Текст книги "Океан. Выпуск пятый"

Автор книги: Николай Непомнящий

Соавторы: Юрий Иванов,Владимир Алексеев,Виктор Широков,Юрий Дудников,Олег Туманов,Марк Рейтман,А. Муравьев-Апостол,Семен Белкин,Герман Серго,Владимир Матвеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

28 СЕНТЯБРЯ

Жанна Евгеньевна успела убедить себя, что мужчин она презирает. Даже разделила их по нелестным категориям: лгуны, эгоисты, тряпки, хамы, подкаблучники… Но постепенно с ужасом начала ловить себя на том, что завидует каждой замужней бабе. И, видя, как год от года теряет шансы на замужество, становилась все более несносной и высокомерной. Но вот с этим бородачом, не обменявшись и десятью фразами, вдруг почувствовала себя настолько свободно и удобно, что сама себе удивлялась. И захотелось узнать о нем как можно подробнее.

Однако попутчик оказался скупым на информацию, тем более о своей персоне. Да и стороной ничего толком выведать не удается. Княжев – тот хотя и в курсе дела, но помалкивает, будто язык прикусил. Похоже, невзлюбил он его еще на берегу. Приняв бородатого не по своей воле на борт и баржу с его оборудованием прицепив по нажиму сверху, Княжев в пути не сломил своей неприязни. Да и как ее сломишь, если с каждым днем этот пассажир позволяет себе все больше вольностей. Вчера, например, убедил Байбалова, что нужно стать на якорь. И старый лис, как это ни дивно, поглубже упрятал глазки-щелочки и согласился. Этого Княжев и опасался. Командовать-то караваном поручено ему. А тут еще кто-то с ним вровень становиться вознамерился.

Так что Княжев, как только услыхал команду «Стоп машина!», взлетел по витому трапчику, тараном врезался в капитанскую рубку и, не замечая присутствия бородача, накинулся на Луку:

– В чем дело, капитан? Почему стали?

– Погодка шалит, нашальник! – пропел Лука приветливо.

– Издеваешься, Лука Байбалович! – посмотрел при этом Княжев на попутчика. – Такую возможность упускаем!

Река вела себя в тот день на редкость смиренно. Нежно шелестели тихие заплески зеленоватых волн. И солнце приманчиво поблескивало на осклизлом галечнике. Каменные обмывки, выстланные ступенчато вдоль крутояра, напоминали безлюдные пляжные террасы. Так и тянуло нырнуть с кормы, доплыть до бережка и понежиться под солнышком – заманчивым, но обманчивым. Однако Лука предостерегающе выставил вперед сухую коричневатую длань.

– Ты мне, нашальник, не говори пошему, зашем!.. Слышь, там за увалом вода сапсем нету? – Он приставил зачем-то ладошку к уху. – Слышь?

– Это мы еще дома предвидели! – вскинул Княжев худые, острые плечи. – Но уж коли снарядились в путь, жать надо, а не прохлаждаться!

– Куда бегим… – спросил Лука, как бы не ставя знака вопроса.

– А чего ждать? – со свойственной ему горячностью метался Княжев по узенькой двухкоечной каютке. – Зимы? Ледостава?

– Не волнуйтесь понапрасну, Владимир Никонович, – вежливенько обратился к нему бородатый. – Это я взял на себя смелость посоветовать капитану стать на якорь.

Тут Княжев и вовсе возмутился:

– Но распоряжения по пути следования выполняются мои! Мне такая власть дана!

– Кем?

– Самой Москвой! Наша стройка всесоюзная, а вы…

– А мы местные, уездные – так хотели сказать? Но оставим счеты. Не льда мы нынче ждем, а дождя!

– Верна, верна, – подтвердил Лука. – Шибко дождик польет!

– Уж скорее снег… – протянул Княжев с недоумением. – На небе-то ни облачка.

– Нонешним ночем жди, – заключил капитан.

