Текст книги "Роско планета Анджела"
Автор книги: Николай Полунин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
Как нарочно, дожди пошли за день до его прибытия к дому Крааса. Роско лежал в шезлонге на веранде, опоясывающей первый этаж дома с трех сторон, откуда было видно море.
В руке у Роско был очень высокий тонкий стакан с напитком, собственноручно изготовленным Краасом. За исключением того, что пить из такой посуды чрезвычайно неудобно, Роско в остальном претензий к напитку не имел. Почти черное содержимое стакана одновременно и пьянило, и взбадривало.
Роско было предложено откликнуться на брошенный клич и поучаствовать в конкурсе на лучшее название нового питья. Он ломал голову, старательно не впуская любые посторонние мысли.
– Ну, как успехи?
Роско невольно вздрогнул, оборачиваясь на звук глубокого певучего голоса. Не только внешность, но и голос Ивы Краас могли заворожить кого угодно. В данном случае Роско было не очень-то приятно не чувствовать себя исключением. Да просто разговаривая, сохранять невозмутимость рядом с Ивой трудно.
– Еще две тысячи восемьсот тридцать две попытки, и искомое слово у нас в кармане. – Он опорожнил стакан и поставил его рядом на циновку.
– А сколько уже было?
– Отсчитайте от шести тысяч… м-м, три сто с чем-то. Кое-что я отобрал, но подавляющее большинство шедевров так и не будут востребованы. Умрут вместе со мной.
– Неужели вы помните все эти три сто с чем-то? – в притворном ужасе покачала головой Ива.
– Ну, там есть такие перлы, как «Пена прибоя», «Звезда Искристого», «Пик Тьмы»…
– Вам самому что больше понравилось?
– Лучшее: «Не трогайте меня, я еще не допил своей порции!»
– «Пик Тьмы» – совсем неплохо, – сказала Ива, наливая Роско из стоящего рядом хрустального кувшина.
Роско вдохнул запах ее волос, подобранных в пучок. На удивление, Ива не пользовалась умением наводить вокруг себя ароматы. Может быть, подумалось Роско, она не обладает этой способностью? А может – и она знает об этом – тем головокружительней действует ее собственный запах.
Роско повернулся в шезлонге так, чтобы смотреть только на равноразделенные струйки теплой воды, сбегающие с крыши. Впереди, вдалеке, одна вода лилась в другую – дождь падал в море.
– Что поделывают остальные? Тоже играют в слова?
– Кто что. Большинство удрало туда, где светит солнце, вон они, справа и выше.
Действительно, если всмотреться в далекую высокую стену моря справа, в дымке можно различить яркие пятнышки парусов, разбросанные по одному или держащиеся стайками. Их видно даже сквозь пелену дождя-, и там действительно солнце.
Для Роско, да если двигаться берегом, – более дня пути.
– К обеду обещали прибыть все, кто уже был, и еще с собой захватить, кто подвернется.
– Краас с ними?
– Краас готовит вечернее представление. Возится в саду с Ольми.
– А вы?
– Я просто осталась. Я люблю, когда дождь.
«Сезоны дождей» в тропической зоне над Срединным морем также подчинены строгой обязательности. Вообще говоря, это один-единственный «сезон», облачный массив вдоль всей линии солнца, который, медленно оборачиваясь, делал одну из шести стандарт-недель «мокрой» для тех, кто окажется под ним. В остальные дни солнце прилежно одаривало пляжи, леса, горные пики и склоны своими лучами. Разумеется, погода существенно не влияла на игры, отдых и иные занятия людей. Каждый мог в любой момент переместиться туда, где нет непосредственно над головой поливающих почву и растительность туч. Как это, например, сделали сейчас Нока и другие.
– Простите? – задумавшись, Роско не расслышал.
– Я спрашиваю – почему именно шесть? Ну, шесть тысяч вариантов? Не три тысячи и не десять? Не тысяча сто девяносто девять с половиной?
– Это привычка… снизу. Там почему-то считают с шести. Основное счетное число. Хотя пальцев на руках и ногах у них по пять, как и у нас.
– Вы рассказали так немного…
– Мне не очень хотелось. Кому хочется, пусть по копается у меня в голове, а кому суждено увидеть своими глазами – увидит в свое время.
– А кому нет?
