Текст книги " Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 85 страниц)

Эту кампанию либеральные демократы и вообще все критики Сталина рассматривают преимущественно в плоскости ужесточения идеологической линии с особым акцентом на раздувание антисемитизма. Если же посмотреть на эту кампанию с объективных позиций и видеть в ней не только то, что непременно хочется видеть, а оценить ее в более широком историческом контексте, то проглядывают, прямо скажем, совершенно иные цели и мотивы этой кампании. Прежде всего речь шла о защите и возвышении истинно национальных и культурных ценностей и богатств народов Советской России, тех духовных основ, без которых любой народ в современном мире может легко утратить свою идентичность. При этом, конечно, речь не шла о том, чтобы изолировать духовное и культурное наследие советских народов от богатейших духовных и культурных ценностей всего человечества.

В приложении к современности мы наглядно видим, какой безудержной, яростной и непрерывной экспансии во всех сферах духовной жизни подвергается Россия. Фальшивым обоснованием этого смертельно опасного для каждого народа и его национальной самобытности, его исторического наследия выставляется процесс глобализации, который, мол, неотвратимо ведет к слиянию культур, к растворению их в общецивилизационном котле. Отвлекаясь от прошлого и оценивая ситуацию наших дней, хочу заметить, что лично у меня особую тревогу вызывает поистине тотальная агрессия против русского языка.

Речь идет не о естественном процессе обогащения русского языка в связи с общим прогрессом науки и техники. Речь идет о том, что русский язык пытаются превратить в помесь нижегородского волапюка с английским, в дурную разновидность языка полуколониального государства. Мне, человеку, отнюдь не безграмотному в области лингвистики, часто трудно даже с помощью многих словарей понять то, о чем вещает наше телевидение и пишут газеты. Да и левые издания идут нередко по стопам тех, кто сознательно ведет войну против великого русского языка. В одной из уважаемых мною газет я наткнулся на заголовок во всю полосу – «Пиар на Черной речке». Речь шла о дуэли А.С. Пушкина на Черной речке. У меня мелькнула мысль, что Пушкин, наверное, перевернулся бы в гробу, прочитав такое. Английскую аббревиатуру РК превратили чуть ли в не самое универсальное слово русского языка. Оно уже в ряде случаев заменяет матерный жаргон. К сожалению, и левые также грешат этим злоупотреблением, оправдывая себя тем, что, мол, оно укоренилось и понятно широким слоям народа. Но это слабое и несостоятельное утешение. Нам навязывают свои, чуждые нам, правила игры, и мы начинаем играть по этим правилам.

Высказывая эти соображения, я отнюдь не стремлюсь к примитивному упрощению тогдашней ситуации. А реминисценции и сопоставления с сегодняшним днем навеяны отнюдь не стремлением оправдать все аспекты кампании борьбы с космополитизмом. Но нельзя не подчеркнуть, что защита национального достоинства и великого культурного и исторического наследия народов России диктует в настоящее время необходимость развертывания последовательной борьбы против попыток похоронить это наследие, подменить наши национальные ценности так называемыми общечеловеческими ценностями. Ведь общечеловеческие ценности по существу являются голыми абстракциями, если они не сливаются органически и не сочетаются с национальными ценностями.

Против русского языка вот уже на протяжении двух десятилетий ведется целенаправленная агрессия, призванная подорвать основы самого этого языка путем внедрения в него искусственным путем англоязычных терминов и слов. Конечно, пусть меня не считают ретроградом, под видом защиты чистоты русского языка выступающим против его естественного обогащения новыми словами и терминами, рождающимися естественно в силу законов развития жизни и законов развития самого языка. Процесс обогащения языка новыми словами и терминами закономерен и объективно обусловлен, и его нельзя остановить никакими запретительными мерами. Это понятно. Но совсем другое дело, когда идет не естественное обогащение языка, а чуть ли не насильственное внедрение посредством печати и средств массовой информации слов и терминов английского языка в его американском варианте. Язык, как и другие компоненты национального достояния народа, нуждается в защите от такой агрессии. А то наступит такое время – оно уже наступает, – когда русский человек должен будет смотреть телевидение и читать газеты, журналы и книги, прибегая к помощи англо-русского словаря. Полуграмотные культуртрегеры, вещающие с экранов телевизоров, денно и нощно вдалбливают в сознание наших соотечественников чуждые их духу и понимания слова и понятия, тем самым выступая в качестве сознательных или непреднамеренных врагов русской культуры и русского языка.

