Текст книги "Святослав, князь курский (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Киевское боярство, не жаловавшее Юрия и давшее ему между со-бой прозвище Долгорукого за его вымогательства и частые поборы на пиры и увеселения, тайно ссылалось с Изяславом. Поэтому, когда в Ки-ев пришли вести о приближении войск Изяслава, они не только не при-шли к Юрию с дружинами, но и посоветовали тому как можно скорее покинуть город, введя его в обман тем, что рати Андрея и Владимирка Галицкого уже разбиты. Не имея воинской поддержки, бывший суз-дальский князь 6 апреля покидает Киев и, переправившись через Днепр, направляется вновь в Остерский Городец. Сюда к нему вскоре прибыва-ет сын Андрей со своей дружиной. А Владимирко Галицкий, высказав Андрею свою обиду по поводу беспечного поведения его отца, отдав-шего без боя Киев, был вынужден возвратиться в Галич. И чтобы унять ропот своей дружины, оставшейся без добычи, он под угрозой разоре-ния обирал каждый город на своем пути, начав с Мыльска. Бедные го-рожане были вынуждены снять с себя, со своих жен и дочерей все золо-тые и серебряные украшения и отдать их Володимирку, лишь бы огра-дить свой град и себя самих от потока и разорения.

Заняв в очередной раз Киев, Изяслав Мстиславич, несмотря на рас-положение к нему киевлян и боярства, возможно, потому, что любое расположение переменчиво как ветер, решил пригласить на киевский стол своего дядю Вячеслава. Этим действом он сразу двух зайцев уби-вал: лишал недоброжелателей и завистников возможности делать ему упреки, что стол киевский ранее дядьев своих занимает, и со стороны Юрия Владимировича себя обезопасил. Тому теперь будет не с руки против собственного брата выступать. «Отец, хотя Всевышний Бог по своей воле забрал у меня отца родного Мстислава Владимировича, – писал Изяслав Мстиславич в послании к дяде, подбирая и выстраивая слова так, чтобы они тронули загрубевшее сердце старого воина, – но я прошу тебя стать мне отцом вместо него. И что прежде перед тобой в гордыне своей погрешил, то вину признаю, каюсь и прошу тебя и Гос-пода Бога простить меня. И если ты мне грехи мои отпустишь, то и Бог отпустит. Ибо сказано же Им апостолам Его: отпустите грешникам гре-хи их, отпустятся и вам. Ныне же, отец, отдаю тебе Киев со всею че-стью. Приди и владей им. Сядь на престоле отца и деда твоего. А я ос-танусь в воле твоей».

Да, умен, зело хитр и умен был сын Мстислава Великого. Лаской и угодливыми словами обвел он стрыя своего Вячеслава Владимировича вокруг пальца. Так обвел, что тот и не заметил, с радостью приняв это послание и согласившись на престол, лишь бы престол этот Юрию не достался. Встретившись, договорились, что Вячеславу иметь «первенст-во на престоле», а Изяславу, по согласию с ним, всем управлять.

Казалось бы, что Божья благодать сошла на киевский престол, что воцарился мир и согласие среди большинства Мономашичей. Но не тут-то было. Не успели Изяслав Мстиславич и Вячеслав Владимирович друг другу в любви и ласке признаться, как случилась размолвка из-за ми-трополита. Изяслав желал на митрополичьей кафедре своего друга и ставленника, Клима Смолятича, тихо сидящего во Владимире Волын-ском, иметь, а Вячеслав Владимирович ратовал за назначенного Кон-стантинопольским патриархом при княжении Юрия Константина. Од-нако Константина, поприжавшего епископов и монастырскую братию, отбиравшего у них злато и серебро, не желали не только киевские бояре и князь Изяслав, но и большинство игуменов, и пресвитеров, и попов в церквах. Поспорив несколько дней о том, кому же быть на Руси митро-политом, не желая уступить друг другу, пришли к тому, что ни Климен-ту, ни Константину митрополитами не быть, а просить патриарха назна-чить им нового. Прежним же, Климу и Константину, Киев покинуть и находиться одному во Владимире на Волыни, а другому – в Чернигове при тамошних архиереях.

