Текст книги "Роско планета Анджела"
Автор книги: Николай Полунин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)
На Срединном море не бывает сильного волнения. Вот и сейчас ветер лишь запенивает белые гребешки мерно бегущих волн. Роско направил ялик в неширокую бухту с поросшими соснами красными берегами.
От шестичасовой гребли горели ладони. Привязав ялик к валуну на узком пляжике под берегом, Роско вскарабкался наверх. Отсюда поверхность моря казалась пестрой. В компании заядлых любителей парусного спорта у Крааса волнение как-то делили по виду гребней, присваивая волнам и ветру определенный балл. Роско в этом не разбирался. Северный край Земли был от него очень далеко, Роско вновь стоял на Южной половине. Полоску Искристого уж нельзя в дымке разобрать. Она сместилась, ветер отнес ялик с Роско значительно левее, и часть северного побережья, где остался дом Переселенца Крааса, его сад, роща эвкалиптов с Владением Наставников и Наставником Миком, и вообще весь Искристый пляж, теперь завернулись много выше, почти скрывшись за выгнутой облачной кисеей, что сегодня появилась над морем.
Вечерело. Неумолкаемый шум сосен сливался с шумом прибоя внизу, а потом, по мере удаления Роско от берега, остались только важно шумящие сосны над головой.
Теперь Роско направлялся к другому выходу из «лабиринта», не тому, которым пользовался обычно. Перспектива идти в «лабиринте» иным, непривычным и долгим путем не воодушевляла. Однако Наставник Глооб был совершенно категоричен.
– …Как можно скорее, – говорил он. – У Земли нет времени ждать лишней стандарт-минуты. Переселенцы волнуются. Ты отправишься немедля. Тебе больше не придется там, внизу, выдавать себя за бродягу. Информация, которую ты можешь собрать в этом качестве, оказалась недостаточна для Земли. Ты будешь появляться со своим «корабликом» в самой гуще планетников, в их поселениях, в местах событий, если они там вообще происходят, какие-нибудь события.
– Происходят, Наставник. Можете не сомневаться. Как в любой нормальной жизни.
– Можешь сказаться кем угодно. Имеют же они свои суеверия, эти планетники. Да, ты ведь знаток по части их легенд и преданий…
– Это будет нетрудно, Наставник. Я говорил…
– Меня не волнует, что ты там говорил. Отправляйся и принеси нам истинную картину. «Кораблик» будет всегда с тобой, запомни это.
– Запомнил. Наставник, Роско нет больше веры?
– Не твое дело, что есть, а чего нет. Может быть, и не было никогда. И учти, Роско, Земля посылает тебя не затем, чтобы ты там прохлаждался в свое удовольствие. Любился с планетницами и развлекался дикарскими обычаями. Переселение не может задерживаться так долго, и последствия могут быть невообразимы. Для Земли, землян и Земного пути. Это я тебе говорю. Иди.
Оставалось лишь принять наставления и поспешно уйти. Ялик Роско взял без спроса, взамен, потому что лодочку, на которой он приплыл сюда, кто-то из шумных Краасовых гостей успел утопить.
Похоже, к ночи над этой частью Земли собиралась гроза. Роско видел черную стену туч, сползающих к нему с правой руки. Завывал ветер в кронах, сколько уж там в нем было баллов! Роско поспешно выбрал несколько стоящих близко кряжистых деревьев, растянул между ними непромокаемое полотнище. Собрал, натаскал ворох сучьев для костра. Таща последние, увидел в соснах выжженную площадку. Несколько почерневших стволов торчало среди углей. Это была вновь «зеленая» поляна. Просто огромная.
«И надо же, совсем недавняя, – подумал Роско, – вот там едва не дымок еще идет. Не был ли тут кто-нибудь из Краасовой компании? Нока, например? Сам Краас? Или же кто там шарахнулся от Роско из-за того только, что он облегчил муки маленького несчастного зверя?»
Но не было времени на этом долго останавливаться, ливень обещал разразиться нешуточный. Роско успел, и когда ударили первые капли, костер уже трещал, разгоревшись как следует, и натянутый экран отбрасывал тепло вниз.
