Текст книги " Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3"

Автор книги: Николай Капченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 85 страниц)

5. Причины временных поражений нашей армии

Само начало войны сложилось для советских войск, можно сказать, более чем драматично. Мощный удар гитлеровской военной машины обрушился на них, когда армия в целом находилась на положении мирного времени. Наши войска не были приведены в боевую готовность и, не закончив стратегического развертывания, оказались рассредоточенными на фронте в 4,5 тысячи километров и в глубину более чем на 400 километров. На направлении своих главных ударов враг имел тройное и даже пятикратное превосходство в силах. Подразделения приграничных округов вступали в первые военные сражения разрозненно, без необходимого воздушного прикрытия и артиллерийской поддержки. Нельзя не отметить мужество и стойкость советских воинов, но несмотря на все это, попытки задержать противника на линии приграничных укрепленных районов большей частью не удавались. В целом можно констатировать, что советские войска не смогли создать сплошного фронта, заблаговременно занять выгодные рубежи, организовать устойчивую оборону.

Армады вермахта вначале обрушились на дивизии, расположенные вблизи границы, затем на вторые эшелоны армий прикрытия и, прорвавшись в глубину, – на резервы приграничных округов. Положение осложнялось тем, что гитлеровцам удалось вывести из строя много наших самолетов на земле и захватить господство в воздухе.

В первые же дни войны немецко-фашистские войска, широко используя диверсионные группы и парашютистов, проникли на ряде участков в глубь советской территории. Захватив стратегическую инициативу, враг всеми силами развивал наступление. К исходу 25 июня немецко-фашистские войска продвинулись на западе на 250 километров. К 10 июля гитлеровская армия находилась уже на северо-западном направлении на 500, западном – 600, юго-западном – на 350 километров от границы.

Обобщенная картина наших общих потерь за период с ее начала до середины июля 1941 года дается советскими военными историками. В целом этот период окончился поражением советских вооруженных сил. Об этом красноречиво говорят следующие факты. Гитлеровские войска продвинулись в глубь советской территории на 300 – 600 км. Под натиском врага Красная Армия вынуждена была почти повсеместно отступать. Латвия, Литва, почти вся Белоруссия, значительная часть Эстонии, Украины и Молдавии оказались под пятой фашистской армии. В оккупации оказалось и около 23 млн. советских людей. Страна лишилась многих промышленных предприятий и посевных площадей с созревающим урожаем. Создалась угроза Ленинграду, Смоленску, Киеву. Лишь в Заполярье, Карелии и Молдавии продвижение противника было незначительным.

За первые три недели войны из 170 советских дивизий, принявших на себя первый удар германской военной машины, 28 оказались полностью разгромлены, 70 – лишились более чем половины личного состава и военной техники. Только три фронта – Северо-Западный, Западный и Юго-Западный – безвозвратно потеряли около 600 тыс. человек, или почти треть своего численного состава. Наша армия лишилась около 4 тыс. боевых самолетов, свыше 11,7 тыс. танков, около 18,8 тыс. орудий и минометов. В целом к концу 1941 года картина наших потерь в вооружениях и военной технике была более чем удручающей. Если к 22 июня 1941 года у нас имелось 22,6 тыс. танков, то к концу года их осталось 2100, из 20 тыс. боевых самолетов – 2100, из 112,8 тыс. орудий – всего около 12,8 тыс., из 7,74 млн. винтовок и карабинов – 2,24 млн[376]376
  «Военно-исторический журнал». 1998 г. № 3. С. 4.


[Закрыть]. На оккупированной территории осталось более половины запасов приграничных военных округов. Понесенные потери тяжело отразились на боеспособности войск, остро нуждавшихся во всем: в боеприпасах, горючем, вооружении, транспорте. На их восполнение советской промышленности потребовалось более года[377]377
  См. Великая Отечественная война 1941 – 1945. Книга 1. Суровые испытания. С. 164.


[Закрыть]. Историк В. Анфилов утверждал, что «мы потеряли сразу же, до середины июля 1941-го, около миллиона солдат и офицеров, из них 724 тыс. были пленены. Противнику достались в качестве трофеев 6,5 тыс. танков (в основном старых), 7 тыс. орудий и минометов, огромные запасы горючего и боеприпасов (по данным противника)»[378]378
  «Литературная газета». 22 марта 1989 г.


