Текст книги "Святослав, князь курский (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ИЗГОЙ

Игорь Ольгович на великом престоле был недолго: даже двух сед-миц не усидел, лишившись его 13 августа.

Поначалу все складывалось, на первый взгляд, довольно сносно. После похорон Всеволода, Игорь вступил в Киев и был принят на Яро-славовом дворе боярами и священниками согласно традиции, под пение священных гимнов, народное ликование. Особенно в том усердствовал черниговский епископ Онуфрий, временно исполнявший обязанности митрополита. Сам же митрополит Михаил находился в отъезде, в Кон-стантинополе, куда был отозван по причине смерти патриарха Михаила Куркуаса Оксеита и избрания нового главы православной церкви.

Созванное Игорем вече, на котором он по уже сложившейся тра-диции хоть и присутствовал, но стоял с ближайшими боярами поодаль, выставив вместо себя Святослава, собралось у Туровой божницы. По-кричав немного для порядка и высказав обиды прежним Всеволодовым тиунам и боярам, особенно киевскому судье Ратше, мздоимцу и лихо-дею, да вышегородскому Тудору, клялось в верности. Святослав, обли-ченный полномочиями великого князя, в свою очередь дал клятву горо-жанам за себя и за брата о верности киевлянам, их защите в случае опасности, справедливом суде и соблюдении интересов города. И Игорь Ольгович, введенный в заблуждение легкостью восшествия на престол, находясь во власти гордости и тщеславия, успокоился. Даже думать забыл об опасностях и водоворотах великого княжения. Собрав нарочи-тых киевских людей, духовенство и торговых гостей, среди которых первыми советниками у него стали Даниил Великий, прозванный так за свой рост, Юрий Прокопович, Игорь Юрьевич, внук Изяслава, да воево-ды Улеб, Иван Войтишич и Лазарь Сокольский, он затеял пиршества, не очень-то заботясь о том, что происходит в недрах города. Впрочем, на-ходясь в плену своего зыбкого величия и чаду шумных пиршеств, он не только не знал, что творится на узких улочках Подола, но и того, о чем шептались за высокими заборами в хоромах первейших киевских бояр. Не ведал он и того, что творилось у него под боком, в светелке вдовой княгини Агафьи. А та не только в трауре по покойному мужу ходила, но и о брате своем старшем, Изяславе Мстиславиче, думу думала, прики-дывая и так и этак. В любом случае, до своей кончины или же до ухода в монастырь, она могла оставаться в Киеве, имея отдельные хоромы, слуг и челядь. Но при ком ей было бы спокойнее – вопрос. Деверь Игорь и при живом муже не раз свой норов проявлял, а как поведет се-бя, находясь на великом княжении, только Господу Богу известно… А Изяслав все же брат, родная кровинушка… его бы держаться…

Меж тем Игорь, мало заботясь о государевых делах, возложив все хлопоты на брата Святослава, предавался пиршествам да застольям. Северский и курский князь, как мог, где посулами и обещаниями, где звонким златом, пытался уладить конфликты с киевской чернью и тор-говым людом. И это у него на первых порах вроде бы получалось. Но когда он, действуя от имени брата, послал нарочных в Чернигов и Пере-яславль, чтобы тамошние князья поспешили с присягой новому велико-му князю, то пошли сбои в начавшемся так триумфально княжении: Давыдовичи, забыв о прежних клятвах, вдруг затеяли торг, выпрашивая себе новые земли, а Изяслав Мстиславич ответил, что он скорбит по факту смерти своего зятя, но присягу дать не может, так как еще не по-советовался со своими стрыями Вячеславом Туровским и Юрием Суз-дальским. Получив такие тревожные известия, Святослав немедленно попытался сообщить брату, но тот и бровью не повел – не до того было за пирами да здравицами.

«Пропьет братец великое княжение, – раздраженно думал курский князь и метался по городу из конца в конец со своими дружинниками, но сделать что-либо уже не мог. События разворачивались по собствен-ному, не предусмотренному планами Ольговичей, сценарию. – Видать не в коня корм, да не по Сеньке шапка, – злился он на беспечного брата. – Может, епископа нашего, Онуфрия, попросить… Пусть хоть он своим словом пастырским на Игоря да на киевлян повоздействует, смотришь, образумятся».

