Текст книги "Дракон для жениха (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Крушина Светлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)
– Я-то в состоянии, а вот королевские фрейлины могут выразить недовольство, – парировал пан Иохан.
Посланница только рассмеялась.
– Значит, отправим их домой! Нам они все равно ни к чему.
Пока что фрейлины, ничего не подозревая (и, вероятно, вовсе не задумываясь о столь отдаленном будущем), весело щебетали, расселяясь по купе. В вагоне стало тесно от шелковых лент и украшающих шляпки искусственных цветов и душно от смешанных густых ароматов парфюма. Пан Иохан порадовался, что едет в другом вагоне, а вот Ядвися надулась. Общество придворных дурочек ее нисколько не прельщало, и она предпочла бы ехать с братом, но кто бы позволил?
На выручку ей нежданно-негаданно пришла Улле, пригласив ее в свое купе. Ядвися, хотя и Эрику жаль было оставлять, и с отношением к посланнице она еще окончательно не определилась, долго не раздумывала и дала согласие, посчитав, что общество драконицы гораздо предпочтительнее, нежели соседство неумолчно болтающих фрейлин. Эрика, однако, тоже не осталась брошенной на произвол судьбы: ее милостиво пригласила к себе сама королевна. Бедняжка сперва даже потеряла дар речи от выпавшей ей немыслимой чести; не теряя времени Мариша увела ее к себе и уже в купе, вероятно, привела в чувства – этого пан Иохан уже не видел. Он был рад, что девушки так удачно устроились, и со спокойной душой ушел в свой вагон искать купе и раскладывать вещи. Дорога предстояла неблизкая.
Глава 19
И в поезде светская жизнь не останавливалась ни на минуту. Столичный светский дух пронизал все четыре вагона, занятые императорской свитой и посланниками.
Купе располагались в двух вагонах, в третьем был оборудован ресторан с прекрасной изысканной кухней, а в четвертом устроили салон. Само собой, салон не пустовал ни минуты: юные фрейлины, только-только разложив вещи, немедленно устремились к кушеткам и ломберным и кофейным столикам, вокруг которых можно было собраться стайками и вдоволь наговориться. За ними потянулись и мужчины, причем не стали исключениями и послы. Одна только королевна Мариша не покидала своего купе, словно пряталась от кого-то. Но ее отсутствия, кажется, не заметил никто.
Кроме пана Иохана.
С самой минуты отправления его не отпускало странное чувство, будто за его спиной захлопнулась глухая дверь, за которой осталась вся прошлая жизнь, и будто к прежнему возврата нет, и начинается что-то совсем новое, незнакомое – причем новое начинается не только для него, но для всех, кто едет вместе с ним. И в первую голову это относилось, разумеется, к королевне Марише, потому-то барону и хотелось ее видеть, потому-то он и ждал ее появления с почти болезненным нетерпением.
Почему-то ему казалось, что раз уж за ними обоими захлопнулась дверь, то их непременно должно что-то связывать – и подтверждение этой своей мысли он ожидал увидеть на девичьем личике. Удивительно, но об остальных своих спутниках он нисколько не думал, хотя, казалось бы, они все должны оказаться теперь связанными друг с другом.
Знакомые офицеры уговорили пана Иохана сыграть в бридж. Он согласился очень неохотно, мысли были заняты другим, но нужно было как-то убить время. Сидя за столом, он не столько думал об игре, сколько прислушивался к звукам шагов и досадовал на стук колес, очень ему мешавший. Стоило только заслышать новый звук, как барон вздергивал голову, словно нервный конь. Карты только что не падали у него из рук, и партнеры уже несколько раз делали ему замечания. Увы, пан Иохан и рад был бы, да никак не мог сосредоточиться на игре. И никак не мог дождаться ту, которую ждал, сам не зная зачем.
Очередной раз подняв голову на звук мягко задвинувшейся двери, пан Иохан встретился взглядом с только что вошедшей посланницей. Вероятно, на его лице мимолетно отразилась досада или разочарование, им испытанные, ибо Улле вопросительно приподняла брови. Барон понял, что продолжать игру бессмысленно (да и небезопасно для кошелька), извинился перед партнерами, отложил карты и встал. Нужно было немедленно уйти из салона, иначе, пан Иохан чувствовал это, дело могло закончиться легким помешательством.
