Текст книги "Святослав, князь курский (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

В ОГНЕ МЕЖДОУСОБИЙ

– Слышал, брат? – скорым шагом вошел в опочивальню загородно-го терема князя Святослава, где в последнее время обреталось его се-мейство по настоянию знахарок, советовавших Елене сменить шумный Чернигов на более спокойное место, князь Глеб.

– А что я должен слышать? – вопросом на вопрос тут же отозвался Святослав, оторвавшись от книги, которую он до этого внимательно читал, беззвучно шевеля губами в такт прочитанного.

На дворе стояло лето, и окна княжеской опочивальни были распах-нуты настежь, впуская свет, тепло, запахи созревающих садов и безза-ботный щебет птиц. Святослав находился в домашней легкой одежде: светлой льняной рубахе с расшитым искусными мастерицами воротом, плотного шелка темно-синих штанах и легких мягких сапожках ярко красного цвета, сшитых черниговским сапожником из козьих кож.

– А то, что Всеволод-то, братец наш старший, оказался прав: у Мо-номашичей началась замятня. Не успел Ярополк выдворить из Переяс-лавля Юрия Владимировича, изгнавшего оттуда Всеволода Мстислави-ча, и посадить там Изяслава из Полоцка, как полочане изгнали от себя Святополка Мстиславича, посаженного вместо Изяслава…

– Да слышал уже… – перебив брата, с явной небрежностью ото-звался Святослав, не хуже Глеба знавший о вражде среди Мономаши-чей. – Слышал и то, что Изяслав Мстиславич уже вновь выведен из Пе-реяславля в Минск и там посажен на стол, получив в добавок к нему еще Туров и Пинск. А вместо него в Переяславле сел Вячеслав Влади-мирович…

– А вот то, что новгородцы, не очень-то уважая Всеволода Мсти-славича, не отдали печерскую дань, слышал? – в свою очередь усмех-нулся со снисхождением Глеб.

Еще со времен Владимира Святославича Новгород обязан был пла-тить Киеву в пользу великого князя 2000 гривен серебра, и новгородцы с большой неохотой платили эту дань. Князь же Изяслав Ярославич, в бытность которого был построен Печерский монастырь, желая сделать приятное игумену Феодосию, учредил для Новгорода еще и печерскую дань, которую новгородцы, хоть и были уже сплошь христиане, платили с еще большей неохотой, чем урок князя Владимира.

Об отказе уплаты печерской дани Святослав еще не слышал, а по-тому уже с нескрываемым интересом спросил:

– И чем же закончилась эта докука?[84]84
  Докука – досада, недоразумение, беспокойство.


[Закрыть]

– Так Ярополк послал к ним Изяслава из Минска, и тот так повел дело, что новгородцам пришлось не только прежнюю дань отдать, но еще и почти такой же довесок к ней добавить!

– Да, Изяслав Мстиславич, князь настоящий и воитель отменный, – вспомнив успехи Изяслава еще во время полоцкого похода, заметил Святослав, – это не тихоня Всеволод, которому новгородцы, по всему видать, уже успели на голову сесть. Известные бузотеры, сорвиголовы и горлопаны… Не хотел бы я на их стол сесть…

– Но и это не все… – продолжил Глеб загадочно.

– Смотрю я на тебя сегодня, брат, и удивляюсь, – улыбнулся Свя-тослав, – словно это не ты, молчун и постник, а Пандора, заглянувшая в ящик Эпиметея,[85]85
  Пандора – в греческой мифологии жена Эпиметия, открывшая ящик мужа, в котором хранились все несчастья и беды рода человеческого.


[Закрыть] из которого, того и гляди, выскользнут не только но-вости, но и бедствия на наши головы. Говори уж, не томи.

– Ярополк этой зимой созывает всю братию свою и племянников в Киев на снем… решать совместно, как им лучше землю Русскую обу-строить.

– Нас не приглашают?

– Не приглашают. Да, видно, и не к чему нам там быть…

– Это еще почему?

– А потому, что от Изяслава к братцу нашему Всеволоду тайный гонец прибыл: Изяслав Мстиславич в союз к своим братьям нас зовет… против дядьев своих. Вот в чем штука!