– Не жалейте, Ива. Там особенно не на что смотреть. Наша Земля лучше и разнообразней. А уж приветливей…
– Земля всегда лучше, – холодно произнесла Ива, чуть отодвигаясь.
– Да, конечно, – Роско смешался.
– Выпейте еще. Мне действительно понравилось название «Пик Тьмы», я обязательно отдам за него свой голос.
– «Тьма» – это когда переберешь, так?
– Питья, которое делает Краас, перебрать невоз можно. На каком-то этапе действие затормаживается и прекращается.
– Понял, и ты сидишь, как дурак.
– Я только хотела сказать, что у Крааса все получается в самую меру.
– Ну, нет, – пробормотал Роско, с восхищением глядя на нее. Все-таки не удержался, а давал себе слово не отрываться от сеющейся в воду воды. – Нет, Ива, в одном ему уже повезло без всякой меры.
Ива удивленно повернулась – она тоже смотрела на дождь, – затем расхохоталась.
– Роско, да вы умеете говорить комплименты! Вы мне сперва совсем не таким показались.
Он сам не мог понять, что с ним. Куда подевались его обычная скованность и нелюдимость. С остальными он был прежним, а Переселенца Крааса, упитанного детину с кольцами белых кудрей до плеч и пухлогубой физиономией над торсом гиганта, просто возненавидел. Боясь, что это разглядят в нем, Роско сосредоточился на тех глубинных своих умениях, которые, надеялся, не дадут прочитать его открытую книгу совсем уж насквозь.
Ива была тонкой и гибкой, как деревце с тем же именем. Но ее совершенно не назовешь худой. Потрясающая женщина! – Роско не нашел другого определения. Фигура хрупкая и вместе с тем будто отлитая. Черты лица безукоризненны, и кажется невероятным, как эта шея выдерживает темную тяжелую медь прически. Кожа – как алебастр. Роско никогда еще не видел на Земле такой красавицы.
– Кажется, в дожде промежуток. Идемте наверх. Дом Крааса напоминал два плоских камня, положенных один на другой, причем верхний заметно нависал над нижним, давая тень. Выстроить себе жилье на Земле может каждый, но в случае Крааса явно не обошлось без привлечения дополнительных помощников. У Крааса имеется приятель Тос, который со своими добровольцами-энтузиастами как раз подобными делами и занимался.
Вообще добровольцам, как ни были они искусны, зачастую приходится едва не навязывать свои услуги. С Переселениями высвобождалось какое-то количество домов, и люди с большей охотой занимали готовое, нежели строились наново. Сказывалась дань традиции по уважению каждой пяди свободной площади на их кормилице-Земле. Не более чем обычай, ведь всем всего хватало с избытком.
Также и новый дом построить можно не во всяком месте. Были определенные нормы поведения и морали, были и прямые запреты – от Наставников. Скажем, места выходов из «лабиринта», о котором не обязательно было знать всем. Уникальные уголки природы, как вот здесь. Такие занимать единолично было как-то не принято. Хотя – Роско знал – в глубине эвкалиптовой рощи, среди ее прямых, чуть склоненных в сторону деревьев в белой коре, под ворохами гремучих листьев таится один из Домов Наставников.
Небольшой домик с плетеными стенами и крышей. Его отчего-то особо облюбовал Наставник Мик. Роско приходилось слышать обрывки разговоров, в которых Наставники подтрунивали, говоря, что Наставник Мик проводит тут по стандарт-месяцу и более, и дай ему волю, вообще бы отсюда не вылезал. Видно, у него было здесь какое-то занятие.
– Вам нравится сад, Роско?
Что только не росло в том саду, скрывавшемся за четвертой, обращенной от моря стеной дома. Даже Роско, повидавшему немало самых глухих и буйно заросших закоулков Земли, было удивительно, как умудрился Краас впихнуть сюда такое разнообразие. Банан раскрывал свои листья под секвойей, плоды навы свешивались с пустынного саксаула, а на одной пяди с агавами росли эдельвейсы.
– Удивительный сад. Но…
– Зачем?.. Да?
– Да. Я много ходил по Земле. Конечно, Земля щедра, но такого она все же не допускает. Тут все соседствует со всем. Краас…
– Это не Краас. Это Ольми. Ему нравится экспериментировать. Иногда может показаться, что цветы растут у него прямо из кончиков пальцев. Да если бы только растения были ему послушны. Гека, наша львица…
– У вас есть львица?
