355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Морозов » Новый взгляд на историю Русского государства » Текст книги (страница 20)
Новый взгляд на историю Русского государства
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 17:47

Текст книги "Новый взгляд на историю Русского государства"


Автор книги: Николай Морозов


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 56 страниц)

Часть третья. Сообщения наших соседей О Татаро-монгольском игеВступление. Кто такие были монголы времени крестовых походов?

Ничто не говорит нам более красноречиво о необходимости пересмотреть заново всю ортодоксальную историю государств вплоть до книгопечатной эры, чем современная «история татарского ига» или, вернее сказать, «история с татарским игом», превратившимся затем, как во сне, в «монгольское». Действительно, кто такие были тогдашние монголы? Казалось бы, даже и вопрос этот совершенно неуместен.

Взгляните на географическую карту и там, под Сибирью, вы увидите точно обрисованную в ее границах область «Монголия». Посмотрите в любой энциклопедический словарь, и там под буквой М вы найдете: «Монголы – некогда воинственное племя, теперь мирные кочевники, занимающиеся охотой и скотоводством, разводя верблюдов, лошадей, рогатый скот». Они разделяются, – говорят нам далее, – на три ветви:

1. Калмыки, от турецкого слова «калмак», т.е. отсталый, иначе джунгары, причем слово джунгары чрезвычайно напоминает немецкое название венгерцев Гунгарами (Hungaren), хотя Джунгарией – не знаю, с каких пор, и называют (европейцы) местность к северо-западу от степи Гоби, между Тянь-Шанем и Алтаем, куда большинство «джунгаров» будто бы перекочевало, спасаясь от нетерпимости русских имперских властей из своего первоначального места жительства – Астраханской губернии (где раньше были генуэзские колонии) около 1700 года. Их основная монашеская религия – буддизм (т.е. пробуждение после смерти) и ламаизм (от «ла-ма» – небесная мать) являются явным перерождением католицизма с его культом мадонны.

Их язык, называемый обыкновенно чжунгарским или уйгурским (созвучное с венгерским), обнаруживает в своей морфологии влияние турецкого языка, а алфавит его изобретен был только в 1648 году ученым ламою Зал-Пандита[188]188
  Там, – говорят нам, – раньше был какой-то иностранный алфавит, в котором недоставало многих звуков уйгурского языка, вероятно – латинский.


[Закрыть]
, после чего началась и своя национальная литература. Во всяком случае, они не называют себя монголами, и незначительность их числа, не превосходившего 600 тысяч человек даже в начале XX века, не указывает на их давность пребывания в этих краях. В Донской области они считались «казаками»[189]189
  Причем следует отметить, что и сами «китайцы», только от русских узнали такое свое имя, а сами называют свою страну Дай-Цаынским государством. Пора бы, наконец, нанести на наших географических картах и учебниках все ложные имена, которыми переполнена у нас вся Азия.


[Закрыть]
.

2. Буряты – т. е. по-бурятски: браты (откуда в искажении ойраты) называют себя тем же именем, как и балканские славяне, называющие себя «братушками». Живут они наполовину оседло, наполовину кочевниками в Иркутской и Забайкальской областях, сохранив родовой строй до XX века, и говорят на своем наречии джунгарского языка. Судя по малочисленности (менее 300 тысяч) даже и в начале XX века, они перекочевали сюда уже в позднее время. Они большею частью православные христиане или буддисты (перерождение католичества). Не потомки ли они гонимых (после изгнания крестоносцев) генуэзцев и тевтонцев (Дешт-Кипчаков), бежавших с побережья Черного моря в глубину Азии и смешавшихся там с местным населением, усвоив его язык?

3. Кочевники степи Гоби, которую только мы называем Монголией, а китайцы называют Шамо[190]190
  Я не могу здесь воздержаться и от того, чтоб обратить внимание читателя на полумифических тангутов-буддистов, чужеземных предков современных тангугов, живущих в китайской провинции Ганьеу на границе с Тибетом. Они говорят теперь на одном из наречий тибетского языка, но раньше, как имеется в их письменности, говорили на «своем особенном языке», и состояли из отдельных воинственных родов, называющих себя мыняк (т. е. монах) и пришедших с реки Быйшай (т. е. Большой по созвучию). А другое их название тан-гут созвучно с Тан-гот, т. е. танайский гот, что показывает, что и «большая» река была или Дунай или Дон. Их сложная идеографическая письменность, – говорят они, – была изобретена ученым И-ри (т. е. Иереем) в царствование их императора Иань-хао (Иван-хане) между 1032-1048 годами, т. е. накануне крестовых походов.


