Текст книги "Святослав, князь курский (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Однако дела у Юрия Владимировича Долгорукого на этот раз по-шли не так, как было желательно это князю. Мстислав Изяславич не только не испугался киевской и галицкой ратей, но и сам не раз, выходя из града Владимира с дружиной, нападал, захватив обоз галичан. Когда же Юрий повернул полки восвояси, то Мстислав, следуя за ним по пя-там, нападал на задние отряды и, не дожидаясь ответных ударов, тут же скрывался. При этом все грады и веси вплоть до самого Дорогобужа разрушил и пожег. Так что этот поход киевскому князю не то что славы и чести, но и малой удачи не принес. Чтобы хоть как-то возместить по-тери князю Владимиру Андреевичу, более всех пострадавшему от этого неудачного похода, киевский князь отдал ему Дорогобуж и Пересопни-цу, а также малые грады по Горони. Он же приказал и доставить из Суз-даля в Галич к зятю Ярославу в железах галицкого изгоя Ивана Рости-славича Берладника, ранее подвизавшегося на службу к смоленскому князю, но попавшему в плен к Юрию. Но когда Берладника везли из Суздаля, то Изяслав Давыдович Черниговский, прослышав про то, ре-шил его освободить. Что в тот миг руководило черниговским князем, трудно сказать, но уж точно не человеколюбие. Возможно, Изяслав, поднаторевший в кознях и коварствах, решил иметь под рукой сей вес-кий довод в будущих спорах с галицким князем. Возможно, он просто хотел этим досадить Ярославу Осмомыслу и его покровителю Юрию Владимировичу Киевскому. Однако было сделано то, что сделано. От-чаянные черниговские дружинники, действуя как лесные тати, подка-раулили суздальских воев, сопровождавших пленника, и, напав, освобо-дили. Сколько при этом полегло суздальцев, никто не считал, но Иван Ростиславич был явно рад такому повороту событий, ибо в Галиче его ждала верная смерть. Ярославу Осмомыслу конкурент на княжеский стол был явно не нужен.

Святослав Ольгович таких действий черниговского князя не одоб-рял – они вели к новым междоусобиям. Но и Ивана Берладника ему лю-бить было не за что; ведь он не забыл, как тот в тяжелое для северского князя время напал на него и ограбил. И хотя с годами все чаще и чаще приходят на память строки из Библии «возлюби ближнего своего», лю-бить таких, как Берладник, что-то не хотелось. Не одобрил он и тайное приглашение Изяслава Давыдовича на союз против Юрия, в который, как сообщал Изяслав, уже вступили Ростислав Смоленский и Мстислав Изяславич Волынский. И хотя черниговский князь обещал ему Черни-гов, в случае, если сам станет в Киеве великим князем, Святослав ответ-ствовал твердо, что он без вины мир с Юрием нарушать не может. Про себя же думал: «Какой же непостоянный брат у меня: вчера был готов с Юрием идти против Мстислава, а ныне уже с Мстиславом строит козни против Юрия. Коварный и опасный! Предаст – глазом не моргнет!»

Кроме всего прочего, стало известно, что в Киеве умер новгород-ский епископ Нефонт, который одним из первых ратовал перед Юрием об изгнании с митрополии Клима Смолятича и возведении Константина. Епископ Нефонт был старым недоброжелателем Святослава Ольговича. Не забыли северский князь и его княгиня Мария, как Нефонт не разре-шил им венчаться в соборе Софии Новгородской, но весть сию приняли с прискорбием, ибо вспомнились им молодые, полные надежд и устрем-лений годы, вспомнилась их любовь друг к другу, сметшая все преграды и препоны.