[Закрыть].

Для германского командования, и для Гитлера в первую очередь, была характерна скоропалительная, а потому и ошибочная в корне оценка, когда на основе первых успехов они сделали окончательные фундаментальные выводы. В начале июля германский генеральный штаб пришел к заключению, что кампания в России уже выиграна, хотя еще и не завершена. Гитлеру казалось, что Красная Армия уже не в состоянии создать сплошного фронта обороны даже на важнейших направлениях. Несмотря на потери, войска Красной Армии, сражавшиеся от Баренцева моря до Черного, к середине июля располагали 212 дивизиями и 3 стрелковыми бригадами. И хотя полнокровными из них являлись лишь 90 соединений, а остальные имели всего половину, а то и менее штатного состава, считать Красную Армию разгромленной было явно преждевременно. Сохранили способность к сопротивлению Северный, Юго-Западный и Южный фронты, спешно восстанавливали боеспособность войска Западного и Северо-Западного фронтов.

В начальный период войны фашистские войска также понесли такие потери, которых они не знали за предыдущие годы второй мировой войны. По данным начальника Генерального штаба сухопутных войск Гальдера на 13 июля 1941 г., только в сухопутных войсках было убито, ранено и пропало без вести свыше 92 тыс. человек, а урон в танках составил в среднем 50 %. Примерно такие же данные приводят уже в послевоенных исследованиях западногерманские историки. Они считают, что с начала войны до 10 июля 1941 г. вермахт потерял на восточном фронте 77.313 человек. Люфтваффе лишилось 950 самолетов, на Балтийском море германский флот потерял четыре минных заградителя, два торпедных катера и один охотник. Однако потери личного состава не превышали численности имевшихся в каждой дивизии полевых запасных батальонов, за счет которых они и были восполнены, поэтому боеспособность соединений в основном сохранилась. К середине июля наступательные возможности агрессора оставались большими: 183 боеспособные дивизии и 21 бригада[379]379
  См. Великая Отечественная война 1941 – 1945. Книга 1. Суровые испытания. С. 165.


[Закрыть].

Словом, начало войны, хотя и было для Советской России трагическим, оно не стало и легкой прогулкой для гитлеровских войск, к чему они привыкли во время военных действий на Западе. И именно это было одним из важных уроков начавшейся войны. Героическая оборона Бреста, ряд других успешных оборонительных сражений к середине июля обнажили глубокие просчеты, легшие в основу планов молниеносной войны, на которую ориентировались Гитлер и германское верховное командование.

В работах наших и западных историков упор делался и делается на серьезнейшие поражения советских войск в первый месяц войны. Против этого спорить нельзя, поскольку все это подтверждается неопровержимыми фактами, хотя бы тем, что в гитлеровском плену оказались сотни тысяч советских солдат, в окружение попадали не только дивизии, но и целые армии. Без преувеличения можно сказать, что это была настоящая трагедия для Советской России и, конечно, для самого Сталина.

Однако делать акцент только на этом и не замечать другого – нараставшего сопротивления советских войск, того, что они постепенно выходили из состоянии шока и начинали вести военные действия более грамотно – игнорировать это обстоятельство ни в коем случае нельзя, ибо картина в таком случае предстает однобокой, не соответствовавшей реальностям тех дней.

В этом контексте уместно привести оценку итогов начального периода войны, данную маршалом Г.К. Жуковым спустя полтора десятилетия после Великой победы. Он, обобщая бесценный, хотя порой и противоречивый опыт ведения войны, писал: «События 1941 года в большинстве случаев характеризуются западными историками как триумфальное шествие гитлеровской армии; действие же советских войск изображается как сплошная цепь поражений… При этом оставляется без внимания, что в первые недели и месяцы войны Красная Армия не только терпела неудачи, но и закладывала фундамент будущей победы, что советские солдаты буквально с первых же часов войны оказали вермахту такое сопротивление, подобного которому он не встречал никогда прежде и которое позволило вскоре сорвать планы врага.

