Текст книги "Илоты безумия"

Автор книги: Николай Чергинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

Глава 37

Полещук первым увидел Геллана и Глорию, а Мельников – Миреха, следившего за ними.

– Куда это американец леди повел? – негромко спросил Полещук и сам же ответил: – Что это я! Известно куда: «и в темный лес ягненка поволок», – продекламировал он строки из знакомого стихотворения.

– Хочешь посмотреть, чем они заниматься будут? – поддел друга Мельников.

– Хватит им одного зрителя. Мирех слюной изойдет, наблюдая картинку.

– Погоди, Володя! Глянь!

Мельников пальцем указал чуть левее тропы, по которой поднимались Геллан и Глория и крался Мирех, – параллельно им, прячась за выступы камней, чуть-чуть поотстав, двигался Бугчин.

– Вот это да! Удовольствие будут получать двое, а двое – созерцать. Конечно, кино наверняка будет интересным.

– Нет, браток, – задумчиво произнес Мельников, – кажись, здесь дело не только в кино. Мирех, сучка, следит за ними – это точно. А вот цель, которую преследует Бугчин, неясна. Не будет же Керим поручать ему устраивать слежку за своим человеком, которому он верит больше, чем нашему уголовнику.

– У меня идея! – негромко воскликнул Полещук. – Давай и мы проследим за ними!

– Черт его знает. А может, ты и прав. То, что вся эта хреновина угрожает Эвансу, – вопроса нет. Давай подождем, пока отойдут немного, и двинемся следом.

– Хорошо, но только нельзя их упускать из вида, а то, когда укроются, можем напороться, как на засаду.

– Что, забыл, как в разведку ходил?

– Нет, капитан, навыки все остались.

– Хорошо. Ты иди за ними, а я, перепроверяясь, не увяжется ли кто следом, двину за тобой.

Соблюдая дистанцию, Полещук осторожно следовал за Бугчиным. Не упускал он из вида и Миреха, и Эванса с Глорией.

Но вот Эванс и Глория скрылись среди каменных нагромождений небольшого плато. Полещук хорошо видел, как заметался от камня к камню Мирех, и подал сигнал Мельникову остановиться. Капитан сразу же затаился за одним из больших скальных осколков. Залег и Полещук. Бугчин, забирая левее, поднимался вверх. Он явно искал точку, откуда будут видны и Эванс с девушкой, и Мирех. Полещук, понимая, что Бугчин может засечь и его, начал осторожно отползать к скале, под которой его невозможно будет увидеть.

Прошло не менее десяти минут, как вдруг и Полещук, и Мельников, и наверняка Бугчин увидели, как около Миреха появился Эванс.

Американец был в одних плавках. Он подкрался к Миреху сзади, сделал захват шеи, поднял сразу обмякшее тело и… швырнул Миреха в пропасть.

– Ух ты! Ни хрена себе! – тихо воскликнул Полещук и подумал: «Нет, этот американец не бросает слов на ветер. Молоток!!»

Эванс, уже не прячась, направился к девушке. Полещук посмотрел в сторону Бугчина. Тот торопливо начал спускаться вниз. Владимир, понимая, что Бугчин не видит его, поспешил к Мельникову:

– Капитан, надо спрятаться. Бугчин спускается и сейчас пройдет мимо нас!

Только они успели укрыться чуть в сторонке среди нагромождений больших камней, как мимо них прошли Эванс и незнакомка. Мельников толкнул локтем Полещука:

– Смотри, а вот и он!

– Ага, даже штаны от усердия порвал, алкаш несчастный!

– Володя, что делать?! Этот гад сразу же побежит к Кериму или Анохину, и Эвансу конец!

– А что тут делать? Чтобы спасти американца, надо этого ублюдка убрать!

Полещук видел, что Мельников колеблется, и поспешно произнес:

– Решай, командир, еще полминуты – и он пройдет мимо нас!

– Берем, как языка, а там посмотрим!