[Закрыть]
.

Кто же и когда приписал бурятам и калмыкам имя монголов?

Судя по тому, что название Менгу созвучно с итальянским Magno, а название монголы – с греческим мегалы, причем оба слова значат: великие, мы можем заключить, что имя это навязано европейцами, перенесшими на местный азиатский народ прозвище крестоносцев. По-видимому, это сделал, как увидим далее, католический черногорский архиепископ Плано Карпини с целью перенести «татрское иго крестоносцев» на головы отдаленных кочевников средней Азии.

Сами востоковеды не могут удержать своего изумления по поводу азиатского извода «монгольского ига».

«Успех монгольского завоевания, – говорит А. Якубовский[191]191
  Якубовский А. Феодализм на востоке. 1932. С. 3-5.


[Закрыть]
, – не мог быть, конечно, обусловлен ни уровнем их общественного развития, ни численностью их войска (армии их противников были значительно многочисленнее), ни техникой вооружения».

«К сожалению, – продолжает он, – история Востока еще настолько молодая наука, и в ней так много невыясненного, что для некоторых эпох самые важные стороны общественной жизни остаются нетронутой почвой... Особенно не посчастливилось в этом отношении XII веку. В известном смысле это самая темная для нас область истории. Зная в больших подробностях организацию ремесленной промышленности в Западной Европе при феодализме в эпоху его разложения, мы пока, на данной ступени развития нашей науки о Востоке, не можем дать не только подробной, но даже общей картины ее на среднеазиатском и переднеазиатском Востоке. Первые наши известия о ремесленных организациях этих стран падают главным образом на XIV век, и лишь предполагается наличность их не только в XII-XIII веках, но и в более раннее время».

«В конце XII века, – говорит он, – на Востоке стала определяться новая политическая сила – Хорезмское (созвучно с Хорасаном) государство, расположенное в области нижнего течения реки Аму-Дарьи. При хорезмшахе Такеше (1172-1200), который в 1194 году нанес поражение войскам сельджукского султана Западной Персии Торгула, оно стало независимым государством. При его преемнике Мухаммеде Хорезм-шахе (1200-1220) (т.е. уже как раз в разгаре четвертого крестового похода и генуэзско-венецианской колонизации Закавказья и Заазовья) почти все области Ирана и Средней Азии входят в новое и вместе с тем самое большое в то время государство на переднем Востоке, столицей которого сделался Ургенч (на южном берегу Аральского моря)».

«Однако хорезмское государство не имело твердой социальной базы, на которую могло бы опереться», – заканчивает автор свои размышления по этому поводу и не отвечает на неизбежный вопрос: как же в таком случае могло оно возникнуть без базы и не имея опоры в каком-либо другом могучем и культурном государстве, как это было в то же самое время с крестоносными феодальными государствами в тех же самых местах?

«Монголы, выступавшие со своими отрядами в культурные области Средней Азии, – продолжает А. Ю. Якубовский[192]192
  Там же, с. 8 (см. с. 254).


[Закрыть]
, не отмечая, что это лишь догадка поставленных в тупик историков, – были хорошо осведомлены (кем же?) о наиболее слабых пунктах той или иной области, прекрасно (почему?) ориентировались в дорогах и т. д. Более того, благодаря постоянным торговым связям (которых даже и теперь нет между Западом и Востоком Азии через пустыню Гоби), эти кочевники оказались хорошо вооруженными и технически. Подробные рассказы об этих походах, которые мы имели у таких авторов XIII-XIV веков, как Джувейни и Рашид-эд-Дин, дают картину правильной осады ими городов с помощью катапульт и других метательных машин.