НА ЧЕРНИГОВСКОМ СТОЛЕ

Весна красная была в той поре, когда земля парит, деревья покры-ваются листвой, когда птицы, радуясь возвращению в родные края, не-умолчны от зари и до зари, а смерды-оратаи от темна и до темна заняты обработкой полей. Хлебушко-то все хотят жевать! А еще бы с коровьим маслицем или же с медком…

Радуясь теплу и свету, челядинцы пораскрывали все двери и окон-ча в княжеском терему, проветривая клети от зимнего застоявшегося воздуха, от затхлости и плесени, успевшей прикорнуть в укромных уг-лах. Княжеская семья тем временем перекочевала на сени, а то и просто во двор, на зелень травы-муравы, как княжичи Игорь и Всеволод, заня-тые какими-то играми. Игорю уже шесть лет, а Всеволоду только три с половиной. Но он ни в чем не хочет уступать старшему, бегая этаким пухленьким и немного косолапым медвежонком по двору. За обоими, не вмешиваясь в их забаву, но тем паче очень зорко, присматривают дядь-ки-пестуны. Княгини Мария и Елена, греясь на солнышке за перенос-ным поставцом, о чем-то тихо беседуют. Возле них смирненько так примостились на лавке княжны Ольга и Мария. Ольге четырнадцать лет, уже невеста. Поэтому она занята рукодельем: что-то вышивает цветными нитями по тонкому белому полотну. Возможно, рушник для родителей своего суженого. Краешком ушка она слышала, что сватается к ней отцов внучатый племянник, Юрий Владимирович Рязанский, но батюшка с матушкой что-то медлят со свадьбой. Марии с осени пошел восьмой годок. Она хоть и взрослая девица, но ей так хочется усесться матушке на колени да послушать хотя бы в полушка, о чем же говорят взрослые. Ведь так интересно! И она кошкой трется у материнских ног. «Ах, проказница! – смеется княгиня Мария и сажает младшенькую к себе на колени. – Шла бы с братцами поиграла. Смотри, как весело они гоняются друг за дружкой». Но Мария младшая от матери уходить не спешит, лишь крепче обнимает ее за шею да лезет с поцелуями. Ничего не поделаешь, весна! Взгляд княгини, брошенный на сыновей, немного омрачает ее чело: совсем скоро Игоря уведут на мужскую половину, чтобы начать его обучение воинскому, а значит, княжескому делу. И тогда встречи с нем станут реже и сдержанней. Болит материнское сердце и за Оленьку: пора уж определиться и с ее суженым…

Отдельно от своих княгинь сидят Святослав и Олег. На специаль-ном поставце, раскрашенном в черные и белые клеточки, перед ними маленькие деревянные фигурки диковинных зверей двух цветов – шах-маты. Отец и сын морщат лбы, думают сосредоточенно и долго, прежде чем аккуратно передвинуть одну из фигурок на другое место. Шахматы суеты и необдуманности не любят.

– Пусть уж этими сражениями забавляются, – обратив внимание на игру мужа и пасынка, кивает главой в их сторону старая княгиня, – не-жели будут настоящую сечу искать.

Невестка Елена, соглашаясь, кивает головкой:

– Пусть…

– Дети, настоящие дети, – тут же доверительно и с душевной теп-лотой шепчет Мария Петриловна невестке, заметив, как вдруг отец с сыном о чем-то горячо заспорили. – Большие, но дети. Верно?

– Верно, – засмущалась Елена Юрьевна.

Идиллию теплого солнечного весеннего денька разрушили запы-ленные и уставшие всадники, прискакавшие на княжеский двор в со-провождении караульных мечников.

– Что еще такое? – неохотно оторвался от шахматной игры север-ский князь.

– В Киеве умер Юрий Владимирович, – последовал ответ.

– Когда? – уже более мягче спросил Святослав, понимая, что смерть Юрия – это новые смуты и междоусобия из-за киевского престо-ла.

– Да мая пятнадцатого дня…

– И как же?

– После большого пира у Петрила в Осмольниках пять дней живо-том маялся, скорбел. И, не оклемавшись, умер.

– Уж не отравили ли, не извели ли зельем… – зарыдала княгиня Елена. И, закрыв лицо ладошками, бросилась к себе в светелку, чтобы выплакаться вволю.

– Ну? – одними глазами повторил тот же самый вопрос Святослав Ольгович.

– Не ведаем, – пожали плечами посыльные. – А вот в Киеве уже буча – дома Юрия грабят и жгут. И на Ярославовом дворе, и загород-ный, за Днепром, называемый раем. Также и дом сына его Василька… и дома бояр суздальских.