Для людей моего поколения, для истории нет необходимости приукрашивать или замалчивать трудности, выпавшие на долю нашего народа в 1941 – 1942 годах. Но удары, под которыми не устояло бы в те годы ни одно государство, были приняты на себя Красной Армией, а затем, когда наша страна мобилизовала свои материальные ресурсы и силы, враг стал нести поражение за поражением. Если были бы правдой те односторонние картины, которые с таким старанием малюют ныне наши идейные недруги, то позволительно спросить: почему начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер уже в первые недели войны вынужден был записывать в своем дневнике, что русские „сражаются до последнего человека“, „гибнут в дотах, но не сдаются“ и т.д.? Почему уже 20 июля Гальдер сетовал на переутомление немецких войск, „непрерывно ведущих кровопролитные бои“, на „упадок духа руководящих инстанций“; почему в конце июля он констатировал „критическое обострение обстановки на отдельных участках“? И почему уже в начале августа 1941 года командование сухопутными силами врага пришло к выводу о провале в целом исходного плана войны против СССР?

Истина в том, что советские воины, не щадя жизни, героически отстаивали каждую пядь родной земли. Как известно, гитлеровским полчищам уже в 1941 году было нанесено тяжелое поражение под Смоленском, на киевском направлении, а в декабре 1941 года враг был разгромлен под Москвой, следствием чего и явился срыв гитлеровского плана войны против СССР»[380]380
  «Коммунист». 1970 г. № 1. С. 83 – 84.


[Закрыть].

Историческую оценку первых самых тяжелых месяцев войны, данную Жуковым, можно иллюстрировать и признаниями самих немецких военачальников. Так, начальник штаба 4-й армии генерал Г. Блюментритт писал вскоре после окончания войны:

«Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Помогала им огромная территория страны с лесами и болотами. Немецких войск не хватало, чтобы повсюду создавать такое же плотное кольцо вокруг русских войск, как в районе Белостока – Слонима. Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Вот почему русские зачастую выходили из окружения. Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток, поэтому в восточную часть кольца окружения обычно высылались наиболее боеспособные войска, как правило, танковые. И все-таки наше окружение русских редко бывало успешным.

Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало»[381]381
  З. Вестфал, В. Крайпе, Г. Блюментритт, Ф. Байерлем, К. Цейтлер, Б. Циммерман, X. Мантейфель. Роковые решения. М. 1958. (Электронный вариант).


[Закрыть].

Словом, многочисленные факты убедительно свидетельствуют о том, что самый тяжелый первый период войны не стал для немецкой армии легкой военной прогулкой. Но невозможно отрицать и то, что советские войска терпели колоссальные потери и отступали, зачастую беспорядочно, в состоянии паники. У населения страны, да и в самой армии, не мог не возникать законный вопрос: в чем причина наших тяжелейших неудач и в чем кроются причины столь быстрых и крупных успехов гитлеровской военщины? Тем более, если принять во внимание широко распространенные в тот период в нашей стране настроения в отношении возможной войны. Они наиболее ярко выражались в словах популярной в ту пору песни, где были такие слова: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью могучим ударом!» Истины ради, следует указать на то, что сам Сталин не выступал в роли апологета и сторонника данной шапкозакидательской идеи. В дальнейшем я коснусь этой темы более подробно.

Реальность первого периода войны отнюдь не отвечала тому призыву, который еще до войны выдвигал Сталин. Да, видимо, и он сам не придавал серьезного значения овладению армией искусством отступления, все-таки доминантой была концепция войны, в которой отступлению отводилось второстепенное место. На практике это приводило к тому, что наша армия к началу войны, несмотря на тяжелые уроки «зимней войны», так и не оказалась всесторонне подготовленной. Вот почему те объяснения и ответы, которые дал Сталин в своей речи от 3 июля, вовсе не снимали возникающих снова и снова вопросов. Вероломство фашистских заправил, поправших пакт о ненападении, – все это было хорошо известно и до нападения на Советский Союз, поэтому Сталин должен был учитывать это обстоятельство, определяя направления своей международной и оборонной политики. Отдельно будет сказано и о факторе внезапности, сыгравшем свою роль в первый период войны, на чем акцент делал Сталин в своей речи.