Онуфрий в помощи не отказал. «Подсоблю», – заверил он встре-воженного Святослава. Но дело повел так неловко и неуклюже, прика-зав священникам во всех церквях клятву с народа в верности Игорю брать, что только масла в огонь озлобленности подлил.

Глухая смута, подспудно зревшая на посадских улочках Киева, вы-плеснулась в открытый мятеж. Киевляне, слыша от Игоря, что он строго накажет прежних судей Ратшу и Тудора, но ничего для того не сделал за пирами, решили не дожидаться княжеского суда над ними, а учинить собственную расправу. Разъяренные толпы киевской черни, подбадри-вая себя бранью и криками о справедливости, двинулись к подворьям ненавистных тиунов. В итоге вскоре запылали не только дома и поме-стья этих сподвижников Всеволода, но и другие, владельцы которых так или иначе поддерживали прежнего князя Всеволода и ратовали за во-княжение Игоря. Кто-то умело направлял яростные толпы киевлян в нужное русло.

Святослав Ольгович со своей дружиной попытался было урезонить не в меру разошедшихся поборников справедливости и прекратить бес-чинства, но только больше озлобил их. Киевляне еще пуще зашумели на торговых площадях, открыто высказывая свое недовольство действиями Игоря. Потом собрали вече перед святой Софией и заявили, что не же-лают иметь князем Ольговичей, а желают иметь потомков Владимира Мономаха. Мало того, что заявили, они, почти не таясь Святославовых дружинников, послали выборных людей в Переяславль к Изяславу Мстиславичу с призывом прибыть к ним на княжение и к переяславско-му епископу Ефимию, чтобы тот благословил своего князя на этот по-ход. Изяслав Мстиславич, мечтавший занять стол деда и отца, живо ух-ватился за предложение киевлян, собрал дружину и, получив благосло-вение владыки в церкви святого Михаила, выступил с нею под Киев.

Сведав от доброхотов про это, Святослав немедленно бросился в великокняжеский терем, где продолжалось пиршество Игоря и киевских бояр.

– Брат, беда! – стал тормошить он полупьяненького и развеселого Игоря, отрывая от застолья. Злость и обида давили сердце северского князя, а еще жалость к бесталанному и беззаботному брату. – Не ко времени вина пить да пиры водить, надо и о княжеском столе позабо-титься. Изяслав Мстиславич с дружиной к городу подступает, киевского стола возжелав!

– Как возжелал? – уставил Игорь на брата мутные от хмельного пития очи. – Не может такого быть… Ведь клятву давал…

– Дал… да назад взял, – со злостью и раздражением бросил Свято-слав, зыркнув очами по ближайшим сотоварищам Игоря. – Ты что толь-ко народился и не знаешь, как это делается?!. Была на нашей стороне сила – дал, почувствовал слабину – взял обратно. У Киева уж с дружи-ной своей стоит пока ты тут, брат, с ближними своими пирами увлека-ешься. И вам, бояре, не к месту и не ко времени за столом рассиживать-ся, пора и в поле выйти, свою преданность князю показать, – упрекнул он наипервейших сотрапезников брата. – И дай Бог вам также усердно на рати постоять, как за пиршеством стояли!

Осознав, наконец, нависшую беду, Игорь, стряхнув с себя хмель-ной дурман, собрал наибольших киевских бояр и воевод Улеба Сбысла-вича, Ивана Войтишича, Лазаря Сокольского и Мирослава Хилина с дружинами. Только, кичливый от свалившегося на него величия, но не-искушенный в государственных интригах, а потому недалекий, он не знал о том, что наибольшие уже тайно переметнулись на сторону Изя-слава. Не знал он и о том, что это с их подачи в городе шли волнения и погромы и что они специально продолжали пир в княжеском тереме, не давая Игорю времени на осмысление создавшегося положения. Измена ближайших киевских бояр выяснится позже, и князь Игорь об ней уз-нает, но изменить что-либо уже не сможет.