Все эти события хоть и были важными и значащими для Руси, но пока что они северского князя не затрагивали. Изяслав Мстиславич так стремительно занял Киев, что Юрий Владимирович даже не успел к нему своих людей, призывая на помощь, прислать. Зато другие, не ме-нее важные и грозные, не обошли стороной Святослава Ольговича. Случилось так, что от Дона и Сурожского моря сразу три орды на рус-ские княжества накатили. Одни шли на Переяславль, другие на земли Рязанского княжества, третьи устремили свои алчные взоры к Курску. Выставленная на порубежье с Половецким полем сторожа вовремя за-метила врага, вовремя сигнальными дымами да кострами дала знать о накатывающейся беде. Поэтому, все кто мог, спешили под защиту го-родских стен и башен детинца. Но когда тревожные вести дошли до Святослава Ольговича, когда он, созвав на скорую руку старшую и младшую дружины, бросился на помощь курянам, то вражьи всадники уже грабили и жгли окрестные села в Посемье и Попселье. Курск и дру-гие города и городища устояли, но веси были разрушены, их жители, не успевшие спрятаться за стенами городов или же в ближайших лесах, пленены и ждали горькой участи рабов быть проданными на невольни-ческих рынках Сурожа и Херсонеса.

Не давая отдыха ни воям, ни коням Святослав Ольгович с сыном и племянником пытался нагнать половцев, чтобы хоть как-то отмстить им за содеянное зло. Но те, похватав, что под руку подвернулось, уже стремительно откатывались назад к Лукоморью. В сердцах северский князь бранил своих сродственников ханов Осолуковичей и Аеповичей, допустивших нападение сородичей на его волости. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что те ничем ему не могли помочь: между половец-кими ханами шла такая же рознь, как между русскими князьями. Никто никого не слушал, никто никому не подчинялся. Каждый считал себя наипервейшим и наиглавнейшим в роду и делал, что хотел. Что их мог-ло объединить, так это совместный набег на русские княжества. Погоня северской дружины была безрезультатной – обидчики-половцы раство-рились в степных просторах. Это обескураживало Святослава Ольгови-ча и заставило принять про себя решение со временем посадить в Кур-ске сына Олега, чтобы было кому оберегать Посемье и Попселье, тем более, что старый курский посадник Влас Ильин из-за старости отошел от дел, а новый, Ивашка Перегуд, со своими обязанностями едва справ-лялся. Кроме того, из Курска осуществлять защиту порубежья было проще и надежнее, чем из далекого Новгорода Северского.

Если бывшему курскому удельному князю, а ныне северскому, не удалось поквитаться с половцами за их набег, то рязанские князья в этом деле преуспели. Настигнув степняков на реке Большая Ворона, они не только их разбили и свой полон освободили, но и половецким обза-велись. Будет на что своих русских людей из половецкой неволи выку-пать, обмен производить.

По возвращении из неудачного преследования половцев северско-го князя ждали послы от Юрия Суздальского, которые сообщили, что венгры, попотешив киевлян невиданной досель музыкой, получив от Изяслава Мстиславича знатное вознаграждение за «ратные труды», по-кинули Киев. Что вместе с ними к венгерскому королю пошел сын Изя-слава, Мстислав Изяславич. «Наверное, жену искать, – язвили послы. – Дядя Владимир нашел, так чего теперь и племянничку не найти. На Ру-си им, видать, княжны русские не нравятся». Но главное было все же не это. Главным было то, что Юрий опять сзывал своих союзников на Изя-слава. Причем немедленно.

– Видите, я только из похода, – стал объяснять Святослав Ольгович причину невозможности немедленного выступления. – Люди и кони устали. Требуется отдых. Небольшой, но отдых…

– Людям и дня для отдыха достаточно, а коней можно и сменить, – не то чтобы советовали, а как бы делились опытом послы, стараясь не задевать самолюбия северского князя.

Пришлось заверить, что выступит без промедления.