А вскоре набежали шустрые тучки из-за кряжей. И, спаявшись в одну сплошную завесу, распростерлись над головами, как суровый тент палатки, накрывший все и вся. И хлынул дождь – беспросветный, нескончаемый ливень. Он хлестал и бушевал двое суток. И сорок восемь часов подряд поил иссыхающую реку. Щедрые потоки бурливо скатывались с берегов в обмелевающее русло, и уровень воды в Ключевой сразу поднялся. Дальнейший путь судам был открыт.

– Как вы установили? – допекала Жанна Евгеньевна бородача. – Подъем воды в период межени, в самое предзимье. Раз в сто лет случается!

– В последнее время потребитель частенько получает то, чего не видывали по сто лет и более: то лето небывало знойное, то зима неслыханно ранняя…

– Потребитель? Кого вы так именуете?

– Тех, кто потребляет метеосводки.

– Ну, теперь в них все стали нужду испытывать. Только и слышишь – погода, непогода, погодные условия…

– Почему только теперь? Так от веку бывало. В средневековой Европе городские сторожа выкрикивали по утрам: «Дождь!», или: «Ясно!» А именитые горожане прикидывали, в каковском наряде им красоваться на улицах. И сейчас та же проблема: брать зонтик или не брать? Но есть потребители куда более нуждающиеся. Одно дело – промокнуть под дождем, и совсем иное…

– Не добраться до места с ценными грузами, которых ждут не дождутся!

– Допустим, что так. Хотя случаются по нашей вине беды и пострашнее.

– По вашей? Вы не оговорились?..

И Жанну Евгеньевну вдруг словно осенило: господи, да это же Петров! Да-да, тот самый Петров, о котором сейчас столько говорят. Ну конечно же, она слышала: одни его рьяно поддерживают, другие столь же яростно ставят ему препоны. Вот и Княжев, похоже, разодрался с ним насмерть… Но в глаза эту знаменитость сама Жанна Евгеньевна не видела до сих пор.

Стало быть, это ему везут они оборудование на тентовой барже и ему Княжев обязан построить метеостанцию в Ожеледье? А станция эта должна обслуживать всю трассу строительства магистрали – капризнейшую по климатическим условиям.

Так получается, два медведя в одной берлоге? Как они уживутся, как сработаются, если уже с самого начала такие трения? Княжев-то был против того, чтобы еще и климатологов включили в его комплекс: его, мол, дело дорогу строить!.. Тем и навлек он на себя неприязнь Петрова, которого коробило от княжевской узости.

– Да, я и есть тот самый Петров! – почему-то рассердился бородач. – Тот самый Петров, который изволил навязаться на вашу шею!.. Но я же просил Княжева не раскрывать мое инкогнито!

– А он и не раскрывал, я сама угадала.

– Что ж, порой догадка заменяет ум, – смягчился он. – Мы ведь тоже иногда позволяем себе полагаться на интуицию. Можем, например, безо всяких приборов предсказать, где следует ожидать протаивание, где гололед, а где снежные заносы.

– Значит, вы всего лишь знахарь?

Она норовила зацепить его этим словцом, но он отнесся к ее выпаду совершенно спокойно.

– К вашему сведению, – хрипловато похмыкал Петров в бороду, – «з н а х а р ь» – тоже от слова «знать». Можно и «в е д у н» – от слова «ведать». Не обидно, а, скорее, лестно…

Хрипотца в голосе у него не от привычки кричать, а наоборот, от затянувшейся привычки помалкивать. Там, в Ожеледье, где до прихода известия о том, что трасса проляжет через них, царила глушь да тишь. И жил Петров более чем скромно. Долго вел свои наблюдения без помощников. Начав с доисторической флюгарки и чашечного ветроприемника, постепенно оснастил станцию приборами, улавливающими лучистую энергию солнца – актинометрами и пирогелиометрами. Обсерватория, пусть и первобытная, возникла уже попозже.