Не ведал об этой черной и коварной измене и Святослав Ольгович. Северский и курский князь что-то предполагал в этом роде, так как до него доходили смутные и противоречивые слухи, о чем-то догадывался, однако о размахе заговора представления не имел.

Эти-то воеводы и присоветовали растерявшемуся Игорю не запе-реться в Киеве, сев в осаду, а как можно скорее выступить из города навстречу дружине Изяслава. Они ведь понимали: останься Игорь в го-роде, даже с малым воинством он мог довольно успешно отражать все приступы переяславского князя и его воинства. К тому же киевляне, вынужденные по «милости» Изяслава оказаться в осадном положении, могли и поменять свое отношение к своему князю. Вот и потораплива-ли. Игорь, не подозревая о коварстве, послушался и встал вскоре, опять же по подсказке своих воевод, с киевскими полками на Ольжичах, у могилы Олега Вещего, но в низине. А Изяслав Мстиславич, воитель храбрый, опытный и удачливый, с юным сыном Мстиславом расставил своих дружинников на возвышенном месте между двух озер, прикры-вавших его ратников с тыла и с боков, или, по-гречески, с флангов, своими болотистыми берегами. Сказывался ратоборческий дар переяс-лавского князя и достойного отпрыска Мстислава Великого.

Когда же Святослав Ольгович, объезжая на коне и осматривая ме-сто предстоящего сражения, увидел невыгодность своего положения, то сообщил о том Игорю. Но тот, понадеявшись на превосходство своих дружин в численности, на опытность киевских воевод, лишь рукой мах-нул: «Мы и так их одолеем». Переубеждать брата, полностью находив-шегося во власти своих воевод-изменников, было бесполезно, и Свято-слав, резко пришпорив своего скакуна, с гневным выражением на лице, отбыл к своим дружинникам.

Полки противных сторон, в боевом снаряжении, с боевыми стяга-ми и трубами, были выстроены, но стояли, не двигаясь с места, словно чего-то ожидали. Даже стрелки из луков, выдвинувшиеся вперед из-за плотных рядов пешцев, которым сам бог войны предначертал первыми начинать сражение, на этот раз что-то не торопились оттянуть до уха тетивы тугих луков и пустить каленые стрелы.

Пора было начинать сражение, но киевские полки стояли непод-вижно. Ожидание затягивалось, тревога от необычности происходящего нарастала. Святослав Ольгович еще не осознавал этого умом, но чувст-вовал интуитивно, словно собственной кожей.

Первым изменил воевода Улеб, открыто перейдя на сторону Изя-слава, взметнув над своими полками его знамя, а стяг Ольговичей бро-сив на землю под ноги своих ратников. Его вои этот жест воеводы встретили ликованием, нарушив повисшую над ратным полем гнету-щую тишину.

За Улебом последовали полки Ивана Войтишича и Мирослава Хи-лина, бросая на землю золотисто-черные стяги Ольговичей и опуская долу железные жала копий и острог, как бы говоря этим дружине Изя-слава, что они уже не противники. Те поняли и ответили бурным лико-ванием. Еще бы не ликовать, когда бескровно добыта победа.

А торки и берендеи, находившиеся под рукой воеводы Лазаря Со-кольского, оставив свои боевые порядки, вдруг с криком и улюлюкань-ем набросились на обоз Игоря, чтобы лишить того припасов и помощи.

– Измена, брат! – подскакал к Игорю подавленный Святослав. – Кругом измена! Киевляне предали нас.

– Как твои куряне и северяне? – мрачно спросил Игорь, еле дер-жась в седле: болели ноги да и многодневная попойка сказывалась.

– Эти-то верны, не предадут… Да толку-то…

– А твои? – обратился Игорь к племяннику Святославу Всеволодо-вичу.

– Киевские полки разбежались, но владимирцы и волынцы пока со мной, – ответил тот без особого восторга, так как видел, что противник значительно превосходит их дружины численностью, даже не начав боя.

– Что ж, – выслушав братьев, молвил печально Игорь, – пусть Бог рассудит ныне нас за все правды и неправды. – И подал знак к началу атаки. Затрубили трубачи, и поредевшие дружины Ольговичей пошли в бой.

