Текст книги "Дракон для жениха (СИ)"
Автор книги: Ника Ракитина
Соавторы: Крушина Светлана
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
А впрочем, может быть, это просто начали сгущаться сумерки…
Таким образом, то вставая, то снова укладываясь на траву, пан Иохан промаялся довольно долго. Под сплошным шатром из листвы становилось все темнее, и барон уверился, наконец, что это ему не мерещится – и впрямь приближался вечер. А ему становилось все хуже. Пожалуй, так нехорошо ему было разве что в первые дни после ранения, давным-давно, когда он еще юношей попал в военный госпиталь. Только тогда его не грызла тревога за двух женщин, которых он должен бы был защищать, а вместо этого…
У пана Иохана не достало даже сил обрадоваться, когда он заметил меж чернеющих в сумерках стволов золотистое сияние. Он только слегка приподнялся навстречу Улле, чья фигура словно соткалась из воздуха прямо перед ним. Лицо посланницы показалось ему озабоченным.
– Вы нашли ее? – спросил пан Иохан, уже заранее зная ответ.
Она покачала головой.
– Ни ее саму, ни каких-либо следов. Правда, несколько поодаль я видела какое-то странное поселение – совсем небольшое, от силы десяток домов. Только дома эти совсем не похожи на те, в которых в которых живете вы в городе – они низкие, круглые и, кажется, сделаны из плотной ткани. И люди в этом поселении тоже не похожи на вас, они даже одеваются иначе. Я подумала, что они, может быть, видели нашу королевну, но… – она замялась. – Но они показались мне какими-то… дикими, и после ваших слов я подумала, что может получиться нехорошо, если я выйду к ним одна… – и Улле почти виновато посмотрела на пана Иохана.
– Вы хорошо сделали, что не показались этим людям. Скорее всего, это цыгане… От них можно всего ожидать.
– Вот и я так подумала! – подхватила Улле. – Вдруг они повели бы себя агрессивно, мне пришлось бы защищать себя… Я могла нечаянно причинить кому-нибудь вред… А что такое эти цыгане, барон? – в глазах посланницы загорелись огоньки искреннего интереса. – Расскажите мне о них, барон. Почему они не похожи на вас?
– Если позволите, я отложу рассказ на потом… – пан Иохан поморщился от накатившей боли. – А что остальные пассажиры? Вы видели кого-нибудь?
– Нет, никого. Я была на берегу, но крепость слишком далеко, не разглядеть… Так что будем делать, барон?
– Что делать… – повторил пан Иохан и с усилием сел. Ему удалось удержаться от болезненной гримасы, но что-то, вероятно, его все-таки выдало, потому что посланница Улле вдруг быстро опустилась на колени и пристально взглянула ему в лицо. – Что делать… Я думаю, нужно все-таки поговорить с цыганами. Они все видят и все знают, такой уж народ… может быть, они и помогут. Только… вот что, панна Улле… Я в город не пойду, пока не отыщу ее высочество. А вот вам лучше бы вернуться. Ваши… соотечественники, должно быть, уже тревожатся и разыскивают вас.
– А вас разве никто не разыскивает?
– Разве что мой противник и секундант… Панна Улле, пожалуйста. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что вы благополучно добрались до города и находитесь вне опасности.
– Откуда же вы будете это знать? – чуть насмешливо спросила посланница.
– Я уверен, что вы, с вашими способностями, сумеете вернуться одна, – твердо, хотя несколько медленно выговаривая слова, серьезно сказал пан Иохан. – Поверьте, мне нелегко предлагать это. В другой ситуации я ни за что не отпустил бы вас… – он вдруг запнулся и начал резко бледнеть. Панна Улле тут же оказалась рядом и обхватила его за плечи.
– Что такое? Снова голова?
– Да… это ничего… сейчас пройдет…
– Ничего себе: пройдет! – возмутилась Улле. – Да вы сейчас в обморок грохнетесь! Чего же вы сразу не сказали? Ну-ка, ложитесь… вот так.
– Вы что, снова хотите меня лечить?