Улле стояла перед этажеркой с новенькими, только что из типографии, книгами, предназначенными для легкого чтения, и перебирала корешки романов. Со стороны можно было подумать, что ее заботит исключительно, как бы с пользой занять себя на несколько часов, но пан Иохан был уверен: она поджидает его. И впрям, стоило ему подойти, она немедленно оставила книги в покое и обернулась.
– Что с вами, Иохан? У вас снова такое странное лицо…
– Со мной? Ничего. Не хотите ли выпить вина?
Улле взглянула на него с непонятным выражением.
– Видите ли, я вовсе не… А впрочем, почему бы и нет.
Пан Иохан предложил ей руку, и вместе они перешли в вагон-ресторан, где уселись на стол, покрытый накрахмаленной вышитой скатертью. В мгновение ока рядом с ними возник белоснежный официант с безупречно любезной улыбкой. Но, несмотря на свою вышколенную любезность, он никак не мог удержаться и все косил глазами на Улле – вероятно, он, как и прочий обслуживающий персонал, уже знал в лицо всех сопровождающих королевну.
Пан Иохан попросил карту вин, бегло просмотрел ее и выбрал божоле виллаж, а к нему – несколько сортов сыра.
– Это простое вино, – с оттенком извинения обратился он к Улле. – Никаких изысков, ничего такого. Но почему-то я особенно люблю его. У этого вина необычайно свежий вкус…
– Иохан, вы хотите… как это у вас называется… напиться? – неожиданно спросила посланница, глядя на него с тем же непонятным выражением.
– С чего вы взяли? Вовсе нет, – запротестовал барон, и тут же понял, что соврал: напиться в самом деле хотелось, только он не осознавал этого до текущей минуты. Желание вспыхнуло с неожиданной силой и грозило стать непреодолимым. Следовало немедленно предпринять что-нибудь, чтобы его подавить: напиваться при даме – особенно при этой даме! – никуда не годилось.
– Правда? А мне показалось…
Подоспел официант с заказом. Дождавшись, пока он разольет по бокалам вино, пан Иохан сразу же отпустил его.
Улле с сомнением разглядывала лежавшие на тарелке ломтики пронизанного зеленой плесенью сыра.
– Не слишком аппетитно выглядит, – заметила она. – Что это такое? Кажется испорченным.
– Попробуйте, – улыбнулся пан Иохан. – На вкус этот сыр гораздо лучше, чем на вид.
– Вы хотите, чтобы я это съела? Ведь это плесень, не так ли?
– Точно так.
Поскольку посланница все еще колебалась, барон решил воздействовать на нее личным примером, и с улыбкой взял один из сомнительных ломтиков, разжевал его и запил вином.
– Вот видите, это не ядовито.
– Не устаю удивляться вам, людям, – задумчиво протянула Улле. – Одни продукты вы оберегаете от порчи, на других же намеренно разводите плесень…
Пан Иохан продолжал улыбаться, а про себя подумал: а ведь посланница еще ничего не знает о тех сортах сыра, на которых намеренно разводят не плесень даже, а особых клещей и жучков, чтобы получить пикантную корочку! Не рассказать ли? Впрочем, нет, лучше приберечь это знание для другого раза…
– Вы хотите, чтобы я непременно это съела?
– Ни за что не подумал бы, что вы, оказывается, такая трусиха, – поддразнил барон.
– Я? Трусиха?
Фыркнув, панна Улле взяла ломтик сыра и поднесла его ко рту. И тут же сморщилась.
– Ф-фу! А как пахнет!
На это замечание пан Иохан откровенно расхохотался, и посланница, метнув в него сердитый взгляд, все же решилась откусить крохотный кусочек (непроизвольно при этом зажмурившись).
– О-о-о-о…
– А теперь глоток вина.
Улле схватилась за бокал, как утопающий хватается за спасательный круг, и поспешно отпила от него, но и вино очевидно не принесло ей облегчения.