«Если забрать еще наискось, я выйду к дороге, что идет к Сухим озерам. Прямо – будет край плантации вокруг здешних Старых Городов. Есть несколько Старых Городов, по-моему, с десяток или чуть меньше. На Юге я знаю четыре… Как Наставники надеются договориться с «корабликом», чтобы в отдаленных местечках и не уносился тотчас, стоит мне перейти порог на ружу? Правда, он всегда является на мой вызов, только я подумаю о нем. Разумеется – на том самом месте, где мы расстались. Но ведь я по-другому и не пытался никогда. Только как научили, ни шагу в сторону. Вот и попробуй. «Кораблик» тоже читает тебя, Роско, и него не спросишь, все он прочел до самого донышка, или удалось тебе что-то утаить… Пойду к Южным скалам напрямик. У «лабиринта» есть выход где-то здесь, в верховьях Большой. Я им давно не пользовался, но буду надеяться на «проводничок»… Нет, приказ «кораблику» отдает сама Земля, но каким образом Наставники говорят с ней? Может быть, это знал какой-нибудь другой, из прежних Роско?.. Нет, мне не до «прохлаждений», Наставник Глооб. И вам внизу будет не до шуток… Анджелка, я не обманул тебя, я возвращаюсь, хотя и сам не предполагал, что так получится… Надо же, снова «зеленая» поляна, что-то они часто…»
Кошка в плетеной комнате Наставника Мика была уже ростом со шкаф. Она сидела и оглушительно мурлыкала, и занимала все свободное место. Плошки глаз широко раскрылись, и почему-то зрачки в них были не кошачьи, узкие, а – человеческие. Как у Анджелки. Глаза заслонили собой костер, где шипели, пробиваясь к огню, дождевые струи, и ярко освещенную траву рядом, и тьму дальше.
…«Ну, Роско, не пора ли дать ей какое-нибудь имя?»
«Почему – какое-нибудь? Право выбора принадлежит вам. Вам всем. Я могу лишь высказать пожелания. Собственно, их у меня всего одно».
«Какое же?»
«Ну неужели вы не догадались? Анджелка. Ты не против, Солнечная?»
«Нет, Роско, я не против. Я… я даже горжусь…»
Роско вскинулся, вздрогнул и понял, что просто заснул у костра. Заливаемые дождем головешки шипели. Что ему снилось? Анджелка и еще кто-то. Разговор…
Роско решительно закутался в одеяло и лег головой на подушку из набитой сосновыми ветками куртки. Перед рассветом под Роско пробралась струйка скопившейся в углублении воды, и он, не просыпаясь, дважды отодвигался, недовольно что-то пробурчав. Больше ему не снилось ничего.
Вещи он оставил в незаметной расселине близ входа в «лабиринт». Этот вход был сделан когда-то в виде сводчатой дверцы. За стандарт-десятилетия, а то и века камень большей частью обвалился, и вход выглядел неряшливой пастью с обломанными клыками.
Роско оглянулся на пороге. Его никто не провожал, кроме умытой ночным дождем Земли. Прищурившись на полет стайки стрижей на ослепительном фоне убегающего вдаль солнца, Роско шагнул в «лабиринт».
Первое, что встретило его, был глубокий, из недр доносящийся гул.
6
«Как будто говорили за спиной…»Потом еще было в ущелье, по дороге с кладбища. 'Не знаю, как сказать… Ну вот словно идешь и разговариваешь, только с кем разговариваешь, идет сзади, и не оборачиваешься, а слышишь только. Когда говорят за спиной – особенно слышно, нет? По-моему, это все из того времени, что он был здесь. Я помню, да. Только вот я-то вспоминала и отвечала мысленно, а его голос был живым, настоящим. Я слышала его ну вот как тебя, отца или кого-нибудь другого. Голос не раздавался у меня внутри, в голове, я слышала ушами. Правда. А оглядывалась – никого нет.
– Это все? Или еще что-нибудь?
– Не знаю… Было, но уж этому ты точно не поверишь. Я и сама думаю теперь, что привиделось. Только откуда мне все выдумать? Я такого и не видела никогда. Нет, ты не поверишь…
– И все-таки. Я попробую, Анджелка.
– Ну вот комната. Не такая, как у нас в домах. Большая, высокая, светлая. Окна очень большие и прозрачные. И за окнами очень светло, ярко даже. Как будто в каждом по солнцу… Я видела солнце тогда, мы сначала вместе шли, а потом…
– Да-да, я помню тот день. Дальше.