Несмотря на все, подчас до карикатурности нелепые извращения политики в области литературы и искусства в сталинскую эпоху, они тем не менее в главном и основном были ориентированы на служение не узкой элите, а подавляющего большинства населения страны. Простой человек-труженик был не только объектом, во имя которого создавались художественные произведения, но и его субъектом, т.е. основным потребителем. И эта генеральная ориентация развития культуры и искусства, всего духовного творчества многомиллионных масс населения Советской России как раз и предопределила невиданный взлет, великие и никем неоспоримые достижения советского искусства и советской литературы, не говоря уже об образовании, науке, технике и т.д. Искусство в подлинном смысле принадлежало народу и служило ему. Это, разумеется, одна сторона вопроса. Другой ее отнюдь не второстепенной стороной выступали идеологические функции, которые Сталин возлагал на сферу литературы и искусства. Они должны были служить его политическим целям, что зачастую приводило к неизбежным коллизиям, когда интересы правды жизни приносились в жертву идеологическим задачам. Наблюдалось своеобразное раздвоение, которое красной нитью проходит через всю историю литературы и искусства в сталинскую эпоху. Как было показано выше, всякого рода идеологические рогатки и систематически проводившиеся кампании не могли не нанести серьезного ущерба развитию духовного творчества. Об этом умалчивать нельзя. Одновременно нельзя отрицать и того факта, что сталинская эпоха ознаменовалась также и крупными достижениями во многих областях литературы и искусства. Как ни жаловались писатели на цензуру и другие притеснения их творчества, все же создавались не какие-то мелкие поделки, недолговечные и не способные оставить глубокий след в духовной судьбе народов, а настоящие произведения, пережившие свое время и ставшие составной частью исторического наследия России.

При всем так называемом политическом заказе писатели и режиссеры, художники и скульпторы творили порой с удивительным вдохновением, которое давало возможность им раздвинуть узкие рамки официальщины и конъюнктурщины. Это, думается, отрицать могут только слепцы или люди, пронизанные зоологической ненавистью ко всему советскому. Естественно, что достижения в данной сфере также следует в той или иной мере связать с именем человека, давшего название этой эпохе. Если же сопоставить так называемые культурные достижения современного этапа российской истории с минувшей эпохой, то охватывает чувство, близкое к шоку: при отсутствии цензуры (кроме, разумеется, цензуры денежного мешка и всяческого рода идеологических предпочтений) в стране на протяжении двух десятилетий не появилось ничего такого в сфере литературы и культуры, понимаемой в широком смысле, что бы вызвало чувство гордости за свою страну. Население пичкают подделками мелкого пошиба, главные герои современности – дельцы (бизнесмены), их охранники, уголовники, политические воры в законе и т.п. псевдогерои. Поневоле скажешь – какая эпоха, такие и герои, ее олицетворяющие!

Какие бы филиппики ни обращались против Сталина в сфере государственного строительства, но одного у него никто не может отнять – он последовательно и твердо, не уступая ни в чем, вел борьбу за величие и достоинство Советской России, за то, чтобы все с ней непременно считались, уважали ее мнение по любому сколько-нибудь существенному вопросу международных отношений. На жесткие и хлесткие обвинения в диктатуре и подавлении инакомыслия в стране он не то что не обращал внимания, но придавал им ровно то значение, которого они заслуживали. Не стоит думать, что ему было наплевать на то, что о нем и Советской России пишут и говорят за границей. Напротив, вождь скрупулезно следил за всеми важными отзывами и оценками своей политики в мире. Это позволяло ему лучше ощущать пульс мировой обстановки и глубже продумывать свои конкретные практические шаги и действия на мировой политической сцене. Его режиссура политической стратегии страны была продуманной, она исходила не только из текущих меркантильных потребностей, но была ориентирована и на будущее.