Пан Иохан готов был биться об заклад, что, будь они наедине, она непременно выплюнула бы и вино, и сыр. Но общение с людьми все-таки научило ее соблюдать элементарные нормы приличия, так что пришлось бедняжке учинить над собой насилие и сделать глоток.
– Вы дергаетесь так, словно проглотили живого червяка, – сказал пан Иохан, заметив, как она брезгливо передернула плечами.
– Какая га-а-а-адость! – жалобно протянула панна Улле, широко раскрывая глаза.
– Неужели и вино вам тоже не понравилось?
– Как это может нравиться? – она быстро и как бы испуганно отодвинула от себя бокал. – Не то чтобы я в восторге от ваших вин вообще, но по крайней мере некоторые сорта можно было пить! И вы еще говорили о свежем вкусе!
– Тогда, быть может, попросить принести для вас воды или морса? Или мороженого?
– И морса, и мороженого! – оживилась Улле. – А еще, во искупление вины, Иохан, вы расскажете, что хорошего находите в вине. Даже если принять на веру, что вам в самом деле доставляет удовольствие его специфический вкус – оно ведь туманит рассудок!
– Только если выпить его слишком много, – улыбнулся пан Иохан, подозвал официанта и передал ему заказ посланницы. Вазочка с мороженым и запотевший графин с морсом возникли на столе словно по волшебству.
– Что вы и проделывали в жизни далеко не один раз, – заявила Улле, словно разговор не прерывался ни на секунду.
– О чем вы? – слегка удивился пан Иохан, который успел уже отвлечься от темы беседы.
– О свойстве вина затуманивать разум. Уверена, вы неоднократно испытывали это его свойство на себе.
– То есть, вы спрашиваете, напивался ли я когда-нибудь допьяна? (Улле кивнула.) Разумеется.
– Зачем?
– Ну-у-у… на этот вопрос так просто не ответить, – задумчиво проговорил пан Иохан и пододвинул к себе поближе тарелку с сыром. Отказ Улле разделить с ним трапезу сыграл, пожалуй, ему только на руку – он очень любил и вино и сыр. – Случаются, например, ситуации, когда требуется как-то подбодрить себя, придать себе храбрости.
– Вы настолько слабы духом, что вам требуется себя подбадривать? – насмешливо сверкнула глазами Улле. – Не замечала за вами, барон.
– Ситуации бывают разные, – повторил пан Иохан. – Иногда приходится делать то, к чему, мягко говоря, не лежит душа… Приходится наступать себе на горло, потому что знаешь – иначе поступить нельзя. Бывает, что невозможно ослушаться приказа офицера, но… и выполнить его тоже невозможно.
– Ах вот что, – после короткого молчания проговорила Улле. – Вы говорите о войне, в которой вам довелось участвовать?
– В частности о ней, да.
– Значит, с помощью вина вы усыпляете рассудок, а после совершаете поступки, за которые вас называют убийцей – как та девушка в цыганском таборе?
Пан Иохан вздрогнул.
– Быть может, я и впрямь убил кого-то из ее родичей. Но и нас тоже убивали…
– Да-да, я видела ваш шрам, – без малейшей доли сочувствия сказала Улле.
– Значит, вы, люди, опьяняете себя вином, чтобы было легче потом убивать. Или совершать другие поступки, о которых потом, возможно, придется жалеть всю оставшуюся жизнь. Это очень любопытно…
– Вы ничего не поняли, Улле.
– Может быть, – посланница с сожалением заглянула в вазочку, где мороженого осталось совсем чуть-чуть, на самом донышке. – Но, по-моему, вы путаете страх и угрызения совести.
– Вы-то много ли знаете об угрызениях совести? – вспыхнул пан Иохан.
Она вздохнула, и в этом вздохе послышалась необычайная и неожиданная печаль.
– Больше, чем хотелось бы, дорогой Иохан. Ах, благословенные времена, когда я еще не знала людей! Тогда все казалось простым и понятным. Вы, люди, совершенно меня запутали. К тому же, кажется, я набралась от вас много такого, без чего лучше было бы вовсе обойтись… Вы понимаете, о чем я?