– Она просто дружит с нами. Два стандарт-месяца назад она принесла котят. То есть тогда она привела их к нам. Уже довольно самостоятельных. Она их нам показала. У нее двое… то есть двое и… третий. Вот увидите, Роско, что они сегодня станут вытворять. Краас с Ольми готовят… Но, кажется, я выдаю секреты раньше времени.
Роско смотрел на Иву. Здесь, на верхней галерее дома, ее выбившуюся прядь шевелил ветерок. Профилем Ивы можно было только безмолвно любоваться. Позади шумел прибой, в невиданном саду под ними кричали на разные голоса птицы. Роско очень внимательно смотрел на Иву.
– Слышите – гонг?
– Да. – Роско ничего не слышал.
– Сейчас все начнут возвращаться, а Краас все во зится в своем зверинце. Я вынуждена идти играть роль хозяйки.
– Вы и есть хозяйка.
Ива ответила улыбкой. У нее точеное и вместе с тем удивительно живое лицо. Роско впервые заметил едва проступающую россыпь нежных розовых веснушек.
– Я вас покину, Роско, не скучайте.
Она не исчезла прямо с места, как не преминула бы взбалмошная Нока. Ива тактично обошла Роско и мимо вазонов с тигровой расцветки неизвестными листьями, обогнув ограду верхней над террасой площадки, прошла на внутреннюю лестницу.
Иногда Роско задавался желчным вопросом, для чего вообще сохранены разнообразные лестницы, переходы, мостики, ворота и прочее.
«Тогда уж и окна, и двери», – поежась, сказал себе он. Отвратительно это охватывающее время от времени ощущение собственной чужеродности. Но Иву он проводил глазами. Пожалуй, более пристально, чем просто женщину, от которой нельзя не потерять голову.
Интерес к Иве – проявляя его, разумеется, исподволь, уж как это у него получалось – Роско почувствовал в себе два дня назад, через день, когда, переплыв Срединное море в утлой лодочке с одним кормовым веслом, явился к этому новому дому Переселенца Крааса.
Спервоначалу он, на потеху всем остальным, просто уставился на Иву Краас, не в силах отвести глаза, которые будто сами поворачивались за ней. Она реагировала спокойно, уж ей, ясно, было не привыкать. Тем омерзительнее казалась самодовольная ухмылка Крааса, с которым Роско и знаком-то был только через Нокину компанию из двух перекрещивающихся семей открытого типа. При любой возможности Краас стремился демонстрировать всем, будто с Роско они – не разлей вода. Ива молча улыбалась и на это.
Прошли сутки, Роско совладал с первым ошеломлением, и тогда пришло то обостренное внимание, которое он теперь с той или иной степенью успеха прятал. За сегодняшнее утро Ива также обронила несколько слов, которые стоило взять на заметку.
Хохот, громкие голоса послышались от фасада, что смотрел на море, и Роско, не спускаясь, перешел туда. Песок Искристого пляжа, даже влажный от дождя, сверкал мириадами искр, лишь блеск их был приглушен. Накатывающее море казалось чуть сероватым.
– А я его кэ-э-ак!
– И тогда Флайк орет: выбирай парус! выбирай парус!
– Чувствую: лечу! Вот по правде, лечу, и все, и никак не приземлиться… тьфу! не приводниться. Ну, в смысле, длинный такой прыжок получился… Что? Ну тебя, буду я нечестно играть!
– Все равно мы вас обставили. Что – нет? Таарк двое ворот не прошел. Кааб – одни, да еще Аян на своей каракатице застрял в седьмом створе.
– Я не застрял!
– Застрял, застрял, все видели.
– Я притормозил!
– А где твой обещанный приятель, Нока? Почему его не было с нами?
– Ты опять забываешь, дорогая, он не может, как все. До акватории регаты ему пришлось бы в лучшем случае идти морем отсюда.
– Фи, а еще герой!
– Нет, как хотите, а у меня просто раскалывается голова после всех наших подвигов.
– Да? Вот удивительно, у меня то же самое.
– Сиинт, ты не устал?
– Ах, как я проголодалась! Ивочка, скоро обед?