Было бы преувеличением назвать Сталина блестящим прогнозистом событий, поскольку, как было показано в трилогии его политической биографии, довольно часто он допускал серьезные просчеты в проведении своей линии как внутри страны, так и на международной арене. Но глубокий аналитический ум, политическое чутье и блестящее владение политической стратегией в целом позволяли ему избегать таких ошибок и просчетов, которые вели бы к банкротству его курса в целом. Этот бесспорный факт трудно опровергнуть даже рьяным критикам Сталина.

Часто Сталина сравнивают с Иваном Грозным. Для такой аналогии, бесспорно, есть некоторые основания: имеются в виду прежде всего такие его черты, как непримиримость к своим противникам, жестокость, с которой он расправлялся с ними, а также последовательная борьба против удельных устремлений князей и самостийности боярства, не желавшего смиряться с утратой своей самостоятельности. Не менее важным основанием для исторического сопоставления этих двух фигур российской истории служит то, как решительно и целеустремленно российский самодержец претворял в жизнь курс на укрепление централизованного государства и расширение его территориальных пределов. Но этим, пожалуй, и исчерпываются элементы сходства, дающие повод некоторым историкам проводить параллель между ними.

На мой взгляд, существует гораздо больше оснований сопоставлять Сталина с Петром I. По многим параметрам Петр отличался не меньшей жестокостью, чем Иван Грозный, а если принимать во внимание масштабы, то и значительно превосходил последнего. Однако главным критерием, наиболее емко и рельефно выражающим и отражающим роль Петра I в российской истории, явились грандиозные преобразования всего сложившегося уклада российской действительности. Он не только прорубил окно в Европу, но и превратил страну в одну из наиболее могущественных и влиятельных держав своей эпохи. В каком-то смысле, говоря о преобразованиях Петра, допустимо использовать даже термин революция. Разумеется, если не вкладывать в это понятие ортодоксальное большевистское содержание.

В шкале исторических сравнений Сталин, несомненно, стоит гораздо ближе к Петру, чем к Ивану Грозному. Если царь поднял Россию на дыбы, чтобы она начала свой путь в неизведанное, то Сталин явился инициатором и вдохновителем радикальных преобразований, открывших перед Россией широкую дорогу становления государства как единого и неделимого целого, превращения ее из отсталой в развитую индустриальную державу, способную принять суровые вызовы времени и дать на них достойный ответ. Весьма характерно отношение самого Сталина, когда немецкий писатель Э. Людвиг поставил перед ним вопрос: «…Допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?

Сталин. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.

Людвиг. Но ведь Пётр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру.

Сталин. Да, конечно, Пётр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Пётр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры.

Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником.

Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно – рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо „национального“ государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причём всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной. Вы видите, что Ваша параллель не подходит»[1084]1084
  И. Сталин. Соч. Т. 13. С. 104 – 105.


[Закрыть].

Параллель с Петром I может – и вполне резонно – вызвать и возражения. После войны Сталин нередко критиковал царя за то, что он не просто прорубил окно в Европу, но и заполонил свой двор и вообще российскую аристократию иностранцами. При нем иностранцы фактически впервые в российской истории стали самостоятельной и самодовлеющей силой, интересы которой нередко превалировали над русскими национальными интересами. Так что данную параллель следует принимать с определенными оговорками, т.е. учитывать приведенное выше обстоятельство.

Возвращаясь к высказыванию Сталина о сравнении с Петром I, следует внести поправку на время, когда были сказаны эти слова[1085]1085
  В последующие годы оценка Сталина Петра Великого хотя и не подверглась публичному пересмотру, тем не менее, по некоторым свидетельствам, он отзывался о нем даже с чувством некоторого восхищения. По словам зятя Сталина Ю. Жданова, вождь говорил о Петре: «Крут он был, но народ любит, когда им хорошо управляют». Ю.А. Жданов. Взгляд в прошлое. С. 147.


[Закрыть]. В начале 30-х годов Сталин достаточно упрощенно, с чисто ортодоксальных позиций классического большевизма подходил к трактовке вопроса о природе национального государства. Он проводил между национальным государством вообще и классовым государством, которое созидали большевики, непреодолимую пропасть, фактически игнорируя при этом фундаментальные черты общности, присущие любому государству, вне зависимости от его классовой природы.