Сеча, как и стоило того ожидать, для Ольговичей сложилась не-удачно. Сначала Игорь, несмотря на возражения Святослава, повел дружины в гору, пытаясь обойти Изяслава с тыла, но из этого предпри-ятия ничего не вышло, лишь напрасно уморил подъемом ратников, так как уперлись в широкий канал, ведущий к реке Лыбеди. Потом повер-нули вдоль Лыбеди, но пришлось стесниться так, что нарушился поря-док в собственных полках, чем не замедлили воспользоваться берендеи Поросья, заехав с тыла и внеся сумятицу в задних рядах. А тут еще сын Изяслава Переяславского, юный Мстислав, своей конной дружиной, ударив с горы, рассек полки Игоря надвое. И князю Игорю ничего не оставалось делать, как подать сигнал к отступлению.

Конные курские, путивльские и северские дружины, ведомые Свя-тославом, облеченные в латы и кольчуги, поддерживающие боевой по-рядок, смяли изменившие их князьям пешие киевские полки и орды бе-рендеев и вырвались из теснины к берегу Днепра, ближе к устью Десны, ближе к дому родному, подальше от коварного Киева.

«Славное похмелье после столь бурного застолья, – пришпоривая коня, печалился сам себе Святослав. Обида и гнев душили северского князя, а еще неизвестность о судьбе брата и племянника. – Я-то, кажет-ся, вырвался, – искоса посматривая на мчавшихся рядом с ним его кон-ных дружинников, думал он, – а как там они? Целы ли… или уже пали». Судьба незадачливого брата и осиротевшего племянника печалила, но не поворачивать же коней вспять.

Поначалу, когда Всеволод во всеуслышанье объявил, что великий киевский стол после своей кончины прочит Игорю, Святославу было как-то немного обидно: почему не ему. Ведь он пусть и не на много, всего на два года, но старше Игоря. Так что по старшинству киевский стол полагался бы ему. Даже хотел было претензии старшему брату вы-разить. Но, поразмыслив, решил Всеволода своими притязаниями не огорчать: как-никак, а он уже на трех столах побывал, всякого там по-видал: и хорошего, и плохого. Игорь же еще ни разу собственным уде-лом не владел, так что пусть пользуется добротой брата.

«Вот и попользовался, – вновь подкатила к горлу горечь обиды за брата. А кто-то язвительный, сидевший незримо внутри северского кня-зя, добавил: – Хорошо, что не ты… – но тут же поправился – впрочем, еще неизвестно, что дальше с тобой будет. Хорошего не жди».

Святослав Всеволодович, испытав вместе с дядей своим Игорем Ольговичем пустые мытарства, растерял в бесплодных хлопотах своих воев. Кто при подъеме в гору отстал, кто от коварных берендеев пал. Сам же Святослав Всеволодович, облаченный в крепкую кольчугу с серебряным зерцалом да в светлый шлем с чешуйчатой бармицей, буду-чи верхом на коне, и оружия-то ни с кем не скрестил. Как-то не дове-лось. Впрочем, видя, что ратное счастье стрыям изменило, он и стычек с противной стороной особенно не искал, не жаждал. Оставив остатки владимирской дружины на произвол судьбы, всего лишь с двумя или тремя десятками конных мечников сын покойного великого князя бро-сился в Киев под защиту матери и иерархов церкви. «Если Ольговичи мне дядья по батюшке, то Изяслав Мстиславич – дядька по матери, – мыслил перепуганный волынский князь. – Так неужто вуй даст в оби-ду?.. Надо полагать, что не даст… Ведь я ему ничего плохого не сделал. Не успел… Если что, то покаюсь, прощения попрошу. Простит. Ведь покорную главу даже меч не сечет…»

Прискакав в Киев, Святослав Всеволодович часть дружинников, бывших при нем, отправил во дворец к матери, Агафье Мстиславне, с просьбой замолвить за них и за самого Святослава слово перед братом, сам же с оставшимися воями решил найти укрытие в монастыре святой Ирины. Давным-давно, еще в 1037 году от Рождества Христова, этот монастырь был заложен самим Ярославом Мудрым и назван так в честь его благоверной супруги Ингигерды, носившей в христианстве имя Ирины. Может поэтому монастырь этот пользовался не только распо-ложением киевлян, но и всех потомков Ярослава и Ингигерды. Кроме того, последний настоятель монастыря, игумен Феодор, поставленный туда не без участия Всеволода Ольговича, хорошо относился к роду Ольговичей, лично знал Святослава и должен был ему помочь.