– И много людей. Красивые. Мужчины. Седые. Красивая такая седина. Сидят вокруг большого стола и смотрят на меня. То есть не на меня, а на него. Но я как будто была им, смотрела его глазами, говорила с ним вместе. А вот что говорила – не вспомнить. Да и тогда, кажется, не понимала. В чем-то мне – нам – надо было тех красивых седых мужчин убедить. А они не верят. Знаешь, они мне теперь представляются чем-то похожими на тебя. Или ты на них. Но, в общем, какое-то сходство, даже не совсем по внешности, а…
– Это было как сон? Наяву? Нет?
– Нет… или было… Нет, не так, я прекрасно понимала, где я и что делаю. Один раз случилось, когда я была дома, помогала маме и Дэне купать маленького. И потом еще раз, и тоже дома. А раз – на улице, я шла к Искуснице Мие за вышивкой, так что нет, не сон. Но был и сон. Как будто. Только я это не хочу рассказывать… нет, расскажу. Другой. Тут я совсем ничего не понимаю. Понимаешь, дядя Ник, – вода. Так много, сколько и вообразить нельзя. Всюду вода, вокруг и да же где-то сверху. Там не видно, но я знаю. Мы знаем – потому что я снова была с ним как бы одним целым. Мы в такой… таком… ну, вроде саней, только они сделаны для того, чтобы можно было двигаться по воде…
– Плыть. Челнок. Лодка.
– Что?
– Ничего. Ты говори, говори.
– И опять так светло, так ярко вокруг. И ветер… Не наш ветер, а – теплый, ласковый, мягкий, хотя и довольно сильный. Нас несет по этой воде, и мы думаем, что впереди снова какой-то путь и надо идти и идти. Потом высокий открытый обрыв, земля совсем без снега, и такие там стоят громадные деревья, которых на самом деле и быть не может. Шумят под ветром… Нет, это точно был просто сон.
Анджелка сложила руки на коленях. На лавку, откуда тело Пикора унесли, когда прибежал его отец, Пэкор-башмачник, белее снега, мокрый, потому что выскочил без накидки и шапки, Анджелка старалась не смотреть. Ей было страшно, разговор, затеянный Ником Чагаром, развеял этот страх лишь отчасти. В Управном доме остались она, Ник Чагар и отец, Управник Большой К. Где-то внизу сидели Мис и вернувшийся Скрига. Недавно он пробил третью стражу. Середина ночи.
– И что, по-твоему, все это должно означать, Ник? – подал свой голос Карт Анджел. Он сидел насупившись, положив подбородок на кулаки.
– Только, разумеется, не то, что твою дочку чем-то опоили. Или околдовали, или сглазили. Забудь эти бабушкины сказки, Карт. Тут все посложнее.
– Бабушкины сказки? – сказала Анджелка. – Я не слышала у бабушки Ки-Ту сказок, в которых бывало что-нибудь похожее.
– Я помню Ки-Ту совсем молоденькой девушкой, вроде тебя, Анджи. Она была шалуньей и проказницей. Но уже тогда не отходила от Ки-Аны, такой же старой рассказчицы, как она сама сейчас.
– Доня от Ки-Ту не отходит…
– Ник, какое нам дело до сказок! Чего ты добиваешься от моей дочери, можешь объяснить?
– Сказки сказками, а легендами пренебрегать нельзя, Управник. В них мудрость и истина. Книг же ведь ты не читаешь, так хотя бы слушай. Ищи скрытую правду. Я сейчас тоже пытаюсь найти и понять.
– Если бы у тебя было столько же забот, сколько каждый день сваливается на Управника…
– Послушай, Анджела, а ты не пробовала специально думать о Роско, представлять, откуда он и как там? Может, смогла бы увидеть?
Бледное личико Анджелки тронула печальная улыбка. Всего на миг.
– Он сказал, там – рай.
– Рай?
– Рай. Так он сказал. Что это такое, дядя Ник?
Ник Чагар хотел что-то ответить, но не дал Большой Карт Анджел.