– Знакомо, – хмыкнул князь, вспомнив, как киевляне учинили рас-праву над боярами его брата Всеволода и как потом, изгнав Игоря, учи-нили то же самое и с его сторонниками. – И кого же прочат на стол свой.

– Вече шумнуло Изяслава Давыдовича… Уже и послы были по-сланы к нему, – без заминки ответствовали вестники скорби и тревоги.

– Вот оно как… – неопределенно протянул князь Святослав и крикнул слугам, чтобы прибывших накормили и дали отдохнуть с доро-ги, ведь столько верст проскакали без роздыху.

Когда же слуги, выполняя распоряжение князя, вместе с приезжи-ми покинули двор, скрывшись в лабиринтах княжеского терема, Свято-слав приказал Олегу:

– Пока я буду угощать послов, скачи-ка, сын, к Всеволодовичу. Зо-ви на думу.

Олег, не задавая лишних вопросов, побежал к коновязи, где стояло несколько коней, специально оставленных вне табуна для подобных случаев. Стоило лишь оседлать их – и в путь без задержки.

– Грешно, князь, так говорить о покойнике, – подошла Мария Пет-риловна к Святославу, – но, кажется, князь, ты освободился, наконец, от однажды выбранного тобою же ярма – опеки Юрия Владимировича. Теперь у тебя ни перед кем нет обязательств и ты волен в своих дейст-виях. Требуй у Изяслава Чернигов. По старшинству полагается… Толь-ко прежде, пока еще князь северский ты, а не племянник твой Святослав Всеволодович, выдели-ка Курск в удел Олегу. Пусть княжит самостоя-тельно. Потом, видит Бог, это сделать будет куда как труднее.

Слова княгини опять были разумны, и Святослав Ольгович, в кото-рый раз подивившись мудрости супруги, согласился.

– Верно, княгинюшка, говоришь, – тут же отреагировал он, – но сейчас иное важно: Чернигов нельзя упустить!

После того, как девятнадцатого мая Изяслав Давыдович с благо-словения митрополита Константина, киевского боярства, купечества и прочего люда, под радостные перезвоны колоколов во всех киевских церквях, вступил на Ярославов двор, Святослав Ольгович и его племян-ник Всеволодович прибыли к Чернигову. Но племянник Изяслава, Свя-тослав Владимирович, сын покойного Владимира Давыдовича, с кото-рым дядя уже успел помириться, в град их не пустил.

– В чем дело? – рассердился северский князь. – Град теперь мой по праву. Я – старший в роду!

– Ничего не знаю, – из-за заборола отвечал юный Владимирович, которому был обещан в качестве удела град Вщиж с окрестностями. – Князь Изяслав велел мне никого не пускать.

– Вот как! – сказал в сердцах Святослав Ольгович. – Мы собира-лись дело миром решить, даже дружину брать не стали – с ним действи-тельно было не более трех десятков воев из старшей дружины – но, ви-димо, придется за ней воротиться и силой взять град.

– Как вам будет угодно, – последовал ответ Святослава Владими-ровича. – Мое дело малое: мне приказано – я исполняю.

Пришлось отойти к Свину и, став там, послать нарочных к Олегу, чтобы тот собирал полки в земле Северской и вел их к Чернигову, а также и в Киев к самому Изяславу с обидами.

Олег вскоре привел полки северские. Но почти тут же пришел с киевскими полками и их супротивник Изяслав Давыдович. С ним же были его новые союзники: Мстислав Изяславич Волынский, всеми при-знанный храбрец и ратоборец, да племянник Святослав Владимирович.

Учинять сражение с двоюродным братом в расчеты северского князя не входило, он еще дома решил дело окончить в любом случае миром, а приведенные сыном Олегом полки были нужны просто для демонстрации силы и решительности. И Святослав Ольгович завел пе-реговоры, которые, как он и полагал, окончились тем, что Изяслав усту-пал ему Черниговское княжество, но брал себе там несколько городов, как лично, так и для племянника Владимировича. Святославу Всеволо-довичу отдавалось Северское княжество с некоторыми городами в Вя-тичах, но без Курска и Посемья, которые закреплялись за Олегом Свя-тославичем. Уговорившись о разделе владений, мирно разъехались. На-до было готовиться к переезду на новые места княжений. Хлопот пред-стояло немало, однако хлопоты эти были радостными.