Не прошло и двух недель, как Святослав Ольгович с племянником и половцами, нанятыми Юрием Владимировичем, стоял уже под Кие-вом на реке Лыбеди, напротив Золотых Ворот. Здесь же находился и князь Юрий с сыновьями. Ждали прибытия дружины Владимирка Га-лицкого, к которому уже были посланы нарочные. Не спешил начинать сечу и Изяслав Мстиславич, затеяв через Вячеслава Владимировича переписку с Юрием. Здесь же и выяснилось, что Владимир Давыдович Черниговский со своей дружиной был на стороне суздальского князя, а его брат Изяслав Давыдович со своей дружиной – на стороне Изяслава Мстиславича.

Переписка между старшими Мономашичами ни к чему не привела, и военные действия мало-помалу, с перестрелок лучников, с наскоков половцев, начались. Вскоре же на берегу болотистой реки Рут во время сражения был убит Владимир Давыдович, нанятые Юрием половцы, не сбив полки Изяслава, бросили поле сражения и бежали, оголив полки Святослава и Юрия. Чем не замедлил воспользоваться Изяслав, двинув в разрыв свою дружину. И, несмотря на то, что сын Юрия, Андрей Юрьевич, мужественно встретил киевские полки, выехав на своем коне в самую гущу вражеских воинов, союзные Юрию дружины дрогнули и стали отступать. Под Андреем был убит конь, и сам князь только чудом спасся. Черниговская дружина Владимира Давыдовича, видя своего князя убитым, прекратила сопротивление и стала сдаваться союзнику Изяслава Мстиславича, Изяславу Давыдовичу. А их тысяцкий Азарий Чудин во всеуслышанье объявил северского князя виновным в смерти Владимира и поклялся отомстить за его смерть смертью Святослава Ольговича.

Битва была проиграна, оставалось только спасаться самому да ближайшим дружинникам. И Святослав Ольгович направил бег своего коня к устью Припяти. Рядом с ним скакал и племянник. И только на берегу Припяти, отдышавшись и успокоившись после долгой погони северский князь узнал, что Юрий Владимирович через брата Вячеслава просит уже мира у Изяслава и что черниговский тысяцкий Азарий слов на ветер не бросал, грозя расправой. Он действительно пытался пресле-довать Святослава, но не догнав самого князя, пленил двух его ближних бояр и тут же произвел над ними расправу, отрубив головы и отправив их, кровоточащие, северскому князю в виде своеобразного подарка в кожаном мешке.

«Предерзкий раб, – выругался Святослав тогда, – ты меня еще по-помнишь»! Однако угрозы угрозами, и осуществятся ли они, а если и осуществятся, то когда, не так это заботило северского князя, как та реальная опасность остаться один на один с Изяславом Мстиславичем. Примирившись с Юрием, тот развязал себе руки для похода на Новго-род Северский и другие волости княжества Святослава. «Придется при-миряться с Изяславом Давыдовичем, – с горечью мыслил Святослав Ольгович, пробираясь с остатками своей дружины окольными путями в родной удел, – обещая ему не заявлять своих прав на Чернигов».

Незадолго до роковой битвы на Руте Владимир Давыдович заве-щал, что в случае его смерти, Чернигов отойдет к Святославу, как более старшему в их роду. Теперь необходимо было решать: искать мира, ус-тупая Изяславу Давыдовичу черниговский стол, или же искать стол, который Изяслав добровольно все равно не уступит, и при этом иметь во врагах не только киевского князя, но и двоюродного брата. Выбор, как видим, был невелик.

Прибыв в Новгород Северский, смыв в бане пыль и усталость, Свя-тослав Ольгович первым делом собрал думу из оставшихся в живых бояр, сына Олега и племянника Святослава и объявил им о своем реше-нии искать мир с черниговским князем. «Если с обоими Изяславами мира искать не получается, то поищем хотя бы с одним, с Давыдови-чем», – заявил он думцам. Те, не менее князя поиздержавшиеся от не-удачного похода на Киев, были не только согласны, но и рады. Многие вызвались отвезти в Чернигов княжеское послание. Князь поблагодарил думцев за их понимание и отпустил. Сам же сел за написание послания, которое надобно было сочинить так, чтобы и своего достоинства не уронить, и Изяслава пуще прежнего не обидеть, и мир учинить, и даже кое-что в волостях выиграть. Дело было непростое, но северский князь надеялся с ним справиться.