– Да, хочу и буду! И не трепыхайтесь, а то вам же будет хуже…
А трепыхаться, однако, было от чего. Посланница Улле села, вытянув ноги, и заставила барона лечь таким образом, что его голова оказалась у нее на коленях – такая поза, быть может, еще пристала бы пылким влюбленным, но никак не мужчине и молодой женщине, которые едва-едва знают друг друга. Но из двух зол обычно выбирают меньшее, и пан Иохан рассудил, что лучше пойти на нарушение приличий, чем на неопределенный срок остаться беспомощным и жалким из-за мучительной головной боли. К тому же, из-за его бездействия могла пострадать, а то и погибнуть, дочь императора…
– Делайте, что считаете нужным, панна Улле… – тихо проговорил барон, и посланница тут же с готовностью положила ему ладони на лоб.
– Вы очень благоразумный человек, пан Криуша, – с одобрением сказала она. – Но я догадываюсь, что вы намереваетесь, как только боль отступит, немедленно броситься на поиски ее высочества. Так вот, вынуждена вас разочаровать. Чтобы лечение было эффективным, вам нужно хорошенько выспаться хотя бы до утра, и уж я об этом позабочусь.
– До утра? Но допустимо ли терять целую ночь?
– А далеко ли вы уйдете по лесу в темноте? – парировала Улле. – Если вы рассчитываете на какие-то мои особенные способности, барон, то разочарую вас снова: до утра я никак не смогу помочь вам чем-либо. Мои силы тоже ограничены.
От досады и злости на собственное бессилие пан Иохан зашипел сквозь зубы.
– Ну, ну, не нужно так огорчаться, – утешила его посланница. – Панна Мариша показалась мне практичной и разумной девицей. Полагаю, на ночь она найдет себе пристанище и проведет ночь спокойно, если только уже не вышла к людям…
– Например, к цыганам, – тихо вставил пан Иохан. Боль отступала, вместо нее накатывала сонливость. Барон пока что ей сопротивлялся, но чувствовал, что долго не продержится.
– А что? думаете, они способны поступить с ней… нехорошо?
– Не исключаю такой возможности…
– Ой-ей, – как-то совсем по-детски сказала Улле после долгого молчания. – Ох и влетит мне от брата…
Пан Иохан хотел спросить, к чему она вспомнила своего брата и за что ей от него влетит, но язык его совершенно сковала дрема. Да и глаза слипались, как будто веки намазали медом. Тревожные мысли заволоклись туманом, и спустя минуту пан Иохан крепко уснул.
Проснулся он удивительно свежий и бодрый, без всяких признаков недомогания, но в крайне дурном настроении, поскольку, еще не успев открыть глаза, тут же припомнил весь вчерашний день. А сегодняшний едва ли будет лучше, мрачно подумал он, поднимаясь.
Впрочем, стоило порадоваться хотя бы прекрасному самочувствию.
Улле, подложив ладони под щеку, мирно спала рядышком на земле. Ее каштановые волосы растрепались, прическа совершенно потеряла форму, а платье было порвано и измазано землей. Теперь его постеснялась бы надеть и кухарка. Впрочем, барон выглядел не лучше.
Он не стал будить посланницу. Оглядевшись по сторонам, он заметил в траве тут и там алые бусинки земляники. За четверть часа он набрал целую пригоршню, и пересыпал ее в большой лопух, как в миску. Роскошный завтрак, подумал пан Иохан с усмешкой, не хватает только кувшина сливок… Он подвинул лопух с горкой ягод под самый нос Улле. Она заворочалась, заулыбалась во сне, несколько раз облизнулась (пан Иохан тоже невольно улыбнулся) и через минуту со сладким вздохом открыла глаза.
– Что это? – спросила она, улыбаясь.
– Ваш завтрак, – ответил пан Иохан. – Сливок, извините, нет…
– Да, я помню, что вы не любите сливки, – Улле села и без всякого стеснения потянулась, закинув руки за голову. – Так вы эту землянику специально для меня собрали?
– Ешьте побыстрее, панна Улле.
– Опять уходите от ответа, барон… – она покачала головой, взяла несколько ягод и бросила их в рот. Зажмурилась от удовольствия. – М-м-м! Как вкусно. Право же, у меня никогда не было такого замечательного завтрака. Благодарю вас, барон.
– На здоровье, – ответил пан Иохан.
