Текст книги "Дракон для жениха (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Крушина Светлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
– Если вы думаете, что я доверю вас свою сестру… – начал было пан Иохан, но его голос перекрыл сильный тенор Фреза.
– Вы хорошо рассчитали свои силы, барон? Успели вы оправиться от полученной раны? Сумеете ли удержать вес человека?
– Далась вам моя рана! – вспыхнул от досады Криуша. – Вы…
– Минутку, панове! – вмешалась Ядвися, поймав секундную паузу в возмущенной тираде брата. – Меня вы не хотите спросить?
– У тебя есть предложение по делу?
– О, да. И я уже вчера говорила с тобой об этом.
– О чем именно?..
– Я хочу попробовать спуститься сама. Тем более, раз уж вы не можете прийти ни к согласию…
– Даже не думай! – отрезал пан Иохан. – Я сказал тебе «нет» вчера и повторю то же самое сегодня. Или ты хочешь довести меня до седых волос?
– Будьте благоразумны, панна Ядвига, – поддержал его Фрез. – Пожалейте брата, представьте себе его чувства в ту минуту, когда вы будете висеть на крохотном уступе без всякой опоры, и у вас из-под ноги посыплются камни…
– А вы представьте себе мои чувства, когда я буду болтаться между небом и землей в этой петле, – Ядвися подергала за веревку, – словно висельник, не в состоянии ничего предпринять. Меня вам не жалко?
– Не жалко, – сказал пан Иохан. – Извини, Ядвися, но будет по-моему.
Никакой самодеятельности.
Девушка надула губы и отошла, волоча за собой веревку, словно хвост.
– Вам бы следовало сразу приструнить ее, – одобрительно проговорил Фрез.
– Удивительно своевольная девица.
– И винить-то некого, сам воспитал на свою голову, – сквозь зубы отозвался пан Иохан. – Итак, что же мы решим? Кто останется наверху, а кто спустится вниз и будет принимать девиц?
– Останусь я, разумеется. И не возражайте, барон. Что, если вы в самом деле не удержите вес? Подумайте, ведь дело не только в том, чего хотелось бы или не хотелось бы вам лично.
Пан Иохан смолчал, ибо возразить было решительно нечего. В течение последней минуты, пока шел разговор, он украдкой так и этак шевелил раненым и залеченным плечом, и неблагодарное плечо отзывалось болью на неосторожные движения. Как видно, силы посланницы Улле иссякли раньше, чем исцеление завершилось полностью.
– Ценю ваше благоразумие, – кивнул Фрез, верно истолковав его молчание, и пошел за Ядвисей, дабы забрать у нее веревку и начать приготовления к спуску.
Душа у пана Иохана была не на месте; еще бы, ему предстояло оставить в обществе разбойников на неопределенное время трех девиц, каждая из которых была ему не безразлична. Меньше всего он тревожился за сестру: Ядвися и сама за себя постоять сумеет (особенно если не сглупит и не выпустит из рук револьвер), и разбойный граф к ней склонность имеет и потом ее, скорее всего, не тронет и своим приятелям не велит. Королевне Марише он тоже зла не причинит ни за что на свете. Другое дело – посланница Улле. Что, если Фрез возьмет да и пристрелит ее, пока некому будет его остановить? Или устроит так, что оборвется веревка во время спуска…
– Помочь вам или вы сами справитесь?..
Пан Иохан, охваченный страшными подозрениями, застыл подобно статуе, вперив остановившийся взгляд в каменную стену, и не заметил вернувшегося с веревкой Фреза. Он звука его голоса барон вздрогнул и перевел на него замутаненные очи.
– Что?..
– Я спрашиваю, умеете ли вы вязать этот узел?
– Послушайте, граф, – пан Иохан схватил его за плечо. – Дайте мне слово, что приложите все усилия, чтобы панна посланница спустилась вниз целой и невредимой. Дайте слово, что не причините ей вред… намеренно или ненамеренно. И не позволите своим приятелям…
– Постойте. Если вы помните, я уже обещался не причинять зла вам и вашим спутницам…
– Да, но теперь речь ведется особо о панне посланнице.