Снимать показания приборов помогал ему сынишка, которого он с раннего детства приохочивал к своему делу. И маленький Тимур уже в девятилетнем возрасте собирал и заносил в журнал данные термометров и датчиков давления, влажности, скорости ветра… А недавно сын присоединился к нему в ином качестве – как научный сотрудник. Официально зачислен в штат станции.

И хоть тяжко было столько лет одному, тем не менее всем, кто нуждался в результатах его трудов и запрашивал о помощи, успевал он безотказно высылать свои прогнозы. А нужда в нем росла с каждым годом, и запросы поступали уже не только из близлежащих районов, стали обращаться к «богу погоды» и издалека: «Наши хозяйства планируют такие-то посевы на такой-то площади. Просим вашего прогноза, чтобы составить четкий график полевых работ… Ответ телеграфом оплачен». «Приступаем вскрыванию залежей текстильного асбеста в районе Тумды. Требуется долгосрочный прогноз для ориентировочного планирования хода взрывных и дорожных работ… Управление нерудных ископаемых». «Вновь обнаруженным минеральным источникам грозит ранняя консервация, если не получим надежных сведений о времени наступления холодов… Севздравстрой».

Да разве мог бы он сейчас беспечно посиживать в Ожеледье, поджидая бредущий где-то караван, когда все сверхсовременное автоматическое снаряжение плюс оптика для гелиообсерватории тянутся по реке со скоростью бурлацких времен? Только такой толстокожий субъект, как этот Княжев, не в состоянии уразуметь, что его-то, Петрова, место именно здесь – на воде.

Тянется караван, ползет еле-еле. Хоть и по воде плывет, а воду ищет. Как в пустыне. На ощупь ведет его поводырь Лука Байбалов, ожеледьевский патриарх.

1 ОКТЯБРЯ

Ким Сухих привык больше всего ценить свою независимость. Жил неоседло, бездомно. Зато сам себе был хозяином. Но поближе к сорока, когда холостяцкие прелести приедаются, потянуло и его к оседлому бытованию. И Даша Беседина тем взяла его, что не потребовала никаких от него жертв: «Живи как живется. Неволить не стану!» А Кима самого потянуло испробовать чистенького Дарьиного уютца. Приелось быть одному. Но тут-то и обнаружилось препятствие для их мирного и ровного бытия – Славка-шельмец. Малый вздорный и неприкаянный. После восьмилетки сунулся в техникум – не понравилось: не его, видите ли, профиль. Год провисел на Дарьиной шее. Пофилонил на автобазе – надоело…

Сам-то Ким с семнадцати лет кормил себя. Времечко было скудное, неласковое. И отправился он, полусирота, в свое долгое кочевье со стройки на стройку, какие тогда разворачивались вдоль родных берегов. Доводилось баржи грузить, таскать на собственном горбу мешки с цементом. И кирпич разгружать, и бревнышки вынимать из трюмов да с палуб. И все на плечах, на руках… Это позднее стали прибывать механизмы, и он поднялся на кран и за механика, и за капитана. Словом, не задарма ему эта «плавбаза» хлопотная досталась: повидал он виды на своем веку, заслужил.

Однако и Славка ведь тоже не в роскоши рос, а как и сам Ким – безотцовщина. Считал Ким Прокофьевич, с подобным себе они проще поладят. Да не тут-то было. Отчима он сторонится, будто нелюдя какого. И ведь ни словечком Ким его не задел, вместо сына родного пригласил жить к себе в рубку. «Успеем и дома друг дружке надоесть», – нахально отверг сопляк его предложение. И где ночует – неизвестно.