«Брат, всякая война продолжается до мира, а мир стоит до войны – такими словами начал Святослав Ольгович свое послание. – Мы ведь братья, но воюем между собой, как враги лютые. А за что воюем, сами не ведаем. Ныне же просим тебя, брат, оставить нелюбовь и вражду и быть в мире и любви. Ведь нам, видит Бог, делить нечего. Мы имеем области раздельные: я – область отца моего Олега, ты – область отца твоего Давыда. Потому ты с племянниками твоими, детьми покойного ноне Владимира, возьми всю область отца твоего, а я с племянником и детьми возьму область отца моего. Если мы так разделимся по правде и справедливости, то вражды между нами уже быть не должно. Нет на то причины».

Следующим утром молодые князья Святослав Всеволодович и Олег Святославич в сопровождении двух бояр и двух десятков младших дружинников уже держали путь к Чернигову. Сам северский князь не поехал, решив, что пора детей своих к посольскому делу приобщать. Впрочем, всем исполнителям его воли, и князьям, и боярам, он строго-настрого приказал в переговорах с Изяславом Давыдовичем держаться послания, ни на какие уступки не идти.

Как и следовало ожидать, Изяслав Давыдович с доводами север-ского князя согласился. Радуясь тому, что ему теперь можно не опасать-ся за черниговский стол, он отдал северскому князю некоторые ранее спорные волости, а еще обещал выступить посредником в переговорах Святослава Ольговича с киевскими князьями Изяславом Мстиславичем и Вячеславом Владимировичем о мире. А мир этот ох как был нужен. Требовалось и дружину новую набрать, и порядок в земле после поло-вецкого набега урядить. А княжество за последние годы уж очень обез-людело. Княжеские распри порядку да умножению смердов-землепашцев совсем не способствовали.

Изгнав Юрия Владимировича в Суздаль с клятвенным обещанием больше никогда киевского стола не искать, выслав Глеба Юрьевича из Переяславля в Городец, киевские князья теперь думали, как наказать Владимирка Галицкого. Некоторую опаску для них представлял Свято-слав Ольгович, поэтому с походом на Галич они временно воздержива-лись, ссылаясь с венгерским королем и прося у него помощи. Когда же из Чернигова прибыл князь Изяслав Давыдович и завел речь о примире-нии с северским князем, то и Вячеслав Владимирович и Изяслав Мсти-славич сему изрядно обрадовались. Руки у них были теперь полностью развязаны. Можно было идти на Владимирка, не опасаясь оставить дру-гого недруга у себя в тылу. Впрочем, прежде чем пойти в поход на Га-лич, Изяслав Мстиславич нанял половцев и спалил с ними Городец, чтобы Юрию негде было зацепиться в случае, если он вдруг нарушит клятву. Глеб Юрьевич ушел в Суздаль, а жителей Городца киевский князь развел по разным городам. Во время разорения этого града, мни-мого оплота суздальского князя в земле Русской, в пожаре пострадала и божница Михаила.

Однако поход вновь не состоялся по причине того, что в Киеве не-ожиданно умерла супруга Изяслава Ирма, получившая в православии имя Ирины. Еще будучи принцессой одного из воинственных немецких родов, она была сосватана за Изяслава, находившегося тогда с отцом Мстиславом Владимировичем в Новгороде. К ее сватовству, как сказы-вали знающие люди, приложила руку мать Изяслава, Кристина. Именно она через своих шведских и датских родственников, имевших связи с лучшими дворами немецких герцогов и курфюрстов, и высватала для сына эту немецкую принцессу. Ирма родила Изяславу трех сыновей, Мстислава, Ярослава и Ярополка, а также дочь Милораду. И здесь сле-дует отметить, что Ирма была не первой немецкой принцессой, выдан-ной замуж за русского князя. Первой путь к ложу русского князя прото-рила Ода, сестра немецкого епископа Бурхарда Трирского, ставшая же-ной Святослава Ярославича и бабушкой Святославу Ольговичу Север-скому. Требовалось с подобающими почестями предать тело княгини земле. А также дать некоторые указания брату Ростиславу Смоленско-му, остающемуся оберегать земли Киевского княжества со стороны Суздаля и Ростова. Кроме того, поджидали дружины Изяслава Черни-говского и Святослава Всеволодовича, решившего на этот раз попытать воинского счастья уже на стороне своего вуя, чтобы хоть как-то «зала-тать дыры» в своей небольшой казне по содержанию личной дружины. Северский князь племяннику не препятствовал, только призывал к бла-горазумию на поле сражения. Сам же он от похода уклонился, сослав-шись на малочисленность дружины, на прибытие к нему послов из По-лоцка. При этом Святослав Ольгович нисколько не лукавил: к нему дей-ствительно прибыли послы от юного Глебовича, поставленного вечем князем вместо Рогволода Борисовича, изгнанного со стола и содержа-щегося под стражей в Минске. «Будь князю нашему во отца и обороняй нас, – просили послы, – а мы клянемся быть тебе послушными».

Это обращение полоцких бояр и лучших людей льстило самолю-бию Святослава, однако он честно сказал, что сам стеснен и вряд ли сможет в полной мере отвечать их чаяниям. Ведь чтобы при нужде при-быть с дружиной в Полоцкое княжество, ему необходимо было пересечь земли Смоленского. А там, как известно, княжит брат Изяслава Киев-ского, с которым отношения северского князя почти всегда враждебны. Поэтому Ростислав Мстиславич Смоленский может и не пропустить его дружину. Но послы заверили его, что они это знают, учли и уверены, что Святослав Ольгович сможет. «Хорошо, – согласился Святослав, – будь по-вашему». А почему, в самом деле, не быть? Требуют-то немно-го: всего-то стать «в место отца» их юному князю. Выбору же полоцко-го боярства, как видно, послужило замужество дочери Святослава Оль-говича Анастасии.

Как только киевские полки Изяслава Мстиславича направились в Галицкую землю, то по дороге к нему стали прибывать дружины союз-ных ему князей. Из Дорогобужа прибыл его родной брат Владимир Мстиславич. Из Луцка спешил двоюродный Владимир Андреевич. Во Владимире Волынском к его войску добавились полки брата Святопока Мстиславича и сына Мстислава. Самих же этих князей Изяслав Мсти-славич направил в качестве послов: Мстислава к королю Гейзе, а Свя-тополка – к польскому. Галицкий князь Владимирко, сведав от своих лазутчиков о приближении войск Изяслава к его границам и не имея поддержки от Юрия Владимировича Суздальского, обратился за помо-щью к болгарам и сербам, от которых и получил до 70 тысяч войска. И хотя все эти сведения до северского князя доходили отрывочно и с не-которым опозданием, он понимал, что вскоре на просторах Галицкого княжества развернется невиданная до сей поры битва с участием многих народов. И ему, оставаясь сторонним наблюдателем, было интересно знать, чем все это закончится. Иногда он делился своими размышле-ниями с сыном Олегом и княгиней. Олег считал, что победит в этой битве Изяслав Мстиславич, собравший чуть ли не всю Русь для этого похода. А княгиня крестилась и откровенно радовалась, что муж ее в ней не участвует. «Не нами это тесто замешивалось, не нам и калачей пробовать, – степенно рассуждала она. – Нам надо Марию да сыночка Игоря поднимать, на ноги ставить». – «Поставим, – отвечал он. – При-дет время – и поставим… если Господу то будет угодно». – «Бог забо-той своей не оставит ни детей ни тебя, князь, – заявляла на это княгиня. – Лишь бы друг твой и сват наш Юрий Владимирович опять в новую склоку не вовлек… Чует сердце – вовлечет! И так что-то давно не бес-покоил». – «Так замирился он… крест целовал, клятву давал…» – «Ты уж извини, – усмехнулась с горечью Мария, – да клятвы князей, что девичьи слезы. Час не пройдет, как о них забыли».

Княгиня Мария словно предвидела: Юрию Суздальскому надоело спокойно сидеть в своей вотчине. Решил воспользоваться отсутствием в Киеве Изяслава и овладеть вновь киевским столом. Правда, там был его более старший брат Вячеслав, но, зная о мягком сердце последнего, Юрий надеялся, что тот уступит ему Киев. Чтобы как-то оправдать пре-ступление клятвы, данной Изяславу и брату, решил воспользоваться оплошностью киевских князей при разрушении его Городца, обвинив Изяслава в умышленном сожжении божницы Михаила. Одному было идти несподручно – все-таки Киев! Призвал с собой рязанских князей, но те поспешили уведомить об этом Изяслава, послав к нему нарочного, а с ответом самому Юрию Владимировичу тянули, как могли. Север-скому князю суздальский заранее о своих намерениях не сообщил и, уже находясь в походе у Глухова, поставил его перед свершившимся фактом. Хочешь, не хочешь, а встречай дорогого гостя.

– А я что говорила? – холодно, с долей отчужденности отреагиро-вала княгиня Мария на данное известие. – Как видишь, втянул… А ты мне что-то про клятвы речи молвил. Вот тебе и все клятвы! А еще по-помни мое слово: как бы кровавыми слезами плакать нам всем не при-шлось от сей дружбы. Вовлечет тебя в очередную смуту, а сам сбежит, как всегда… И будешь ты один за всех отдуваться…

– А что я могу? – честно признался себе и супруге Святослав. – Что ни говори, а сила за ним. Да и союзник мне он один верный… Другие изменяют, а он слово держит.

– Еще бы, – усмехнулась Мария, – другие волости отвоевывают, а он и так у тебя берет… под имя своих сыновей. Вон наш Курск уж сколько раз к нему отходил. То к Ивану, то к Глебу…

– Так то временно, – конфузился пуще прежнего князь.

– Смотри, чтобы совсем не отошел хоть Курск, хоть иной город… Если не самому Юрию, то через него Изяславу Киевскому…

– Не каркай, не кличь беду!

– Да я и не каркаю, сомнениями делюсь…

Святослав Ольгович понимал, что его княгиня во многом права. Ему и самому ой как не хотелось нарушать слова, данного Изяславу Мстиславичу. Да и Полоцке побывать мысль имел, чтобы собственными очами увидеть происходившее там – даже смоленскому князю просьбу о пропуске его с малой дружиной направил… Теперь же приходилось идти к Юрию. А как не пойти, если он уже на его земле и может в лю-бой момент отдать на поток и разграбления его города по Семи и ее притокам. Кроме того, половцы, вновь нанятые Юрием, уже чернигов-ские земли тревожили, небольшой городок Семин взяли и к самому Чернигову подошли. Чернигов взять не смогли, но все слободы вокруг него и посад пожгли. Тут уж хочешь, не хочешь, но идти надо. Впрочем, и идти не пришлось – Юрий Владимирович Суздальский, не зря же про-званный Долгоруким, уже стоял под Новгородом Северским, ждал, ко-гда встретят его с хлебом-солью. И, конечно же, дождался.

Князь суздальский, как известно, обожал пиры. По поводу и без повода, лишь бы поболее медов, вин заморских да снеди. Теперь же повод был, да еще какой: не только в гости к самому Святославу при-был, но и к зятю Олегу и к дочери Елене. Пировали три дня. Елена Юрьевна, уже обжившаяся в среде северских князей, отцу была рада. Еще бы не радоваться, когда родной батюшка пожаловал. Но, наслы-шавшись от него соленых шуточек по поводу долгожданных внуков, краснела и бледнела, стыдливо опуская очи. Под конец так вообще ста-ралась батюшке на глаза не попадаться. Святослав и княгиня Мария на колкие подшучивания Юрия над дочерью внимания не обращали, а Олег тихо злился, однако вида старался не подавать.

Окончив пиры, Юрий Владимирович вознамерился идти к Черни-гову в помощь половцам и сыну Андрею. Дошли до Сана, но, встретив идущих им навстречу из Киева Вячеслава Владимировича, Изяслава Давыдовича и Святослава Всеволодовича, спешивших на помощь осаж-денным черниговцам, решили в бой не ввязываться, а отступить. Вскоре же из-за сильных морозов и метелей, перебивших все пути-дороги ог-ромными сугробами, покинутые половцами, отошедшими к Дону, не только просто отступали, но уже и бежали. Бежали так, что бросали ко-ней, вязших по самое брюхо в сугробах.

В Рыльске же, где остановились на короткий отдых в детинце на горе Ивана Рыльского, Святослав Ольгович узнал, что союзные Юрию половцы, уходя от Чернигова, напали на Путивль и многие селения во-круг него пожгли, а народ, пленив, увели с собой. Досталось от полов-цев и другим волостям северского князя. «Что за напасть свалилась на мою голову, – печалился сам себе Святослав Ольгович, проклиная в душе князя Юрия и его союзников-половцев. – И сечи с врагом не имел, и враг ко мне не приходил, а княжество уже разрушено. А что будет, когда Изяслав Давыдович, обидевшись, на меня войной пойдет?! Да князь Изяслав Мстиславич… Страх и горе». Между тем суздальский князь, передохнув и малость пображничав, собрался домой.

– Не получился у нас поход, Святослав, – отдав распоряжение вое-водам своим готовиться в путь, заявил он обуреваемому сомнениями и печалями северскому князю, – надо в Суздаль возвращаться. Видно, не наш час…

– А мне как быть? – опешил Святослав, надеявшийся, что суздаль-ские дружины останутся в его княжестве, чтобы отразить нападение черниговского князя. – Мне-то как быть? – переспросил он. – Ты, сват, втянул меня в этот поход, поссорил не только с киевскими князьями, но и с черниговским… Своими половцами привел к неустройству всего Посемья… А теперь бежишь, бросая меня на произвол судьбы. Вот ты уйдешь, а следом придут оба Изяслава – и как мне быть?!.

Упреки северского князя были столь справедливы, что князь Юрий невольно смутился. А это с ним бывало довольно редко.

– Может, как-нибудь обойдется… Зима ведь… снега… А там вре-мя пройдет… настроение изменится…

– Да ничего не обойдется и не изменится, – злясь на собственное бессилие и безысходность, возразил Святослав. – Придут и порушат. А мне что опять в изгои?.. Да стар уж я. Второй раз не сдюжу!

– Ладно, князь, не горюй, – попробовал приободрить Святослава Ольговича Юрий Суздальский. – Оставлю я тебе сына Василька с рат-никами. Много не дам, но воев так с полсотни оставлю.

Сказал да с тем и отбыл, оставив Святослава Ольговича расхлебы-вать заваренную им кашу.

Разбив полки галицкого князя и его союзников, Изяслав Мстисла-вич, отпустив венгров, возвратился в Киев. И тут он узнал, что Свято-слав Ольгович после разорения земли Черниговской, остается ненака-занным и мира не просит. «Что ж, исправим упущения, – сказал он дяде и черниговскому князю, прибывшему к нему на совет. – Заставим Оль-говича себе бороду и усы кусать за глупость свою». И уже 22 января, когда стали реки и отыграли свои игры метели, повел рать на Новгород Северский. По пути пришли к нему со смолянами Роман Ростиславич и Святослав Всеволодович с дружиной. Как не было зятю и племяннику жаль северского князя, но боязнь Изяслава Мстиславича заставила вы-ступить против него. «Сам виноват, – искала оправдание их совесть, – не принял бы руку Юрию, сидел бы дома спокойно». Хотя в то же самое время прекрасно понимали, что северскому князю некуда было деться от удушливых объятий Юрия Долгорукого: попал Святослав, как кусок крицы,[118]118
  Крица – твердое губчатое железо, получаемое из болотной руды.


[Закрыть] между молотом и наковальней – успевай лишь поворачиваться то одним боком, то другим.

Когда 11 февраля к войску киевских князей, осаждавших Новгород Севрский пришли полки Изяслава Черниговского, то сообща стали го-товиться к штурму, разложив вокруг града костры и поставив шатры. В шатрах и у костров грелись по очереди: одни занимались приготовлени-ем к слому, вторые отогревались в тепле.

Стоя на одной из крепостных башен, Святослав Ольгович с болью в сердце наблюдал за тем, как осаждавшие, разбившись на полки, со-оружали пороки, из стволов деревьев, веток, всевозможного мусора, перекладывая это большими снежными комьями, строили горки. Вро-вень со стенами, а то и выше, чтобы с них метать на защитников стрелы и горшки с горящим в них маслом. «Плохи мои дела! – видя нешуточ-ные приготовления, мучился северский князь. – Вот начнут метать по-роками камни, не удержать града». Видимо, о том же самом думали и его воеводы, стоявшие поблизости, лица которых были хмуры и непро-ницаемы, а уста крепко сжаты и бессловесны.