– Помоги, святый отче, – целуя руку преподобного, попросил по-давленный случившимся владимиро-волынский князь, – укрой и защити от вуя моего Изяслава. Побил он нас на Ольговой могиле. Скоро в Кие-ве будет…

– Бог один может защитить, – глухо отозвался игумен. – Только один Господь волен в нашей жизни и смерти. А я же, его раб и слуга покорный, слабый телом и духом, тоже не отрину, помогу, как смогу. Молиться буду. Да и ты не тужи сверх меры, ибо туга, как и гордыня – грех великий. Разоблачайся, снимай бронь ратную – в Божьем доме этому не место – да помолись, покайся перед Богом. Потом отдохни немного, я прикажу келейку приготовить.

– Спасибо, отче – перевел дух Святослав Всеволодович.

Под вечер к монастырю подошли вооруженные посланцы князя Изяслава и потребовали выдачи Святослава Всеволодовича: «Князь ве-ликий пока по чести зовет».

– Что делать, отче? – изменился в лице владимиро-волынский князь. – Как быть?

– Раз по чести зовут, то выходи смело, – посоветовал игумен. – Ес-ли бы со злом пришли, с черным намерением, то вот так бы не стояли и не звали, а уже бы ворвались в монастырь и творили, что хотели. По-этому не бойся и иди смело. Помни, что над всеми нами Бог, а без его повеления и волос с головы не падет.

Святослав Всеволодович и находившиеся с ним отроки вышли, держа на поводе своих коней. Их тут же окружили, отобрали оружие, а затем, разрешив сесть на собственных коней, повели в сторону Вышго-рода, где уже находился князь Изяслав Мстиславич со своим воинством.

Игорь Ольгович, закованный в тяжелые немецкие доспехи, дос-тавшиеся ему во время похода в Польшу, и страдавший болезнью ног, а потому не слезавший со своего коня, вырвавшись из окружения один-одинешенек, опрометчиво бросился в болота, надеясь спастись от вра-жеских мечей и копий.

«Что, брат, сладко попировал? – укорял он сам себя, двигаясь неиз-вестно куда, лишь бы подальше от ратного поля. – Пир был хорош, а похмелье и того лучше. Знать бы мне, что так дело обернется, то вряд бы пиры пировал с изменниками и предателями… Надо было их отдать киевскому люду вместе с Тудором да Ратшой на поток и разграбление – и не скитался бы сейчас по болоту».

Спастись бывшему уже великому князю удалось, но к своему не-счастью он вместе с конем увяз так, что уже не смог выбраться до тех пор, пока не был обнаружен пешцами Изяслава и не пленен ими.

Поражение Игоря произошло 13 августа, а пленение – 17, и в тот же день он был под крепкой стражей из верных Изяславу Мстиславичу воев сопровожден в Переяславль, в монастырь святого Иоанна. «Содер-жать в достатке, но под неусыпной стражей, – напутствовал воев новый великий киевский князь, благословенный на сей стол всеми киевлянами и святым клиром. Даже епископ Онуфрий, забыв о прежней привязан-ности к Ольговичам, изливал слова радости и благодати. Хоть и говорят на Руси, что не в силе Бог, а в правде, но уж так издавна повелось, что за кем сила, за тем и правда. А Бог так… с боку припека.

Если судьба к Игорю не мирволила, то к Святославу Всеволодови-чу была куда как благодатнее. То ли по просьбе Агафьи, то ли по собст-венному разумению князь Изяслав племянника упрекать не стал, а, при-звав к себе, сказал: «Ты мне ближний, если хочешь, то будь при мне. Буду считать тебя за сына». Святослав Всеволодович приободрился. Страхи его улетучились, как утренний туман. Он тут же попросил Изя-слава быть ему «в место отца» и клялся в своей покорности и верности. Изяслав оставил за ним его удел и обещал дать волости в земле Север-ской и Вятичах.

