Текст книги "Приключения 1968"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

5

Солнце клонилось к заходу. Бланка уже несколько часов была в пути. За день она побывала в нескольких горных деревушках, затерявшихся меж кофейных плантаций, апельсиновых и лимонных садов, посадок ананаса и агавы. Беседовала с крестьянами в кооперативах, сделала записи на магнитофон на ферме, проинтервьюировала молодого администратора народного имения – парня, казалось, с навечно невыспавшимися глазами.

А теперь дорога вела все выше и выше в горы, и уже далеко внизу остались последние клочки обработанной земли. Их машина карабкалась по каменистой тропе с трудом – она не предназначалась для столь неблагоустроенных дорог. Это был маленький тупоносый автобус – «тонваген», специально оборудованный для звукозаписи. Кузов его, отделенный от кабины толстой стенкой, был превращен в салон с магнитофонами, пультом записи и диванами вдоль стен. Окна задернуты шелковыми занавесками, пол устлан пробковым матом – уютный подвижный домик, в котором можно и вести радиорепортажи и отдохнуть в дальнем пути. Но Бланка предпочла расположиться в кабине водителя, обдуваемой ветром, обдаваемой пылью, но зато не мешающей глазеть по сторонам. Теперь девушка с интересом смотрела, как тропа медленно уползает под машину, будто автобус неохотно пожирает ее.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Увидите, – коротко бросил, не поворачивая головы, Мануэль.

В дороге он стал удивительно молчаливым и даже не смотрел на свою попутчицу. Пыль припорошила его курчавую бороду. Вспотевшее лицо, как индейской татуировкой, было покрыто потеками грязи. Бланка заглянула в зеркальце над ветровым стеклом: лицо ее за день обгорело, волосы из рыжих стали пепельными: «Ничего себе, красотка!»

Горы расступились, и открылась лощинка. Она была распахана. Зеленый, уже наливающийся желтизной, стоял стеной сахарный тростник. Крутые склоны горы поросли кустарником и деревьями. В стороне виднелся одинокий крестьянский домик – бойо. Каменистая тропа обрывалась у края поля.

– Дальше дороги нет! – воскликнула Бланка.

Мануэль все так же молча остановил машину. Девушка выпрыгнула из кабины. Огляделась. Прислушалась.

– Как здесь красиво! Как тихо! Только цикады…

Она раскинула руки. Потом сложила ладони у рта и крикнула:

– Ого-го-го!..

Горы отозвались удаляющимся эхом.

– Слышишь? Они отвечают нам…

Мануэль неторопливо вышел из машины. Посмотрел на Бланку. Отвел глаза в сторону:

– Там, за полем, – обрыв. По дну – речка. А еще ниже – водопад.

– Откуда ты знаешь?

Шофер молчаливо пошел к краю поля. Девушка догнала его. Действительно, лощина круто обрывалась вниз, и там пенился водопад. Бланка пнула камешек. Он, подпрыгивая, покатился вниз, плюхнулся в воду.

– А с той стороны – пещеры, – показал Мануэль. – Во-он, видите? Маскировочка что надо!

– Ты здесь отдыхал?

– Я здесь воевал, сеньорита, – отчужденно сказал парень. Но все же начал рассказывать: – Три недели мы сидели в засаде в тех пещерах, поджидали карательный отряд. Дождались! Батистовцы не рассчитывали, что мы здесь. Они спустились к водопаду, столпились, начали искать брод. А мы как ударили! Но у них был миномет… Там, на склоне, две могилы – Хесуса и Джильберто…

Девушка оглянулась на него.

– Ты такой молодой, а у тебя уже такая большая жизнь!

– Ничего еще и не начинал. Только и умею стрелять и крутить баранку…

Голос Мануэля был совсем иным, чем ночью, на посту. И вообще за этот день Бланка начала менять мнение об этом парне, ставшем ее нежданным попутчиком. Не так уж он самодоволен и самоуверен. Наоборот. Он даже чем-то симпатичен ей.