– Кажется, да, понимаю…
– Ах, ничего вы не понимаете, – отмахнулась Улле. – Давайте вернемся в салон. Или нет, давайте вы покажете мне ваше купе, а я, быть может, помогу вам развеять грусть – все-таки вы чем-то опечалены.
Пан Иохан не успел еще дать согласие, а в голове уже сами собой забурлили идеи, под каким предлогом будет удобнее на несколько часов избавиться от соседа.
* * *
Офицер, с которым пан Иохан делил купе, куда-то запропал и не возвращался уже несколько часов. Барон по этому поводу не огорчался; оставшись в одиночестве после ухода посланницы (которая приложила все усилия, дабы, как она выразилась, «развеять грусть» – и весьма преуспела в этом), он задвинул зеркальную дверь, вольготно разлегся на диване и предался мечтам. Мечты были неопределенные, расплывчатые, но очень приятные.
Блаженствовал он, однако, недолго: мечты и нега были самым жестоким образом нарушены подозрительным шумом в коридоре. За дверью послышался глухой несильный стук, как будто уронили какой-то не очень тяжелый предмет, затем пан Иохан услышал сдавленный писк, в некоторой мере заглушенный шуршанием и скрежетом. Заинтригованный и слегка встревоженный – тут уж не до мечтаний! – барон соскочил с дивана и выглянул за дверь. И едва не столкнулся лоб в лоб с королевной Маришей.
Она стояла в коридоре в странной позе: одной рукой упиралась в стену, а второй ухватила за носок левую ногу, которую и разглядывала, изогнувшись и немного отклонившись назад. К счастью, ее юбка была достаточно широкой и значительно облегчала задачу; и все-таки равновесие ее оказалось непрочным: при неожиданном появлении пана Иохана королевна шатнулась к стене и едва не упала. Барон успел подхватить ее под локоть, мимолетно удивившись, зачем Мариша оказалась в вагоне, где ехали преимущественно офицеры. Но спрашивать об этом было неловко.
– Ваше высочество, что случилось?
– Каблук… сломался, – едва-едва разжимая губы, процедила Мариша и глянула вниз – вероятно, на злополучную туфельку, скрытую теперь юбкой.
– Возможно, удастся что-нибудь исправить?
Королевна пробормотала что-то, что в принципе могло быть истолковано как сомнение.
– Пойдемте ко мне, посмотрим, что можно сделать, – проговорил пан Иохан, сам изумляясь собственной храбрости (а вернее, нахальству). Не дожидаясь возражений, он взял девушку под локоть и повлек за собой – благо, идти было всего два-три шага. В купе он усадил королевну на диван и сам опустился перед ней на одно колено.
– Позвольте осмотреть ваш башмачок?..
– Вначале будьте добры закрыть дверь.
Пан Иохан покраснел, как школьник. Ну конечно, как он сам не догадался!
Не доставало еще, чтобы пошли всяческие слухи в случае, если кто-нибудь увидит их наедине… Не поднимаясь с колен, он дотянулся до двери и задвинул ее. В зеркальной створке тут же явилось отражение его самого и королевны, очень прямо сидящей на диванчике. Возникло неуютное ощущение, что они в купе уже не одни, и пан Иохан, не отдавая себе в том отчета, чуть отодвинулся от Мариши.
– Ну, что же вы? – нетерпеливо окликнула его девушка. – Мне нельзя оставаться здесь слишком долго.
– Конечно… разумеется… – пан Иохан, весь затрепетав от внезапно нахлынувшего ожидания какой-то сказки, наклонился и приподнял девичью ножку, бережно обхватив ее ладонью за пятку. Каблучок сафьяновой остроносой туфельки в самом деле оказался свернутым набок. Пан Иохан подумал мгновение и скользнул ладонью выше, обнимая щиколотку. Опаска в нем, конечно, сидела: подобный поступок королевна вполне могла счесть недопустимой дерзостью, и ответить ему… да чем угодно ответить, вплоть до приказа о немедленном аресте барона Криуши. Но девушка не шевельнулась, лишь медленно поднялись ресницы, открывая пытливо глядящие фиалковые очи.
– Вы могли повредить ногу, – пояснил пан Иохан в ответ на невысказанный вопрос. – Вывихнуть или растянуть… Здесь не болит?