– Ну хорошо. Дабы вас успокоить, клянусь, что внизу вы получите свою драконицу целую и невредимую. Правда, что касается ненамеренного вреда… Поясните, будьте добры, что вы имеете в виду?
– Положим, вы допустите небрежность, которая повлечет за собой…
– Довольно, довольно, барон. Это уже совсем по-детски. Как я могу отвечать за случайности? Я дал вам слово – и на этом покончим. И давайте поторапливаться, иначе ночь нам придется снова встречать здесь наверху.
Беседочный узел пан Иохан умел завязывать одной рукой и с закрытыми глазами; несколько раз это умением ему пригождалось, а теперь предстояло буквально доверить ему жизнь. Ядвися все крутилась рядом и внимательно наблюдала за его манипуляциями; пришлось не раз и не два повторить ей, чтобы ни в коем случае не бралась вязать узел сама – в этом деле очень легко ошибиться, и последствия ошибки будут весьма печальны. Девица послушно покивала, но глаза ее очень уж подозрительно блестели, сколько ни пыталась она спрятать блеск за ресницами. Что тут будешь делать?
Горбатого, как говорится, могила исправит. Пан Иохан с удовольствием остался бы, чтобы собственноручно закрепить петлю у сестры – подмышками, а не на шее! – но не мог же он разорваться пополам. Это как в старой задачке про капусту, козу и волка, которых нужно перевезти на другой берег, мрачно размышлял барон. В лодку за раз входит только кто-нибудь один… или что-нибудь одно, при этом нельзя оставлять капусту с козой и козу с волком – последствия сего опрометчивого поступка слишком ясны.
Но эта задачка имела решение – в отличие от той, что мучила пана Иохана.
Спуск дался легче, нежели думалось. На меловой стене, сверху казавшейся отвесной и почти совершенно гладкой, имелось множество выступов и выбоин, о которые при нужде можно было опереться. Особенным опытом в искусстве скалолазания пан Иохан не обладал, и все-таки спустился он без затруднений, можно сказать, на одном дыхании, лишь слегка рассадив о камни колено. Вскоре он стоял на земле, где среди мелких камней пробивалась чахловатая трава, и, задрав голову к зеву пещеры, снизу почти невидимому, освобождался от веревки. Покончив с этим, пан Иохан сильно дернул за нее пару раз, и веревку тут же утянули наверх.
Несколько минут ничего не происходило. Барон стоял в полном одиночестве, боролся с нарастающим нетерпением и прислушивался к летней тишине, наполненной лишь стрекотанием кузнечиков, умиротворенным жужжанием пчел и едва слышными пронзительными криками ястребов в вышине. Железная дорога проходила несколько в стороне, и если что-то и происходило сейчас на месте крушения (а наверняка что-нибудь и происходило), сюда не долетало ни звука.
Наконец, после бесконечных минут ожидания с приложенной козырьком к глазам ладонью, дабы не слепило солнце, пан Иохан заметил наверху движение. Маленькое светлое пятнышко, едва различимое на фоне белого известняка, начало мучительно медленный спуск. Сперва безвольно болтающийся на веревке предмет более всего походил на тряпку, но чем ниже он опускался, тем яснее становилось, что это безвольно обмякшее человеческое тело. То могла быть только посланница Улле.
Закинув голову так, что заныла шея, пан Иохан следил за ее спуском. Она двигалась почти без рывков; видимо, Фрез старался честно исполнить обещание. Время от времени драконица вроде бы слегка оживала и делала слабые попытки оттолкнуться от скалы, дабы ускорить спуск, но этим она скорее мешала, нежели помогала делу. Прошло несколько томительных минут, и панна Улле оказалась достаточно низко, чтобы пан Иохан мог дотянуться до нее. Обхватив ее ноги, он принял посланницу в свои объятья, крепко сжал и, не удержавшись, поцеловал, куда пришлось.
– Фу! – отозвалась Улле на поцелуй и потребовала, предпринимая судорожные попытки освободиться от веревки: – Снимите скорей с меня эту гадость!
