Текст книги "Приключения 1968"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Жемайтис,Борис Сопельняк,Роман Ким,Владимир Понизовский,Валентин Иванов-Леонов,Юрий Сбитнев,Аркадий Локерман,Георгий Шилин,Александр Поляков
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
– Нет, от змеиного укуса молитва не поможет. Нельзя пускать сюда людей!
– Я не буду с тобой спорить, неверный, – отвернулся старик. – Не тебе указывать, где собираться правоверным на моление! Сегодня у нас большой праздник. Вечером сюда придут сотни паломников, и хутьбу[7]7
Хутьба – проповедь.
[Закрыть] прочтет сам Абду-Саттар!
– Ладно, дед. Ругаться я с тобой не буду. Скажи лучше, где живет ишан…
– В Ура-Тюбе. Это за перевалом.
– Ничего. Часа за три дойду.
Как Виктор ни торопился, до кишлака он добрался лишь к полудню. Ишан Абду-Саттар принял охотника в тенистом саду у большого прохладного хауза[8]8
Хауз – пруд.
[Закрыть]. Он сидел в окружении своих причетников на укрытом коврами айване[9]9
Айван – возвышение вроде открытой веранды.
[Закрыть] и задумчиво перебирал четки.
Виктора подвели к айвану и указали на краешек коврa. Ишан сонно взглянул на охотника и, вздохнув, снова опустил веки.
– Говорите, – шепнул мулла. – Ишан-бабахан слушает вас.
– Я пришел сказать, ишан-бабахан, что проводить праздник у мазара в Рамазан-сае нельзя! Там есть змеи!
Ишан погладил бороду и важно сказал:
– Уважаемый морибоз![10]10
Морибоз – заклинатель, ловец змей.
[Закрыть] Даже до нашего глухого кишлака, стоящего в стороне от шумных путей мирской жизни, долетела ваша слава. Мы уважаем вас и ваши славные дела. Да наградит вас аллах! Однако сейчас ваша тревога напрасна. Сорок лет отмечают правоверные великий праздник курбан-байрама у святого мазара! И ни один правоверный не пострадал за эти годы. Аллах, это он, великий и всемогущий, охраняет молящихся от зловредных гадин! Без его святой воли ни один волос не упадет с головы правоверного! Иди с миром, морибоз. Быть празднику у мазара! О-о-омин!
Ишан молитвенно погладил бороду и закончил:
– Час полуденного намаза близок. Нам молиться нужно.
– Подожди еще минутку, ишан, – настаивал Виктор. – В прошлые годы курбан-байрам праздновали в другие месяцы. Тогда змеи сидели в норах. А сейчас, после зимней голодовки, они усиленно охотятся… Проводите праздник в другом месте. Иначе не миновать беды! Кто-нибудь обязательно нарвется на гюрзу, а сыворотки у вас, конечно, нет…
«Ах, морибоз, морибоз! – думал ишан. – До чего же ты глуп! Неужели ты не понимаешь, что курбан-байрам – это лишняя возможность собрать верующих и словом божиим удержать их подле себя?!. Нет, морибоз, даже если бы все змеи Памира сползлись к мазару, я не отменю праздника!»
– Сыворотка твоя нам не нужна, – сказал ишан. – Это лекарство сделано из крови свиньи! А свинья – самое презренное и проклятое аллахом животное! Ни один истинный мусульманин не позволит влить себе кровь свиньи! Даже под страхом смерти! Я свое слово сказал. Нам молиться нужно и собираться в путь. Паломники уже ждут. О-о-омин!
На площадке перед мазаром сидели люди. В торжественной тишине они ждали проповеди.
Ишан вышел к народу в белоснежном халате и зеленой чалме. С двух сторон его почтительно поддерживали мюриды[11]11
Мюриды – ученики ишана.
[Закрыть]. Они почтительно ввели ишана на минбар[12]12
Минбар – возвышение для произнесения проповеди.
[Закрыть] и отступили. Ишан провел руками по лицу и бороде, важно откашлялся и начал хутьбу. Долго говорил ишан, пока не прозвучал общий «О-о-омин». Потом он сел на коврик и погрузился в благочестивое молчание.
Тем временем к мазару выводили приготовленных для заклания животных. Им связывали ноги и укладывали рядами, головой в сторону Мекки. Хозяева телят, коз и баранов точили ножи и ждали, когда ишан совершит омовение и скажет: «Бисмилля!»
