Текст книги "Приключения 1968"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)
Когда пенистый вал докатился, они уже были высоко, их разгоряченные лица касались холодных зеленых листьев.
Луна светила, как прожектор, и на миг они опять превратились в зрителей.
Все ближе и ближе запрокинутая, сверкающая брызгами грива…
Борису, он находился чуть ниже остальных, было видно, как отрываются от нее, шлепаются о землю и бегут, змеятся, обгоняя вал, плоские передовые струи. Ожесточенно рвутся они вперед, тащат за собой все, что попало, и тут же замирают, отдав всю силу, а на них шлепаются другие.
«Вот и попал в переделку – приключений хоть отбавляй», – успел подумать он.
Вода вскарабкалась на пригорок, задрожала трава, поплыла консервная банка… И тут стол, «спидола», палатки, тяжелые ящики – все закувыркалось, скрылось в бурлящей лавине.
А еще через мгновение застонал дуб, задрожал так, словно включили огромный вибратор. Каждый сучок стал живым, рвался из рук. Листья хлестали по лицам все сильней и больней.
Правая рука Вольского ослабела, потеряла опору.
«Вот и конец, не удержусь, – решил он и подбодрил себя: – Ты всегда хотел умереть быстро, и не в постели, при нотариусе и враче!»
Но вал уже промчался. Ствол продолжал дрожать. Он выдержал, выстоял, а все плыло и кренилось теперь только у них в глазах.
Как загнанный, дышал Басов.
Исступленно выругался Маршан.
Несколько секунд, оглушенный, обессиленный, приходил в себя Вольский, даже не защищаясь от ударов листьев, которые, словно сочувствуя, били все слабее, а потом превратились в огромный веер.
По всей долине, где прежде была лишь пыльная река, теперь текла река настоящая. На черной ее поверхности колыхались белые гривки, спешили вслед за умчавшимся валом.
– Быстрее на водораздел, успеть до следующей волны! – приказал Вольский.
Это был единственный шанс.
Дуб, выдержав все, вдруг начал медленно с жалобным скрипом крениться. Было ясно, что корни сильно подмыты, и следующего удара ему не выдержать.
Они поспешно спускались, цепляясь за сучки занемевшими, расцарапанными пальцами.
Маршан посмотрел в даль, туда, где прежде сияли огни. Там было темным-темно. Понимал: коль волна настигла их здесь, в поднебесье, туда смотреть незачем. И все-таки он смотрел.
На площадке, возле дуба, вода быстро спадала, уже обнажилось несколько голых изломанных веток, жалкие остатки густой поросли.
Борис спускался первым. Вскоре он остановился, начал ощупывать ствол, сначала ногами, потом изогнулся и пошарил рукой.
– Ни сучков, ни коры, как отполировано! – сказал он и, охватив ствол, сколько достали руки, соскользнул вниз. С разлету на ногах не удержался, плюхнулся в воду.
Отфыркиваясь, стоя по пояс в воде, он помог Маршану. Вдвоем они легко удержали Вольского, а масса Басова оказалась слишком велика. Все они окунулись с головой.
Они шли, верней бежали, спотыкаясь о камни, скользя, не чувствуя холода, спеша изо всех сил.
Вольский взглянул на часы – зеленые стрелки ярко светились. Ожидая следующую волну, все они поглядывали то и дело в сторону океана.
– Быстрей! Прошло три минуты, – еле перевел дух Вольский.
Борис шагал рядом с ним, помогал как мог.
– Хорошо, что не жарко! – нарочито весело сказал Маршан, заметив, что у Басова челюсть дрожит и в глазах слезы.
Начался спуск в низину, вода по грудь, по шею – и вот уже надо плыть. Басов режет саженками, хрипло дыша. Какое-то подобие брасса движет вперед Вольского.
– Выдыхайте в воду, будет легче. – советует Борис.
У него второй разряд по кролю, он притормаживает себя, посматривает в сторону волны. Запоздалые белые барашки бьют его по лицу.
