Текст книги "Дракон для жениха (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Крушина Светлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
– Никто не посмеет войти сюда, если я не позволю, – заявила Мариша, и в ее голосе зазвенели прежние царственные нотки. Зазвенели и пропали. – А я не позволю, пока ты здесь. Не уходи. Или… все кончено? Так быстро?
Пан Иохан смотрел на нее и наотрез отказывался видеть царственную деву с холодным взглядом фиалковых очей. На разоренной постели сидела прелестная девочка, очень юная, почти совсем нагая (если не считать одеяния из собственных волос, как у мифических дев), и бесконечно робкая. Говорить с ней было очень тяжело, почти невозможно. Лучше бы это была прежняя ледяная королевна.
Лучше бы он был еще пьян!
– Я останусь, если ты велишь, – сказал он медленно и снова сел на кровать. – Но ты сама знаешь, что это нельзя…
– Наверное, я понимаю, в чем дело… Ты пошел со мной из жалости, а любишь ты ее… эту Улле, – Мариша отвернулась, и лицо ее скрылось за волной светлых волос. – Тебе, наверное, очень просто пойти с женщиной… вот так…
– Все не так, – пан Иохан схватил ее за плечи и встряхнул. Как же он ненавидел подобные разговоры! И как же болит голова! – Ты сама знаешь, что это не так. Ты значишь для меня больше, чем я могу выразить словами.
В Дюрвиште я не смел коснуться краешка твоего платья, и… и лучше бы так и оставалось дальше. Ибо теперь я не знаю, как мне жить и что делать.
Мариша отвела с лица волосы и прямо взглянула барону в лицо огромными фиалковыми глазами.
– Не нужно ничего делать. Пусть все идет, как должно. Только напоследок… в самый-самый последний раз…
Она обняла его за шею и принялась целовать. Пан Иохан отвечал ей с отчаянной страстью; они снова упали на кровать, и все, что было между ними, уже вот-вот готово было повториться… но Мариша вдруг решительно выскользнула из его объятий.
– Довольно. Теперь довольно. Иначе я не смогу…
– Давай убежим, – предложил пан Иохан, заглядывая ей в лицо снизу вверх.
– Куда? – грустно спросила Мариша. – Нас будут искать, и найдут, и тогда тебя убьют… – она потянула к себе платье. – Нет, ты прав. Все должно быть закончено. Сейчас.
Пан Иохан хотел было возразить, что никогда не говорил такого, но прикусил язык. Она была права – ох, как права. Ведь есть еще Улле, и неродившийся ребенок (хотя она, конечно же, имела в виду совсем, совсем другое), и ему придется научиться терпеть и молчать, научиться смотреть на прекрасную фиалковоокую деву и ничем не выдавать своих чувств.
Впрочем, не этим ли он занимался всю дорогу от Дюрвишты – молчал, и терпел, и скрывал чувства?
Они одевались в молчании.
– Какие все-таки у вас странные глаза, – сказала вдруг Мариша, и пан Иохан с болью отметил это «вы»: значит, все действительно кончено. – Они и пугают, и притягивают. Знаете ли вы, что сейчас они совершенно бесцветные? Это так странно.
Барон отвернулся.
* * *
И снова ему повезло: выходя из комнаты Мариши, он никого не встретил.
Медленно и бездумно он шел по коридору, сам не зная, куда направляется, пока не увидел за поворотом Ядвисю. Та куда-то очень спешила, но остановилась, поджидая его.
– Как ты себя чувствуешь, Иохани? – спросила она с беспокойством. – Тебе лучше?
– Намного. Скажи, это ты послала ко мне ее высочество?
Ядвися завела глаза к потолку и неопределенно промычала в ответ нечто вроде «нууууу». Пан Иохан схватил ее за руку.
– Зачем ты это сделала?
– Надо же было кому-то тебя спасать.
– Вот спасибо, удружила…
– А что? – живо спросила Ядвися, загораясь любопытством.
– Ничего. Почему именно она?
Девушка пожала плечами.
– Не Улле же было к тебе посылать…
– Оставила бы ты меня в покое! – с сердцем сказал пан Иохан.
– И чтобы ты свалился под стол? Вот уж нет!
– Лучше бы я свалился под стол, право слово.