– Нет, – медленно ответила Мариша, продолжая изучать его лицо. – А вы многое знаете об ушибах и растяжениях?
– Кое-что знаю. Точно не болит? – он не спешил отпускать обтянутую шелковым чулком ножку.
– Ах да, вы же воевали… Точно не болит. Ну же, барон, вы обещали починить каблук, а вместо этого… – проговорила Мариша тоном капризного ребенка – тоном, которого пан Иохан от нее никак не ожидал.
– Но туфельку придется снять, иначе я ничего не смогу сделать.
– Так снимайте уже.
Медленно и осторожно, словно башмачок был пугливой зверушкой, готовой в любой момент пуститься в бегство, барон потянул его к себе (второй рукой при этом по-прежнему придерживая королевнину щиколотку; отпустить ее было выше его сил). Несколько секунд, и туфелька лежала в его руке – невероятно крошечная, почти кукольная.
– Забыла спросить: в починке обуви вы тоже знаете толк? – с холодноватой насмешкой полюбопытствовала Мариша (вот и вернулась прежняя фиалка в сугробе!).
– Немного, – ответил пан Иохан и, не успев опомниться, обнаружил, что целует августейшую ножку. Это амок, обреченно подумал он. И как он раньше не догадался? Амок, амок чистой воды…
Королевна глядела на него, откинувшись на плюшевую спинку дивана и сощурив фиолетовые глаза. Пан Иохан, едва дыша, поднял на нее взгляд и поразился тому, с каким ледяным спокойствием она приняла его дикий поступок. Как будто совершенно обычным делом для нее было целование ног малознакомыми мужчинами.
– Я полагала, – проговорила Мариша ровным тоном, – что могу вам довериться. И вижу, что не ошиблась.
– Я все для вас сделаю… только прикажите.
– Всего от вас не потребуется. Я попрошу лишь о небольшой услуге. Но сперва сядьте на диван и сделайте что-нибудь с каблуком. Не идти же мне обратно босиком.
Как во сне, пан Иохан медленно поднялся и сел напротив королевны, сжимая в руке башмачок.
– Теперь к делу. Мне нужна ваша помощь, барон. Нет, я не о туфле, – быстро пояснила королевна, когда пан Иохан опустил взгляд на злополучный предмет. – Это гораздо серьезнее… речь идет буквально о жизни и смерти.
– Вам кто-то угрожает?
– О, разве все эти драконы – недостаточная угроза? – горько улыбнулась Мариша. – Никому толком не известно, что именно они затевают. Зачем Великому Дракону невеста? Какая участь уготована ей… то есть мне?
– Неужели вы до сих пор не знаете?
– Иначе я не стала бы об этом заговаривать.
– И вы не спрашивали их? – удивился пан Иохан – и тут же понял, что сморозил глупость. Конечно же, королевна не могла унизиться до расспросов. Однако успокоиться на этом он не желал. – А ваш отец? – настойчиво спросил он. – Он разве ничего не знает?
– Ежели и знает, то мне ничего не сказал.
– Но как это возможно?..
– Не жалейте меня, – королевна надменно вскинула голову. – Я не за тем пришла. Ведь вы, кажется, близки с посланницей Улле?
Щеки пана Иохана вспыхнули от жара.
– Да, но…
– Мне нравится, что вы не утратили способности смущаться, – заметила Мариша. – Хотя слухи о вашей персоне, гуляющие по столице, представляют вас как человека совершенно бессовестного.
– Слухи всегда все преувеличивают, ваше высочество, – пробормотал барон.
– Пожалуй, вы правы. Итак, посланница Улле вам явно симпатизирует, вы представлены прочим посланникам – у вас широкие перспективы. Вы могли бы завоевать доверие драконов…
– Предлагаете мне сделаться шпионом?
– С чего вы взяли? Вовсе нет. Даже если б у меня возникла такая мысль… ведь я уже немного вас знаю, и прекрасно понимаю, что шпионить вы не согласились бы ни за какое вознаграждение. Нет! Просто расспросите между делом об их намерениях относительно невесты… то есть меня. Поймите, пребывать в неведении относительно своей судьбы и дальше становится невыносимо.
