Текст книги "Океан. Выпуск пятый"

Автор книги: Николай Непомнящий

Соавторы: Юрий Иванов,Владимир Алексеев,Виктор Широков,Юрий Дудников,Олег Туманов,Марк Рейтман,А. Муравьев-Апостол,Семен Белкин,Герман Серго,Владимир Матвеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

В. Н. Алексеев,
Герой Советского Союза
НА ПРАВОМ ФЛАНГЕ
Маленькая повесть о великих рядовых

ТРЕВОЖНОЕ ЛЕТО

Прекрасный Варангер-фьорд… Проклятый Варангер-фьорд…

Попробуйте в такое солнцестояние выйти в точку торпедного залпа!.. Пятьсот – шестьсот метров отделяют тебя от противника. А его наш визит почему-то не радует: на маленькие катера немедленно обрушивается вся мощь огня кораблей охранения. Да еще жди каждую минуту удара с воздуха: «мессеры» и «фокке-вульфы» почти беспрерывно барражируют над конвоями.

Спасение, надежда на успех – стремительный маневр, дымовая завеса, скорость, железное самообладание.

Нет, нам решительно нужна была плохая погода. Отвратительная погода… Солнце нас никак не устраивало.

Шел июнь 1944 года.

Почти каждый день мы получали данные о переходах кораблей и конвоев противника. Но часть из этих сведений доходила до нас с большим опозданием, а в других случаях расстояние до конвоя было слишком большим. Против такого врага направлялись самолеты, наводились подводные лодки, заранее развернутые на вероятных путях движения вражеских караванов. Дважды мы выскакивали в район подходов к Печенгскому заливу, и оба раза корабли противника успевали спрятаться в бухточках. После интенсивного обстрела с берега мы едва успевали «унести ноги» и несолоно хлебавши злые и мрачные возвращались в базу. Нет, нам решительно «не везло»… Нужна была отвратительная погода.

28 июня меня вызвал к телефону начальник штаба Северного оборонительного района капитан 1 ранга Даниил Андреевич Туз и передал приказание командующего флотом произвести поиск в море и во что бы то ни стало найти сбитого в воздушном бою нашего летчика-истребителя. Перед тем как покинуть самолет, летчик успел передать по рации, что находится он где-то западнее Рыбачьего.

Через несколько минут мы уже вышли в море и, достигнув назначенного района, начали «пахать» его, тщательно просматривая каждый метр воды. Вскоре заметили медленно качающееся на волне красное пятнышко, которое при ближайшем рассмотрении оказалось резиновой спасательной шлюпкой. В ней сидел голубоглазый парень в летном обмундировании. Очевидно, он уже успел разглядеть советский флаг на нашем катере и поэтому спокойно и радостно улыбался.

Знакомимся. Оказывается, перед нами молодой, но уже отличившийся в боях североморский летчик-истребитель Герой Советского Союза капитан Бурматов. Он здорово замерз в студеной полярной воде. Но, перейдя на катер, шутил, балагурил. К нашему удивлению, он отказался от водки, но с удовольствием забрался в моторное отделение, где было тепло, переоделся там в сухое белье, собранное членами экипажа. Я сообщил по радио, что летчик найден, и сразу же получил приказание немедленно следовать в базу за получением нового важного задания.

На причале нас встретила большая группа летчиков, которые обняли своего спасенного товарища и тут же стали оживленно расспрашивать его о подробностях боя.

Связываюсь по телефону с комбригом, Александр Васильевич Кузьмин говорит:

– Сегодня весь день наши летчики бомбили транспорты противника в Киркенесе. Часть этих судов в охранении боевых кораблей переходит в Печенгу. Выходи к Айновским островам, наблюдай обстановку и, если увидишь противника, атакуй! Я буду сообщать тебе все данные разведки и организую прикрытие с воздуха.

– Все понятно. Когда выходить?

– Немедленно! На каком пойдешь сам?

– На двести сорок первом, с Домысловским – он участвовал в минных постановках, но в атаках еще не испытан. Я буду его обеспечивать.

– Добро! Ни пуха тебе, ни пера!..

Хотелось мне для порядка шутливо послать своего друга – начальника к черту, но из соображений субординации я позволил себе сделать это только мысленно.

Быстро собрав командиров катеров, я объяснил им задачу. Вижу – настроение поднялось, глаза заблестели!.. Истосковались мы по крупной работе. Один лишь командир двести сорокового, старший лейтенант Виктор Бочкарев, был чем-то озабочен и встревожен. Я это сразу заметил.

– В чем дело?