Да Славка не то что на него, а и на дядю Володю ноль внимания. Почему-то с ходу к Петрову прильнул. И готов с тем о чем-то лясы точить хоть сутками напролет. А борода и рад-радехонек, что напал на такого редкостного слушателя, забивает парню башку. Славку пора к настоящему делу приспосабливать, нацеливать на самостоятельную профессию, а краснобай этот заливает ему тары-бары-растабары. Про влияние солнечных лучей на красу девичьих очей. Или про то, как некий старорежимный купчина позабыл на острове котел. И по той якобы причине стал остров именоваться Котельным.

Когда они с Дарьей еще только женихались, Киму говорила она: «Мальчик у меня есть…» И представлял себе он стриженого мальчугашку – впору нос утирать. А встретил длинногривого, норовистого, необъезженного жеребчика. Не то чтобы отцом, а и по имени-отчеству Кима не назвал ни разу. И в кого получился такой неуступчивый? Ведь сама Даша женщина отзывчивая, сердобольная. И всякой нужде готова помочь.

А вчера вот она проявила мужскую твердость. Дело было так. Буксирчик рвануло в сторону, и он застыл на месте. Машина разом перестала постукивать, и буксирные дуги завибрировали. Пенье дуг всполошило всех. Дарья, к счастью, оказалась на палубе. Шлюпку спустила мигом. И так споро и ловко расцепила она подчалки и освободила буксир от барж, что позволила судну сманеврировать.

Прежде Киму не доводилось видывать ее в деле. А тут прямо-таки залюбовался, как она верпы заводит – одна в шлюпке. И на борт команды лебедке подает. Снимает верп с планшира, вяжет к нему конец каната, а другой конец заводит на лебедку. Теперь уже ни одну из барж не снесет на мель. И «Водник», освобожденный от барж, успел послушно соскочить с «кошки».

А затем сбурлачили общими силами караван поштучно: где Ким тянул своим краном, а где подталкивали самоходкой. Но они-то в этом деле вторые скрипки, потому что новое сцепление – уже не гуськом, а «пыжом», когда суда счалены меж собой бортами, – целиком Дарьина заслуга. У нее баржа с баржей схватываются как намагниченные – с первого захода.

Сам Княжев пригласил верповальщицу к себе наверх и ручку жал прилюдно: «Спасибо тебе, Дарья Корнеевна!»

Но вода, несмотря на пролившиеся дожди, все убывает и убывает. И морозец наплывает встречь – грозит сковать реку. А даже и при шуге ледяной, пусть самой легкой, самой текучей, таких оборотов, как последний Дарьин с перечаливанием, не произвести. Баржи неподатливыми делаются, неповоротливыми. Тем более и русло становится все коварнее. Прежние мшары, тянувшиеся по побережью блеклыми половиками, сменяются каменистыми обрывами. Рукава дробятся на узкие протоки. Сближаются щеки берегов. И мнится, что вот-вот сойдутся вплотную и сдавят суда, сплющат и изломают.

Особенно тяжко бывает в сумерках, от которых за полярное ясное лето отвыкли и глаз и воображение. В полутьме любой предмет видится крупнее самого себя. И скалы береговые возрастают до небес.

С того дня, как Славка нагнал их в пути, словно подменили Дарью. Нет прежнего тепла. На кране у мужа она уже не задерживается, будто стыдится кого-то.

– Брось ты хоть на ночь своего Славочку! – требует Ким.

– А он вовсе и не со мной ночует. Его Петров подле себя пристроил!

– Вот привадит он к себе малого – не оторвешь!

– И что в том дурного? – резонно заметила Дарья. – Пора и ему к какому-то берегу причаливать.

– Слишком высок для него тот берег! Чтобы на него взобраться, нужно к наукам терпение иметь…

– Что верно, то верно – отстал Славка от учения.

– И к ремеслу ни к какому не пристал.

– А все же он к таким людям тянется, у кого можно ума-разума набраться.

– Стало быть, не ко мне? – вконец разобиделся Ким.

Поняв свою оговорку, она поласковее склонилась к нему:

– Да уж не ревнуешь ли ты, Кимушка дорогой? – И, обхватив мужа за крепкую шею, сама чмокнула в губы.

