Текст книги "Приключения 1968"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)
Через четыре дня чекистам действительно пришлось вспомнить слова Миронова. Под вечер он пришел угрюмый и злой в кабинет Зявкина. Сел, не спеша закурил и только тогда, глядя прямо в глаза Федору, сказал:
– Так вот, сбежала мадам Галкина и вещички оставила, Федор Михайлович.
– Сбежала? – Зявкин широкой ладонью потер себе щеку. – И далеко?
– Адреса, к сожалению, не оставила. Ведь говорил я! Наблюдения не установили.
– Ой, Павел! – Зявкин хитро подмигнул Миронову. – А мне что-то кажется, что не сдержал ты слова.
Зявкин был прав. Миронов действительно за два дня до неожиданного исчезновения Галкиной послал своего сотрудника Петю Ясенкова выяснить некоторые подробности. Ясенков был парень толковый и разузнал, что Анна Семеновна живет во флигеле на Малой Садовой, имеет возраст лет под тридцать, одинока и миловидна. Ведет себя тихо, скромно, с соседями дружбы не водит, но и не задается.
– Она, вишь ли, кубыть не из простых, – говорила Ясенкову бойкая дворничиха, к которой он зашел попить чайку. – То колечко золотое продаст, то серьги. Все ноне живут, как могут, – вздохнула она.
– Знакомые? Бывают, как не бывать, женщина она видная. Только это все из госпиталя, барышня-то раньше в госпитале была милосердной сестрой. Вот и заходят к ней знакомые из госпиталя, помогают ей.
Ясенков строго-настрого предупредил дворничиху, чтобы никаких разговоров о его визите не было. Та перекрестилась, хотя Ясенков делать этого даже и не просил. Однако на следующий день произошли события, о которых ни Ясенков, ни дворничиха, ни сам товарищ Миронов ничего не знали.
В этот день с утра Анна Семеновна чувствовала себя как-то особенно тревожно. Неизвестно почему. Попив чаю, она немного успокоилась, стала собираться на базар. Может быть, опять удастся встретить того грека? Он, пожалуй, лучше всех платит за золото.
Она надела скромное, но со вкусом сшитое пальто, накинула платок (шляпку она носить избегала, чтобы не привлекать внимания) и вышла в сенцы, которые гордо называла «прихожей».
На полу лежал измятый и замусоленный конверт. С замирающим сердцем она разорвала его. Почерк был ей хорошо знаком.
«Драгоценная Аня!
Шлю привет и целую крепко! Аня, меня на днях расстреляют.
Напиши домой, сообщи им, где мое золото. А часть можешь себе оставить, ту, что у тебя. Карточек моих дома много, возьми себе на память. Целую вечно, и прости!
И в а н».
Анна Семеновна присела на хозяйкин сундук, стоявший в углу прихожей. Ее изящная муфточка покатилась на пол.
Боже! Иван арестован! Его расстреляют; может быть, расстреляли уже? Когда написано это письмо? Она снова посмотрела на записку. В углу стояли еле заметные буквы: «Екатеринодар, 29 марта». Прошла целая неделя; может быть, она держит в руках записку покойника?
Анна Семеновна вошла обратно в комнату, медленно сняла с себя пальто. Одна мысль преследовала неотвязно: за что именно арестовали Ивана? Если это связано с теми поручениями, которые она передавала ему, то…
Она живо представила себе, как в эту ее тихую, полутемную комнатку врываются пьяные солдаты (в том, что они будут пьяные, она почему-то не сомневалась), ее хватают и увозят туда, в большой дом на Садовой.
Но, может быть, что-нибудь другое? Тогда – золото!
Анна Семеновна прошлась по комнате и вздрогнула: за дверью послышался шум. Схватив с комода сумочку, в которой у нее лежал маленький вороненый браунинг, она стиснула ее у груди, не в силах пошевелиться. Тихо. Должно быть, кошка. И тут новый кошмар свалился на нее. В углу мелькнула какая-то тень; и прежде чем она сообразила, что это ее собственное отражение в зеркале, ее уже била нервная лихорадка.
Она вплотную подошла к зеркалу; в упор на нее смотрело бледное лицо с близко поставленными темными глазами. Оно казалось белее от темной косы, лежавшей на плече.