– И что же Всеволод наш?

– Кажется, согласился…

– А ты сам как?

– А я уже братцу сказал, что хочу собственный удел… хотя бы Курск порубежный, бывшую вотчину Изяслава Мстиславича…

– И что Всеволод? – прищурил оба глаза Святослав.

– Сказал, что подумает, – ощерился счастливой улыбкой Глеб, словно курский стол был уже у него в руках.

– Вот и славно, брат, – обнял Святослав Глеба, которого любил за тихий нрав и скромность. – За это стоит по чаре пенного вина выпить. – Он хлопнул в ладоши, вызывая слуг, и когда те осторожно появились в дверном проеме опочивальни, приказал готовить праздничный стол. – Да поживей там, – прикрикнул для пущего порядка.

Глеб оказался провидцем: собравшийся в Киеве снем Мономаши-чей ничего не дал. Подтравливаемый Юрием Ростовским, Вячеслав Владимирович Переяславский стал воевать земли Изяслава Мстислави-ча, отобрав у него Туров и Пинск. Великий князь Ярополк ничего не мог с ним поделать: никакие увещевания и запреты на него не действо-вали.

Повоевав земли одного Мстиславича, он шел тут же в земли друго-го. Но и этого ему показалось мало, захотелось прихватить еще и вот-чины Рязанского княжества – и вот он уже воюет с детьми Ярослава Святославича, не пожелавшими уступать ему своих земель: Муромских, Рязанских да Пронских. Хоть Ярославичи и были с Ольговичами в оби-де из-за Чернигова, но нападение на них уже прямо касалось всех по-томков Святослава Ярославича и требовало отпора.

Тайный союз Мстиславичей с Ольговичами стал уже явным, так как Ольговичи со своими дружинами помогли двоюродным Ярослави-чам изгнать Вячеслава Владимировича прочь с рязанских земель. Впро-чем, до больших сеч не доходило: Вячеслав Владимирович, видя пре-восходящие силы противников, благоразумно отступал и просил мира.

То, что Ольговичи ввязались в склоку Мономашичей, хоть и на стороне справедливости и как бы в пользу устремлений великого князя к наведению порядка, Ярополка Владимировича не очень радовало: он все больше и больше хмурился, когда ему приносили очередное извес-тие о действиях Всеволода Ольговича и его братьев на стороне Изяслава Мстиславича.

«Не к добру это, – тут же решили ближайшие бояре, поднаторев-шие возле великого стола в интригах и сменах княжеского настроения. – Не к добру. Быть вскоре большой буче».

Возвратившись из похода в Рязанскую землю, Святослав узнал, что на этот раз Елена выполнила свое обещание и родила ему сына. Радост-ное и долгожданное событие праздновали целую седмицу. Были позва-ны не только родные братья, но и все Давыдовичи и даже Ярославичи, которые, по правде сказать, все же не прибыли. В честь деда младенца назвали Олегом, Олегом Святославичем.

Ожила, повеселела после родов сына княгиня Елена. Раньше слов-но тень по терему ходила: не слышна и не видна. Теперь же только и слышен ее, к удивлению всей княжеской челяди, звонкий голос: то кор-милицу, только что отошедшую от младенца, к себе зовет, то девок сен-ных за что-то отчитывает, то огнищанину печь протопить пожарче ве-лит.

«Орлица, настоящая степная орлица, – улыбался Святослав, слыша голос супруги, сам, не менее домашних слуг удивляясь переменам, про-изошедшим в его жене. – Это ж надо так себя княгиней почувствовать после рождения сына! А что дальше будет, когда других сынов наслед-ников нарожает?..»

Новый, 1135 год от Рождества Христова, был примечателен не только тем, что скончались епископ переяславский Маркел и бывший князь полоцкий Изяслав Глебович, но и тем, что Юрий Ростовский взял себе Переяславль, и не просто взял, а выпросил его у Ярополка, велико-го князя. Это обстоятельство вконец оскорбило Мстиславичей, и Изя-слав открыто попросил зятя своего, Всеволода Черниговского, всту-питься за него с братьями.