– А что ты хочешь уметь? – спросила она.

– Ого! Все хочу. А больше всего – плавать на большом корабле за моря-океаны, в самые дальние страны. И чтоб возвращался, а меня встречали на берегу рыжая жена и сынишка – вот такой! – тоже рыжий…

Бланка насторожилась.

– Разворачивай. Дальше дороги нет.

– Жук бабочке не товарищ?

– Поехали!

Он подошел к ней, посмотрел прямо в лицо.

– Извини. Я не то хотел…

Бланка повела рукой.

– Зачем ты хочешь испортить эту красоту? Среди такой красоты все должно быть настоящее. За это ты и воевал.

Она глубоко вздохнула.

– А мне эти горы напоминают мой лагерь в Сьерра-Маэстре.

– Твой! Как же! – язвительно заметил Мануэль.

– Да, мой! Хоть этого теперь у меня не отнять! Мой лагерь был в Минас-дель-Фрио.

– Ого! – удивился парень. – Как раз там одно время стоял и наш отряд. Местечко – у черта на самых рогах. Дожди и жидкая глина по колено.

– Да, – грустно улыбнулась Бланка. – И мы жили там так, как до этого жили вы: под открытым небом, гамаки привязывали к соснам. И даже два раза забирались на пик Туркино.

Мануэль с интересом посмотрел на нее.

– Скажи ты! Что-то не верится… А как вы, сеньорита, вообще попали в горы?

«Какое ему дело?» – подумала она. Но почему-то ей захотелось рассказать этому грубому парню обо всем, что с ней произошло. Зачем?.. Этого она не знала. Просто нужно было рассказать.

– Когда умер отец, мать стала собираться в Бостон, а мои друзья готовили паспорта в Майами… Они настаивали, чтобы я тоже уехала. А я колебалась. Ужасов о революции я наслышалась. Но ведь я сама видела, как весь город ликовал, когда в Гавану вступили бородачи, а Батиста бежал. Я сама помнила, как солдаты Батисты расстреливали студентов… И я решила сама узнать, так ли действительно страшна революция… Я сказала друзьям: «Позвольте мне самой подумать и разобраться…»

– Сложная задачка!

Ее не остановил насмешливый тон Мануэля.

– Может быть, для тебя и легкая… Однажды я была дома, включила телевизор. Как раз выступал Фидель. Он говорил, что правительство объявляет новый набор в школы по подготовке учителей-добровольцев в горах Сьерра-Маэстры. И я решилась. Ведь учителя после подготовки должны будут рассказывать крестьянам о революции. А раз так, то нам-то уж должны разъяснить, что это такое! И я записалась.

– А дальше? – нетерпеливо спросил Мануэль..

– Нас было много, целый батальон девушек и парней. Все было необычно, дико и интересно. Я никогда прежде не думала, что между девушками и парнями могут быть такие товарищеские отношения.

– Как у нас в отрядах!

– Вот видишь… – Бланка покосилась на шофера. – И это было прекрасно! Мы учились. Строили в деревнях дома и школы, учили крестьян. А в свободные часы разводили костры, танцевали и пели.

– И сеньорита решила, что она за революцию! – В голосе Мануэля снова была насмешка.

– Нет, не решила.

– Почему же вы сейчас здесь, а не в Майами?

Девушка подошла к самому краю обрыва. Из-под ног вниз осыпались комья земли. Река шумела, и от нее веяло холодом.

– Мы учились, жгли костры, строили и пели песни… И вдруг однажды услышали по радио: «Народ Кубы!..»

Голос Бланки изменился. Он стал похож на голос диктора радио.

– «Силы вторжения атакуют с моря и с воздуха различные пункты нашей национальной территории. Вперед, кубинцы! Дадим отпор железом и огнем варварам, которые не уважают нас!..»

Мануэль встрепенулся:

– Точно! Это было семнадцатого апреля! Так говорил Фидель, когда интервенты высадились на Плайя-Хирон!

– Да.

– Ну и что?

– И я почувствовала, что я кубинка… – ответила девушка.

Парень рванулся к ней.

– Ты же стала наша, компаньерита!

– Не знаю…

– Ты наша, я тебе говорю!

Она отступила от него.

– «Наша», «ваша»… Я не хочу быть ничьей! Я хочу быть сама собой, можете вы это понять? Я не хочу ни революций, ни контрреволюций!

Мануэль нахмурился.

– И зря. Быть революционером – счастье!

– Да, конечно! А без ваших пистолетов и пулеметов счастья нет!

– У тебя в голове каша, компаньерита… Сердцем ты с нами, а котелком своим никак понять этого не можешь.

Она сникла.

– Я тоже хочу быть счастливой…

– Все хотят…

Парень снова подошел к ней.

– Я хочу тебе сказать… Раньше мешало, а теперь…

Бланка покачала головой.

– Не надо…

– Погоди! Ты не думай, Грациэлла – это так…

– Не надо!

Он схватил ее за руки.

– Бланка!

Девушка рванулась. Мануэль держал ее крепко. Глаза его потемнели.

– Не смей! Отпусти! – Она с ненавистью посмотрела на него. – Насиловать не будешь, герой революции?

Шофер отбросил ее руки.

– Дура…

Круто повернулся, направился к «тонвагену». Бланка пошла вслед за ним. Открыла заднюю дверцу.

В это время из дома вышел старик. Он приложил ладонь к глазам. Пронзительно закричал:

– Э-эй! Куда же вы?

Быстро заковылял к машине, на ходу выкрикивая:

– Здравствуйте! А я гляжу: автомобиль! Кого это, думаю, принесли черти? Неужто сына? Как же, жди! Дождешься этого паршивца!

Старик подошел к автобусу, подслеповато оглядел его, а затем Мануэля и Бланку.

– Диковинная машина… Дом на колесах – ишь ты! – И к Бланке: – Куда же вы? Заходите, гостями будете! Тоскую я тут один со старухой, без людей… Заходите!

Он выкрикивал слова так просительно, что Бланке стало его жалко.

– С удовольствием, дедушка, – сказала она, захлопывая дверцу «тонвагена». – Мануэль, возьми магнитофон и пленки, пожалуйста.

Шофер взревел.

– «Возьми, положи, отнеси, принеси – пошел вон!»

– Я же сказала: «Пожалуйста».

– «Пожалуйста»! – передразнил он. – Мне не пять лет.

Старик сочувственно покачал головой.

– Муженек твой?

– Не дай бог!

– Жених? Если до свадьбы-то так!

– Ладно вам! – оборвал Мануэль, взял магнитофон и сгреб в охапку коробки с лентой.

Гуськом по тропинке они направились к дому – жалкой хибарке, крытой пальмовыми листьями. В комнате была полутьма и прохлада.

– Мать, ставь все, что есть, – гости к нам! – закричал с порога старик.

Откуда-то из сумрака выскользнула маленькая старушка, молча поклонилась.

– Вы не обращайте внимания, – вздохнул крестьянин. – Она у меня немая, а все слышит, все. Хвороба у нее какая-то такая приключилась…

Он снова вздохнул.

– Ох, как тяжко без разговору-то!.. Садитесь, садитесь!

– Вы не беспокойтесь! – попыталась угомонить его девушка.

– Помалкивай, внучка! И мне по такому случаю перепадет, – хитровато улыбнулся он. – А то держит в голодном теле, все для сыновей бережет, такая у меня мать зажимистая.

Старик все больше нравился Бланке. Настоящий, не тронутый цивилизацией. «Проинтервьюирую и его», – решила она и открыла магнитофон, стала заправлять пленку.

– Что это у тебя за штуковина? – оживился крестьянин.

Девушка включила магнитофон.

– Не обращайте внимания, дедушка.

Но он не унимался:

– А может, как ж-жахнет – и прощай, старик, пиши старухе привет из царствия небесного?.. Вон как ж-жикает!

– Это магнитофон, дедушка, – начала объяснять Бланка. – Все, что мы говорим, он записывает. А потом включим – и можно свой голос услышать. И по радио, на весь свет.

– Как это так? – удивился крестьянин. – А если я такое-разное скажу? Или ненароком сболтну что не так?

– Мы потом вырежем, – успокоила она.

– Это ж как понимать? – ужаснулся старик. – Язык вырежете?

Она рассмеялась.

– Да вы не беспокойтесь! Я буду спрашивать, а вы отвечайте – вот и все.

Крестьянин засопел, почесал подбородок.

– Выходит, я должен говорить по-умному?

Позвал старуху.

– Шлепай сюда, мать, на подмогу. Если я что не так ляпну, ты меня щипай. Только без выверта, с сочувствием.

Жена его подошла, стала рядом, по-бабьи сплела руки на груди. На старика она поглядывала неодобрительно: куда, мол, лезешь?

Бланка поднесла микрофон ко рту.

– Скажите, дедушка, как вам сейчас живется, при новой власти? Что изменилось? Легче вам жить стало?

Она поставила микрофон перед стариком.

– Вот как легче! – косясь на диковинный предмет, начал старик. – Ох, как тяжелей, внучка, как тяжелей! Раньше ж у меня ничего не было, ни кола, ни двора. В болоте жил, как крокодил, только морда наружу. А теперь дом, поле, забот полон рот… Света белого не вижу. Все в землю смотрю: ковыряю, копаю, рублю, стучу, пилю… А как уборка тростника начнется – хоть ложись и помирай! И руби его, проклятущего, и грузи, и вози! Пот аж до нутра прошибает. Отмаешься, а «бригадист» уже тут как тут, с книжкой. Не отвертишься. Отдолбишь с «бригадистом» – ружье в руки и охраняй плантацию, чтоб «гусанос» не подпалили…

Девушка сочувственно покачала головой.

– Выходит, хуже теперь вам живется, дедушка?

– Шут его знает!.. По-твоему, городскому, хуже?.. А скажи, внучка: четыре месяца в году работать, а восемь не работать, лучше или хуже?

– Конечно, лучше.

Крестьянин простодушно посмотрел на нее.

– А четыре месяца каждый день обедать, а восемь – живот веревкой подтягивать? Лучше?

Она растерялась.

– Хуже…

– А если не работать – откуда же на обед взять?

– Не знаю…

– А сахар какой лучше: горький или сладкий? – не унимался дед.

– Разве бывает горький сахар?

– Еще какой горький! – вздохнул он. – Вот оно как: «Лучше – хуже»… Больше работы – всегда лучше. Что человеку надо? Дело. А если прохлаждаться, какой от него прок?

Мануэль, все это время с безразличным видом слушавший разговор Бланки со стариком, расхохотался:

– Да тебя, дед, в агитаторы определять можно!

Дед все так же простодушно посмотрел на него, потом на Бланку – и широко, хитро улыбнулся, обнажив беззубый рот.

– Хе-хе! Так я ж и есть этот самый… агитатор!

«Ну и старикан! – подумала девушка. – А прикидывался… Чудо, а не дед!..»

Она перемотала на начало ленту с записью беседы со стариком, переключила рычажок магнитофона.

– Сейчас, дедушка, услышите свой голос.

– А ну-ка! – оживился крестьянин, пододвинулся ближе, шикнул на старуху, чтобы не громыхала тарелками.

Из динамика магнитофона раздался заливистый петушиный крик.

– Это я? – оторопел старик.

Мануэль захохотал во все горло, даже слезы брызнули. Бланка смутилась, но тоже не могла сдержать улыбки.

– Нет, дедушка, нет! Это мы раньше петуха записывали, в деревне, для фона.

Крестьянин ничего не понял.

– Вот те раз! Накукарекал! – то ли с обидой, то ли с насмешкой проворчал он.

За стеной дома заурчали подъезжающие машины, донеслись голоса. Старик насторожился:

– Кого еще несет?

Дверь открылась. Пригнув голову, в избу вошел команданте и с ним еще несколько человек в форме бойцов Революционной армии. Команданте осторожно распрямился, макушкой едва не доставая до потолка. Приветственно взмахнул рукой.

– Салуд, отец! Салуд, мать!

Повернулся к Бланке и Мануэлю.

– Салуд!

– О, здравствуй, команданте! – оживился, вскочил старик. Показал на скамью у стола.

Команданте прошел к столу. Присел с краю, положил рядом с собой шапку-каскетку. Протянул хозяину дома сигару в целлофановой обертке. Крестьянин взял, с видом знатока понюхал. Раскуривать не стал, а припрятал подарок в карман. Команданте улыбнулся.

– Специально заехал к тебе по дороге. Сын просил передать: жив, здоров.

– Еще б ему не жить-здороветь! – ухмыльнулся старик. – Большим начальником стал.

– Отличный у тебя сын, можешь гордиться.

– Как же не гордиться? Все в начальники лезут… Жду не дождусь, когда вы его из города в шею выгоните.

Жена старика уже выставила на стол миски с малангой, рисом, рыбой. По комнате потянуло душистым запахом кофе.

– Садитесь за стол, дорогие гости, – пригласил хозяин и прикрикнул на жену: – Все уж доставай, старуха, подчистую! Знаю я, какой там у них в городе харч по карточкам. – Он подмигнул команданте. – Аль для начальства без карточек?

– По карточкам, отец. Для всех.

Команданте пододвинул миску с малангой, с аппетитом начал есть. Взялись за ложки и Бланка с Мануэлем.

Крестьянин сам не дотрагивался до еды. Он говорил, словно бы хотел насладиться беседой, запасти тепло живого общения на многие дни вперед.

– Вы мне там!.. А то ходил я к Антонио. Это когда еще только начали землю раздавать. Послали соседи, чтоб нас не обделили. Пришел в Гавану. Пока отыскал – уходился, аж ноги подгибаются. Зачем столько людей? Страшно подумать. В поле бы их всех… А автомобили – ж-жик, ж-жик! Того и гляди… А воздух как на пожаре. Разыскал паршивца. На горе он живет, в отеле «Гавана Хилтон». Я как подошел, как глянул – оторопь взяла. Ну, думаю, вытолкают меня оттуда взашей. Кругом все блестит. Подхожу к дверям – сами распахиваются! Ну, думаю, попал… Внутри разгуливают-прохлаждаются такие все, в золоте. Ну, думаю, генералы! Оказывается – прислуга. Обошлись уважительно. Один вверх повез в ящике. Кругом зеркала, и в каждом – моя рожа… Ну, думаю… Не успел и подумать – ж-жик! – и под самым небом. Привел меня этот генерал, стучит, а оттуда выходит этакий хват, из всех карманов бумаги и карандаши торчат, на боку пистолет, морда аж позеленела. Гляжу, а это он, паршивец, Антонио! Вон как разбаловался!

Все за столом рассмеялись.

– Некогда твоему сыну баловаться, – успокоил старика команданте. – У тебя, я вижу, и без нас гостей хватает.

Он повернулся, с интересом посмотрел на Бланку.

– Я корреспондент радиостанции «Патриа», – сказала девушка.

– Рад познакомиться, компаньера. Извините, что помешал вашей работе. О чем готовите материал, если не секрет?

– Беседую с крестьянами: что они думают о новой власти.

– О, это очень интересно и важно! От того, что они думают, во многом зависит судьба всей революции. Сообщите, когда будет передача, обязательно послушаю.

«Удивительны встречи на дорогах! – подумала она. – В них главная прелесть работы журналиста. Только подумать: хижина у партизанской тропы, старик крестьянин – отец министра, эти легендарные бородачи над миской маланги…»

А приезжий продолжал с интересом и к ней и к старику крестьянину:

– И очень хорошо, что до него добрались. Замечательный дед! Четырех сыновей дал революции. И все как на подбор!

– Ты меня не нахваливай, – проворчал старик. – Хитрый какой нашелся! Это я ей в машинку пою, понимаю – политика. А тебе так скажу: неважнецкие наши дела.

– Почему же? – посерьезнел команданте. – Выкладывай!

– Каждый начальник любит слушать то только, что ему хочется слушать. А я тебе прямо скажу: дела – ночь непроглядная. Ну, землю дали – хорошо. Да куда мне ее столько, этой земли, если всех сыновей начисто забрали? Один – в армии, другой – в этом, как его, университете. Третий по кабинетам расседает. Четвертого вообще черт-те куда отправили, за океан… А кто будет землю эту ковырять? Разве ж оно само вырастет?

– Пойми, отец, – подсел к нему вплотную команданте, – нужны нам твои сыновья и в армии и в аппарате. И кадры специалистов нужны. Сейчас твой Рауль в университете, а вернется в деревню агрономом.

– Как же, жди!.. – протянул старик. – И когда дождешься? И не у меня одного такое опустошение…

– Да!.. – вздохнул команданте. – Противоречия… Да, один на один не наковыряешь. Объединяться надо. Ссуду дадим, тракторы пришлем. Специалистов. Не приказываю, но советую – объединяйтесь. Без кооператива далеко не уедете. Да и стыдно тебе: отец министра, воинов революции – единоличник. Договорились, отец?

Он похлопал старика по колену.

– А что сыну передать?

Крестьянин улыбнулся.

– Пусть ждет в гости. На митинг-то я приеду, послушаю, что вы там говорить будете.

– Приезжай, послушай.

Команданте снова повернулся к Бланке.

– Ну, не будем мешать компаньере корреспонденту.

Машины отъехали. Мануэль подождал, пока рассеется в горах шум моторов, подошел к краю обрыва. Внизу шумел водопад, и даже сверху была видна его белесая грива. Но противоположный берег был черен – не разглядеть ни пещер, ни холмиков могил…

Мануэль постоял, потом вернулся к машине.

Со склона к полю, осторожно раздвигая ветви, спустился мужчина. Услышав хруст сучьев, Мануэль обернулся. Мужчина спрыгнул на тропу. В лунном свете шофер разглядел на нем форму бойца Революционной армии. Лицо незнакомца заросло бородой.

– Буэнас ночес!

– Буэнас ночес, компаньеро! – отозвался Мануэль.

– Который час? – спросил мужчина, подходя к машине. – Мои часы стоят.

Шофер поднял руку, посмотрел на циферблат.

– Без двадцати…

Поднял голову, стал вглядываться в лицо незнакомца.

– Постой! Что-то твое лицо…

Мануэль потянул руку к кобуре.

Неизвестный выбросил вперед руку с ножом. Удар был точен. Без стона парень сполз на землю. Мужчина огляделся, подхватил его под мышки, поволок к обрыву. Пинками столкнул вниз. За убитым зашуршали вслед комья земли. Внизу шумел поток. Трещали цикады.

Бородач секунду помедлил, вслушиваясь. Потом подбежал к «тонвагену», включил зажигание, нажал на стартер. В этот момент с дороги донесся стрекот приближающегося мотоцикла. Луч света прорезал темноту.

Мотоциклист подъехал к автобусу. Соскочил, осветил фонариком номер.

– Ага, 316-26!.. Наконец-то!.. – облегченно воскликнул он и обратился к мужчине: – Из радио «Патриа»?

– Предположим.

– Ты – Мануэль Родригес?

– А ты?

Мотоциклист ухмыльнулся.

– Не беспокойся.