Наконец ишан медленно подошел к роднику. Сбросил калоши. Закатал рукава халата… Глянул на вскинувшиеся ножи. Протянул руки к струе… И взвизгнул от ужаса!!! Из щели вылетела змеиная голова, и два острых зуба вонзились в запястье… Ишан рухнул наземь.
Мюриды дико закричали! Вопль подхватила толпа! Никто ничего не понимал, но все с перекошенными от ужаса лицами носились по площадке. Перепуганным людям всюду мерещились змеи… Блеяли и мычали животные… Кричали люди… Еще мгновение – все бросятся к тропе и, сталкивая друг друга в пропасть, побегут вниз.
Вдруг на минбар вскочил мулла.
– Правоверные! – закричал он. – Аллаху было угодно испытать твердость нашей веры! Сейчас ишан-бабахан прочтет молитву – и снова будет здоров!
А ишан лежал в тени карагачей и лихорадочно соображал, что же предпринять.
«Слишком великое испытание послал мне аллах, – думал он. – Если бы молитва действительно могла исцелить! О-о-о! Я благословил бы эту змею. Но молитва не поможет. Я умру… Где-то поблизости бродит морибоз… Сделает укол – и буду жить… Но тогда люди поймут, что молитва бессильна… Нет, лучше смерть… Будут пышные похороны… Откроют еще один мазар… Рука синеет… Скоро я потеряю сознание… Тогда умру наверняка… О аллах, прости меня! Сегодня ты потеряешь много рабов своих! Все эти люди станут свидетелями моего позора и больше не пойдут в мечеть. Но я не хочу умирать! Слышишь, аллах, не хочу!!! Исцели меня! Или я позову морибоза, и он вольет в меня кровь свиньи!»
Разыскали Виктора быстро. Когда он осмотрел руку ишана, то сразу понял, что одним уколом здесь не обойтись.
«Ну, ишан, повезло тебе! – подумал он. – Не порвись у Олега карман, его аптечка ко мне бы не попала. Был бы тебе тогда полный каюк…»
– Сынок, – тихо сказал ишан. – Бог нас рассудит… Сделай мне укол…
– Не слышу, ишан. Говори громче! Да и люди хотят слышать твое слово… Ты хочешь, чтобы я влил тебе кровь свиньи?..
Ишан взглянул на притихшую толпу. На руку… И твердо сказал:
– Лей!
Первый укол Виктор сделал быстро. А когда обламывал кончик второй ампулы, рука дрогнула.
«Сами-то мы теперь без сыворотки, – мелькнула страшная мысль. – Не дай бог, кто-нибудь нарвется… Ладно, обойдется… Тем более одна ампула есть у Андрея».
– Всё! Теперь в больницу. Быстрее! – сказал Виктор. – И не вздумайте заезжать в мечеть! Скачите прямо в райцентр!
Виктор спешил. До лагеря еще час ходу, а фиолетовая темень уже выползала из ущелий и плотно обволакивала горы.
«Ничего, доберусь и впотьмах, – успокаивал себя Виктор. – Не впервой…»
И вдруг он услышал шум камней и хриплое дыхание. Виктор схватился за нож и прижался к скале… Из-за поворота показался человек. Но самое странное – он не шел, а бежал. Бегущий человек в горах такая редкость, что Виктор еще больше насторожился.
Когда Виктор узнал Олега, у него перехватило дыхание и противно засосало под ложечкой.
– Олег! – закричал он. – Что случилось?!
– Андрея… гюрза… в руку… – задыхаясь, выдавил Олег.
– Укол сделал?
– Он… разбил… шприц… Лежит… без сознания… Я – за тобой… Надо вводить… обе ампулы. Побежали!
Виктор тяжело опустился на камень… Снял рюкзак. Достал аптечку.
– Нет у меня сыворотки, – тихо сказал он. – Видишь – пустая коробка… И твоя пустая… На мазаре гюрза ишана цапнула… Пришлось обе ампулы…
– Та-а-ак… Сразу обе!.. Щедрый очень!.. Ладно, морду набью потом… Что с Андрюхой делать?.. Часа два он продержится. Потом – конец…
– Да-а-а… История… Подожди, – встрепенулся Виктор. – Я вчера Лешку видел. У него сыворотка наверняка есть! Вот что. Ты возвращайся назад, а я побегу. Лешка у Кизил-Булака. Жди часа через полтора!
– Куда ты? – закричал вслед Олег. – Темнеет. Не найдешь ты ночью Кизил-Булака!
– Найду! – уже со скалы ответил Виктор. – Нужно найти! Иначе Андрею конец!..
Алексей заканчивал ужин, когда к костру шагнул старик с окладистой бородой.