– Помоги братьям, – пристала к мужу и княгиня Агафья, напомнив ненароком, как Изяслав помог Всеволоду удержаться на черниговском столе. И не просто пристала, а как банный лист до одного места: «По-моги да помоги». – Долг платежом красен.

У Всеволода и без советов да просьб жены уже давно чесались ру-ки влезть в склоку Мономашичей в надежде прихватить какой-нибудь кусочек для себя или же для братьев, все настойчивее и настойчивее с каждым днем просивших себе уделы. Только понимание того, что в этом случае придется столкнуться не только с «нарушителями» воли великого князя, но и самим великим киевским князем, сдерживало его от активных действий. Но теперь отступать было уже некуда.

– Собирайтесь, братья, – созвав семейный совет, обратился Всево-лод Ольгович к родным и двоюродным братьям Давыдовичам, князьям северским, обязанным ему собственным княжеским столом. – Нечего нам за бабьи подолы держаться. Пора удаль молодецкую в поле ратном проявить!

– Пора! – обрадовались Ольговичи и Давыдовичи. – Давно пора!

Через посыльных договорились, что князь Изяслав Мстиславич и его брат Всеволод Новгородский со своими дружинами и новгородски-ми охочими людьми пойдут на Ростов и Суздаль. Святославу Ольгови-чу, Глебу и Игорю с черниговскими дружинами предстояло идти на Ки-ев, разоряя по пути все села и городки, чтобы причинить как можно больше ущерба киевскому и переяславскому князьям. Сам же Всеволод оставался в Чернигове со своей старшей дружиной, чтобы уберечь го-род от возможных ответных действий Мономашичей.

– Хитрит, хитрит братец, – высказал неудовольствие по поводу та-кого решения Игорь, когда черниговское войско уже находилось в по-ходе. – Хочет, сидя на печи есть калачи. Любит жар чужими руками загребать.

Князь Игорь хоть и был самым младшим из Ольговичей, но норова и желчи в нем, хоть отбавляй.

– Мудро поступает, – не согласился с ним Святослав, покачиваясь в такт иноходи своего гнедого коня.

И Игорь, и Святослав, как, впрочем, и третий их брат Глеб, были в полной боевой справе: кольчугах, одетых поверх зимних теплых мехо-вых телогреев, сверх которых были еще и полушубки, при мечах и лу-ках, в алых плащах. Только вместо остроконечных шлемов на головах красовались меховые княжеские шапочки. У седел вместе с шлемами и колчанами были приторочены каплеобразные щиты. В соответствии с зимней порой были одеты и их дружинники – не на прогулку же вышли, а в боевой поход, когда в каждую минуту можно было ждать противни-ка.

Впрочем, киевляне не были готовы к тому, что на их земли отва-жится кто-то напасть, поэтому дружины братьев Ольговичей почти без сопротивления взяли Городок на Выре, Нежатин и Оборуч, не считая нескольких десятков сел на левом берегу Днепра.

Великий князь Ярополк, не смея перевести своих людей через Днепр, вынужден был только злиться да издали грозить Ольговичам. Наконец, он решился и пошел на Любеч, но Ольговичи быстро сориен-тировались, и, совершив обходной маневр, вскоре встали с дружинами перед Любечем, не допуская великого князя к этому городу.

В это же время Юрий Владимирович и Андрей Владимирович, со-вокупившись между собой, пошли из Ростова к Чернигову, где и были встречены Всеволодом Ольговичем, так благоразумно оставшемуся в своем граде. Этого бы не случилось, если бы Изяслав Мстиславич да Всеволод Мстиславич, как и договаривались, вовремя напали бы на рос-тово-суздальские земли князя Юрия. Но они не напали. Причиной тому стала буза, поднятая новгородцами, которые среди похода вдруг ни с того, ни с сего заявили, что не будут воевать против Мономашичей в союзе с Ольговичами. Вспомнили вдруг о клятве, даваемой еще Влади-миру Мономаху, что новгородцам всегда стоять за род Мономахов.

«Не клятвы тут виной и не крестные целования, – злился Изяслав, понимая подоплеку дела, – а гривны и куны, поступившие от доброхо-тов Юрьевых».