– Кто здесь произнес слово «герой» и «подвиг»?
Вот погодите, будет Переселение, я вам покажу подвиг, девочки. Дайте мне гору, и я ее сдвину! О-го-гого-го!
– Флайк, ты несносный! Неуклюжий, как…
– Зато силен! Где гора? Дайте гору! Или хотя бы камень. Я его…
– Низвергнешь. Ты яхту хорошо на бочке закрепил, низвергатель? Не то, как в прошлый раз – по всему Срединному за пустой гонялись.
– Роско, Роско, где ты? Роско, Ива, мы вас видим!
– Ну, кто был первым, друзья?
– О, Краас! Краас, куда ты девал гостя?
– Дорогие мои, всем новоприбывшим комнаты по правую руку. Располагайтесь. Принимайте душ, обед через полчаса.
– Спасибо, спасибо, Ивочка, дорогая.
– Роско, где ты, ау-у!
– Между прочим, сегодня вечером…
– Краас! Краас! Мы придумали еще название.
Флайк придумал, когда его развернуло, а он как за орет…
Идя на обед, Роско перепутал комнаты. Ему была отведена большая угловая, частью выходящая в сад, частью – на пляж и краешком – к морю. А он, спустившись с крыши, пошел не в тот коридор. Здесь тоже комната была угловой, но с диагонально противоположной стороны. Собственно, ничего особенного…
Мучительно отводя глаза, Роско зашарил позади себя в поисках дверной ручки. Его ведь по инерции занесло прямо внутрь, и он успел немножко пройти по глушащему шаги ковру, прежде чем понял свою ошибку. Наверное, это солнце и азарт парусной гонки так на них повлияли, что они едва успели добежать до своей комнаты, наплевав на обед.
Лица мужчины Роско не видел, все скрывали пышные волосы девушки, в которые свирепо атакующий мужчина зарылся. Девушка выгнулась под ним, лежа лишь на лопатках и упираясь пятками, поднимая себя и его. Со срывающимся дыханием, она, кажется, даже урчала от удовольствия.
Роско смутно припомнил, что ее звали Роса, очень юная, из второй, параллельной семьи, куда до недавнего времени входил и Краас, но и там она пока считалась на новеньких. Еще одна девушка – эту не знал, но встречал в доме – сидела рядом с блаженной улыбкой и полувидящими глазами. Она утирала пот.
Знакомый голос заставил отвернуться от развлекающихся прямо на ковре.
– Сиинт сегодня в ударе. Малышки должны быть довольны, они ему весь день проходу не давали.
– Их можно поздравить, – пробормотал Роско. Да что с этим замком?!
– Роско, ты, кажется, смущаешься? Чему? Что тут такого, Сиинт с малышками празднует свой сегодняшний выигрыш, только и всего. Вот видишь, ты подумал правильно, это все солнце, море, скорое Переселение…
– Ну, присоединяйся к ним тогда. Слушай, отпусти дверь. Выйдем хотя бы в коридор, не могу я вот так стоять прямо над ними и разговаривать, когда они… заняты. Нехорошо.
– Вот не подозревала в тебе ханжу, целомудренненький Роско. А сам ты присоединиться не желаешь? Ява, по-моему, не против.
Отдыхавшая девушка улыбнулась, откинула припотевшую челку, поманила. Но Роско показалось – без особого интереса. Пара – Сиинт и Роса – издали в этот момент одновременный стон.
– С тобой, Роско, за компанию и я бы… Яве я всегда нравилась. Ну, не хочешь, как хочешь.
Очутившись, наконец, в коридоре, Роско хмыкнул. У него получилось как-то особенно мрачно, он почувствовал и сам. Нока протянула прихваченный в баре в комнате стакан.
– Что ж ты? Угрюменький Роско. Ладно. Ты выдумал какое-нибудь имя этому пойлу, или у вас с Ивой нашлись более интересные занятия?
– Выдумал. «Не говори ерунды, а лучше выпей».
Ты бы хоть оделась.
– Половина народу явится к столу, как на пляже были. Если вообще явятся. Солнце светило на всех.
– Посмотрим. Нока, я все путаюсь, в какой стороне моя комната, туда, нет?
– Большой новый дом у Крааса, а, Роско? Не хочешь в компании, так давай вдвоем. Только ты и я. Как влюбленные. Мур-мур, Роско?..