– Нет, так с ума можно сойти! – сказала Анна Семеновна вслух и сама не узнала своего голоса.
Она решительно подошла к комоду. В углу самого нижнего ящика пальцы ее нащупали большую аптекарскую склянку. Открыв притертую стеклянную пробку, она брызнула содержимым на тонкий платок. По комнате поплыл острый запах эфира.
К эфиру Анна Семеновна привыкла еще сестрой милосердия в деникинском госпитале. На этот раз ей пришлось применить солидную дозу, прежде чем в ее одурманенной голове не поплыло все вместе: кошка, золото, Иван… Как подкошенная Анна рухнула на низкую кровать, стоявшую за ширмой.
…Проснулась она в полной темноте от настойчивого стука в дверь. Не понимая и не вспомнив еще ничего, она зажгла лампу, держась за стену, дошла до двери и открыла.
Перед ней стоял человек в зеленоватом, тонкого английского сукна казакине, отороченном барашком, в казачьей кубанке, которая как-то не очень шла к его явно интеллигентному молодому лицу с офицерскими темными усиками. Лицо его Анне Семеновне показалось знакомым, только она никак не могла вспомнить, где и когда именно его встречала.
– Прошу прощения, сударыня, – сказал молодой человек, – могу ли я видеть Анну Семеновну Галкину?
Голос пришедшего и свежий воздух, ворвавшийся в дверь, вернули Анне Семеновне ощущение реальности происходящего.
– Входите, – сказала она. – Галкина – это я. С кем имею честь?
Молодой человек не спешил отвечать. Он снял кубанку и шагнул через порог. В комнате, потянув несколько раз носом, он повернулся к Анне Семеновне, все еще стоявшей у дверей с лампой в руках, и сказал:
– Эфиром изволили баловаться? Не одобряю!
У Анны Семеновны в голове трещало и гудела, развязность незнакомца вывела ее из оцепенения.
– Что вам за дело до этого? – раздраженно сказала она и прибавила огня в лампе. – И вообще прошу назвать себя.
– Мое имя вам незнакомо, – ответил гость, – а насчет эфира, то я так, из медицинских соображений. Необычайно вредно.
– Говорите, что вам надо? – уже не на шутку разозлилась Анна Семеновна.
– Извольте, – молодой человек пожал плечами. – Прочтите вот это письмо. – И он протянул ей сложенный вчетверо лист бумаги.
– Боже мой! Опять письмо! – Анна Семеновна с трудом поставила лампу на стол и присела рядом.
«Дорогая Аннет!
Человек, который принесет тебе это письмо, заслуживает всякого уважения и доверия. Он многое уже совершил для общего дела. Доверься ему, и вместе вам удастся облегчить мою судьбу. Прошу тебя об этом в память о папе.
Любящий тебя Ю р и й».
В голове у Анны Семеновны был какой-то сумбур. Иван Филатов, теперь Жорж Попов! Она знала, что Жорж полтора месяца назад был арестован. Теперь они оба как бы объединились в ее представлении. Она ощутила странное и таинственное чувство, какое бывало у нее в прежние годы на спиритических сеансах.
«Нет, я все-таки где-то видела его», – подумала она, глядя на пришельца, а вслух сказала:
– Кто вам дал это письмо?
– Позвольте прежде представиться, – ответил он. – Корнет Бахарев Борис Александрович.
Он слегка поклонился и прищелкнул каблуками.
– Письмо не далее как вчерашнего дня я получил из собственных рук Юрия Георгиевича. Он очень настаивал, чтобы я зашел к вам.
– Но ведь он арестован?
Гость пожал плечами.
– К сожалению, не один он. Мне тоже долгое время пришлось разделять с ним судьбу. Но, слава богу…
– Значит, вы были вместе с ним! Как же вам удалось… – Она остановилась в поисках слова.
– Нет, нет, – сказал Бахарев, – не волнуйтесь, я не бежал. Видите ли, когда мы с вами будем больше знакомы, – он сделал многозначительную паузу, – я смогу подробнее рассказать. Деньги значат кое-что и в наше время.
Анна Семеновна почувствовала, что мистика тает.
– Так чего же вы хотите от меня? – спросила она.