Достал удостоверение.

– Я – Хосе Васкес, из управления безопасности. От капитана Обрагона.

– Очень приятно.

– А Бланка Сальгадо в доме? – Васкес показал на светящиеся окна.

– Сальгадо?.. – переспросил бородач. – Можешь сам посмотреть.

– Ты не очень-то любезен, – разозлился Хосе. – Но я-то тебя знаю лучше, чем ты меня…

Он огляделся по сторонам.

– Тут ничего подозрительного не было?

– Абсолютно.

– Будь здесь, – приказал Васкес. – Я пойду к ней. Если что – дам сигнал. Будь наготове!

Он достал пистолет, направился к избе. Толчком ноги распахнул дверь, бросил взгляд по сторонам. Спрятал пистолет.

– Привет этому дому!

Старик встал ему навстречу.

– Щедрый день на гостей! Проходите к столу!

Замахал на Бланку.

– Хватит мучить, внучка! Легче десять арроб тростника срубить, чем столько языком намолоть…

И снова повернулся к гостю.

– Что хорошего скажешь?

– Я еду в Гавану, – начал объяснять Васкес. – Забарахлил мотоцикл. Вы отсюда не в Гавану, сеньорита?

– Да, сейчас едем.

Девушка встала, стала собирать магнитофон и пленки.

– Не подбросите?

– Пожалуйста, место есть. А вы кто?

Хосе достал документ.

– Уполномоченный по проведению аграрной реформы.

– Ага, уполномоченный! – оживился крестьянин. – Тогда ответь мне, уполномоченный, почему…

– Потом, старый, в другой раз! – отмахнулся Хосе. – Устал! С рассвета мотаюсь по всей провинции. Еле нашел ее!

– Меня? – удивилась Бланка.

– Это я в шутку.

– Люблю шутников, – резко ответила девушка.

– Такая милая, а не понимает юмора, – подмигнул старику Васкес.

– До свидания, дедушка! – Бланка направилась к двери. – Думаю, передача получится интересной.

Она открыла дверь и крикнула в темноту:

– Мануэль, помоги!

– Разрешите, я? – подскочил Васкес.

Подхватил магнитофон, коробки с пленкой.

– Приезжай еще, внучка! – сказал напоследок старик. – Такая без разговора тоска!..

Они подошли к машине. Луна скрылась за горой. Лощина тонула в темени.

Мужчина сидел в кабине за рулем, отвернувшись. Бланка открыла заднюю дверцу. Попросила:

– Не очень тряси, ладно?

Не дождалась ответа.

– Обиделся? Не обижайся… Я подремлю.

Она поднялась в салон. От кабины шофера ее отделяло толстое стекло, задернутое занавеской. Бланка облокотилась на спинку дивана, устало вытянула ноги. Ох, как хорошо!..

Хосе сел в кабину рядом с бородачом. Приказал:

– Поехали!

Колеса зашуршали по каменистой тропе. Горы обступали ее с обеих сторон. Частоколом стояли по их гребням пальмы. На обломанных стволах мертвыми изваяниями сидели нахохлившиеся марабу. Бланка чувствовала, как тяжелая истома разливается по телу. Сколько она уже без сна? Сутки? Двое?.. Глаза слипались. Качка и шелест колес убаюкивали. Она поудобнее пристроилась на сиденье и провалилась в сон…

Машина выехала с тропы на проселок. Промчалась мимо безмолвных, с редкими огнями деревень. И вот уже матово мерцающее полотно шоссе Виа-Бланка. Сияет луна. Справа, у самой дороги, искрится море с проступающими на его фоне силуэтами пальм.

Васкес достал сигару, откусил конец ее, с удовольствием раскурил. Оглянулся на стекло, отделяющее кабину от кузова. Нарушил молчание:

– С виду такая простенькая и милая, а? Но я тебе скажу по секрету… – Он доверительно придвинулся к бородачу, зашептал. – Контра! Из самого гнезда! Радио, всякие эти магнитофоны – для прикрытия. Мы за ней давно присматриваем!..