– Нока, знаешь что…
– Знаю.
Нокины зрачки смотрели в его зрачки, губы шептали в губы.
– Знаю, дурачок. Знаю, глупенький. Недотепа. Разиня. Олух. Балбес. Неужели ты не видишь, что я без тебя не могу? Слепой Роско. Глухой Роско. – Нока поцеловала его со всем пылом созревшей страсти.
– Вот именно, – сказал Роско, расцепляя ее руки у себя за спиной. Стакан мешал, Роско не знал, куда его деть. – И верно, солнце там у вас светило на всех. Вообще я не понимаю. Что хотела, ты от меня уже по лучила, неужто я так впечатлил? Тебе не надоело приседать, чтоб заглянуть мне в глаза?
– «Я», «ты», «тебе», «мне», – передразнила Нока. – Не мямли, уж пожалуйста, мой очаровательненький Роско, мой герой, прошу. Роско таким быть не полагается.
– А каким? Вот? – Он сделал свирепое лицо.
– Очень похоже. Что слышно с Переселением? Ничего? Ну, скоро услышишь. И уж не упусти свой шанс, Роско, когда опять пойдешь туда, вниз. Со своей милой маленькой хромоножкой там…
Нока говорила, не меняя насмешливого тона, и до Роско не сразу дошло. А когда дошло…
– Только не подумай, что я ревную, влюбленненький Роско. Как всякая добропорядочная землянка, я лишь думаю о великом деле Переселения. Но всетаки – не стоило при прощании так грубо обманывать девочку. Ты же не знал, что тебе придется возвращаться. Да ты и сейчас еще пока не знаешь. Не позвали пока Роско. Позовут.
– Нока…
– А сейчас иди, иди, беги отсюда, если ты все-таки такой. Вон туда тебе, через холл.
И Роско, повернувшись, пошел. Стакан, к которому не притронулся, сунул на какую-то полочку в какой-то нише. На пороге высокого холла – сквозного, через оба этажа, с фонарем вместо крыши и белыми ослепительными стенами, и мебелью белой, как песок на Искристом в безлунную ночь, его заставил обернуться короткий свисток.
– Эй, Роско, гляди! Она сможет так?
Нока вытянулась, приподнявшись на цыпочки, с прямой спиной. Не меняя улыбки на лице, легко подняла одну ногу в параллель с полом и медленно присела на второй. И так же медленно из глубокого приседания встала. Руки у Ноки при этом были раскинуты, как крылья. Она послала Роско воздушный поцелуй и скрылась за дверью комнаты, откуда только что вышла. Той, что Роско перепутал. Где Сиинт, Ява, Роса, и где Сиинт сегодня в ударе.
«Открытая книга, – повторял про себя Роско, тычась в поисках своей двери. – Проклятая открытая книга».
Забавы рая 2Он не сразу вспомнил, зачем ему понадобилось сперва заходить к себе. Потом увидел «белый шкаф» в своей комнате. Краас очень гордился, что вот у него новый дом, а – есть «белые шкафы», все как полагается. И был слегка разочарован, что Роско этой его гордости не разделяет. А он просто не знал, в чем тут фокус, и так уже и хотел сказать, но Краас успел понять и без слов. «Ах, ну да, Роско, я все забываю, что ты далек от нашех земных страстишек, делишек и проблемок!..» Роско только стиснул зубы.
Сейчас он переоделся из рубашки, привычной и удобной, в широкое белое одеяние, которое надо застегивать на плече. Тоже, конечно, удобно, но как-то…
Вокруг обширного низкого стола полулежали, не то полусидели. Роско был встречен возгласами. Неудобные стаканы заменены широкими чашами, и они поднялись Роско навстречу. Безымянный пока напиток плеснул через края. Особенно старался Краас, возлежавший чуть выше остальных. Его переброшенная через плечо… тога, вспомнил Роско, как это называется, слегка бирюзового оттенка, съехала, обнажая могучие мышцы под белой кожей.