– Я? – недоуменно переспросил гость. – Я – совершенно ничего. Юрий взял с меня клятву, что я обращусь к вам, и мы вместе попытаемся вызволить его. В данном случае я невольник чести.
– Ах вот оно что! А как вы думаете это сделать?
– У меня есть кое-какие связи, я мог бы…
Анна Семеновна задумалась. Почему-то больше всего ее занимала мысль, где она видела этого человека раньше.
Заметив, что гость все еще стоит, она сказала:
– Садитесь.
– Собственно говоря, – начал он, – может быть, Попов питал какие-то ложные иллюзии, и вы вовсе не намерены входить в его дела? В таком случае… – гость сделал попытку привстать.
– Нет, нет, – Анна Семеновна положила руку на плечо гостя. – Расскажите мне о Жорже.
Она слушала давно известную ей историю Жоржа Попова о том, как сам генерал Корнилов прикрепил ему на шею «Анну с бантом», о том, как он скрывался, потом как голодал, как, наконец, в тюрьме непрерывно рассказывал своему товарищу о любви к ней, а сама думала совсем о другом – о первом письме, полученном ею сегодня, об Иване Филатове.
– Это хорошо, – сказала она наконец. – Хорошо, что боевые друзья не оставляют друг друга в беде. Но… – Она остановилась и вытерла слезы платочком, все еще зажатым в кулаке, – может быть, я буду непоследовательной, но есть случай более экстренный и трагичный.
Она протянула Бахареву записку, полученную утром. Анна Семеновна видела, что корнет был искренне потрясен содержанием этих нескольких слов. Он вскочил и прошелся по комнате.
– Иван Егорович? Я знаю его. Когда вы получили это письмо?
– Сегодня!
– И вы все еще здесь? А не кажется ли вам странным, что человек, который принес его к вам, не счел возможным зайти? Вам немедленно нужно переменить квартиру!
– Сейчас? Но, боже мой, куда же я пойду?
– Это я беру на себя. – Корнет Бахарев картинно повернулся, и в свете разгоревшейся лампы Анна Семеновна внезапно узнала это лицо, вспомнила, где она его видела. Ну конечно! Он похож на Лермонтова.
– Итак, – говорил он, – долг товарищества повелевает мне взять вашу судьбу в свои руки. Завтра утром я отправляюсь в Екатеринодар. Я не пожалею жизни, чтобы спасти Ивана. А сейчас собирайтесь. Вы будете жить в другом месте.
У нее не было ни сил, ни желания возражать. К ней вернулись утренние страхи. Через полчаса они уже шагали по городу.
5. Отрывки из одного разговораРанним утром по ростовскому бульвару не спеша прогуливались два человека. Один из них, в старом купеческом картузе, какой любили носить лавочники и приказчики, с висячими усами подковой, был плотен, нетороплив. Второй – в инженерской фуражке и старом потертом пальто, с бархатным воротником – ростом велик, прям, чисто выбрит. Он нес в руках полированную ясеневую трость, на которой были видны следы снятых украшений.
Человек в картузе говорил тихо, мягко и вкрадчиво:
– Помилуйте, Александр Игнатьевич, я ведь и сам человек не новый, знаю, чего можно, чего нельзя. Поверьте, не стал бы вас тревожить, если бы не такой казус.
– Казус! – перебил его человек с тростью. – У вас вечно, друг Новохатко, казусы. Подумаешь, девчонка сбежала. Испугалась, значит. Дура, истеричка. Мне давно известно, что она кокаин нюхает!
– Эфир! – уточнил усатый. – Но позвольте заметить вам, что сбежала не просто девчонка, а связная…
– Потише вы со своими терминами! Не дома. Я еще не знаю, от чего будет больше вреда – от нашей с вами встречи или от ее побега. Что она, в сущности, о нас знает, кроме адреса Валерии? Ничего. Надеюсь, указания Филатову передавались в зашифрованном виде?
Человек в картузе внимательно посмотрел на своего собеседника.
– Вы что же, Александр Игнатьевич, считаете меня, простите, глупцом?
– Ну, не сердитесь, Новохатко, вам известно, как мы вас ценим. Но, сказать по правде, в штабе были раздражены, узнав о последней вашей акции. Ну чего вы добились, убив четырех комиссаров? Ровно ничего. Труднее стало работать, и несколько нужных нам офицеров оказались за решеткой.
