Текст книги "Святослав, князь курский (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

«Уже что-то… – мысленно поздравил себя с положительной ве-стью северский князь. – Не одним же худым вестям и делам свадьбу справлять да пиры пировать… Надо и хорошему чему-то, наконец, объ-явиться. Правда, стол требует суздальский князь… губа не дура, видит за собой силу, а за мной необходимость. И то правда: только глупая ку-ра из-под себя гребет, остальные же – всяк под себя! Да, ладно, пожи-вем, увидим… Если что, то Курск дать можно… временно. Не потому, что не жалко, а потому, что окраинный, порубежный со степью… Юрь-евичи в нем долго не усидят».

На следующий день дозорные с башен сообщили о появлении не-большого конного отряда.

– Кажется половцы, батюшка светлый князь, – прибыл с докладом сотский Ян, – не по-нашему, россыпью держатся, впрочем, издали пло-хо видать…

– Возможно, и половцы… родственники… – высказал догадку Святослав, – были мной званы… Пойду посмотрю собственными очами. Только осторожность блюдите… время сейчас такое, что свои чужими становятся, а друзья во врагов превращаются… Так что ухо держать надо востро!

Однако опасения стражи и самого князя были лишними – прибыли его дядья по матери, Турукан и Комос Осолуковичи с тремястами вои-нов.

Половецкие ханы, оба в преклонных летах, а потому седовласые и чуть раскосые, но крепкие и кряжистые не по годам, в шелковых поло-сатых халатах поверх кольчуг, немногословные, как все степняки, отве-дав хлеба-соли племянника, оставаться в городе не пожелали, заявив, что стены для них не привычны. Они разбили свой стан недалеко от городских стен, на высоком, покрытом березовым подлеском берегу Десны, имея хороший обзор и свободу маневра.

С появлением половцев хорошие известия для Святослава закон-чились, наступила пора худых вестей. Стало известно, что Изяслав Мстиславич по просьбе своей сестры, вдовствующей княгини Агафьи Мстиславны, не только освободил из плена ее сына Святослава Всево-лодовича, но и дал ему города Межибож и Бужеск с еще пятью малыми городками взамен Владимира Волынского, переданного собственному сыну Мстиславу. Потом прошел слух, что Давыдовичи не только ковар-но изменили Ольговичам, но и сославшись с Изяславом, требуют скоро-го похода на земли Святослава, чтобы разделить их между собой.

«Вот уж семя злое, ненасытное, – возмущался северский князь, – своих земель что ли мало… еще севрские подавай». Возмущаться воз-мущался, но поделать ничего не мог, лишь багровел от бессильной зло-бы да челюсти сжимал до скрежета зубов.

Правда, вскорости немного порадовала замятня, возникшая у Изя-слава с дядей его Вячеславом Владимировичем Туровским. Дело в том, что с недавних пор в Турове митрополитом Михаилом была установле-ния епархия во главе с епископом Иоакимом, греком, прибывшим из Константинополя вместе с епископом черниговским Онуфрием. Этот епископ, жадный до богатства и власти, вдруг стакнулся с туровским посадником Жирославом, мужем пронырливым и к тому же завистли-вым до чужой славы и чужого богатства. При этом оказалось, что оба были не дураки выпить пенного зелья и закусить свиным окороком. Как поговаривали некоторые очевидцы, епископ Иоаким, если стоял пост, но Жирослав предлагал сочного гуся или жареного молочного поросен-ка в качестве закуски, нисколько не тушуясь, тут же провозглашал мо-литву Богу, прося сделать так, чтобы жирный гусь или поросенок пре-вратились в рыбу карпа или карася. Внимал ли ему Господь или не вни-мал – оставалось тайной за семью печатями, но Иоаким после произне-сенной им молитвы извещал всех, что на столе только рыбное блюдо и аппетитно уминал гуся и порося. Словом, епископ и посадник сдружи-лись так, что не разлей водой! Они-то, возмечтав о киевских богатствах, и надоумили князя своего Вячеслава Владимировича, мужа доброго и покладистого, пользуясь правом старшего в роду, требовать у племян-ника Изяслава киевский стол. Князь Вячеслав долго сопротивлялся ис-кушению, но, наконец, сдался и пошел с дружиной к Киеву, занимая по дороге те города, которые были отобраны у него Всеволодом Ольгови-чем. Однако триумф Вячеслава Владимировича, к огорчению Свято-слава, длился недолго. Изяслав, узнав о том, возмутился и послал брата своего Ростислава да племянника Святослава Всеволодовича с дружи-нами против дяди. Последние, горя желанием показать перед велим князем свою удаль, не очень-то церемонясь с дружиной туровского кня-зя, быстро навели порядок. Мало того, придя в Туров, взяли под стражу и епископа, и посадника как главных возмутителей спокойствия и от-правили их в Киев, чтобы посадить в узилище. «Вы мечтали быть в Киеве, – гневно и в то же время весьма язвительно выговаривал им Изя-слав Мстиславич, как стало со временем известно северскому князю, – вот мечта ваша и исполнилась. Радуйтесь!» В Турове же остался на княжении сын Изяслава, Ярослав Изяславич. Князь же Вячеслав был вынужден скрываться у брата Юрия Суздальского, которому печалился о своей участи и злонамеренности племянника.