Святослав Ольгович, помышляя лишь о собственном спасении, об этом пока не знал. Добравшись с остатками дружины до Новгорода Се-верского, он, почти не пообщавшись с княгиней Марией и детьми – тут уж было не до них, хотя раньше при возвращении домой с удовольстви-ем тотошкался с детворой и миловался с супругой – тотчас собрал вече и объявил горожанам о случившемся.

– Станете ли вы вместе со мной и моей дружиной защищать град от Изяслава, – прямо спросил князь собравшихся северцев, – или же измените, как изменили киевляне моему брату Игорю?

Вече пошумело, пошумело и дало ответ: «Мы не киевляне и своих князей в беде не оставим. Ворота града Изяславу не отворим и сражать-ся будем столько, сколько хватит наших сил».

Обрадованный таким ответом северцев, Святослав тотчас послал гонцов к двоюродным братьям, князьям черниговским с просьбой под-держать его в борьбе с Изяславом Мстиславичем. Те ответили, что под-держат. Тогда Святослав по совету воеводы Петра Ильина направил в Чернигов своего боярина Константина Коснячку для более быстрого согласования совместных действий.

– Так оно надежнее и спорее будет, – сопроводил данное решение кратким пояснением старый ратоборец, которому, как судачили в дру-жине, уже за девятый десяток перевалило. – Да и свое око при черни-говских князьях не помешает. Что-то с душком они, с гнильцой…

– Откуда известно, – усомнился северский князь. – Ведь двоюрод-ные все же… Всегда с братом Всеволодом заодно были.

– Так то с братом, – многозначительно поднял указательный перст вверх воевода. – Теперь же этого что-то не видно… Зато видно совсем иное… Вон как носом повели, когда о подтверждении клятвы спросил: сразу давай волости да уделы просить…

– Так то уделы… – в тон ему, но не очень уверенно попытался оп-равдать двоюродных братьев Святослав. – Всяк, пользуясь моментом, себе просит…

– То-то и оно, что уделы, – остался верен своему мнению Петр Ильин, – с них-то все и начинается…

После этих слов старого отцова воя тревога, поселившаяся в серд-це Святослава с момента неудачной битвы на Ольжичах, только усили-валась. Не изгнать, не избыть.

– Что будешь делать дальше? – спросила осторожно княгиня Ма-рия, когда северский князь поздно вечером уставший и взвинченный от волнений и тревог, наконец-то добрался до супружеской опочивальни.

Княгиня уже не ластилась к нему, как раньше кошкой, понимая, что мужу теперь не до любовных ласк и утех. Спросила участливо и с какой-то внутренней надеждой, что ее муж, такой большой и мудрый, такой всегда надежный и сильный, все равно какой-нибудь выход най-дет. Не даст в обиду ни себя, ни ее, ни своих детей.

– Что делать, что делать… – как-то отрешенно повторил вопрос Святослав, словно разговаривая с собою. – Сначала прикажу баню ис-топить, да пот и грязь с тела смою, а то уже зудит… Утром же пошлю в вотчины мои, узнаю, как настроены там знатные мужи, торговые гости и черные людишки… И начну, пожалуй, с Курска… лично. Думаю, что куряне меня не подведут, Влас Ильин – не боярин киевский… но побы-вать там стоит.

– Сам поедешь?

– Сам. Повидав многое в Киеве, прихожу к выводу, что лучше все делать самому, – мрачно заметил Святослав и, громко хлопая в ладоши, вызвал постельничего.

– Немедленно истопите баню, – приказал голосом, не терпящим возражения, как только тот показался в дверном проеме опочивальни.

– Так ведь ночь, темно, – попятился постельничий, выкатив от удивления на лоб очи.

– А факелы и свечи для чего существуют? – рыкнул князь, и по-стельничего словно ветром сдуло вместе с его сонной дурашливостью и неуместным удивлением.