Злиться – злился, а сделать ничего не мог: повернули новгородцы домой.

Всеволод Ольгович отбил приступ дружин Юрия и Андрея Влади-мировичей с ощутимым уроном для последних, и те заспешили загово-рить о перемирии, так как зима – не тетка, долго на морозе в поле не постоишь. То же случилось и с Ярополком. Не одолев Ольговичей, имевших поддержку из Любеча, тот также завел речь о примирении. Ольговичи согласились на примирение, но послали к Изяславу, чтобы и Мстиславичи смогли участвовать в мирных переговорах: «Справедли-вость того требует».

На общем уже съезде в Любече решили, что Переяславль отойдет к Андрею Владимировичу, а Изяславу взамен дать Владимир Волынский и Луцк со всей областью. Юрию же придется довольствоваться Росто-вом и Суздалем, но уже одному, без Андрея.

«Надолго ли мир этот», – размышлял наедине с собой Святослав Ольгович, стараясь во время переговоров и княжеского съезда не встре-чаться с Юрием Владимировичем, своим свояком и кумом. По-видимому, не жаждал встречи с ним и Юрий.

Однако до мая месяца заключенный в Любече мир плохо ли, хоро-шо ли, но держался. Пользуясь перемирием, Святослав Ольгович ста-рался как можно больше быть с семьей, любуясь сыном, который уже не только самостоятельно передвигался на своих кривоватых ножках, по-хожих на бабий ухват, которым из печи горшки выхватывают, но и «па-па с мамой» лопотал, умиляя князя.

– Воин, воин растет! – восхищался Святослав сыном при няньках и мамках, благосклонно поглядывая на Елену. – А не пора ли нам, княги-ня, еще об одном сыне подумать?.. Один – хорошо, а два – лучше!

Та по-девичьи смущалась, но по ее черным, немного раскосым и томным глазам, похожим на глаза дикой серны, было видно, что она полностью согласна с планами своего мужа и князя. Лучшей поры в жизни княгини Елены еще не было.

В конце мая, перед самым Троицыным днем, в Новгороде опять случилась замятня: вечу вздумалось разобраться в зимнем инциденте, когда новгородские ратники вдруг повернули с пути домой, нанеся тем самым Новгороду стыд и поруганье. Новгородцы, как всегда, орали до хрипоты, то обвиняя, то оправдывая действия новгородской старшины, участвовавшей в том походе, принявшей решение о развороте воинства домой. Наконец одолели те, которые видели в их действиях учинение стыда новгородской чести.

«Владимировичи сами виновны, что племянников своих, детей старшего брата Мстислава желая обидеть и наследия лишить, половцев приводя, землю Русскую разоряют. Мы же Мстиславу, его детям крест целовали и должны их защищать и оборонять, кто бы на них ни напал, и за них повинны свои головы и животы класть, а не бегать, словно зай-цы, со стыдом!» – решило, наконец-то, вече.

И так как виновные были уже определены, то их тут же похватала стража и сбросила вниз с моста. Виновными же были многие знатные, поэтому с веча толпа кинулась громить и грабить их дворы и подворья, дома и именья.

Как говорится, аппетит приходит во время еды. Стоило только на-чать грабить виновных, как грабежи перекинулись на дома других за-житочных новгородцев, и погромы, начавшиеся в субботу, накануне Троицы, продолжились уже неделю. Ни призывы князя Всеволода Мстиславича, ни призыв епископа Нефонта – ничего не могло успоко-ить обезумивших от вида крови и растерзанных тел новгородцев.

Только послание митрополита Михаила с угрозой предать всех анафеме,[86]86
  Анафема – церковное проклятие, отлучение от церкви.


[Закрыть] зачитанное игуменом Исайей с крыльца святой Софии Нов-городской заставило их мало помалу образумиться и послать в Киев послов к великому князю и митрополиту с просьбой о прощении. Вско-ре в Новгород прибыл сам митрополит Михаил, посланный великим князем, чтобы удержать воинственных новгородцев от похода на Ростов против Юрия Владимировича. Митрополит был принят с честью, окру-жен заботой и вниманием не только церковного клира и новгородской старшины, но и всего народа. Поместили его на владычьем дворе, в хо-ромах епископа, которые были на почетном месте в Новгороде, рядом с двором Ярослава.