Пока Улле смаковала дары леса, он расхаживал меж деревьями и размышлял. Вчера он собирался отправить драконицу обратно в город, но сегодня решил, что это не самая лучшая мысль. Мало ли, что может случиться в безлюдных местах с одинокой беззащитной женщиной? Ну, допустим, не совсем беззащитной и не совсем женщиной, но все-таки… Будет не по-мужски отослать от себя Улле. Совсем не по-мужски. Да и потом, если она останется с ним, одной заботой будет меньше. Довольно с него и потерявшейся королевны.
К тому времени, как Улле закончила завтракать, пан Иохан уже составил примерный план действия и совершенно на этот счет успокоился. Еще он успел слегка видоизменить свой костюм: скинул изорванный сюртук и распустил шейный платок.
– Так гораздо лучше, – одобрительно сказала Улле, внимательно наблюдавшая за его действиями. – Знаете, в вас появилось что-то такое… дикое. И чертовски привлекательное.
– «Дикое» – весьма верное слово, – проворчал пан Иохан и провел ладонью по щекам и подбородку – щетина отросла уже изрядно и, по его мнению, придавала ему не то чтобы дикий, а попросту разбойничий вид. – Что касается «чертовски»… советую вам, панна Улле, не употреблять это слово в приличном обществе. Для дамы оно… не годится.
– Учту, – весело сказала Улле, отряхнула руки и встала. Ее губы и щеки были испачканы земляничным соком, и пан Иохан подавил желание достать носовой платок и вытереть ей лицо. – Я готова. Пойдемте? Буду показывать вам дорогу.
Она тоже ни словом не вспомнила о том, что сегодня утром должна была бы вернуться в Дюрвишту.
Пан Иохан давно не ходил по лесу, и забыл, какое это сомнительное удовольствие, когда на тебе городские ботинки с тонкой подметкой. Его даме, впрочем, приходилось еще труднее, едва ли не каждую минуту она останавливалась, чтобы освободить юбку, зацепившуюся за куст. Про себя пан Иохан дивился ее мужеству и терпению: будь он на ее месте, уж не стал бы держаться за человеческий облик и превратился бы в облачко, чтобы не мучиться.
Солнце поднималось все выше, и все настойчивей давал о себе знать голод. У пана Иохана со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было, и в животе началась настоящая революция. Это уже было даже и неприлично. Он с беспокойством поглядывал на Улле – не смеется ли? Но она, кажется, была слишком занята тем, чтобы уберечь свое платье от окончательной гибели.
А хорошо было бы набрести на ферму! Наверняка в окрестностях есть несколько. Пан Иохан подумал о свежем хлебе и кружке парного молока, и в животе заворчало сильнее. Он нарочито закашлялся.
– Что с вами? – тут же обернулась Улле. – Снова заболели?
– Нет, это нервное, – соврал пан Иохан. – Видите ли, стоит мне немного поволноваться, как тут же начинается неуемный кашель.
– Правда? – удивилась посланница. – Ну надо же…
Наконец, лес расступился, и словно в ответ на мечты пана Иохана о домашнем хлебе и парном молоке, впереди показался чистенький беленый домик с соломенной крышей. Барон невольно ускорил шаг, но Улле вдруг встала как вкопанная и нахмурилась.
– Не припоминаю этого дома… Неужели заблудилась? – проворчала она недовольно.
– Неважно, – поторопил ее пан Иохан. – Спросим про табор у этих фермеров. И кстати, я надеюсь, что нам предложат здесь более плотный завтрак.
Утро было ясное, и свежая солома на крыше домика блестела, как золотая.
– Солнце сделало крыши золотыми, но солома в то утро не подорожала, – проговорил пан Иохан вполголоса, но с чувством.
– А? – удивленно переспросила Улле.
Барон улыбнулся.
– Так, ерунда, пришло вдруг в голову…
От коровника к дому шла женщина с тяжелым бидоном – переливала из ведер молоко утренней дойки. Пан Иохан окликнул ее и ускорил шаг, схватил Улле за руку, чтобы не отставала. Женщина остановилась, настороженно глядя на пришельцев из-под полей накрахмаленного чепца. На ней было простое, но опрятное платье и белый передник. Пан Иохан поздоровался, женщина почтительно присела. Она была не молодая и не красивая, тяжелый труд от зари до зари оставил на ней отпечаток, но пан Иохан улыбнулся ей так, как будто она была первой красавицей империи. Почти всегда это производило нужный эффект. Но фермерша смотрела по-прежнему хмуро.
