Текст книги "Приключения 1968"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

14. По русскому обычаю

Балканское полуденное солнце жгло нестерпимо. Его стрелы пробивали даже густую зелень, окружавшую виллу бывшего царского посланника. Вилла эта стояла в аристократическом районе Софии. С недавних пор ее сделал своей резиденцией Врангель.

Из-за жары барон, принявший уже с утра в садовой беседке двух посетителей, решил перенести следующую беседу в кабинет, в глубине дома. К тому же свидание предстояло особое.

В ожидании его Врангель прошелся по затененной дорожке, усыпанной галькой, привезенной с морского побережья. Недавно ее полили, и она сохраняла тонкий, едва уловимый аромат моря, мешавшийся с пряным запахом лавра. Это сочетание снова напомнило барону Крым, горячие дни прошлого лета. Прорыв на Украину, который тогда казался началом победы. Да, это было ровно год назад. Всего год! А кажется – вечность! Барон остановился, в задумчивости обрывая с подстриженного куста твердые, неподатливые листки. Он был под впечатлением последнего визита. Только что у него был уверенный в себе и напористый господин по фамилии Цанков, глава какой-то новой политической группы, названия которой Врангель как следует не запомнил. Он усвоил только одно: господину Цанкову очень не нравится нынешнее болгарское правительство Александра Стамболийского. Не нравится по многим причинам, но прежде всего своими демократическими реформами.

– А вам известно, барон, что говорит Стамболийский о событиях в России? Тот, кто любит русский народ, не будет сожалеть о падении царизма в России! – Врангелю запомнилось, что в этом месте Цанков поднял указательный палец и сделал долгую паузу. – Я уверен, – продолжал он, – в ближайшие месяцы Стамболийский сговорится с большевиками. Вы понимаете?

Это Врангель понимал. Он уже чувствовал, что новое правительство под давлением народного мнения все более неприязненно смотрит на бежавшее из Крыма врангелевское воинство, поначалу расположившееся в Болгарии как у себя дома. Многие симптомы говорили о том, что пора уходить, пока не попросили. Но куда? В десант, только наличными силами? Это было бы равносильно самоубийству.

– Скажите, барон, – вкрадчиво говорил Цанков, – могу ли я рассчитывать, что русская армия, оказавшаяся ныне волею судеб на нашей дружественной земле, в случае возникновения каких-либо внутренних трений будет на стороне людей, стремящихся к истинному благополучию?

Барон применил свой обычный козырь.

– Я солдат, и политика не мое дело, – сказал он.

– Вы скромны, генерал. Я знаю вас и как политика, – ответил Цанков, – и смею вас заверить: наши политические платформы весьма близки. Сильная единая рука должна править государством. Не так ли? Естественно, что в ответ мы могли бы гарантировать вам некоторую финансовую поддержку. За нашей партией стоят солидные финансовые круги.

Это, конечно, в глазах барона меняло дело. И все же ответа он сразу не дал. Нужно было выяснить, как отнесутся к этому французы и англичане, да и проверить, какие финансы за этим Цанковым.

«Главнокомандующий русской армии, – с горечью думал теперь Врангель, – рассуждает о том, кто из иностранцев больше заплатит за вторжение в его собственную страну!»

Что произойдет после вторжения? Врангель не хотел задумываться над этим. Ну, конечно, придется уступить. Но зато придет долгожданное время мести.

Барон со злостью оторвал от куста целую ветку.

Хрустя сапогами по гальке, навстречу ему быстро шел адъютант.

– Ваше превосходительство, его высокоблагородие господин полковник прибыл!

– Проводите в кабинет, – бросил Врангель и, отшвырнув сломанную ветку, своим обычным резким шагом пошел дальше по аллее. Нужно было успокоиться.

Только через двадцать минут барон переступил порог кабинета.

Из массивных кресел у стола поднялись двое. Руководитель военной разведки Врангеля полковник Нолькен, из обрусевших немцев, седой, с короткими, стального цвета усами. Второго, помоложе, одетого в штатское, барон видел впервые.

– Здравствуйте, господа, – сказал Врангель, стараясь придать своему хриплому голосу максимум любезности. – Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

– Позвольте представить вам, Петр Николаевич, – сказал Нолькен, – полковник Васильковский. Именно его мы избрали для нашей миссии.

Полковник? Врангель взглянул на незнакомца, отметив редкостный, ярко-голубой, цвет его глаз. «На вид ему не больше двадцати пяти, – подумал он. – Теперь у нас здесь развелось полковников чуть ли не из гимназистов! Черт знает что!»