– Хлеб-соль! – сказал он, улыбаясь.
Узнать деда Захара можно было с закрытыми глазами: никто не говорил в горах таким «окающим» волжским говорком, как этот знаменитый горьковский пасечник. Уже два года он жил в соседнем совхозе и строил какие-то особые ульи. Знали деда и как отличного стрелка и заядлого охотника.
– Ем, да свой! – в тон ему ответил Алексей. – Садись, батя. Чаю выпьешь?..
– А что ж, не откажусь… Полезный, скажу тебе, напиток. Недаром в старину говорили: чай не пьешь – откуда ж сила?
– Это верно… Ты пей, батя, не стесняйся… Сахар-то бери… Подстрелил что-нибудь?..
– А как же! Пять куропаток за вечер!.. А у тебя что в мешках-то?..
– Змеи.
– Ловишь аль убиваешь?..
– Ловлю.
– То-то!.. А откуда яд у змей, знаешь?.. Где они его берут?.. Молчишь… Ну, так я тебе скажу – из растений да цветов ядовитых! Есть цветы полезные: лекарственные там или медовые. А есть ядовитые, вредные. Так вот, змеи ползают утренними зорями по лугам и сосут яд из вредных цветов. Высосут яд – глянь, и цветок стал полезным… Недаром в старое время говорили, что хоть и опасный змея зверь, а без нее не обойтись…
– Может быть, в старину так оно и было, – улыбнулся Алексей. – Но вообще-то змеиный яд – это обыкновенный пищеварительный сок. Если у змеи удалить ядовитые железы, то мышонка или лягушку ее желудок не переварит. Змеиный яд опасен только тогда, когда попадает в кровь.
– Вот я тебя и поймал… На прошлой неделе моего боровка какая-то гадина цапнула. И ничего, даже не болел!
– Подумаешь, не болел! Я сегодня такое видел, что до сих пор в себя не приду… Забрел, знаешь ли, утром в один кишлак. Первым делом – в сад: там иногда змеи бывают. Лазил, лазил – ничего не нашел. Уходить уже собрался. И вдруг вижу – стоит на улице аккуратная украинская хатка. Дай, думаю, зайду… Напоил меня хозяин квасом, а я, вместо того чтобы поблагодарить, спрашиваю, нет ли у него в огороде гюрз. «Ни, не сию. Кавуны, баклажаны, огирки.. Садок есть. А того, шо вы просытэ, нэма». – «Да нет же, – говорю, – гюрзы – это змеи. Опасные ядовитые змеи». – «А-а-а! Змеи! Цёго добра в мэнэ богато. Биля кринычки мий боров пасэться. Вин так жрет тех змей, що аж за ушами хрумкает». Не поверил я, но к ручью пошел. И что ты думаешь, собственными глазами видел, как свинья схватила за хвост здоровенную гюрзу и давай жевать! Только кости хрустят. Змея кусает свинью в шею, а той хоть бы хны! Так и съела она гюрзу, от одного укуса которой человек мог бы погибнуть… А секрет простой: у свиньи толстый слой сала. В нем кровеносных сосудов почти нет. Так что яд гюрзы сквозь сало не проходит и, значит, никакого вреда свинье не причиняет. Поэтому и боровок не болел…
– Ишь ты!.. Ну ладно, спасибо за науку, за чаек… Пойду я… У меня за той горкой шалашик стоит. Дома-то спится лучше…
Едва старик скрылся, как Алексей поставил полог, расправил спальный мешок и, лежа на спине, блаженно потянулся всем телом. Целый день он был на ногах. Целый день карабкался по скалам и спускался в глубокие ущелья. Километров сорок пришлось отмахать, не меньше. Ведь самое сложное – не поймать змею, а найти ее. Ноги к вечеру деревенеют, а тело, кажется, скрипит от усталости.
Алексей вздохнул всей грудью и закрыл глаза… Мягкая, теплая дрема взяла его в уютные ладони и начала раскачивать из стороны в сторону. Чей-то слабый голос звал:
– Эге-гей! Леш-ка-а-а! Отзови-и-и-сь!..
Алексей стряхнул дрему и прислушался. Кто-то спускался по тропе и кричал:
– Лешка-а-а!.. Лешка-а-а!..
Алексей вылез из полога и замигал фонариком в сторону голоса. В ответ тоже сверкнул огонек, и скоро перед Алексеем вырос запыхавшийся Виктор.
– Чего бродишь? – недовольно буркнул Алексей. – Заблудился?..
– Сыворотка есть? – вместо ответа выдохнул Виктор.