Пан Иохан спросил, не даст ли она им молока и хлеба, и добавил торопливо, что заплатит. И тут же с ужасом вспомнил, что оставил свое портмоне в кармане сюртука, который теперь висит себе на ветке ольхи среди леса. У него, правда, было золотое кольцо – совсем простое, стоило оно, тем не менее, гораздо дороже хлеба и молока.
– Вот, возьмите, – сказал пан Иохан, стащив кольцо с пальца.
Фермерша посмотрела на кольцо, на барона, и покачала головой.
– Оставьте его себе, пан, – проворчала она. – Я с вас ничего не возьму.
Видимо, порыв пана Иохана все-таки произвел на нее некоторое впечатление. Она вынесла гостям по огромной глиняной кружке еще теплого молока, и дала по ломтю свежего пшеничного хлеба. Улле, усевшись на скамеечку перед домом, с удовольствием принялась за еду. Она уплетала хлеб с таким аппетитом, что фермерша, которая стояла перед ней, сложив под передником руки, начала даже улыбаться и одобрительно кивать.
– Ишь, как изголодались, – приговаривала она. – И как же вас сюда занесло, панычи? Несчастье, что ли, какое приключилось?
– Точно, несчастье, – согласился пан Иохан. Он завтракал стоя. – А скажите, добрая женщина, не проходила здесь, случайно, молодая девушка, в городском платье, такая светленькая и худенькая?
Фермерша подумала и ответила степенно:
– Нет. Светленьких, да в городском платье не видала. У нас тут последние дни все больше черные такие шастают. Дикие, чумазые, одно слово – цыгане. У них тут табор неподалеку, притащились на наши головы.
– Где? – встрепенулась Улле.
– А вона там, за той посадкой. И за что нам такое наказание? Шляются днем и ночью, песни свои дикие распевают. Хуже саранчи эти чумазые, – пожаловалась фермерша. – Я уж и белье боюсь на улице оставлять – стащщут, глазом не успеешь моргнуть. У соседей вона корову увели… И девушку вашу, как знать, тоже они увели. Им ведь, ворюгам этаким, все ровно – что корова, что лошадь, что человек… Все тащщут. А уж светленьких детишек да девчоночек молодых особенно любят.
– Спасибо вам! – пан Иохан торопливо заглотал остатки молока и потянул со скамейки Улле, которая пригрелась на солнышке, разомлела и никуда уже не спешила. – Нам пора идти.
– Спасибо! – вторила ему Улле. – Жаль только, я с земляникой поторопилась, – добавила она, отойдя шагов на сто от фермы. – С молоком вкуснее бы, наверное, получилось.
– Надо думать, – хмыкнул пан Иохан.
Глава 10
К завтраку Ядвися спускалась, трепеща от нетерпения. Что-то должно было случиться. Что именно, она не знала, но проснулась с предчувствием какого-то важного события. Может быть, сегодня придет письмо от брата? Нет, еще слишком рано. Пока письмо доставят, пока Иохан прочтет его, пока найдет время ответить, дня три-четыре наверняка пройдет. Если только он не решит воспользоваться эфирной почтой, но чего бы ради? Никакой срочной необходимости в Ядвисином приезде нет…
В столовой, где обычно завтракали домочадцы, стены были отделаны дорогим заморским шелком с изображением диковинных птиц. Названий их Ядвися не знала, но ей нравилось разглядывать их за трапезой, любуясь яркой окраской перьев. Это помогало, во-первых, отвлечься от глупых разговоров, которые обычно велись за столом; а, во-вторых, не пялиться слишком откровенно на герцога Иштвана. Но сегодня Ядвися на птиц даже не взглянула. Мысли ее были заняты другим.
За накрытым столом уже сидели герцогиня Офелия и Эрика, обе в утренних светлых туалетах, свежие и безукоризненно причесанные. Поглядев на них, Ядвися на секундочку остановилась, чтобы проверить, все ли в порядке с платьем. Не хотелось бы выглядеть растрепой рядом с потенциальной невесткой и… кем там будет приходиться ей герцогиня, если братец женится-таки на Эрике? Ядвися даже лоб наморщила, но нужное слово никак не шло на ум.