Со смертью Юрия Владимировича Долгорукого, последнего пред-ставителя старшего поколения в роду Мономашичей, заканчивался оче-редной период в расстановке сил в политической жизни Руси. Но не заканчивались дрязги и междоусобия. Андрей Юрьевич, еще при жизни родителя отделившийся от него во Владимир на Клязьме и построив-ший там сельцо Боголюбово, а потому называемый уже Боголюбским, как только узнал о кончине великого князя, сразу же поспешил объя-вить себя великим князем. Он был, как известно, теперь старшим в роду суздальских князей и к тому же самым храбрым и предприимчивым, поэтому никто из братьев не возражал. И, осуществляя задуманное, призвал жителей Суздаля, Ростова и иных городов ему в том крест це-ловать. Столицей же избрал себе не древний Ростов, не Суздаль, а Вла-димир, заложенный еще Владимиром Мономахом и обновленный Юри-ем Владимировичем. Старые суздальские и ростовские бояре, сподвиж-ники его отца, поначалу сему радовались. Ведь чем дальше от князя, тем вольнее им. И помогли ему каменную церковь Богородицы зало-жить. Но князь Андрей этим не ограничился. Он стал строить новую крепость и укреплять град, на что требовались новые средства, золотые и серебряные монеты да гривны, в том числе и с бояр. А потому многие лучшие люди стали коситься, недовольно бурчать, но, помня, как скор был на расправу отец Андрея, открыто не перечили.

В очередной раз зашевелился Новгород. Там всегда держали нос по ветру. С кончиной Юрия возник вопрос о смене князя. Собрали вече и решили, чтобы Мстислав Юрьевич с честью покинул их, а они призовут к себе кого-либо из сыновей Ростислава Смоленского. Поупрямившись немного, Мстислав вынужден был уступить престол Давыду Ростисла-вичу.

Новгород утихомирился. Но началась буча в Полоцком княжестве. Там изгнали сродственника Святослава Ольговича, Рогволода. И тот пришел в Чернигов за помощью. «У меня, князь и сын, уже не тот воз-раст, чтобы в походы ходить, – сказал тогда Святослав ему, – но дружи-ну дам. С ней и управься сам». И дал триста воинов из младшей своей дружины. Рогволод направился с ними к дручанам, которые по слухам, держали его руку. Так оно и оказалось. Дручане выгнали Глеба Рости-славича, а Рогволода посадили на свой стол. Князь Глеб пожалился отцу Ростиславу Минскому, и тот попытался наказать непокорных поддан-ных, но только еще круче заварил кашу, так как на сторону Рогволода перешло большинство полочан. К тому же из Смоленска к нему на по-мощь пришел сын Ростислава Мстиславича и зять Святослава Ольгови-ча, Роман Ростиславич, с дружиной. Полоцкая земля запылала с новой силой. Даже новый епископ новгородский Аркадий, шедший от Киева к Новгороду и пытавшийся своим пастырским словом увещевать погряз-ших в усобице князей, не преуспел в благом деле.

В это же время галицкий князь Ярослав стал одолевать наипер-вейших русских князей просьбами оказать воздействие на Изяслава Да-выдовича с тем, чтобы тот отдал в его руки изгоя Ивана Берладника. И не только русских князей, но и королей Венгрии и Польши. Никто из князей лично к киевскому князю не поехал, но своих послов прислали многие. Изяслав же, встретив послов с честью, усовестил их неправым требованием галицкого князя и заверил, что ни сам из-за Берладника войны не затеет, ни Берладнику не разрешит учинить нападение на зем-лю Галицкую. На том и разъехались.

Однако Иван Берладник, видя себе опасность, то ли сам, то ли по подсказке Изяслава Давыдовича, ушел к половцам, где набрал себе вой-ско до шести тысяч всадников и двинулся с ними на берега Дуная. И запричитали, залились слезами придунайские городки, ибо воинство Берладника, собранное из отъявленных головорезов и разбойников, по-щады ни к кому не имело. Мало того, что на суше грабили, они еще и по Дунаю купеческие суда перестревали, прекратив всякую торговлю меж-ду землями и государствами. Чувствуя за собой силу, Берладник напра-вился в Галицкое княжество, овладев Берладом и Кугдятином, осадил Кушин.