Вопрос о причинах первоначальных поражений Советской России в войне имеет много различных аспектов, в том числе и непосредственно касающихся Сталина. Эти причины на протяжении уже многих десятилетий служат полем ожесточенных споров и непрекращающейся полемики. Полагаю, что в мои задачи не входит детальный анализ этих причин. Вместе с тем полностью обойти этот вопрос нельзя, поскольку в таком случае политическая биография Сталина выглядела бы не только не полной, но и в какой-то мере искаженной. Ведь ограничиться только тем, как Сталин объяснял причины временных неудач Красной Армии, значит сказать полуправду, скрыв ряд существенных недостатков общей подготовки страны к войне, за которые он как высший руководитель государства несет прямую ответственность. И конечная победа, разумеется, не освобождает его от ответственности за серьезные ошибки, а часто и провалы в ведении войны.

Вместе с тем, наряду с субъективными факторами, сыгравшими свою роль в неблагоприятном для Советской России развитии событий в войне, особенно в 1941 – 1942 годах, следует подчеркнуть и роль факторов объективного характера, которые не могли не сыграть и сыграли свою негативную роль. Причем, на мой взгляд, объективные факторы имели решающее значение. В суммарном виде эти факторы можно свести к следующим.

Перед нападением на Советский Союз Германия захватила почти всю Западную Европу с ее экономическими ресурсами. Помимо собственной военно-экономической мощи в руках Гитлера оказалась мощная военно-техническая и сырьевая база захваченных стран, что значительно увеличило общий военно-экономический потенциал нацистской Германии. Не надо быть специалистом в области экономики и военной промышленности, чтобы понять, что в результате всего этого военная промышленность Германии имела в начале войны более мощную материально-техническую базу, чем военная промышленность СССР. Так, например, годовое производство стали и чугуна, добыча каменного угля в Германии вместе со странами, которые оказались под ее пятой, в 1940 – 1941 годах были в два с лишним раза больше, чем в СССР. Нельзя не учитывать и того, что Германия перевела свою экономику на военный лад задолго до войны. Экономика же Советской России была подчинена преимущественно задачам мирного строительства. Конечно, это не значит, что Сталин упускал из виду задачи развития и расширения военной промышленности. Этим вопросам, как уже указывалось выше, он придавал первостепенное значение. Ахиллесова пята советской, достаточно мощной военной промышленности заключалась в том, что отвечавшего насущным потребностям массового производства вооружения не было. В совокупности все это, особенно на первых порах, обеспечивало Германии количественный, а по некоторым видам вооружения и качественный перевес в боевой технике.

Сталин был серьезно обеспокоен этим. В частности, его тревожило положение дел в авиационной промышленности, которой он лично уделял особо пристальное внимание. Причем в этой, как, разумеется, и в других сферах, ему приходилось порой сталкиваться с элементами халатности и безответственности – а этого он не терпел органически. Он даже однажды незадолго до войны (ноябрь 1940 года) жаловался Г. Димитрову:

«Если наши воздушные силы, транспорт и т.д. не будут на равной высоте наших врагов (а такие у нас все капиталистические государства и те, которые прикрашиваются под наших друзей!), они нас съедят.

Только при равных материальных силах мы можем победить, потому что опираемся на народ, народ с нами. Но для этого надо учиться, надо знать, надо уметь. Между тем никто из военного ведомства не сигнализировал насчет самолетов. Никто из вас не думал об этом.

Я вызывал наших конструкторов и спрашивал их: можно ли сделать так, чтобы и наши самолеты задерживались в воздухе дольше? Ответили: можно, но никто нам такого задания не давал! И теперь этот недостаток исправляется.

У нас теперь пехота перестраивается, кавалерия была всегда хорошая, надо заняться серьезно авиацией и противовоздушной обороной.

С этим я сейчас каждый день занимаюсь, принимаю конструкторов и других специалистов. Но я один занимаюсь со всеми этими вопросами. Никто из вас об этом и не думает. Я стою один. Ведь я могу учиться, читать, следить каждый день; почему вы это не можете делать? Не любите учиться, самодовольно живете себе. Растрачиваете наследство Ленина.

(Калинин: Нужно подумать насчет распределения времени, как-то времени не хватает!)

Нет, не в этом дело! Люди беспечные, не хотят учиться и переучиваться. Выслушают меня и все оставят по-старому. Но я вам покажу, если выйду из терпения. (Вы знаете, как я это могу). Так ударю по толстякам, что все затрещит»[382]382
  И. Сталин. Соч. Т. 18. С. 208.