В противном случае, если следовать ортодоксальному большевизму, утрачивается внутренняя историческая преемственность исторического процесса. Надо прямо признать, что большевики, да и сам Сталин, до определенного периода времени страдали скверной болезнью исторического нигилизма. По этой причине они наломали немало дров как в государственном строительстве, так и в вопросах культуры и вообще духовной жизни народов нашей страны. Этот неоправданный нигилизм дорого обошелся самим большевикам, оттолкнув от них довольно широкие слои и прослойки населения как в городе, так и в деревне. И в заслугу Сталина следует все же поставить то, что он сумел преодолеть узколобые рамки прежних большевистских воззрений и в качестве главного критерия истины поставил практику, как того и требовали те же самые каноны диалектики. Причем сделал он этот крутой поворот достаточно своевременно, ибо в противном случае судьба советской власти при Сталине могла сложиться весьма плачевно. Правда, следует добавить, что суровые реалии эпохи сдерживали процесс его эволюции в сторону национально-государственного мышления. Сдерживали, но не могли остановить.

Жизнь народа в сталинскую эпоху была почти спартанской, но не в смысле добровольного самоограничения, а в силу постоянной и повсеместной нехватки всего необходимого. Не будет большим преувеличением воспользоваться в данном случае словами великого русского сатирика М. Щедрина – люди сами изнемогали под бременем своего счастья. Эта сторона сталинской эпохи наложила на нее свою неизгладимую печать. Однако это только лишь одна, причем не главная, характерная черта сталинской эпохи. Ее главная сторона, вне всякого сомнения, состояла в великом созидательном труде во имя процветания отечества, в его героической защите во время войны, в тяжелом и упорном труде в деле максимально быстрого восстановления разрушенного войной народного хозяйства, в борьбе за утверждение и сохранение позиций Советской России как мировой державы первой величины.

И вот это сочетание трагического и героического порой вызывает не только непонимание, но и отторжение. И чтобы не ошибиться, здесь нужно чувство исторической соизмеримости, а не легковесное отрицание, за которым, кроме всего прочего, таится неспособность вникнуть в смысл и дух той эпохи, о которой идет речь. К сожалению, мартиролог либерального идиотизма начинается не с той страницы истории, на которую приходится политическая деятельность Сталина. Он имеет гораздо более масштабную хронологию. Но в применении к общей оценке Сталина он проявляет себя каждый раз с особой силой. Силой не понимания, а силой отрицания. Едва ли есть резон в том, чтобы переубеждать тех, кто в чем-то убежден настолько, насколько это возможно. Ведь для многих перешагнуть через свои предубеждения гораздо труднее, чем изменить свои убеждения. Наше время в этом отношении являет собой нечто уникальное – убеждения меняются легче, чем перчатки. Больше того, поразительный пример являют собой те, кто, не придерживаясь вообще никаких убеждений, постоянно меняет даже их. Как ни звучит это парадоксально, но за фактами далеко ходить не надо: достаточно лишь обратиться к политической жизни современной России, которую всегда именуют демократической, хотя до подлинной демократии ей ох как еще далеко. Лицемерие, политическое мошенничество, примитивная эксплуатация слепого доверия – этой неизлечимой болезни русского народа – все это неотъемлемые атрибуты сегодняшней действительности.

Говоря о Сталине как исторической фигуре, прежде всего следует выделить его целеустремленность в достижении поставленных целей. Раз цель поставлена, то он целиком и полностью концентрировался на ее реализации, не довольствуясь промежуточными результатами и всякого рода паллиативными решениями. Данное качество весьма ценно для политика и руководителя государства. Собственно, без этого качества всерьез говорить о политике или государственном деятеле не приходится. У Сталина это качество было развито в весьма высокой степени. Другой отличительной чертой Сталина является то, что он всю свою сознательную жизнь провел в борьбе, именно борьба пронизывает каждую страницу его политической биографии, что едва ли нуждается в дополнительном обосновании. И этот настрой на борьбу, по-видимому, нередко побуждал его к принятию неверных решений. Вплоть до своей смерти (исключая в целом период войны) Сталин всегда находил врагов, которые, по его мнению, замышляют те или иные заговоры против него или Советской власти вообще. Апология борьбы как средства политического бытия – отличительная черта его как исторической фигуры. Кстати, многие великие личности истории также отличались этим качеством, и в этом смысле он не являл собой некую историческую уникальность.