Действия Ивана Берладника естественно вызвали недовольство не только Ярослава Осмомысла и других русских князей, но и государей Венгрии, Германии и Византии. Те направили в Киев своих послов с упреками и требованием призвать Берладника к порядку, раз он за него однажды поручился. А князь галицкий, найдя себе союзников в лице Владимира Андреевича Дорогобужского и Мстислава Изяславича Во-лынского, готовил войско к походу на Киев. Изяслав Давыдович, сведав о том через своих приверженцев, направил боярина своего Глеба Роко-шича к Святославу Ольговичу с просьбой об оказании помощи в войне с Мстиславом Изяславичем, сыном главного гонителя северского князя. Обещал за это дать города Мозырь и Чичерск.

Святослав Ольгович с честью встретил посла и все посольство ки-евского князя. Дал отдохнуть с дороги, угостил хлебом-солью и внима-тельно выслушал. А, выслушав, дал такой ответ: «Я по праву на Изясла-ва Мстиславича имел злобу за лишение моего брата сначала киевского престола, а потом и жизни. Но сыну его Мстиславу зла никогда не хотел и теперь не хочу. Я имел неудовольствие за Черниговскую землю и на брата моего Изяслава Давыдовича, но и ему я зла не желаю. А посколь-ку ныне междоусобие учинилось, то я прошу не тяготить меня обеща-нием городов. Князь киевский мне брат, и я желаю жить с ним в совете и любви. Ссоры же надо прекратить мирно, полюбовно, ибо от них ни-кому радости не прибудет, а горя будет много. А еще я прошу брата моего Изяслава Давыдовича съехаться на снем в Лутаве, чтобы все раз-ногласия уладить».

Черниговский князь Святослав Ольгович не кривил душой, когда готовил такой ответ для киевского князя. Он уже давно пришел к выво-ду, что все разногласия среди русских князей проще разрешать полю-бовно, не доводя до войн и разорений. За пять-шесть лет затишья в Се-верской земле да и в Черниговской тоже прошлые раны затянулись, жи-тели числом умножились, в княжеской казне богатств стало больше. Так к чему войны и смуты!

Послы донесли до киевского князя слова Святослава Ольговича, и тот их принял. Сослались, списались, порешили съехаться в Лутаве.

На снем с киевским князем Святослав Ольгович взял не только сы-на Олега, которого планировал посадить на Курский стол, но и сына Игоря. Игорю было уже семь лет, он прошел не только обряд «посаже-ния на коня», но и обряд введения во князи и, находясь на мужской по-ловине дворца, постигал воинскую науку под присмотром дядьки-пестуна Славца. А теперь ему было нехудо и премудрости княжеских съездов-снемов познать. Прибыл с ним и новый северский князь Свято-слав Всеволодович. Изяслав Давыдович был с племянником Святосла-вом, князем вщижским, и боярами. Встречу решено было отметить пи-ром. Трех дней хватило, чтобы вволю напироваться и дела обсудить. Если на миру смерть красна, то на пиру дружба ясна. Заключили союз против князя галицкого и его сторонников. Но прежде чем собирать на него дружины, по совету Святослава Ольговича, как самого старшего на снеме, а, значит, умудренного годами, послали послов Ярославу, Мсти-славу и Владимиру Андреевичу, чтобы выяснить доподлинно, что те хотят. А также честно предупредив их о своем союзе.

Вскоре пришли ответы. Ярослав Галицкий, Мстислав Волынский и Владимир Дорогобужский просили, чтобы Изяслав Давыдович «ни тай-но, ни явно не помогал Ивану Берладнику, и тогда никакой войны не будет».

– Оказывается, все можно решить мирно, – сказал Святослав Оль-гович киевскому князю. – Отрешись от Ивана… Что он тебе… брат или сват.

– Да не стану я ему помогать, – заверил союзников и Ярослава Га-лицкого Изяслав Давыдович.