[Закрыть].

К слову сказать, некоторые отрасли промышленности (например, танковая, авиационная) только еще осваивали производство новых образцов боевой техники. В нашей стране производились танки Т-34, показавшие себя с самой лучшей стороны. Таких танков у немцев не было. Вот что об этом писал в своих воспоминаниях прославленный немецкий генерал-танкист Г. Гудериан: «Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. В ноябре 1941 года видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить, исходя из полученного опыта ведения боевых действий, меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора»[383]383
  Гейнц Гудериан. Воспоминания солдата. Смоленск. 1999 (электронная версия).


[Закрыть].

Большое преимущество Германии состояло в том, что она начала агрессию против Советской России в благоприятных международных условиях: боевые действия ее сухопутных войск в Европе были уже завершены и лишь на море и в воздухе продолжались сражения против Англии. Однако для ведения кампании против Великобритании отвлекались довольно скромные силы, учитывая численность и состав вооруженных сил, использованных для нападения на СССР. Это давало Гитлеру уникальную возможность бросить подавляющую часть своих сухопутных войск и военно-воздушных сил против СССР. Особо надо подчеркнуть, что на стороне Германии выступили Италия, Финляндия, Румыния и Венгрия, военный потенциал которых не являлся отнюдь незначительным и который был поставлен в значительной мере (исключая Италию) на службу германской армии. Наша страна фактически вела войну в одиночку, опираясь на свои собственные силы. И это продолжалось довольно длительный период. Нельзя также сбрасывать со счета и потенциальную опасность со стороны Японии, которая, несмотря на заключенный в апреле 1941 года советско-японский договор о нейтралитете, сосредоточила в Маньчжурии и Корее многочисленную армию. Поэтому значительная часть советских войск, которые так нужны были на фронте борьбы против Германии, была отвлечена на обеспечение безопасности наших границ на Дальнем Востоке.

Фашистская Германия заблаговременно готовилась к нападению на нашу страну. Она сосредоточила и развернула вдоль западных границ Советского Союза огромную армию общей численностью в 190 дивизий, в том числе 153 немецкие, обладавшие почти двухлетним опытом ведения современной войны с применением больших масс танков, самолетов и другой боевой техники. Приобретенный германской армией большой опыт проведения широких и крупномасштабных стратегических и тактических операций значительно усилил возможности ее вооруженных сил, придал ей уверенность, подготовил значительные кадры – от высших звеньев военного руководства до рядового состава – к ведению самой современной войны с применением новейших видов оружия. Что касается Красной Армии, то она не была развернута и сосредоточена там, где ожидалось вторжение. Наша армия не обладала достаточным опытом ведения современной войны. Халхингольский опыт и суровые уроки «зимней войны» с Финляндией, конечно (помимо позорных неудач и поражений) дали свои положительные результаты и способствовали совершенствованию военной подготовки частей и соединений. Однако говорить о том, что этот опыт был полностью обобщен, а главное – внедрен во все звенья военной системы, было бы громадным преувеличением.

Одним из самых существенных минусов являлось то, что ко времени начала войны не было завершено и ее техническое перевооружение. Существенной слабостью Красной Армии была и нехватка опытных, хорошо подготовленных и обученных командных кадров. Зачастую крупные командные посты, вплоть до командиров полков и даже дивизий, занимали не соответствовавшие необходимым требованиям люди. Здесь сказались широкомасштабные репрессии против военных, проведенные Сталиным в 1937 – 1938 годах. Известно, что это подорвало не только моральный дух Красной Армии, но и создало массу трудноразрешимых проблем с кадрами. За все это, разумеется, главную ответственность несет Сталин. Как отмечалось во втором томе, он, очевидно, трезво оценив все угрожающие последствия, решил положить конец широкомасштабным репрессиям в армии. Характерно, что ряд видных военных полководцев Великой Отечественной войны был освобожден из лагерей и впоследствии сыграл выдающуюся роль в войне (например, маршал К.К. Рокоссовский и др.).