Офелия деликатно намазывала маслом кусок сдобной булочки. При появлении Ядвиси она придержала руку с ножом, чтобы мягко попенять:
– Ты опоздала, милая. Мы начали без тебя.
– Прошу прощения, – небрежно сказала Ядвися и уселась на свое место, раздумывая, почему за столом нет герцога Иштвана. Какие такие важные дела удержали его от присутствия за семейным завтраком?
– Кофе? – ласково спросила герцогиня.
– Да, пожалуйста.
Нетерпение Ядвиги нарастало – до того, что вскоре ей трудно стало усидеть на месте. Она незаметно ерзала на своем стуле и думала о том, что у Эрики почему-то заплаканные глаза, а Офелия подчеркнуто не обращает на это никакого внимания и заливается жаворонком, хотя обычно такой словоохотливости за ней не водилось. Да и тема, выбранная ею для болтовни, показалась Ядвисе очень странной: герцогине вдруг вспомнился дирижабль «Империя», полгода назад потерпевший крушение над одной из северных провинций. Ядвися слушала вполуха. История воздушных перевозок ее не интересовала, и она недоумевала, почему Офелия вдруг заинтересовалась этим предметом.
– Те, кто видел его падение, рассказывали потом, что это было ужасно, – болтала герцогиня. – Сильный встречный ветер сорвал внешнюю обшивку и повредил один из баллонов – ну, тех, в которые закачивают газ. Дирижабль начал падать, врезался в склон холма и взорвался! Никто не успел еще ничего понять, а от него остался один каркас. И тем не менее, представляете, девочки, почти все пассажиры спаслись. Это просто чудо! И такое, говорят, часто случается…
– Что часто случается? – рассеянно переспросила Ядвися. – Дирижабли падают?
– Да нет, милая. Я хотела сказать, что почти всегда всем пассажирам удается спастись. Иногда, правда, их не сразу находят… Так что тебе совершенно не о чем волноваться, Ядвися, – сладким и ласковым голосом добавила Офелия.
– А почему я, собственно, должна волноваться? – удивилась Ядвига.
Герцогиня, с застывшей на лице улыбкой (совсем как у фарфоровой куклы), кинула быстрый взгляд на Эрику, которая безучастно смотрела в свою тарелку, и вновь повернулась к Ядвисе. Ее рука очень медленно и как бы вкрадчиво нырнула в вырез декольте и извлекла оттуда конверт. Ядвига чуть не взвизгнула от нетерпения.
– Это от Иохана?
– Н-нет… это от знакомого твоего брата, пана Даймие. Его светлость получили письмо сегодня на рассвете, оно пришло эфирной почтой… Прочти его, милая. Только не волнуйся, умоляю.
Если Офелия в самом деле не хотела, чтобы ее подопечная волновалась, лучше бы она этих слов не говорила. Ядвися немедленно ощутила, что ее сердце колотится где-то в горле. Дирижабль… крушение… письмо от приятеля Иохана… Она схватила конверт – он уже был распечатан. На лицевой стороне стоял адрес отправителя, напечатанный характерным машинным шрифтом. Дюрвишта, пан Александр Даймие. Неужели тот самый знаменитый сочинитель, романами которого Ядвися зачитывалась? Почему же Иохан никогда не говорил, что они знакомы? Не хотел хвастать или не придавал знакомству значения? Впрочем, сейчас эти вопросы были неважны. Ядвися, забыв про еду, торопливо развернула шуршащий лист с полосками наклеенных слов. Дирижабль «Ариель» потерпел крушение, напоровшись на шпиль Лазуритовой крепости. С прискорбием вынужден сообщить, что пан Иохан барон Криуша был на борту во время несчастья. Среди спасенных пассажиров его нет, так же как и среди погибших. Обязательно сообщу, как только узнаю какие-нибудь новости. Пан Александр Даймие.
Письмо было адресовано герцогу Наньенскому. Так вот почему его не было за завтраком: не хотел брать на себя тяжелую обязанность горевестника. Ох уж эти мужчины, так и норовят улизнуть от ответственности…
Ядвися несколько раз перечитала письмо, пытаясь его осмыслить. Поверить в то, что Иохан пропал – а быть может, погиб, – было невозможно.