Ядвися пристально посмотрела на него.
– А я-то думала, ты влюблен в посланницу… а оно вон что… И почему ты вечно влюбляешься не в тех женщин?
– Много ты понимаешь! – вспыхнул пан Иохан. – Ты куда-то шла? Ну так и иди себе…
Девушка правильно оценила блеск аквамариновых глаз брата и решила оставить пока этот разговор. Не время теперь было для придирчивых расспросов. Того гляди, доведешь человека до слез… Плачущим она видела Иохана редко (можно по пальцам одной руки пересчитать), и каждый раз это был случай из ряда вон выходящий.
Они разошлись в разные стороны. Пройдя несколько шагов, Ядвися не удержалась и обернулась. Брат медленно брел по коридору, опустив голову, и явно предавался душевным терзаниям. Ядвися с досадой покачала головой; Иохана срочно нужно было спасать, но как? Увы, она понятия не имела, чем может помочь.
Ей уже ясно как день было, что ее планы по привлечению к Эрике симпатий брата провалились. Эрику он в упор не видел, зато его разрывало между другими двумя женщинами – не заметить и не понять этого мог только слепец. Чем это кончится, предсказать было трудно: ни одна из женщин его полностью не принимала, и Ядвися, в принципе, их понимала – она тоже не согласилась бы делить любимого человека с соперницей. А выбрать одну брат не мог… да и как выбрать, если одна из них – королевна, да еще невеста Великого Дракона, а вторая – сама Дракон??
Бедный брат, заплачешь тут, думала Ядвися под энергичный стук собственных каблучков. Угораздило же его! Эх, надо было послать к нему Эрику. И чем она ему не угодила? Красивая, тихая, скромная… смелая, между прочим – не побоялась одна ночью уйти искать станцию. Впрочем, смелость у нее избирательная, к пьяному брату она не подошла бы и на пушечный выстрел, она и трезвого-то его боится…
Вдруг она остановилась. Где-то за стенкой плакали – тихо и жалобно, словно дитя. Ядвися пошла на цыпочках, стараясь не шуметь, и прислушиваясь. Вот дверь, звук идет отсюда. Девушка постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь и вошла.
И оказалась в келье, отведенной под спальню королевне Марише. Из обстановки здесь (впрочем, как и в прочих «гостевых» кельях) имелась только кровать под спрятанным в нише маленьким алтарем, и что-то вроде конторки в углу. Еще в келье было узкое окно, забранное решеткой; на подоконнике стоял кувшин с водой и кружка. Рядом с кроватью стоял раскрытый саквояж со свисающими из него в беспорядке платьями и бельем.
Сама хозяйка комнаты сидела, поджав ноги, на постели и плакала; на ней был легкий кружевной пеньюар, волосы распущены. Ядвися удивилась – вроде бы, для отхода ко сну было еще рановато… а впрочем, кто их знает, этих королевен, быть может, они привыкли ложиться спать засветло. Но сильнее всего, конечно, Ядвисю поразило именно то, что Мариша плакала. Ледяная дева, гордая королевна – плакала!
– Ну вот, – растерянно сказала Ядвися. – Что же сегодня за день такой?
Что еще стряслось?
Королевна отвернула заплаканное лицо с покрасневшим носом и замахала на незваную гостью рукой – уйди, мол.
– Нет уж, от меня вы так просто не отделаетесь! Подождите, я дам вам воды.
Ядвися налила из кувшина воды и протянула кружку Марише.
– Пейте, пейте!
Королевна послушно пригубила; но слезы душили ее, вода пошла не в то горло, и она закашлялась и пролила воду.
– Ничего страшного, высохнет, – утешила Ядвися и решительно уселась рядом. Титулы титулами, но человек-то плакал, и явно нуждался в поддержке и утешении. – Вас Иохан обидел?
– Вовсе нет, – Мариша отнюдь не аристократично хлюпнула носом. – Боюсь, это я его обидела. И зачем только я пригласила его в свиту? Зачем втянула во… во все это?
– Насколько я знаю, вы были не первая, кто его пригласил… Он все равно поехал бы, так что не вините себя.
– Сла… слабое утешение!
