Текст книги "Приключения 1968"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

Глава четвертая. Первый день

ЛЕНОЧКА ДЕЖУРИТ

На следующий день Леночка проснулась рано. Лежала с закрытыми глазами, пытаясь убедить себя, что все ужасы ей приснились. Но самовнушения не получилось, и Леночка встала. Она даже помахала руками, имитируя зарядку. Потом мельком взглянула на подробные указания мамы, аккуратно выписанные на белом листке, о том, что завтрак надо разогреть обязательно, поковыряла вилкой в сковородке, выпила стакан молока и вышла на улицу.

Город жил обычными празднично-деловыми курортными заботами. Отдыхающие всяк по-своему, но делали одно и то же: завтракали – с аппетитом или без аппетита, шли к морю – весело и беззаботно или сосредоточенно, как на работу. Но все они завтракали, и все шли к морю.

За исключением проживающих в «Приморской», для Леночки все они были на одно лицо. Где-то там, в Москве и Ленинграде, Свердловске и Чите, в городе или деревне, они, конечно, разные – хорошие и плохие, скучные и веселые, ленивые и работяги. А здесь одинаковые. Они отдыхают. Отдыхают взахлеб, отдыхают до одури.

Может, вон тот толстый дядечка, который сейчас жует на ходу и вытирает рот рукавом, большой начальник. Ходит он в своем городе солидно, вполголоса роняя ценные указания.

А этот, остроносый, весь в ярких солнечных ожогах? Дома он, возможно, ворчит, замечая открытую форточку, за завтраком придирчиво разглядывает каждый кусок. Но сейчас он отчаянный гуляка, он рысью спешит на пляж – к морю и солнцу, чтобы смыть с себя накопившуюся за год усталость. И в одной руке у него дыня, а в другой – бутылка с кефиром. Вот чудак!

Да, оставив где-то там, у себя, привычный образ жизни, они оставили там же заботы, дурные привычки и плохое настроение. Они, как дети, – меры не знают: хотят увезти с собой все солнце, съесть все фрукты и переплыть море. И Леночка горда, потому что это ее солнце так ярко светит, ее земля рожает такие сочные фрукты, ее море гостеприимно принимает людей. Но Леночка знает, что уже за два-три дня до отъезда эти дети становятся взрослыми и задумчивыми. Они рвутся домой, потому что именно там, откуда они приехали, осталась и ждет не дождется их настоящая жизнь. А здесь только зарядка солнцем и морем.

Леночка ворвалась в холл и привычно хлопнула массивной дверью. Паспортистка Нина, которую раньше, бывало, не оторвешь от книжки, выглянула из-за своего барьера и строго посмотрела на Леночку. Тетя Зина, уборщица вестибюля и ресторана, отставила щетку и тоже укоризненно покачала головой.

Леночка тихо сказала: «Здравствуйте», – постояла немного, чувствуя, как с каждой секундой от нее уходит что-то очень нужное, и пошла в свой коридор.

«Конечно, – думала она, – заявит жилец, что трусы купальные или халатик найти не может, и то все переживают».

Леночка открыла свой шкафчик, побросала тряпки в ведро, подхватила под мышку щетку и пошла за водой. Проходя мимо десятого номера, она заметила, что на двери висит дощечка с прилепленной ниточками сургучной печатью.

– Товарищ Самойлова, – громко позвал кто-то.

Леночка по инерции сделала еще несколько шагов, потом поняла, что зовут именно ее, и повернулась. По коридору шел Федот Иванович. Видимо, он забыл, зачем пришел. Помялся, повздыхал и, наконец, выдавил:

– Десять человек выехало. У тебя – Нежинские. – Снова помолчал и добавил: – Конечно, уже заполнили, но ведь надо же такому произойти! В голове не умещается.

Он постучал себе по вискам сложенными в щепотку пальцами и, что-то бормоча себе под нос, ушел.

Леночка намочила тряпку, намотала ее на щетку и стала протирать пол. В коридоре бесшумно появилась молодая чета ленинградцев. Шли они отдельно, чинно и уныло, а на лице у Машеньки застыло такое недоуменно-обиженное выражение, что Леночка, здороваясь, отвернулась. Будто это она, Леночка, виновата, что погиб человек и исчезли смех и веселье.