– Две ампулы. А что?
– Андрюшку зацепила… Лежит без сознания.
– Где?
– У Таш-Кудука. С ним Олег.
– Сколько ввели сыворотки?..
– Нет у нас сыворотки… За ней и пришел…
Алексей нырнул в полог, взял рюкзак и побежал к тропе.
– Старайся не отставать! – крикнул он на ходу. – Здесь иногда барсы бродят!
Часа через полтора Алексей и Виктор вышли к обрывам Таш-Кудука. Одного взгляда на Андрея было достаточно, чтобы понять его состояние. Алексей ввел ему обе ампулы сыворотки.
– Надо бы еще, – словно извиняясь, сказал он, – но у меня больше нет.
– Худо дело, ребята. Что же делать? – тихо спросил Олег.
– Вот что, – решительно встал Алексей. – Понесем его в совхоз. Там есть больница. По тропе дойдем часа за четыре.
Поднялся и Виктор.
– Надо сделать носилки. Пойдем, Олег, срубим несколько веток с тала. Захвати фонарик, посветишь. В темноте можно на гюрзу нарваться.
Руки онемели. Пальцы сами собой разжимаются, и носилки все время выскальзывают. Ноги спотыкаются о каждый крошечный камешек.
Идущий впереди освещает дорогу неровным, прыгающим лучом фонарика. А кругом такая кромешная тьма, какая бывает только в горах. В пути уже второй час. Устали неимоверно. Но об отдыхе никто не думает.
Наконец Алексей не выдержал и хрипло бросил:
– Передохнем… А то сами свалимся.
Вышли на широкий взлобок и остановились. Далеко внизу – россыпь огней.
– Это совхоз, – сказал Алексей. – Еще часа полтора.
– Смотри левее, – перебил Олег. – Там тоже огни. И они ближе.
– Лешка, это же геологи! – вскочил Виктор. – До них километра два, не больше. Я видел у них вертолет!
– Это в Сангизар-сае, – раздумчиво ответил Алексей. – Туда нужно идти прямиком. Тропы я не знаю.
– Зато гораздо ближе совхоза… И вертолет… Часа через два Андрей будет в Самарканде! – настаивал Виктор. – Сворачиваем! Пройдем как-нибудь!
– Свернуть-то можно, – согласился Алексей. – Только идти придется напролом. Прямо через Сай-Кучкарчи. А крутизна там, братцы!.. Да и заросли…
Кучкарчи-сай… Никогда не забыть спуск по этому узкому каменистому желобу, заросшему колючим кустарником. Он спадает к подножию хребта гигантскими ступенями. Здесь и днем не каждый рискнет пройти. Через заросли приходится буквально продираться, а местами даже проползать под колючими ветками. А если учесть, что гюрз в Кучкарчи-сае есть немало и сидят они ночью в основном на кустах, нарваться на змею проще простого. Поэтому Алексей сказал:
– Олег, срежь-ка хорошую ветку и похлещи по кустам.
Едва Олег ударил по ближайшему кусту, как раздалось несколько звучных шлепков.
– Попрыгали… Можно идти.
Олег ринулся вперед. Он лез напролом, расчищая путь для носилок. Рубил толстые колючие ветки ножом, ломал их руками, топтал, раздвигал грудью… Вскоре лицо, шея и руки покрылись кровью. Но Олег упорно прокладывал тоннель для товарищей.
Им было не легче. Где-то впереди метался пятачок света от фонарика, а под ногами фиолетовая темень. Того и гляди оступишься, и тогда не удержат никакие кусты.
Даже сквозь треск иногда слышались мягкие шлепки: потревоженные гюрзы кидались с веток. А днем – поди поищи их! Все трое старались не думать, что какая-нибудь затаилась у камня… Наступишь на нее нечаянно… А сыворотки-то больше нет.
Через час показались огни геологического лагеря. Олег вдруг резко остановился, отшатнулся назад.
– Все. Дальше не пройти, – прохрипел он. – Овраг. С отвесными стенами.
Поставили носилки. Осмотрелись.
– Придется идти за помощью, – сказал Виктор. – Олег, ты вроде посвежее…
До лагеря Олег дошел, но у крайней палатки свалился. Он еще видел сгрудившихся под навесом людей, слышал доносившийся из динамика рев стадиона и слабый голос диктора: «Ничего не поделаешь, гол есть гол. Португальские футболисты забили второй мяч. Нашим ребятам приходится начинать с центра. Счет…»
Громкий лай заглушил голос диктора.
– Проклятье! Уймите эту окаянную собаку! – раздалось несколько голосов.