Нам хорошо известно (??), что при осаде Самарканда, Бухары, Мерва и других городов они употребляли особый вид горючих снарядов, в состав которых входила нефть (не иначе как из Баку!). Уже этот (такой похожий на библейское чудо!) факт технической снаряженности совершенно определенно говорит за то, что монголы-кочевники были достаточно увязаны с экономически сильными группами внутри тех стран, с которыми воевали, и с теми торговыми компаниями (вроде действовавших в то время по соседству венецианских и генуэзских, – прибавим мы от себя), которые держали в своих руках караванную торговлю...

Не следует преувеличивать численность монгольских отрядов. В этом отношении характерна осада г. Ходжента, где монголам было оказано сильное сопротивление. Как известно, монголов было всего 20 500 человек, остальные 50 ООО, принимавшие участие в осаде, были пленные. Будучи жителями завоеванных монголами городов и селений, пленные эти пропускались вперед (рискованное дело) в самые опасные при осаде места и служили для монгольского войска как бы щитом от оборонительных орудий осажденного города. Годы 1219-1221 ушли на завоевание Средней Азии, и в 1221 году оно было закончено. После тяжелой осады Самарканд, Бухара, Мерв и Ургенч, эти главные ремесленно-торговые и политические центры страны, были взяты „монголами“. Монголы могли теперь чувствовать себя полными хозяевами.

Долгое время в исторической науке существовало неправильное мнение о характере и роли монгольского завоевания. Его изображали как варварское нашествие, затопившее в крови все население захваченных стран, видели в нем лишь одни разрушения и опустошения и на самих монголов смотрели только как на насильников, которые взимали различного рода поборы и дани. Описание восточных источников XIII-XIV веков: Иб-Асир, Джувейни, Рашид-эд-Дин и другие, – дают в этом отношении огромный материал. Особенно пострадали такие города, как Ургенч и Мерв. Последний был начисто уничтожен, более того, приведена в полную негодность оросительная система Мургаба, знаменитый Мервский оазис превращен в пустыню и долее не возвращался к своему до-монгольскому цветущему состоянию, хотя в начале XV века при Шах-рухе[193]193
  Шах-рух – сын Тимура (Тамерлана), умер в 1447 году (см. с. 259).


[Закрыть]
была сделана попытка вернуть к жизни оросительную систему в Мервском оазисе».

Так говорит А.Ю. Якубовский (с. 10), повторяя повествование указанных выше первоисточников. Но точно ли можно верить Рашид-эд-Дину и другим мусульманским авторам? Не проще ли допустить, что оросительная система Мервского оазиса и была сделана только по велению Шах-руха в XV веке, причем не оправдала своего назначения, и что бывшее ранее является мифом?

Ведь я уже не раз доказывал («Христос», кн. I—VII), что все «возрождения» вообще в действительности были зарождениями. Не так ли было и тут? За это говорят сами факты.

«Поразительно – отмечает А.Ю. Якубовский (с. 12), —та быстрота, с которой стали оправляться разрушенные города и вновь (?) оживать земледельческие районы. В ряде мест стали приводиться в порядок дороги, чиниться старые и строиться новые мосты. Вновь (?) ожила ремесленная промышленность городов, и еще с большим подъемом стала развиваться караванная торговля. Ряд фактов определенно говорят за то, что монгольская (одновременная с крестоносною) власть в первую очередь в своей политике считалась с интересами того торгового капитала, который почти с самого начала связан был с ходом монгольского завоевания. Стоит только посмотреть на состав крупных монгольских чиновников, чтобы убедиться, какую роль играли там купцы. Мы их увидим и в роли сборщиков податей, и на постах заведующих финансами, и в роли дипломатических представителей и т. д. Более того, тогда они (как – отметим мы – и одновременно с ними венецианские и генуэзские купцы) фактически были почти полновластными правителями целых областей. В этом отношении очень характерна история Туркестана. Известно, что здесь до 1238 года, т. е. как раз в разгар крестоносного движения на Востоке, вся власть по управлению богатыми районами находилась в руках Махмуда (т. е. в переводе: достославного) Ялована, представителя крупного торгового дома, и потом в руках его сына Масуд-бека, который правил Туркестаном вплоть до самой смерти в 1282 году. Здесь мы имеем яркий пример того, как при развитых торгово-денежных отношениях в эпоху феодализма посылается для взимания поступлений в ханскую казну во вновь завоеванные области не феодал-чиновник, а глава крупного торгового дома, откупивший право взимания феодальных сборов в свои руки. Уже перечисленного вполне достаточно, чтобы убедиться, насколько прочно была связана монгольская власть с богатыми кругами держателей караванной торговли.