– Нет, вы только послушайте! Сиэны тут нет на вас! Один колдун девку с пути сбил, другой добавляет! Как ты хочешь, но мне это не нравится, Ник Чагар! Я не понимаю, какое отношение имеет ко всему чужак-бродяга. Что нам пересказал Зарт – только бред бедного мальчика? Или – правда? Что ты там себе на думал, Ник Чагар? При чем тут моя дочь?
– Перестань, отец! – сказала Анджелка. – Никто меня с пути не сбивал. Дядя Ник имеет в виду совсем другое. Вспомни, в прошлую зиму три чапы не пришли из степи – кто сказал, где их искать? А сколько вы меня про погоду спрашиваете? И когда я была совсем маленькой – кто мне рассказывал, что иной раз бывало?
– Это точно, – подтвердил Карт Анджел, – тут я ничего не говорю. Что у тебя есть, Анджи, то есть. Это так, Ник. Она как-то умеет узнавать… угадывать… Нам с Этиль о ней давно… Только ведь все это другое. При чем тут Роско приблудный, чтоб ему в степи замерзнуть? Честное слово, я уже жалею, что…
– Повторяю тебе, Большой Карт, все связано. И всему ты получишь объяснение, дай мне только разобраться.
– Объяснение! Я сыт по горло объяснениями! Кого ни спроси – у каждого найдется свое объяснение! Самое что ни на есть правильное и верное. Тому Управник не тот, у этого – в соседях-подлецах все дело, еще кого дурная примета напугала. Завтра на площади еще не то скажут. Только я в это все не верю. Не верю! Настоящая причина всегда тут, рядом, ее можно ухватить руками, попробовать на вес и на вкус. А если надо – и глотку перегрызть! Или, по-твоему, Роско, пригретый Управником, который и копья-то в руках держать не умел, – и есть эта причина?
– Я не это сказал.
– Ничего, и того довольно, что сказано.
– Успокойся, Большой К., я не собираюсь кричать на Ярмарочной. У меня и права такого нет, я ведь не из Города.
Карт Анджел тяжело вздохнул. Тоскливо посмотрел на закрытую кошмой бочку. Нет, не время сейчас для браги. А хорошо было бы.
– Ну так что, Анджи, – сказал Ник Чагар, поворачиваясь к ней, – получалось у тебя вызвать Роско самостоятельно, по желанию? Ведь ты думаешь, ты вспоминаешь его, так?
– Да, – ответила Анджелка. – Да, я не могу забыть его. И не надо на меня смотреть, отец! – сейчас же вспылила она. – Я уже не ребенок! И Роско мне… понравился. Я бы ушла с ним, если бы он позвал. Но он не позвал… – Анджелка все-таки покраснела.
– Этиль, – глядя на дочь, пробормотал Карт Анджел. – Материн норов, узнаю.
– У меня ничего не получалось, дядя Ник. Ну, может, совсем чуть-чуть. Вот я позавчера разглядывала одну вещь, мне бабушка подарила, и вдруг показалось, что этот смешной зверек – живой. И тоже глядит на меня и жмурится. И как будто даже разговаривает. Посвоему. А я его почти понимаю. Он симпатичный. По казать?
– Снова штучки Ки-Ту, – буркнул Большой К. – Дрянь какая-нибудь.
– Принеси потом, я взгляну, – сказал Ник Чагар.
– А она вот, я ношу с собой. Бабушка не велела расставаться.
В вырезанном из желтого камня изображении, и верхней части, была неприметная дырочка, чтобы продевать ремешок. Камень и вправду очень легкий, носить его совсем необременительно. И он был теплым, иной раз Анджелка чувствовала, как он греет грудь под платьем.
– Занятный зверь. Никогда не встречал. На типи немного похож.
– Ни на кого он не похож, – ревниво сказала Анджелка, забирая вещицу из рук отца.
– А как это относится к Роско? – спросил Чагар.
– Не знаю. Я… я просто так почему-то подумала. Не знаю, дядя Ник. – Анджелка смутилась. – А ты тоже такого зверя не встречал?
– Я встречал. Но только на рисунках.
– В книгах, – съязвил Большой К.
– Я бы хотела прочитать твои книги, дядя Ник.
– Там много непонятного, Анджелка, будет для тебя. Карт Анджел прислушался к звукам с улицы.
– Что там?