– Хорошо вам рассуждать, Александр Игнатьевич, а у меня в городе двести человек боевых офицеров. Их без дела держать нельзя – раскиснут.
– Но объясните же им, что сейчас не то время. Нужно быть наготове. Растолкуйте им это. Все мы горим ненавистью к большевикам, но…
Плотный человек в картузе крепко сжал локоть своего собеседника.
– Простите, теперь, кажется, я забылся, – сказал тот. – Так что же все-таки было известно этой девице?
– Она однажды видела князя.
– Видела? – Высокий остановился и переложил палку из руки в руку. – Так! Это другое дело. Вы меня поняли? Только, пожалуйста, чтобы все было тихо, вы ведь умеете. И довольно об этом предмете.
Человек в картузе молча кивнул головой.
– Какие последние сведения о Филатове? – снова обратился к нему высокий.
– Плохие, Александр Игнатьевич, его приговорили к расстрелу, три дня назад туда выехал наш человек, попробует узнать, какие он дал показания.
– Черт возьми, дурацкая случайность! Он был нам так нужен! Кого теперь посылать в Софию?
Некоторое время они шагали молча. Потом высокий сказал:
– Пользуясь случаем, что мы встретились, уважаемый Николай Маркович, я хотел бы сказать вам, что в ближайшее же время необходимо организовать проверку боеспособности людей Назарова.
– Сделаем, – коротко ответил человек в картузе. – Я сам поеду. А что, предполагается скоро?..
– Всему свое время. Ошибаться нам непозволительно, дорогой мой, мы должны ударить наверняка.
– За офицеров я спокоен, но вот рядовое казачество. Тут каждый день важен.
Вместо главы 6. Собственноручные показания начальника караула особого отряда Поликарпова Н. Н. от 6 мая 1921 года«По поводу побега из-под стражи осужденного, бывшего есаула Филатова, случившегося 2 мая, могу объяснить следующее:
Накануне всемирного праздника трудового пролетариата – 30 апреля я заступил в наряд по охране тюрьмы при Революционном трибунале, где товарищ Кононов, отправляя меня на этот участок, особо предупредил: «Смотри, Поликарпов, в оба, поскольку всякая контра в канун нашего боевого праздника может проявлять всякие вылазки, рассчитывая на притупление с нашей стороны бдительности и сознательности».
Но я заверил товарища Кононова, что ничего подобного мы не допустим и в день праздника службу будем нести как положено. Так оно и было, никаких нарушений до полуночи 1 Мая обнаружено не было.
В двенадцать часов ночи 1 Мая прибывает в караулку нарочный с пакетом от товарища Кононова. Пакет был с пятью сургучными печатями, которые я лично осмотрел, и они были в полной исправности. А нарочного я лично знаю, как Петра Храмова, служил с ним раньше в одном эскадроне.
Пакет этот я лично, после осмотра печатей и проверив документы нарочного, вскрыл, где обнаружил предписание о срочной доставке к ночному поезду на Ростов осужденного, бывшего есаула Филатова, который содержался в одиночной камере перед исполнением приговора.
Приказ был доставить лично мне, и подпись была товарища Кононова, которую я знаю хорошо.
После чего я пошел будить осужденного, но он в своей одиночной камере не спал, а ходил из угла в угол.
Я ему сказал: «Собирайся и выходи». А он мне ответил: «Наконец-то!»
Я ему ничего не ответил, куда есть приказ его доставить, но он, выйдя из камеры в коридор, стал ругаться и произносить всякие контрреволюционные высказывания, где я его строго предупредил, чтобы он мне не булгачил остальных арестованных среди ночи.
На станцию со мной поехали товарищ Кнопкин, как ездовой, и верхом сопровождал товарищ Жуков, а больше взять было некого, так как вскоре была смена.
Осужденного я связал и посадил в пролетку. Сам сидел рядом. Верх, то есть крыша, был поднят, и он не мог видеть, куда его везут. По дороге он неоднократно меня спрашивал: «Куда же меня везут?» На что я ему отвечал: «Куда надо, туда и везем, и разговаривать не положено».