Она уже заканчивала протирать коридор, когда мимо деловито пробежал со своими шахматами Приходько. Сверкнул на ходу улыбкой, сказал традиционное «исключительно замечательно!» и скрылся на лестнице.

Леночка в сердцах плюнула в ведро. Ему, если и бомба упадет, все равно. Будет себе по секундам, как автомат, отсчитывать дни. Она вспомнила Зойку и тяжело вздохнула. Опять, видно, девке не повезло…

Хлопнула дверь. Распространяя терпкий запах одеколона, рассеянно кивнув головой, прошел Шахов. Леночка с неприязнью проводила взглядом его богатырскую фигуру. И этому хоть бы что – как всегда, вылощен, пробор ровный, как от парикмахера. С такими толстокожими ничего не случается.

Она начала убирать номера и, оказавшись одна, по привычке запела. Но сразу взяла такую фальшивую ноту, что даже оглянулась – не слышал ли кто?

Неубранным оставался только один номер. Здесь жил Друянов. Леночка задержалась у двери и посмотрела на часы. Половина девятого, а он еще не выходил.

Она постучала, подождала минуту, приоткрыла дверь и громко крикнула:

– Можно?

Ответа не было.

Леночка стояла, испуганно оглядываясь, не зная, что делать. Прислушалась – в душевой тихо. Тогда, набравшись храбрости, Леночка вошла в маленький коридорчик, толкнула щеткой вторую дверь. В образовавшуюся щель Леночка увидела пустую смятую кровать, стул и тумбочку с графином. Она сделала еще шаг. В номере никого не было. Друянова она увидела в балконную дверь. Он стоял, перегнувшись через перила, и смотрел вниз.

– Разрешите убрать, Александр Викентьевич? – громко сказала Леночка, с шумом опуская на пол ведро и щетку.

Друянов в ответ махнул рукой, кинул на кровать ключ с деревянной грушей и, неловко переставляя длинные ноги, быстро пошел по веранде к выходу.

Леночка вышла на веранду, посмотрела вокруг, но ничего интересного не заметила.

ПРИХОДЬКО?

Приходько сидел напротив, щурился и молча кивал головой. Не возражал, не возмущался, скучал. Контакт явно не устанавливался. Наконец он посмотрел на Виктора, безуспешно пытавшегося вывести его из этого состояния.

– Слушайте, товарищ, не знаю вашего звания. Вот я, к примеру, строю мосты, так?

Виктор напрягся, стараясь внимательно слушать, почувствовать собеседника. Заговорил – это уже много.

– Так? – продолжал инженер. – Когда у меня не получается, я вас не вызываю и вопросов не задаю. Бросьте, – остановил он Виктора, – не надо меня убеждать. И слова говорить не надо, я слов много слышал. Вы работайте, а я загорать пойду. Я ведь не отдыхал знаете сколько? А все, что знал, вчера рассказал. К тому же мои неквалифицированные умозаключения асов уголовного розыска интересовать не могут.

В голосе инженера звучала насмешка.

– Что ж, ваше право, – сказал Виктор. – Отдыхайте, если можете. Зарезали человека, а вы отдыхайте. Делите на ваше и наше.

– Я же просил – не надо слов говорить, – сказал, поднимаясь, Приходько. – Да как вы убийцу можете найти, если даже моего партнера по шахматам до сих пор не разыскали? Сыщики…

Он аккуратно прикрыл за собой дверь.

Оставшись один, Виктор отключил телефон, запер кабинет, сел в угол дивана. Что-то ускользало, что-то в этом разговоре настораживало. Равнодушие? Нежелание говорить откровенно, по душам? Это, к сожалению, случается. Но сейчас было еще что-то…

Виктор чувствовал, что Приходько чем-то восстанавливал против себя. Он начал вспоминать весь разговор. Даже пересел в кресло – начинать, так от печки. Мысленно посадил перед собой Приходько.

«Да он уголовник!» – мелькнула шальная мысль. И чем больше Виктор думал, тем больше убеждался в реальности своего предположения.