Он высвободился из ее объятий: ласка некстати не смягчила его.

– Петров не девка, чтобы к нему ревновать, – попробовал поставить он все на должное место. – А ты капризам всяким потакаешь. Ну, с какой блажи он за тобой пострекал?

И враз поскучнела Даша. На широком, с легкой рябинкой лице ее промелькнула тень отчуждения. Она и сама-то не приспособилась к новой зависимости, а сын хоть рослый, да не взрослый – ему и того труднее…

– Чего тебе от него надо? – потребовала она от мужа.

– Хотя бы уважения.

– Хотя бы… Этого, между прочим, заслужить следует.

– Прикажешь выслуживаться перед сопляком? – отвернулся от нее Ким.

На «Водник» Дарья возвращалась помрачневшая. Она чутко прислушивалась к звону падавших с весел капель и пыталась заставить себя о чем-нибудь думать. Но не думалось.

3 ОКТЯБРЯ

В пути всякое случается. Можно было ждать худшего, а такая мелочь, как поломка двигателя на кране, не должна была задерживать караван и не задержала. Ким сам попросил: не жди, братва, мы вас нагоним!

Но ремонт затянулся. А караван успел показать хвост: приказ Княжева – ни минуты зазря не терять. Скрылся из виду островерхий палаточный навес последней учаленной к «пыжу» в кильватер баржи. И летучий дымок «Водника» уплыл ввысь. И так тихо стало вокруг, что лишь звон гаечного ключа разрывал устойчивое каменное безмолвие.

Колька – мальчишка-дизелист, помощник Кима, немой. Потому, его и в армию не взяли. А что немой – хорошо: с ним можно неделями молчать; только покажи, что делать, – он и без слов воспримет. Вот бы и Киму такого приемыша, бессловесного, безъязычного, – так ужились бы с ним и поладили миром.

Но к полудню засосало под ложечкой. И Ким Прокофьевич предложил похлебать супцу. Похоже, и Колька замечтался о том же. У них желания часто совпадают, как под копирку. Однако Дарьина жирнющая стряпня оказалась несъедобной без разогрева. Пробовали разжечь костер. Но в этакой пустыне из чего его запалишь? Из камня не сотворишь леса. Еще вчера караван миновал последние островки карликового леска. И теперь за береговыми уступами скал стелились одни бескрайние болота, дышащие предзимним парком. Седой иней уже и средь дня не сползал с пушистых почв, он как бы примерзал к ним, делая бархат мхов рыхлым и клочковатым. И зажечь клочья этой прелой ваты было не легче, чем подпалить лед. Дым еще кое-как стелился, но огня не получалось.

Зряшная потеря времени обозлила обоих. Воротившись на палубу, оголодавшие и злые, они снова принялись работать не поднимая головы. И по первости не приметили знакомую лодку, юрко вырулившую из-за заплеска. А углядевши гребца со спины, Ким вздрогнул – не сама ли Дарья пожаловала? Но вскоре убедился, что на веслах Славка. А за Дашу он его оттого принял, что напялена на нем была материнская вязаная кофта – для тепла.

Подгреб Славка важно и лодку не забыл принайтовить. Ухватившись за кранцы, хвастовски приподнялся к ним на руках.

– Загораете, чудики? – бросил одному Николке. – Ладно, не робей, воробей! Я тут голодающим хлебало доставил – в горячем виде, – и, подмигнувши дизелисту, сунул ему под нос большой палец «с присыпкой». А к Киму и не обернулся. Со дна шлюпки извлек сумку хозяйственную, в ней два термоса – суповой и с чаем.

– Противу течения как прискреб? – обратился к нему Сухих. – Ладони-то целы?

– Мать упросила, в ногах валялась. Опасается, как бы муж ее не отощал с голодухи.

Ким стиснул зубы, но не ответил. Зато дизелист повеселел, косясь на термосы.

Ничто так не раздражало Славку в новоявленном папаше, как назойливое желание завязать дружеские с ним контакты. «Ну, живи при нас, коли на старости лет приспичило тебе жениться, не гонят. Но не лезь в душу. О чем с ним дискуссии вести? О подъемном кране устаревшей конструкции? Или о теоретических основах забивания козла по вечерам?» Как выяснилось, это у отчима было любимое занятие.

Есть же ведь на свете интересные люди. Взять того же Петрова. Не скучный товарищ. Про одно свое открытие столько занятностей поведал, что по линии солнечной радиации и ее влияния на земной климат Славка с ходу может и сам лекцию рассказать. О том, что даже валенки нельзя валять в те дни, когда радиация увеличивается, – такая возникает влажность в атмосфере. В промежутках же между периодами солнечной активности наступают жестокие засухи. И если все рассчитать и учесть заранее, то можно избавить человечество от величайших бедствий…

Сан Саныч всю тундру протопал своими ногами. И за Полярным кругом он зимовал. И когда слушаешь его рассказы про отважных метеорологов, как они в пургу и зной, на суше и на море несут свою тяжкую службу, то словно до книжки приключенческой дорвался. Да, Сан Саныч – личность выдающаяся. Вот за ним бы Славка куда угодно рванул, только скажи. Это тебе не Ким.

Отчим, тот обо всем судит по старинке. До сих пор думает, что полезный труд на благо общества – только за тисками или за верстаком. Серость! А берется направлять. Будто Славка сам не сечет, какими триодами ему шевелить. Мать, та уже давно в его сферу не вникает. И оттого у них до появления Кима полная была контактность. А уж дальше все будет зависеть от того, кому она отдаст предпочтение. Впрочем, и сейчас уже заметно, кто ей дороже. Как рвалась в шлюпку, чтобы Кимушку своего накормить! Хорошо, хоть дядя Володя заметил, не отпустил ее. Караван-то нынче ни на час нельзя оставлять без главной сцепщицы. Но мать так разнюнилась, что Славке прямо жаль ее стало. Вот и пришлось вызваться – не ради отчима, а ради нее.

Ким Прокофьевич и Колька поели, попили горяченького и снова принялись за работу. Схватил пассатижи и принялся за дело и Славка. Только возня эта быстренько ему надоела. Можно бы и в лодку, да прощай кран, выпутывайтесь-ка сами, но самолюбие заело: хошь не хошь, а крути. Поэтому стоило Киму Прокофьевичу объявить перекур, как Славка огрызнулся:

– Сто раз вам говорить, что я не курю?

Ким и сам смутился.

– Ну, просто так отдохни, горушками округ полюбуйся.

– Не горушки это, – презрительно фыркнул Славка, – а морены!

– Поди ж ты, какой образованный! – не сдержался Ким.

Славка замер, как кот перед прыжком.

– Чую, на что вы намекаете. Только можно и аттестат в кармане носить, а быть при этом тумаком.

– С аттестатом-то все же надежнее, – поделился своим соображением Ким вполне миролюбиво.

Но Славка уже был в таком заносе, что его даже и это замечание задело.

– Почему же у вас его нет? Других завсегда легче наставлять на путь истинный, чем самому…

– Что верно, то верно, – согласился Ким. – Нашему брату в те времена до аттестата дотянуть труднее было.

– Почему? Что изменилось?

– Потому что мы на чужой шее не сидели, зарабатывать на хлеб надо было.

– Не бойтесь, уж на  в а ш е й  шее я сидеть не собираюсь! – окончательно взъярился Славка.

Тут не выдержал и Ким:

– Факт, на материнской-то куда удобнее!

Побелев, Славка швырнул пассатижи, рывком привскочил с колен и, не держась за кранцы, единым махом спрыгнул в лодку. Даже и кофтенку Дарьину не успел накинуть, только кудрями длиннющими тряхнул на прощание.