Это правда, пожалуй, мысленно согласилась Ядвися, утешение слабое. Она поискала взглядом носовой платок, нашла его среди складок одеяла, и передала его Марише. Та немедленно уткнула в него покрасневший и припухший нос.
– Должно быть, я выгляжу ужасно, – сказала она придушенно. – Благодарю вас за участие, панна Ядвига, но вы идите, пожалуйста. Через полчаса я совершенно оправлюсь, уверяю вас. Кроме того, я бы хотела пораньше лечь спать. Завтра мы выезжаем…
Ядвися встала, но уходить не торопилась.
– Быть может, передать что-нибудь Иохану?
– Благодарю, не нужно. Мы ведь еще увидимся.
Ядвися вздохнула и еще помялась; любопытство мучило ее страшно, но спросить напрямую, что случилось между ее братом и королевной, она не могла. И остаться она тоже не могла – Мариша явно не была настроена откровенничать, да и в утешениях, пожалуй, не нуждалась.
Что ж, подумала Ядвися, пойду поищу Фреза. До ночи еще далеко, спать не хочется совершенно, сидеть и вздыхать на пару с Эрикой желания тоже никакого нет… А Фрез, при всех своих недостатках, иногда бывает на удивление интересным собеседником, хотя по виду этого и не скажешь.
Да-да, конечно, брат запретил к нему приближаться… но ему сейчас определенно не до того, чтобы следить за сестрой. А если он все-таки обнаружит их и начнет Фрезу угрожать, всегда можно отговориться тем, что не Лео к ней приблизился, а она к нему. Сестру-то он на поединок не вызовет?
* * *
Пан Иохан лег рано, но заснуть не мог очень долго. В келье было очень душно, за окном оглушительно стрекотали сверчки, что страшно раздражало; и, кроме того, барона посещали разнообразные мысли, без которых он вполне обошелся бы. Он закрывал глаза – и перед мысленным взором вставало лицо Улле или Мариши, с каждым образом было связано слишком много переживаний, и сердце начинало часто биться. Где уж тут уснуть?
Утром при встрече посланница сразу же узнает, что произошло между ним и королевной, и тогда… конец всему?
Соседу его по келье тоже не спалось – а вернее сказать, Фрез вовсе не объявился даже с приходом ночи; черт знает, где его носило, а пану Иохану было безразлично. Быть может, он упражнялся в лазании по скалам при лунном свете; а луна-то как раз была на славу, она заглядывала в лишенное занавесей окно яркая и жирная, и насмешливо ухмылялась. Барону очень хотелось дать ей в рожу.
Фрез явился уже под утро, когда луна закатилась за меловой склон; разбойничей бесшумной походкой прокрался в келью и бесшумно же начал разоблачаться. Если бы не хорошо знакомая и уже слегка осточертевшая круглая физиономия его, маячившая в предрассветных сумерках, пан Иохан принял бы его, пожалуй, за призрака – так тих и аккуратен он был. Барон наблюдал за ним из-под прикрытых век, ничем не выдавая своего бодрствования; Фрез с военной четкостью и быстротой разделся, нырнул под жиденькое монастырское одеяло и тут же закрыл глаза. Вскоре и пана Иохана сморил долгожданный сон.
Проснулся он, когда уже солнце заливало своими лучами келью, а за окном гомонили какие-то очень не монашеские голоса, причем гомон их сопровождался странным металлическим бряцанием. Офицеры из свиты совершают променад, без интереса подумал пан Иохан. Несколько минут он боролся с собой: вчерашний день с первой секунды бодрствования вспомнился с безжалостной отчетливостью, и всякая охота вставать с постели моментально оставила его. О, если б можно было остаться в постели, и никогда не просыпаться, и предаваться приятным грезам…
Однако, это была уже непозволительная слабость. Пан Иохан резко, рывком, сел, затем встал и принялся одеваться. Фреза в комнате уже опять не было, и, судя по всему, давно.
С ним барон столкнулся уже в дверях, после того, как окончил туалет и собирался выйти в коридор.
– Проснулись, наконец! – бросил бесцеремонный граф вместо приветствия. – Долго же вы спите. Между прочим, гваридейцы прибыли, вы заметили?
– Гвардейцы?
Фрез посмотрел на него с недоверчивым любопытством.