Из палатки выскочили двое и побежали на лай. Собака яростно рычала и бросалась на какой-то темный предмет. Сбегали за фонарем. Позвали товарищей…
На земле сидел окровавленный человек и пытался что-то сказать.
– Дайте воды! – сказал начальник партии.
– Там… – оторвавшись от кружки, выдавил незнакомец. – У Кучкарчи-сая… Несут Андрея… Помогите…
Четверо тут же кинулись в темноту…
Начальник партии сразу же узнал Алексея.
– Лешка! Что случилось?..
– Гюрза, – сказал Алексей. – Сыворотка нужна. Срочно.
– Нет у нас сыворотки, – запнулся начальник. – Что другое – пожалуйста.
– Посылай в совхоз… Быстрее… Или… Или дай вертолет. В Самарканд отправим Андрюшку.
– Где Горин? – крикнул начальник.
– Здесь я.
– Заводи своего мотыля!
– Что вы, Александр Петрович! Я же никогда не летал… То есть ночью не летал… Разобьемся. Как пить дать разобьемся. И потом, в горах запрещено…
– Умрет он, – перебил Виктор. – Понимаешь, умрет…
– Я что… Я пожалуйста, – смутился летчик. – Только ведь разобьемся. Все разобьемся.
И тут Алексей почувствовал такую нечеловеческую усталость, так ему стало все безразлично, что он махнул рукой, сел у костра и начал дремать.
«Вот и все. Приехали, – медленно плыло в голове. – Не видать тебе больше, парень, ни гор, ни неба. Не будешь вышагивать по сорок километров в день в поисках змей… Отдыхай себе. Спи. Уснут и те, кто ждет лекарств из яда… Тысячам людей несет гюрза жизнь, и только одному змеелову – смерть… Эхе-хе!.. Не летит, проклятая жестянка. Хотя летчик прав. Гробанемся. В горах это просто…»
А человек умирал. Умирал на глазах у десятка здоровых парней, бессильных чем-нибудь помочь. Геологи хлопотали около Андрея: один предлагал спирт, другой тащил чай, третий… Все это делалось в тревожной и какой-то вяжущей тишине.
– Радио… – забормотал Олег. – Телефон… Братцы, «неотложку» вызовите!
– Бредит, – сокрушенно сказал начальник.
– Ничего он не бредит! – закричал Алексей. – Молодец, Олег! Где у тебя рация, начальник?..
Через минуту в эфир неслось:
– Всем, кто слышит! Всем, кто слышит! В ущелье Сангизар, в лагере геологической партии, лежит человек, укушенный гюрзой. Он умирает. Нужна сыворотка! Нужна сыворотка! Нужна сыворотка!
Александр Петрович и не подозревал, что вышел в эфир в то время, когда радиостанции всего мира молчат. Это были те самые минуты абсолютной тишины, когда передавать можно только сигналы бедствия.
Первым отозвался радиолюбитель из Ленинграда. Он спросил, как называется сыворотка, и помчался в медицинский институт. Потом отозвались Москва, Челябинск, Свердловск, Караганда… Наконец ответил Самарканд.
– Сообщите состояние больного! – требовали оттуда.
– Общее отравление. Пострадавший без сознания.
– Есть ли поблизости посадочная площадка?
– В совхозе. Пять километров от лагеря.
– Ждите самолет, – сказал Самарканд. – Он сбросит контейнер с сывороткой. Для ориентировки разложите костры треугольником. Получение сыворотки подтвердите. Как поняли?.. Прием…
– Вас понял. Жду самолет.
Треугольник из костров врезался в темноту. Все молчали и слушали… слушали… слушали… Вернулись посланные в совхоз. Сыворотки в больнице не оказалось. Теперь единственная надежда на самолет.
– Летит! Летит! – закричали вдруг от костров.
Огни самолета вынырнули из-за темной громады хребта. Самолет низко пронесся над лагерем и сбросил контейнер прямо в центр треугольника.
– Александр Петрович, Самарканд зовет! – крикнул радист.
– Геолог! Геолог! У микрофона врач-токсиколог! – говорил Самарканд. – Какая помощь оказана пострадавшему?..
Все облегченно вздохнули. Врач есть врач. Теперь Андрея лечили по всем правилам медицины.
Потом Самарканд потребовал, чтобы Андрея доставили к посадочной площадке.
На рассвете, когда Андрея принесли на импровизированный аэродром, самолет уже кружил над совхозом. На земле еще держалась предрассветная мгла, но самолет был хорошо виден. Он кружил и кружил, ожидая, когда можно будет сесть.