С этой секунды они не могли произнести что-нибудь даже шепотом, пошевелить ногой или рукой. Бугчин был почти рядом. Он передвигался, низко нагнувшись, порой касаясь руками земли, был готов в любое мгновение упасть и затаиться. Все его внимание было приковано к парочке, и, конечно, это облегчило задачу парням.

Первым метнулся к Бугчину Полещук. Он, почти не касаясь земли, пролетел небольшое расстояние и сбил Бугчина с ног. Тут же Мельников помог другу, он сел на грудь опешившего Бугчина и закрыл ему рот рукой:

– Молчи, гад! Пикнешь, и тебе – конец! Понял?

Ошарашенный Бугчин расширенными от страха и неожиданности глазами дико смотрел на парней. Наконец, его взгляд стал более или менее осмысленным, и он промычал:

– Угу.

– Что «угу»? Ты понял: пикнешь – полетишь вслед за Мирехом!

Мельников чуть отнял руку ото рта Бугчина и тот ответил:

– Мужики, падлой мне быть, если хоть слово! Б… буду – никому не пикну, могила!

Мельников вытащил из брюк Бугчина ремень, перевернул Бугчина вниз лицом и крепко связал руки. Поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на Полещука:

– Ну что, Володя?

Полещук тоже был в растерянности: одно дело – убить противника в бою, где всегда перед солдатом стоит дилемма: если ты не убьешь противника, то это обязательно сделает он. Но когда перед тобой совершенно беззащитный, со связанными руками человек…

А Бугчин, очевидно, поняв, в какую ситуацию попал, неустанно лепетал:

– Мужики… ребята, ну что вы! Я же свой. Хотите, я вам докажу, что мне можно верить.

– Каким образом?

– У меня за пазухой лежат фотографии, карты, документы, которые я перефотографировал у Анохина для одного американца.

– Какого американца? Не того ли, за которым ты только что следил?

– Нет, не для Эванса, для другого. Я с ним познакомился в Надоре на базаре. Мужик он – что надо. Долларов – полные карманы. Я с ним уже несколько раз встречался. Он мне дал фотоаппарат, которым я фотографирую все документы, попадающие в руки Анохину.

– И что это дает тебе? – спросил Мельников.

– Доллары и большую перспективу попасть с его помощью в Америку. Хотите, будем действовать вместе? Я скажу американцу, он поверит мне.

– А зачем ты следил за Эвансом?

– Это получилось случайно. Эванс и его пилка шли мимо. Я увидел, что Мирех следит за ними, и ради любопытства двинулся следом.

– А кто эта женщина?

– Египтянка. Эванс в Каире клюнул на нее, совершенно не зная, что Мирех использовал ее как наживку. Эванс спал с ней и решил, что она готова на все. Я не знал, что и здесь Эванс встречается с ней. Не пойму, кто им разрешил. Здесь же не бардак.

– Да, да, безобразие! У тебя не спросили разрешения, – иронически улыбнулся Мельников, рассматривая фотографии и Документы, которые Полещук достал из-за пазухи Бугчина. – Смотри-ка, карты Боливии, Парагвая, Мексики, Бразилии… А что это за знаки на них?

– Это места, где находятся подчиненные Кериму отряды и склады.

– Ты сам-то веришь в это?

– Конечно, все эти карты, только больших размеров, разные схемы я видел на стенах в потайной комнате у Керима. Там у него что-то вроде штаба. Туда почти никого не пускают.

– А ты? Что, шишка большая? – спросил Полещук. – Может, у тебя ключ от этого штаба имеется? Сам Керим вручил?

– Нет. Ничего мне Керим не давал. Просто я помогал Анохину занести туда какие-то свертки и макет…

– А что за макет?

– Не знаю. По-моему, какой-то электростанции.

– А вот и карта США, – вполголоса произнес Мельников. – На берегу океана тоже, наверное, база какая-то.

– Я тоже так подумал. Посмотри фотографии. На них подводные лодки. А на обороте фотографии такой же знак, как и на карте.

– Хорошо, потом разберемся, – и Мельников деловито начал засовывать все, что изъяли у Бугчина, себе за пазуху.