«Ну, не уголовник, – урезонивал себя Виктор, – но срок отбывал и именно по уголовной линии». Манера сидеть, взгляд мимо, вроде смотрит в лицо, а глазами не встречается, недобрая усмешка. Раньше Виктор не видел этого. Все выступило только здесь, в кабинете, на этом стуле. Профессиональная привычка, выработанная годами, над которой человек уже не властен, которая живет самостоятельно, независимо от хозяина.

Сейчас становится ясно, почему не удается найти такого важного свидетеля. Если бы только этот шахматист существовал, его бы нашли наверняка. Но нет этого Петросяна. Нет – и все тут. Теперь Виктор уверен, что историю с шахматами Приходько выдумал с самого начала. Поэтому и держится так нагло, что боится. Нет у него алиби.

ДРУЯНОВ?

Виктору редко давали остаться одному. В кабинет его то и дело входили сотрудники. Они приносили рапорты о проделанной работе, рассказывали о том, что, по их мнению, могло хоть как-то прояснить ситуацию. Но картина оставалась все такой же неясной.

Часов в двенадцать к Виктору пришел следователь прокуратуры Фроленков.

– Виктор, кое-что есть, – начал он прямо с порога. – Ухватись за стул, а то упадешь.

Виктор недоверчиво посмотрел на собеседника и подпер голову рукой.

Фроленков улыбался и прятал что-то за спиной.

– Если обманываешь, – сказал тихо Виктор, – пойдешь под суд, как за нанесение тяжких телесных повреждений.

– Встречаю я на улице двух девушек, работающих в гостинице, – начал свой рассказ Фроленков. – Вижу, девчата шушукаются и на меня поглядывают. Я и пригласил их в кабинет. Поговорили. Прочти, – он протянул Виктору протоколы допросов. – Девушек я привел сюда; может, у тебя будут вопросы.

Виктор успел прочитать только первый протокол, когда в дверь постучали.

– Разрешите, – сказал утвердительно Друянов, входя в кабинет. Но, видимо, что-то его насторожило, так как он остановился и уже нерешительно спросил: – Совещание? Я помешал?

Виктор медленно поднялся с кресла. Он понимал, что ошибаться нельзя.

– Прошу вас, Александр Викентьевич, – Виктор указал на стул, – всегда рады. – Он, как вычислительная машина, просчитывал и тут же отбрасывал один вариант за другим. – Садитесь, я сейчас, – сказал он, так и не найдя четкого решения. – Вот только отпущу товарища. – И посмотрел на Фроленкова.

Тот, каким-то шестым чувством поняв его ход, устроился на диване и поднял возню с папиросами и спичками.

Виктор тоже закурил, взял протоколы, обсуждение которых прервал неожиданный визитер. Содержание протоколов делало фигуру Друянова центральной в развернувшихся событиях. Виктор дважды прочитал их и теперь просто разглядывал, раздумывая, как построить предстоящий разговор. Наконец он отложил бумаги в общую папку. К нему вернулась уверенность, присущая человеку, которому предстоит слушать, а не говорить.

– Без меня из отдела не уходите, – сказал он Фроленкову, кивнув головой на дверь.

Тот вышел.

– Слушаю вас, Александр Викентьевич. – Виктор, не скрывая любопытства разглядывал своего визави.

Друянов перестал изучать свои ногти и внимательно посмотрел на Виктора.

– Виктор Иванович, – начал он с решительностью человека, входящего в холодную воду, – прошу меня выслушать, не перебивая.

Так как это полностью совпадало с намерениями Виктора, тот молча кивнул головой.

– Три дня назад, то есть второго сентября, примерно в пятнадцать часов, я зашел в номер Казакова. Пока он заканчивал свое очередное переодевание, я сел в кресло и стал читать журнал. Должен вам сказать, что Казаков очень хорошо одевался, а я тоже неравнодушен к красивым вещам.

Друянов поднял глаза, словно проверяя, какое впечатление производит рассказ. Виктор понимающе глядел на собеседника, стараясь изобразить на лице самое радушное выражение.