– Все будет хорошо, милая, – Офелия, внимательно наблюдавшая за ней, ласково прикоснулась к ее запястью. – Твой брат обязательно отыщется.
– Куда он вообще мог исчезнуть с дирижабля? – громко спросила Ядвися. Возвращать письмо она не спешила.
– Как только это станет известно, пан Даймие напишет…
– Ну да, а я должна сидеть и ждать? Ну уж нет. Я еду в Дюрвишту.
Офелия так перепугалась, что замахала на нее руками (в правой она все еще держала нож для масла), забыв о приличиях.
– Что ты, что ты! Куда ты поедешь! Так нельзя, не годится тебе ехать!
– Почему же? – Ядвися с грохотом отодвинула стул и встала. – Ведь это мой брат пропал, не так ли? Я хочу достоверно узнать, что случилось.
– Милая, ну нельзя же так! – простонала Офелия, но Ядвися не стала ее слушать и почти бегом ринулась из столовой. Нужно было как можно скорее собрать вещи и придумать, как улизнуть из дома, чтобы ее не остановили. Хорошо бы герцогиня не нажаловалась Иштвану, а то с него станется запереть Ядвисю в спальне…
На полпути ей вдруг вспомнились заплаканные глаза Эрики. Вот бедняжка, неужели она плакала из-за Иохана? Или просто ей с утра влетело за что-то от брата? Впрочем, нет, слишком спокойно он выслушивала рассуждения герцогини о воздушных катастрофах, и даже не вздрогнула, когда заговорили об исчезновении Иохана. Уж не настолько хорошо она умеет владеть собой! Значит, знала заранее. Жаль ее, подумала Ядвися. Ни слова ведь ни пикнет, будет страдать молча и реветь, тайком утирая слезы. Бедняжка.
А не взять ли ее с собой в Дюрвишту?
Эта мысль неожиданно понравилась Ядвисе. Если поехать вдвоем, никто не станет вопить о нарушении приличий. Да и веселее будет. Правда, раньше Эрика ей совсем не нравилась, но недавний разговор их как будто сблизил, и Ядвися даже почувствовала к герцогской сестре что-то вроде симпатии. Да, нужно ей предложить поехать вместе.
Оказавшись в своей спальне, Ядвися заперла дверь и вытащила из-под кровати саквояж, с которым приехала из дома. Раскрыла его, распахнула дверцы платяного шкафа и задумалась. Все наряды не увезешь, да и ни к чему. Не собирается же она порхать по балам. Она раздергала на вешалках платья, выбрала несколько попроще, свернула их и уложила в саквояж. Туда же отправилось белье, кое-какие украшения и прочие необходимые мелочи. И только уложив вещи, Ядвися вспомнила о том, о чем следовало подумать в первую очередь – о деньгах. Она уселась перед туалетным столиком и выдвинула один из ящиков, где лежало карманное издание модного романа пана Даймие о Великом Драконе. Меж листами книги заложены были несколько купюр. Ядвися неспешно их пересчитала и вздохнула досадливо: этих денег, пожалуй, хватило бы добраться до Дюрвишты, но жить в городе будет уже не на что. Придется что-то придумывать. Да вот можно, наверное, попробовать занять денег у того же пана Даймие. Раз он такой хороший знакомец брата…
Ядвися тщательно свернула банкноты трубочкой и спрятала их за рукав платья. Потом приоткрыла дверь и выглянула в коридор – не караулит ли кто ее, чтобы не сбежала? Никого не было видно. Приободрившись, Ядвися отправилась на поиски глупышки Эрики с твердым намерением уговорить ее ехать в столицу, чтобы на месте разузнать все о пропавшем пане Иохане.
Она тронула дверь в спальню Эрики, та оказалась незапертой. Без малейших угрызений совести Ядвися открыла дверь и тихонько вошла в комнату, не постучавшись. На всех окнах были подняты шторы, и внутрь широким потоком врывался солнечный свет. Вся залитая этим светом, Эрика сидела у туалетного столика, как недавно Ядвися. Только она не деньги считала, а мазала по лицу пуховкой, пристально глядя в зеркало. Ядвися, уже не таясь, подошла и встала рядом. Эрика пискнула и сунула пуховку под стол.