Одежда тянет Вольского ко дну, сдавливает дыхание. Он пытается расстегнуть, сбросить куртку, но пальцы не слушаются.
К счастью, плыть пришлось недолго. Басов первым нащупал дно, стал, протянул руку. И вот уже с каждым шагом легче, вода по горло, по плечи, по грудь. Они идут, держась за руки, помогая друг другу.
Еще мельче, еще легче дышать, но и сил уже нет.
Тяжело дыша, Вольский остановился, взглянул на часы.
– Водонепроницаемые, без обмана, стрелка бежит, – пытаясь улыбнуться, выговорил он и уже четко добавил: – Прошло шесть минут. Не знаю случая, чтобы вторая пришла раньше, чем через десять.
– Успеем! – решил Басов, вглядываясь в даль.
Уже ясно виднелись скалы, до начала крутого подъема оставалось метров тридцать.
– Черт! – лицо Вольского скривилось от боли. – Ногу, судорога.
Борис и Маршан подхватили его, почти понесли, и в этот момент, не считаясь с положенным для цунами расписанием, белой молнией сверкнула поперек долины, помчалась на них вторая волна.
– Быстрей! – заорал Басов, вырываясь вперед.
Все ближе впереди скалы, но волна настигала. Не оглядываясь, они чувствовали ее приближение.
– Бегите! – прохрипел Вольский.
Бежать он уже не мог. Падая, последним усилием пытался освободить руки, перестать быть помехой. Маршан не удержался, упал вместе с ним.
Борис почувствовал облегчение. Впереди мелькала спина Басова. В несколько прыжков можно было добраться до скалы, но рядом сквозь воду он видел седую голову Вольского. Он вцепился ему в волосы, в куртку, выдернул из воды, взвалил на плечо, потащил его, и тут обрушилась волна…
Спасение или медленная смерть?У самой скалы, в последнем рывке, волна достала Басова, но она уже растратила силы.
Он ударился о камень и, выскочив из воды, упал, чувствуя острую боль в колене. По-собачьи, на четвереньках, карабкался он в гору все выше, до самого гребня. Там он хвалился, ловя ртом воздух.
Луна светила ярко. В долине по черной лакированной поверхности опять бежали белые барашки.
Отдышавшись, Басов поднялся. Закричал. Дважды его повторило эхо, и опять тишина. Неужели его спутники погибли?
В этот момент ему показалось, что на него мчится следующая волна. А вдруг и сюда достанет? Надо бежать, взобраться на самый верх, на кратер, и там ждать. Прилетят вертолеты, найдут, спасут, не дадут погибнуть! Но чтобы добраться до кратера, надо было спуститься, пересечь ложбину, пройти у подножия отвесных скал. На это решиться он не мог. Достанет ли волна сюда, это еще не известно, а уж там-то наверняка могила!
И все же решиться пришлось.
Басов медленно брел к ложбине, наконец рискнул немного спуститься. Оттуда лучше была видна долина – только дуб возвышался над водой.
– Неужели все погибли? А ведь волна-то была куда слабее первой, – бормотал он и кричал: – Отзовитесь!..
Издали отвечало ему только эхо.
И снова мертвая тишина, черные тени скал и мучительное ожидание новой волны.
Он добрался до крутого спуска, постоял, стуча зубами от холода, оглянулся назад и отшатнулся.
К нему, распластавшись по земле, бесшумно подползал двуглавый черный человек!
Басов вскрикнул, но тут же сообразил, что это тень, увидел, что головы не две, а три. Он побежал навстречу, забыв про боль в колене.
Они брели еле-еле, покачиваясь, держась друг за друга.
Как счастлив был Басов, обнимая их! Чуть не свалил, но удержал в могучих своих объятиях, бережно посадил на глыбу.
– Меня волна отшвырнула, ногу разбил, хромаю, босой остался, но все ходил, кричал, искал вас. Что пережил!.. – Слезы брызнули из его глаз. Он уже улыбался, ликовал – теперь ничего не страшно…
Все были растроганы.