– С Путивлем и Курском понятно… призовешь тамошних людей к присяге, – продолжила Мария, когда за постельничим захлопнулась дверь, – но далее-то что?

– Думаю в Смоленск и Новгород Великий с малой дружиной от-правиться, к Ростиславу и Святополку, – стал рассуждать Святослав, стаскивая через голову пропитавшуюся потом исподнюю рубаху, – мо-жет, уговорю их за меня и брата Игоря походатайствовать перед Изя-славом… Вроде особо ни с кем из них во вражде не был, чего нельзя сказать о Юрии Владимировиче Суздальском и его сыновьях, которым переходил дорогу. Впрочем, чего пристала, лучше прикажи-ка ключни-це чистую одежду мне подать, порты и рубаху, а то эти так потом про-питались, что за версту, как от коня, псиной несет! Княгиня хотела по-править мужа и сказать, что псиной несет не от коня, а от пса или козла, но, прикусив на том язычок, боясь прогневать и без того состоящего из одних нервов супруга, стала громко звать из соседней горенки ключни-цу и других слуг.

Не зря говорится, что человек полагает, а Бог располагает. Замыслу Святослава отбыть в Смоленск и Новгород за посредничеством братьев Изяслава не суждено было сбыться. Пока Святослав отдавал распоря-жение северской старшине, из Чернигова на взмыленном коне приска-кал посыльный от Коснячки с сообщением о том, что братья Давыдови-чи, поразмыслив о лучшей для себя пользе и доле, переметнулись к Изяславу. «А чтобы еще больше заручиться благосклонностью великого князя, – докладывал усталый посыльный, – они послали киевским боя-рам послание о посредничестве примирения с Изяславом и своем наме-рении изловить северского князя, то есть тебя, Святослав Ольгович, и выдать головой киевлянам. Вместе с семейством».

– Не может быть! – опешил Святослав от коварства Давыдовичей. Он многое от них ожидал, но все же не такое… – Они же крест целова-ли…

Посланец ничего не ответил на восклицание северского князя, лишь молча пожал плечами: мое, мол, дело маленькое, что велели – пе-редал, а за поведение князей ответ держать не могу. Не моего ума то дело…

Отпустив посланца верного Коснячки, расстроенный князь под-нялся в светелку княгини и грузно сел на первую попавшуюся скамью. Нахлынувшая апатия сковала все члены, парализовала волю к действи-ям.

– Что еще случилось, витязь мой? – обняла его за плечи княгиня, обняла нежно и бережно, как мать обнимает расстроенного ребенка. – Что еще за докука?

– Давыдовичи изменили… – вымолвил вяло князь. – Последняя на-дежда пропала… Воевода Петр предупреждал, а я, глупец, не верил… Считал: блажит старик от своей древности… Выходит, что нет… Бла-женный не он, а я!

– А Ростислав и Святополк? – с надеждой спросила княгиня. – Может хоть тут удача не отвернула от нас лица своего?

– Теперь к ним бесполезно… – поморщился Святослав. – Рости-слав уже в Переяславле на княжеском столе, а в Смоленске вместо него младший из Мстиславичей, Владимир. Не к кому мне больше с печалью свой обратиться…

– Раз бывшие друзья изменили и бросили в беде, то не поискать ли новых… – тихо молвила Мария, поглаживая плечо мужа легонькой ла-дошкой.

– У меня не осталось теперь друзей, – попечалился Святослав. – Старых, как видишь, не стало, и новых негде искать… Остались одни враги да недруги!

– А среди старых врагов… – не отступала княгиня. – Не поискать ли друзей среди прежних врагов… Например, среди Ярославичей Му-ромских и Рязанских.

– Не то… – махнул обреченно северский князь дланью. – Не то…

– Тогда у Юрия Суздальского…

– Так во вражде мы… Игорь года два назад на поход против него подбил, забыла что ли?..