«Сытная полноценная еда, чистейший воздух Земли, жизнь без забот и тревог, душевное непоколебимое спокойствие и ясное сообственное будущее, – думал Роско, – вот абсолютный залог телесного и духовного здоровья. И при этом – спорт, спорт, спорт каждый день, приятно изнуряющий, так хорошо и славно уносящий прочь посторонние мысли, ужасно мешающие пищеварению. А если от природы умом не обременен, да если рядом, всегда под рукой, красивейшая из женщин…»
Роско даже не было-стыдно за собственные мысли. Он просто ничего не мог с собой поделать. В нем звенела, натягивалась незримая струна, и что-то подсказывало, что сегодня ей суждено лопнуть. Только бы удержаться, не наделать глупостей. Роско знал себя и – чуточку – самого себя боялся.
Он прилег возле Крааса, на возвышении, стараясь не смотреть лишний раз на Иву. Только кивал, отдавая дань любезности, при каждой перемене блюд.
Обеды у Крааса обставлялись согласно выуженной то ли самим, то ли кем-то из знакомых незапамятной традиции, якобы в забытые стандарт-века назад существовавшей. Были «гости», «хозяева» и «прислуга». Дележка мест исполнителей для каждой категории всякий раз проходила по утрам с шутливой перебранкой. Эти дни, Роско ради, Крааса согласились задержаться в «хозяевах».
Вопреки утверждениям Ноки, все «гости» на обед вышли в соответствующих костюмах. И это несмотря на то, что явно «гостей» (и просто – гостей) прибавилось, и вряд ли все новые были специально предупреждены об игре. Но люди умели обходиться только намеком, напомнил себе Роско, чтобы подхватить чужую идею. Особенно, если это игра.
«Тебе, тугодуму, пришлось втолковывать битый час».
Коричневые тела, белые тоги и туники. Горы сладостей и фруктов, дымящиеся горячие блюда. Веселый хмель по чашам.
– Сплеснем во имя Переселения, друзья!
– За старшину Переселенцев!
– Не знаю, говорят, там внизу холодно, как на пиках Хребта Инка, и сплошной снег.
– Там постоянные ветры, огромный океан, то-то повеселимся на просторе!..
– А тот ему и говорит, брось, говорит, ты, Соонк, отчетливо пахнет дыней, или я ничего не понимаю.
– Ну и?
– Ну и съел, не поморщился, а как глаза ему развязали…
– Такое как бы крыло. Мы старый чертеж нашли.
Теперь только подобрать место для испытания. Я знаю обрыв на Большой, в устье…
– Старые Города – это, конечно, интересно, но я все время боюсь, что там что-нибудь обрушится. А мои оба сорванца только там и пропадают. Мы же живем рядом, Аян все не удосужится поменять дом. Дождется, я сама…
– Подумаешь, мы ребятами тоже только там и лазали. На плантации за лалой.
– Рассказывают, в Старых Городах часто видят…
(шепот).
– Тем более. Фу, не будем об этом!
– И вот, когда самое представление начинается, к зрителям под столы ныряют «птенчики» – ну лет по десять-двенадцать, не больше. Розовенькие и голубенькие. К даме, значит, мальчик, к мужчине – девочка.
– Ну и?
– Ну и что там на сцене – уже никому не интерес но. У каждого свое представление! Ха-ха!
– Флайк, несносный, ты опять был в Парке, в Зале Любви!
– Дорогая, я только смотрел, только смотрел…
– Переплыл, между прочим, Срединное туда-обратно шесть раз без отдыха. Без отдыха! Трое стандартсуток, чтоб вы знали!
– А представь такое же море, но сплошь покрытое льдом. Ты на озере Кан лед, который растет со дна, видел когда-нибудь?
– Ну и?
– Если бы только в Старых Городах… (Шепот.)
– А кто говорит?
– Роско говорит.
– Кстати, он здесь сегодня.
– Быть не может, покажите. Всю жизнь мечтала увидеть.
– Вон, по правую руку от Крааса.
– Что?
– Они с ним какие-то друзья, кажется, с детства, что ли.
– Краас – его старший брат.
– Который Роско, это вон тот обросший? Какой-то он мелковатый.
– Брось чепуху нести, какие братья у Роско, не по нимаешь, так молчи.
– Все слышу – Роско, Роско, а кто это вообще такой?
– Сплеснем во имя Переселения, друзья!
– Во имя Переселения!
Роско ел, что ему накладывали. Краас потчевал собственноручно. Роско не поднимал глаз.