Андрей открыл глаза, когда его перекладывали на подвесные носилки.
– Ну как, Андрюха? – спросил Алексей.
– Ни-че-го… – протянул Андрей. – А ты… откуда взялся?..
– Случайно. Мимо проходил. Тебя по пути захватил.
– Куда меня?..
– В Самарканд… А ты молодчина. Держись так и дальше! Гюрза-то тебя поцеловала приличная. Таких и я не ловил.
– Две, – прошептал Андрей. – Одну я взял. А вторая ушла…
– Как две? – встревожился Алексей.
Андрей рассказал, как тащил гюрзу из куста и вспугнул соседку…
А Алексей лихорадочно соображал:
«Значит, в месте второго, укуса есть яд… Если его не удалить, Андрей погибнет наверняка!»
– Дай-ка осмотрю руку! – сказал он.
Хоть Андрей и выгрыз место укуса, следы змеиных зубов были заметны. Но сколько Алексей ни искал, второй раны не было видно.
– Ниже… На кисти, – прошептал Андрей.
И вдруг Алексей увидел… колючку. Обыкновенную колючку, которыми утыкан шиповник. Колючка торчала из раны. Алексей потрогал ее кончик. Андрей застонал:
– Здесь.
Алексей облегченно вздохнул и улыбнулся.
– Потерпи немного… Вот так… На, держи на память! Хорош зубок, а?.. Ты же просто наткнулся на колючку…
Летчик крикнул: «От винта!» И самолет взмыл в небо.
Юрий Перов
НОРД-ОСТ
Рассказ
В тот день курортная газета предупреждала, что во время норд-оста купаться особенно опасно. Какой-то мастер спорта, тренер местной команды пловцов, длинно и нудно объяснял свойства волны и скрупулезно перечислял несчастные случаи, происшедшие с гражданами Н., К., Б. и Л. Педантично, как юрист, он излагал причины, чуть не приведшие вышеуказанных граждан к гибели во время шторма.
– Видали мы таких спортсменов! – сказал старшина катера Геша, свернул газету и протянул ее Рудакову.
– Видали мы таких мастеров! – произнес Игорь Рудаков и передал газету дальше Кузьме Лялину.
Кузьма плотнее закутался в матросскую робу.
– Каждый салажонок думает, что он великий спортсмен и великий чемпион, – сказал Геша. – А на самом деле он великая салага.
Кузьма ушел в дежурку.
Там он сел на широкую, искрошенную перочинными ножами скамью и стал глядеть через окно на веранду. Потом пошарил глазами по дежурке, не валяется ли где еще телогрейка.
По стеклам колко сыпал песок. В разбитую форточку гудел норд-ост. Кузьме стало еще холоднее. Мурашки проступили даже на коленках.
Начальник станции завел радиолу и переключил на внешнюю сеть. За окном заревели «Половецкие пляски» из «Князя Игоря».
На веранде Геша и Рудаков разложили шахматную доску.
Пришел Музыкантов, принес колбасу и стал резать огромными кусками.
Есть Кузьме не хотелось, он вытащил из водолазки брезентовый плащ, укутался в него с ног до головы. Холод угнетал. Он мешал ему жить, мешал думать. У Кузьмы дрожали руки. Лялин был готов возненавидеть ребят, которые сидели в рубашечках нараспашку, играли в шахматы и ели сочную колбасу розового цвета. Потом к Кузьме в дежурку пришел Рудаков и застенчиво спросил:
– Может, сыграешь?
– Нет.
– Я так и знал, что ты чемпион…
– Просто замерз. – Кузьма пожал плечами, и брезентовый плащ на нем зашуршал потертыми белесыми складками.
Начальник принялся кашлять в микрофон.
По пляжу понеслись его спокойные нравоучения с точными данными о количестве погибших в море за прошлый год.
С досаафовских плакатов на Кузьму смотрели розоволицые, упитанные утопленники.
В коридоре тревожными, частыми звонками задребезжал телефон.
Кузьма бегом бросился к аппарату.
– Да?
– Человека унесло в море на автомобильной камере! – выпалил голос на другом конце провода.
– Откуда вы говорите?
– Из кемпинга.
– Хорошо! Ждите. Скоро придет катер.
Кузьма вышел на веранду.
– Кончайте турнир!
Через минуту Рудаков вывозил Кузьму и старшину на катер. Обшарпанная скула шлюпки мягко прислонилась к белоснежному борту катера.
Рудаков толкнул шлюпку к берегу, а Кузьма кряхтя полез на нос катера выбирать швартовы.