– Нет, ничего. Я уж думал, не приведи, еще что-то случилось. Просто бьют четвертую стражу. Ты выяснил, что хотел, Ник? Анджи пора спать. Да и нам с тобой не мешает. Перед завтрашним днем надо выспаться. Мне, по крайней мере.
– «Общение умов» – так называлось древнее и тайное искусство, Карт. Когда-то им владели люди. В книгах впрямую не сказано, но понять можно. Повидимому, Роско сохранил его. Да ты и сам признавал, что от одного его присутствия ощущался необычный подъем, обострялись мысли, силы появлялись. С твоей Солнечной бывало так же. И даже сильнее, потому что она пробыла в его обществе дольше, чем все вы тут.
– Откуда ты знаешь?
– Она мне сама сказала.
– Это так, Анджи?
– Да, отец. И еще… Роско вылечил Свана, Балу и семейство Арафы-бедняка с Холодной, так? Мне он Тоже однажды помог, отец. Мы ходили в отроги, к Горе, и я поскользнулась… вот, – Анджелка распахнула ворот, высвобождая плечо. Розовый шрам с неровными краями уходил под ключицу. – Он стянул края пальцами, и я почти сразу же смогла двинуть рукой. Было очень много крови, я упала на россыпь осколков-лепестков, из каких делают наконечники, если нет металла. Я видела, как Роско меня лечил. Он сказал, что, если я подожду еще немного, то и шрама не останется, а я сказала нет, пусть будет на память. Ты понимаешь, отец? Роско не может быть злым. Он только смотрел и, если мог, помогал. Разве у нас умеют так лечить, скажи? Даже «черную»…
– Какую «черную», отмерзни твой язык.
– Карт, в тех двух домах на Холодной была «черная», – сказал Ник Чагар. – Я тут разузнал. Ее перебросили нарочно. За Шестью Хуторами вымерли четыре крайние фермы. Кто-то из Скайлы сходил, взял какую-нибудь мелочь, а в Городе нашелся предатель…
Глаза Управника Карта Анджела налились кровью.
– Кто?! – проревел он.
– Не кричи. Я еще не знаю. Но узнаю.
– Принести в Город «черную»!.. Это… это…
– Главное, как сам не побоялся. А может быть, не понимал, что-делает и чего надо бояться.
– Да я! Его! Из-под Горы!..
– Роско тогда помог Городу. Может быть, он сделал это из одной благодарности. Может быть, у него были еще какие-то свои мотивы. Но он поступил, как горожанин.
– Что ты этим хочешь сказать, Ник Чагар?
Чагар не отвечал Управнику, разглаживая складки на удивительном плаще Роско, что лежал рядом.
– К Роско прилетал огромный круглый «шарик». С неба, я видела. Большой, как Управный дом. Он поэтому так часто уходил по ночам к Горе. И когда случилось на Холодной, Роско звал свой «шарик», что-то брал из него. Мы были там вместе.
– Карт, ты знаешь, что я думаю о неизвестных, которые приходят неизвестно откуда. Которые обладают умениями, не известными ни в Городе, ни где-либо еще. У которых такие странные вещи. Ты знаешь, Карт.
Ник Чагар и Анджелка смотрели в упор на Управ ника Большого К.
– Сговорились? Что это еще за «шарик» такой? Почему мне, Управнику Города, все становится из вестно в последнюю очередь? Анджи, я твой отец к тому же, не забывай. Чего вы от меня хотите сейчас?
– Мы сговорились совсем немного, Большой К.
Необходимо, чтобы Управник Города понял, что одному ему с новой бедой не справиться. И вообще никому не справиться. Нам нужна помощь, Большой К.
– Не хочешь же ты…
– Вот именно. Еще и еще раз повторяю тебе, Карт, «связан» – не означает «повинен». Будет ли хорошо, если в Город опять придет Роско и, возможно, многие с ним, – неизвестно. Но, быть может, они станут нашими союзниками и мы вместе сумеем одолеть эти… этот огонь? Потому что это – по-настоящему страшно, Карт! Прислушайся к старому другу. Просто поверь, не требуя объяснить пока.
Карт Анджел хмыкнул, хотел сказать ядовито, но, взглянув на Чагара, лишь усмехнулся.