– Так вот, – продолжал Друянов, – я давно обратил внимание на серый, очень красивый пиджак Казакова. Сидя в кресле, я увидел, что этот пиджак висит на спинке стула около меня. Я его взял. Мне хотелось посмотреть, чье это производство. Неожиданно Казаков бросился ко мне, вырвал пиджак, швырнул его на кровать. Потом он смутился, начал извиняться. Действительно, такой поступок производил более чем странное впечатление. Вы не находите? – спросил Друянов, снова пытаясь перехватить и задержать взгляд собеседника.

Виктор пожал плечами.

– На следующий день, то есть третьего сентября, – не дождавшись ответа, продолжал Друянов, – я зашел к Казакову рано утром. Он ходил по номеру расстроенный, собираясь в парикмахерскую. Сам он бриться не мог, так как у него болел палец. В свое время я тоже брился опасной бритвой, а в студенческие годы даже подрабатывал в парикмахерской, и понимаю человека, который не хочет отдавать себя в руки случайному цирюльнику. Я предложил свои услуги и выбрил его. Он сидел в том самом кресле, в котором был зарезан на следующее утро, – торопливо закончил Друянов и испытующе посмотрел на Перова.

Виктор взял лежавшую на столе папку, делая вид, что ищет какие-то документы. Оба нужных ему протокола лежали сверху, но он старательно перебирал всю пухлую кипу бумажек.

– Да, вот еще что, – снова заговорил Друянов, – у вас может возникнуть вопрос: почему я не рассказал все это вчера? Но поставьте себя на мое место, Виктор Иванович. Вот так, сразу, на отдыхе, взваливать на себя столь серьезные улики…

Друянов удрученно замолчал.

Виктор понял, что дальше тянуть бессмысленно, и передал Друянову только что полученные документы.

– Спасибо за доверие, так сказать, но мне эти факты были известны еще вчера. Инцидент с пиджаком видела уборщица Павлова, а то, как вы брили Казакова, – дежурная Никифорова. Они допрошены. С протоколами можете ознакомиться. Так что помощь следствию несколько запоздала.

Они внимательно изучали друг друга. Друянов опустил глаза первым и, взяв протоколы, стал их читать.

«Доказать сейчас, конечно, ничего не удастся, – думал Виктор, – но и это уже кое-что. Не выдержали у Александра Викентьевича нервы, пришел».

– Все правильно, – Друянов положил протоколы на стол. – Только зачем же так грубо? Эти материалы вы получили за минуту до моего прихода, – он ткнул волосатым пальцем в дату и время составления Протокола. – Я же не мальчик.

– А вам не кажется такой тон неуместным, гражданин Друянов? – Виктор поднялся, заглушая в себе стыд за допущенную ложь и гнев на Друянова. – Идите в соседний кабинет и запишите все, что сейчас рассказали.

– Задерживать не будете? – спросил Друянов.

– Вы же не мальчик, не так ли? – Виктор снова стал перебирать на столе бумаги. – Зачем задавать праздные вопросы? Вам же самому ясно, что на основании имеющихся материалов ни один прокурор не даст санкции на ваш арест.

– Виктор Иванович, – Друянов уже дошел до двери, но затем вернулся к столу, – послушайте мой совет. Ищите убийцу. Не заостряйте внимания на моей скромной персоне. Преступник толкает следствие на меня. Узнайте, кто, кроме дежурной, видел, как я брил Казакова, – и вы у цели.

Он вышел из кабинета и плотно прикрыл за собой дверь.

Действительно, можно построить такую версию: преступник видит, как Друянов бреет Казакова. Одновременно преступник видит, что эту сцену наблюдает дежурная. Решение принято. Казаков зарезан во время бритья. Дежурная дает показания. Следствие поворачивается в сторону Друянова.

Но кто этот человек, который видел, как Друянов брил Казакова?

ШАХОВ, ПРИХОДЬКО И ДРУЯНОВ ОТДЫХАЮТ

После обеда, не зная, чем заняться, Леночка вышла из дома на улицу. Еще три дня назад она договорилась с подругой пойти сегодня смотреть новую кинокомедию. Но это было три дня назад, а сейчас о кино, да еще о комедии не могло быть и речи.

Плотный поток гуляющих двигался мимо, и она пошла в направлении общего движения.

