправился искать в этом огромном и загадочном океане. Теперь это не просто мечта. Сегодня на его, Лапина, глазах, его попечительством создается новое мощное оружие в борьбе с доселе неприступными широтами Ледовитого океана – радио. Новый век решительно вторгается в жизнь. И Седов, и Русанов, и Брусилов с той поры, как поднялись в небо мачты карских радиостанций, стали последними отчаянными героями-одиночками, терявшими связь с Большой землей, едва паруса их судов скрывались за горизонтом. Отныне доброжелательное внимание земли будет сопровождать и поддерживать исследователей в тяжкие дни испытаний. И так ли уж важно, узнает или нет когда-нибудь прославленный полярный капитан, что причина задержки его корабля в Югорском Шаре совсем не в тупом упрямстве чиновника Лапина, зато телеграфиста он получит. Лапин уже давно решил: со Свердрупом пойдет чиновник четвертого разряда Дмитрий Иванович Иванов. Он уже снял его с Югорского Шара и привез с собой на Вайгач. Этот в грязь лицом перед иностранцами не ударит – есть божья искра в нем!

Далеко за полдень начальника экспедиции разыскал один из служащих радиостанции и вручил ему последнюю депешу от Свердрупа: «Получил морского министерства идти Вайгач. Буду завтра четыре утром. Прошу не отказать распоряжением телеграфисту быть готовым – нет времени ждать».

Лапин улыбнулся, аккуратно сложил листок радиотелеграммы и неожиданно серьезно, ни к кому не обращаясь, проговорил:

– Дорогих гостей встречают за порогом. Утром выходим в море!

ВСТРЕЧА

В ночь на 1 августа густой туман обложил все вокруг. Влага холодными каплями выступала по всему корпусу «Василия Великого». Туго натянув якорь-цепи, двухтрубный пароход, казалось, устало дремал.

Утром объявился было зюйд-вест, но ветер был не настолько силен, чтобы разметать и унести с горизонта эту липкую, всепроникающую пелену. Только иногда ему удавалось прорвать ее то в одном, то в другом месте, но, едва обозначившись, брешь тут же заплывала молочно-белой массой тумана.

Только к трем часам дня туман несколько поредел, обозначились контуры берега. «Эклипса» на горизонте не было. Обменявшись семафорными салютами с Вайгачской радиостанцией «Василий Великий», толкая грудью веселый бурун, полным ходом двинулся к югу.

Не выпускавший из рук бинокля вахтенный штурман увидел «Эклипс» недалеко от Болванского Носа.

– Господин капитан, прямо по курсу парусное судно. Идет курсом чистый норд! – бодро доложил он.

Суда быстро сближались и скоро, поравнявшись, легли в дрейф. Пока матросы спускали шлюпку, инженер Лапин, по случаю предстоящей встречи с известным полярным капитаном одетый в парадный мундир с тугим накрахмаленным воротничком, подпиравшим чисто выбритые щеки, разглядывал в бинокль его корабль.

Парусник производил внушительное впечатление. Между тремя стройными мачтами барка виднелись приземистые надстройки, труба. Мощный бушприт, большие вместительные барказы и обсервационная бочка, или, как ее чаще называют моряки, «воронье гнездо», укрепленная на головокружительной высоте под самым грот-бом-брам-реем, выдавали в «Эклипсе» судно, специально построенное для полярных плаваний.

С интересом вглядывался в очертания корабля и Дмитрий Иванов. Что ждет его впереди? Возвращение со славой, разочарование или участь тех, кто уже никогда не ступит на твердую землю? Все это одинаково возможно в полярном плавании, но самостоятельная работа в необычных условиях привлекала влюбленного в свою молодую профессию телеграфиста. Радио – дело новое вообще, а здесь, в Арктике, особенно. Оно еще не показало всех своих возможностей. Дмитрий испытывал волнение человека, ступающего на непроторенную дорогу. Он обшаривал глазами мачты «Эклипса», пытаясь в сложной паутине корабельных снастей отыскать ниточки антенны. Но они слишком тонки и без следа теряются в сложном сплетении брасов, топенантов, дрейперов, десятков других деталей парусного такелажа.