По прибытии на вокзал товарищ Жуков спешился, оставил коня на площади, где был пост, и мы вместе повели арестованного к коменданту. При этом бывший есаул Филатов сказал: «Зачем мы приехали на вокзал?»
Зашли к коменданту, его на месте не оказалось, и дежурный сказал подождать. Я посадил арестованного на табурет посреди комнаты, сам стоял рядом, а товарищ Жуков у стола стал пить кипяток, потому что недавно сменился с поста и поесть не успел.
В это время в дежурку зашел гражданин, которого я сразу по обличью посчитал за сотрудника ЧК. На нем была надета кожанка и фуражка с красной звездой.
После чего этот гражданин подходит прямо ко мне и называет меня по фамилии Поликарповым. Он сказал, что по поручению Кононова примет от меня арестованного. При этом присутствовал дежурный по станции, фамилию которого я не знаю. Этот гражданин предъявил мне документы, где он значился как уполномоченный Дончека Миронов. Я документ проверил, а он мне сказал, что выдаст расписку на арестованного, потому что поезд скоро уходит. Я сказал, что надо дождаться коменданта, но он ответил: «Вот же здесь есть дежурный – это все равно». После этого он сел за стол, где товарищ Жуков пил кипяток, и написал расписку по всей форме.
Я спросил, не надо ли ему помочь, чтобы конвоировать до вагона. Он ответил: «Сам справлюсь», – и показал пистолет (кольт), который был у него в кармане куртки. Личность его я хорошо запомнил, потому что он похож на знаменитого писателя Лермонтова. После этого он скомандовал арестованному выходить, а мы остались в дежурке ввиду того, что товарищ Жуков предложил мне вместе с ним попить кипятку.
Примерно минут через пять в дежурку заходит комендант вокзала товарищ Лебедев и с ним незнакомый мне товарищ в штатском. Последний спросил у меня, где арестованный, которого нужно отправить в Ростов, на что я доложил, что сдал его под расписку товарищу Миронову из Дончека.
Этот товарищ в штатском говорит: «Миронов из Дончека – это я, а кому ты сдал арестованного?»
Тут я и товарищ Жуков стали у него спрашивать документы, но он стал на нас ругаться контрами и грозился применить оружие. Я хотел было выйти из дежурки, чтобы задержать того человека с арестованным, но товарищ Миронов приказал меня и Жукова обезоружить и посадить под арест; при этом я заметил, что дежурный по станции чего-то радовался.
Потом была поднята в ружье рота охраны и оцеплена станция, а я нахожусь под арестом до сего времени.
Ежели я в чем виноват, прошу рассмотреть меня по всей строгости революционного закона.
К сему П о л и к а р п о в Н. Н.».
7. «Риск – благородное дело»Резолюция:
«Тов. Кононов! Сдайте документ в секретный архив, а тов. Поликарпова переведите на другую работу.
7 мая 1921 года».
Когда незнакомый человек в кожаной куртке вывел Филатова из комнаты коменданта екатеринодарского вокзала, прошел вместе с ним сквозь все посты и под конец, сунув ему в руку кольт, сказал: «Теперь дело за вами, есаул, бегите», – Филатов едва не потерял сознание.
Незнакомец, лицо которого Филатов запомнил с фотографической точностью, назвал ему адрес, по которому он должен явиться в Ростове. Дальше все происходило как во сне. Он бежал через стрелки и тупики. Сзади были тревога, погоня, стрельба… Он пролезал под вагонами и платформами и, наконец, уже под утре втиснулся в какую-то теплушку, битком набитую дурно пахнувшими людьми. Здесь, привалясь к подрагивавшей на ходу деревянной вагонной стене, он забылся. Проснулся уже довольно далеко от Екатеринодара в вагоне, где ехали мужики-мешочники. Они поглядывали на постороннего довольно недружелюбно, и поэтому он счел за благо на первой же станции выскочить из вагона. Оказалось, что это уже Тихорецкая. Прямо возле эшелона, на котором он только что приехал, на запасном пути, шипя и ухая, разводил пары поблескивавший новенькой краской бронепоезд с красными звездами.
В первую минуту Филатов хотел было свернуть в сторону, но потом побоялся сделать даже и это. «Могут обратить внимание», – подумал он и, внутренне сжавшись, нетвердо пошел вдоль зеленых бронированных вагонов. Миновав паровоз, впряженный, как водится, в середину состава, он проходил мимо раскрытой двери, как вдруг услышал:
– Иван! Боже мой, ведь это Иван! – Какой-то грузный человек спрыгнул с подножки бронепоезда и встал перед ним.
Снова ощущая себя будто бы во сне, Филатов узнал своего родного дядю Федосея Ивановича Куркина, брата матери.
Всего на час зашел в тот день бронепоезд № 65 на станцию Тихорецкую, чтобы взять уголь, и именно в этот час здесь должны были сойтись пути людей, не видавших и не слышавших ничего друг о друге бесконечных четыре года гражданской войны.
Федосей Иванович, бывший офицер, ныне командовавший красным бронепоездом, был рад чрезвычайно. Ему не составило труда подбросить племянника на несколько станций поближе к Ростову, а потом устроить его на пассажирский поезд. Конечно, он ни на секунду не усомнился в том, что рассказал ему о себе племянник.
Солнечным майским утром, преображенный дядиной бритвой и частью его гардероба, есаул Филатов вышел на привокзальную площадь в Ростове. Только теперь, презрительно глядя на толпу сквозь пенсне (его он выменял у какой-то женщины на станции), Филатов понял окончательно, что он все-таки выжил, черт побери! Мысли его, пожалуй, в первый раз за все дни вернулись к тому незнакомому человеку в кожаной тужурке.
Кто это был? Вряд ли центр ОРА стал бы связываться из-за него с таким рискованным делом. Они, конечно, выяснили, что арест его был случайным, и на том успокоились. Кто мог пойти на такой риск? Разгадку мог принести только адрес явки, который дал ему незнакомец…
Свернув от вокзала по направлению Сенной, Филатов прошел несколько кварталов и в путанице переулков нашел названный ему дом и квартиру. Он постучал. Дверь открыла Анна Семеновна Галкина.
…Совсем по-другому выглядели те же события в тихой комнатке конспиративной квартиры контрразведчиков белогвардейского штаба ОРА. Примерно в то же время, когда совещались чекисты, за столом в этой комнате сидели два немолодых человека, те самые, которые несколько дней назад гуляли в садике возле собора.
Огня не зажигали, достаточно было довольно яркого света большой лампады, пламя которой множилось, отражаясь в золоченых ризах больших икон и ярко начищенном томпаковом самоваре, стоявшем на столе.
Николай Маркович Новохатко налил гостю, Александру Игнатьевичу Беленкову, второй стакан чая и бережно передал его.
– Хороший чай у вас, настоящий кузнецовский. Где достаете?
– Пустяк, Александр Игнатьевич, есть кое-какие люди, за денежки все могут. Благо пока есть чем платить. Кстати позвольте спросить, что слышно в штабе насчет новых ассигнований?
– Следует ожидать, что они поступят после инспекции, которую вот-вот должен провести у нас Софийский штаб. И знаете, кто будет нас инспектировать?
Новохатко изобразил на своем лице полное неведение.
– Сам генерал Эрдели!
– Боже мой! – Новохатко перекрестился. – Даже одно это имя вселяет в сердце предчувствие успеха. Ну, да ведь у нас есть что показать! Не зря хлеб едим. Казаки в камышах, в городе – моих ребятушек… Могу я, кстати, назвать им имя высокого гостя? Для подбодрения?
– Только наиболее благонадежным. Да, вот что, уважаемый, ваш посланец в Екатеринодар вернулся?
– Так точно, Александр Игнатьевич, как раз хотел вам об этом доложить. – Лицо Новохатко приобрело совсем иное выражение. Теперь он говорил так, будто бы читал некий, написанный в воздухе и видный ему одному текст: – «Обстоятельства задержания есаула в станице Пашковской вам, ваше высокоблагородие, уже известны. Далее – ни на следствии, ни на суде Филатов ничего не сказал о своих связях со штабом ОРА. Агент установил, что второго мая сего года есаул Филатов при конвоировании его на вокзал бежал…
– Зачем его конвоировали на вокзал?
– Было распоряжение отправить в Ростов.
– Чье распоряжение, черт побери!
– Из Москвы…
– С этого надо было начинать, милейший. А, да что там!.. – Александр Игнатьевич сжал в кулак свои тонкие длинные пальцы и слегка стукнул им по столу, Он задумался.
Новохатко молчал. Слышно было, как тоненько поет остывающий самовар.
– Вы понимаете, что это значит? – спросил, наконец, Беленков. – Я не могу найти иного объяснения вызову Филатова в Ростов, кроме того, что он нас предал. Расстрелять его могли и в Екатеринодаре. Ясно, этот мерзавец после приговора заявил, что он может дать сведения чрезвычайной важности. Это бесспорно, – кулак снова слегка пристукнул по столу. – Ну-с, а дальше?
– Его похитили из-под носа у чекистов по подложным документам.
– Надеюсь, это был ваш человек?
– Нет, ваше высокоблагородие. Наш агент был на месте, говорил с дежурным по вокзалу. Железнодорожник, позволю себе заметить, работает на нас. Этот дежурный видел и описал человека, который пришел с подложными документами и забрал есаула. А потом явились чекисты.
– Так, и что дальше?
– Ну, естественно, была тревога, они гонялись за ним всю ночь.
– Естественно, вы считаете? – Беленков задумался. – Так кто же, по-вашему, этот человек, не ангел ли с небес? – процедил он наконец.
– Полагал, это по вашей линии, – тихо сказал Новохатко.
– Я бы дорого дал за это, – сказал Беленков. – Одно ясно, Филатов, спасая свою шкуру, продался им. Иначе не было бы вызова. Это могла быть только группа, неизвестная нам. Ну, скажем, от генерала Пржевальского или англичане? Словом, так или иначе нужно найти следы Филатова и этого человека, который его похитил. Займитесь этим в первую очередь.
– Слушаюсь!
– Что-то у нас в последнее время становится много неразрешенных загадок. Что с этой девицей Галкиной, вы нашли ее?
– Адресок установили, Александр Игнатьевич. Переехала на другую квартиру: кто-то, видимо, спугнул ее. Живет около Сенного базара. Никуда почти не выходит, шмыгнет на базар – и обратно.
– Хорошо, пока наблюдайте. Если будет установлена связь с Чрезвычайкой, ликвидировать немедленно.
– Наблюдаем-с!
– Так. Теперь с вашим списком. В штабе ему придают самое серьезное значение. В день высадки десанта ваши боевики в городе должны будут в кратчайший срок уничтожить всех, кто там поименован. Учтите, что большевики часто меняют руководителей. А список ваш должен быть безошибочным.
– Уж за этим-то я смотрю, Александр Игнатьевич, мои ребятушки никого не пропустят.
Беленков улыбнулся и залпом допил остатки чая из стакана.
– Ну, мне пора. Жду от вас информации через связных, личные встречи приятны, но конспирация, конспирация! Ведь то, что наш штаб боеспособен и действует, организуя казачью силу, – это в основном наша с вами заслуга, любезнейший. Господа армейские офицеры ни черта в этом не смыслят, им бы все напролом, хотя…
Беленков не успел договорить, как в бесшумно раскрывшуюся дверь не вошла, а скорее вкатилась полненькая, круглая старушка, несмотря на май, укутанная в вязаный шерстяной платок. Она, не обращая внимания на гостя, нагнулась к уху Новохатко и что-то прошептала.
– Прошу прощенья, Александр Игнатьевич, срочный визит оттуда, от Сенного базара, – и Новохатко, не дожидаясь ответа, вышел.
Беленков, скрывая раздражение, встал и прошелся по чистым, выскобленным половицам. Все-таки тяжкое наступило время. Ему, полковнику генерального штаба, кадровому разведчику, приходится иметь дело с каким-то Новохатко из охранного отделения. В способностях к сыску ему, конечно, отказать трудно, но ограниченность, боже мой! «Пришить» – это они могут, но чтобы анализировать…
Размышления полковника прервал хозяин, с вытаращенными глазами влетевший в комнату.
– Ваше высокоблагородие, Филатов вчера явился на новую квартиру Галкиной. И еще один там! Судя по описаниям, тот, который украл его у чекистов. Прикажете накрыть всех разом?