2. Соратники вождя: соперничество и интриги

Выше я уже вскользь касался вопроса о том, что диктаторская система власти в силу своей внутренней природы исключает возможность выбора преемника. В таком случае диктатор как бы заранее уже делится частью власти с намеченным им преемником. Сталин, однако, не относился к числу тех людей, которые были способны на такой шаг – ему нужна была абсолютная власть, безраздельная власть. Правда, сын Маленкова А. Маленков утверждает, будто ко времени XIX съезда партии Сталин, мол, настолько проникся доверием к Г. Маленкову, что тот якобы получил право подписи за Сталина[1086]1086
  Андрей Маленков. О моем отце Георгии Маленкове. М. 1992. С. 57.


[Закрыть]. Не знаю, насколько это соответствует действительности и каковы были объемы этой передачи, на какие документы они распространялись и как все это было воспринято соратниками вождя, коли это было фактом. По крайней мере, у меня на этот счет существуют более чем серьезные сомнения: как-то все это не укладывается в рамки самой природы сталинской власти и сталинского характера.

Чрезвычайно важное значение в таких условиях приобретало то, что обычно называют функциональной способностью Сталина правильно, с учетом объективных реальностей, организовать не только управление огромной страной с колоссальными проблемами, ежечасно встававшими перед ней. А Сталин, по многим отзывам, в этом плане был совсем неадекватен (это слишком мягкое выражение!). Уже в середине 30-х годов он явно страдал манией преследования, всюду видел опасность покушения на свою жизнь, а потому фактически не доверял никому. В этом плане очень характерно свидетельство адмирала И. Исакова, записанное К. Симоновым. Итак, адмирал вспоминал: «В тот раз, о котором я хочу рассказать, ужин происходил в одной из нижних комнат: довольно узкий зал, сравнительно небольшой, заставленный со всех сторон книжными шкафами. А к этому залу от кабинета, где мы заседали, вели довольно длинные переходы с несколькими поворотами. На всех этих переходах, на каждом повороте стояли часовые – не часовые, а дежурные офицеры НКВД. Помню, после заседания пришли мы в этот зал, и, еще не садясь за стол, Сталин вдруг сказал: „Заметили, сколько их там стоит? Идешь каждый раз по коридору и думаешь: кто из них? Если вот этот, то будет стрелять в спину, а если завернешь за угол, то следующий будет стрелять в лицо. Вот так идешь мимо них по коридору и думаешь…“ Я, как и все, слушал это в молчании. Тогда этот случай меня потряс. Сейчас, спустя много лет, он мне кое-что, пожалуй, объясняет в жизни и поведении Сталина, не все, конечно, но кое-что»[1087]1087
  Константин Симонов. Глазами человека моего поколения. «Знамя». 1988 г. № 5. С. 69.


[Закрыть].

Конечно, такого рода мнительность вождя не могла быть каким-то случайным, эпизодическим проявлением внезапно возникшего подозрения и страха за свою жизнь. Есть веские основания полагать, что она являлась его имманентной чертой, наложившей свою неизгладимую и зловещую печать на все годы его правления. Сошлюсь в данном случае на мнение более чем компетентного человека в этом деле – бывшего лечащего врача Сталина профессора В.Н. Виноградова, долгое время бывшего личным врачом вождя. В литературе о Сталине общепринятой точкой зрения является следующая: во время обследования Сталина в 1952 году профессор высказал серьезные опасения по поводу здоровья вождя и якобы посоветовал ему резко ограничить объем своей работы, либо вообще прекратить ее. (Насчет последней рекомендации у меня имеется серьезное сомнение, поскольку, зная характер своего пациента, лечащий врач едва ли бы осмелился на последнюю рекомендацию.) По крайней мере, результатом было то, что Сталин заподозрил Виноградова в чем-то зловещем, и вскоре он попал в число тех, кто был привлечен к делу врачей.