Мотор взревел. Кузьма отбросил пробковый буек и спрыгнул в кабину. Там он уселся рядом со старшиною, чтобы ветровое стекло укрывало его от холодных брызг и норд-оста. Геша тронул ручку сцепления. Катер отработал задним ходом, потом пристал на месте и резко подал вперед.
Геша надвинул на лоб беретку. Его единственная кудряшка развевалась на ветру.
Кузьма сидел, втянув голову в воротник штормовки, и с тоской думал о том, что придется лезть в воду.
Катер гулко шлепался на встречной упругой волне. Мимо спасателей проносился шквал брызг.
Пустые и неуютные пляжи уходили назад, словно их относило ветром. Время от времени Кузьма брал в руки электромегафон и объявлял в сторону берега, что купаться опасно для жизни.
На пляже кемпинга толпа размахивала руками. Геша, рискуя выбросить катер на берег, подвел его к самому пляжу. Друзья унесенного объяснили, что случилось это с час назад.
Пока Кузьма разговаривал с ними, катер уже достаточно отнесло от берега. Геша дал мотору полные обороты. Катер, завалившись на левый борт, круто развернулся. Через двадцать минут хода спасатели увидели впереди, справа по носу, огромную резиновую камеру. Поперек нее, раскинув руки, лицом вниз лежал мужчина.
Когда катер подошел к нему, он поднял голову и посмотрел на ребят остекленевшими глазами.
Геша застопорил двигатель. Вдвоем с Кузьмой они вытащили на катер холодное, почти безжизненное тело. Потом долго тормошили его, прежде чем мужчина во второй раз открыл глаза.
– Ну как? Жив? – спросил Геша.
Тот слабо кивнул. Тело его уже имело тот характерный землисто-синий оттенок, который бывает у людей тонувших.
– Как же ты? – спросил Кузьма, укрывая его телогрейкой со своего плеча.
– Не знаю, – ответил потерпевший. – Страшно было… Сначала думал, что доплыву.
– Экий ты, парень, большой, а робкий, – сказал спасенному Геша.
Кузьма только тут заметил, что перед ним не пожилой мужчина, как он подумал раньше, а скорее молодой, крепкий парень. На нем были плавки тигровой расцветки.
– Я пробовал плыть без камеры, так потом еле догнал ее. – Глаза его снова остекленели. Он принялся растирать ладонями грудь, покрытую гусиной кожей. – Зачем только полез?.. – Он пожал плечами, на которых трещала и казалось, вот-вот лопнет небольшая телогрейка Кузьмы.
Геша развернул катер к кемпингу. Потерпевший постепенно приходил в себя, и на его лице проявлялся здоровый румянец.
А Кузьме было плохо. Холод странно действовал на него. Стоило ему замерзнуть, как вместе с калориями, которых ему вечно, с самого детства, не хватало, из него улетучивались душевные силы. Вот и сейчас он сидел скрючившись и твердил себе, что нужно встать или же, на худой конец, держаться за борт, чтобы тебя не швыряло из стороны в сторону.
Катер играл в догонялки с бегущими впереди волнами. Волн было бесчисленное множество, и все они были похожи одна на другую, и оттого казалось, что катер никак не угонится за одной и той же волной. Внезапно это бесконечное и монотонное чередование скачков и падений прекратилось. Двигатель смолк. Это вывело озябшего Кузьму из состояния болезненного оцепенения. Он вопросительно, так и не сменив положения, посмотрел на Гешу.
Геша полез через заднюю банку к мотору. Там он сел на корточки с выражением лица крайне задумчивым и даже мечтательным.
Катер разворачивало бортом к ветру.
Они находились километрах в двух от кемпинга.
– Ну вот и приехали, – задумчиво произнес Геша. – Цилиндры заклинило.
– Что же теперь будет? – спросил Кузьма. – Ничего.
– Но ведь кто-нибудь увидит нас? – с надеждой спросил Кузьма.
– Нет.
– На станции хватятся в конце концов и пошлют за нами «старика».
– «Старик» не выйдет в открытое море. Его перевернет. И если хватятся, то поздно.
– Нас может перевернуть? – с тревогой спросил парень в тигровых плавках.
– Нас может не перевернуть, и тогда это будет чудо.
– Неужели никого нет в море?
Кузьма внезапно понял, что ему уже не холодно, а, напротив, рубашка прилипла к лопаткам.
– Это норд-ост, – сказал Геша.