Передав матросу свой немудреный багаж, телеграфист сошел в шлюпку. Четыре пары весел дружно опустились в воду.

Молодой телеграфист очень быстро завоевал расположение командира «Эклипса». Свердрупу пришелся по душе этот немногословный светловолосый крепыш. Небольшие, цепкие, с хитринкой глаза, широко расставленные на его открытом, типично русском лице, выдавали в нем человека от природы любознательного, сметливого.

Едва ступив на судно, Дмитрий с головой окунулся в работу. Радиостанция была немецкой, новейшей системы доктора Гутта. Предстояло изучить ее и заставить работать. Судно снаряжалось в большой спешке, и Свердруп не успел не только подыскать себе опытного телеграфиста, но даже довести до конца испытание станции. Несколько пробных выходов в море из Христиании (Осло), где снаряжалось судно и комплектовался экипаж, не дали должного результата. Присланные фирмой радиомонтажники не смогли связаться с норвежскими береговыми радиостанциями на расстоянии даже в 300—400 миль.

Поздно вечером, когда весь экипаж, кроме вахтенных, уже спал крепким сном, уставший, но довольный прожитым днем Иванов улегся в узкую корабельную койку. Завтра предстояло сделать очень многое: протереть щетки электромотора и укрепить его фундамент дополнительными болтами, отцентровать ось мотора и альтернатора. Соотношения емкости антенны и контура явно не соблюдены: емкость антенны слишком мала, чтобы принять полный заряд энергии от контура. Нужно найти путь увеличения мощности станции. Связь с берегом должна быть налажена как можно быстрее. Это уже приказ капитана…

Ветер крепчал. Корабль с дубовым скрипом тяжело переваливался с борта на борт.

«Эклипс» под всеми парусами и с работающей на всю мощность машиной, борясь с непогодой, быстро шел на восток. Медлить нельзя – Россия ждет известий о судьбе своих сыновей, два года назад вступивших в единоборство с Арктикой.

ЗЕМЛЯ НЕ СЛЫШИТ

По вечерам в кают-компании «Эклипса» собирались все офицеры. Пили кофе, вспоминали дом, близких, говорили о войне, которая уже второй месяц потрясала мир. Но главной темой офицерских вечеров по-прежнему оставалась одна: где следует искать пропавшие экспедиции.

На основании тех немногих данных, которыми располагали моряки, строились различные предположения. Одни пытались доказать, что «Святую Анну» лейтенанта Брусилова и «Геркулес» Русанова нужно искать у восточных островов Карского моря. Свою гипотезу они основывали на том, что в 1912 году Карское море было почти непроходимым из-за чрезвычайно большого скопления льдов. Лейтенант Брусилов – как явствует из рассказов участников Архангельской экспедиции, устанавливающих радиостанции и видевших «Святую Анну» 15 сентября того же года в Югорском Шаре, – повел судно во льды, направляясь к Ямалу. Больше его никто никогда не видел. Как и русановского «Геркулеса», который, не исключено, от Новой Земли тоже направился по пути Норденшельда. Едва ли эти смелые люди смогли пройти далеко на восток.

Другие утверждали, что «Святая Анна» и «Геркулес» попали в дрейф и, увлекаемые течением, вместе со льдами плывут на запад, – доказал же Нансен своим беспримерным трехлетним дрейфом на «Фраме», что такое постоянное течение в полярном бассейне существует, – и искать их следует совсем не здесь, а где-нибудь у Шпицбергена или даже у берегов Гренландии.

Не исключал возможности их дрейфа и Свердруп. Основываясь на опыте того же «Фрама», которым он командовал в те памятные годы, капитан был даже склонен думать, что именно так и случилось с русскими судами. Если они попали в дрейф, как «Фрам», то сейчас, спустя два года, их, пожалуй, следует искать где-то на меридиане Шпицбергена.