– Неужели меня не было слышно? – допытывался Басов.
– Было, – подтвердил Вольский.
– Так чего же вы молчали? – удивился Басов.
– Догадаться не трудно. Лежали пластом и, извиняюсь, блевали хором и соло, – сказал Маршан, – Не только крик, даже новая волна нас бы не заставила пошевелиться.
– Нахлебались по горло, – подтвердил Борис.
Оживление, вызванное воссоединением, быстро угасло. Они продолжали сидеть, и дрожь их тел передавалась друг другу. Устали так, что все воспринималось, как сквозь туман.
Прошло уже полчаса, как они спустились с дуба. И то, что новых волн не было, порождало надежду.
– Надо подняться на водораздел, посмотреть на поселок, – сказал Маршан с каким-то упорством.
– Я один быстрее сбегаю, – вызвался Борис.
Было страшно его отпускать, инстинкт подсказывал, что надо держаться вместе, но проверить еще раз казалось необходимым, и Вольский кивнул головой.
Когда Борис вернулся, еле волоча ноги, и молча сел на камень, никто не задавал ему вопросов – все было ясно и так…
…Болело сердце, Вольский пытался покрепче прижать к нему руку, но и на это сил не хватало. Хотелось лечь, сжаться в комок, перестать сдерживать дрожь, ни о чем не думать. Превозмогая все это, он сказал:
– Надо идти к фумаролам, там тепло.
– Иначе к утру загнемся, – добавил Маршан, стуча зубами.
– Верно, – согласился Басов, – только вот ложбина…
Все это было произнесено безучастно, никто не пошевелился.
Вольский сжался в комок, его била дрожь: предел высоты цунами тридцать метров, а волны достигли восьмисот пятидесяти. Это несомненно, но всемирный потоп невозможен, тут что-то иное.
Борис сидел, ощущая, как быстро улетучивается тепло, которое откуда-то появилось под мокрой его одеждой, когда он спускался с водораздела.
Он вскочил, закричал: «Подъем!» – и начал сдергивать с места одного за другим.
– Молодец! – сказал Вольский.
– Надо отжать одежду, иначе не дойдем, – сказал Басов.
Он был прав. Начали с самого легкого – вылили воду из ботинок, выкрутили носки. Мокрая одежда пластырем прилипла к телу и хоть как-то сохраняла тепло. При мысли, что с ней надо расстаться, становилось еще холоднее.
Пример мужества показал Басов, начал раздеваться. И вот уже четыре голых, синих в лунном свете человека, лязгая зубами, торопясь и дрожа, выжимают и натягивают на себя трусы, майки, рубашки…
От этих упражнений руки так закоченели, что еле-еле удалось застегнуть те пуговицы, без которых невозможно обойтись. Их куртки назывались «непромокашками», но промокли так, что отжать удалось только совместными усилиями, в основном Басова и Бориса, Маршан крутил еле-еле, а Вольский совсем не мог. Он снова сел, чтобы не упасть.
По-прежнему быстро бежали облака, и в неверном лунном свете каждый камень, казалось, норовил подставить подножку. То и дело шипел от боли и ругался сквозь зубы Басов. Ему, босиком, пришлось хуже всех.
– Сяду на самый горячий очаг и высижу, пока вода во рту не закипит, – пообещал Маршан.
Каждый из них что-нибудь добавил на эту тему, потому что надо было бодриться, заставить ноги шагать, глаза смотреть.
Постепенно стали двигаться быстрее, но все же согреться не могли. Посвистывал ветер, доносил серный запах.
Часто они поглядывали назад, в долину, там все оставалось без перемен.
До побочного кратера, где ревут фумаролы, они добирались почти два часа.
И вот наконец-то свалились на теплый песок! Через минуту он показался холодным, перебрались туда, где жар щипал уши и вырывались из трещин паровые струи.