Но на лице барона было самое приветливое выражение. Что поделаешь, на безрыбье…

– Очень рад, полковник. Сделайте милость, садитесь, курите. – Он придвинул гостям ящичек с сигарами, который утром ему принес Цанков в качестве сувенира. – Когда думаете отправляться?

– Завтра, – ответил за Васильковского Нолькен.

Наступило молчание.

– Надеюсь, – заговорил, наконец, Врангель, – что все инструкции специального характера вами уже получены. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить вам лично некоторые сведения политического характера.

Барон снова выдержал паузу.

– Итак, вам предстоит встретиться с руководителями наших штабов в России – князем Ухтомским в Ростове, генералом Пржевальским на Кубани. Вы должны посетить генерала Истамулова в Дагестане и Ганукомуллу в Чечне.

Врангель говорил теперь тихо, будто бы для самого себя. Нолькен согласно кивал головой. Васильковский, зажав в руке незажженную сигару, сидел не шевелясь.

– В разговорах с ними и с их офицерами вам необходимо наметить те задачи, которые встанут перед ними после высадки десанта. Мы не планируем немедленного похода на Москву или хотя бы просто на север. Наша задача – закрепиться на любом участке нашей многострадальной родины и тем создать предпосылку для полного ее освобождения. Мы должны создать новое государство на Дону и Кубани…

Врангель умолк.

– Я позволю себе доложить, ваше превосходительство, что офицеры, состоящие в наших организациях, уже сейчас составляют проекты такого правительства – разумеется, с вами во главе, – сказав это, Васильковский привстал.

Врангель поморщился.

– Да, да, пусть составляют, но выслушайте меня, господа! Наше правительство будет немедленно признано великими державами. Мы получим военную помощь, во много раз превосходящую все то, что мы получали раньше, но только при том условии, что хотя бы на занятой нами территории сопротивление большевиков будет подавлено мгновенно. Раз и навсегда!

Барон встал.

– Успех этого дела во всем зависит от предварительной подготовки. Каждый коммунист, комиссар должен быть на строжайшем учете заранее. Не дать никому уйти – вот в чем задача! В первую же ночь десанта все большевики в Ростове должны быть на фонарях! И никаких пятых, десятых – уничтожить всех, кто способен оказать нам сопротивление!

И это будет, будет в конце июля! – хриплый голос Врангеля прозвучал внушительно.

– Я могу ссылаться на этот срок? – спросил Васильковский.

– Только самым доверенным людям. И прошу вас убедить их до этого срока ничего не предпринимать. Не только я, но и союзники делают ставку на организованное нами подполье. Любой небольшой провал ставит под угрозу все дело.

– Такие распоряжения я уже отдал, – вставил Нолькен. – Будет исполнено, Петр Николаевич.

Барон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга-болгарин, неся на маленьком подносе серебряные чарки. Не глядя ни на кого из присутствующих, он поставил поднос на стол и бесшумно удалился.

– Итак, господа, по русскому обычаю – за успех вашей миссии, полковник, – сказал Врангель. – Правда, водка пока болгарская, но не беда, скоро выпьем и русской.

Все взяли по чарке.

Единым духом опрокинув водку в широко открытый рот, Врангель провел белой ладонью по усам.

– А вы где служили, полковник?

– В штабе его превосходительства генерала Май-Маевского.

– Царство ему небесное, – сказал, крестясь, Врангель, – бог ему судья! Прекрасный был воин и полководец. Если бы не эта его слабость, – барон постучал длинным полированным ногтем по серебряной чарке, – возможно, поход на Москву завершился бы по-иному.

Нолькен хитро взглянул на барона, словно хотел сказать: «Ну, конечно, теперь пьяница Май-Маевский виноват! А как сами вы, ваше сиятельство, удирали из-под Царицына?»

– Я попрошу вас, полковник, – продолжал Врангель, – передать мой личный привет князю. Скажите Константину Эрастовичу, что по вполне понятным ему причинам мы нигде, даже в переговорах с союзниками, не называли его имени. Но узкий круг знает о его неоценимой деятельности, и, безусловно, в правительстве нового Русского государства он займет достойное место. И еще одно. Предупредите князя, что к англичанам, по моим данным, откуда-то, помимо нас, проникают сведения о действительном положении дел в нашей ростовской организации. Это может нам повредить. Они и так не особенно верят в силы подполья. Хорошо бы выяснить источник.

– Слушаюсь, – кратко ответил Васильковский.