Известно, что и сами верхи монгольского общества в лице ханов, членов их двора и военно-чиновной власти, игравших руководящую роль в политике, принимали (как в это же время и вожди крестоносцев) достаточное участие в торговых предприятиях. Вот почему, несмотря на казалось бы частные, военные столкновения в эту эпоху (разгар четвертого крестового похода), основной политический курс монгольской власти на всей территории вышеуказанных государств был направлен на создание благоприятных условий, при которых караванная торговля могла бы развиваться. Это прежде всего выражалось в том, что создана была полная безопасность торговых путей, что отмечается не только современниками (как восточными писателями, так и европейцами), особенно теми, кто сами принимали деятельное участие в торговых операциях с восточными странами. В этом отношении особенно интересно свидетельство Пегалотти, торгового агента, состоявшего на службе Флорентийского банка. Пегалотти отмечает полную безопасность пути на территории монгольских государств. Кроме того, создание больших государств привело к значительному снижению накладных расходов по транспортировке товаров из одной области в другую, что достигалось путем лишения ряда феодальных владений права взимать таможенные сборы.

Итак, торговый капитал на Востоке был той же общественной силой, с интересами которой монгольская власть чрезвычайно считалась, ибо извлекала из торговли большие доходы путем взимания с нее особых пошлин. Для правильного понимания роли монголов в истории XIII и XIV веков на Востоке необходимо отметить одно чрезвычайно важное обстоятельство, о котором уже говорилось. Движение монголов менее всего приходится рассматривать как колонизацию. Основная масса кочевников-монголов (как и крестоносцев) осталась у себя на родине. Передвинулись на новые места сравнительно небольшие военные отряды, исчисляемые десятками тысяч каждый из них. Таким образом, монголы легли сравнительно тонким слоем на завоеванные территории, в силу чего им естественно предстояло через определенное количество времени слиться с той массой, в среду которой они попали. В этом отношении особенно любопытно отметить судьбу монголов в составе Кипчацкой (т. е. по-русски купеческой, иначе Дештской – Deuntsch 'ской – Тевтонской) степи на территории Золотоордынского (т. е. Золотоорденского) государства. Вот что по этому поводу пишет арабский писатель первой половины XIV в. Омари:

„В древности это государство было страной Кипчаков-половцев, но когда им завладели татары, смешались и породнились с кипчаками, земля одержала верх над природными и расовыми качествами, и все они стали точно кипчаки, как будто одного с ними рода, оттого, что монголы поселились на земле кипчаков, вступили в браки с ними и остались жить на земле их“».

Я нарочно сделал эту выписку из книги талантливого специалиста в данной области А.Ю. Якубовского его собственными словами, причем только отметки курсивом в скобках принадлежат мне. А что же выходит? Очень интересная вещь.

Из одновременного пребывания на северных прибрежьях Черного и Азовского морей и кипчаков-половцев, т. е. купчаков-плавцов (потому что ни на каком языке, кроме русского, это имя не имеет смысла), и генуэзских купцов-мореплавателей, несомненно, что половцы, т. е. плавцы, было лишь русское название генуэзцев, завладевших беззащитными (по причине родового строя и отсутствия государственности) кочевьями и поселками этих мест.

По одновременности этих событий с крестовыми походами (первый из которых в XI веке доходил до Евфрата) и потому, что слово монголы есть греческое мегалы, т. е. великие, а это в старину применялось только к завоевателям и совершенно не подходит к мирным патриархальным пастухам пустыни Гоби, мы приходим к выводу, что западно-европейские истории не дают нам истории крестовых походов в полном их размере. По каким-то причинам они укоротили движение крестоносных рыцарских и миссионерских орденов на европейский и азиатский Восток, доходившее на самом деле до Индии и Китая, и отнесли его восточную часть к деяниям призрачных «великих μεγαλοι» азиатских завоевателей, приписав им встречное движение, хотя о неизбежных при этом столкновениях крестоносцев с «монголами» в Азии не говорится нигде ни слова.