С тем и разъехались, распустив дружины.

Возможно, киевский князь свое слово, данное на съезде в Лутаве, и сдержал бы… Возможно… Но тут сами галицкие бояре, недовольные правлением Ярослава, стали тайно посылать своих людей к Берладнику, маня его престолом. Не оставили они в покое и Изяслава, суля ему зем-ли и горы золота, лишь бы он поддержал своей дружиной Берладника. И Изяслав Давыдович прельстился на коварные посулы галицкой знати. Но чтобы быть не одному в том предприятии, позвал к себе обоих Свя-тославов, Черниговского и Северского с их дружинами, а также зятя своего Глеба Юрьевича Переяславского.

Когда же киевский посол прибыл в Чернигов и передал Святославу Ольговичу послание Изяслава, то тот, рассудив здраво, от участия в по-ходе отказался. Но заверил, что если Ярослав Галицкий первым начнет военные действия и придет в земли Киевского княжества, то он тогда и сам ополчится, и сына с племянником к тому призовет. «Тогда наше дело будет правое, – пояснял он. – Ведь землю свою защищать – это святая обязанность каждого князя». Но более всего советовал войны не начинать, а все решить миром, полюбовно.

В ответ на это разгневанный Изяслав через нового посыльного пе-редал: «Ведомо будет брату моему Святославу, что я из похода не воз-вращусь, а его призывы о мире считаю глупостью и слабостью неуве-ренного в себе князя. А поскольку брат мой Святослав ни сам, ни сынов своих мне не прислал, то я, одолев князя галицкого с Божьей помощью, это ему припомню. И тогда он пусть на меня не жалуется, когда из Чер-нигова в Новгородок свой снова поползет».

Послом на этот раз был брат половецкого хана Шурукана Юрий Иванович, принявший крещение и поддерживающий дружеские отно-шения с многими русскими князьями. На этот раз он был со своими по-ловцами в войске Изяслава. Святослав Ольгович хорошо знал Юрия и попросил его передать Изяславу следующее: «Брат и великий князь! Смирение мое не моя слабость. Просто я не хочу без причины и вины на других наступать. Я желаю, чтобы я сам и моя область были в покое, чтобы кровь христианская напрасно не проливалась. И пусть другие хотят меня Чернигова лишить с семью пустыми городами, которыми есть Моравеск, Любеч, Орчищев, Всеволодск, в которых одни псари живут, так как их половцы опустошили. Ты же, брат и князь, с племян-ником своим всей остальной Черниговской областью владеете. Но если вам и этого мало, и ты хочешь меня Чернигова лишить, забыв, как крест на том целовал, то пусть Бог, как судья правый, нас на том рассудит. А я снова, брат, тебе советую возвратиться и войны первым не начинать. Не зла, но добра тебе, тишины и мира в Русской земле я желаю. Если же не хочешь мой совет принять, то это в твоей воле, но злобиться и угрожать не за что. Я же слово свое держу твердо и вступлюсь за тебя, если дело твое будет правым».

– Как мудро сказано! – ощерился в желтозубой улыбке Юрий Ива-нович. – Лучше не придумать. Все передам, слово в слово. Но только зря ты, князь Святослав, не идешь с нами. У Ярослава, говорят, горы золота и серебра, разве плохо им для себя попользоваться?

– Спасибо, хан, на добром слове, – усмехнулся в сивую бороду Святослав Ольгович, – и за совет спасибо. Но, помнится, что у вашего народа есть поговорка: «Когда собрался по чужую шубу, то знай, что можно и своей лишиться». Не так ли?

– Так, так, – ощерился вновь хитрой улыбкой крещенный половец-кий хан. – Но и у вас говорят, что если волков бояться, то в лес не хо-дить! А?

– Верно, – согласился Святослав. – Все верно. Но это лишь нам го-ворит о мудрости наших народов, а не о мудрости наших правителей. Впрочем, ступай, хан, с Богом. Жизнь нас рассудит, кто прав, а кто и не очень…

Следует заметить, что не только черниговский князь Святослав Ольгович отказался участвовать в неправом по его мнению походе. Не пошел с киевским князем и Глеб Юрьевич, князь переяславский, заявив, что он вражды среди князей русских не желает и воевать с родственны-ми ему по крови Мономашичами не станет.