– Понимаете, товарищ комдив, у меня что-то с правым мотором. Не заводится, проклятый, и все. Пробовал и так и сяк – ничего не получается…

Только этого нам не хватало. Я был, признаюсь, почти взбешен: ведь нельзя же брать в бой неисправный катер. От катерника требуется в первую очередь высокая скорость и способность к быстрому маневру.

– Почему не доложили раньше?!

Бочкарев стоял ни жив ни мертв. Показалось, что даже слезы навернулись у него на глазах. Где-то в душе шевелилось сочувствие: не везет парню. В начале войны, едва успев закончить военно-морское училище, Бочкарев был взят на сухопутный фронт, доблестно воевал в тяжелых оборонительных боях на Карельском фронте и осколком мины был серьезно ранен в правую руку. К счастью, все обошлось благополучно. После госпиталя Виктор немедленно попросился на флот. Не мог он без кораблей. Душа-то у него была моряцкая…

Прикидываю все это и решаю сменить гнев на милость.

– Дивизионный механик!

– Есть.

– Немедленно заняться катером Бочкарева. Буду выходить на трех катерах…

Здесь нужно сказать несколько слов о том, как для меня все это началось.

Жизнь словно решила устроить мне встречу с собственной юностью.

В первых числах мая 1944 года я принял под свое командование дивизион торпедных катеров Северного флота, входивший в состав недавно сформированной бригады. Знакомые берега. Знакомое море.

Еще в 1930 году я – тогда матрос торгового флота – ходил из Архангельска в северные порты Норвегии. Через несколько лет уже в должности штурмана одного из военных кораблей пришлось мне совершить переход из Мурманска в Ленинград, и я имел возможность более серьезно познакомиться с навигационными и гидрометеорологическими условиями плавания на Севере. Кто знал, что не пройдет и десятка лет, как мне вновь доведется служить в этих краях? Уже в условиях жестокой войны.

Дивизион, который я принял, был довольно «разношерстным». Лишь немногие офицеры и старшины ранее служили на торпедных катерах, прошли нормальный курс боевой подготовки и имели опыт в эксплуатации техники и оружия. Большинство же прибыло из различных частей – кто с надводных кораблей, кто с подводных лодок, кто из авиации, а некоторые даже из сухопутных войск, куда попали в первые месяцы войны. Поэтому неудивительно, что и среди командиров торпедных катеров были люди, которые ни разу в жизни не выходили в торпедную атаку даже в учебных условиях. Учебу начали с азов…

К счастью, у меня оказались хорошие помощники: капитан-лейтенант Ефимов Арсений Иванович, с которым мы вместе служили командирами отрядов торпедных катеров на Тихоокеанском флоте, заместитель по политчасти капитан-лейтенант Слепцов – очень добросовестный и трудолюбивый политработник. Прекрасное впечатление произвел на меня секретарь партийной организации дивизиона – старший лейтенант Константин Никитин, искушенный в военной службе коммунист. Он удивительно тонко и сердечно работал с людьми. С чьей-то легкой руки прозвали его в дивизионе Костя-капитан. Но произносилось это с искренним уважением: в боях Костя-капитан показал себя бесстрашным и мужественным офицером.

Дни наши были заполнены напряженной боевой учебой и в базе, и в море. Впрочем, понятие «учеба» было весьма относительно. Случалось, что первая в жизни торпедная атака некоторыми командирами катеров выполнялась не на полигоне по кораблю-цели, а в настоящих боевых условиях при яростном противодействии противника.

Никто из моряков не жаловался, хотя жили мы в землянках и в палатках, что, понятно, в условиях Заполярья нельзя назвать «комфортом»: здесь даже невозможно было по-настоящему согреться и обсохнуть после возвращения с моря.

Дивизион мой состоял из двух отрядов, во главе которых стояли опытные, однако очень разные по характеру и стилю работы офицеры. Капитан-лейтенант Василий Михайлович Лозовский воевал с первых дней войны на Северном флоте на «морских охотниках», участвовал много раз в поисках подводных лодок, в обстреле побережья противника, в высадках диверсионных десантов и других боевых делах. Лихой моряк – он быстро ориентировался в море в любой обстановке, никогда не терялся. Энергичный, смелый, требовательный, иногда чрезмерно горячий, Лозовский – отличный организатор. На торпедных катерах он прежде служил мало и потому учился вместе с другими. Другой комэск – капитан-лейтенант Иван Борисович Антонов – вышел из матросов. Прослужив несколько лет катерным боцманом на Тихоокеанской бригаде, он окончил курсы и вот уже лет восемь служил на офицерских должностях. Я его хорошо знал по совместной службе на Дальнем Востоке. Степенный, несколько медлительный моряк богатырского телосложения, чрезвычайно добрый и мягкий по характеру, чем иногда кое-кто пользовался.

Среди матросов и старшин были и умудренные жизнью солидные «папаши», призванные из запаса, и совершеннейшие юнцы. Как-то вечером из учебного отряда прибыло несколько молодых матросов. Один из них – ну настоящий голубоглазый румяный мальчишка в военной форме. Подхожу и спрашиваю: «Кто такой?» Отвечает: «Женя! – Потом спохватывается и добавляет: – Матрос Евгений Малиновский, радиометрист». Через полгода этот парень стал отличным моряком, прекрасно овладел радиолокационной станцией и за отличие в бою был награжден орденом Красного Знамени. Вот вам и малыш!

ГОРЯЩЕЕ МОРЕ

Небольшие Айновские острова, где была назначена позиция ожидания, находились на расстоянии всего четырех миль от полуострова Средний и в десяти милях от Печенгского залива. Вход в него простреливался нашими береговыми батареями. Чтобы затруднить их прицельный огонь, фашисты обычно перед проводкой конвоев самолетами и катерами ставили мощные дымовые завесы на подходах к порту.

Так было и на этот раз – кроме верхушек скалистых гор, ничего не было видно. Я считал, что терять время на пассивное ожидание противника нельзя, ибо гитлеровцы могли незаметно проскользнуть в свою базу.

С момента выхода – над катерами наши верные друзья, истребители прикрытия. То и дело в динамике, установленном в боевой рубке катера, раздается сочный баритон Демьяна Осыко: «Идите спокойно, я вас прикрою!»

Не задерживаясь у Айновских островов, я решил подойти вплотную к дымзавесе и вести активный поиск кораблей противника.

Неожиданно недалеко от нас из дыма вынырнуло несколько вражеских шнелльботов. Они сейчас же были обстреляны беглым огнем наших батарей и снова скрылись в дыму. Прикидываю: раз эти сторожевые катера здесь крутятся – значит, они кого-то охраняют. Иду сквозь дым. В воздухе чувствуется специфический едкий запах хлорсульфоновой кислоты: дымзавеса – перед нами. Скомандовав на ведомые катера курс и скорость, врываюсь в клубящиеся едкие облака. Через полминуты видим чистую воду и близкие скалистые берега противника. Я знал, что глубины моря здесь большие, и поэтому не боялся навигационных опасностей. Начали поиск вдоль дымзавесы, периодически прячась за нее, чтобы укрыться от наблюдения с берега. Наконец с катера лейтенанта Юрченко, шедшего слева от меня, донесение по радиотелефону: «Вижу над дымом мачты и трубы какого-то транспорта». Командую: «Атакуй!»

Ветер сместил дымзавесу. В ее разрывах мы и увидели транспорт, ведущий артиллерийский огонь по атакующему его катеру Юрченко. Окруженный всплесками от разрывов снарядов, катер выпустил с дистанции около двух кабельтовых (примерно 370 метров) две торпеды. Одна из них угодила прямо в середину транспорта. Раздался взрыв, поднявший огромный султан воды, и гитлеровский пароход, разломившись пополам, быстро пошел ко дну. Вижу, как комендоры катера – Гребенец, Казаков и Воробьев – метким огнем подожгли вражеский шнелльбот, принудив его быстро скрыться за остатками дымовой завесы.

В разрывах дыма видим еще один танкер и тральщик. Даю приказание правофланговому катеру старшего лейтенанта Шуляковского (там же находился командир отряда капитан-лейтенант Лозовский) атаковать тральщик, а сам иду в атаку на танкер.

В эфире творится что-то невообразимое. Частоты наших и немецких радиопередатчиков почти совпадают, поэтому слышны все переговоры. Гитлеровцы отчаянно ругаются. Требуют от своего берегового командования немедленно выслать истребители для отражения атак советских катеров. Между тем дистанция между нами и атакуемыми стремительно сокращается. Уже видно, как по палубе тральщика мечутся фашисты, срывают с себя ранцы, каски и прыгают за борт.

Залп!.. Через несколько секунд в воздух поднялся столб воды с обломками корабля, мачт, щепками корабельных шлюпок. Панические радиопередачи на немецком языке смолкли.

Отражая атаку, тральщик огрызался огнем. И небезуспешно: несколько попаданий в катер Шуляковского. Один снаряд врезался в носовую стенку рубки, но, встретив на своем пути бронированную плиту, разбился вдребезги, засыпав ослабевшими осколками людей на мостике. Другой угодил в моторный отсек и перебил масляную магистраль. Давление масла резко упало, мотор сбавил обороты, скорость понизилась, и катер начал медленно отходить от места боя, надеясь укрыться в остатках дымзавесы. А над товарищами нашими, точно стая воронов, уже кружилась вызванная по радио шестерка «мессершмиттов», предвкушая легкую добычу. Но сразу – удар наших летчиков. В этот день они дрались особенно отчаянно, как бы стараясь отблагодарить нас за спасенного несколько часов назад своего товарища. Двадцать две минуты шла над нашими головами жаркая схватка. Один «мессер» задымил и, круто пикируя, потянул к берегу. Два других тоже были подбиты. Тогда вся черная стая убралась восвояси. И опять в динамике раздался баритон Осыко: «Будьте спокойны, я вас прикрою!»

Пока Шуляковский расправлялся с тральщиком, мой флагманский катер полным ходом сближался с танкером, отстреливаясь от вновь навалившихся «мессеров», которые, резко пикируя, пытались поразить нас из своих скорострельных автоматов. Командир катера – молодой лейтенант Виктор Домысловский – уже лег на боевой курс и, поймав в визир прицела торпедной стрельбы среднюю часть судна, ждал моей команды. Оценив дистанцию до цели в три кабельтовых, спокойно, как на учении, я бросил короткое «Залп!» и надавил кнопку секундомера, чтобы проконтролировать ход торпед. Оставляя за собой пузырчатый след, они стремительно пошли к своей жертве. Мне казалось, что стрелка секундомера движется чересчур медленно, что давно пора раздаться взрыву… А вдруг промах? Нет, этого никак не должно быть!.. И тут гигантский черный столб дыма взвился в безоблачное небо. Танкер треснул, как грецкий орех, сверкнув пламенем начавшегося пожара. Среди разлитой по волнам горящей нефти некоторое время маячили дымовая труба и кормовая мачта танкера, а затем и они начали медленно опускаться и навсегда скрылись под холодными волнами.

– Ура-а! – Ребята на нашем катере торжествовали.

Да и мы с Виктором в нарушение всех субординации крепко расцеловались, поздравив друг друга с победой.

Теперь – на сближение с катером Шуляковского, шедшим малым ходом под двумя двигателями.

Мотористы Шуляковского самоотверженно боролись за восстановление масляной магистрали. Матрос Геннадий Жуков, чтобы приостановить утечку масла, голыми руками зажал перебитый трубопровод. Пока старшина группы Витренко накладывал пластырь, Жуков терпел адскую боль, но не отпустил рук. Наконец повреждение устранено. Можно дать полный ход. Соединившись с катером Виталия Юрченко, мы через час уже возвратились к родным пирсам.

Все были счастливы в тот день. Мрачными и удрученными ходили только матросы с двести сорокового, а сам командир Виктор Бочкарев чуть не плакал с досады. Они ввели в строй свой катер, но в бою участвовать уже не успели. Этим и объяснялись их переживания и чувство неловкости перед товарищами. «Ничего, – подумалось тогда, – Виктор и его ребята еще успеют наверстать свое». Будущее спокойной жизни нам не сулило…

СЛЕД НА ВОЛНАХ

Веду в море восемь катеров.

Цель поиска сформулирована в приказе кратко и четко: «Искать и топить гитлеровские корабли!»

Вспоминаю наш недавний визит в Полярный, как предстали мы перед командующим флотом адмиралом Головко. Арсений Григорьевич с пристрастием допросил каждого командира катера и меня о всех подробностях и обстоятельствах боя, заслушал командира бригады капитана 1 ранга Кузьмина. Наш комбриг, надо отдать ему должное, никогда при начальстве не ругал своих подчиненных, об их недостатках говорил сдержанно. Свои выводы он всегда аргументировал фактами и расчетами. Зато потом, когда проводил разбор сам, дотошно анализировал каждый наш промах и виновным выговаривал, не стесняясь в едких эпитетах.

После краткого выступления Кузьмина докладывал начальник штаба флота контр-адмирал Василий Иванович Платонов. На основании данных наблюдения с воздуха, с берега и анализа радиопереговоров немцев он определил, что нами потоплен транспорт, танкер и тральщик.

Через несколько дней командующий прибыл в бригаду и перед строем всего личного состава собственноручно вручил нам ордена и медали.