Незаметно для себя она вышла к гостинице и остановилась, стараясь взглянуть на «Приморскую» глазами курортника. Здание так себе, ничего особенного, и сразу понятно, что гостиница.

Леночка свернула на аллею.

– Нет, дорогой, ты не прав, – услышала она очень знакомый голос. Приглядевшись, она увидела около лавочки группу молодых ребят и девчат. Леночка подошла ближе.

На лавочке сидели Приходько и Шахов, у которого на коленях лежала гитара.

Леночка притиснулась к скамейке.

– Человек должен жить в ногу со временем, – азартно доказывал какой-то белобрысый парень. – А ваши романсы – каменный век.

– Новая музыка – новые инструменты, – отвечал, улыбаясь, Шахов.

– Гитара имеет свой специфический репертуар.

Приходько сидел безучастный, перебрасывая из руки в руку маленькие камешки, и откровенно скучал.

Спор разгорался. Леночка была согласна с Шаховым, но ее раздражал его уверенно-поучительный тон. Шахов спорил – вернее, не спорил, а изрекал, – поучал окружающих, словно делая им одолжение.

Леночка злорадно отметила, что спор разгорается и Шахов остается в меньшинстве.

– Дай-ка сюда, – грубо сказал высокий сутулый парень и потянул гитару из рук Шахова.

Но Шахов гитару не выпустил.

– Дай, добром прошу! – срываясь на крик, повторил сутулый, приближаясь к Шахову.

– Слово «дай» всегда должно иметь обеспечение. Иначе требующий ставит себя в глупейшее положение, – ответил Шахов и оттолкнул протянутую руку.

Парень выругался и нарочито медленно полез в карманы брюк.

– Узнаю орла по полету, а добра молодца по соплям. – Приходько сплюнул под ноги и пересел ближе к Шахову.

– Ах, ты!.. – парень, не вынимая руки из кармана, сделал еще один шаг вперед.

– Встаньте, дети, в круг и возьмитесь за руки, – сказал неожиданно появившийся Друянов и сам взял под руки двух ребят.

Вмиг образовалось плотное полукольцо. Леночка оказалась рядом с парнем, который, серьезно сдвинув брови, смотрел на хулигана. Шахов тронул струны гитары и пропел:

 
Цыпленок жареный…
 

Вокруг засмеялись. Атмосфера разрядилась, послышались шутки и советы:

– Занимай круговую оборону, братишка!

– Коси из пулемета. Гранатой нас, гранатой!

– Все на одного, храбрецы! – Парень исподлобья оглядывал смеющиеся лица.

– Нет, это ты один на всех. Вытряхивай карманы, махновец! – в круг выступил толстый малец лет пятнадцати. Он скрестил на груди руки и пытался придать своему добродушному щекастому лицу грозное выражение. – Ну!..

– Вот. – Парень вынул из кармана связку ключей. – А вы подумали?

– Кино! – сказал кто-то.

– Идем, Иринка, о нас в газетах не напишут. Диверсант в другом месте.

Цепочка распалась. Сутулый парень, на которого уже не обращали внимания, моментально исчез.

– Вечер камерной музыки объявляю закрытым. – Шахов поднялся и отдал гитару. – Спасибо за поддержку, а то бы он меня… – И Шахов передернул плечами. – Ужас!

Со смехом и шутками все разошлись.

Леночка дернула Друянова за рукав.

– Зачем отпустили этого? Может, он?

– Этот? Это мелкий хулиган, Леночка. А тот крупный преступник, – сказал Приходько.

– К тому же, думаю, что милиция все это преотлично видела, – добавил Друянов и оглянулся. – Один пинкертон здесь стоял, точно.

– Как видела? – удивилась Леночка. – Почему же…

– Ну, хватит лирики, – перебил Шахов. – Может, организуем маленькую? – И посмотрел на Приходько и Друянова.

– Я пас, – быстро ответил Друянов. – С меня достаточно.

– Друзья, – Приходько посмотрел на часы, – я опаздываю. – И зашагал в сторону кафе.

– Привет Зоечке! – крикнул ему вдогонку Шахов.