– Фу ты, гадость какая, – сказала Ядвися, разглядывая ее густо напудренное лицо. Ну, ясно, хотела скрыть следы слез. Только вот припухшие и покрасневшие веки никакой пудрой не спрячешь. – Ты сейчас на клоуна похожа, дурочка. Очень глупо.
Эрика вспыхнула – это было видно даже под толстым слоем пудры, – и вскочила. Губы ее задрожали.
– Ах, оставь меня, – всхлипнула она и с неожиданной резвостью выскочила за дверь.
– Вот так-так, – растерянно сказала Ядвися. Несколько помедлив, она тоже вышла в коридор и закрутила головой. Эрики уже не было видно, только вдалеке вроде бы послышались приглушенные рыдания. Ядвися пошла на звук. Где-то глухо хлопнула дверь. Спряталась, значит. Интересно, где? В герцогском дворце полно потайных покоев, и если Эрика наверняка знала их все или уж точно бОльшую часть, то Ядвисе никто экскурсию не устраивал. Правда, она и самостоятельно кое-что разузнала, но дворец был велик, всех ухоронок не отыскать.
– Вот глупо-то, – буркнула она и наугад пошла по коридору, то и дело останавливаясь и прислушиваясь.
Невидимая Эрика продолжала плакать, до Ядвиси доносились редкие приглушенные всхлипывания. Видимо, бедняжка сдерживалась изо всех сил, но горе ее одолевало. Хотя какое у нее могло быть горе? Пан Иохан всегда был для нее чужой человек, и вряд ли еще полгода назад ей было до него хоть какое-то дело. Ядвися понимала, что разумнее всего вернуться в комнату, схватить саквояж и улизнуть из дворца, пока не хватился герцог Иштван. Но что-то ее останавливало. Может, жалость к этой слезливой маленькой дурочке? Плакала-то Эрика не по кому-нибудь, а по ее собственному брату, и это не могло оставить Ядвисю равнодушной.
Она снова остановилась и прислушалась. Показалось или всхлипывания стали ближе? Как будто прямо за стенкой… Ядвися внимательно огляделась и вдруг увидела неприметную дверцу в стене, обозначенную только тонкой, как царапина от ножа, щелью. Она поискала какую-нибудь ручку, ничего не нашла и толкнула дверцу внутрь. И почувствовала сопротивление, как будто внутри кто-то стоял, навалившись спиной на дверь. Ядвися приникла к ней ухом и осторожно поскреблась.
– Эрика? Это ты?
Всхлипывания стихли, как будто Эрика зажала себе рот ладонью или платком. Ядвися поскреблась еще разок.
– Эрика? Прости меня. Это я по глупости сказала, про клоуна. Ну, прости.
– Уйди-и-и, – послышалось из-за двери жалобное.
– Ну, чего ты ревешь? – продолжала Ядвися, как будто уговаривала маленького ребенка. – Видишь, я же не реву. А ты тем более не должна.
Дверь слегка подалась.
– Да-а-а, – протянула Эрика. – Ты такая сильная. Я тебе завидую.
– И ничего не сильная, обычная, – Ядвися осторожно надавила плечом. – А плакать решительно не из-за чего. Ничего с Иоханом не случилось, жив он.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все тут.
Давление с той стороны дверцы внезапно ослабло, и Ядвися едва удержалась на ногах, буквально ввалившись в маленькую темную кладовку, заставленную швабрами и ведрами. Среди всей этой хозяйственной утвари стояла, понурившись, Эрика, и комкала в руках платочек. Ядвися взяла ее за плечи и решительно вывела на свет.
– Ой, какая же ты зареванная! Пойдем, приведем тебя в подобающий вид. А потом ты послушаешь, что я хочу тебе сказать.
Взяв Эрику за руку, Ядвися отвела ее к себе в спальню, а там усадила на кушетку и сама уселась рядом.
– Ну-ка, – она потянула из рук Эрики платочек, обшитый кружевом. Он оказался промокшим насквозь, и к тому же был совершенно истерзан, только что не разорван пополам. – Это ты его так изувечила? – удивилась Ядвися, поглядев на тоненькие и слабенькие пальчики герцогской сестры. – Дай-ка я его выкину. Оживить его уже не получится.