Пока киевский князь выяснял свои отношения с дядей и его бояра-ми, Святослав был занят подготовкой к обороне Новгорода Северского, имевшего только трое въездных ворот, не говоря уже о крепостных сте-нах и башнях: со стороны Чернигова – черниговские, со стороны Торж-ка – торжские и со стороны Трубчевска – трубчевские. Ведь именно эти врата прежде всего и требовалось основательно укрепить, так как на них – наиболее слабое звено в обороне города – всегда устремлялись осаж-дающие в первую очередь, поэтому стоило хоть как-то себя обезопа-сить. Между тем, в Киеве и Чернигове события развивались своим че-редом, причем не очень-то радостным для северского князя. Изяслав Давыдович по договоренности со своим братом Владимиром, взяв дары немалые, прибыл в Киев к Изяславу Мстиславичу. Тот благосклонно встретил черниговского князя, пригласил к себе в дворцовую гридницу на праздничный обед. Знавшие друг друга уже несколько лет, они легко нашли общий язык. Прямо за праздничным столом Изяслав Давыдович довел до киевского князя решение черниговских князей и учинил дого-вор о том, чтобы как можно быстрее идти им в Северскую землю про-тив Святослава. Кроме того, младший черниговский князь, обласканный не только великим князем, но и киевским боярством, предложил Изя-славу Мстиславичи поделить владения Ольговичей между собой.

– Игорево владение и всю Северскую землю отдай нам с братом, – просил он, преданно заглядывая киевскому князю в глаза. – Мы там княжили с братом, нас там знают… Всеволодову же вотчину и Вятичи давай отдадим Святославу Всеволодовичу, племяннику нашему и твое-му, а Святославову вотчину: Курск, Путивль, Рыльск, Ольжич и прочие посемские городки – следует разделить между нами и Святославом Все-володовичем, как часть Северской земли; пожитки же, челядь и рабов – тебе.

– Хорошо, – согласился киевский князь, – только с Курском не спешите, возможно, я отдам его сыну своему Мстиславу… Ведь я сам когда-то начинал свой княжеский путь с курского стола… Поэтому ду-маю, что куряне, помня меня, сына моего скорее примут, чем вас, Давы-довичи. Остальное же поделим, как предлагаешь. Поэтому и заключим договор о том, и крест целовать будем.

– Мне бы еще войска киевского немного, чтобы я начал осаду се-верского городка, где по сведениям прячется Святослав, пока ты, вели-кий князь занят иными делами, – предложил свои услуги с неизменной лестью Изяслав Давыдович, скрыв неудовольствие по поводу Курска. Еще направляясь в Киев, он считал Курск своим уделом, да вот сорва-лось. Однако ж спорить не станешь – не то место и не то время. – Пола-гаю, что город этот возьмем быстро.

– Даю сына Мстислава с его дружиной переяславской, – согласил-ся Изяслав Мстиславич. Потом, подумав, добавил: – А еще и берендеев с Поросья… они свою верность мне уже показали. Надеюсь, что еще покажут…

– Хуже не будет, – тут же подхватил с некоторым подобострасти-ем хитрый Давыдович. – Не зря же в народе говорят, что скопом и бать-ку побить можно.