– А теперь, господа, – закончил Врангель, – сядем и помолчим перед дорогой. По русскому обычаю.

15. Знакомые всё лица

Беспокойная и душная июльская ночь наваливалась на Ростов. Зажглись в черном небе холодные, безучастные к земному пеклу, звезды, осела на пожелтевшие листья и траву тонкая летучая пыль.

В небольшой комнате домика на окраине города окна были снаружи закрыты деревянными ставнями, а изнутри вдобавок еще занавешены старыми одеялами. У письменного стола, освещенного керосиновой лампой-«молнией», с абажуром из красной меди, сидел старик с коротко подстриженной щеткой седых волос. Он писал, изредка останавливаясь и вздергивая вверх голову, отчего ярко вспыхивали стекла пенсне на тонком орлином носу старика. Одет он был в легкий полотняный пиджачок и просторные серые брюки. То и другое было тщательно выглажено. На ногах, несмотря на жару, толстые чеченские грубошерстные носки.

Со стороны можно было подумать, что это трудится над дневными ошибками своих учеников строгий, добросовестный холостяк-учитель. Впрочем, и по документам аккуратный старик значился бывшим учителем Константином Ивановичем Кубаревым, проживающим здесь, на окраине Ростова, вместе со своим родственником гражданином Лаухиным.

Перо старика быстро бежало по плотному листу, вырванному из конторской купеческой книги. На переплетение красных и синих линий ложились ровные угловатые строки. Они строились, как солдаты хорошо подобранной команды:

«Ввиду продолжающих поступать сведений о новых формированиях отрядов и частей Армии спасения России и также ввиду недостаточной осведомленности этих частей и слабой между ними связи – сим предлагаю:

1. Все формирования производить с сохранением служебной военной тайны.

2. Всем начальникам отрядов всеми им доступными мерами озаботиться установлением связи друг с другом.

3. Начальники формирующихся и уже готовых к выступлению отрядов сносятся с Ростовским центральным управлением лично или при посредстве для этого назначенных офицеров связи, кои должны быть лично известны начальникам отрядов.

4. Оружие, снаряжение и предметы путевого довольствия в первое время заготавливаются своими средствами и по возможности в местах формирования и расположения отрядов.

5. Моментом и сигналом общей боевой готовности назна…»

Перо остановилось. Несколько секунд оно настороженно висело над строкой. Из передней послышался стук в дверь. Старик не торопясь взял недописанный лист и, открыв в толстой верхней доске стола потайную дверцу, спрятал его.

– Степан, – позвал он сильным, с хрипотцой голосом. В приоткрытую дверь всунулась усатая физиономия. – Пойди посмотри, кто там.

В передней послышалась какая-то возня, приглушенный голос. Старик встал, обнаружив высокий рост, и легко шагнул к стоявшей в той же комнате кровати. Он выхватил из-под подушки вороненый маузер и, сунув его под пиджак, сел на постель. В тот же самый момент дверь открылась и в ней возник полковник Беленков. Он едва стоял на ногах, одежда на нем была изорвана и испачкана землей.

Хозяин комнаты привстал ему навстречу.

– Боже, что с вами, Александр Игнатьевич? – спросил он.

– Только что, – выдохнул Беленков, – убит поручик Милашевский! Ради бога, воды! Мне пришлось бежать…

Старик и усатый Степан молча смотрели на гостя, не двигаясь с мести. Беленков переводил взгляд с одного на другого, силясь понять причину их молчания. Наконец он понял:

– Нет, нет, ваше превосходительство, я никого не привел за собой. Вообще это нелепый случай…

Тогда первым двинулся с места хозяин комнаты, он подошел к столу, придвинул стул для Беленкова и потом сел сам.

– Дай воды, Степан, – сказал он. – Докладывайте, полковник.

Беленков жадно выпил ковш теплой, не успевшей остыть после дневной жары воды.

– Убили Милашевского, – повторил он, – тело бросили в воду на моих глазах. Мне чудом удалось спастись.

– Нельзя ли по порядку? Кто убил? Зачем вы здесь?

Беленков снова отхлебнул из ковша.

– Убили бандиты. Нас пытались ограбить здесь, недалеко, на берегу Дона. Под вечер мы встретились там с поручиком. Он должен был передать мне ваш приказ для Назарова… Разговор у нас затянулся. Поручик сетовал на ваши финансовые затруднения.

– Я его на это не уполномочивал, – сказал старик.

– Поверьте мне, Константин Эрастович, я так и подумал… Мы заспорили… и вот…

Беленков снова потянулся к ковшу.