Он никогда не видел Ника таким. Губы Чагара побелели, все морщины обозначились резко и глубоко. Большой лоб покрыт каплями пота. Ник Чагар словно пытается донести своему другу Карту Анджелу что-то такое, чего не передашь никакими увещеваниями.
«И Анджи с ним заодно, – подумал Карт Анджел с не свойственной ему растерянностью. – «Я уже не ребенок, отец!» Гляди-ка!»
– На небо ты за ним отправишься, – буркнул он. – Подожди, может, вон он прав, и скоро они сами явятся. В довесок к огням.
– Может, и явятся, – согласился Ник Чагар, не меняя взгляда. – А может, и нет. Тогда она, – кивнул на Анджелку, – своего Роско позовет.
Карт Анджел таки поднялся к бочке под кошмой. А Анджелка обернулась к Нику Чагару, и на ее лице были испуг и тревога.
…Ночевать остались в Управном доме. Да сколько там спать – пятую стражу уж били. Шесть дозоров сменяется в одну ночь, ведь ночи под Горой такие длинные. Как и дни.
Анджелка задержалась возле сидящего неподвижно Ника Чагара, когда отец ходил вниз, а потом возился в углу у бочки.
– Последний раз я услыхала его вчера, дядя Ник. Наутро после сна про большую воду и деревья, каких не бывает. Разговаривали двое, Роско и кто-то с ним. И я. Так отчетливо, рядом прямо, коснись их рукой. Я в хлеву была у чап, больше – никого, мама Сиэна в доме, Дэна кормила маленького. И замолкло все как-то… Будто оборвалось на полуслове.
– Помнишь, о чем был разговор?
– Помню. Но главное – тот второй голос. Я его узнала.
– Ну и чей он был?
– Твой, дядя Ник, я не могла перепутать. Ник Чагар задумался с видом крайнего удивления.
Охота, охота… 2Сначала их было восемь. Потом двое лишних отделились, повернули обратно, и их осталось шестеро. Шестерка – вот самое стабильное, самое подходящее и рациональное число. Они двигались цепочкой, друг за другом, и лишь время от времени то один из них, то другой рыскал в сторону, проскакивал зигзагом в коротком поиске и вновь возвращался на свое место в общем построении. А когда кто-то взлетал повыше и скатывался обратно, словно с невидимой горки, идущие следом повторяли его маневр, и вся цепочка изгибалась, как живая огненная змея.
Снег и тьма неслись им навстречу, но снега они не замечали, а тьмы не существовало для них. Равно как и света. Им было безразлично, день вокруг или ночь.
Зато они прекрасно ориентировались в состояниях окружающей среды. Предпочтительнее всего была газообразная, в ней они чувствовали себя привычно. В жидкой их движение замедлилось бы ненамного, и энергию им пришлось расходовать лишь чуть больше. Но они пока не встречались со значительными объемами жидкой среды и потому не могли сделать своих выводов. Твердую среду преодолеть было для них труднее всего, почти невозможно в случае, если это касалось стен Дома. Опрометчивый, решившийся на такое, терял всю энергию, обессиливал и умирал. И никто не помогал ему.
Однако вне Дома попадалось множество тел, не твердых и не жидких, проникать сквозь которые было не только легко, но и приятно. Именно для этого они, звавшиеся Новыми, Здесь Рожденными, и покинули сегодня Дом. И ни один из них, Здесь Рожденных, не знал свободы чистого пространства, где так редко попадаются скопления газа, жидкости и тверди. Справедливости ради надо сказать, что и предки их, называемые Старшими, и предки их предков не знали свободы и счастья полета в чистом пространстве. Такова была их жизнь.
Шестеро летящих во мгле (начинался рассвет, до которого им не было никакого дела) руководствовались ощущениями, полученными от органов чувств, абсолютно не соотносимых с теми, какие присущи созданиям из плоти и крови. Ощущения рождали эмоции, на эмоциях основывались устремления, из устремлений следовало поведение. Сегодня они вырвались из-под опеки Старших. Они нарезвятся вволю в открытой степи, про которую и знать не знают, что она – степь, и вернутся в Дом. Каждый из шестерых поддерживает постоянную связь с остальными пятью, не теряя при этом из внимания окружающий мир. А те, в свою очередь, при необходимости способны объединить свою энергию и переслать ее одному, где бы он ни находился. Все в шестерке равны и взаимозаменяемы, таково правило и естественное условие их существования.