– Ребята, мужики! Неужели вы меня пришить хотите?! Клянусь честью, я никому не скажу!

– Послушай, Семен, неужели ты и вправду считаешь, что у тебя есть честь? – перебил его Полещук.

– По-моему, после того как ты родился, твой отец несколько дней за аистом гонялся и забрасывал бедную птицу камнями, – поддержал Полещука Мельников, но глаза его не улыбались.

Бугчин завыл, заливаясь слезами:

– Так что же это делается! Одинокого человека убить в далекой стране! Кто же тогда мои косточки в землю закопает, хоть одним добрым словом вспомнит!..

Вдруг он затих и с надеждой предложил:

– А хотите, я Анохина кокну? Или самого Керима попытаюсь? А?

Мельников и Полещук переглянулись: предложение им явно понравилось. А Бугчин, уловив их колебания, добавил:

– Я вам еще вот что скажу: у Анохина я видел список наших пленных солдат. Там написано, что Мельников должен руководить группой по захвату какой-то базы в Америке, а ты, Полещук, определен в группу, которая должна захватить во Франции атомную электростанцию.

– И где этот список? – спросил Мельников.

– Он его где-то спрятал. Но я найду. Как только он отлучится из своей берлоги хоть на час, я такой шмон устрою, что все, что он заныкал, найду.

– А что, он все время в квартире сидит?

– Дело в другом. Иди знай, как скоро он вернется. Если бы мне кто-нибудь помог, постоял на шухере, то я бы уже давно все облазил.

– А если Анохина сейчас нет дома, ты можешь отыскать списки? – спросил Полещук. – А мы понаблюдаем за подходами, в случае чего предупредим. Ну, что молчишь? Трусишь?

– Я?! Я готов, пошли!

Полещук вопросительно посмотрел на Мельникова. Капитан явно находился в затруднении. Он понимал, что если Бугчин врет, то стоит его отпустить, тогда им и американцу – конец.

Мельников кивнул головой Полещуку:

– Отойдем в сторону.

Бугчин, не двигаясь, испуганно следил за ними.

– Володя, ты побудь с ним, а я сбегаю к Эвансу.

– Давай жми! Он – опытный мужик, верный совет даст.

Мельников быстро начал спускаться. Поминутно оглядываясь, он приблизился к зданию, где жил американец, и постучал в дверь. Тишина. Мельников постучал еще раз, уже более настойчиво. Наконец, дверь открылась, и перед ним предстал Эванс. Он был бледен и явно расстроен.

– Извините, мистер Эванс, но у нас появилось срочное дело. Вы один? Можно войти?

– Лучше подождите на улице, я сейчас приду.

Мельников вышел во двор. Он не видел, как Эванс метался по своему жилищу: он искал… самого себя. Только что они сидели друг напротив друга и разговаривали. Эдвард живой и Эдвард мертвый! Причем Эдвард мертвый знал о живом Эдварде все, а тот о мертвеце – ничего.

Эдварда мучил остеохондроз, и его двойник подошел к нему и коснулся верхних шейных позвонков. Рука его была теплой. Эдвард ощутил даже шероховатость кожи его пальцев. Болезненные ощущения почти сразу же исчезли.

– Ты снял мне боль, – произнес Эдвард и тут же услышал свой собственный голос, узнал даже малейшие обыденные интонации:

– Я же знаю, что у меня болит.

Эдвард вспомнил о фотоаппарате, который несколько дней назад передал ему Мельников, и спросил:

– Ты не хочешь со мной сфотографироваться? По-моему, интересный кадр получился бы, не правда ли?

– Этого делать нельзя, иначе я больше не приду.

В этот момент в дверь постучали, и разговор прервался.

Поэтому Эванс не сразу вышел к Мельникову. Увы, двойник больше не появлялся, и Эдвард, чертыхаясь в душе, вышел на улицу. Мельников нервно поглядывал по сторонам.

Они уже научились изъясняться между собой на странной смеси двух языков – русского и английского.

– Что случилось, Виктор?

– У нас с вами проблема, – и Мельников коротко рассказал о ситуации.