И вот снова: «Прощайте, скалистые горы!..» 13 июля воздушной разведкой у северо-западных берегов Норвегии был обнаружен небольшой конвой, двигавшийся в восточном направлении, предположительно в порты Варангер-фьорда. Летчики вцепились в него. Конвой шел вблизи берега под прикрытием артиллерийских батарей, имея возможность в случае опасности быстро скрыться в одном из многочисленных фьордов. Следуя мимо своих портов, конвой постепенно обрастал другими транспортами и кораблями охранения. На другой день, по данным разведки, он насчитывал в своем составе уже более двух десятков единиц.

Погода внезапно испортилась, над побережьем нависли низкие облака, летчики оказались бессильными и продолжать разведку, и наносить удар с воздуха. Конвой был потерян, но утром 15 июля вновь обнаружен подводной лодкой С-56, которой командовал капитан 2 ранга Григорий Щедрин (впоследствии удостоен звания Героя Советского Союза). Лодке удалось выйти в атаку на конвой, потопить один миноносец из состава охранения и передать донесение о местонахождении и курсе противника прежде, чем субмарина подверглась ожесточенному преследованию и вынуждена была уйти на глубину.

В дело снова бросили авиацию. Несмотря на низкую облачность (высота облаков в районе движения конвоя была до 25—30 метров), воздушная разведка продолжалась. От летчиков требовалось высочайшее искусство, так как конвой шел вблизи высоких скалистых берегов и на них можно было легко натолкнуться. Идя на бреющем полете, летчик лейтенант Богданов обнаружил конвой северо-западнее Варде. Богданов ахнул: под ним было более 30 кораблей и судов. В строю двух кильватерных колонн шли шесть крупных транспортов, вокруг них следовали три эсминца и около двух десятков сторожевиков, тральщиков и шнелльботов. Летчик немедленно передал данные о конвое по радио и, получив приказание возвращаться в базу, сел на свой аэродром. К этому времени я уже был на аэродроме и лично принял от Богданова подробный доклад о результатах разведки.

Боевая тревога!.. Я бежал на катер, раздумывая, что ждет нас. Конечно, яростное сопротивление противника: восемь катеров выступали против армады более чем в 30 вымпелов, основную часть которой составляли быстроходные и высокоманевренные боевые корабли, вооруженные скорострельной артиллерией. В условиях полярного дня, при большой видимости, противник имел много преимуществ, не говоря уже о численном перевесе.

Единственно правильной тактикой в предстоящем бою для нас было применение стремительного маневра, искусное использование дымзавес для взаимного прикрытия и сосредоточенный дерзкий удар по транспортам с возможно коротких дистанций. Плохо, что низкая облачность не давала возможности привлечь к совместному удару по конвою нашу штурмовую или торпедоносную авиацию, что значительно увеличило бы шансы на успех. Однако приказ комбрига и его последние указания по организации поиска и боя были получены, и теперь нам оставалось только исполнить их как можно лучше.

Я вывел катера на внутренний рейд. В качестве флагманского выбрал катер старшего лейтенанта Александра Горбачева. Перед отходом от пирса мне доложили, что на катере вышел из меридиана гирокомпас, но магнитный исправен, хотя и неустойчив на волне. Раздумывать было некогда. Пересаживаться на другой катер я не захотел, чтобы не нервировать личный состав экипажа Горбачева.

Я обошел на катере всех стоявших на рейде и через мегафон дал указания о порядке действий. Через несколько минут маленькие кораблики построились в кильватер, кроваво-красные вымпела запели на ветру, и мы рванулись навстречу нашей победе.

К тому времени облачность несколько поднялась. Комбриг попросил поднять четверку истребителей, чтобы прикрыть нас с воздуха и облегчить поиск конвоя. Ястребки шли над нашими головами, важно переваливались с крыла на крыло, и мы себя чувствовали спокойно и уверенно.

Через час мы прибыли в район, где, по расчетам, должны были перехватить конвой. Но конвоя там не оказалось.

Решаю спуститься на юго-запад. Идем вдоль хмурых скалистых норвежских берегов, то и дело рискуя попасть под обстрел береговых батарей противника. Высота облачности и видимость все время меняются. Над водой висят клочья редкого тумана. Истребители то исчезают в густой вате облаков, то появляются вновь.

Конвой исчез. Так прошло примерно полчаса. Вдруг облачность поднялась до 500—600 метров, видимость резко улучшилась, и буквально через две минуты в шлемофоне раздался радостный голос летчика:

– Вижу конвой!.. Вижу конвой!.. Координаты…

Катера стремительно развернулись для атаки.