Получив прощение, новгородцы притихли, однако вскоре среди нарочитых людей вновь нашлись те, кто призывал к походу против Юрия Ростовского. Епископ новгородский и митрополит попытались урезонить не в меру ретивых заводил, но те и слушать не захотели, зая-вив, что не след лицам духовным вмешиваться в дела мирские, тем бо-лее, когда Новгороду нанесено бесчестье. Когда же митрополит попы-тался уехать из Новгорода, видя, что от похода на Юрия их все равно не отговорить, они его не отпустили, окружив почетной стражей в доме епископа. Ждать помощи от князя Всеволода Мстиславича было беспо-лезно: не очень-то сумасбродные, похожие на необузданную стихию, новгородцы прислушивались к своему князю. Такого унизительного положения в жизни митрополита Михаила еще никогда не бывало, но что-либо изменить он был уже не в силах. Оставалось только уповать на Господа да молиться, молиться, молиться, прося Всевышнего образу-мить чад его неразумных.

В декабре, когда, покрывшись льдом, встали реки, новгородцы, со-бравшись в дружины, согласно городским концам, уже открыто требо-вали от своего князя Всеволода, чтобы тот вел их на Ростов.

«Смоем позор кровью!» – горланили, накушавшись с утра медову-хи, новгородские закоперщики.

Князю Всеволоду ничего не оставалось, как возглавить этот поход. Но перед этим он успел послать послов в Чернигов к Всеволоду Ольго-вичу и во Владимир к Изяславу Мстиславичу. Однако зять и брат от участия в этом походе воздержались, зная о ненадежности взбалмош-ных новгородцев. Зато неожиданно для Всеволода к нему прибыл с ма-лой дружиной Святослав Ольгович.

«Дерзай, брат! – принял для себя решение Святослав, узнав о просьбе новгородского князя. – Под лежачий камень вода не течет. Тебе уже сорок, а ты все в подручных у старшего брата ходишь. Пора и о собственном столе подумать: сын-то растет».

С этим же напутствием, а еще с воеводой Петром Ильиным да с тремя десятками дружинников он и прибыл в стан новгородцев. По-мощь от Святослава и его дружины была, конечно, небольшая, но и она обрадовала Всеволода.

– Возьмешь людей у тысяцкого Петрилы Микулича, – повеселев немного от грустных раздумий, говорил Всеволод Мстиславич, разгля-дывая своего единственного союзника. – Я тебя с ним познакомлю. Ска-зывали – опытный воевода и ратоборец.

– Спасибо на добром слове, – отозвался Святослав.

– Спасибо скажешь, когда дочь его, Марию, красавицу, каких свет не видел, узришь, – подмигнул Всеволод.

– Неужели? – вскинул кустистые брови Святослав.

– Точно говорю, – заверил Всеволод. – Красавица писаная. Глаза – как у озерной русалки, зеленые-зеленые, косы золотые до пят, губки – спелые землянички, стан – березки стройней не бывают… Не дева – ведьма. Любого с ума сведет, как своими русалочьими глазищами пове-дет…

– Тогда сам чего же тушевался? – перебил Всеволода Святослав. – Ведь грех такую усладу упускать.

– Да замужем она, за посадником Иванком…

– Тем более грех, – игриво усмехнулся Святослав. – Ублажить бабу сам Бог велел, это же не девку спортить…

– Ну, нет, – серьезно заметил Всеволод. – В Новгороде с этим стро-го. Того, кто бабу или девку снасильничает, или камнями забьют, или в Волхов с моста сбросят, чтобы другим не было повадно.

– Что – и князя? – Был удивлен Святослав, оставив игривый тон.

– А что им князь? – отозвался Всеволод. – Вече решит – и князя сбросят. Вон, не побоялись же, нехристи проклятые, митрополита под стражу взять… А если открыто не посмеют, то уж тайком точно подсте-регут – да и прибьют.

– Серьезный народ, однако, брат, у тебя, – то ли с сожалением, то ли с уважением заметил Святослав.