– Их было человек восемь или десять, – продолжал полковник, – сначала они потребовали у нас деньги, потом сорвали с меня пиджак. Милашевский стал сопротивляться. Меня свалили на землю, я отполз в кусты. Было уже темно, и я не видел, что там происходит. Слышал только удары. Потом кто-то сказал: «Ну, этот готов!» Я слышал, как они бросили тело в воду… Боже мой!.. – Полковник закрыл лицо грязной рукой.

– Ну, а вы? – спросил старик.

– Про меня они, видимо, забыли. Я дождался, пока они уйдут…

– И не нашли ничего лучше, чем прийти прямо сюда.

– Я считал это необходимым, Константин Эрастович, ради вашей безопасности… Ведь если тело Милашевского будет обнаружено, его могут опознать – разумеется, как Лаухина, а это привлечет внимание к вашему дому. Я настоятельно рекомендую вам немедленно переехать. У нас есть хорошо обеспеченная охраной квартира у Новохатко.

Старик, казалось, не слушал его. Помолчав некоторое время, он вскинул голову:

– Где приказ Назарову, господин полковник?

– Он остался в моем пиджаке, ваше превосходительство! – полковник встал.

Поглаживая рукой стол, старик, спокойно глядя в глаза Беленкову, сказал:

– В мое время офицеры предпочитали пустить себе пулю в лоб, чем отвечать подобным образом!

– Ваше превосходительство! Это же просто неграмотные бандиты. Они не обратят внимания на бумагу, их интересуют деньги.

– Вы считаете, что мой приказ не стоит денег?

Беленков ничего не ответил. Он, видимо, был совершенно раздавлен свалившимися на него событиями. Полковник сжал голову грязными ладонями и простонал:

– Как это нелепо, дико! Боже мой!..

Генерал, князь Ухтомский, брезгливо сверху вниз смотрел на своего подчиненного.

– Степан, – крикнул он через некоторое время, – подай Александру Игнатьичу умыться!

Утром, захватив с собой только самое необходимое, Беленков и Ухтомский направились к Новохатко. У того, несмотря на ранний час, они застали гостей.

– Разрешите представить вам, Константин Иванович, – сказал Новохатко, вводя князя в комнату, – двух самых боевых офицеров нашей организации. Есаул Филатов Иван Егорович – приговорен большевиками к смертной казни.

Есаул встал навытяжку.

– Корнет Бахарев, участник «Ледяного похода». – Новохатко замялся. – Близкий знакомый епископа Филиппа!..

Ухтомский внимательно посмотрел на Бориса и подал ему руку.

– Вот как! – сказал он. – Я тоже был знаком с его преосвященством. А про вас, есаул, я много слышал. Жаль, что раньше обстоятельства не позволили встретиться. Садитесь, господа.

Беленков рассказывал подробности ночного происшествия. Услышав о том, как тело Милашевского злоумышленники бросили в воду, Новохатко встал и истово перекрестился в сторону горевших в углу лампад. Лицо его было полно скорби.

Борис с интересом наблюдал за старым полицейским провокатором. Казалось, будто бы это совсем не он, не Николай Маркович Новохатко всего полчаса назад в этой же комнате спрятал в карман деньги и документы поручика Милашевского и приказ князя полковнику Назарову. Принимая их от Бахарева, он сказал:

– Ну, я чувствую, Борис Александрович, что ваши ребята охулки на руку не положат. Так они, говорите, и полковника припугнули неплохо? Дорого ли пришлось им дать?

– Как по уговору, – ответил Борис. – Они взяли половину из тех денег, что были у Милашевского и в пиджаке у Беленкова. Все равно краденые ведь деньги. Кстати, как вы думаете, откуда это у полковника в подкладке пятьсот новеньких английских фунтов?

– Неужто он и на англичан работает? Вот ловкая бестия! Но это ему тоже даром не пройдет… Верно я говорю, господин есаул?

Филатов, присутствовавший при этом разговоре, со злобой, как показалось Борису, посмотрел на Новохатко.

– Знаете, господа, – сказал он, – в первый же день вместе с большевистскими комиссарами я повешу и парочку членов этого штаба. Чтобы неповадно было!

Новохатко засмеялся.

– Будем надеяться, что вы не нас с Борисом Александровичем имеете в виду. Да, кстати, можно бы проделать это и сейчас. Бандиты – народ надежный! Это уж вы мне поверьте, я сам, между прочим, в Киеве в прежнее время большие связи имел по этой линии. А вы-то как с ними сошлись, корнет?