Однако, как видно, лечащий врач был человеком не только сильного характера, но и неукоснительно следовал заповедям Гиппократа и не стал скрывать от пациента правду. Причем стоял на этом твердо. Уже после ареста, находясь под жестким прессом сталинских чекистов, он продолжал твердо отстаивать свое заключение. Вот его показания, данные 6 января 1953 г., когда его с пристрастием допрашивал следователь: 6 января 1953 г. он показал:

«В послевоенные годы у Василия Иосифовича (для маскировки даны другие имя и отчество Сталина – Н.К.) наблюдалось психическое заболевание. Несмотря на то, что он неоднократно находился на излечении в санатории „Барвиха“, его здоровье все же ухудшилось, и в последнее время заболевание обострилось, наблюдалось сильное психическое расстройство.

ВОПРОС. Вот вы и скажите, кто вместе с вами повинен в подрыве здоровья Василия Иосифовича?

ОТВЕТ. Я не знаю ни одного факта вредительского, преступного отношения врачей к лечению Василия Иосифовича. Я лично при его лечении никаких злонамеренных действий не допускал. В последние годы вместе со мной к лечению Василия Иосифовича привлекались невропатолог ГРИНШТЕЙН, ЕГОРОВ П.И. и психиатр ПОПОВ Е.А. С их стороны я не замечал каких-либо неправильных действий, направленных не на пользу больному.

ВОПРОС. Но следствию известно, что именно вы усугубляли заболевание Василия Иосифовича. Говорите, как было в действительности.

ОТВЕТ. Повторяю, что никаких преступных замыслов в отношении Василия Иосифовича у меня не было и во вред его здоровью я ничего не делал»[1088]1088
  Государственный антисемитизм в СССР 1938 – 1953. С. 463 – 464.


[Закрыть].

Относительно состояния здоровья Сталина историки не располагают богатым материалом. По некоторым данным, в Кремлевской больнице существовала «История болезни И.В. Сталина», в которую записывались данные о здоровье Генсека за многие годы. Любая больница имеет медицинское «досье» на любого из своих постоянных пациентов, это обычная медицинская практика. Однако после ареста личного врача Сталина В.Н. Виноградова в 1952 году все медицинские документы о Сталине были уничтожены по его же личному распоряжению. Сталин не хотел, чтобы объективные данные о состоянии его здоровья могли быть кому-либо известны. Дочь Сталина Светлана в своих воспоминаниях пишет, что осенью 1945 года «…отец заболел и болел долго и трудно…»[1089]1089
  Жорес Медведев, Рой Медведев. Неизвестный Сталин. С. 18.


[Закрыть]

Так что при рассмотрении данного аспекта приходится полагаться на отрывочные, а то и случайные свидетельства. Но как бы там ни было, факт серьезного психического расстройства вождя, который преследовал его на протяжении многих лет, едва ли может быть поставлен под сомнение. Это, конечно, отражалось на всех сторонах деятельности, в том числе и прежде всего на отношениях со своими соратниками, на подборе и выдвижении кадров высшего звена, не говоря уже о преемнике.

Истины ради, можно привести и другие свидетельства знавших Сталина людей, которые старались убедить, что он был сам вполне адекватен и ему лишь ставили спицы в колеса люди типа Берии. Так, бывший при Сталине министром сельского хозяйства И.А. Бенедиктов в своих воспоминаниях, в целом проникнутых нескрываемым восхищением вождем, отвечал на вопросы корреспондента:

«–  Вы утверждали, что Сталин хорошо разбирался а людях, знал им истинную цену… Как же хорошо, если ошибся в Хрущеве, Берии, Вышинском, в других входивших в его окружение людях?

 –  Не думаю, что это было ошибкой. Сталин, как и Ленин, умел использовать людей, политический облик которых считал сомнительным, небольшевистским. Не одни ведь 100-процентные марксисты-ленинцы обладают монополией на умение работать, высокие деловые качества… И Вышинский, и Мехлис, и Берия имели меньшевистское прошлое, „темные пятна“ в своей биографии. Но их профессиональные „плюсы“ явно перевешивали, тем более что к формированию политической стратегии этих деятелей не допускали. Позволил же Ленин занять высокие посты Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, которых не считал настоящими большевиками и подлинно марксистскими теоретиками.

У нас всегда крайности. Если хвалим, до небес, если ругаем, обязательно надо в порошок стереть… Либо дьявол, либо ангел, а что посередине, то этого как бы не бывает, хотя в жизни, напротив, бывает, и очень часто.