– Да уж, – скривил губы в кислой улыбке Всеволод, – ворогу тако-го не пожелаешь…

– Однако, брат, ты меня все же при случае с Петриловой дочкой сведи, – видя, что разговор на эту тему закончен и их ждут совсем иные дела, обронил Святослав. – Хоть одним глазком взглянуть на это чудо чудное.

– Постараюсь, если живы будем… – без особого азарта отозвался Всеволод Мстиславич.

Тысяцкий Петрила Микулич оказался если не одногодком князю Святославу, то уж точно сверстником. Был он тучен, кряжист, бородат и малоразговорчив в отличие от посадника Иванки, человека веселого, говорливого и высокорослого, а, главное, лет так на десяток моложе тысяцкого и, как теперь понимал Святослав, своего тестя. Ибо за этим Иванко и была замужем дочь Петрилы, Мария.

Глядя на обоих знатных новгородцев, ничем особым не отличаю-щихся от большинства своих дружинников, разве что более богатой воинской справой, Святослав ненароком подумал, как одному из этих дородных бородачей Бог дал дочь красавицу, а второму – красавицу-жену: «Воистину, неисповедимы пути Господние»! Но думки – думка-ми, а дело – делом.

Посоветовавшись, новгородцы выделили под руку князя Святосла-ва воинство, которым командовал сам посадник.

«Так будет проще», – решили сами новгородцы.

«Проще – не значит лучше», – отметил мысленно Святослав, но выбирать не приходилось, во-первых, спасибо и на том, а, во-вторых, дареному коню в зубы не заглядывают.

17 декабря новгородское войско вышло из своего града и направи-лось по зимнику в сторону Ростова. Путь был известный, не раз хоже-ный и езженый. Однако и зима в тот год не дремала: морозы и вьюги так зачастили, словно не желали, чтобы новгородское войско шло в чу-жие земли за добычей. Впрочем, это обстоятельство новгородских воев не смутило. Преодолевая трудности пути, они упрямо продвигались вперед, хотя теперь говорить о моменте неожиданности для ростовцев уже не приходилось. И точно, когда 25 января новгородское войско все же дошло до горы Ждана, что в ростовской земле, то там их уже ждала рать ростовского князя Юрия Владимировича. Да не просто ждала, уже заняла более выгодные для боя возвышенные места.

«Зря только митрополита принуждали, – мелькнуло в голове у кня-зя Всеволода Мстиславича, – не желая преждевременного предупреж-дения дяди Юрия. Юрию ничем не помешали и с митрополитом рассо-рились… Не простит Никита новгородцам невиданной дерзости дер-жать первосвященника русского в неволи, не простит».

Новгородцы, увидев приготовившиеся полки ростовцев и суздаль-цев, не испугались. Наоборот, рассчитывая на свою многолюдность, настаивали, чтобы с ходу ударить по ростовцам. Однако оба князя и тысяцкий Петрила указали им на невыгодность расположения их воин-ства по отношению к воинству Юрия Ростовского.

«Нам придется в гору подниматься, а им с горы на нас идти. Пока поднимемся – выдохнемся, а они свежи будут, – вразумляли князья, воеводы и тысяцкий своих воинов. – К чему ненужные жертвы и пустое пролитие крови новгородской».

Доводы подействовали и остудили самые жаркие головы. Решили выбрать позицию получше.

– Вон у того леска нужно встать, – указал десницей в боевой кожа-ной рукавице на окраину соснового бора Петрила Микулич. – И место просторное – есть где полки наши расставить без теснения, и возвы-шенность будет у нас, а Юрию придется вести рать свою по заснежен-ному низинному полю.

– Быть по-твоему, – согласился с разумными доводами своего ты-сяцкого князь Всеволод и приказал новгородцам занять возвышенность у леска.

«Разумно, – мысленно одобрил решение обоих воинских начальни-ков Святослав Ольгович, внимательно осмотрев окрестности. – Вполне разумно».