– Вы что же, их не слышали? Они подняли такой гам, что перебудили, пожалуй, всех кур в здешнем курятнике. Вы хотя бы в окно выглядывали?
– Нет.
– Ну-ну, – с непонятным выражением проговорил Фрез. – Я только сунулся во двор, увидел этих молодчиков и поспешил убраться с глаз их долой и не показываться, пока не выясню, сменила ли наша августейшая невеста гнев на милость или до сих пор намерена отдать меня под стражу.
– Тогда уж и меня заодно, – хмуро сообщил пан Иохан.
– Бросьте, вас-то за что? К вам ее высочество как будто благоволит.
– Дело не в ней. Вернее, как раз в ней, но… то есть… а, черт! Не собираюсь я перед вами отчитываться.
– Да я и не настаиваю, – Фрез пожал плечами, пристально вглядываясь в собеседника. – Знаете что, барон, прогуляюсь-ка я, пожалуй, по окрестностям; а ежели во мне возникнет нужда, вы знаете, где меня отыскать, – многозначительно добавил он.
И он повернулся, чтобы уйти, но пан Иохан окликнул его:
– Постойте, граф. На два слова… Я должен перед вами извиниться.
– За что же? – хладнокровно, без малейшего удивления осведомился Фрез.
– Королевну нельзя было отдавать Драконам… вы… вы единственный, кто решился как-то воспротивиться этой бредовейшей затее…
– Бредовейшей затее? Ну-ну…
– Нет, погодите. Все прочие молчали, никому и дела не было. Все только радовались, что участь сия миновала их дочерей и сестер, а вы…
Фрез поморщился.
– Бросьте. Все равно из моей затеи ничего не вышло… а впрочем, я рад, что у вас, кажется, прошла уже охота пристрелить меня при первой же возможности.
Он коротко, по-военному поклонился, присткнув каблуками, и быстрым шагом ушел.
Во дворе словно небо опрокинулось – куда ни глянь, везде было сине от гвардейских мундиров, обтягивающих станы дюжих молодцев. Пан Иохан огляделся по сторонам, и ему стало еще тоскливее, будто он в казарме оказался. Он хотел было вернуться к себе в комнату, но его вдруг окликнул незнакомый голос:
– Сударь! Сударь! потрудитесь сообщить ваше имя, сударь.
Удивленный столь явной бесцеременностью, пан Иохан обернулся. К нему приближался рослый гвардеец с заложенным за ухо вечным пером; физиономия его отражала крайнюю степень смущения.
– Вы это ко мне? – переспросил барон.
– К вам, сударь, к вам.
– Что вам угодно?
– Свидетелей происшествия опрашиваем, – поясил гвардеец, одной рукой выдергивая из-за уха перо, а второй – ловко вынимая откуда-то из-за пазухи крохотный блокнот. – Кто чего видел, значит. Вы ведь с поезда, сударь?
– Угадали.
– Так позвольте имя узнать и задать несколько вопросов?
– Но я почти ничего не знаю.
– Приказ, сударь, – извиняющимся тоном проговорил гвардеец. – Велено всех опросить, кто с поезда.
– Прямо здесь будете допрашивать? – не скрывая нарастающего раздражения, спросил барон.
– Зачем же здесь. Пройдемте, сударь, туда, где нам никто не помешает.
Пан Иохан молча проследовал за гвадрейцем в одну из келий, вероятно, специально освобожденную монахами для «опросов». Процедура больше походила на допрос, хотя гвардеец-дознаватель держался весьма почтительно, – и барон ощущал себя чуть ли не преступником, а потому на вопросы отвечал сухо и без всякого желания. О многом он попросту умолчал, да и не выдавать же было дознавателю Фреза! Положение графа вообще его волновало и тревожило. Наверняка королевне Марише так же будут задавать вопросы, и как знать, не сдаст ли она своего похитителя гвардейцам? Просить за него было уже поздно…
Тем временем, становилось ясно, что на сегодня выезд снова откладывается. Гвардейцы заполонили монастырский двор и брали в оборот всякого, кто попадался на их пути, не делая исключений ни для дам и девиц, ни даже для монахов. Допрашивали всех подряд; мало того, в монастыре начались обыски. Дракон знает, кого или что хотели отыскать в кельях гвардейцы, но они совершенно бесцеременно перевернули каждую, самую незначительную вещь, заглядывали под тюфяки (видимо, искали спрятавшихся под ними супостатов), разве что подушки не вспарывали.