Леночка попрощалась и пошла домой.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Москва. Уголовный розыск

Вышел на след преступника. Жду подробные данные на Друянова Александра Викентьевича».

ШАХОВ?

Вечером в кабинет быстро вошел капитан Сальников, старший оперативной группы, работающий по версии «Шахов». Капитан положил на стол несколько листков, исписанных мелким каллиграфическим почерком.

– У Шахова в городе есть приятель, – начал Сальников. – Связь с ним Шахов скрывает и, надо думать, имеет для этого основания. Приятель же довольно интересный.

Виктор молчал. «Если и этот подозрительный, – грустно думал он, – то запутался я окончательно».

Сальников устроился поудобнее и продолжал:

– Встречаются тайком, в основном в утренние часы. Личность «Приятеля», как мы окрестили знакомого Шахова, установить пока не удалось. Паспорт на прописку он не сдал, беспокоить его без твоей санкции мы не решились.

– Что в нем подозрительного, Федор? – раздраженно спросил Виктор. – Без прописки живет? Половина наших дикарей тогда подозрительна. Встречаются тайно? Почему вы решили, что тайно?

– Он не купается, Витя, – смущенно сказал Сальников.

– Как не купается?

– Вообще не купается. Одет в ковбойские брюки, рубашку с длинными рукавами. Ходит по берегу моря, а в воду ни-ни. Сегодня и вчера не купался. Мы ребят нашли, которые его уже неделю знают, говорят, вообще в воду не входил.

– Ну и что?! – Виктор отшвырнул кресло и вскочил. – Что из этого, я тебя спрашиваю? Кашель у него, ангина! Да мало ли по какой причине он не купается!

– За сегодняшний день он съел четыре порции мороженого, – сказал Сальников и тоже встал. – Мое дело доложить, – закончил он обиженным тоном и вышел.

При других обстоятельствах Виктор наверняка бы вернул Федора. Но сейчас ему было не до успокоения товарища. «Тоже мне, обижается! – все более раздражаясь, подумал Виктор. – А мне на кого прикажете обижаться? Один отмалчивается, другой обижается…»

Виктор посмотрел на телефон. Москвичи больше не звонили. И он, вначале решивший дожидаться от них хоть какой-нибудь помощи, теперь стремился найти ускользающую нить до установления связи. Обида ли взыграла, профессиональная гордость или просто обязанность – разбираться в своих чувствах он не мог, да и не хотел. И поэтому целый день сидит в кабинете, как приклеенный, перебирая выученные наизусть протоколы, чертит на листках отрывного календаря схемы поисков и рвет их.

Виктор подошел к окну, выглянул на улицу. Эх, не вовремя уехал отдыхать Николай Федорович! Работал бы как человек, а не сидел бы здесь, как министр без портфеля.

Но мечтать долго не дали. Ребята, работавшие в гостинице, промелькнули, как метеоры, положили на стол протоколы допросов, осведомились о здоровье и скрылись.

Виктор с завистью посмотрел им вслед и с тяжелым вздохом взялся за бумаги.

Повторный допрос дежурных ничего практически не дал. Нефедова пояснила, что она поливала цветы и в открытую дверь увидела Казакова, сидевшего в кресле, и Друянова, который брил его. На веранде в это же время находились Шахов – он делал зарядку – и Приходько. Чем был занят в то утро Приходько, она не помнит.

Значит, могли видеть, могли и не видеть. Виктор отложил протокол в сторону, взял следующий.

Здесь коротко и неясно. Павлова не помнит, был ли кто-нибудь рядом с ней, когда она увидела, как Казаков вырывал пиджак у Друянова.

И это в сторону.

Звякнул телефон. Виктор посмотрел на аппарат. «Интересно, кто из начальства?» – подумал Виктор и снял трубку.

– Перов.

– Опять я, Виктор Иванович. Узнаете?

– Узнаю. – Виктор до боли стиснул в руке трубку.

– У меня к вам два слова:

– Желательно больше. – Виктор улыбался, чувствуя, как с каждым словом абонента к нему возвращается уверенность.

На другом конце провода послышался смех.

– Ваши ребята прекрасно работают. Но могу немного помочь. Человек, который играл в шахматы с Приходько в утро убийства, существует. Он живет в гостинице на четвертом этаже. Его фамилия Шверковский. Шверковского опросите подробнейшим образом. Ясно?

– Да, да, конечно, – Виктор быстро все записал.

– Запросите у Москвы данные на Друянова. Необходима подробная характеристика.

– Уже послал запрос на всех троих, – сказал Виктор.

– Молодец, – раздалось в ответ.

Виктор услышал, как чиркнула спичка, и поймал себя на мысли, что думает сейчас, не о деле, а о том, кто же его таинственный собеседник. И как бы в ответ на его мысли москвич сказал:

– Я не встречаюсь с вами, Виктор Иванович, по той причине, что у преступника в городе есть партнер, который со стороны все перепроверяет самым тщательным образом. Согласны?

– Вам виднее, – ответил Виктор.

– И второе, – продолжал москвич, – пожалуй, самое главное. Я не говорю вам о своих предположениях, хотя почти уверен в них, чтобы вы в своей работе шли самостоятельно. Не смотрели бы на происходящее чужими глазами. Обработка всех фактов с разных сторон исключит ошибку, сделает доказательства более полными. Завтра мы с вами увидимся и закончим операцию вместе.

– В чем задержка? – не выдержал Виктор. – Может, нужна наша помощь?

– Я не могу точно установить, где преступник хранит похищенное.

– Вы же говорите, что преступников двое. Второй не может увезти похищенное из города? – перебил Виктор.

– Исключено. Сами знаете нравы наших клиентов: закон – тайга, медведь – хозяин. Нет, здесь ни о каком доверии речи быть не может. – И неожиданно закончил: – Будь здоров!

Виктор положил трубку. Вызвал сотрудника и послал его в гостиницу искать Шверковского.

Через час с небольшим перед Виктором уже лежали показания трех свидетелей.

Значит, все точно. Приходько именно в семь тридцать играл в шахматы в сквере. Показания Шверковского подтверждают его жена и дочь. Семья перессорилась из-за этой игры. Допрошены все трое. Начали минут пятнадцать восьмого, играли до восьми с минутами. Время известно точно, так как женщины стояли над душой и тянули своего отца и мужа завтракать. Отлучался Приходько от игры минуты на две: бегал в свой номер за сигаретами. «Но все же отлучался, – думал Виктор, перечитывая документы. – Нужно пригласить сюда. Извиниться. Заодно и уточнить, куда это он отлучался».

Через час Приходько вошел в кабинет, поздоровался и сел напротив Виктора с безучастным выражением лица.

– Иван Николаевич, – Виктор простодушно улыбнулся, – нашли мы вашего партнера.

– Поздравляю, – Приходько встал и протянул руку, – потрясен мастерством и приношу свои извинения за все высказанные сомнения. Честно говоря, считал, что такая оперативность бывает только в книгах.

Виктор сделал вид, что издевательства не понял.

– Курите, – он подвинул собеседнику пачку «Беломора».

Приходько закурил и вкусно затянулся.

– Иван Николаевич, почему вы сразу не сказали, что у вашего партнера были жена и дочь? – Виктор вопросительно смотрел на Приходько. – Это значительно облегчило бы наши поиски.

– Разве? – пожал тот плечами. – Кажется, я говорил. Впрочем, не помню.

Виктор взял протоколы допросов, просмотрел их и спросил:

– Около половины восьмого вы отлучались. Зачем, не помните?

– Ходил за сигаретами.

– Но ведь вам предлагал партнер? – Виктор говорил медленно, понимая, что Приходько уже уловил его мысль.

Тот посмотрел на папиросу, зажатую между пальцев, потом на Виктора и поднялся.

– «Делите на ваше и наше», – упрекали вы меня утром, начальник, – Приходько оперся короткопалыми руками на стол и придвинулся к Виктору вплотную. – А что вы обо мне знаете? Что вы знаете о том, где я был, что делал, сколько не отдыхал, чтобы меня так упрекать? Плевать я хотел на этого делягу! Я вот девушку встретил, начальник. Для вас она не хороша, слышал я тут всякое. А для меня, может, лучше ее и нет.