– Черт возьми! – ругнулся Геллан. – В этих краях невозможно уединиться даже с женщиной.

Мельников протянул американцу фотографии и документы, которые были у Бугчина:

– Лично мое мнение – убрать этого подонка. Верить ему весьма опасно.

Геллан был старше Мельникова. Опыт разведчика подсказывал ему иной ход. Подробно расспросив капитана о поведении Бугчина, его словах, Эдвард, наконец, принял решение.

– Слов нет, риск очень большой, но мы должны пойти на него. Анохина сейчас наверняка еще нет дома. Строго предупредите Бугчина и отпустите. Сами же проследите за ним. На всякий случай договоримся, что и вы, и я, и моя спутница случайно оказались там, естественно, каждый из нас по своим делам: вы прогуливались, я – занимался любовью. Но так получилось, что и вы со своей стороны, и я, и моя дама – со своей, видели, как Бугчин напал на Миреха, что-то у него отобрал, а затем сбросил его в пропасть. После этого мы схватили Бугчина, отобрали у него эти фотографии и документы, а он, когда мы рассматривали их, сбежал.

– А как же женщина?

– Не волнуйся, Виктор, я сейчас с ней поговорю. Она сделает все, как я скажу.

– А зачем нам женщину впутывать? Скажем, что видели все это только я и Владимир, и делу конец.

– Нет, друг, так нельзя. Только вам двоим могут не поверить. Мои показания существенно меняют дело. Но твоя мысль не впутывать даму мне нравится. Сделаем так: скажем, что видели драку вы и я.

– Хорошо, Эдвард. Я могу идти?

– Действуйте, друзья!

Глава 38

Керим явно торопился. Он не скрывал от Стрельцова и Левина своей заинтересованности в достижении положительных результатов в их экспериментах. К услугам ученых было предоставлено внутреннее телевидение. Регулярно, два раза в неделю – во вторник и четверг, – Левин проводил психотелесеансы. Им выделили еще четверых ученых – двух французов, немца и молодого ученого из Белоруссии Эдуарда Панкевича.

Стрельцов и Левин сразу же потянулись к Панкевичу. Лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, светловолосый, с небольшой русой бородкой и пышными усами, он смотрел на собеседника спокойными голубыми глазами. Уже после второй короткой встречи с Панкевичем Стрельцов не выдержал:

– Эдуард Францевич, мы сгораем от любопытства. Вы только что из Союза, а мы здесь торчим уже черт знает сколько. Хотелось бы с вами побеседовать, услышать новости. Не согласитесь ли вы провести с нами вечер?

– А почему бы и нет, с удовольствием. Мне тоже интересно узнать, где я оказался и для чего. Только кто мне разрешит вечером отлучиться из своего модуля? Режим здесь сами знаете какой.

– Не беспокойтесь. Нам, мне и Левину, разрешено свободно перемещаться по Центру, причем в любое время суток, и встречаться с любым человеком, естественно, если этого он сам пожелает. Поэтому, если не возражаете, мы будем дожидаться вас у модуля, в котором ваша комната, ровно в восемь вечера.

– Хорошо, до встречи!

Стрельцов, удовлетворенно мурлыча легкий мотивчик, двинулся ко входу в тоннель, где размещалась их лаборатория. В этот момент он увидел Левина, который чуть ли не бегом направлялся к нему.

Приблизившись, Абрам взволнованно выдохнул:

– Андрей! Ко мне только что приходил Гревилл Хинт. Оказывается, он меня видел.

– Где? Когда?

– В его лаборатории, когда я украл его прибор.

– Как видел?! – Стрельцов почувствовал, как к сердцу начал подкрадываться неприятный холодок. – Как же это ты, Абрам? Неужели ты не понял тогда, что он видит тебя?

– Поверь, даже не подумал… Мне казалось, что я вовремя и удачно спрятался.

– Значит, видел… – озабоченно произнес Стрельцов. – Наверняка стукнул. Как считаешь?

– Ты знаешь, Андрей, не думаю. Он подошел ко мне и сказал: «Я понял, кто вы. Вижу, вам не по пути с этим безумцем. А мне стыдно, что я продал душу дьяволу. Сейчас переживаю и молю Господа Бога простить меня. Я хочу быть с вами».

– Ну а ты… что ответил?

– Сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.

– А он?

– Отнесся с пониманием. Пожал мне руку и сказал, что он с нами и готов отдать нам все свои приборы.

– Что будем делать, Абрам?

– Хрен его знает. Пока ничего путного не приходит в котелок.

– Когда у тебя встреча с Исааком?

– Завтра.

– Как думаешь, протянем?

– Если он стукнул, то и на встречу идти мы не имеем права. Наверняка на хвост нам сядут.

– Где он сейчас?

– По-моему, к себе в лабораторию направился.

– Да… ситуация… Хуже не придумаешь.

– Надо что-то предпринять.

– Давай прогуляемся, подумаем, заодно постараемся проверить, не следят ли за нами.

– Пошли, но не забывай: в вопросах слежки – они мастера.

Не менее часа ученые, прохаживаясь, ломали голову, но ни к чему путному прийти не смогли. В конце концов, решили готовиться к худшему, при первой же возможности положить в тайник записку Исааку и предупредить его.

– Постой, а как же поступим с Панкевичем? – вспомнил о договоренности с белорусом Стрельцов. – Он мне нравится, попал сюда, так же как и мы, не по своей воле.

– Мне он тоже симпатичен, но не слишком мы рискуем?

– В данном случае не думаю, что риск велик. В конце концов, мы встретили здесь соотечественника, и наш интерес к нему выглядит даже со стороны наших противников логичным.

– Ну что ж, тогда идем, – согласился Левин. И предложил: – Ты не хочешь побеседовать с Хинтом?

– Давай подождем, посмотрим, как будут развиваться события.

– Кстати, мы не договорились о нашей, линии поведения…

– А что тут договариваться. Ничего не видели, не знаем и о хищении прибора впервые слышим.

– Правильно. Если устроят очную ставку с Хинтом, сделаю наглую рожу и буду отпираться.

– Слушай, Абраша, но ты же экстрасенс. Если представится возможность, то попытайся выяснить, как он реагирует на твое воздействие.

– Попробую. Ну что, пошли на работу? – и они направились к тоннелю.

Время в томительном ожидании тянулось долго, и Стрельцов и Левин были неразговорчивы, напряжены, часто подозрительно посматривали на коллег. Но все шло как обычно. Каждый был занят своим делом.

В конце рабочего дня, когда они выходили из штольни, их догнал Хинт. Поздоровался со Стрельцовым и спросил у Левина:

– Вы не обсуждали со своим другом мое предложение?

Левин неопределенно пожал плечами, а Хинт продолжал:

– Господа, прошу мне верить. Я нуждаюсь в вашей поддержке и доверии и готов действовать. Кстати, мне удалось усовершенствовать прибор, и теперь он действительно представляет большую опасность для того, против кого будет применен.

– Значит, если вы пожелаете, то можете обезвредить охрану Центра и спокойно уйти? – улыбаясь, спросил Стрельцов.

– В принципе, да, но согласитесь, но одному это сделать трудно.

– Но у вас же в подчинении солидная группа… – заметил Левин, радуясь, что Стрельцов нашел удачный ход, позволяющий уклониться от ответов на вопросы Хинта.

– Я никому из них не верю… Я их никого почти не знаю.

– А нас вы что, уже изучили? Знаете? – перестал улыбаться Стрельцов.

– Не считайте меня ребенком, господин Стрельцов, я же понимаю, что пойти на такой дерзкий шаг взрослые люди могут только при наличии у них реального плана. Я понимаю, что вам трудно поверить мне, но мы с вами находимся в такой критической ситуации, что медлить не имеем права.

– Почему вы так считаете? – спросил Левин.

– А потому, что и вы, господа, и я вскоре станем соучастниками страшного преступления против человечества. Вы хотя бы знаете, что Керим в самое ближайшее время намерен взорвать тоннель под Ла-Маншем?