Совершив на глазах у противной стороны умелый маневр, новго-родцы заняли выгодные позиции и стали выкликать ростовцев на бой. Однако последние сразиться с ними не спешили. Наоборот, князь Юрий прислал к Всеволоду переговорщиков о примирении. Всеволод и рад был замириться, да новгородцы мира не хотели, а жаждали битвы, наде-ясь на скорую и легкую победу, поэтому мирные переговоры были от-клонены.

– Глупо, глупо, – не одобрил действий новгородцев Святославов воевода Петр Ильин.

– Почему же? – удивился Святослав, не менее самых ретивых нов-городцев жаждавший сечи.

– Да устали воины наши после столь длительного пути, а ростовцы стоят на своей земле, защищать будут свой кров и очаг, своих жен и деток, а потому сражаться будут упорно. Да и не знаем мы, какие не-ожиданности припасли они нам, какой такой камень вытащат из-за па-зухи… Ты бы предложил князю и новгородским воеводам запасный полк сотен так в пять в лесу на всякий случай спрятать… чтобы было кому и тыл наш стеречь от греха подальше, и свежими силами стать для сечи… на случай нужды.

Предложение старого тмутараканского и черниговского воеводы было разумно, и Святослав поспешил с ним к новгородским воеводам. Тысяцкий, выслушав Святослава, согласился, но остальные воеводы воспротивились, чуть на смех не подняли.

«Ну и черт с вами! – мысленно ругнулся в сердцах Святослав и на-стаивать на своем предложении не стал. – Поступайте, как знаете».

Куда умнее самоуверенных и необузданных новгородцев поступил ростовский князь. Видя, что переговоры ни к чему не привели, Юрий Владимирович ближе к ночи призвал в шатер свой воеводу Короба и приказал ему, как только ночная темь ляжет на поле и укроет обе рати от взоров друг друга, взять с собой человек пятьсот конных ратников и тайно, обойдя лес, имея при этом новгородцев одесно от себя, притаить-ся в засаде. Чтобы утром, прямо с рассветом, когда Юрий поведет свои полки через заснеженное поле, ударить неожиданно на новгородцев с тылу.

Ничего на это не сказал старый и опытный вояка, лишь криво ух-мыльнулся. Без слов было понятно, что он замысел князя понял, одоб-рил и исполнит его в лучшем виде.

Утро следующего дня началось с того, что княжеские сигнальщики задули в медные трубы, призывая новгородские войска к построению. Те поеживаясь от холода, начали становиться в «стенку».

– Что-то восток сегодня кровав, – взглянув на небесный свод, ска-зал воевода Петр Ильин Святославу, садясь на подведенного ему отро-ками серого, в яблоках, коня. – Наверное, быть кровавой жатве…

Из-за крепкого мороза, щипавшего нос и щеки и превращавшего выдыхаемый влажный воздух в иней, воевода, и так седой как лунь, во-обще стал похож на сказочного волхва-кудесника или лесовика: из-за серебристого инея на бровях и усах блестят черными угольями глаза да торчит шишкой красный нос.

– Да это из-за леса, – обведя окоем очами, отозвался довольно бес-печно Святослав, – оно солнышко скрадывает, вот и кажется, что небо с восхода красное… Ну, а что жатве быть, то быть… Как же в сече крова-вой жатвы избежать? Не избежать. Вопрос лишь в том, кто снопы пова-ленные поднимать будет… кто урожай собирать станет?..

Но довести разговор ни князь, ни его воевода не смогли: с проти-воположного края поля на новгородцев уже двигались густые толпы пеших ростовцев, суздальцев и владимирцев, прикрываясь выступив-шими вперед стрельцами из луков.

– Стрельцы, вперед! – скомандовал князь Всеволод своим новго-родцам. И тут же из стоявших полков по заранее установленному ряду выступили лучники и щитоносцы, прикрывавшие их своими большими щитами.

– Что-то комонных у князя Юрия сегодня вроде бы меньше, – гля-дя из-под ладони на ростово-суздальские полки, скорее себе, чем своему князю, молвил воевода Петр. – То ли вчера, считая, ошибался, то ли Юрий конницу решил придержать… или еще какую хитрость приду-мал…

Тут к Святославу подъехал на соловом коне посадник Иванко, не дав своим появлением воеводе Петру полностью высказаться, а Свято-славу «переварить» в своей голове сказанное.