Возьмите, например, Берию. Его преподносят как скопище всех мыслимых и немыслимых пороков. Да, пороки у него имелись, человек был непорядочный, нечистоплотный – как и другим наркомам, мне от него немало натерпеться пришлось. Но при всех своих бесспорных изъянах Берия обладал сильной волей, качествами организатора, умением быстро схватывать суть вопроса и быстро ориентироваться в сложной обстановке, определяя ее главные и второстепенные моменты.

Ведь это факт, что под руководством Берии было осуществлено, и в кратчайшие сроки, создание атомного оружия, а в годы войны с рекордной быстротой сооружались объекты оборонного значения.

Но Берия умел небольшой ошибке придать видимость сознательного умысла, даже „политических“ намерений. Думаю, Берию, как и Мехлиса, Сталин использовал как своего рода „дубинку страха“, с чьей помощью из руководителей всех рангов выбивалось разгильдяйство, ротозейство, беспечность и другие наши болячки, которые Ленин весьма точно окрестил „русской обломовщиной“. И, надо сказать, подобный, не очень привлекательный метод срабатывал эффективно»[1090]1090
  Бенедиктов И.А. О Сталине и Хрущеве. Полный текст беседы с Бенедиктовым опубликован в журнале «Молодая гвардия». 1989 г. № 4. С. 12 – 65.


[Закрыть].

Правда, и Бенедиктов не ограничился только дифирамбами в честь Сталина и вынужден был признать, что, к сожалению, необходимые строгость и последовательность проявлялись не всегда. В ряде случаев Сталин, может быть, из-за острой нехватки людей, может быть, по каким-то личным соображениям, допускал назначения, и на высокие посты, людей, склонных к угодливости, умеющих ловко пристраиваться к сложившейся конъюнктуре. Так было, на мой взгляд, с выдвижением А.Я. Вышинского, занимавшего некоторое время даже пост министра иностранных дел, – человека редкого ораторского дара, блестящей образованности и глубоких знаний, но приспособленца по своей сути. Обычно же, повторяю, предпочтение отдавалось принципиальным, самостоятельно мыслящим людям. И не случайно в годы Великой Отечественной войны Сталин открыто называл своим преемником Г.К. Жукова, а в первые послевоенные годы – Н.А. Вознесенского – людей железной воли, с твердым и прямым характером, чаще других возражавших ему при обсуждении военных и государственных вопросов[1091]1091
  См. там же.


[Закрыть].

В дальнейшем мы еще коснемся вопроса о преемниках Сталина, но здесь мне хочется сделать одно небольшое замечание: Сталин открыто нигде не высказывался о том, что пишет бывший министр. Мне думается, что все это следует отнести к разряду политических игр, которые так умело вел вождь, ставя в тупик порой даже тех, кто, казалось бы, должен был его хорошо знать. Здесь вождь не придумал ничего нового и особенного. Он просто последовательно руководствовался древним римским правилом – divide et impera – разделяй и властвуй!

Вождь не только блестяще усвоил суть этого девиза, но и довел его до совершенства, наполнив содержанием, соответствующим реалиям эпохи, получившей его имя. Собственно, весь путь к вершинам власти, а затем тяжелая и повседневная, не знающая никаких пауз борьба за сохранение своей власти, прошла у Сталина именно под знаком использования этого универсального девиза. А этот девиз прошел испытание на свою эффективность на протяжении не просто столетий, а даже тысячелетий. В данном случае вождь полностью полагался на исторический опыт – он-то уже не подведет!

Словом, основной метод держать своих соратников в полном подчинении, не допускать возможности того, чтобы они (упаси, Боже!) вдруг на почве страха перед Сталиным и неопределенности их собственной судьбы не организовали против него нечто вроде коллективного заговора с целью отстранения от власти, – основной метод был стар, как мир. И соратники это прекрасно понимали. Тем более, задним числом становится все более очевидным, что они вообще были неспособны к каким-либо радикальным действиям, направленным против вождя. Ведь Сталин обладал не только верховной властью, но и олицетворял собой незыблемость установившегося режима, и любое выступление против него ставило под серьезную угрозу вообще стабильность в стране. Однако это все – мои досужие рассуждения, поскольку, повторяю, ни о каком реальном заговоре с целью устранения Сталина с его постов не могло быть и речи, учитывая и положение самого вождя и личные качества его ближайших соратников.