– Расспросить между делом… не так уж охотно они говорят о своих намерениях. Я уже спрашивал как-то об этом посланницу Улле.
– И что же она ответила?
– Ничего. Отделалась туманными обещаниями дать все объяснения позже.
– Так, быть может, это «позже» настало?
– Быть может. Я спрошу ее.
– Только не говорите, что это я вас послала.
– Обещаю.
– И верните туфельку, барон. Мне пора уходить.
– Но каблук…
– Ерунда, дойду как-нибудь.
С этими словами Мариша встала, чуть касаясь пола пальцами босой ноги.
Пан Иохан тоже вскочил, борясь желанием подхватить ее на руки и так, на руках, унести. Куда унести – он наверное не знал. Куда-нибудь, где никого не будет и они останутся вдвоем. Что ж! украсть королевну – почему бы и нет? На секунду эта мысль показалась ему вполне заманчивой и нисколько не дикой. Вот только сестра… воспоминание о сестре вмиг отрезвило его. Если он похитит королевну и будет объявлен преступником (это уж несомненно!), то что станется с Ядвисей?
Перед мысленным взором встало ехидно улыбающееся лицо Улле, но барон отмахнулся от этого образа. Сейчас имела значение только хрупкая, печальная – и холодная – девушка с дивными фиолетовыми глазами.
От сознания собственного бессилья пан Иохан судорожно стиснул зубы.
Королевна поглядела в его помрачневшее лицо и молча забрала у него из рук туфельку. Изогнувшись грациозно, надела ее и опасливо шагнула к двери.
– Вот так. Ничего страшного. Будьте любезны, посмотрите, нет ли кого в коридоре.
С поспешностью, присущей более безусому юнцу, нежели опытному покорителю женских сердец, пан Иохан повиновался. В коридоре было пусто.
Когда зеркальная дверь бесшумно встала на место, он бросился на диван, раздираемый противоречивыми чувствами. Часто бывало, что ему нравились несколько женщин сразу, и чтобы не мучиться выбором, он заводил интрижки со всеми сразу (разумеется так, чтобы ни одна из них не узнала о соперницах). Иногда случалось и такое, что какая-нибудь красотка заставляла его сердце биться особенно часто. Улле первой удалось задеть его настолько глубоко, чтобы в ее присутствии он начинал терять над собою контроль. Минутами даже заползали крамольные мысли, будто эта женщина – та Единственная, которая предназначена ему самим Провидением… Но единственная на то и единственная, чтобы, отыскав ее, перестать обращать внимание на прочих женщин, а на королевну Маришу, как выяснялось, пан Иохан вовсе не мог смотреть равнодушно. И с каждой новой встречей его влечение к ней усиливалось стократно… Драконица и королевна – пан Иохан ни за что не согласился бы отказаться от одной из них ради другой. И вместе с тем обе они были для него недосягаемы; даже Улле, несмотря на возникшую между ними близость духа и тела; что уж говорить о королевне, предназначенной Великому Дракону… Ни одной из них барон не мог обладать в полной мере, и это грозило свести его с ума.
* * *
Ядвися даже не мечтала никогда путешествовать в подобной роскоши.