Выглядела она бледноватой, словно находилась на грани обморока.
– Вот так, – пан Иохан ловко распустил петлю, снова подергал за веревку, и она споро втянулась наверх. – Теперь прилягте вот сюда, на траву. Вам не стало получше?
– Вы с ума сошли? – капризным голосом отозвалась Улле, приняв позу изящную и вместе с тем дающую понять бестолковому мужчине, насколько она обессилена. – Пока длился спуск, я каждую минуту ждала, что этот безумец меня прикончит. Как вы могли оставить меня с ним после того, как однажды он уже чуть не проделал это? Верно, в глубине души вам тоже хочется моей смерти.
– Не говорите глупостей, – досадливо возразил пан Иохан, недоумевая, что же творится с посланницей. – Никто не хочет вам смерти.
– Но в меня стреляли! – возмутилась посланница, и, надо признать, возмущение ее было вполне законно. Однако же не было времени ни утешать ее, ни спорить с ней, поскольку наверху показалась еще одна светлая фигура. На такой высоте было не разглядеть лица и стати, но по поведению девицы пан Иохан заключил, что это королевна Мариша. Она держалась очень спокойно, не раскачивалась бестолково, не крутилась, не размахивала руками и вообще не проявляла никаких признаков страха. Где было нужно, она легонько отталкивалась от стены, в других местах – замирала неподвижно. За ее спуском барон следил с гораздо меньшим страхом, и испугался только, когда, как и Улле, принял королевну в объятия и заглянул ей в лицо: белое, словно сметана, с побелевшими губами и расширенными фиалковыми глазами. Бледность Мариши проистекала, конечно же, не от слабости, как у панны Улле…
– Вам нехорошо, ваше высочество?
– С чего вы взяли? – делано удивилась королевна, сохраняя хорошую мину при плохой игре. Ручки ее, впрочем, лежали себе на плечах пана Иохана, не торопясь исчезать, а пальчики цеплялись за рубашку (вернее, за то, что от нее осталось). Он заново поразился неземной хрупкости девичьего тела; страшно было размыкать руки – страшно, что это неземное существо с фиалковыми глазами, едва его отпустишь, немедленно рассыплется звездной пылью. Но, ничего не поделаешь, королевну пришлось поставить на землю; слишком ясно пан Иохан понимал, что чем дольше она будет оставаться в его объятьях, тем труднее будет оторвать ее от себя. И все это – на глазах у Улле…
– Сможете вы стоять без моей помощи? Не упадете?
– Не упаду, – обещалась Мариша и первая убрала руки. – Можете совсем меня отпустить, барон…
– Минутку! – спохватился пан Иохан. – Веревку же надо развязать…
Хитрый узел распускался сам собой, ежели знать, где потянуть, но барон провозился с веревкой несколько минут – вместо того чтобы развязать узел, он исхитрился его запутать; руки были как чужие. Наверху терпеливо ждали и никак его не поторапливали; быть может, были заняты какими-то своими делами. Королевна Мариша тоже терпеливо ждала, немного приподняв и отведя от боков руки, дабы упростить своему освободителю задачу. Пан Иохан честно старался не смотреть на нее, чтобы не запутаться в узлах окончательно; не смотрел он и в сторону посланницы, однако ж его не покидало ощущение, будто драконица пристально и неотрывно за ним наблюдает.
Наконец, узел был распущен, петля снята, и веревка втянулась наверх.
Отказавшись от помощи, королевна Мариша проделала несколько шагов и села в траву рядом с посланницей. Пан Иохан приготовился встречать сестру.
Ядвися единственная из девиц получила от спуска истинное наслаждение.
Она держалась как заправский скалолаз и, ежели б не юбки, которые изрядно ей мешали, пожалуй, превзошла бы мужчин в ловкость так же, как превзошла в храбрости. У пана Иохана голова закружилась, пока он наблюдал за подвигами сестры, а на языке уже крутились все те слова, которые он намеревался ей высказать, когда она окажется внизу, в безопасности. Кое-что ему хотелось сказать и Фрезу, с чьего попущения, несомненно, Ядвися так лихо летела вниз, отталкиваясь от стены ногами, обутыми в совершенно неподходящие к случаю легкие башмачки.
– Я сама! – требовательно крикнула девушка, стоило брату протянуть к ней руки. Пан Иохан отступил. В последний раз оттолкнувшись от склона, она проделала в воздухе красивую пологую дугу; когда же ноги ее коснулись земли, Ядвися сокрушенно вздохнула.
– Вот и все! – проговорила она с крайним сожалением. – Какая жалость, что так быстро все закончилось! А как хорошо было!
– Тебе бы мужчиной родиться…
– Я бы не возражала! – откликнулась Ядвися. – Только кто меня при рождении спрашивал?
– Представляю, сколько мороки с тобой было бы, будь ты не сестрой мне, а братом, – улыбнулся пан Иохан. – Пришлось бы то и дело вызволять тебя из всяческих щекотливых ситуаций. Нет! Мне, пожалуй, повезло, что ты девица.
– Ой, можно подумать, ты сам не попадаешь в щекотливые ситуации, – немного обиделась Ядвися. – То и дело с тобой что-нибудь происходит.
Взять хотя бы ситуацию, в которой мы нынче оказались. Очень может быть, что, не будь тебя в свите, мы благополучно добрались бы до места безо всяких приключений, которые ты к себе так и притягиваешь.
– Не вините напрасно вашего брата, панна Ядвига, – тихо, но твердо проговорила королевна Мариша, стоявшая поодаль; она внимательно прислушивалась ко всему, что сказано было между братом и сестрой, хотя и не подавала виду, будто ее это интересует – и вдруг решила вмешаться. – В этом путешествии если кто и притягивает неприятности, то это отнюдь не барон. Ведь целью разбойников была я. Ради моего будто бы освобождения было затеяно это дерзкое нападение…
– О, Великий дракон! – закатила глаза Ядвися. – Я просто пошутила. К чему воспринимать все так буквально и так серьезно?
Пан Иохан только улыбнулся детски-наивной серьезности королевны – но улыбнулся так, чтобы она не заметила; и ничего не ответил сестре.
На душе у него стало поспокойнее теперь, когда все три девицы были рядом с ним и в относительной безопасности (об Эрике он по-прежнему ничего не знал и старался о ней не думать, дабы не волновать понапрасну сердце).
Оставалось только дождаться Фреза и решить, что делать дальше. Впрочем, для пана Иохана, который ни за что на свете не бросил бы в беде несостоявшуюся невесту, все было более или менее ясно; оставалось поставить перед фактом непрошеного товарища по несчастью.
Глава 26
Эрика сама себе удивлялась, как только ей хватило выдержки ни разу за все эти ужасные часы не лишиться сознания или хотя бы не впасть в панику. Страшно было очень, и все-таки ни на минуту она не потеряла головы… ну, разве только в самом-самом начале, когда все так ужасно загремело и затряслось. Тогда все четыре девицы в купе посыпались со своих диванчиков, а слаженный визг на короткое время перекрыл грохот и железный скрежет. Эрике смутно помнилось, будто она тоже кричала. Ни разу не пискнула одна только королевна Мариша, бывшая тут же, в купе, вместе со своими фрейлинами; да ей и не пристало визжать, тем самым уронив себя в глазах подданных.
Когда грохот стих и толчки прекратились, напуганные девицы выждали еще несколько времени и только тогда начали подыматься с пола, охая и причитая. Ее высочество уже стояли у дверей и прислушивались, сосредоточенно сдвинув брови; происшествие, по-видимому, нисколько ее не напугало, а только лишь рассердило.
– Тише вы! – шикнула она на стенающих фрейлин. – Поглядите лучше, что творится снаружи.
Две девицы в голос закричали, что ни за какие сокровища на свете не подойдут к окну – мало ли что может за ним оказаться! Прижавшись друг к другу, они умостились на диванчике и отказались двигаться с места, пока кто-нибудь не явится их спасти. Еще какой-нибудь месяц назад Эрика непременно присоединилась бы к ним, но сегодня она смело приблизилась к окну и, замирая от собственного безрассудства, выглянула наружу.
Ничего особенного она не увидела: меловой склон, поросший самый обычной травой и какими-то высокими сухими колючками; россыпь камней на земле: покрупнее и помельче, самые обычные, банальные скучные камни. А надо всем этим – безмятежно голубое небо, подернутое легкими облачками. Эрика начала уж было отворачиваться от окна, чтобы поведать об увиденном королевне, как вдруг за стеклом из ниоткуда возник темный предмет, очертаниями похожий на человека – вернее, на голову и плечи человека в шляпе. Испуганно вскрикнув, Эрика отшатнулась, оступилась и упала на диван, и в ту же секунду в коридоре послышались громкие голоса, мужской и женский. Женский показался ей знакомым; будь у нее несколько минут на размышление, она вспомнила бы, кому он принадлежит, но события развивались слишком стремительно. Заслышав голоса, королевна Мариша бесстрашно распахнула дверь и шагнула в коридор:
– Что здесь происходит?!.
В следующую секунду она резко качнулась вперед, как будто кто-то ее дернул, – а затем исчезла. Из коридора послышалась брань, весьма неумелая, но страшная уже потому, что слетала она определенно с девичьих губок. И снова голос показался Эрике знакомым; она уже почти поняла, кто это бранится, но все испортили фрейлины, снова слаженно завизжав. Эрика и сама готова была от страха свернуться в клубок и спрятаться в укромное местечко (например, под диванчиком), но этот глупый визг неожиданно ее рассердил.
– Да умолкните вы! – тоном, поразительно напомнившим приказной тон королевны, обратилась она к спутницам, и те, знавшие Эрику как девицу исключительно тихую и покладистую, неспособную обидеть и муху, от удивления буквально остолбенели. Эрика же напряженно размышляла, закусив губу. Впервые в жизни ей приходилось решать самой за себя. Единственный раз она высказала свою волю, поднявшись в бунте против брата, но подстрекнула ее к этому бунту все-таки Ядвися.
Ядвися! Где она сейчас, что с ней? С опозданием Эрика сообразила, что ведь это ее голос она слышала в коридоре минуту назад. Ядвися ругалась!
О! если б это услыхал ее брат! Какую бы трепку, верно, он задал бы ей!
Эрика никогда не видала барона в гневе, но легко могла представить, насколько он может быть ужасен. Да… но гнев его в первую очередь обрушился бы не на сестру, попавшую в беду (это непременно, иначе с чего бы она стала так браниться?), а на ее обидчиков.
Воспламененная этой мыслью, а так же неожиданным, но непреодолимым порывом стать достойной своего возлюбленного, Эрика ринулась в коридор с криком: «Ядвися, держись, я иду к тебе!»
Увы, ее благородный и мужественный порыв пропал втуне. В дверях девушка натолкнулась на незнакомого мужчину в шляпе и полумаске, который без всякого напряжения сломил ее отчаянное сопротивление и втолкнул ее обратно в купе. Фрейлины снова пронзительно завизжали. От этого визга незнакомец пошатнулся было, словно под порывом сильного ветра; но быстро справился с собой и, одной рукой увлекая за собой ослабевшую от страха Эрику, кинулся на девиц подобно тигру. В мгновение ока все было кончено: все три барышни сидели – или, вернее, полулежали – на диванчиках с веревками, стянувшими им руки за спиной и ноги в щиколотках; у двух особенно голосистых фрейлин к тому же во ртах красовались на скорую руку сооруженные из шелковых платков кляпы. Над онемевшей Эрикой разбойник отчего-то сжалился; а впрочем, быть может, у него просто вышли все платки. Миг – и зеркальная дверь купе бесшумно закрылась за его спиной; девушки остались одни.
Несколько времени Эрика сидела тихо, как мышка – но не от того, что от страха потеряла способность двигаться и говорить, нет; она размышляла – размышляла так спокойно и хладнокровно, как никогда в жизни. При этом она как бы смотрела на себя со стороны и только диву давалась, как это она умудряется оставаться такой спокойной в безвыходной, казалось бы, ситуации, когда вокруг злодеи, судьба подруги и любимого человека покрыта мраком, и некого позвать на помощь.
Позвать на помощь!.. Признаемся: несколько минут после того, как разбойник удалился, оставив связанных девушек одних, Эрика все-таки с трудом сдерживалась, чтобы не поднять крик. Мужчины знали, что в вагоне находятся беззащитные женщины; кто-нибудь обязательно явился бы на помощь. Уж барон-то Криуша непременно пришел бы, если не за бывшей невестой, то за сестрой – наверняка. Но никто не приходил, и Эрика, небывалым усилием задушив в горле поднимающийся крик, заставила себя задуматься о причине этого. Успокоившись, вместе со способностью думать она заново обрела и способность слушать. В коридоре все стихло, но снаружи, за окном, раздавались резкие отрывистые крики, глухие удары и даже, кажется, выстрелы. Там, снаружи, разгорелось нешуточное сражение, и поняв это, Эрика заново испугалась. Что будет с ними, если верх одержат разбойники? Какая судьба уготована трем беззащитным девушкам? А Ядвисе? А ее высочеству?
Сдавленный звук, донесшийся с дивана напротив, привел внимание Эрики.
Она подняла голову и встретилась взглядом с расширенными от страха глазами подруги по несчастью. Как ни странно, чужой страх придал ей решительности.
– Тише! – прошептала она. – Молчите! Давайте подумаем, как нам спастись.
Одна из фрейлин в ответ усиленно закивала, вторая же только всхлипывала и, казалось, призыва Эрики не слышала вовсе.
Легко сказать «давайте подумаем»! Хорошо думать, когда сидишь у камина, вытянутые ноги лежал на мягкой скамеечке, на коленях – новый роман, а в руке чашка чая. Другое дело, когда ты в буквальном смысле связана по рукам и ногам, сидишь в купе вместе с двумя испуганными девицами, по вагону бродят разбойники, а за окном стреляют. Герою какого-нибудь любимого Эрикой романа понадобилось бы от силы пять минут, чтобы отыскать путь к спасению, вырваться из плена и сбежать от злодеев – попутно их еще и покарав. Бедная же Эрика даже предположить не могла, сколько времени она просидела недвижимо, без единой мысли в голове.
Только на самом краешке сознания все теплилась надежда, что вот-вот явится барон Криуша и спасет их всех… но никто не являлся. Вместо этого Эрика почувствовала, что руки и ноги ее, стянутые веревками, начинают неметь. В полном отчаянии она озиралась по сторонам, ища какой-нибудь мало-мальски острый предмет, пока взгляд ее не упал на большое, от пола до потолка, зеркальное полотно двери. Вот если бы суметь разбить зеркало и осколком разрезать веревки…
Будь что будет! Зажмурившись, отчаянным рывком Эрика бросила тело к двери. До нее было от силы два шага, и в падении девушка врезалась плечом прямо в зеркальную поверхность. Зазвенело стекло, сквозь шелковые платки замычали фрейлины, и Эрика, не сдержавшись, тоже вскрикнула.
Что-то больно чиркнуло ее по щеке, и от страха быть пронзенной осколками, а так же от удара, девушка на несколько секунд лишилась сознания.
Очнувшись, она обнаружила, что лежит на полу среди зеркальных осколков, в которых беспорядочно отражались стены и потолок купе, а так же клонящееся к закату солнце. А ведь я могла удариться головой! – запоздало сообразила девушка, – и тогда Дракон знает, какие ужасные последствия могли быть. Ведь она могла убиться насмерть! Однако пугаться было не время. Который уже раз за последние несколько часов Эрика взяла себя в руки и огляделась. Осколков вокруг валялось множество, но перерезать ими веревки не представлялось возможным, не взяв их в руки!
Хвататься за них вслепую девушка не решилась, опасаясь, и не без оснований, порезать пальцы до кости. К счастью, по периметру дверного полотна уцелели несколько весьма острых на вид осколков, торчащих теперь вертикально и чуть наклонно, словно акульи зубы. Эрика припомнила, как передвигаются гусеницы и таким манером сумела подвинуться к двери. После нескольких попыток, извиваясь всем телом, она кое-как села и приладилась спиной к зеркальным «зубам». Ей пришлось отдохнуть, прежде чем приступить к завершающей части плана, поскольку необычный способ передвижения, присущий гусенице, но не человеку, оказался весьма утомителен, особенно для изнеженного девичьего тела, к тому же стянутого веревками.
Бедная Эрика так долго провозилась, пытаясь избавиться от пут, что ей уже начинало казаться: никогда ей не освободиться, так и умрет она, словно спеленутая пауком муха. От любого шума она вздрагивала и замирала, воображая, будто вот-вот вернется связавший ее разбойник и в приступе ярости зарежет ее огромным ножом. Но дневной свет угасал, никто не приходил, и Эрика начинала подозревать, что постигшая их катастрофа поистине ужасна. Все мужчины из свиты королевны, должно быть, убиты; в противном случае кто-нибудь уже давно явился бы освободить троих барышень, брошенных на произвол судьбы… Слезы наворачивались на глаза бедняжке при этих мыслях; она кусала губы, чтобы не заплакать – и с новым упорством возобновляла борьбу.
Всякий труд рано или поздно вознаграждается. Настала минута, когда Эрике показалось, будто путы несколько ослабли; она напружинила уставшие руки – еще, и еще, и еще! – и, о чудо! веревки скользнули с ее запястий на пол. Еще до конца не веря, она поднесла руки к лицу, но в сгущавшихся сумерках видны были только их темные силуэты.
Ей хватило благоразумия не хватать осколки голыми руками, а обмотать кисть полосой ткани, оторванной от края юбки. Затекшие пальцы не слушались, и чтобы совладать с веревкой на ногах, Эрике потребовалось времени почти столько же, сколько на освобождение рук. Еще несколько минут она просидела в ожидании, пока руки и ноги снова начнут ей повиноваться, но вместо этого она почувствовала такую боль в кистях и ступнях, что едва не расплакалась. Казалось, их жгли огнем. Закусив губы и кое-как превозмогая боль, девушка на коленях подползла к диванчику, где в полудреме-полузабытьи маялись связанные подруги по несчастью.
Освобожденные девушки не могли удержаться от жалобных восклицаний, слез и взаимных объятий. Эрика и сама на минуту дала волю слезам, дабы выплеснуть весь пережитый за несколько часов страх. Однако же нельзя было предаваться отчаянию до утра; где-то поблизости могли бродить разбойники, и как знать, не вернутся ли они через час или два, дабы завершить черное дело, умертвив пленниц либо забрав их в тайное место, где они будут томиться взаперти, пока за них не заплатят баснословный выкуп.
Эрика вытерла слезы, и, взяв подружек за руки, проникновенно прошептала:
– Мы должны сами пойти за помощью!
* * *
В коридоре было темным-темно и мертвенно тихо. Эрика медленно прошла весь вагон из начала в конец, очень медленно, зачем-то пробуя перед собой ногою пол, прежде чем сделать шаг, словно шла по болоту. Наощупь она отыскивала двери и открывала их одну за другой, каждый раз замирая в ожидании, что навстречу ей из темного купе шагнет незнакомец в шляпе и полумаске. Но похоже было, что во всем вагоне остались только три полуживые от страха девицы.
– Нужно посмотреть в соседних вагонах, – сообщила Эрика подругам, вернувшись из своего разведывательного рейда. На столе уже мирно, будто ничего не случилось, горела керосиновая лампа. Правда, огонек ее был прикручен, а плотные занавесы на окне задернуты.
– Ни за что! – в голос закричали фрейлины. – Мы никуда не пойдем! Там темно и страшно!
– Но нельзя же сидеть здесь до утра и ждать!
– Почему же нельзя? О нападении уже наверняка сообщили куда следует, и к утру наверняка явится гвардия. Гвардейцы спасут нас!
– Да, но кто-нибудь может явиться раньше, чем гвардейцы, – увещевала Эрика, сама дрожа от страха.
– Ах, нет! И не уговаривай. Даже подумать страшно, кого можно встретить ночью в горах!
Меловые скалы были, конечно, вовсе никакие не горы, но девицам, никогда не видевшим настоящих гор, позволительно ошибаться.
Эрике тоже не по себе становилось при мысли о том, какие существа могут встретиться в темноте; но еще страшнее было просидеть в купе, считая минуты и зная, что в вагоне, а может быть, и во всем поезде, нет больше ни одной живой души…
– Вы как хотите, а я пойду, – решительно выпрямилась девушка.
– Безумная! – воскликнула в ужасе одна из фрейлин.
– Иди, коли охота, – напутствовала вторая. – А мы смерти не ищем.
Дрожа всем телом, но стараясь держать голову высоко, Эрика покинула купе и первым делом взяла фонарь, на который наткнулась во время предыдущей вылазки, ощупывая стену в темноте. Сначала она хотела взять обычную лампу, но потом решила, что фонарь удобнее нести. В одном кармане платья лежали спички, в другом – аккуратно завернутый в ткань зеркальный осколок.
Таким образом, будучи во всеоружии, Эрика дошла до конца коридора, осторожно приотворила лязгнувшую дверь и ступила в тамбур. Под ногами хрустнуло стекло из разбитого окна; лица девушки коснулся свежий ночной ветерок, стрекотали сверчки, где-то далеко закричала ночная птица. Дверь в тамбур соседнего вагона, где, как знала Эрика, ехал пан Иохан и прочие мужчины, не подавалась, хотя девушка несколько раз толкнула ее плечом, позабыв, что недавно сильно ушибла его о зеркало. Тогда, дрожа всем телом, она открыла незапертую боковую дверь тамбура и по разложенной лесенке спустилась на землю, попав в объятья летней ночи.
И вновь она не посмела позвать на помощь из страха, что из темноты явится тот, с кем не хотел бы встретиться ни один человек в здравом рассудке. Поведаем по секрету: гораздо сильнее, нежели диких зверей, Эрика боялась призраков и вообще всякой нежити. Ей как-то не пришло в голову, что таким существам нечего делать в непосредственной близости от железной дороги, однако же, опасаясь выдать себя, она не стала пока зажигать фонарь, тем более что ночь оказалась вовсе не так темна, как показалось в первую минуту. Небо еще не успело совсем почернеть, к тому же в нем одна за другой загорались звезды, и над горизонтом поднималась полная луна.
Все двери «офицерского» вагона оказались заперты, и Эрика устремилась дальше. Наконец, ей удалось найти открытую дверь и проникнуть в вагон-ресторан, и через минуту она снова пошла по коридорам из вагона в вагон. Нигде не было ни души, и это пугало ее все сильнее. Вагон, где ехали сопровождавшие королевну офицеры, посланники-драконы и барон Криуша, так же пустовал. Беспорядок, царивший в купе и собранная горбом дорожка в коридоре свидетельствовали, что недавно здесь происходили бурные события. Эрика хотела уж было покинуть вагон, как вдруг услышала тихий стон.
Первым ее порывом было кинуться прочь, но она заставила себя остановиться. Кто бы ни был стонавший, он, несомненно, испытывал боль и был совершенно беспомощен – иначе этот жалобный звук просто невозможно было истолковать. Задержавшись, дабы дрожащей рукой зажечь фонарь, Эрика пошла обратно по коридору, заново заглядывая во все купе.
В одном из отделений она увидела лежащего навзничь на диване человека с обмотанной зачем-то головой. На нем был фрак; но белую некогда манишку сплошь испещряли коричневатые пятна, при мысли о происхождении которых Эрика испытала приступ головокружения и тошноты. Все же она нашла в себе смелость подойти к человеку и наклонилась над ним. Когда свет фонаря упал на его лицо, Эрика узнала одного из Драконов. А точнее, самого старшего из них, благообразного седоволосого господина. Эрика припомнила, что его называли пан Катор, ибо настоящего имени никто из людей попросту не мог выговорить.