Мужчина молчал; казалось, не слушал. Впереди по шоссе замигали красные огоньки. Бородач прибавил скорость. Хосе вцепился в его руку.

– Стой! Это же контрольный пост!

Бородач продолжал жать на акселератор.

– Стой же! С ними шутить не стоит – стреляют без промаха!

Автобус притормозил. Подошел патруль. Бородач сунул руки в карманы.

– Свои! – бодро крикнул Хосе, доставая удостоверение. – От капитана Обрагона!

Он высунулся из кабины.

– Да это ты, Гонсалес?

– А, Хосе! – узнал боец. – Давай проезжай!

Машина тронулась. Васкес крикнул:

– Желаю удачи!

И снова придвинулся к водителю:

– Ждем важного гуся… – Он снова покосился на стекло салона. – С того берега… Тому, кто поймает, повышение обеспечено. На фото – так, ничего особенного.

Он включил фонарик, посветил в лицо бородачу.

– На тебя похож! И родинка на щеке, как у тебя. Только без бороды. Ха-ха-ха!..

– Убери фонарь, слепит! – впервые за всю дорогу нарушил молчание мужчина. – Чудесный ты парень!

– И ты тоже мне нравишься! – обрадовался Хосе. – Надо обязательно встретиться с тобой в теплой обстановочке, а?

– Может, и встретимся… – проговорил водитель. – В теплой…

Миновав еще один патрульный пост, они въехали в город. Остановились. Хосе спрыгнул, открыл дверцу салона. Посветил фонариком. Бланка спала, свернувшись комочком в углу дивана. Хосе потряс за колено.

– Эй, девочка, куда тебя везти?

– А?.. – замотала головой, просыпаясь, Бланка. – Уже?.. Я вздремнула?..

Она сладко зевнула, потянулась, закинув руки за голову.

– Пожалуйста, домой. Авенида Уна, тридцать семь…

Автобус катил по городу. Светились огни баров и кинотеатров. Вспыхивали и гасли лозунги над домами. Из полуприкрытых век Бланка глядела на скользящие огни. Оцепенение сна еще не прошло.

Машина свернула на тихую, темную улочку, остановилась у двухэтажного дома на самой набережной. Неугомонно шумел прибой.

Бланка вышла из машины, отряхнула куртку, похлопала ладонями по брюкам.

– До свиданья, девочка! – тоже спрыгнул на землю Хосе. – Надеюсь, до скорого!

Она уловила какую-то многозначительность в его голосе, насмешливо хмыкнула, но ничего не ответила. Попросила водителя:

– Мануэль, помоги мне, я еле держусь на ногах.

И стала подниматься по наружной лестнице на второй этаж!

– Спасибо! – протянул руку бородачу Васкес. – Отсюда мне пешком – два шага. Мы еще увидимся, приятель!

Бородач молча кивнул. Взял магнитофон и направился следом за Бланкой.

Хосе снизу смотрел, как девушка отперла дверь, вошла в квартиру. За ней – мужчина. Из темноты к Васкесу подступили несколько человек. Он оглянулся.

– Ага, вы уже здесь!

Узнал Хуанито.

– Ну как, бродяжка?

– Пока мертвая зыбь, командир, – отозвался мальчуган.

– Будем надеяться, что заштормит! Главное – бдительность!

Он прошел к телефонной будке на углу улицы. Набрал номер:

– От «Виолетты». Да, капитан… Носился за ней по всей провинции, как черт за границей… Доставил… К ней сейчас поднялся шофер Мануэль… Не торопится выходить. Да, капитан… Слушаюсь, капитан!

Он повесил трубку. Вернулся к дому. Посмотрел на светящиеся окна квартиры Бланки. По занавесям двигались нелепые тени. «Хотел бы я знать, как они там веселятся?» – подумал он.