Обстановка купе в представительском вагоне приводила ее в восторг: пожалуй, не каждый вельможный дом мог похвастаться столь великолепной отделкой. Во всяком случае, интерьер родового дома Криушей выглядел куда как скромнее. Повсюду в купе блестело полированное дерево редких пород, мягко шелестел алый бархат, колыхались дорогие занавесы из органзы. В воздухе разливался тонкий, едва уловимый цветочный аромат, источником которого были не то свежие розы на столике, не то заботливо разбрызганные кем-то духи. Ядвися наслаждалась утонченной и блестящей обстановкой и немного завидовала королевне Марише – уж та наверняка купалась в роскоши всю свою жизнь, да и при дворе Великого Дракона ей едва ли придется отвыкать от своих привычек. Ее, королевну, всегда будут окружать только самые красивые и дорогие вещи…
Сама Мариша, впрочем, счастливой и довольной отнюдь не выглядела. То ли роскошь успела ее утомить и теперь внушала только отвращение, то ли будущее при дворе Драконов рисовалось ей отнюдь не в светлых тонах, – так или иначе, но она неизменно оставалась бледной и печальной, никогда не улыбалась и открывала рот только в случае крайней нужды, когда уже неприлично было бы объясняться знаками. Ее общество навевало на Ядвисю зеленую тоску (тихая мышка Эрика – и та была веселее и приспособленней к жизни), и потому она предпочитала держаться посланницы Улле, которая, казалось, никогда не утрачивала веселого и шаловливого расположения духа. В несколько часов девушки совершенно сошлись, и за живость и непосредственность характера Ядвися простила новой подруге даже то, что она прибрала к рукам бедняжку Иохана. Даже о ее нечеловеческой природе Ядвися почти не вспоминала. Зато Эрика заметно сторонилась посланницы: то ли чуяла в ней соперницу, то ли просто вечное шумное оживление драконицы претило ей.
Только однажды обычная веселость Улле ей изменила.
Ядвися готовилась идти в салон, чтобы вдоволь насладиться обществом блестящих аристократических кавалеров (кое-кто из них уже шепнул ей, будто ее глаза сводят его с ума), когда дверь купе резко отъехала в сторону – даже, пожалуй, правильно было бы сказать «отлетела», так что ее зеркальная поверхность уцелела чудом, – пропуская посланницу. С первого взгляда стало ясно, что с Улле стряслось нечто неприятное, выбившее ее из колеи: она была бледна и что есть сил сжимала губы, а глаза ее свирепо сверкали из-под сдвинутых бровей. Взглянув на нее, Ядвися всплеснула руками, а Эрика, поправлявшая перед зеркалом и без того безупречную гладкую прическу, уронила гребень.
– Что это с вами, панна Улле?!
– Ничего особенного, – посланница захлопнула дверь так же яростно, как и открыла, резко развернулась и, встав перед зеркалом, окинула себя критическим взором. Увиденное, вероятно, ей не очень понравилось, ибо она еще сильнее сжала губы и, раздув ноздри, гневно фыркнула. – Ваш брат, – (последовал обвиняющий взгляд через плечо в сторону ничего не понимающей Ядвиси), – кого угодно доведет до бешенства.
Ядвися медленно села на диван.
– Что же он натворил? Неужели оскорбил вас?
– Нет, не оскорбил… а впрочем, пожалуй, что и оскорбил. Только сам он не считает это оскорблением.
– Не понимаю…
– Вероятно, – продолжала в запале посланница, – он находит приемлемым, едва распрощавшись с барышней, тут же начать расточать любезности другой даме, и причем так откровенно, так бесстыдно… Да что он о себе думает?!
– Вы видели, как Иохан за кем-то ухаживал?
– Ухаживал, ха! Это было гораздо большее, нежели ухаживание. Это было… попросту неприлично!
– Да что же вы видели? – в полном недоумении вскричала Ядвися, вдруг спохватилась и обернулась на Эрику. Та стояла красная, как пион.
– Я не только видела, но и… а впрочем, неважно. А что именно – об этом позвольте умолчать.
Ядвися озадаченно тряхнула головой. Брат сделал что-то неприличное на виду у всех? Ей в это не верилось. То есть, Иохан, конечно, мог выкинуть какую-нибудь штуку, идущую в разрез с общепринятой моралью, но только если дело касалось лично его. Вот так откровенно компрометировать даму он не стал бы. Значит, Улле за ним подглядывала? Неужели из ревности?
– Простите, Эрика, – повернулась Улле к герцогской сестре, застывшей соляным столбом. – Вам, наверное, неприятно, когда осуждают вашего жениха. Но, право, на вашем месте я присмотрела бы другого кандидата в мужья. Между прочим, Иохан сам сказал мне как-то, что не видит себя в роли чьего-нибудь мужа.
Бедняжка молча закрыла лицо руками. Ядвися вскипела.
– Прекратите! Эрика-то в чем виновата?
– Только в том, что не она была на месте той… девицы, – сердито отозвалась посланница и неожиданно ласково обняла герцогскую сестру за плечи. – Ну, не огорчайтесь так. Право, барон Криуша того не стоит.