Как и предполагал черниговский князь, когда уговаривал Изяслава Давыдовича не поддаваться на лесть галицких бояр и не затевать не-справедливого дела, поход великого киевского князя и его союзников оказался неудачным. Да что там неудачным, он был провальным. Дру-жины Изяслава были разбиты, а сам он, не возвращаясь в Киев, оставив на произвол судьбы супругу, бежал в Гомь с племянником Святославом Владимировичем. Супруге же Изяславовой Феодосии пришлось самой добираться к Переяславлю под защиту зятя, который и доставил ее по-том в Гомь.

Бежали к своим вежам и нанятые Изяславом Киевским половцы, грабя и разоряя попутно русские веси. Но и им вскоре пришлось не-сладко, так как берендеи и торки Поросья, вступившие в союз с Мсти-славом Изяславичем, перехватив их у переправ, почти поголовно истре-били или пленили. Только немногим ханам, в том числе и Юрию Ива-новичу, брату Шурукана, удалось живым добраться до родных веж. Вот и сбылась на его же собственной шкуре поговорка, сказанная ему чер-ниговским князем. Но вспомнил ли он о ней или же нет, кто то ведает…

Оставленный Изяславом Киев тут же был взят Мстиславом Изя-славичем, Ярославом Галицким и Владимиром Андреевичем без какого бы то ни было сопротивления со стороны горожан и боярства. Дворы Изяслава, Святослава Владимировича и черниговских бояр, прибывших в Киев со своим князем, тут же были разграблены и порушены. Добрая традиция сложилась на Руси при смене великих князей. Хорошо, что не были преданы огню: киевляне побоялись, что огонь переметнется и на их подворья, вот и не стали жечь, изводя под корень даже память об Изяславе.

«Так-то, брат, – опечалился Святослав Ольгович, узнав о бедствии своего недоброжелателя и двоюродного брата, – не ищи чужого – и свое будет целее». Почему же опечалился, а не обрадовался или хотя бы по-злословил, как делают многие, видя своих гонителей или же недобро-желателей в беде? А потому, что предвидел новые междоусобия и бед-ствия, в том числе и на его земле, в его княжестве.

– Да не расстраивайся ты, – пыталась приободрить его княгиня. – Не такое, чай, пережили. И это переживем. Смотри, какие у нас сыно-вья… Что Олег, что Игорь, что Всеволод-богатырь. Витязи.

Сыновья действительно росли крепенькими да здоровыми. Что Игорь, что Всеволод. Не говоря уже об Олеге Святославиче. Олег хоть и был при князе в Чернигове, но уже имел свой удел, Курск, в котором пока что управлял посадник Святослава.

– Будь я помоложе, то, возможно, так бы и не расстраивался, – от-вечал Святослав, нервно меряя шагами пол княжеской опочивальни. – Но возраст ведь уже не тот. Как-никак, а шестьдесят пять стукнуло… многие князья до сей поры и не доживают… Укатали сивку крутые гор-ки. Хочется не дрязг, а спокойствия.

– Не гневи Господа, князь, – с напускным азартом продолжала кня-гиня, – ты у меня еще ого-ого! Любого молодого за пояс заткнешь.

Говорить, говорила, но и сама видела, как они оба постарели, по-толстели, поскучнели, попригнулись к земле. Особенно Святослав. Да и ей уже не облачиться в мужскую одежду да и не вскочить на борзого коня, не полететь на нем наперегонки с ветром, как было когда-то во время их смоленской замятни. Годы – груз невидимый, но ощутимый. И чем их больше, то тяжесть их значимей.