Но одно дело предположить местонахождение экспедиционных судов, другое – предугадать, живы ли люди. Если в ноябре – декабре моряки окажутся у Шпицбергена, они не могут рассчитывать ни на встречу чистой воды, ни на организацию санной экспедиции для достижения земли. Да и на острове они едва ли найдут спасение: безлюдный, без топлива и продовольствия полярный берег…

Третья зимовка? Если допустить, что она возможна, то осенью будущего года их вынесет к берегам Гренландии. Состояние льдов в это время года и здесь не предвещает ничего хорошего…

Да и суда их все-таки не «Фрам». У Брусилова всего лишь парусно-паровая яхта, у Русанова – шхуна, тоже оснащенная парусами и машиной. Свердруп знал «Святую Анну» еще под названиями «Ньюпорт», «Бланкатра» и «Пандора-II». Правда, яхта хорошо зарекомендовала себя в полярных плаваниях. В 1893 году она под командованием английского капитана Виггинса участвовала в торговой экспедиции на Енисей и через четыре года повторила опасный рейс в составе очередной английской экспедиции Попхэма. Но уж больно она стара для многолетнего дрейфа. «Святая Анна» построена в 1867 году. И машина на ней слишком маломощная: всего сорок одна лошадиная сила.

В одном сходились мнения офицеров «Эклипса»: нужно спешить обследовать восточную часть Карского моря и если не спасти участников экспедиции, то хоть найти следы, по которым можно будет судить об их участи. Оставлять на своем пути предметы, записки, знаки – закон всех исследователей Арктики.

Только русский телеграфист проводил время в одиночестве. Дмитрий выключил приемник, положил на стол наушники и вышел на палубу. Покорный рулю барк с зарифленными парусами легко скользил вперед по чистой воде, старательно обходил большие льдины и уверенно наваливался грудью, когда на его пути вставали небольшие поля битого льда. «Эклипс» все дальше и дальше продвигался на восток.

Уже обследованы многие острова южной части Карского моря, но нигде не обнаружено следов экспедиции. Впереди – Диксон. Полуночное солнце горит кроваво-багряным светом. Вдали синеют разбросанные льдины, и сам воздух вокруг кажется синим. Тишина. Притихли даже собаки на носовой палубе корабля.

Но не спокойно на душе у телеграфиста. Сегодня уже пятнадцать дней, как он сменил свое жилище на тесную корабельную каюту, однако, несмотря на то, что его рабочий день начинается рано утром и кончается далеко за полночь, результата никакого. Станция в полном порядке, но эфир безмолвствует. Последний раз он слышал Югорский Шар и передал информацию неделю назад. В душу закрадывалось сомнение: так ли уж всесильно его радио? Не отступит ли и оно перед страшными пространствами этого мертвого океана? Но он тут же отбрасывал эту мысль. «Нет, все могло быть иначе! Все могло быть иначе, если бы я не прерывал связи с Югорским Шаром. Теперь ее едва ли восстановишь», – думал он, нервно шагая по палубе.

Вспомнился последний разговор с высокопоставленным соотечественником – представителем русского Морского министерства на судне, надворным советником Тржемесским. В тот вечер телеграфист отправился к чиновнику, хотел убедить, что его распоряжение прекратить связь с Югорским Шаром очень затруднит дальнейшую работу. В каюте Тржемесского не было, и он открыл дверь офицерского салона. Здесь были все, кроме капитана.

Появление телеграфиста осталось незамеченным. Прислонившись спиной к переборке, молодой голубоглазый моряк с волнением читал что-то по-английски. Тржемесский, подперев щеку холеной рукой, удобно устроился в кресле. Заметив Иванова, молча указал ему на стул за своей спиной. Когда чтец кончил и раздались дружные хлопки, советник обернулся к телеграфисту:

– Ты не знаешь, братец, по-английски? Жаль, жаль. Он читал Байрона, «Чайльд-Гарольда»:

 
И вот один на свете я
Среди безбрежных вод…
О ком жалеть, когда меня
Никто не вспомянет?
Быть может, пес поднимет вой.
А там, другим вскормлен,
Когда опять вернусь домой,
Меня укусит он…
 

Ах, как это похоже на нас… Так что ты хочешь, братец?