– Сам же с остальными полками подойду позже, как с делами тут управлюсь, – довершил свое слово киевский князь.

– И я о том же молвлю, – расплылся в любезной улыбке коварный и лицемерный брат черниговского князя.

Через пару дней после этого договора в Киеве, у Чернигова соеди-нились дружины черниговских князей Владимира и Изяслава Давыдо-вичей и сына великого князя, Мстислава Изяславича Переяславского, приведшего с собой также около двух тысяч берендеев. Вскоре же все это воинство, подойдя к Новгороду Северскому, с ходу обрушилось на черниговские ворота. Однако северцы, возглавляемые князем Святосла-вом, успешно оборонялись и, несмотря на то, что осаждающие жестоко приступали к вратам и стенам до самого вечера, отбили все приступы, причинив большой урон противной стороне.

На следующий день Давыдовичи и Мстислав Изяславич попыта-лись взять город через торжские ворота, но опять были успешно отбиты Святославовыми дружинниками и городским ополчением с уроном для себя. Особенно плохо приходилось киевлянам, несшим большие потери от северских лучников. Видя это, князь Мстислав послал Давыдовичам послание, в котором писал, что отец не велел им штурмовать город до его прихода, а только обложить его со всех сторон, взять в осаду и крепко следить за тем, чтобы Святослав не ускользнул от них. Еще он призывал черниговских князей на совет. На совете решили, что город пока брать приступом не будут – слишком большие потери несут, а крепко обложат своими воинами и будут ждать подмоги. Решили – и сделали, дав отдых не только себе, но и защитникам. Но, простояв без дела двое суток, получили сообщение от Изяслава Мстиславича о том, что он задерживается.

– Неизвестно, когда великий князь освободится от дел и к нам при-дет, – стал подбивать брата и Мстислава на повторный приступ Изяслав Давыдович, – а мы будем только попусту время терять. Прошу, братия, возобновить штурм, подключив к этому берендеев, нечего им без дела прозябать…

Не хотелось Мстиславу напрасно губить своих переяславцев, но вынужден был согласиться с Изяславом Давыдовичем, так как праздное стояние под стенами Новгородка ни к чему хорошему не приводило.

Снова под звуки боевых труб, подбадривая себя криками и диким воем, пошли полки на стены. Вновь сеча была весь светлый день. Осаж-дающие несколько раз взбирались на стены. Порой казалось, что все уже, вот, вот город падет, но в самый критический момент в опасном месте появлялся в золоченом шлеме и сверкающих доспехах князь Свя-тослав со своей старшей дружиной и сбрасывал взобравшихся на стены черниговских, киевских и переяславских ратников вниз. Потери несли обе стороны, но больше их было все же у атакующих.

Под вечер, когда силы осаждавших стали выдыхаться, Мстислав дал сигнал к отступлению от стен города. Расстроенные дружины пере-яславцев и черниговцев, перешагивая через трупы своих павших това-рищей, покатились назад. И тут черниговские и торжские врата разом распахнулись, и из их развернутой пасти, стуча по бревенчатому насти-лу мостов, переброшенных через крепостной ров, тысячами копыт, вы-рвались сотни северских всадников на свежих конях и триста половцев, отсиживавшихся во время осады за дубовыми стенами города. Удар Святослава был столь стремителен и столь неожидан, что отступление осаждавших враз превратилось в бегство. И только ночной сумрак спас их от полного разгрома. Святославовы дружинники возвратились во-свояси, а Давыдовичи и Мстислав Изяславич, кое-как собрав своих вои-нов, остановились у Мерликова села. Когда провели беглый смотр по-трепанным полкам, то выяснилось, что потеряли в этой сече киевских воевод Дмитрия Жирославича и Андрея Лазаревича, сына Лазаря Со-кольского.

«Вот так повоевали, – недобро взглянул в сторону черниговских князей юный Мстислав. – Если так еще немного поратоборствуем, то и в поле в скором времени никого не окажется… А все они, алчные да жадные… Все спешат…»

Давыдовичи тоже были обескуражены, но внешне этого старались не показывать, делали вид, что все идет нормально, что ничего страш-ного не случилось.