– Пора, князь! Чело уже тронулось.

Действительно центр новгородского воинства, возглавляемый лич-но князем Всеволодом, не дожидаясь, когда лучники завершат свое дело и возвратятся в боевые порядки, скорым шагом двинулся навстречу ростовцам, оглашая окрестности боевым кличем: «Новгород и святая София!». А навстречу же им с поля, все нарастая и нарастая в силе и мощи, неслось: «Ростов! Суздаль!».

Следом за передовым полком князя Всеволода тронулся и полк правой руки, ведомый тысяцким Петрилой.

– Раз пора, то пойдем! – взмахнул Святослав мечом, отдавая приказ своим дружинникам и приданным ему новгородцам к бою.

Новгородцы ринулись на ростовцев и смяли чело их рати. Дружине Святослава, поддержанной новгородскими конниками, удалось про-биться до вражеских знаменосцев и сразить их, опрокинув на снег стя-ги. Ростовцы дрогнули и стали пятиться. Казалось, еще мгновение, и ростовцы побегут, подставив новгородцам свои спины для ударов.

– Ломи! Вали! Наша берет! – орали новгородские ратники, крика-ми поднимая у себя боевой дух и пугая противника.

– Поднаддай! – вторили им их товарищи, заглушая стоны раненых и умирающих.

Но тут случилось то, что никто уже не ожидал: в спину новгород-ским полкам ударили конники ростовского воеводы Короба.

– Бей! Круши! – рубя мечами и топорами, поражая копьями и бу-лавами ошеломленных и растерявшихся новгородцев, кричали, раздирая рты в утробном крике ростовцы.

Новгородцы дрогнули и побежали, бросая оружие и срывая тяже-лые доспехи, забывая о своей удали и чести. Все! Полков новгородских больше не было, сгинули полки, осталось только обезумевшее стадо людей.

Только конники Святослава из черниговской дружины, да дружин-ники князя Всеволода из личной охраны, к которым прибились тысяц-кий Петрила и посадник Иванко, еще продолжали яростно сражаться в окружении врагов. Но вот пал посадник, с которым князь Святослав так и не успел как следует сведаться. Вскоре смертельно ранен в грудь вра-жеским копьем был и тысяцкий. Не выдержал прямого удара железного жала наконечника копья германский панцирь – гордость тысяцкого – подвел владельца.

– Князь, – обратился умирающий тысяцкий к князю Всеволоду Мстиславичу. – Останешься жив – позаботься о дочери моей… Видишь, совсем осиротела… Сживут ее со свету Иванковы родичи… Со свадьбы невзлюбили ее… Иванко был защитой, а теперь нет его… Позаботься… – И замолк уже навеки.

– Позаботимся, – за обоих отозвался с придыханием князь Свято-слав, сразив своим длинным мечом очередного ростовца или владимир-ца, необдуманно приблизившегося к потомку тмутараканских и черни-говских князей. Лицо его было потно и багрово от возбуждения боем и натуги. – Только сперва о себе позаботиться стоит, а то о других и за-ботиться будет некому. Ну, что, Мстиславич, прорвемся, или?..

– Прорвемся! – обливаясь соленым липким потом, норовившим попасть не только на потрескавшиеся от возбуждения губы, но и сле-пящим глаза, сквозь зубы отозвался новгородский князь, стегнув корот-кой плетью по крупу своего парившего, как весеннее поле перед вспаш-кой, коня. Да так, что тот взвился свечкой.

Собравшись в единый кулак, князья и оставшиеся с ними дружин-ники, не распыляясь на мелких стычках, ударили в одном направлении, метя на лесную дорогу, по которой еще вчера они двигались сюда. Так уж распорядилась судьба, что владимирцы и суздальцы в этом направ-лении были не столь густы, как в других, и остаткам новгородского во-инства с княжескими стягами и старшей дружиной удалось вырваться. Помог им и князь Юрий, приказавший, когда ему доложили о прорыве князей и небольшой группы новгородцев из окружения, не гнаться за ними и не преследовать: «Бог с ними, пусть уходят».