Перестановка эта произошла, по-видимому, уже давно.

Глава I. «Татрское нашествие» по армянским первоисточникам

Начну с армянской литературы, в которой сохранились еще следы былой действительности.

«Существует старинное армянское предание, – говорит К. П. Патканов в примечании к своему переводу „Истории монголов инока Мигакия“ (с. 57), – по которому армянский патриарх Нарсос проклял армян за их беззакония и предсказал им нашествие „народа стрелков“». Этот же рассказ имеется и у Рубрука, но он приписывает его какому-то «пророку Акакрону», причем отмечает, что народ стрелков «пришел с севера»[194]194
  «Prophetarict de gente jagittariorum, venture abaquilone», – произнес пророчество о народе стрелков, долженствующем придти с севера. Resual de voyages et de memoires, v. 385/386, Paris, 1889.


[Закрыть]
.

Само собой понятно, что тут под видом пророчества описывается уже свершившийся факт. Армянский архиепископ Стефан Орбелиани (или тот, кто писал под его именем), по-видимому, первый отождествил «стрелков» не только с татарами, но и с мугалами (от греческого мегалы – великие) и перенес их мифическую страну Чин-мачин «за пределы Хата-стана (т.е. страны Готов)»[195]195
  Вот его собственные слова: «возбудил господь народ стрелков, называемых (у ученых) мугалами, а у простонародья татарами в стране Чин-Мачин за пределами Хатастана». (Стефан Орбелиани. Московское издание, с. 298).


[Закрыть]
.

Интересно, что и название туркмены, у сирийцев торгоманы, созвучно со славянским торговцы, а место этих торгамян (библейских детей «Торгона» из страны агарянской) указывается в Скифии, т. е. к северу от Черного моря, где жили генуэзские торговцы. Да и другое название тех же «стрелков», «мугалов» и «татаровей» тугарами можно превести от выражения ту-горцы, т. е. «по ту сторону горы», как допускает К.П. Патканов, сопоставляя легенду о Тугарине-Змиевиче с легендой о Змее-Горыныче, и указывая (с. 58), что татары у армянских писателей называются также и мушками (т. е. мужиками), откуда и библейское их название Рош-мешек, т.е. Росс-мужик, в греческом переводе библии Рос-Мосох (Рос-Москович). А под Тугорской, т. е. Загорской страной можно предположить Забалканскую область, считая с юга.

В согласии с этим находится и судьба «монголов», после окончания крестовых походов: они исчезают одновременно с крестоносцами и торговыми (купчакскими) колониями генуэзцев и венецианцев.

Армянская литература об этом периоде невелика, но очень интересна с нашей точки зрения. Имеются заметки у инока Магакия в его рукописной «Истории Монголов», найденной в 1847 году в монастырской библиотеке на острове св. Лазаря в Венеции. Есть места и у доктора богословия Вардана Великого, умершего, – говорят нам, – в 1271 году, через десять лет после падения Латинской крестоносной империи на Востоке, хотя извлечения из него были изданы лишь в 1861 году в Петербурге и в 1862 году в Венеции. Кроме того, мы имеем сообщения у Киракоса Гандеакского, умершего, —говорят нам, – в 1272 году и бывшего вместе с первыми двумя авторами учеником знаменитого у армян Иоанна Ванакана. Но и его рукопись была издана лишь в 1858 году в Москве и в 1865 году в Венеции. И затем нельзя не указать на маленькую заметку в книге от имени «Коннетабля (как прежде назывался по-французски маршал) Сембота», изданную впервые в Москве в 1856 году и в Париже в 1859 и на книгу, приписываемую Стефану Орбелиану, митрополиту Сюнийскому, изданную впервые в Париже в 1859 году и в Москве в 1861. Все эти сообщения переведены К. П. Паткановым на русский язык[196]196
  3наменитый Мхитар Севастийский (1676-1749) основал в 1717 году в Венеции, на острове Сан-Лаццаро, армянскую обитель. С тех пор братство св. Лазаря, принявшее имя «мхитаристов», неустанно работает на литературном поприще. Их главной задачей сделалось возрождение языка древне-армянской литературы – грабара.


[Закрыть]
.