Настоятель монастыря, как ни странно, против этих бесчинств не возражал.
Пан Иохан, освободившись наконец после утомительного допроса, вернулся в свою спальню-келью и аккурат наткнулся на двух дюжих гвардейцев, один из которых ворошил его постель, а второй – копался в саквояже. Это уж не лезло ни в какие ворота.
– Пошли вон! – прошипел он в ярости, вставая в дверях.
К нему обернулись две одинаково невозмутимые усатые физиономии.
– Это ваши вещички будут? – осведомился тот гвардеец, который рылся в его вещах. – Прекрасно. А оружие тоже ваше? – он поднял револьвер, держа его за рукоять двумя пальцами. – Ай-яй-яй, сударь, что ж вы его взведенным носите? Выстрелит, не ровен час.
– Вы с ума сошли? Кто вам позволил?
– А это чьи вещички? – продолжал гвардеец как ни в чем не бывало, указывая на закрытый саквояж Фреза, мирно стоявший у стенки. – Приятеля вашего? А кто он таков? Где его найти?
Совершенно взбешенный, пан Иохан схватил гвардейца за плечо и что есть силы толкнул к выходу. Его приятель отреагировал мгновенно: бросив разворошенную постель, он стремительно распрямился, одновременно вытаскивая из кобуры собственный револьвер, и наставил оружие на барона:
– Потише, сударь, потише! – проговорил он увещевательно, но затвором, между прочим, щелкнул. – Никакого оскорбления тут для вас нет. Мы просто делаем свою работу.
– Позвольте узнать, что вы ищете в моих вещах? – спросил пан Иохан, отступая на шаг. – Полагаете, я таскаю с собой в саквояже злоумышленников?
– Кто вас знает, что вы там таскаете, – резонно возразил гвардеец. – Вдруг у вас там взрывчатка.
– Вон из комнаты! – свирепо повторил пан Иохан. – Я не позволяю вам…
Гвардейцы переглянулись.
– В таком случае, – вздохнул тот, что держал револьвер, – придется вас арестовать, сударь. За сопротивление представителям власти и противление следствию.
– Что? Арестовать? Меня? Это безумие какое-то.
– Извольте пройти с нами, сударь. Не задерживайте следствие.
Пану Иохану так надоела вся эта бестолковщина, что он не стал сопротивляться и спорить, только бросил раздраженно:
– Верните оружие на место.
– Арестованному не полагается.
– Слушайте, вы! Верните оружие, говорю вам, или позовите своего офицера.
Гвардеец помедлил, но все же сунул трофейный револьвер пана Иохана обратно в саквояж. Затем барона повели куда-то. Куда – он не мог даже предположить. Как он уже обнаружил, большинство дверей в кельях не запирались ни изнутри, ни снаружи (что и не удивительно в монастыре).
Впрочем, скоро его недоумение развеялось, когда он понял, что его собираются посадить под арест в погреб.
– Связывать вас не будем, – милостиво уведомил гвардеец. – Но если вздумаете буянить…
Пан Иохан не снизошел до ответа. Его втолкнули в темноту, и со скрежетом затворили за ним тяжеленную дверь из цельного дерева.
В погребе было, разумеется, хоть глаз коли; ни светильника, ни даже огарка арестанту не оставили. Пан Иохан постоял на месте, давая глазам привыкнуть; глупо было бы запнуться на первом же шаге, грохнуться и разбить голову. И без того ситуация была бредовая, впрочем, не бредовее, нежели все предшествующие события. Это был, пожалуй, апофеоз всех глупостей и нелепостей, произошедших в последние несколько дней.
Вскоре пан Иохан понял, что нечего и надеяться разглядеть что-нибудь в той густой, жирной тьме, которая его окружала. Погреб был сделан добротно, в его стены не проникал ни один луч света. Ругнувшись от души, он выставил перед собой руки и сделал несколько осторожных шагов вперед – перспектива простоять у двери Дракон знает сколько времени ему не улыбалась. И конечно, через пару шагов обо что-то запнулся, и чуть было не грохнулся на пол, но, по счастью, сумел удержать равновесие. Снизу, из-под ног, послышалось странное шипение, как будто сердитой кошке наступили на хвост.