И чтобы слово не расходилось с делом, Ядвися бросила погибший платочек в корзину для бумаг, а из шкафа достала другой, украшенный ее собственной монограммой. И принялась стирать с лица Эрики пудру с прочерченными в ней слезными дорожками. Нос у Эрики покраснел, веки и губы припухли, и теперь она вовсе уже не казалась красавицей.
– Ну? Теперь ты успокоилась? – приговаривала Ядвися, орудуя платком. – Видишь, у меня не слезинки. А все почему? Потому что я верю в брата. Ну и что ж, что его не могут отыскать? Это вовсе не значит, что он погиб.
– Но куда он мог подеваться с дирижабля? – едва слышным голоском спросила Эрика.
– А вот это я и собираюсь выяснить.
– Как?
– Для начала поеду в Дюрвишту и лично встречусь с этим паном Даймие.
– Ой, – Эрика округлила глаза. – Сама поедешь?
– Конечно, сама. Не ждать же, пока Иштван раскачается…
Эрика посмотрела на Ядвисю так, словно та на ее глазах превратилась в Великого Дракона. Такая фамильярность по отношению к брату была для нее непостижима.
– А хочешь поехать со мной?
Эрика испуганно замотала головой.
– Ты что! Брат меня не отпустит.
– А мы его и спрашивать не будем, – ехидно улыбнулась Ядвися. – Думаешь, он меня отпустит! Как бы не так. Он же пообещался Иохану присматривать за мной. А это, очевидно, подразумевает, что я не должна выходить за парковую ограду.
– Ты такая смелая, – вздохнув, повторила Эрика. – А я… нет, я не могу поехать.
– Боишься?
– Да, – призналась Эрика. – Я ужасная трусиха.
– Иохану нравятся смелые девушки, – подковырнула ее Ядвися и тут же пожалела об этом: глаза герцогской сестры снова наполнились слезами. – Ну, будет, будет, – она поспешно протянула Эрике почти чистый платок. – Я пошутила. Иохану всякие девушки нравятся, в том-то и беда. Ну вот опять, что такое? – с досадой воскликнула она, когда по щекам Эрики покатились-таки слезинки. – Что же с тобой делать?
Вероятно, ей пришлось бы самой вытирать плаксе слезы, но в эту секунду в дверь постучали – негромко, но весьма решительно, а затем послышался голос герцога Иштвана:
– Панна Ядвига, вы у себя? Можно войти?
Ядвися стремительно вскочила, затолкала под кровать собранный саквояж и снова самым чинным образом уселась рядом с Эрикой. И только тогда сказала «войдите». В дверь просочился герцог Иштван. Выглядел он ужасно виноватым, но при этом изо всех сил старался показать, будто очень сердится. Ядвися едва не прыснула, глядя на него.
– А, Эрика, и ты здесь! Очень хорошо. Я как раз хотел поговорить с тобой.
– Конечно, брат, – покорно отозвалась Эрика и встала. Ядвися метнула в нее свирепый взгляд, но тут же спохватилась, поняв, что выдаст себя.
– Ну а вы, панна Ядвига? – герцог заговори с ней нарочито сердитым тоном. – Супруга рассказала, что за завтраком вы были грубы и не сдержанны. Я понимаю ваше огорчение, – («огорчение?!» – чуть было не завопила возмущенная Ядвися, все ее восхищение герцогом вмиг прошло), – но ведь пани Офелия ни в чем не виновата, незачем было ей грубить.
– Да я ни слова грубого ей не сказала! Я сказала только, что нельзя сидеть сложа руки и ждать известий!
– Но, панна Ядвига, мы же ничего не можем сделать. Уверен, гвардейцы уже ведут поиски пропавших. Нужно запастись терпением и надеяться на лучшее, а когда ваш брат отыщется, пан Даймие непременно сообщит об этом. Ехать же в столицу вам и ни к чему, да это и… неприлично.
Ядвися в последнюю секунду сдержалась, чтобы не ляпнуть какую-нибудь грубость (на этот раз по правде). Неприлично! А делать вид, что ничего не случилось, прилично? Тоже мне, сюзерен, друг и потенциальный шурин! Да ему просто плевать на Иохана. Внутри Ядвися так и кипела от негодования, но усилием воли заставила себя сидеть смирно, да еще и глаза опустила. Пусть Иштван думает, что она стыдится своего порыва и необдуманных слов.