Святослав мог бы праздновать победу, как радостно праздновали ее простые воины, радуясь, что отбили нападение, что уцелели и что не покалечены вражескими стрелами, копьями и мечами, если бы знал, что дело неудачным штурмом его стольного града и ограничится. Но он, будучи уже опытным ратоборцем и воеводой, отчетливо осознавал, что это все лишь начало, что к Давыдовичам подойдут свежие киевские полки – и сражения продолжатся, что город, чуть позже или чуть рань-ше, все равно падет. Хорошо, что если будет только разрушен, но ведь могут и сжечь его до основания, стереть с лица земли. Разве не доводи-лось ему видеть, как сжигали города? Доводилось. Поэтому терять сей град не хотелось. Пусть он сейчас и в немилости у судьбы-злодейки, но все ведь может измениться… Жизнь – штука хитрая, похожая на снеж-ный шар: то одним боком повернется, то другим. И хотя ее итог всем известен наперед: от матери-сырой земли еще никто не убежал – ни смерд тихий, ни верткий торговый гость, ни гордый боярин, ни даже светлый князь – но до этого момента случается много чего… и плохого, и хорошего. А города уж не будет. Даже сообщение о смерти бояр киев-ских, предавших Игоря – по поводу чего можно было бы и позлорадст-вовать, что им воздалось от Господа по заслугам, не вызвало радости.

– Что будем делать? – собрав в гриднице старшую дружину, спро-сил Святослав думцев. – Как посоветуете мне поступить?.. Давыдовичи, если верить сообщениям доброхотов и соглядатаев, стали имения и дво-ры мои и Игоревы по селам грабить и жечь. Забрали себе стада в триста кобыл и тысячу коней, жита[97]97
  Жита – в данном случае общее название зерновых культур, хотя чаще всего житом называли рожь.


[Закрыть] – сколько потребно их войску, а осталь-ное, словно безумцы, лишь бы мне не досталось, сожгли вместе с рига-ми[98]98
  Рига – помещение для сушки снопов с зерном, в котором возможен также и обмолот зерна.


[Закрыть] и гумнами[99]99
  Гумно – огороженное и крытое навесом место для молотьбы сжатого хлеба.


[Закрыть].

– Перво-наперво, – заговорил глухо, шамкая губами, как-то разом одряхлевший за последнее время – видно, и на нем сказались невзгоды, павшие на северского князя – воевода Петр, – надо своих павших с че-стью земле предать. Негоже мертвякам с живыми рядом находиться. Не к добру то… Затем, собрав оружие на бранном поле, предать земле и вражьих воинов… как-никак, а христиане… Потому и должны посту-пить с ними по-христиански. А оружие их и бронь защитная еще нам пригодится – мертвым оно ни к чему, живым же впору будет…

– Хорошо, – поспешил прервать Святослав старого воеводу. – Все это верно, мертвые должны быть похоронены. Но нам-то, живым, что делать?

– Надо помощи от Юрия ждать. А чтобы она пришла скорее, по-слать к нему еще гонцов, – предложил князь Иван Ростиславич Берлад-ник, спасшийся вместе со Святославом 13 августа в злополучной сечи на Олеговой могиле, и теперь возглавлявший часть северской дружины, выделенной ему Святославом. – И до прибытия помощи стен града не покидать… Таково мое мнение.