– Это еще что такое… – пробормотал пан Иохан себе по нос, и повысив голос, спросил: – Кто здесь?
Членораздельного ответа не последовало, только какая-то возня и металлическое лязганье. Барон опустился на колени и зашарил перед собой руками; под пальцами попалось что-то шершавое и даже на ощупь пыльное – какая-то ткань; пахнуло пылью и потом, а еще, неожиданно, мускусом и ванилью. Что-то завозилось и снова зазвенело. Пан Иохан резко выпрямился и отшатнулся.
– Да чтоб меня черти взяли! Это опять ты!..
Глава 31
В ответ раздался дикий визг, переходящий в шипение, словно в темноте на цепи сидела горная кошка. От неожиданности пан Иохан так и шарахнулся, влетев спиной в составленные штабелями ящики. Ящики зашатались, но удержались, только сверху посыпался мусор. Барон тоже удержался, и по стеночке, по стеночке стал отодвигаться подальше. В напутствие ему летели ругательства на гортанном горском языке. Страшное, должно быть, зрелище – бранящаяся дикая кошка, отстраненно подумал пан Иохан. Хорошо, что она в цепях, а то в темноте от нее не отбиться, пожалуй. Похоже, она просто безумна.
Нащупав гладкую, не заставленную и не завешенную ничем стену, барон сел, прислонившись к ней спиной, вытянул ноги и стал ждать. В темноте время не ощущалось. Где-то капала вода, из-за ящиков слышались приглушенное бормотание Фатимы, проклинаюшей гяура и потомков его до седьмого колена.
Вскоре пан Иохан продрог, в погребе было, как положено, холодно и сыро, но встать и размяться он не решался, опасаясь снова во что-нибудь влететь.
Удивительно, но у него даже получилось задремать. Во сне был летний золотой день, солнце пятнами просвечивало сквозь листву громадного раскидистого дуба. Пан Иохан стоял, привалившись спиной к неохватному шершавому стволу, и лопатками даже сквозь сукно сюртука ощущал источаемое деревом тепло. С нижней, почти горизонтально простирающейся ветви дуба, спускались качели: две веревки и небрежно оструганная доска.
С качелей лукаво улыбалась Улле, поглядывая на барона из-под полей сиреневой шляпки. Кончиком ножки она легонько отталкивалась от земли, и качели плавно несли вперед-назад, вперед-назад. На ней было светло-сиреневое платье – пан Иохан не помнил такого, – с полей шляпки кивали яркими головками украшавшие ее цветы. Золотистый от солнца, густой от ароматов трав воздух можно было резать ножом. Краем глаза барон заметил движение. Он повернул голову и увидел мальчика лет трех, который бегал вокруг дерева, играя в обруч. Пробегая мимо пана Иохана, мальчик с улыбкой взглянул на него – глаза у него были ясные, чистого аквамаринового цвета. Пораженный, барон не мог отвести от него взгляда, и не сразу понял, что кто-то зовет его:
– Пан Иохан… Барон… Вы здесь? Откликнитесь!
Барон вздрогнул и проснулся. С сожалением подумал, что такой прекрасный сон закончился слишком быстро. Звавший его голос, однако, продолжал звучать и наяву.
– Барон! Отзовитесь!
Или ему мерещилось, или это был голос королевны Мариши. Он быстро поднялся. Где-то в отдалении мерцал свет; барон удивился, как далеко, однако, он забрался от входа.
– Я здесь, – проговорил – или, вернее, прохрипел он. Откашлялся и повторил снова, уже громче: – Я здесь.
– Слава Дракону! – пронеслось по подземью. – Где вы? Вы видите меня?
– Вижу. Стойте, где стоите. Здесь эта безумная женщина, она опасна.
– О ком вы говорите?
Пан Иохан пошел на свет, ступая осторожно; переступил через растянувшуюся на полу фигуру в черном – она лежала недалеко от входа, и свет фонаря в руках королевны слабо, но все же освещал ее. Горянка дернулась и злобно зашипела, но не сделала попытки встать.