Мы видим прежде всего, что до половины XIX века все эти рукописи, подобно арабским, были неизвестны ни армянам, ни европейскому ученому миру, как и имена авторов. Только Орбелиани был знаком публике с конца XVIII века как автор «Истории княжеского рода Орбелиани», изданной в 1775 году под названием: «Дополнения к истории Армении и Грузии».

Исходя из обычной терминологии, Патканов дает по ним такую родословную властелинов «недолговременного монгольского царства», внезапно возникшего из небытия в момент основания Латинской крестоносной империи на Востоке и погрузившегося вместе с нею в небытие.

Часть приведенных тут названий явно европейские, например Джучи (итальянское Duce) – герцог, Орда – орден, Татар – татровец, Альчу – Олег, Конграда – Конрад, Кехату – кахетинец, Батю – Батя, Мангу – Магно, Барка – Борько, Такудар – Теодор и т.д., да и большинство других являются набором звуков, не имеющих никакого значения на турецком или татарском языках, т. е. навязана им иноземщиной.

Наиболее обстоятельное для нашего предмета сочинение Гандзакского (по позднейшему толкованию Елизаветпольского в Закавказьи) Киракоса (патриарха), который оканчивает свое повествование обрывом в 1266 году нашей эры, вслед за падением Латинской империи крестоносцев на Балканском полуострове. Мне кажется, что это лишь первая половина какой-то более длинной истории Армянского царства, оторванная от позднейшего повествования для того, чтоб приписать Киракосу. Вот как автор начинает ее IX главу:

«В 669 году (по нашему в 1220-1221) армянского летоисчисления, в то время, как грузины гордились победою, одержанною ими над Таджиками (северо-восточными иранцами-персами), у которых они отняли несколько армянских областей, внезапно появились громадные массы войск, снабженные всеми походными принадлежностями, и прошли через Дербентские ворота в Агванию, с целью проникнуть оттуда в Армению и Грузию. Они предавали мечу все, что встречалось им на пути: людей, скот, даже собак. Они не придавали никакой цены дорогим одеждам или другому имуществу, за исключением лошадей. Они быстро прошли до города Тифлиса, и снова (если поверить, что они пришли не из Трапезундской империи венецианцев) поворотили в Агванию к пределам города Шамхора.

Им (т.е. татарам) предшествовала молва, что они маги (откуда может быть и их прозвище мангу=монгол), исповедуют христинскую веру и творят чудеса; что они пришли отомстить таджикам (мусульманам) за угнетение христиан. Говорили, что у них есть походная церковь, в ней чудотворный крест, что пред этим крестом у них ставится мера ячменя, но из этой меры все войско берет ячмень для корма лошадей, и она не убавляется. Это же самое происходит у них с провиантом для продовольствия людей. Благодаря тому, что такая ложная молва распространилась повсеместно, жители тех местностей не принимали против них никаких мер предосторожностей. Один священник даже вышел к ним навстречу со своим приходом с крестами и хоругвями; но (явная вставка!) татары бросились на них с мечами и перерезали всех. Встречая таким образом повсюду верящее в них беззаботное население, они истребляли жителей, разоряли селения. Сами же, скрыв свои имущества в болотистых неприступных местах, называемых Багамедж (Богемия – Bohemen)».

Я обращаю, прежде всего, внимание читателя на нелепость этого сообщения с точки зрения здравого смысла. Вот идут в якобы христианскую страну хорошо вооруженные отряды чужеземцев, впереди которых летит стоустая молва, что они «несут с собою крест» и хотят «отомстить» за угнетение христиан. Да и действительно, в это самое время, около 1221 года, крестоносцы «Дейтшского ордена» идут из Западной Европы, продвигаются через Богемию на Восток, опираясь на Латинскую феодальную империю, возникшую на Балканском полуострове, основанную в 1204 году, и одновременно с ними венецианцы основывают, как раз на Черноморском побережьи Армении, Трапезундскую империю, которую игнорируют здесь эти армянские историки.

С точки зрения здравого смысла тут несметные конные пришельцы и были крестоносцы, а автор говорит, что они только притворялись ими!