– Довелось вместе быть в тюрьме с их главарем, потом помог я им кое в чем! – нехотя ответил Борис.

Во время этого разговора и пришли князь с Беленковым, принесшие новость, которую все они уже хорошо знали. И вот теперь, наблюдая за тем, как искусно Новохатко изображает крайнюю скорбь по поводу им же самим спровоцированной гибели адъютанта князя Ухтомского, Борис прикидывал, во что может вылиться вся эта ситуация.

А сам виновник скорби господина Новохатко, поручик Милашевский, в это время, живой и здоровый, сидел в одном из продавленных кресел кабинета Николаева на верхнем этаже дома на Большой Садовой. Напротив него во втором кресле, как обычно вытянув длинные ноги, бледный от бессонных ночей, помещался Павел Миронов; у окна, сложив руки на груди, стоял хозяин кабинета, а за столом над стопкой исписанных листков трудился Федор Зявкин.

Первый допрос подходил к концу. Зявкин добросовестно и подробно записал весь рассказ гражданина Лаухина о том, как он скитался по России в поисках пропавшей жены, о том, как он хотел и не смог уехать из Новороссийска и как, наконец, встретив в Ростове дальнего родственника Константина Ивановича Кубарева, поселился у него и поступил работать делопроизводителем в Окрпрод.

Закончив записывать показания, Зявкин протянул ручку и исписанные листы арестованному:

– Прочтите и подпишите, если все верно записано.

Милашевский углубился в чтение.

Николаев от окна сделал Федору неприметный знак: выйди. Тот встал, прошелся, будто бы разминаясь, и пошел к двери. За ним Николаев.

– Так ты мне расскажи, – попросил за дверью Николаев, – как прошла операция.

– Да как по нотам.

– Я думаю, все в порядке. – Зявкин выпустил клуб табачного дыма. – Приказ и деньги мы ему вернули через Веру. Новохатко теперь убежден, что его пожелание в точности выполнено. Дескать, нанял бандитов. Для Новохатко это дело обычное. А поручик этот для нас клад. У него все связи. Собственно говоря, мы бы уже сейчас могли тряхнуть весь этот ростовский центр.

– Ни в коем случае нельзя этого делать, – сказал Николаев, – главное ведь не в них. Я вчера опять говорил с Москвой. Они особенно подчеркивают: нужно добиться бескровного разоружения отрядов Назарова и Говорухина. Три тысячи человек – не шутка! Так что тут нужно действовать безошибочно, чтобы ни один из руководителей штаба не ушел, а то они такой шум на Дону поднимут. Им терять нечего, казаков им не жалко.

– Времени-то остается мало, – задумчиво сказал Зявкин.

– И все-таки, как говорят, спеши не торопясь, – закончил Николаев.

Когда чекисты снова вошли в кабинет, Милашевский обратился к ним.

– Я уже спрашивал у товарища, – он показал на Миронова, невозмутимо рассматривавшего ссадину на пальце, приобретенную в ночной схватке, – но он мне ничего не ответил. Может быть, вы мне объясните: на каком основании меня задержали? Мне на службу пора!

Зявкин взял со стола подписанный протокол допроса. На каждой страничке внизу аккуратно стояло: «К сему Лаухин». Он убрал бумаги в стол и взял чистые.

– Ну, а вот здесь, господин поручик Милашевский, вы напишете нам правду, – спокойно и даже несколько безразлично сказал он. – Забирайте бумагу – и в камеру. Когда напишете, скажете караулу, вызовем. До того времени беспокоить вас не будем. Нам не к спеху.

Милашевский, казалось, оцепенел. Он тупо смотрел на лежавшую перед ним бумагу.

– Что именно я должен написать? – наконец спросил он.

– Все подробно и о своей деятельности и о князе, о знакомых. Адреса не забывайте.

Милашевский потянулся к карандашу.

– Нет, не здесь, – остановил его Зявкин, – я же говорю, не к спеху. Теперь мы устали, господин поручик, вас слушать. В камере напишете.

Милашевский покорно взял бумагу и пошел к двери.

– Карандашик забыли, ваше благородие, – сказал, подымаясь за ним, Миронов.

Милашевский, пошатываясь, шел по длинному коридору. «Кто предал?» – сверлило у него в голове. И вдруг, словно вспышка в глазах, в памяти встало злое лицо есаула Филатова. «Вы еще пожалеете об этом!..» «Он! – подумал Милашевский. – Он! Не зря подозревал Беленков. Ах, подлец!..»