– Вы сами себе противоречите, – заметила Ядвися.
– Быть может. Ах, как мне хотелось бы превратиться в лесную кошку и выцарапать ему глаза! – кровожадно вскричала Улле, запрокидывая голову.
– Нет, лучше ей…
– А вы разве умеете превращаться в кошку? – наивно спросила Эрика из-за ладоней.
– Я много в кого умею превращаться, не только в кошку. Как-нибудь покажу. А где, кстати, ее королевское высочество?
– Наверное, в салоне. Она ушла с час назад.
– Пойдемте тоже в салон. Вы, я вижу, уже собирались выходить, а мне нужно развеяться. Ох, только бы Иохан мне на глаза сейчас не попался…
Глава 20
Однако исполнить просьбу королевны Мариши не представилось возможности.
В тот же день пан Иохан больше не встретил посланницу, а на следующий день произошли события, которые и вовсе заставили его на время позабыть о недавнем разговоре.
Если бы пан Иохан не выглянул тогда в окно, многое из событий того дня прошло бы мимо. Но он как раз любовался видом почти отвесных склонов белых меловых гор, тянущихся вдоль железнодорожного полотна на протяжении последних нескольких часов. Горы, неравномерно поросшие лесом, были красивы, но и опасны: на участках, где из-под темной зелени проступала снежная белизна, время от времени случались обвалы. Увы, как это нередко бывает, правительство, посчитав нужным провести железную дорогу именно в этом месте, слишком поздно спохватилось, вспомнив о безопасности. Самые ненадежные валуны, откровенно грозившие обвалом, повзрывали при строительстве, другие опасные участки затянули сеткой – но полностью исключить возможность схода камней не смогли.
Итак, пан Иохан глядел в окно и потому увидел, как из зарослей у подножья склона вылетела группа всадников и погналась за поездом. Барон напружинился, готовый вскочить. Едва ли у этих людей были добрые намерения, если только они не хотели скакать наперегонки с поездом из чистой удали, в чем пан Иохан усомнился, разглядев на всадниках платки, закрывавшие нижние части лиц до самых глаз.
– Кажется, на нас собираются напасть, – сообщил он своему соседу и поднялся, чтобы достать оружие. В этот момент раздался оглушительный грохот и надсадный скрежет, вагон содрогнулся – раз, другой, еще и еще, каждый новый толчок сильнее предыдущего, так что пан Иохан не удержался на ногах и повалился на пол на колени, чудом избежав столкновения с раскладным столиком. Сверху посыпались стаканы – добро еще, что пустые.
Промелькнула мысль: а ведь что-то подобное ему случилось пережить совсем недавно! Сначала крушение дирижабля, теперь – крушение поезда? Не слишком ли много для одного человека?
С жутким стоном, от которого свело челюсти, вагон дернулся еще несколько раз и, наконец, встал. Пан Иохан подождал немного – не тряхнет ли снова, – и осторожно поднялся. Из-под стола, с другого краю, показалась взлохмаченная голова офицера-соседа.
– Что это такое было? – вопросил он недоуменно.
– Полагаю, банальное разбойничье нападение, – отозвался барон, вынимая из-под откидного диванного сиденья ящик с пистолетами и зачехленный карабин.
– На королевский поезд?
– Отчего же нет? На какой поезд и нападать, если не королевский?
– Вы, я гляжу, при оружии, – сосед с вожделением поглядел на пистолеты.
– А что, они заряжены?
– А как же!
Пан Иохан расстегнул сюртук, сунул пистолеты за пояс и с ружьем в руках выглянул в коридор, где уже топотало множество ног и слышались испуганные голоса. Коридор был полон людей, так или иначе (хотя и в разной мере) пострадавших при резком торможении поезда. Глядя на кровоточащий нос одного надменного офицера, пан Иохан подумал, что еще легко отделался.
Почему, однако, все эти господа толклись здесь, вместо того чтобы бежать на выручку к королевне (…и остальным женщинам тоже, разумеется, – мысленно поправился он)?
– Что случилось? – крикнул кто-то.