И когда Дмитрий стал просить разрешения не прекращать пробу с Югорским Шаром, прервал его:

– Астрономического определения места ввиду плохой погоды не делают, подавать обсерваторское радио не будем. А больше телеграфировать не о чем. Мы будем только слушать Югорский Шар.

…«Дослушались!» Дмитрий выбросил за борт недокуренную папиросу, вернулся в рубку и в последний раз надел наушники. Эфир молчал. Связь с берегом была потеряна окончательно.

Но отдыхать ему в эту ночь так и не удалось. Утром сильный удар потряс судно.

«РАГНА» И «СКУЛЕ»

Авария произошла 15 августа в восьмом часу утра в проливе Вега. «Эклипс» с полного хода ударился днищем о каменистый грунт. Треск такелажа, вой собак, топот тяжелых матросских сапог подняли в небо тучи птиц, гнездившихся на берегах пролива. Барк накренился.

Капитан Свердруп стремительно поднялся на мостик и, мгновенно оценив обстановку, отдал первые команды:

– Обследовать носовой трюм! Шлюпку к спуску! Боцману приготовиться завозить якорь!

Но ни в этот день, ни на другой, ни на третий снять судно с мели не удалось. Команда изнемогала от усталости, перегружая из носовых трюмов уголь и запасы провизии. Бесчисленное количество раз завозили якорь, добавляя к усилиям машины мощность судового брашпиля, но «Эклипс» оставался сидеть на грунте.

К вечеру 18 августа убедились окончательно: самим с места не сойти. Вся надежда на радио: приходилось просить о помощи.

Все эти сутки телеграфист не покидал радиорубки. Он вызывал Карские радиостанции во все сроки их работы, но безуспешно. Его не слышали. Расстояние до Югорского Шара равнялось 825 километрам. Все остальное время он тщательно прослушивал эфир в надежде поймать какое-нибудь судно и передавал сигналы бедствия. Шанс на успех невелик: мало вероятно, что поблизости есть суда, снабженные радиотелеграфными аппаратами. Но он не прекращал работы.

Свердруп по нескольку раз в сутки заглядывал в радиорубку и, не сказав ни слова, уходил. Утомленное, с опухшими от недосыпания веками лицо телеграфиста было живым ответом.

Но около полуночи дверь радиорубки широко распахнулась, и из нее с листом бумаги в руках выбежал взволнованный телеграфист. Он помчался прямо к капитану, повторяя только что принятые непонятные слова: «скуле…», «проспект…», «консент…».

Через несколько минут радостная весть со всеми подробностями уже передавалась из уст в уста: телеграфист обнаружил неизвестную искровую радиостанцию, работающую на волне 600 метров и записал три слова: «скуле, перспектива, согласие», по которым капитан определил, что переговаривались между собой по-английски суда норвежской компании Лид, идущие в устья Оби и Енисея. Одно из них – «Скуле». Они рядом. И уж наверняка вызволят их из плена.

Весело отстучал на ключе норвежский текст телеграфист «Эклипса» и скоро вручил ожидающему тут же в радиорубке капитану ответ.

– Они идут к нам на помощь! – Свердруп крепко пожал руку телеграфисту. – А сейчас спать. Вы заслужили ваш отдых.

20 августа в 11 часов утра пароходы «Рагна» и «Скуле» взяли барк на буксир и сняли его с мели. По этому случаю в кают-компании «Эклипса» собрались офицеры всех трех судов. Гости делились новостями.

Капитан «Скуле» поднял бокал, тяжело встал:

– Господа, я предлагаю этот тост за наших телеграфистов. На всем пути во льдах, которым, казалось, не будет конца, мы говорили через Югорский Шар, Архангельск и Петроград с нашей родиной. Теперь не так страшно ходить через это чертово Карское море. Мы счастливы, что судьба подарила нам возможность помочь славному капитану Свердрупу. Мы вовремя услышали вас. Прозит! – с этими словами капитан «Скуле» протянул руку через стол и соединил свой бокал с бокалом русского телеграфиста.