Королевна Мариша стояла у входа, за спиной у нее маячили двое дюжих гвардейцев. Лицо у нее было бледное и гордое, голова высоко поднята –
все как обычно. Только губы едва заметно дрогнули, когда из темноты в круг света шагнул пан Иохан.
– С вами все в порядке? – спросила она.
– Благодарю вас, ваше высочество, я вполне благополучен.
Мариша передернула узенькими плечами и стала похожа на испуганную маленькую девочку.
– Пойдемте скорее отсюда, – жалобно, совсем не по-королевски сказала она. – Здесь ужасно. А ваш арест – возмутительное недоразумение… Как только я узнала… Впрочем, все разговоры наверху. Пойдемте.
Барон оглянулся на горянку. Эта сумасшедшая надоела ему до оскомины, но все же оставлять ее в темноте, в цепях…
– Велите им, – он кивнул на гвардейцев, – вывести наверх и ее тоже.
– Да кого? – сощурилась в темноту Мариша. – О ком вы говорите?
– Спросите у Фреза, – вздохнул пан Иохан. – А впрочем, не стоит. Я сам объясню.
– Ну, хорошо… Делайте, как сказал барон, – велела она. – Выведите наверх эту… женщину, кем бы она ни была.
– Но, ваше высочество… – просипел гвардеец. – Капитан приказал, чтобы она сидела тут до особого распоряжения. Это настоящая дикая кошка! Кто знает, на что она способна.
– Это и есть особое распоряжение! Будьте любезны исполнять! – Маришин голос зазвенел королевской сталью.
Гвардейцы переглянулись и без дальнейших препирательств шагнули в темноту и забряцали там цепями, поднимая Фатиму. Та отбивалась, шипела и, судя по приглушенным проклятиям солдат, пыталась даже кусаться.
Наконец, ее поставили на ноги и повлекли к выходу, крепко держа под локти с двух сторон. Барон и королевна посторонились, пропуская мимо себя гвардейцев с горянкой, и следом за ними, рука об руку, поднялись из тьмы на свет.
– Кто бы она ни была, надеюсь, с ней обойдутся милосердно, – сдвинув тонкие брови, проговорила Мариша. – Она очень опасна?
– Она пыталась меня убить, – пожал плечами барон.
– Но… она женщина!
– Вы не знаете горских женщин, ваше высочество. Иная из них стоит десятка наших мужчин.
– Но кто она? Она преследует вас? Почему?
Пан Иохан вздохнул.
– Если коротко: Фатима (ее зовут Фатима) – дочь и сестра истребленных в южных горах бандитов. Истребленных нашим… моим отрядом. Ее саму Фрез избавил от участи, которая хуже смерти, и увез в столицу Империи.
Теперь, по закону своего народа, она пытается отмстить убийце своих родных. То есть мне.
Королевна пронзила его долгим строгим взглядом и тихо проговорила:
– Я подумаю, как лучше устроить судьбу этой несчастной. А вы, барон, будьте любезны, передайте Фрезу, что после обеда мы выезжаем. И вы тоже приготовьтесь ехать… если не переменили намерений. Пока же прощайте.
С этими словами она освободила свою руку и торопливо ушла, не оборачиваясь.
Оказалось, однако, что передавать слова королевны некому: Фреза нигде не было, и даже вещи его исчезли из комнатушки, которую он делил с бароном.
Вероятно, от греха подальше он решил убраться из монастыря, пока в нем хозяйничали гвардейцы. Но у пана Иохана не было никаких сомнений, что позже Фрез снова объявится. И вообще, он не стоил беспокойства, так что барон выкинул мысли о нем из головы.
После дневной трапезы в монастырский двор набилось столько народу, что самый мелкий из драконов не нашел бы, куда пристроить даже коготок.
Королевну Маришу и ее сильно уменьшившуюся свиту явилась провожать вся монастырская братия во главе с настоятелем, гвардейцы в полном составе и, само собой, офицеры и дамы из ее сопровождения – те, которые не могли или не пожелали продолжить путешествие. Королевна и все свитские восседали на спинах не слишком изящных, но крепких и выносиливых лошадок, пригодных для долгого путешествия по горной местности. Из дам в свите остались только Ядвися, Эрика и две самые самоотверженные (или самые любопытные) камеристки; мужчин было пятеро, не считая драконов.