– Эх, княгинюшка, – улыбнулся понимающе Святослав, – твоими губами да мед пить, только поверь и мне, что старую собаку все равно не волком звать…

Между тем в Киеве события разворачивались своим чередом. По-грабивши сторонников Изяслава, союзные князья решили на престол звать Ростислава Смоленского, как однажды уже бывавшего на киев-ском столе. Тот согласился, но опять же поставил условие, что призван-ного Мстиславом из Владимира митрополита Клима изгнать, а вернуть Константина. Но Мстислав заупрямился: «Как его ставить, если он, бу-дучи при Юрии митрополитом, отца моего дерзкими словами поносил, проклинал принародно, анафеме грозился предать». О Климе же гово-рил, что тот учен и премудр, книгочей и златоуст, что народ к нему тя-нется. Но Ростислав, настраевыемый своим епископом, тоже уперся как бык. Сошлись на том, что Клим вернется во Владимир, а Константин отбудет в Чернигов, где он когда-то некоторое время был епископом, а в Киев звать нового митрополита.

«Вот не было печали, да попы наобещали, – мысленно отреагиро-вал без особой радости Святослав Ольгович, когда низложенный князь-ями митрополит Константин был доставлен в Чернигов. – У меня есть уже один. Антоний. А два – это перебор. Ни к чему мне такая честь».

Черниговский князь словно чувствовал мороку, последующую за прибытием этого первосвященника, выражаясь мысленно так. Через некоторое время Константин заболел и, видя окончание своих земных дней, призвал к себе епископа Антония и, взяв с него клятву, завещал после смерти тело его вытащить за ноги из града и бросить на пустом месте на съедении псам. Епископ поначалу думал, что поблажит, по-блажит старик да одумается. Однако низложенный митрополит оду-маться не захотел или же не успел, умер, поставив Антония перед не-разрешимой дилеммой: не исполнить клятвенное обещание грех, но и исполнить – грех! Позор не только на всю Русь, но и на весь крещенный и некрещенный мир. И как тут быть?!. Вот он и прибежал со своей до-кукой к князю.

«Точно, не было печали, да черти наверещали, – усмехнулся про себя князь, однако приказал исполнить завещание Константина так, как тот повелел, только тело охранять и на следующий день погрести с по-добающими его сану почестями.

Слух о необычном погребении бывшего митрополита тут же обе-жал весь город, и вынос тела состоялся при огромном стечении народа, который диву давался невиданному чуду, то смеясь, то крестясь, то мо-лясь. Народная толпа стала и почетным караулом до утра, пока тело низложенного митрополита не было предано земле в соборной церкви рядом с гробом Игоря Ярославича.

И как был удивлен черниговский князь, когда некоторое время спустя в киевской погодной летописи вдруг прочел, что во время смерти и необычного погребения митрополита Константина в Киеве три дня бушевал ураган, срывавший крыши с теремов и изб, что день и ночь небо было заволочено черными тучами, изрыгающими громы и молнии, поразившие то ли семь, то ли восемь человек и спалившие несколько церквей. «Вот те на, – удивился Святослав Ольгович, – а у нас, как мне помнится, небо было чисто, и кроме крика людского да лая собак ника-кого шума более не было. Надо сказать дьячку, чтобы отметил сей факт».

Черниговские князья, впрочем, как и великие князья киевские, еще со времен Святослава Ярославича, подарившего потомкам два велико-лепных «Изборник», изобиловавших не только мудрыми изречениями, но и рисунками, независимо от монастырских монахов-летописцев, вели свои погодные записи, в которых отражали самые интересные на их взгляд события. Не был тут исключением и Святослав Ольгович. Еще будучи в Новгороде, стал записывать в отдельную книгу важные мо-менты из своей жизни. Потом продолжил в Курске и Новгороде Север-ском. Правда, уже не сам лично, а через дьячков да прочих грамотных лиц. А грамотеев на Руси хватало. Любили русичи хоть на бересте, хоть на гладкой дощечке – пергамента на всех не хватало – хоть несколько строк да начертать, да прочесть потом на досуге или же послать кому следует с надежным посыльным.

Двенадцатого апреля 1159 года от Рождества Христова, в самый первый день Пасхи, смоленский князь Ростислав Мстиславич после мо-лебна в Святой Софии, взошел на великий престол. Это было его второе восхождение, и, как он надеялся, последнее и окончательное. В церквах звенели колокола, народ радовался и веселился. А уже первого мая он призвал из Чернигова Святослава Ольговича, чтобы урядить с ним ряд.