Но разве можно притворяться христианами, явно избивая на своем пути христиан, а не защищая их? Конечно, это могло быть только в том случае, если пришедшие были папистами, а местные священники, которых они избивали, были православными, находящимися в данный момент, как известно, в союзе с магометанами, против их общего врага – ватиканского папы. Но и в таком случае, после первого же избиения недоразумение раскрылось бы, и жители стали бы от них бежать. Очевидно, здесь последующее сделано предшествовавшим, и только уже потом, через несколько месяцев или лет, в населении, возмущенном поборами пришельцев, возникла догадка, что они самозванцы и не могут быть посланниками «доброго римского отца, наместника Христова», и население взбунтовалось против них.

Интересно, что такая именно концепция имеется у Одоакра Рейнольда в его книге «Продолжение летописи Барония». Там приведено письмо грузинской царицы Русоданы папе Григорию:

«Tartari, eruce precedente eos, intraverunt terram nostram et sic sub specie christianae religionis deceperunt nos et usque ad VI milia interfecerunt[197]197
  interferectrunt от interfotio – прерывание речи. Соответсвующий глагол interncere в Кодексе Феодосия значит окончить дело. У Анулия interficere virginitatem – лишать девственности. Здесь, очевидно, в смысле совратить.


[Закрыть]
de nostris. Sed postquam intelleximus eos non esse veros christianos, nos cum gratia vestra et auxilio sante cricis insurreximus in eos et interfeci mus[198]198
  Здесь опять тот же глагол interfecere, но уже в другом его смысле, очевидно, автор был хороший латинист.


[Закрыть]
de eis usque ad XXV milia equitum et fugovimus de finibus nostris, et ista adimplere mandatum vestrum factum eor legatum».

(Татары прад... крестом вошли в нашу землю, и под видом христианской религии обманули нас и совратили наших до 6 тысяч. Но после мы догадались, что они не настоящие христиане, и милостью вашею и с помощью святого креста взбунтовались против них и перебили из них до 25 тысяч всадников, а других выгнали из наших пределов и потому (потому что их выгнали) не могли исполнить ваш мандат, переданный через легата).

Действительно ли тут вышло: своя своих не познаша? Для меня это несомненно. Мне кажется, кроме того, что оригинал, разбираемый теперь нами книги Гандзакского Киракоса, писан не армянином и не по-армянски и по таким причинам.

Во всех датах у него пишется, как и в приведенном мною отрывке, что описываемое событие было «в 669 (или в каком другом) году армянского летоисчисления». Но ведь если б автор был армянин и писал для армян, то зачем ему было каждый раз напоминать свое армянство? Разве, посылая знакомым свои письма по-русски, мы отмечаем, что датируем их именно по русскому исчислению? Нам даже и в голову не приходит это. Другое дело, если б автор говорил, от какого события он считает (вроде Геджры или «сотворения мира» или «Рождества Христова»), тогда это еще имело бы смысл.

Почему он не отмечает, что в то время были на всем побережье Армении Венецианские колонии, возникшие в связи с крестовыми походами того времени, которые имели не только завоевательный и культуртрегерский, но и коммерческий характер?

Единственное место, допускающее у него математическую проверку, это сообщение, что Багдад, который он называет столицей Таджиков[199]199
  Патканов, II, с. 96 и с. 140.


[Закрыть]
, был отнят у этих таджиков-мусульман предводителем татар Великим Гулавой, пощадившим в нем только христиан в 707 армянском году в первый день Великого поста в понедельник 20 Навасарда. Переведя это на юлианский счет по таблице, мы видим, что 20 число Навасарда 707 армянского года было 4 февраля 1258 года юлианского счета и что день недели тогда был действительно понедельник, и великий пост начинался в 1258 году 4 февраля (пасха была 24 марта).

Вторая математическая проверка дает указание на комету. Она находится в самом конце книги.