– Я слышал, что тоннель уже функционирует, – заметил Стрельцов.

– Да, вы правы. Уже пошли первые пробные поезда. Это обстоятельство, как мне представляется, еще больше облегчает задачу Керима. Он уже обучает своих боевиков применять мое изобретение.

– Для чего ему это надо?

– Это прекрасное беззвучное оружие, которое может обезвредить охрану ядерной базы, атомной станции или экипаж подводного ракетоносца.

– Скажите, господин Хинт, – Левин неожиданно остановился и смотрел в глаза англичанину, – а вы не могли бы подарить нам по одному экземпляру ваших последних приборов?

– Вы меня проверяете? Хорошо, я согласен! Когда вы хотите получить их?

– Ну, скажем, сейчас.

– Я готов, но нельзя забывать, что охрана может нас не пустить в тоннель, рабочий день уже окончен. Но если вы настаиваете, то я готов попытаться.

– Не будем рисковать, – согласился Стрельцов. – Сделаем это завтра. Заодно и проведем их испытание.

– О’кей! – Хинт по очереди протянул ученым руку. – Благодарю вас, господа. До завтра!

И он зашагал в сторону жилой зоны.

Стрельцов и Левин медленно двинулись следом.

– Ну, что ты думаешь, Андрей?

– Мне кажется, он не лжет.

Вечером Левин и Стрельцов, прежде чем приблизиться к месту встречи с Панкевичем, долго кружили вокруг, как могли проверяли, нет ли хвоста.

– Ни хрена мы не определим, – с досадой произнес Стрельцов. – Пошли, что ли?

– Конечно. Чего время зря терять!

Панкевич был уже на месте. По тому, как он нервно посмотрел при их приближении на часы, можно было понять, что дожидается он длительное время.

– Извините, Эдуард Францевич, за опоздание. Нам пришлось решить один неотложный вопрос, – сказал Стрельцов. – Давайте присядем где-нибудь в стороне.

Панкевич показал на несколько больших камней:

– Вот там можем устроиться. Думаю, что прятаться нам не стоит. Все будет выглядеть буднично и не позволит заподозрить нас в чем-либо. Скажем, в заговоре.

Они сели, и Левин попросил:

– Эдуард, расскажите нам о последних новостях.

– Да, да, – поддержал друга Стрельцов, – можете вы пояснить, что происходит в стране?

– Не в стране, а в странах, – чуть улыбнулся Панкевич. – Сейчас на территории бывшего СССР пятнадцать суверенных государств. Боюсь, что эта цифра может быстро увеличиться.

– Почему вы так считаете? – привычно поправляя очки, спросил Левин.

– А потому, что в бывшем Советском Союзе происходит парад суверенитетов. А какой же парад без оружия? Настоящая война идет в Северной Осетии, в Нагорном Карабахе, объявлено об образовании Приднестровской республики, вот-вот начнется война между Грузией и Абхазией. Да что там говорить, когда даже в обычно спокойных районах России раздаются голоса об образовании новых государств. Вы же знаете, как всегда было спокойно в Белоруссии, и там не поймешь что творится. Трудно даже предположить, что будет дальше.

– Мы имеем возможность слушать радио, но радио – есть радио. Кто правит, тому и пресса, и радио, и телевидение служат, – заметил Стрельцов.

– Ну, это не совсем так. Сейчас, по-моему, есть возможность высказаться. Беда в том, что на волне демократизации, свободы, попыток улучшить экономику появилась тьма дельцов, проходимцев, шарлатанов. Читаешь иной раз газету и диву даешься, кто тебя жить учит, кто к совести призывает. Не будем далеко ходить. Возьмем близкое окружение. У нас, например, в Беларуси, в одной из газет печатается такой проходимец. Его когда-то за кражи, мошенничества судили, а позже за то, что, сбежав от трех жен и четверых детей, алименты не платил. Так вот, он сейчас независимым журналистом себя называет, суд, систему поливает, считает себя политиком. Этот бедненький бывший Марченко обижен и оскорблен системой!