Князю-изгою Ивану Ростиславичу Берладнику в эту пору было около 26 лет. Он был высок и строен, словно Прикарпатский бук, и как этот бук крепок и жилист. Как многие русские князья, курчав, но смугл лицом и власами. В больших серых глазах его светился ум, живой и из-воротливый, и удаль, более похожая на безрассудность. По родословной он принадлежал к колену старшего сына Ярослава Мудрого, Владимира Ярославича, и доводился внуком Володарю Ростиславовичу. После смерти отца Ростислава, ему в удельное владение достался Звенигород в Галицком княжестве. До 1144 года от Рождества Христова он относи-тельно спокойно княжил в своем уделе, поддерживая своей небольшой, в триста копий, дружиной стрыя Владимирка Володарьевича, который не очень то удачно воевал с покойным киевским князем Всеволодом Ольговичем. В 1144 году галичане, уставшие от частых войн своего князя, воспользовавшись тем, что Владимирко выехал на охоту и оста-вил свой город без дружины, призвали к себе на княжение звенигород-ского князя, то есть Ивана Ростиславича. И тот, снедаемый честолюби-выми помыслами, принял это предложение, не подумав, в силу своих юных лет, о последствиях. А последствия не заставили себя долго ждать. Владимирко, узнав, что его стол занят племянником, оставил охоту и штурмом овладел столицей своего княжества. Ивану Ростисла-вичу с дружиной в двести человек пришлось бежать в Берлад, город, находящийся на самой южной окраине Галицкого княжества и служив-ший убежищем не только всем отверженным и изгнанным из родных мест искателям приключений, но и разбойному люду. Имея некоторые запасы серебряных и золотых гривен, а также византийские и арабские золотые и серебряные монеты, солиды, динары и дирхемы, он быстро нашел себе новых воинов, которыми пополнил поредевшие ряды своей дружины. Мечом многие из них владели не ахти как, зато кистенем управлялись сноровисто, как заправские станичники-разбойнички. Око-ло года он обретался в Берладе, где и получил себе прозвище Берлад-ник. Но Владимирко пришел с войском к Берладу, и Иван Ростиславич бежал оттуда под защиту киевского князя, где Владимирке его было уже не достать. В несчастном сражении на Ольжичах, галицкий изгой со своей дружиной оказался рядом с северским князем и вместе с ним спасся. Вот он-то и предложил послать к суздальскому князю повторное посольство.

– А вы что скажете? – обратился северский князь к своим дядьям – половецким ханам Осолуковичам, горделиво восседавшим в княжьей гриднице да молча слушавших прочих думцев. – Вы что посоветуете?

– Пока за город держаться, – отозвался старший, Турукан. – Стены спасли раз, значит, и в другой раз спасут. Я так думаю.

– А я думаю, что нам с братом надо в степь ехать, других половцев подымать да сюда приводить, – высказался Комос. Он хоть и был мо-ложе Турукана, но мыслил быстрей и обстоятельней брата. Вот и сей-час его предложение было куда вернее и продуманней, чем краткая фра-за Турукана. Понимал, что долго за стенами града усидеть не удастся: войска киевского князя возьмут град, а там или смерть, или плен.

– Нечего тут поганым делать, – поднялся со своего места отец Еремей, как духовник и первый советник князя, приглашенный Свято-славом на данный совет, – ни в граде, ни в поле у града. Чем нам этакую ораву кормить? Нечем. Тут, дай Господь, чтобы находясь в осаде, самим не околеть с голоду… А станете в поле, то, знаю, начнете обижать наш же люд – уж таковы повадки у вашего народца. Ваши вои обидят, а роп-тать станут на князя… он, де, привел. Поэтому я против, чтобы вы при-водили сюда большую рать. – Было понятно, что священник пытается оградить князя от внутренней дрязги: ни к чему Святославу озлоблен-ность горожан и смердов из окрестных сел. – А если уж чешутся у вас руки христиан пограбить, то не сюда орду ведите, а на Переяславское княжество, оставшееся без князя. Пользы, разумею, больше будет… Хотя какая она-то польза, – обреченно махнул он рукой и рукавом рясы, как большая птица черным крылом, – когда инородцы русские земли зорить станут… Эх, грехи наши тяжкие…

Высказавшись, сел насупившись, как сыч или столетний ворон, весь черный и сумрачно-хмурый.

«Вот тебе и батюшка, – усмехнулся про себя Святослав. – Вроде мирный и богобоязненный, но сказал так, что лучше и не придумаешь. Особенно с нападением на Переяславль. Пусть-ка юнец Мстислав, у которого и молоко на губах от материнской титьки не обсохло, попля-шет, когда узнает, что его княжество разоряется. Неверное, не до моей земли станет… к себе спасать свой удел побежит».

– И то правда, – вслух поддержал он своего духовника, – а призо-вите, дядья мои, половцев своих да на Переяславль и Киев. Пусть князья Изяслав да сынок его Мстислав почешутся, познают по чем фунт лиха.