Они прижимались к горячим камням, дрожа, ощущая, как уходит озноб, всем существом радуясь этому щедрому, вечному теплу.
– Только не спать, – крикнул Вольский, – здесь или угоришь, или сгоришь.
Глаза слипались сами собой, жар размаривал, не хотелось даже пошевельнуться. От их одежд шел пар. Вскоре, потные, они все же начали отступать, потирая припеченные места.
Усталость валила с ног, но Басов опять показал пример – разделся, соорудил в теплом песке подобие постели.
Всем очень хотелось пить, а Борису в не меньшей мере еще и есть.
– «Кто спит, тот обедает», – говорят французы. Спать, завтра нам нужны будут силы, – сказал Вольский.
Его распоряжение было выполнено быстро, в последовательности обратной возрасту. Только сам он заснуть не мог, лежал, прижимая руку к сердцу, снова и снова сопоставляя то немногое, что знал.
«Это не сон, не бред, это произошло, – и минутами он готов был сдаться железной логике фактов. – Цунами приближалось к нашим берегам, об этом было объявлено, путь его прослежен. Оно обрушилось на поселок, судя по тому, что везде погас свет. И вслед за тем волны промчались на высоте, превышающей восемьсот метров. Если они и сюда достигли, произошла катастрофа. Такие волны неудержимы, они уничтожат все живое не только в бассейне Тихого океана, а промчатся по всей планете. Только бесплодные скалистые вершины останутся над водой».
Глядя на звездное небо, он видел перед собой лишь географическую карту, хребты и долины, обдумывал, куда проникнут такие волны, хотя и понимал, что детали не важны. Достаточно вспомнить, что средняя высота Европы – 300, Австралии и Океании – 400, Африки и Америки – 650 и Азии – 950 метров.
То, что в слоях земли нет признаков всемирного потопа, говорит лишь о прошлом, а в настоящем?
И снова он анализировал, спорил с собой и видел картины страшных бедствий.
«Надо заснуть», – внушал он себе, но внушить не мог.
НеизвестностьВолна захлестнула, придавила, сжала грудь. Он изо всех сил взмахнул руками, чтобы выплыть!
Кто-то вскрикнул. Маршан, вздрогнув, открыл глаза и тотчас же понял, что придавила его не волна, а Борис.
Рядом, держась рукой за нос, приподнялся Басов.
– Совсем обалдел, – возмутился он, – как меня ударил!
– Извините! – Маршан резко оттолкнул Бориса, который что-то пробормотал, но не проснулся.
Маршан тяжело дышал, озирался ошалело. Песок скрипел у него на зубах, песок был всюду, на руках, на лице. Ни палатки, ни спального мешка. Вместо упругого надувного матраса под ним песок. Только свист пара из трещин в скале помог Маршану осознать, где он, понять, что бегство, волны – все это не ночной бред, а самая настоящая явь.
Голова с седыми взлохмаченными волосами, одиноко лежавшая на песке, вдруг чуть приподнялась.
– Доброе утро, – сказал Вольский.
Он тоже огляделся с некоторым удивлением, но не потому, что принял явь за сон. Ему казалось, что он и глаз-то не сомкнул. Видно, и во сне он продолжал думать все о том же.
Вольский разгреб теплый песок, поднялся. Ноги еле держали, и все тело болело. И не только у него. Борис начал было по привычке делать зарядку, повел руками и прекратил.
Они медленно одевались, вытрясая песок, разглядывая синяки и ссадины, озираясь по сторонам, привыкая к тому, что это все на самом деле.
С ровной площадки побочного кратера было видно только небо, потому что океан сливался с ним неотличимо. Лишь через полчаса далеко-далеко на горизонте границу неба и океана отрисовали тонкие полоски – пурпурные, розовые, золотые… Казалось, там растекаются потоки лавы. Они менялись с каждой секундой – и вдруг, будто там вулкан взорвался, брызнул солнечный свет!