Все дамы облачились в амазонки и пересели в мужские седла; Эрике было явно не по себе, а вот королевна, Улле и Ядвися держались так, словно ездили по-мужски всю свою жизнь. Особенно залихватский вид Ядвисе придавала шляпка-цилиндр с вуалеткой, венчавшая высоко подобранный узел волос. Девушка не отходила, точнее не отъезжала от драконицы, которая продолжала демонстративно не замечать пана Иохана.
Барон, разумеется, предпочел бы, чтобы сестра вернулась в столицу, но его мнения никто не спрашивал.
Фрез так и не объявился до самого отъезда, и как ни странно, все приняли этот факт как нечто само собой разумеющееся. Даже Ядвися не выказала ни удивления, ни беспокойства, словно знала что-то особенное.
Настоятель завел заунывную напутственную речь; даже не пытаясь сделать вид, будто его слушает, Мариша подобралась поближе к барону, склонилась к нему и прошептала:
– Я упросила капитана гвардейцев отвезти эту несчастную в ближайших монастырь Ирисовых сестер. Быть может, там ее душа обретет покой.
– М-м-м…. – промычал пан Иохан. Фатима и Ирисовы сестры? Сомнительное сочетание. – Не знаю, ваше высочество, подходящее ли для нее это место.
Эти люди, я хочу сказать, ее горские сородичи, даже Дракона не почитают, а уж монастырь…
– И все-таки. Вы не поверите, барон, какие чудеса творят тишина и умиротворение, царящие в благословенных монастырских стенах…
Тебе-то откуда знать, чуть было не ляпнул пан Иохан, но вовремя прикусил язык.
– Возможно, вы правы, ваше высочество.
Несколько дней кортеж двигался по бездорожью, по каменистой малолюдной местности, пересеченной балками, все более удаляясь к югу от железной дороги. Было ветрено и жарко; сахарно-белые оголенные склоны балок сверкали на солнце так, что смотреть было больно. Иногда на горизонте мелькал одинокий всадник или проносился табун лошадей, перегоняемый лихим пастухом, но не встречалось никаких признаков человеческого жилья.
На всех свитских вдруг напало задумчивое молчание, даже неутомимая Ядвися приутихла, и почти все время ехали в тишине, сопровождаемые только шорохом ветра и посвистом невидимых в траве птах. Потом, как-то вдруг, на горизонте в сизой дымке поднялись фиолетовые горы и стали неудержимо приближаться.
– Это прекрасно, – вздохнула Ядвися, никогда прежде не видавшая гор. – И там, за ними, лежит ваша страна? – повернулась она к посланнице. Та молча наклонила голову.
– Значит, мы уже совсем близко, – продолжала Ядвися. – Только мне непонятно… Ведь и там живут люди, не так ли? Неужели никто из них до сих пор не нашел дорогу в ваше королевство?
– У нас есть способы, – снисходительно улыбнулась драконица. – Способы сделать невидимыми для людей тропы, о которых им не следует знать и которыми не стоит ходить и ездить. И это, уверяю вас, весьма надежные способы, на протяжении многих сотен лет удерживающие любопытных путешественников от проникновения на наши земли.
– Значит, – с замиранием сердца проговорила Ядвися, – мы будем первыми?..
– Конечно, нет, – фыркнула Улле. – Не первую же невесту мы везем моему брату. И кстати, должна вас предупредить: в нашу страну открыт путь только невесте Великого Дракона, все сопровождающие лица у определенной границы должны повернуть назад… если только хотят когда-либо вернуться домой. Ибо есть непреложный закон: любой человек, ступивший на наши земли, должен навсегда остаться нашим гостем…
– …Или пленником?
– Это уж как сложится, милая панна Ядвига.
– Мне дома делать нечего, – после короткого молчания заявила Ядвися, стрельнув взглядом в брата. – Я бы осталась.
– Обсудим это в свое время, к чему торопить события?
– А я читала в книге Великих пророков, – вдруг тихо проговорила Эрика, – что драконы могут лишить человека памяти и заставить забыть его все, что он увидел в их землях… и вообще все, что угодно…