– А почему вы говорите, что он бывший Марченко, он что – поменял фамилию? – спросил Левин.

– Этот деятель женился на четвертой, взял ее фамилию, переехал из Минска в другой город, и теперь пожалуйста – он уже не Марченко, а Александров.

– А вы знали его?

– Конечно. В одном дворе жили. Родители – нормальные люди, а он по проституткам, ресторанам и по чужим квартирам с раннего возраста пустился. Подхватил где-то болезнь, его в армию не взяли, а теперь душу изливает, дурачит людей.

– Зачем вы так? – спросил Стрельцов. – Может, одумался человек, решил писать, чтобы другим неповадно было.

– О чем вы говорите! Он же и сейчас от уплаты алиментов прячется. Когда такие в прессу выходят, а среди тех, кто себя демократами считает, находятся люди, которые этим Марченко плечи подставляют: давай, мол, тявкай, поливай, – то, извините, грустно становится.

– Да, если такие к власти дорвутся, – задумчиво произнес Стрельцов, – то тогда беды не миновать.

– А другие помешались на языке, требуют, чтобы все вдруг начали говорить по-белорусски.

– Ну и что здесь плохого?

– Конечно, ничего плохого в этом нет. Если говорить о государственности, независимости, как политической, так и экономической, то так и должно быть. Но, согласитесь, когда десятилетиями говорили, писали, общались на русском языке, то разве можно с такого-то числа – словно по щелчку выключателя – всем вдруг заговорить, начать писать только по-белорусски. А как быть ученым, преподавателям технических наук, писателям, пишущим по-русски? Неужели не ясно, что должен быть переходный период, причем довольно длительный. Нужны не истерические призывы, а спокойная, целенаправленная работа по привитию и взрослым, и детям интереса к языку.

– Не огорчайтесь, Эдуард, – улыбнулся Левин. – Не забывайте, что есть люди, которые искренне считают, что стоит всем гражданам республики заговорить на национальном языке, как тут же столы начнут ломиться от продуктов и наступят мир и благополучие.

– Согласен, есть и такие, но и вы согласитесь, нельзя жить по принципу око за око, ведь среди людей в таком случае постоянно будет расти ком обид и зла. А речь же идет о построении нового общества. Я не знаю, как его назвать – социалистическим или капиталистическим, главное, чтобы не было больше репрессий – ни физических, ни моральных, чтобы не было доносов и издевательств.

– Между прочим, слушаю по радио излияния многих тех, кто раньше играл далеко не последнюю роль в деле строительства коммунизма, сейчас они снова впереди, – задумчиво глядя на вершины гор, произнес Стрельцов.

Левин тяжело поднялся с камня и грустно добавил:

– Евреи чаще всего страдали от национализма. Воинствующие националисты – это навоз, на котором бурно расцветает фашиствующий национализм.

– Этого я тоже боюсь, – добавил Панкевич, – Гитлер в свое время, определяя арийцев, нюхал у людей под мышкой, а эти, кажется, на слух надеются. Белорусский язык – прекрасный язык, но и люди – не автоматы, их надо, не унижая, убедить, научить. Черт возьми, даже учебников или белорусских словарей днем с огнем не сыщешь.

– Но Белоруссии не грозит то, что происходит на юге бывшего Советского Союза? – спросил Стрельцов.

– Если не уймутся националистические вожди, то все может быть. У нас уже появляются теории национальных образований в самой республике.

– Да-а, дела… Если уж в выдержанной и спокойной Белоруссии такое, – как всегда поправляя очки, заговорил Левин, – то от мысли о том, что можно ожидать в других регионах, хреново на душе становится.

Постепенно разговор зашел о личном: о семьях, детях, друзьях.

Уже стемнело, когда к ним прибежал Баранов. Он отозвал в сторону Стрельцова и тревожно произнес:

– Меня к вам Мельников прислал. Завтра четыре боевые группы покидают Центр и направляются во Францию. Мельников просит, чтобы кто-либо из вас срочно встретился с ним.