«В 714 году (1265-1266), – говорит нам Гандзакский Киракос, – показалось явление на небе: на северной стороне видели звезду по направлению к юго-востоку. От нее шли длинные лучи наподобие столбов. Сама звезда была невелика и быстро двигалась в продолжение месяца, но не так, как обыкновенные кометы, которые по временам являются и идут с запада на север (неправда: они идут по всяким направлениям). Она испускала длинные лучи, которые со дня на день увеличивались и, наконец, исчезли. Тут вскоре скончался (благочестивый татарский царь) Гулаву, а за ним и жена его (благочестивая княгиня) Дохуа (Duchess). Место его занял сын его, Апага, в 714 (1265) году он женился на дочери греческого царя, княжне Деспине, которая прибыла с большим великолепием, в сопровождении патриарха антиохийского и епископов Тер-Сергиса из Евенга и доктора богословия Бенера. Они, – догадывается какой-то позднейший редактор, позабывший о христианстве Гулаву, – сначала окрестили Апага, после уже женили его на этой девице.

Пересматривая хронику комет в VI томе „Христа“, мы видим, что дело тут идет о комете, бывшей за два года до показанного здесь времени.

„26 июля 1264 года, – говорится в летописи Ше-Ке, – явилась комета в области Рака и в области Гидры. Ее видели вечером на северо-западе, и свет ее освещал небо. Она простиралась на 100 локтей в длину, и прошла через Большую Медведицу. Утром она была видима на северо-востоке в продолжение 40 дней“.

Нет сомнения, что и у Киракоса дело идет о ней: других комет не было между 1240 и 1277 годами. Но только каким же образом автор ошибся бы на два года, если, – как выходит по его словам, – он был очевидцем этой кометы? Наоборот, тут ясно, что он жил значительно позже описываемых им событий, так как спутал год, да и вообще излагает факты тенденциозно, подводя их под заранее составленную схему, и часто наивно.

Действительно, мы уже видели (в начале этой главы), как „татары“, по его словам, представлялись христианами, будто бы избивали христиан, а здесь автор не желал признать татарского царя христианином от рождения, так, что „греки сначала окрестили Апага, а потом уже и повенчали с дочерью своего царя“.

А в дальнейшем у него проскальзывает еще целый ряд указаний на христианское происхождение татар с тенденциозным перенесением их родины в Монголию, хотя и самое имя монгол, по своему основному смыслу, значит по-арабски и монгольски не нация, а лоб и передовой отряд, и в таком смысле, как говорит Патканов, это слово употребляется у всех писателей „монгольского периода“, и в том числе и у армянских писателей[200]200
  Патканов К. П. История Монголов по армянским источникам. 1873. Вып. I, 58 (манглай по-монгольски значит «лоб», «передовое войско») и еще, вып. II, 138 («мангла» – лоб, передовой отряд).


[Закрыть]
.

Все эти обстоятельства, а также и цитированное выше мною письмо грузинской царицы Русоданы к папе Григорию с жалобой на „самозванных крестоносцев“ и с предложением участвовать вместе с ним против них в крестовом походе, очень напоминают мне крестьян-ходоков, приходивших из отдаленных провинций России к царю жаловаться на притеснения чиновников, особенно в пору сбора податей после уничтожения крепостного права.

„Царь,– ходила молва, которую усердно поддерживало сельское духовенство, – очень добрый и очень любит крестьян, но он далеко и потому не знает о ваших делах“.

А крестьяне делали из этого свой вывод: надо, значит, осведомлять царя (совсем как сделала царица Русодана перед папой!).

И вот, один за другим, с котомками за спиною —тогда еще не было железных дорог – шли тайные уполномоченные крестьяне к царю в Петербург, неся ему жалобы своих односельчан на его чиновников. Они становились перед царским дворцом в ожидании его выхода, чтоб броситься перед ним на колени и исполнить поручение. Но их, конечно, схватывали охранители царской особы и, прочитав жалобу на действия властей, вполне соответсвовавшие царским директивам, посылали ходока в Сибирь, а в его деревню отправляли следователя найти зачинщиков. Тогда появляется новая вариация крестьянских догадок:

„Злые чиновники и помещики, – говорили они, – окружили доброго царя, обманывают его насчет положения крестьян и не допускают к нему никого, кто мог бы рассказать ему правду“. Начались то там, то тут местные крестьянские бунты, жестоко подавлявшиеся. Всед за тем явились и самозванцы, приходившие к крестьянам из отдаленных провинций с грамотами от имени царя, писанными золотыми буквами, призывающие их к избиению помещиков и чиновников, но это редко удавалось, благодаря тому, что слух о „золотой грамоте“ доходил до местных властей ранее, чем поднимались крестьяне.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю