Текст книги "Новый взгляд на историю Русского государства"
Автор книги: Николай Морозов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 56 страниц)
Книга эта вышла под видом французского перевода с русского языка в 1726 году в Голландии в Ледене под заголовком: Histoire genealogique de Tatars, где говорится следующее: (из анонимно сделанного перевода поэта Василия Кирилловича Третьяковского в 1770 году с этого уже перевода на русский язык и в 1854 Саблучевым «Родословная история о татарах...»).
Вот что говорится в предисловии к ней. «Только в конце прошлого века (т. е. около 1690 годов, хотя первое издание книги Плано Карпини и вышло в 1598 году) начали стараться (в Западной Европе) иметь подлинные известия о пространной сей земле, и мы должны благодарить россиян за их изыскания (??) потому, что без них мы пребывали бы долгое время в том же неведении о сей столь великой части круга земного».
Эта книга была написана (по собственным ее указаниям) в малоизвестном местечке Хаюке близ Хивы, сыном автора, которому собственноручно пришлось ее переписывать потому, что мало находится ученых (грамотных) людей в его стране.
История этой книги тоже не проста.
«Что касается до меня, Абдуллы Багадур-хана, то я исправил и совершил (т.е. окончил) сию книгу в Хагоке в 1076 году (по эре геджеры, а по нашему в 1698 году)».
В 1665 году эта рукопись существовала только в одном экземпляре, написанном сыном автора. Находилась в Тобольске и открыта, якобы, пленными шведскими офицерами, направленными для -жительства в Тобольск после Полтавского поражения.
В 1716 году состоялась экспедиция в Хиву под началом Александра Бековича Черкасского, в которой принимали участие и пленные шведы. Вероятно, с ними рукопись и попала в Тобольск.
В 1720 году в Петербург из Тобольска в Медицинскую канцелярию Даниилом Готлибом Мессершмидтом была направлена посылка со всякого рода редкостями, собранными пленными шведами – капитаном Матерном и лейтенантом Шмидтом. В той посылке, в частности, находилась рукопись «История татар» Абдул-гази Боядур-хана, уже к тому времени переведенная капитаном Филиппом Иоганном Страленбергом.
Эта история о татарах начинается с провозглашения Чингис-хана верховным ханом монголов.
Встречающиеся в тексте имена собственные можно адаптировать через их транскрипцию к германо-латинским и через смысл показать их происхождение:
Угадай-хан – предсказатель.
Турки – торки – венгерцы. Туркистан – Венгрия.
Бухара – Бухарест, Балах, Балак – Валахия, Горы с Черногорией, Народ Карлики – Каролинги, Улус Хан —русский князь Фома, Самарканд – Адрианополь (Самарканд – Самария – сторожевой).
То есть все следы ведут на Запад, а не на Восток.
Перейду теперь к другой не менее характерной «мусульманской» книге, озаглавленной «Чудеса предопределения Божия в судьбах Железного царя (Тимура хана)»[345]345
Тизенгаузен, т.1, с. 455.
[Закрыть], приписанной сыну Арабского шаха (Ибн-Араб-шах).
Написаны эти чудеса рифмованной прозой и, в отличие от других арабских сочинений о монголах, не «скрывались» в виде одиноких рукописей до XIX века в западно-европейских книгохранилищах без указания от кого и когда они туда попали, а по сведениям Тизенгаузена, – были впервые напечатаны (по латыни?) Гониусом в Лейдене в Нидерландах в 1636 году, а потом Манжером в Лейвардене (в тех же Нидерландах) в промежутке между 1767-1772 годами, причем вместе с латинским приведен (впервые?) и арабский текст.
Турецкий перевод этого сочинения по сведениям Journal Asiatique, помещенным в 1863 и 1868 гг., был напечатан в Константинополе сначала в 1729[346]346
Первая типография была устроена там в 1727 году, так что если это правда, то разбираемую нами теперь книгу приходится считать из самых первых турецких книг, так как у арабов никогда не бывало «шахов».
[Закрыть], потом еще в 1861 году. Кроме того, там указывается еще издание в Каире в 1869 году и два издания в Калькутте в Индии в 1818 и в 1848 гг.
Мы видим, что это была уже не неизвестная никому до XIX века рукопись, а старинно-печатное произведение, имевшее распространение. Возбуждает только недоумение, почему на Лейварденском издании, где впервые, по-видимому, приведен арабский текст, указывается нам не точный год, а промежуток между 1767 и 1772 годами, как будто на книге этой не помечено года ее выпуска в свет?
Нам говорят, что автор ее был сын арабского «шаха» и родился в Дамаске в 1388 году, откуда двенадцати летним мальчиком был увезен в плен в Самарканд, где изучил персидский и монгольский языки, побывал в Астрахани, Крыму, Сарае и Адрианополе, где ознакомился с турецким языком, вел в качестве секретаря турецкого султана Магомета I (1374-1421 гг.) переписку с его ханом Дешт-Кипчакским и, наконец, перебрался в Каир, где и умер в 1450 году
Воздержимся от оценки этой биографии (за исключением нелепости выражения «арабский шах») и, руководясь лишь тем, что первое издание этой книги вышло в Голландии в 1665 году, мы можем считать доказанным, что написана она не позднее начала XVII века, и потому дает нам представления того времени, существовавшие если не в Самарканде, то в Западной Европе о «Чудесах божьего предопределения в судьбах Железного Витязя Тимура – царя Персии и Туркестана, родившегося в 1333 году, построившего Самарканд, захватившего в своей войне с турками в плен их султана Баязета II у Ангоры и овладевшего генуэзскими владениями на северных берегах Каспийского и Черного морей, и умершего в 1405 году».
Представления эти можно считать более или менее соответствующими европейским сказаниям, а хронологические прикрасы сами собой выясняются при нашем изложении.
«Когда, – говорит сын арабского шаха[347]347
Тизенгаузен, 1, с. 456.
[Закрыть] Тохта (который по русским летописям разгромил в 1328 году Москву), – султан Дештский и Татарский увидел, что Тимур убил Хуссейна, кровь сердца его вскипела и забушевала вследствие родства и соседства с Хусейном. Приготовил он несметную рать и двинулся в бой с Тимуром, а Тимур выступил против него из Самарканда. Сошлись они оба на окраинах Туркестана близ реки Ходженской, т. е. реки Сейхуна. Между обоими войсками установился обмен военных дел, и мельница войны не переставала вращаться до тех пор, пока не измолола войска Тимурова. Но вдруг из его остатка выехал человек по имени сеид Берке, слез со своего коня, схватил горсть песку, пустил его в лицо неприятелю-губителю и крикнул громким голосом: „Враг побежал!“
Тимур закричал тоже самое своим зычным голосом, как у человека, созывающего жаждущих верблюдов и кричащего: „джаут! джа-ут!“.
И повернулись войска Тимура, как возвращаются коровы к своим телятам, и снова принялись за бой со своими противниками и супостатами. Не оставалось в войске его ни молодого, ни старика, кто бы ни кричал: „враг побежал!“
И вот рать Тохтымыша отступила, обратилась в бегство и по пятам ее последовали возвращавшиеся ранее вспять. Войско Тимурово наложило на них меч и дало им пить чашу смерти. Захватили воины Тимура имущество и скот их и забрали в плен главных начальников и свиту...
И направился Тимур в Дешт-Кипчакские земли, усердствуя по части быстроты и спешности».
«Эта область исключительно Татарская[348]348
Там же. С. 459.
[Закрыть], переполненная разными животными и турецкими племенами, со всех сторон огражденная и во всех частях возделанная, обширная по объему, здоровая водою и воздухом. Люди ее —мужи в полном смысле, воины ее – превосходные стрелки. По языку – это самые красноречивые турки, по жизни – самые праведные, по лицу – самые прекрасные, по красоте – самые совершенные. Женщины их – солнца, мужчины их – полнолуния, цари их – головы, бояре их – груди. Нет в них ни лжи, ни обмана, нет между ними ни хитрости, ни лукавства. Обычай их ездить на телегах с уверенностью, не знающей страха. Городов у них мало и переходы их продолжительные. Границы Дештской земли[349]349
Там же. С. 459.
[Закрыть] с юга – море Кользумское, да море Египетское (по дальнейшему описанию – Черное), завернувшее к ним из области Румской (Ромейской). Эти два моря почти что сталкиваются, не будь промеж них гор Черкесских, составляющих между ними „грань непроходимую“, вплоть до Китайских пределов, принадлежащих владениям Монголов и Хатайцев (Хетов-готов?).
„С севера его – Ибирь(??) и Сибирь, пустыни и степи да пески, нагроможденные точно горы. И сколько этой степи, где бродят только птицы и звери. С запада Дештской земли – окраины земель Русских и Болгарских, да владения христиан-нечестивцев (т.е. католиков); к этим окраинам прилегают и Румские (ромеиские) владения, лежащие по соседству с землями, подвластными Туркам-Османам“.
„Выезжали, бывало, караваны из Харезма (Хорасана) и ехали себе на телегах спокойно[350]350
Там же. С. 460.
[Закрыть] без страха и опаски вдоль до самого Крыма“...
„Не возили они с собою ни продовольствия, ни корму для лошадей и не брали проводника вследствие многочисленности тамошних народов, да обилия еды и питья у живущих там людей. Путешествовали они от одного племени до другого и останавливались только у того, кто сам предлагал у себя помещение... Ныне же в тех местностях, от Харезма (Хорасана) до Крыма, никто из тех народов и людей не живет и нет там другого общества кроме газелей (их тут никогда не было!) и верблюдов“.
„Столица Дешта—Сарай[351]351
Там же. С. 460.
[Закрыть]. Это город мусульманской постройки, чудной крепости. Султан Берке, да помилует его Аллах, приняв ислам, построил его, избрал столицею своего царства и возлюбил его. Он побудил народы Дешта ко вступлению на пастбище Ислама, и вот почему Дешт стал сборным местом всякого добра и блага, так что к прежнему прозванию „Кипчак“ прибавилось еще прозвание „Берке“ (т.е. Благодатный). А теперь Хаджи Исаи-еддин, сделавшийся начальником в Самарканде, продекламировал мне следующее свое стихотворение в Астрахани, одном из Дештских городов, претерпев на пути туда разные невзгоды:
„– Я слышал, что Берке находится в степи, прозванной по своему султану – степью благодати. Дал я верблюдице моего путешествия остановиться на одной из окраин этой степи, но не нашел там никакого Берке (т.е. благодати)“.
Мне кажется, что здесь мы видим уже разочарование человека, начитавшегося про чудеса в Дештском царстве, но не нашедшего их при действительном путешествии.
А далее мы видим, что в этом царстве было введено „ханефейское“ (т.е. ханобожеское) правоверие, „допускающее употребление вина“. Считая, что имя Иоанн, по-испански Хуан, сократилось (по мавро-арабски) в Хана и стало синонимом духовного властелина, мы можем предположить, что здесь под именем ханифеев (т. е. хуанобожников) подразумеваются Иоанниты. И это тем более уместно, что духовно-рыцарский орден крестоносцев-иоаннитов, носивший черные плащи с белым крестом на груди, был основан в Иерусалиме Раймондом Дюпюи в 1118 году и продолжал работать на ближнем Востоке до 1522 года, после чего Иоанниты, возвратившиеся в Европу, стали называться Мальтийскими рыцарями, а оставшиеся в Крыму переродились, по-видимому, в Караимов. Рассмотрим же на этом фоне дальнейшие сообщения „сына арабского шаха“.
„Когда Берке-хан, – продолжает он,– был пожалован почетною одеждою ислама и водрузил в Дештских землях знамена в честь ханефейского исповедания, то он пригласил к себе ученых из всех краев и шейхов со всех сторон и концов, чтобы они научили людей уставам своей религии и указали им за это богатые подарки, и на тех из ученых, которые пришли на его призыв, излил целые моря даров. Он оказывал покровительство науке и ученым, уважал законы бога всевышнего и уставы пророков. Были у него в это время, а после него у Уз-бека и у Джани-бека наш мулла Кутбеддин, ученейший Эррази и другие знаменитости ханефейские и шафийские...“ „При содействии этих сеидов Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей. В короткое время в нем набралось[352]352
Там же. С. 463.
[Закрыть] здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, и всяких людей заслуженных, подобная какой не набиралась никогда ни в разных частях Египта[353]353
Не забудем, что арабское название Мазр, есть только особое произношение европейского Миц-Рим, т. е. Развеянный Рим (см. «Христос», кн. II, 198, 220).
[Закрыть], не в деревнях его. Между построением Сарая и разрушением его и тамошних мест прошло 63 года. (А Латинская крестоносная империя на Балканском полуострове существовала около 60 лет, от 1202 до 1263). Это был один из величайших городов по своему положению и населеннейший по количеству народа. Рассказывают, что у одного из вельмож его сбежал невольник и, поселившись на месте, отдаленном от большой дороги, открыл там лавочку и торговал в ней, снискивая себе пропитание. Так прожил этот негодяй около 10 лет, и господин его ни разу не встречал его там, не сходился с ним и не видел его вследствие величины города и многочисленности жителей его. Он был на берегу реки, отделившейся от реки Итиль (считаемой за Волгу), относительно которой путники, летописцы и странствователи согласны, что больше ее нет ни одной в числе проточных рек и пресных нарастающих вод. Выходит она из земли Русских и нет от нее никакой другой пользы, кроме той, что она радует души. Впадает она в море Кользумское (Каспийское), хотя оно закрыто и окружено несколькими Персидскими владениями: Гиляном, Мазендараном, Астерабадом, Ширваном. Имя Саранской реки – Сингиля (а не Ах-туба, как у Волги), через нее переезжают не иначе, как на больших судах, не вступает в нее нога ни пешехода, ни всадника. И сколько рукавов отделяется от этой длинной и широкой реки, а каждый рукав больше Евфрата и Нила!“
„Расскажу теперь и о том, как настал этот потоп (т. е. Тимурово нашествие) и смыл Дештские (Deutsch'cKne) народы. Прибыл Тимур (из Туркестана – стана турок) в этот край с войсками несметными – нет! – с морями бурными, с обладателями стрел летучих, мечей секучих и копий зыбучих, со львами задушающими и тиграми нападающими, со всякого рода настигателями, вымещающими на неприятеле свою месть, защищающими добро свое и соседей своих, логовище свое и убежище, добычу свою и род свой, со ввергающимися в пучины боевого моря и противоборствующими его волнам и потокам“.
„А Дештский царь Токта послал гонцов к старейшинам своих людей и к начальникам своих народов, к жителям своих песчаных степей и обитателям своих окраин, к главам своей родни – к коренным зубам своим, приглашая к сопротивлению и бою с Тимуром. Влача за собою одежду повиновения и устремившись к нему со всех весей, они собрались по племенам и родам, конные, пешие, вооруженные мечами и стрелами, надвигаясь и наступая, отражая и поражая своим острым мечом и копьем. Эти люди самые отборные и меткие стрелки; метатели их не дают промахов. Как только они натянут тетивы, так и попадут в жилы и достигают цели, сидит ли она неподвижно или летает. С ними Токта двинулся в бой и приготовился к битве с войсками Тимура, похожими на песок по многочисленности своей и на горы по громадности своей“.
„Когда оба строя противостояли друг другу и обе рати вступили в бой, то из войска Токты-Мыша выступил один из вождей правого крыла, имевший злобу на одного из эмиров, и потребовал разрешения убить его. А Токта сказал ему:
– Твое желание будет уважено, но ты видишь, что случилось. Так оставь нас в покое, пока мы не управимся и добьемся того, чего желаем. Тогда я предоставлю тебе твоего соперника, и ты выместишь на нем твою злобу и удовлетворишь твои притязания.
Но тот ответил:
– Нет! Мне нужен он сейчас. А коли нельзя, то нет тебе от меня ни послушания, ни повиновения!
Токта возразил ему:
– Мы находимся в тяжком горе, которое озабочивает нас более твоего желания, мы в мрачном положении, которое кручинит нас более твоей беды. Так потерпи и не торопи, успокойся и не бойся. Ни от кого не уйдет то, на что он имеет право. Не заставляй же слепого искать убежища на обрыве и не будь из тех, которые чтут бога ради барыша. Ты теперь, как после ночи несчастия, уже минувшей, и после зари благоденствия, уже занявшейся. Так оставайся же на своем месте и нападай на своих противников, наступай и не отставай, вершай, что тебе приказано.
Но князь не послушался и ушел с громадной толпой. За ним последовали все изменники и отступники и все его племя, которому имя Актау. Он отправился в Румские владения, пришел в Адрианопольские земли и поселился там.
Расстроилось войско Токты и стрелы желания его не попали в то место, в которое они пускались. Не видя возможности уклониться от стычки с Тимуром, он подбодрил свое войско, отбросил свою спесь и свое легкомыслие, выставил вперед удальцов из своих ратей, выстроил конницу и пехоту, укрепил центр и фланги и наладил свои стрелы и мечи. Что же касается до войска Тимура, то оно обошлось без этих приготовлений, потому что положение его было ясно и на челе его знамени были начертаны слова победы и власти. Обе рати сошлись, ударили друг на друга, смешались и запылали огнем сражения.
Столкнулись враги с врагами, простерлись шеи под рубящими мечами и подставились груди бьющим копьям. Помрачили свои лица и оскалили свои зубы боевые волки и завыли; ожесточились злобные тигры и выпрямились к прыжку; сцепились львы и встали дыбом; покрылись кожи перьями стрел и вздрогнули; опустились чела вождей и головы главарей в обряде битвы, как бы преклоняясь к молитве, и простерлись на земле; закрутилась пыль и взвился прах; погрузились в морях крови и знатные и простые; летание стрел во мраке пыли казалось метанием снарядов в бесовских вождей, а сверкание мечей в тучах праха казалось блестящим сиянием над царями и султанами. Кони смертей не переставали носиться и крутиться, а львы отрядов нападать на врагов; взвивалась на воздух пыль от копыт и лилась по степи кровь от мечей, так что земель казалось шесть, а небес восемь, как морей.
Длился этот бой и погром около трех дней, затем поднялась пыль от бегства войска Токты, показавшего тыл. Рати его разбежались и отступили, и полчища Тимура разбрелись по Дештским владениям и расположились в них. Ему подчинились последние и первые из них. Завладел он всем движимым, разделил его и унес с собою, собрал все захваченное и раздал всю добычу, дозволил грабить да полонить, произвел гибель и насилие, уничтожил племена Дештские, истребил наречия их, изменил порядки и увез с собою все захваченные деньги, всех пленных и имущество. Передовые войска его дошли до Азака (Азова) и он разрушил Сарай, Сарайчик, Хаджи-Тархан и все эти края“[354]354
Тизенгаузен, 1, с. 466.
[Закрыть].
Так были ликвидированы, по словам „сына Арабского шаха“, Железным витязем-Тимуром два заволжские великолепные Сарая да вдобавок еще и Хаджи-Тархан, под именем которого, может быть, здесь надо подразумевать Тмутаракань русских летописей, так как Ас-таракань под именем Астрахани существует и теперь.
Действительно ли их разрушил Тимур, а не просто покорил бывшие тут форпосты генуэзцев и пришедшего с ними Тевтонского Teutsche = Deutsche) ордена, самое имя которого происходит от имени Германии Terutschreich, обратившееся затем в Deutschland. Во всяком случае с Тимуром связывается и возникновение в это время в Крыму караимства, религии средней между иудейством и исламом.
Только в этом смысле и необходимо (?) понимать финал борьбы Токты (или Локты) с Железным завоевателем – Тимуром, где на смену выступает некий Идику (или Эдигей), имя которого напоминает слово – iudicus[355]355
Интересно, что от этого же корня происходит французское слово judicature – судейское звание, judiciaire – судебный и т.д.
[Закрыть] (иудейский – ср. лат. judex, ius – судья). Вот этот интересный рассказ[356]356
Тизенгаузен, 1, с. 467.
[Закрыть], „О том, как Идику обманул Тимура“.
Идику послал гонца к своим родичам соседям и к племени левой (северной стороны) – все они принадлежали к числу сторонников и друзей его – сказать, без ведома о том Тимура, чтобы они откочевали из своих родных краев, направляясь туда, где трудные пути сообщения и много опасностей, иначе Тимур рассеет их и погубит всех. Они последовали тому, что предписал им Идику, и шли, не останавливаясь.
Узнав, что люди его ускользнули от Тимура, Идику сказал ему:
– О владыка наш, эмир! Есть у меня громадное множество родичей и домочадцев, но они не безопасны, ибо после моего ухода им приключаются обиды и притеснения от Токты. Я не сомневаюсь, что он погубит и истребит их всех до единого. Пока я сам защищен против него по милости вашего величества, он будет вымещать злобу своего характера на моих домочадцах и родичах. Ведь я наладил нить этих его столкновений с тобою и свергнул его в теснины бедствия и лохмотья поражения. Во всяком случае мне не весело на душе, что они живут в одном с ним месте. И может ли жизнь быть мне приятной, пока мои друзья – соседи Токты? Если твой светлый разум разрешит послать гонца к этим многочисленным племенам с высочайшим монаршим наказом откочевать от Токты и улучшить свое положение, то мы все будем жить под твоею достославною тенью в твоих плодоносных садах благоденствия, покрытых листвою. Мы высвободимся из гладкой степи этого Дешта, завершивши наши минувшие бедствия и проведем остальное время в твоих вертоградах, у подножия которых протекают реки. Но выше всего высочайший разум твой. Для рабов первое дело – следовать тому, что он постановляет“. Тимур сказал ему:
– Ты пальмочка твоего народа и столбик, стерегущий его. Ты уже исходил эти дороги. Иди сам.
Идику – только этого и хотевший – сказал:
– Все люди – рабы твои и твои послушники, следующие твоему желанию. Кого ты признаешь достойным какого-либо дела, для того любой труд легок.
– Ты первый затеял это дело, – ответил Тимур, – так будь и исполнителем его. Ведь не требует чужого решения тот, кто сам повелитель города.
Присоедини ко мне, – сказал Идику, – одного из князей с монаршими указами относительно того, что решит твой высочайший разум.
Тимур согласился с ним, исполнил его желание и дал ему того, кого пожелал сам Идику. Но по уходе его Тимур понял, что тот обманул его. Он отправил к нему гонца с приказанием вернуться к нему для совещания, которое случайно подвернулось, но когда гонец предстал перед Идиком и сообщил ему для чего он прислан, то сказал ему и бывшему при нем князю:
– Отправьтесь к вашему господину, облобызайте его руки и сообщите ему, что сроку моего общения с ним пришел конец, и что я далее неподвластен ему, ибо страшусь бога.
Им нельзя было грубо отнестись к нему в таком их критическом положении. Поэтому они ласково распростились с ним, повернули назад и уехали, не останавливаясь. Тимур воспылал на Идика великим гневом. Со злобы на него он чуть было не убил себя и испил из горькой чаши, как сказано в коране: „Настанет день, когда беззаконник станет кусать руки свои“. Но не нашло на него желание двинуться на Иди-ка, и он отправился в свои владения в Самарканд, оставив его в покое.
Вот как кончилось дело Тимура в Дешт-Берке, так что говорят: „не перехитрил Тимура никто кроме Идику...“
Когда последний присоединился к своим сторонникам, приятелям и наперсникам, он принялся за разведку дел Токты и вооружался к отражению его, не будучи в состоянии починить то, что разломал. Он поставил у себя особого султана и особого хана (священника), созвал к нему предводителей левой (т. е. северной) стороны и начальников племен ее. Они вняли его зову и прибыли к нему, будучи сильнее других и безопасны от злобных действий Джагатайцев и несправедливости их. Вследствие этого султан его усилился, и хан обогатился целыми караванами полчищ, основания его в столице утвердилися, и столбы его власти возвысились».
«А что касается Токты, то он, когда враг его ушел и спокойствие водворилось, собрал свои войска и призвал на помощь свой народ. Не прекращались удары мечей и метание боевых копий между Токтой и Идику. Они сразились между собою 15 раз...»