В данном контексте бесспорный интерес представляет оценка советского военного корпуса Геббельсом. Она дает возможность под несколько иным измерением, чем мы привыкли смотреть, оценить достоинства и качества советского военного корпуса (несмотря на репрессии). Характерна запись в дневнике Геббельса, сделанная им, когда советские войска уже подходили к Берлину: «Генеральный штаб прислал мне книгу с биографиями и фотографиями советских генералов и маршалов. Из этой книги можно вычитать много такого, что мы упустили сделать в предшествующие годы. Маршалы и генералы в среднем чрезвычайно молоды, почти ни одного старше 50 лет. За плечами у них богатая политико-революционная деятельность, все они убежденные коммунисты, весьма энергичные люди и по лицам их видно, что вырезаны они из хорошего народного дерева. В большинстве случаев речь идет о сыновьях рабочих, сапожников, мелких крестьян и т.п. Короче говоря, приходишь к досадному убеждению, что командная верхушка Советского Союза сформирована из класса получше, чем наша собственная… Я рассказал фюреру о просмотренной мной книге генерального штаба о советских маршалах и генералах и добавил: у меня такое впечатление, что с таким подбором кадров мы конкурировать не можем. Фюрер полностью со мной согласился»[384]384
  См.: «Новая и новейшая история». 1992 г. № 5. С. 213.


[Закрыть]. Думаю, что в комментариях приведенное высказывание не нуждается – оно говорит само за себя. По крайней мере, критики Сталина должны не сбрасывать со счета или игнорировать это замечание, когда они делают уничижительные выводы о Сталине и его роли в войне, о его отношении к выращиванию молодых и способных военачальников.

Но оставим эту тему и возвратимся к главной нити нашего изложения.

Необходимо хотя бы в самом общем виде остановиться и на таком факторе, как внезапность нападения. Отрицать этот фактор нельзя, поскольку нападающая внезапно сторона, безусловно, сразу же приобретает серьезные преимущества. Было бы наивным полагать, что нападение фашистской Германии было совершенно неожиданным для СССР. Сталин прекрасно понимал, что рано или поздно Гитлер направит острие своей агрессии против нашей страны, реализуя свои бредовые планы установления мирового господства и фактического уничтожения русского народа. Сталин из всего предшествовавшего опыта знал, что германского фюрера не остановят никакие нормы международного права, а тем более договор о ненападении. Вообще фюрер рассматривал нормы международного права как пустую формальность, полагая, что только сила правит миром и устанавливает в нем свои законы.

Что касается Сталина, то он также не испытывал особого пиетета перед международным правом, но прекрасно отдавал себе отчет в том, какие негативные последствия влечет пренебрежение к этим нормам. Поэтому, заботясь о международном престиже Советской России, он достаточно лояльно выполнял требования права, если его нормы непосредственно не нарушали коренные интересы нашей страны. Частично этим объяснялось и его стремление не дать повода Гитлеру для развязывания агрессии против нашей страны. К сожалению, это стремление перешло все разумные границы и явилось одной из причин недостаточной готовности страны к отражению агрессии. Сталин, видимо, в глубине души считал, что Гитлер пытается шантажировать Советский Союз, добиваясь от него необходимых Германии уступок. И лидер СССР готов был к дальнейшим переговорам, чтобы таким путем выиграть время и прозондировать планы Германии. Но вся беда состояла в том, что в Берлине все уже было решено и никакие уступки уже не могли отвратить вторжение германских полчищ.

Нисколько не умаляя вину Сталина в этом стратегическом просчете, следует заметить, что он вполне логично, в полном соответствии со здравым смыслом и реальными соображениями, считал, что германский фюрер не пойдет на такую авантюру, как война на два фронта, ибо против этого восставали как предшествовавшая история, так и заповеди ведущих германских политиков и стратегов – от Бисмарка до многих авторитетных германских военных теоретиков. Однако Сталин и здесь допустил еще одну ошибку: он переоценил способность Гитлера реально оценивать уроки истории и делать из этого соответствующие выводы. Историей доказано, что труднее всего в политике иметь дело с авантюристами. А таким авантюристом, причем солидного масштаба, как раз и был нацистский фюрер. Но именно этому авантюристу германский народ на какое-то время и вручил свою судьбу, за что ему пришлось жестоко расплачиваться.