– Призовем, призовем, – загалдели оживленно Турукан и Комос, радуясь тому, что им разрешили пограбить русские владения, чего раньше строго запрещали. – Поможем тебе, племянничек. Это вы, рус-ские, о родных корнях забываете, а мы помним. Помним – и рады по-мочь!

Обговорив еще несколько вопросов, касающихся защиты города и подвоза продовольствия, Святослав, распустив бояр и воевод, пошел к супруге.

– Что решили? – спросила та, как только он переступил порог ее светелки. – Ровно на заднем месте сидеть или узлы вязать да сухари в дорогу сушить?

– Пока в граде будем, – устало отозвался Святослав. – Но узлы го-товить все же придется… Чувствую, не удержать мне града… Так что, хочешь не хочешь, а готовиться заранее надо. И не только тебе, Мария, но и деткам моим, чтобы не стали лакомой добычей для ворогов… и Игоревой княгине тоже…

– И далеко ли мыслишь бежать? Не в степь ли к дядьям своим?

– Если придется, то и в степь, – отозвался довольно резко и раз-дражительно князь. – Впрочем, мне сейчас не до того. Подремать ма-лость надо, а то от усталости веки сами собой смыкаются, хоть подпор-ки вставляй… Поди, уже трое суток не спал.

– Помочь разоблачиться? – предложила мужу свою помощь княги-ня, оставив каверзные вопросы, так как поняла, что тому сейчас не до расспросов. Простила и резкость.

– Не… так лягу. Кто знает, что случится в следующий час… А так буду одет и при оружии… останется только сон с себя стряхнуть, – по-шутил, широко зевая.

– Ты бы, муж мой милый, попытался с Давыдовичами примирить-ся, – то ли посоветовала супругу, то ли высказала мысли вслух княгиня, – ведь не чужие, как-никак двоюродные, одного деда внуки.

– Пробовал, да все впустую, – глухо отозвался князь и засопел, сморенный усталостью последних дней.

«Надо еще пробовать, – подумала княгиня. – Капля камень точит».

Выспавшись, следующим днем на свежую голову Святослав по просьбе супруги все же написал послание братьям Давыдовичам, укоряя их в вероломстве и клятвопреступлении. В конце письма писал, что ему ничего не жалко, ни добра нажитого, ни вотчин, лишь бы Игорь был свободен. «Все заберите, если считаете, что вам своего мало, только брата единоутробного освободите из узилища».

Послание направил с иереем, отцом Еремеем, духовником своим, сказав напутственно: «Ели тебе, святой отец с сим трудным делом не справиться, то другим тем паче. Постарайся уж! Только на тебя и наде-жа».

Прошла золотая, в серебре паутинок бабьего лета, первая осень, отшумев листопадом и прощальным криков журавлей. Следом за ней проскрипела колесами телег в разбитых колдобинах дорог вторая, дождливая и тоскливая, как жизнь человека в недобрый час. Затем за-кружились в воздухе белые мухи, сначала редкие и осторожные, потом – более частые и густые. А однажды жители осажденного и потому на-стороженного северского городка вдруг проснулись среди зимы. Среди снежной русской зимы.

Вскоре к Новгороду Северскому прибыл Иванко Юрьевич с малой дружиной, хотя ждали с большей. Но Юрий Владимирович, также шед-ший на помощь Святославу, вынужден был повернуть назад из-за того, что на окраины его княжества напал рязанский князь Ростислав Яросла-вич. Не захотел на этот раз сын Ярослава Святославича, помня прошлые обиды отцу, принять руку родственного ему Святослава Ольговича, встал на сторону его противников, будучи подговоренный на это дело хитроумным Изяславом Мстиславичем. А тут еще стало известно о па-дении Путивля. Потому радость встречи с посланцем суздальского кня-зя была омрачена, что, впрочем, не помешало Святославу объявить ему о передаче города Курска в удельное княжение Иванку: «Владей и обе-регай».

– Расскажи, как это произошло? – собрав вновь думных бояр в гриднице, приказал Святослав печальному вестнику, путивльскому по-саднику Векше, спасшемуся с сотней ближних ему людей. – Как пал Путивль?