Завтра он отсюда уйдет. Хватит, на ближайший стандарт-месяц он обществом себе подобных пресыщен. С него довольно лесов и полей, их ночных обитателей. Лунного света и прозрачной невесомой нити солнца, какое оно бывает, едва разгораясь…
Но Роско тут же вспомнил, что говорила Нока. Где она, интересно, все выгоняет из себя жар полуденных приключений? Человек пятьдесят возлежало по сторонам длинного стола.
Шум нарастал. Ничего не останавливается вовремя. Это Краасово зелье. Роско чувствовал на себе. Мешанина тел и гул голосов вдруг слились. От пряных и липко-сладких духов, наводимых каждым из обедающих по отдельности и в итоге превратившихся в невероятный коктейль, забивший, изгнавший простой свежий воздух, тошнило.
Кто-то попробовал создать подобие музыкального ритма – низкий, почти незаметный басовый стук, удары в несуществующий тамтам, что разбегались понизу, мягко толкались в ноги, колени, заставляли волоски кожи трепетать ознобом, – но Краас эти попытки пресек. «Еще не время для танцев!» – громогласно прозвучало рядом с Роско, и Краасу подчинились. Старшина Переселенцев.
Люди Земли, земляне. Они спустятся вниз, они сольются с планетниками. Эти мужчины, как один похожие на отягощенных излишней мускулатурой младенцев-переростков. Эти горячие женщины, всегда готовые отозваться, с телами гибкими и выносливыми, как у пустынных кошек. Соль Земного пути, его суть. Несущие искру разума. Вот они? Эти?
В доме Переселенца Крааса почти не было картин и совсем не было книг. Да, да, Роско знает, книги на Земле вообще редкость, скорее предмет искусства, чем вещь с утилитарным, прямым назначением, да и мало кто из землян сохранил умение читать и писать рукой, этого не требуется в обществе, где знания и навыки усваиваются напрямую – от учителя ученику, из мозга в мозг, – но считается все же хорошим тоном держать на полке в гостиной несколько потрепанных томиков, пусть и не имея представления об их содержании. Картины же, рисунки, скульптуры и поделки всех видов – это вовсе не что-то необыкновенное, и при желании… Но, видно, желания в эту сторону ни Краас, ни, что обидно, его неслыханная красавица жена не ощущают.
И все-таки что-то должно быть. Ради чего все делается. Ради чего именно Краас, а не его приятель Тос, способный построить все, от дома до искусственного крыла, идет в Переселение. А в следующее, быть может, пойдет сын Тоса.
Роско представился вдруг Краас или кто-нибудь подобный, хватающий за руки Анджелку, тянущий, гогочущий, она безуспешно вырывается, отпихивает рожу с красными налитыми губами, слабая нога подламывается…
– Эй!
– Роско, что с вами? Вам нехорошо?
– Ты посмотри, ты посмотри, что он сделал!
– Роско, дружище, это я, Краас, что с тобой? За чем ты согнул это? Как теперь освободить твою руку?
Ложа вокруг низкого стола были устроены на массивных бронзовых рамах, и по краям изгибались бронзовыми же поднятыми головами змей. Роско основательно приложился вчера коленом, подосадовав, зачем торчат тут «эти железки».
Теперь ближайшая к Роско металлическая змея – толщиной с запястье, надо сказать – оказалась накрученой им самим вокруг кисти. В нескольких местах согнутый металл надломился. Роско заключил себя в капкан.
– Ух ты!
– Погоди, погоди, вот мы сейчас…
– Да сам пускай. Сумел накрутить – сумей освободиться.
– Сплеснем за Роско! Вот кого нам не хватало на прошлых Играх! Он бы вас всех в бараний рог!..
– Ну вот, свободно. Ай да Роско!
– За Роско!
– Краас, у меня есть еще один вариант названия твоего вина! Пусть будет – «Сила Роско»!
– Нет, – сказал Роско, потирая освобожденную совместными усилиями троих, включая Крааса, руку. Ему было неловко. – Нет. Я не согласен. Нужно честное соревнование, и пусть победит достойнейший. У меня, между прочим, тоже имеются предложения.
– О, да, – сказала Ива, – я могу подтвердить.
Роско подумал, что за весь вечер впервые слышит ее.