Летящий впереди почувствовал преграду и за долю мгновения сообщил остальным. Цепочка огней развернулась, огибая вставшую на пути каменную остроконечную колонну. Это был как будто осколок, залетевший от общего нагромождения далеко на равнину. За иззубренной неровной гранью, утопая в снегу, шли те, кого шестерка так искала.
…Выступали вечером. Безумием было идти в ночь, в темную степь, в неблизкую дорогу. Нор так и сказал брату: «Не сходи с ума, не береди людей!» Но ведь и Сам Киннигетт ходил по дворам, заводил разговоры, призывал вспомнить обиды, нанесенные Городом, и притеснения, чинимые на Ярмарках жителям Скайлы, и несправедливости Города, захватившего лучшие охотничьи угодья, и, главное, говорил о погибших, которые требуют отмщения. Или хотя бы достойного возмещения, какого от Города Скайла не видела по сей день. И кричал всей Скайле:
– Смотри, Сай, смотрите, Гудис и Бета, смотри, старая Кво, смотрите, Раггаци! Не ваши сыновья, не ваши мужья и жены лежат там под снегом столько лет и ждут? Ждут, чтобы тот, кто убил их, пришел и повинился перед вами! Чтобы склонил голову и приставил к своему затылку ваш нож! Кво, у тебя был только один внук, прошли годы, но мы помним Вадиса-стрелка, никто не мог сравниться с ним в меткости. Помог тебе Управник К., когда не стало у тебя внука? Вадис с другими достойными искал у Города лишь малой подмоги, а чем ответил Город? Город убил Вадиса-стрелка, и теперь старая Кво ходит по чужим людям, живет и кормится из милости.
Город захватывает тропы, по которым проходят те стада, на кого охотились искони люди Скайлы. Город не пропускает к Скайле Большие Мхи, хотя раз от разу подтверждает со Скайлой договор, что каждое четвертое Поле – ее. Кузнечники и оружейники дерут вдвое, если видят человека из Скайлы. Так больше не может продолжаться!..
Его поддержали криками, в основном те, кто той короткой войны не знал. Передохнув, Сам Киннигетт продолжил:
– Мне скажут: все это было и прежде. А я скажу: ну и пора положить этому конец! Хватит охотникам Скайлы отбивать друг у друга добычу потому, что обиль ных мест больше не осталось. Хватит, чтобы наши женщины замерзали в степи потому, что не собрать мхов из тех обрывков, что докатятся до Скайлы после Города. Хватит, что людям Скайлы не появиться в Городе кроме как на Ярмарку, по милостивому разрешению Большого К.!
– Вол! – крикнули. – Ему и башку пора открутить!
– Я скажу вам, люди Скайлы, дурную весть. Весенней Ярмарки в этом году в Городе не будет. У меня точные сведения, они там решили ее не устраивать. Город сидит на своих запасах, как сиу на чужой добыче, и делиться не собирается. Он закрывает путь даже для честного обмена. Что делать людям Скайлы, спрашиваю я вас?
– Пойти и взять самим! И разделить между всеми по справедливости! – крикнули в ответ. И закричали все разом.
– Безумие, – сказал Нор стоящему рядом охотнику Донасу, – он хочет снова войны. Дон, ты же должен помнить, Город помогал Скайле во все времена.
– А! – махнул рукой Донас. – Времена! Какие еще времена, если у меня пятеро малых за штаны держатся, а дикие чапы ушли! И не куда-нибудь ушли, а вон, по большому кругу, и обратно возвращаются мимо Города, и что от тех стад останется на нашу долю?.. Пускай делятся! – заорал он вместе с остальными.
– И еще дурная весть, люди Скайлы. Управник Большой Вол окончательно снюхался с колдовским отребьем! То в Городе вольно проживают неизвестно какие чужаки. Подозрительные. А сейчас у них в Управном доме сидит Чагар – кто не знает, спроси у соседа, тебе объяснят, кто таков… Беда стала выходить в степь, люди Скайлы, и назвал к нам эту беду Вол Анджел! Но не все ему управничать в Городе! Охотники Города с нами! Завтра они ждут нас и присоединятся к нам. Нужно идти в Город и показать этому выхолощенному быку, чей голос звучит в Скайле и в самом Городе! В Город! Все, кто может носить оружие! В Город!..