– Пришли, значит, в самый день Рождества Христова под стены Путивля Давыдовичи и Мстислав Изяславич со своими дружинами… – стал рассказывать уже во второй раз посадник Векша, так как первый раз он обо всем этом уже рассказал самому князю, с глазу на глаз.

– То-то их под Новгородом нашим не видать, – перебил рассказчи-ка кто-то из собравшихся, но на него сразу же зашикали: мол, не мешай слушать.

– …Пошли на приступ, обступив город со всех сторон. Но путив-ляне, верные своему слову, данному на вече, не устрашились и отчаян-но защищались, – продолжил свой рассказ Векша. – Пришлось Давыдо-вичам прекратить бой, отвести ратников от стен и самим завязать пере-говоры о сдаче города, обещая не допускать насилия и грабежей. Но старейшины наши отвечали, что они дали клятву-роту князю Святосла-ву и на том стоять будут. Еще они сказали, что Давыдовичи ведут не-праведную войну и за это будут отвечать перед Богом. Слыша это, Да-выдовичи пришли в смущение и отвели полки свои от города…

– А как же случилось, что город пал? – вновь не вытерпел кто-то из думцев Святославовых. – Если они смутились и отошли от стен града…

– Так к ним вскорости подошел сам великий князь с киевской дру-жиной, – ответил без заминки и промедления на данный вопрос Векша. – Это он, поцеловав крест, что не даст в обиду горожан, честно защи-щавших свой город, именем великого князя потребовал отворить ему врата…

– Неужто сам Изяслав Мстиславич крест целовал? – удивился кто-то из думцев.

– Целовал, – подтвердил Векша. – Что было, то было, чего мне врать.

– Ну, и дела… – произнес еще кто-то из княжеских советников, то ли с восхищением, то ли с сомнение.

– Да не перебивайте вы, – потребовали многие, желая поскорее уз-нать, как пал все же Путивль.

– Посовещавшись, путивляне, понимая, что долго им не устоять, и не желая подвергать город разрушению, отворили ворота, – окончил повествование путивльский посадник, опустив седую главу свою на грудь.

– А ты? – спросил его Иван Берладник. – Как ты спасся? Неужели князь Изяслав Мстиславич не возжелал тебя в узилище заключить? Или, может, мошной откупился?…

«Берладник хоть и язва, но вопросы задает стоящие, – подумал Святослав Ольгович, – не в бровь, а в глаз».

– Так пока шел торг о сдаче города и целование креста, – не очень-то охотливо, но все же обстоятельно стал рассказывать путивльский посадник, бросив осуждающий и неприязненный взгляд на галицкого изгоя, – я с сотней верных мне путивлян, которым в любом случае не было бы пощады от черниговских и переясласких дружинников за урон, причиненный им, потайным ходом выбрался за пределы града. Потом уж добрались до укромного места, где нас уже ждали оседланные кони, да и поспешили с сей нерадостной вестью сюда.

– Ага, так все же заранее были подготовлены лошадки в укромном местечке? – не унимался Берладник. – Может, вы и град защищать по настоящему не желали? А?

Это было уже слишком, и Святослав попросил князя Ивана оста-вить посадника в покое. Но старому путивльскому посаднику от занози-стых и язвительных вопросов бывшего звенигородского князя словно шлея под хвост попала.

– Это одни глупцы о последствиях не задумываются, – закусил он удила, – умные же люди всегда о себе заботятся! Даже, а вернее, именно при таких вот обстоятельствах. Я ничего соромного либо зазорного тут не вижу. Была возможность – оборонял град, от стрел за чужие спины не прятался. Стало невозможно оборонять – спас свою голову и головы ближайших княжих людей. Что тут плохого?.. На противную сторону не перешел, князю своему не изменил.

Бояре, собравшиеся на совет, как один примолкли и устремили взоры свои на князя: как он разрешит этот спор, чью сторону примет…

– Да Бог с ним, с этим потайным местечком и с запасными конями, – примиряющим тоном произнес Святослав, разряжая обстановку: еще не хватало, чтобы на его княжьем совете переругались думцы. – Хоро-ший запас еще никогда никому не помешал. Ты, посадник, поступил правильно. Обиды на князя Ивана Ростиславича не держи за его каверз-ные вопросы, а лучше расскажи, что с городом стало, с Путивлем? Сдержал ли Изяслав слово и крестное целование?