Виктор откинулся в кресле, пытаясь посмотреть на Приходько со стороны. Откуда вдруг такая вспышка?

Тот опустился на стул, громко сглотнул слюну, снова посмотрел на папиросу и уже спокойно продолжал:

– Я отдыхать приехал, жениться, может, собираюсь. А вы мне слова говорите. Ловите, как мальчишку, с этим «Беломором». Да, предлагал мне партнер папиросы, и именно «Беломор». А я сказал, что у меня от них кашель, и пошел в номер за сигаретами. – Приходько помолчал минуту и добавил: – Но, знаете, я на садовой скамейке чувствую себя свободнее, чем в этом кабинете.

Виктор улыбнулся.

– Все верно, Иван Николаевич, но признайте за мной право на удивление. И согласитесь: там вам непременно нужно было идти в номер за сигаретами, оставляя за спиной неоконченную партию и семейную сцену, грозившую прервать партию окончательно, а здесь? Ведь сейчас вам достаточно было опустить руку в карман.

– Я заодно в уборную зашел, этого вам достаточно? – ответил Приходько. – Или вы предполагаете, что я за две минуты зарезал Казакова и спокойно вернулся доигрывать партию?

– Что вы, что вы! – Виктор сделал протестующий жест. – Точно уже установлено, что вы никак не могли успеть.

– И на том спасибо.

– А кстати, Иван Николаевич, почему вы назвали Казакова делягой? – спросил Виктор.

– Вы его комнату осматривали? Вещи видели? – Приходько бросил папиросу в пепельницу и закурил сигарету. – У вас что, другое впечатление?

– Ну, вещи – это еще ничего не значит. Друянов тоже к вещам неравнодушен, – Виктор напряженно следил за лицом Приходько, но ничего не увидел. На Друянова тот не отреагировал, лишь пожал плечами и уверенно сказал:

– Вам виднее. Только потом вспомните мои слова. Проходимцем был покойничек. У меня на таких глаз точный.

– Ну, ладно. Спасибо и извините за беспокойство. – Виктор встал, давая понять, что разговор окончен. – Понимаю, неприятно. Но… – Виктор развел руками.

– Понятно, – перебил Приходько. – Отдыхайте, веселитесь, но из города пока не выезжайте. Так?

– Потерпите пару дней, Иван Николаевич. Потом – куда угодно, – ответил Виктор.

Приходько ушел.

Виктор из окна смотрел на удаляющуюся фигуру инженера.

В первом часу ночи в кабинет вошел майор Краснов с двумя постовыми милиционерами. Майор командовал наружной службой, и Виктор вчера попросил у него двух человек. Виктор решил выбраться на день из кабинета. Посмотреть, так сказать, на происходящее своими глазами.

– Людей не хватает, Виктор, но тебе я выделил лучших. – Майор показал на своих спутников. – Знакомься.

Старшина, флегматичный толстяк лет пятидесяти, пожимая руку, смотрел куда-то в ухо Виктору маленькими сонными глазками.

– Сергей Сергеевич, ветеран, чуть ли не основатель нашей милиции, – представил его майор.

Вторым был парнишка лет восемнадцати. Когда майор назвал его по фамилии, он вытянулся в струнку. Парнишка был подстрижен под машинку, отчего уши торчали огромными лопухами. Форменное обмундирование на его тщедушной фигуре болталось свободно, еще более подчеркивая его худобу.

– Анатолий, – сказал майор и посмотрел на Виктора так, будто призывал вместе полюбоваться красавцем. – Анатолий Мухов. Его должны призвать в армию, но оставили на год. Вот он и решил за это время навести в родном городе образцовый порядок.

Майор улыбнулся в ответ на иронический взгляд Виктора и сказал:

– Забирай моих героев и действуй. Уверен, что останешься доволен, – и ушел.

– Главное, – подражая начальству, говорил Виктор тихим, ровным голосом, – чтобы вы завтра были одеты как можно неприметнее. Задачи объясню на месте. Встречаемся в шесть утра у ларька против «Приморской». Вот, собственно, и все.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

«Москва. Уголовный розыск.

Обстановка осложнилась. У преступника появился партнер».