Так оно и случилось. Стена была вскоре расшатана и разбита кам-нями во многих местах. Куда тут же были направлены пороки, доде-лавшие остальное дело – устроившие проломы. Святослав Ольгович ничего не мог противопоставить этому напору. Приходилось отступать в детинец. Острог, прикрывающий посад, и сам посад были тут же пол-ностью разрушены и подожжены. Только после этого полки осаждаю-щих отошли к своим обозам, чтобы 16 февраля приступить к система-тическому разорению личных вотчинных сел северского князя, к со-жжению принадлежащих ему дворов и гумен, к угону конских табунов и стад скота.

– Разорен, совсем разорен, – плакался княгине Святослав Ольго-вич. – Града не стало, стад не стало, кони уведены, гумна сожжены…

Павших защитников града, которых к счастью, было не очень мно-го, он не жалел – бабы еще нарожают. Не жалел он и овдовевших женок и осиротевших детишек – как-нибудь выживут. Некогда было печалить-ся и о ремесленниках с выгоревшего посада – со временем отстроятся. Жалел разграбленное имущество, которое уж точно было не воротить.

– Да Бог с ним, с имуществом, – совсем как деревенские бабы мах-нула руками княгиня. – Худобу, видите ли, ему жалко! Худобу еще на-живем. Хорошо, что пока сам цел. А потому – иди к Изяславу, проси мира.

– Так стыдно же, – сердился князь. – Да и не простит он… ведь это я первым клятву нарушил.

– Иди, – стояла на своем княгиня. – Повинную главу и меч не се-чет.

Бояре также открыто призывали Святослава Ольговича покаяться перед киевскими князьями и просить мира. «Долго нам в детинце не устоять, – говорили они. – Или с голоду все перемрем – вон нас сколько ртов тут стало, пожалуй, все слободки и посад сюда сбежались – или же в огне сгорим. Другого не дано». Сын Олег старался отмалчиваться – он отцу не указ, а невестка лишь плакала целыми днями. Понимала, что обрушившиеся на ее свекра несчастья – это последствия его дружбы с ее отцом. И хотя ее в этом никто не упрекал, но она инстинктивно иска-ла защиты у мужа – ее надежды и опоры.

Вскоре послы северского князя были посланы к Изяславу Мсти-славичу с просьбой о мире. Тот поначалу принимать их не желал, но потом, подостыв, понимая, что дело идет к весне, принял. Но потребо-вал, чтобы Святослав Ольгович возместил своему двоюродному брату Изяславу Черниговскому весь причиненный им и Юрием Суздальским ущерб или два града отдал – это как договорятся. Кроме того, должен был отойти от суздальского князя и с ним больше не общаться.

Делать было нечего, пришлось соглашаться и на том крест цело-вать. Это произошло 1 марта, а уже на следующий день союзные киев-ским князьям рати отошли от сожженного Новгорода Северского, его защитники, вздохнув, отправились на родные пепелища. Надо было как-то обустраиваться, готовиться к весне. Для живых ведь жизнь не окон-чилась, она лишь только усложнилась… И вот уж вперемежку с бабьи-ми слезами и причитаниями стали доноситься и иные звуки: стук топо-ров да визг пил. Жалея черный люд, пострадавший по вине князя, кня-гиня Мария Петриловна упросила мужа выделить погорельцам леса из своих угодий. И князь согласился. Оставив отстраивающийся Новгород на посадника, сам с малой дружиной и сыном Олегом отправился на полюдье за сбором дани. Отдавать Изяславу Давыдовичу два города было жалко – тот потом уж никогда их не возвратит – думал серебром да мехами откупиться. Но после многих «трудов» половцев и разорения, учиненного киевскими князьями, казна пополнялась скудно. Дай Бог, чтобы хватило на кормление дружины и княжеской семьи. «Придется откупаться городами, – одолевали невеселые мысли. – А все почему? А потому, что Юрия, как дурень за дубину, держусь. Тот заварил кашу, да и ушел… а я вот расхлебывай».