«А что из того, что мне представилось, они видели? Полный простор для догадок – от «ничего» до «все». Истина, конечно, где-то посредине, вопрос только, к какому краю ближе».
Послышались выкрики. Один вариант сменялся другим. Независимо от оригинальности все они встречались восторженным ревом. Наверное, оттого, что каждый позволял за него выпить.
Преодолев себя, Роско включился в общий гвалт, тоже выкрикивал, пил и за свои и за чужие предложения. Шум, хохот, неразбериха. Кто-то вскочил, поскользнулся и упал в груду мягких сочных тя, поднявшись оттуда весь мокрый от сока и лопнувших оболочек. (Хохот.) Кто-то, взвизгнув, свалился на колючие ананасы. (Хохот.) Кто-то забывшись, что под тогой у него больше ровно ничего не надето, попробовал сделать стойку на руках. (Заходящийся, икающий, выворачивающий хохот.) Краас сполз животом на Роско.
От раздавшегося совсем рядом звучного возгласа, перекрывшего на один момент все остальное, Роско опять невольно вздрогнул.
– «Пик Тьмы»! Я предлагаю выпить за «Пик Тьмы», друзья! Слушайте все и соглашайтесь немедленно, негодяи!
– «Пик Тьмы»! Принято! – заревел Краас, и по тому, что он сделал это, не дожидаясь общей реакции, Роско понял, что они с Ивой успели сговориться заранее. Что ж, хотят сделать приятное гостю…
Роско широко улыбнулся, поднял свою чашу в грохоте аплодисментов. Одобрительный гвалт на мгновение утих – все пили за рожденное имя. В этой относительной тишине кто-то произнес, и Роско не разобрал, кто:
– Тьма, в которой живут Те, Кого Не Называют.
Даже Роско сделалось не по себе. Он чуть не подавился своим новорожденным «Пиком». Что уж говорить о других. И, кажется, не он один не понял, от кого прозвучало запретное.
– А ну-ка, кто это там себе позволяет? – прогрохотал Краас. – Это что за штучки?! В моем доме! При всех! При госте! Такие слова! Выйди, если не трус, кто это сказал!
Ответом ему был только невнятный шум. Все озирались, и выражения лиц, только что веселых и хмельных, несли брезгливость и отвращение. И никто не вышел.
Но Краас поступил мудрее, чем даже ожидал Роско. А может, у него получилось само собой.
– Это просто свинство, ребята, – заявил он притихшим гостям. – Слышите вы, кто устраивает такие грязные шуточки? Свинство и больше ничего. Конечно, никто не собирается никого выискивать. Но пусть, кто сказал, знает. Не дело среди добрых друзей бросаться такими словами и все портить. Но ведь нам не испортить праздник, друзья?
– О!.. – выдохнули нестройно.
– Никакому затесавшемуся шкоднику?
– А! – Больше голосов.
– А поэтому – что?!
– Ну-у?! – Все вместе.
– А поэтому – экзотический номер! Древние танцы, которых еще не видел глаз человека! Стойте, не орите раньше времени. Два слова. По самым достоверным сведениям, один из Старых Городов назывался Рим. Это который с Южной стороны моря, недалеко от Сухих озер. Рим – все точно. Там были приняты вот такие, как у нас сейчас, совместные заседания, то есть залегания… Аян, прекрати ржать, а то я не договорю! Так вот, по тем же достоверным сведениям, мы сумели ценой страшного напряжения воссоздать и другие обычаи древности. В частности – то, что вы сейчас увидите, именно: танец! бешеной! страсти! покажет! наша несравненная!.. Нока!
– У-гу-гу!!
Вот когда загремели тамтамы в ушах зрителей, когда, перекрывая все прежние, потек терпкий будоражащий аромат курящихся смол, которые, понятно, нигде не курились, а просто это Краас, возможно, объединившись с кем-то, создавал необходимую для номера атмосферу – и в прямом, и в переносном смысле.
Погас свет, и те, кто сегодня был «слугами», вынесли факелы. И золотое в их свете тело в золотой пудре закрутилось, забилось, изгибаясь и маня. И наверное, это было очень здорово, очень зажигало и увлекало. Наверное. Роско же от упавшей полутьмы словно протрезвел. Он как будто вынырнул из веселья. Трезвость была звонкой и едкой.