– Не знаю, княже, – честно ответил, глубоко вздохнув, Векша. – Одно могу точно сказать, пока ехали сюда, дымов над градом не видели. А раз дымов не было, то и град должен быть цел…

– Будем надеяться, – молвил князь тихо.

– Дай-то Бог! – зашевелились разом северские бояре, одобрительно поглядывая на своего князя и стараясь не смотреть в сторону Ивана Берладника. Было видно, что им пришелся по нраву разумный довод Святослава Ольговича.

Далее совет князя со своими думцами пошел своим чередом.

Векша с сотней путивлян прибыл в полдень. На следующий же день, под вечер, когда серая мгла уже плотно окутывала окрестности и в зимнем ночном небе стали загораться первые звездочки, а мороз стал таким, что и носа не высунуть из тулупа, на уставших конях, густо по-крытых инеем, со стороны трубчевских ворот к княжескому терему прорысили еще двое заиндевелых путивлян. То прибыли из Путивля дворцовый тиун[100]100
  Дворцовый тиун – княжеский служитель, занимающийся хозяйскими делами и управлением княжеского дома.


[Закрыть] Наум и конюший[101]101
  Конюший – мелкий княжеский чиновник (служитель), отвечавший за ратных и прогулочных коней, конскую сбрую, состояние гужевого транспорта.


[Закрыть] Тихон. Они-то и поведали князю, что город уцелел, но его двор полностью разграблен.

– Дом твой, княже, – рассказывал, отогревшись в тепле княжеского терема, тиун Наум, отвечавший за порядок и сохранность имущества в княжеских хоромах, – и все имение разделили на четыре части, между всеми князьями…

– И кем же? – попросил уточнить Святослав, многозначительно прищурив око.

– Да между Давыдовичами, Святославом Всеволодовичем, Мсти-славом Изяславичем и самим великим князем.

– Понятно, – почти не разжимая уст, протянул князь. – Продол-жай. – Но прежде чем тиун стал говорить далее, князь, не сдержав оби-ды, обмолвился: – Однако братья мои и племянник никак не насытятся, никак чрева свои алчные не набьют, все им, убогим, мало… Видать, про таких, как они сказано, что очи завидущие, а руки загребущие…

– Воистину, – поддакнул князю Берладник.

– …Из погребов и кладуш[102]102
  Кладуша – кладовая, помещение для хранения всевозможного мел-кого имущества.


[Закрыть] взято 500 берковец[103]103
  Берковец – старинная мера веса, равная десяти пудам (160 кг).


[Закрыть] меда и 80 корчаг[104]104
  Корчага – глиняный сосуд для хранения жидкости, с округлым ту-ловом и двумя ручками. Возможно, и своеобразная мера объема.


[Закрыть] больших вина, не считая малые, – продолжил после вынужденной паузы перечислять расхищенное имущество тиун, знавший княжеское имуще-ство чуть ли не до нитки и иголки.

– Еще что? – мрачно спросил князь, не ожидая ничего хорошего от ответа, но желая знать подробности.

– Еще построенную тобою церковь Вознесения Христова пограби-ли, – продолжил тиун. – Утварь серебряную забрали, два сосуда и ка-дильницу, книги, в том числе Евангелие, серебром окованное…

– Мой дар… – глухо, с надрывом вымолвил, поясняя окружающим, Святослав. Те моча кинули головами в знак того, что согласны и пони-мают.

– Еще одежды, шитые златом, колокола медные и бронзовые, ризы серебряные с икон…

– Все?

– Нет. Еще 700 челядинцев твоих великому князю отдано было. Прочее же имущество войску отдали.

– Теперь все?

– Теперь, кажись, все, княже.

– Сами как спаслись? – взглянул строго князь на одного и другого.

– Так Изяслав Мстиславич отпустил, – поспешили с оправданием оба. – Своего посадника, своих тиунов назначил, а нас отпустил… Иди-те, сказал, куда хотите… Даже коней взять разрешил. Вот мы и приеха-ли сюда…