Сталин допускал явные просчеты в оценках долговременных стратегических планов Гитлера. Это прямо явствует из его еще довоенной (июль 1940 года) беседы с английским послом Криппсом. Приведу пассаж из этой беседы:

«Что же касается субъективных данных о пожеланиях господства в Европе, то тов. Сталин считает долгом заявить, что при всех встречах, которые он имел с германскими представителями, он такого желания со стороны Германии – господствовать во всем мире – не замечал. (Здесь вождь явно кривил душой, очевидно, полагая, что не следует заглатывать английскую приманку и не идти на обострение отношений с Германией – Н.К.)

Криппс говорит, что агрессивные высказывания постоянно повторяются в Берлине и т.д.

Тов. Сталин отвечает, что он не всегда верит тому, о чем так много кричат, т.к. по опыту он знает, что если они кричат, то это лишь военная хитрость. Тов. Сталин говорит, что он не исключает, что среди национал-социалистов есть люди, которые говорят о господстве Германии во всем мире. Но, говорит тов. Сталин, я знаю, что есть в Германии неглупые люди, которые понимают, что нет у Германии сил для господства во всем мире.

Тов. Сталин говорит, что он не столь наивен, чтобы верить отдельным устным заявлениям отдельных руководителей относительно их нежелания господствовать в Европе и во всем мире»[385]385
  И. Сталин. Соч. Т. 18. С. 191 – 193.


[Закрыть].

Здесь Сталин, как представляется, явно недооценил авантюризм Гитлера и стал невольной жертвой своего собственного так называемого объективного подхода. Хотя к тому времени он, видимо, должен был убедиться в том, что логика у Гитлера была совершенно иная, и игнорировать данное обстоятельство значило бы допускать серьезный политический и военно-стратегический просчет. Но главное – он считал, что Англия стремится столкнуть СССР с Германией, чтобы облегчить свое положение. Позднее английский посол сам признал, что подоплекой привезенных им в Москву предложений было «стремление заставить их [СССР] помочь нам выбраться из затруднительного положения, после чего мы могли бы бросить их и даже присоединиться к врагам, которые теперь их окружают». Оценка этих предложений британским Генеральным штабом была еще категоричнее: как способ «столкнуть Россию с Германией»[386]386
  См.: Городецкий Г. Роковой самообман. Сталин и нападение Германии на Советский Союз. С.33 – 34,49 – 50.


[Закрыть].

По мере того, как становились все более явными агрессивные устремления Гитлера в отношении Советской России, что выразилось прежде всего в сосредоточении крупных сил немецко-фашистских войск у западных границ СССР, советский руководитель принял ряд предупредительных мер на случай отпора возможному вторжению врага. Заключение договора с Японией о нейтралитете в апреле 1941 года предоставило Советской России возможность начать переброску некоторых воинских частей из внутренних районов страны для усиления обороны западных границ СССР. В то же время по указанию Сталина был разработан и принят мобилизационный план, рассчитанный на перестройку промышленности на военный лад в течение второй половины 1941 года и в 1942 году.

Однако предпринятые меры и шаги оказались запоздалыми и недостаточными для отражения натиска гитлеровской Германии. И, как уже не раз отмечалось, одной из причин (она и субъективна, и объективна одновременно) того, что страна не оказалась в должной мере готовой к отражению агрессии, был просчет И.В. Сталина в оценке военно-стратегической обстановки, сложившейся непосредственно к началу войны. Другой, также весьма существенной причиной явилось неправильное определение Сталиным и Главным командованием Красной Армии направления главного стратегического удара гитлеровского вермахта. В предшествующих главах уже рассматривался вопрос о том, какую роль сыграло недоверие Сталина к донесениям разведки. Одновременно отмечалась и противоречивость и недостаточная достоверность многих разведывательных донесений, что также порождало у Сталина законное недоверие к определенной информации. Словом, вина здесь лежит не на одном Сталине: разведка также не смогла своевременно раскрыть реальные гитлеровские планы нападения. Хотя относительно сроков такого нападения информация была более или менее правильной, тем более, что об этом чуть не во всеуслышание говорили не только в кулуарах политические деятели, но и писала печать. Сам Сталин стоял между трудным выбором. И в конечном счете, он все же до конца не верил в реальность нападения Гитлера в июне 1941 года. Сталин считал, что фюрер пропустил удобный срок и отложит вторжение до будущего года. А за год многое может измениться: прежде всего возрастет мощь Советской России и вооруженных сил.