– И я о том говорю, что друзья становятся врагами, а враги, случа-ется – друзьями… Да и не всегда вы ведь врагами были! И даже в ка-кой-то мере родственники через жен своих… половчанок, – продолжала развивать свою мысль княгиня. – А знаешь что, князь дорогой, – доба-вила она звонкого металла в свой голос, – напиши-ка ты ему послание, да распиши все как есть. Смотришь, и найдешь себе заступника перед сильными и коварными. Ведь Юрий со своими племянниками не очень-то дружен.

– Не то, что недружен, – ухватился за эту подсказку, как за соло-минку утопающий, повеселев, Святослав, – во вражде с ними!

– И я о том же речь веду, – улыбнулась Мария. – Я даже больше скажу… у тебя еще есть к кому обратиться…

– Это к кому же еще? – поднял заинтересованный взгляд князь на супругу.

– А к родственникам своей первой жены, да к братьям матери, по-ловецким ханам Аепичам да Осолуковичам! Вот к кому, – выпалила скороговоркой княгиня.

– Так половцы ведь… – сконфузился, померкнув, Святослав. – Не-удобно их как-то на Русь приводить…

– Да брось ты, – жестко хлестнула супруга взглядом зеленых руса-лочьих глаз Мария – сказывались привычки гордых и надменных нов-городцев. – Неудобно ваши штаны через голову надевать, все-таки не женский сарафан… Остальное все удобно, особенно когда речь о собст-венном уделе и о благополучии семьи идет. К тому же ты сам наполо-вину половец… по матери своей, половчанке Анне Осолуковне, – мягко напомнила она. – Так что зови! Не брезгуй! Когда на полоцких князей водили, на Андрея Владимировича Переяславского или на Псковичей – значит, хороши были. А сейчас чем хуже?..

– Так то не я, – слабо оправдывался Святослав, чувствую в словах супруги правоту: действительно половецких ханов привлекали на свою сторону многие князья, в том числе и его родной брат Всеволод. – То по велению брата… А тут надо самому… Разницу чуешь?..

– Что-то не очень, – усмехнулась княгиня. – По-моему разница лишь в том, что бит будешь или же бить будешь… А как и с помощью кого, то дело уже десятое…

«Господи, – в который раз подумал с добротой и теплом в сердце о своих женах Святослав, – спасибо тебе за то, что весьма мудрых жен дал мне. Не оставляют ни своей добротой, ни своим умом меня в труд-ный час… что Елена, что, вот, Мария. Сделаю, как советует княгиня – попытка не пытка. Хуже все равно уже не будет».

Написав послание Юрию Суздальскому и направив его с надеж-ными людьми в Суздаль, Святослав с малой дружиной отбыл в Путивль и Курск. Мрачные мысли не покидали всю дорогу. Не радовали ни уб-ранные поля, ни зазолотившиеся леса и подлески. Еще неизвестно, кому они достанутся…

И путивляне, и куряне, выслушав на вечах князя, заверили, что станут обороняться от Изяслава и его союзников. После каждого веча Святослав, не довольствуясь принятым решением, имел еще разговоры с посадниками с глазу на глаз. И Векша, посадник в Путивле, и Влас Ильин – курский посадник, мужи в своих городах уважаемые и автори-тетные, обещали блюсти интересы своего князя и города. А Влас, кроме того, заявил: «Если прижмет нужда, а тебя, князь, поблизости не будет, ты уж не обессудь, сделаю вид, что рад «незваным гостям», чтобы спа-сти город, не дать его разрушить. Со временем не на пепелище же тебе возвращаться…» Слова курского посадника сначала резанули слух кня-зя, но пораздумав над их сутью, он согласился с их жизненной мудро-стью, тем более, что уже сам предполагал передать этот удельный город под руку потомков Владимира Мономаха.

Урядившись на вечах с горожанами и оставив эти города на своих посадников, Святослав немедленно возвратился в Новгород Северский, чтобы приготовиться к обороне. Когда он прибыл туда, то там его уже ждали посланцы суздальского князя с обещанием в оказании помощи.

«Направляю к тебе сына моего Ивана, – читал, развернув перга-мент, северский князь, – пока что с небольшой дружиной, так как спе-шу. Потом сам большую приведу. Только ты Ивану какой-нибудь стол в уделе своем выдели, чтобы злее за тебя стоял и сражался».