– В Город! В Город!.. – отозвалась толпа.
Нор тихо выбрался и пошел домой и, встретив брата, так и сказал ему: «Сам Киннигетт обезумел, и ты вместе с ним будоражишь понапрасну людей, а ведь это приведет лишь к новым смертям, неужели тебе этого хочется?» – «А мне все равно, брат», – ответил Викас таким голосом, что Нор не нашелся, что ему сказать. Он был на два года старше Викаса и даже теперь, зрелым мужчиной, помнил, как в детстве всегда оберегал и защищал брата. Но все-таки выходить в ночь было безумием.
…Шестерка разделилась на три двойки и разошлась по равным горизонтальным углам прежде, чем их успели заметить те, кого шестерка искала. Впрочем, нет, не специально искала. Просто надеялась повстречать или выследить, или настигнуть, или подстеречь. Ловчая удача улыбнулась шестерке. Немало приятных вещей могли Новые, Здесь Рожденные отыскать для себя вне стен Дома. Но ни с чем не сравним был гончий азарт, охватывающий каждого и всех их вместе, когда удавалось найти этих, не твердых и не жидких, примитивно замедленных и совершенно беспомощных перед Новыми.
В окрестностях Дома встречалось множество похожих, не твердых и не жидких, но только эти обладали неким неуловимым своеобразным оттенком, придававшим особенную привлекательность для Новых, Здесь Рожденных. Каждый из этих представлялся в восприятии Новых небольшой, но отчетливой пульсирующей точкой на общем фоне. Новых влекло к ним. Казалось, с Новыми их связывают незримые и необъяснимые нити, о сути которых догадаться никто бы не сумел, да никто и не брался. Может быть, это нечто сродни древнему инстинкту. Отзвуку того, что забыли теперь даже Старшие, а Новые и не знали никогда. Их век в Доме был еще весьма и весьма короток.
С недавних пор в Доме стало тесно. Прежде, по свидетельствам Старших, каждое Рождение становилось событием на долгие времена, а сейчас вдруг Новые начали появляться один за другим. По двое, по трое, по шестеро сразу. Им не хватало древних дорог Старших, где события текли так медленно, что их как будто не было совсем. Новые рванулись из Дома, и Старшие не сумели их задержать. У Дома, к счастью, нашлось множество выходов. Старшие относились к свободе за стенами Дома безразлично, никогда его не покидая. Ни желания такого у них не возникло за всю теряющуюся в смутной дали прошлого жизнь Дома, ни потребности.
Весть о том, что вне стен можно отыскать этих, не твердых и не жидких, обладателей ярких точек, облетела Дом вмиг, едва только пара Новых, рискнувших выйти первыми, наткнулась на них. В Доме все становится известно всем сразу. Старшие повели невнятную речь о каком-то старом долге перед тем, что неизмеримо выше всех, в Доме Живущих, о каком-то вечном указанном пути, Новые же увидели для себя прежде всего источник неизведанных эмоций и ощущений.
Все дело оказалось в том, что яркие уникальные точки этих, не твердых и не жидких, чрезвычайно приятно гасить. Причем чем сильнее удавалось растянуть этот процесс, тем более глубокое оставалось впечатление. Первые Новые, Здесь Рожденные, не поняли этого, но с каждым случаем каждый столкнувшийся с этими Новый получал опыт и учился. А значит, его опыт получали все Новые, сколько их есть.
…До Наконечника Копья добрались без происшествий, и Сам Киннигетт обернулся на ходу, чтобы подбодрить людей. За ним шло не менее чем дважды по шесть десятков. Лучшие охотники, лучшие стрелки. В рассветном сумраке Сам угадал группу женщин. Охотницы несли боевые самострелы в открытую, напоказ. Киннигетт хотел сделать замечание… но воздержался. Охотницами верховодила Смуга. В памятной войне с Городом у нее погибли родители и все четверо братьев. Мужа пырнули ножом в пьяной стычке на городской Ярмарке. Старших дочерей унесла «черная». С тех Дней Льда со Смугой сделалось страшновато спорить.