Он сидел, положив руки на рулевую баранку, как будто это могло помочь. Поза старшины показалась Кузьме нелепой и страшной насмешкой над ситуацией, над морем, грозящим и мрачным, над беспомощным катером и над небом – низким и беспощадным.
– Так что же ты сидишь?
– Ты тоже сядь. Увеличиваешь парусность. Чем быстрее нас выволокет вон туда, тем скорее к крабам…
– Нужно же что-то делать, – сказал Кузьма.
Геша пожал плечами.
– При нашей остойчивости не рекомендуется выходить в море при волнении свыше трех баллов. У берега сейчас четыре-пять, в море – семь. Может быть, больше… Рыбаки пьют пиво в «Рваных парусах», а сейнеры скрипят в порту. Уже нечего делать. Просто нечего. Когда на человека падает кирпич – это нелепо. В это не веришь. Когда сам спасаешь, когда ты самый осторожный в мире человек, но когда все равно с тобой случается такое, то это так же нелепо. Я не верю в то, что могу погибнуть на море, но, честно говоря, шансов у нас почти нет…
– Сколько до берега?
Геша с любопытством посмотрел на Кузьму.
– Километра два.
– Я, наверное, доплыву.
– Ты не доплывешь, – спокойно ответил старшина.
– Я наверняка доплыву.
– Ты не знаешь норд-оста. Это как в Кубани против течения плюс волна. Она собьет дыхание – и все. Точно. Нет, не осилишь, – закончил он и взглянул на Кузьму сочувственно.
Тот раздевался.
– Брось! Не городи ерунды. Кузьма снимал брюки.
– Оденься, тебе говорят! Ты что, совсем ошалел?
Старшина вскочил и схватил Кузьму за брюки, не давая им упасть.
– А если ты на моих глазах?.. Ты думаешь, ты самый благородный, самый храбрый?! Герой?! А если ты вот тут в трех кабельтовых, и я ничего не смогу сделать… Салага!
Кузьма сдирал с себя одежду.
Парень в тигровых плавках молча смотрел на них. Его лицо вновь приняло землистый оттенок, а телогрейка стала велика. Он старался не смотреть на воду.
Кузьма приблизился вплотную к старшине.
– Я спасатель, – сказал он. – Ты тоже спасатель. Мы на службе, понимаешь? Риск – это просто наша работа. А он?.. – Кузьма кивнул на притихшего парня. – Мы его спасаем. Должны спасти. Мы должны спасать, а не сидеть.
– Звони на станцию, там сообщат пограничникам, – сказал старшина.
Кузьма долго плыл под водой. Вынырнул, оглянулся. Катер был уже метрах в тридцати. «Ерунда, доплыву!» Махнул, приподнявшись над водой. Геша так и остался с поднятой вверх рукой, голова парня еле виднелась из-за борта. Кузьма споро пошел широким брассом, с удовольствием изгибаясь уснувшим, усталым от неподвижности телом. Белые пенные гребешки жестко хлестали по глазам. Небо опустилось к самой воде; и казалось, что скоро оно сольется с морем и раздавит его, приплюснет и разгладит своей тяжестью. Неширокая скучная ленточка берега то исчезала за волнами, то появлялась, когда Кузьма взбирался на вершину волны. Кузьма оглянулся. У него похолодело внутри. Катер нисколько не отодвинулся. Он качался все в тех же тридцати метрах от него. Геша все еще стоял, только опустил руку. Потом он сел.
Кузьма некоторое время оставался на месте. Он лишь слегка шевелил ногами, чтобы удержаться на поверхности, и смотрел на берег, который отодвинулся еще дальше. «Просто прошло слишком мало времени, – успокоил себя Кузьма. – Прошло всего мгновение, и я не мог далеко отплыть…»
Через пять минут он снова поднял голову. Берег не придвинулся. Кузьма снова поплыл размашистым, протяжным брассом. Он выбрал глазами тоненькую горизонтальную черточку на берегу и шел точно на нее, стараясь определить, приближается ли он к этой черточке. Катер был еще близко. Настолько близко, что когда волна обнажала его белые скулы, то можно было прочитать не только ярко-красные буквы: «КС-1», но и светло-голубую, выцветшую на солнце надпись: «Спасательный». Кузьма видел, как Геша курит. Видел каждое его движение.
Какое-то время Кузьма двигался, не думая и почти не поднимая головы, лишь изредка посматривая на свой ориентир – на крошечную горизонтальную черточку. Потом он вспомнил, что это динамик, который он сам вешал на столб по приказанию начальника станции. Сейчас этот динамик, вероятно, предупреждает, что купаться опасно.