Когда-то они собирались специально подняться повыше в горы с киноаппаратом, чтобы увидеть восход над океаном во всей его фантастической красоте. И вот при каких обстоятельствах довелось увидеть!
– Подумать страшно! – вздохнул Басов. – Может, на тысячи километров мы одни, кто солнышко видит.
– Мы знаем только, что по долине, на большой высоте, промчались волны и даже не волны, а волнишки, не более пяти метров. Их мог породить местный какой-нибудь всплеск – например, сейш. Все остальное – плод воспаленного воображения. – Вольский говорил с трудом, сухие, потрескавшиеся губы не хотели подчиняться, но ему надо было высказать то, к чему он пришел в долгом ночном раздумье.
Басов не помнил, что такое сейш, даже, наверно, никогда не слышал такого слова, но расспрашивать не стал, привычно побаиваясь обнаружить незнание.
Подошли Борис и Маршан, они без успеха пытались поблизости найти воду.
– Расческа и зеркальце в кармане уцелели без повреждений, хотя как раз под ними даже не синяк, а черняк образовался! – сказал Борис.
Басов махнул рукой, как бы ответив: «Сейчас мне прическа что зайцу телефон!»
Вольский, причесываясь, поглядывал в зеркальце – веки припухли, под глазами синева, казалось, что какой-то малознакомый человек перехватывает его взгляд, повторяет его движения.
Извержение вулкана на горизонте закончилось быстро, игру красок сменил обычный свет яркого утра. На солнце стало больно смотреть.
– Пошли. Только на побережье кончится неизвестность. Может быть, кончится, – поправил себя Вольский.
Начался обратный путь. Под уклон шли быстро. Камни, которые ночью то и дело подставляли подножки, теперь, казалось, услужливо уступали им дорогу. Из безлико-черных они превратились в розовые, фиолетовые, зеленые…
По привычке Вольский внимательно поглядывал на эти липариты, базальты, андезиты, а заметив в пустотке среди липарита гипсовую розу редкой красоты, подумал: «Надо взять для музея», – и тут же мысленно обозвал себя болваном. До роз ли сейчас!
Мучительно хотелось пить, и – молодец! – Басов разглядел вдалеке уцелевший в тени скалы маленький снежник. Жалея свои босые, покрытые ссадинами ноги, он сделал крюк, добрался по расщелине, ступая по мокрой глине, отпечатав свои следы.
(Именно эти следы, как читатель, наверно, уже догадался, заставили туристов вспомнить о «снежном человеке».)
Маршан первым глотнул комок потемневшего колючего снега. Лицо его скривилось, но он сделал широкий жест, сказал:
– Угощайтесь, лимонное мороженое, новый сорт!
Снег был кислый, как лимон, но далеко не такой приятный – вулканические газы нашли дорогу и сюда.
По волнистому лавовому потоку они с трудом взобрались на гребень.
Открылась долина. Ее еще не осветило солнце, и всё там выглядело хмурым, темно-серым, – камни, клочья тумана. Лишь кое-где среди долины озерками стояла вода, тоже темная, неподвижная, как застывшая лава.
Больше не было видно с высоты никаких изменений. Даже не верилось, что всего пять часов назад там бушевали волны, текла могучая река, – пористый грунт впитал почти все.
Они спустились в самое верховье долины, где она, не сужаясь, резко обрывалась, упершись в скалы. Тут должны были закончить путь бешеные волны. Их следы – глубокие промоины, вывороченные камни, намывы песка и глины – попадались там на каждом шагу.
И, как неоспоримое доказательство ночных событий, они увидели почти в километре от лагеря свой складной стул. Алюминиевые его ноги в нескольких местах были расплющены, но все же он стоял как ни в чем не бывало возле скалы. На брезентовом сиденье лежал камень, похожий на серого кота.
Борис столкнул его, сказав: «Брысь», – и пододвинул стул Вольскому. Тот тяжело опустился, отер со лба пот – теперь уже и спуск с горы был для него труден, как подъем.
– Надо поискать наши вещи; может, и съедобное попадется. Дальше пойдем цепью, – распорядился Басов.
Борис потер живот. Теперь, когда перестала мучить жажда, есть хотелось еще сильнее.
– Только прошу без долгих поисков. Вещи собрать успеем, в отличие от воды их земля не всосет. Сейчас главное – выйти к побережью, покончить с неизвестностью! – Вольский поднялся, сложил стул и пошел, опираясь на него, как на трость.
– Может сил не хватить дойти, даже отдыхая на стуле, – заметил Басов.
Ему хотелось дать понять, что научное руководство теперь излишне, что командовать будет он.
Они пошли цепью, то видя друг друга, то скрываясь среди камней и промоин. Идти было тяжело, под ногами чавкал насыщенный водою песок.
Солнце уже осветило правый склон и узкую полосу на дне долины. Там папиросным дымком клубился пар, и вскоре стало так тепло, что Вольский снял куртку. Ему перегородило дорогу одно из новорожденных озер. Оно просвечивало до каменистого дна. С трудом присев на корточки, он попробовал воду, набрав в горсть. Вода была горьковатой, противно пощипывала язык.
«Дегустатор из меня аховый», – подумал он, безуспешно пытаясь определить, океанская это вода или нет.
У левого борта долины, на макушке каменной глыбы, показался Борис. Он закричал что-то, а затем приподнял над собой и поставил на камень вьючный чемодан. Находка эта большого энтузиазма не вызвала. Во всех трех их вьючниках хранилась канцелярия – карты, бумаги и прочие предметы, голодным не нужные.
Солнечная полоса быстро становилась, все шире и ярче, уже над всей долиной курился пар.
Маршан шел, низко опустив голову. Он думал о Кате и меньше всего походил сейчас на неунывающего остряка, каким обычно старался выглядеть. Он забыл, что надо разыскивать имущество, шагал, глядя лишь перед собой.
Вдруг Маршан остановился. На сухой щебенчатой полосе, между двумя лужами, что-то блестело. Он подошел поближе и даже подпрыгнул, засмеялся, закричал изо всех сил:
– Сюда! Нашел «спидолу»!
Они уже разбрелись далеко друг от друга, но его услышали, и все пришли. «Спидола» была существом особым, она связывала их со всем миром.
Маршан старательно своею курткой оттер от грязи ее поцарапанные бока. Стекло над шкалой было разбито, а других повреждений не заметно, и батареи остались почти сухими, они были с водозащитным покрытием, во рту щипало, когда Борис их проверял, но сколько ни крутили, пробуя все диапазоны, приемник молчал. Неисправен ли он или весь мир умолк?
Этого они не знали. Опять и опять крутили на всех волнах. Вольский прижимался к приемнику ухом, сдерживал дыхание – ничего!
– Надо быстрее выходить на побережье, – сказал он и, понимая, что сил становится все меньше, добавил: – Давайте условимся: на поиски продуктов тратим еще час, не больше.
Они снова разбрелись по долине.
Борис нес приемник, то подавляя желание бросить свое первое приобретение, то еще на что-то надеясь, крутил регулятор, прислушиваясь.
Басов искал очень старательно, спускался в промоины, со всех сторон осматривал каменные выступы.
«Весь мир молчит, – думал он, – а старик не хочет осознать обстановку. Главное сейчас – от голодной смерти спастись».
Он точно помнил весь перечень: сколько было у них банок консервов, пачек концентрата, крупы, макарон. Если найти хотя бы десятую часть, можно долго продержаться. В землю всосать не могло, это Вольский верно сказал, надо искать!
Шагая по глинистому намыву, он почувствовал: что-то под ногами пружинит. Камнем, как лопатой, прорыл желоб и выругался – обнаружилась доска, почерневшая от времени.
В долине уже не осталось тени. Камни нагрелись, подсыхал песок, парило, как перед дождем.
Вулкан был весь виден – тихий, спокойный, словно умытый утренней росой. Его Басов побаивался, от него ждал любого подвоха, а про цунами даже и не думал.
Он зорко всматривался, разрывал все подозрительные намывы и ругал себя – выбрал же специальность! Разумные люди живут дома, тихо, спокойно, за тысячи километров от огненного кольца землетрясений и вулканов.
Вскоре, словно в награду за усердие, он попал на богатую струю. В сухой промоине валялся их стол, расплющенная кастрюля, выглядывал хвост спального мешка.
Все это Басов вытащил, аккуратно сложил так, чтобы спальник побыстрее высох и был издалека хорошо заметен. Он надежно прижал его крупными камнями.
Поблизости, на середине озерка, безмятежно плавал надувной матрац. Метко швыряя камни, Басов подогнал его к берегу, выпустил воздух, взял с собой – эта вещь всегда пригодится.
Еще полсотни шагов – и он поспешно встал на колени.
Между глыбами порфирита из песка, как затонувший корабль, торчал ящик, обитый железной полоской, – верней, один его уголок.
Не жалея рук, разгребал Басов песок и скоро сквозь щель между досками увидел шеренгу золотистых банок, густо покрытых смазкой.
Да, это было чудо! Уцелел, не развалился тяжелый ящик, и наносы не смогли его скрыть! Только одна доска лопнула поперек, словно специально для того, чтобы Басову было легче внутрь проникнуть.
– Раз, два, три, четыре, – вслух считал он, вытаскивая банки.
«На день каждому по одной», – так решил было он, но тотчас же вспомнил, что в ящике-то их всего двадцать четыре. Этак не хватит и на неделю! А дальше что – помирать с голоду? Надо экономить, кто знает, что будет дальше.
Он посмотрел в небо, словно проверяя, не летят ли уже вертолеты. Ни облачка, ни птицы – холодная голубая пустота. Надеяться можно только на себя.
Он отложил две банки назад, в ящик. Слюни бежали так, что глотать не успевал, усы намокли. Вытянув шею, он огляделся. Взобрался на камень и снова огляделся во все стороны по кругу. Правее, далеко впереди, повесив голову, шел Маршан, споткнулся, но даже не посмотрел обо что.
– Такой разве найдет чего… – пробормотал Басов и возмутился: – Не нянька я им, каждый о себе заботиться должен! Конечно, когда надо будет, я на помощь приду, но для этого в первую очередь я сам должен сохранить силы.
Он еще раз огляделся очень внимательно, подумал: «И вообще им что – вдовец да два холостяка, а у меня дети!» Маленькими и беспомощными представились они ему, какими были назад лет пятнадцать.
Присев между камнями, он достал нож, одним движением вскрыл банку.
Даже верхний слой – застывшее, похожее на стеарин сало показалось таким вкусным! Он глотал торопясь, тяжело дыша.
Когда банка наполовину опустела, он обтер губы, осторожно приподнялся, посмотрел из-за камней и продолжал уже спокойно. Тщательно жевал неподатливое, волокнистое мясо. От холодного жира его начало мутить, но он понимал, что привередничать не время, в такой обстановке каждая калория дорога. Все съел и обсосал лавровые листы. Пустую банку зарыл, ящик присыпал песком, очень тщательно вытер лицо и руки.
Приятное тепло разлилось по всему телу. Жить стало куда веселее, захотелось вздремнуть.
Басов заставил себя подняться. Огляделся – правее за озерком брел Маршан, сутулясь, бессильно опустив голову.
«Другой бы на моем месте черта с два стал бы о нем заботиться, – подумал он, – но я не такой человек!»
Он решительно достал еще три банки, обтер их и тщательно замаскировал ящик.
Затем взобрался на камень и долго запоминал место, но все же, не надеясь на память, достал измятую, подмокшую записную книжку и начертил схему, показал на ней все приметные детали рельефа, скалы, озера. Крестом обозначил самое главное.
