Текст книги "Очерки по истории еврейского народа"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 53 страниц)

В 1920 г. его заменил. еврейский отдел при комиссариате по делам, национальностей, тоже в скором времени упраздненный; с тех пор руководство идеологической работой среди евреев сконцентрировалось в руках "евсекции".

Однако, несмотря на все препятствия, различные еврейские общественные течения в Советском Союзе не прекратили окончательно свое существование. Даже сионистским организациям, не носившим определенного политического характера, а занимавшимся подготовкой к земледельческому труду и обучением ремеслам, была предоставлена возможность продолжать свою деятельность.

"Гехалуц" – рабочее движение, уделявшее особое внимание подготовке пионеров к переселению в Палестину, – пользовался некоторое время признанием властей, а подчас даже их поддержкой. До второй половины двадцатых годов в разных местах Советского Союза существовали созданные "Гехалуцом" учреждения и его пионерские звенья. Это движение находилось в контакте с органами рабочих партий Палестины и с крупными еврейскими организациями за рубежом, содействовавшими переключению евреев на сельское хозяйство (ЕКО; Агро-джойнт и др.).

Основоположником "Гехалуца" в России был один из видных деятелей еврейского рабочего {641} движения в Палестине, Иосеф Трумпельдор, в прошлом отличившийся своей храбростью, герой защиты Порт-Артура в русско-японской войне, потерявший на фронте руку.

"Гехалуц" посвящал много внимания культурным проблемам и внедрению иврита, и так как официально пользование этим языком не было запрещено, деятелям "Гехалуца" и других сионистских организаций удавалось время от времени добиться у властей разрешения на издание книги или на устройство литературного вечера на иврите.

В эти годы в Москве был основан театр "Габима", игравший на иврите. Его первые шаги были сделаны под руководством одного из самых выдающихся, русских режиссеров той эпохи – Вахтангова. Только после того как большинство еврейских писателей во главе с Бяликом (в 1921 г.) и "Габима" (в 1925 г.) переехали из Советского Союза в Палестину, культурная деятельность на иврите заглохла. Решающим фактором в искоренении иврита в СССР были репрессии со стороны правительственных органов. В конце двадцатых и в начале тридцатых годов немало работников еврейской культуры на иврите было брошено в тюрьмы или сослано в Казахстан и в Сибирь.

Волна кровавых погромов на Украине, бандитский разгул в Белоруссии, длительные и жестокие бои между поляками и Красной Армией, которые велись в "черте оседлости", – все это потрясло основы быта русского еврейства. Правда, советская власть с первых дней своего существования повела энергичную борьбу с антисемитизмом.

Уже в июле 1918 года Совет народных комиссаров обратился ко "всем Совдепам" с призывом принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения; погромщиков и ведущих погромную агитацию, предписывалось поставить вне закона. Все же антисемитские настроения продолжали играть далеко не второстепенную роль в отношении масс к евреям, особенно на западе СССР, и многие лишения в первые годы советской власти приписывались пагубному влиянию евреев.

Мировая и последовавшая за ней гражданская война, разрушившие промышленность и пути сообщения России, свели на нет {642} социально-экономическую основу существования сотен тысяч евреев, занимавшихся торговлей сельскохозяйственными продуктами и посредничеством между городом и деревней. Одним из самых тяжелых последствий этих событий было вырождение и распад еврейского местечка. У кого только была возможность, оставлял его.

Молодежь, обреченная на безработицу, перекочевывала в более крупные города или во внутренние районы страны. Когда "нэп" ("Новая экономическая политика") пришел на смену "военному коммунизму", возникли возможности экономической деятельности в порядке частной инициативы, главным образом в больших городах, и этот факт ускорил уход из местечка; там оставались лишь те, кто получал пособие от родственников из заграницы или сохранил связи с окрестными крестьянами, или же те, кто, обрабатывая пригородные земельные участки, сам стал полуземледельцем.

Однако и в больших городах СССР, куда в поисках источников пропитания потянулось большинство евреев из местечек черты оседлости, положение в 20-х годах было немногим лучше. И здесь царили голод и безработица, и новоприбывшим, в большинстве своем не имевшим никакой профессии, приходилось преодолевать невероятные трудности в борьбе за свое существование. Немногие, привезшие с собой некоторую сумму денег или сумевшие использовать свой опыт в торговле и ремеслах, открыли мелкие предприятия или магазины и превратились в частников-нэпманов, но огромное большинство наполнило собой ряды безработных, находившихся в почти безвыходном положении.

"Нэп" оказался кратковременным. Даже частичного восстановления государственной промышленности было достаточно для того, чтобы подорвать деятельность частников, не имевших постоянных источников сырья и обложенных непомерными налогами.

Бывший нэпман стал теперь "лишенцем", т. е. лишенным не только избирательного права, но и права на работу и жилье. Нередко ему и его семье отказывали в медицинской помощи, его детей не принимали в вузы, а иногда и исключали из школ. Ввиду того, что лишенцами были объявлены не только нэпманы, {643} но и все те, кто был "чуждого социального происхождения", – зачастую бедные лавочники или ремесленники, влачившие в прошлом самое жалкое существование, – число лишенцев среди евреев было огромным.

Нередко ретивые комсомольцы или зараженные антисемитизмом соседи "чуждых элементов" наклеивали оптом ярлык лишенцев на многих трудящихся евреев и их детей. Чтобы избежать этой участи, еврейские семьи оставляли насиженные места и отправлялись в большие города, где гораздо легче было скрыть "социальное происхождение".

Ярлык лишенца стал особенно тягостным в конце 20-х и начале 30-х годов, когда из-за продовольственных трудностей, связанных с коллективизацией, была введена карточная система на продукты. Лишенцу либо совсем не полагалось продовольственной карточки, либо был положен паек самой низкой категории.

Непомерный процент лишенцев евреев привел к тому, что советская власть предприняла попытку заново рассмотреть положение евреев. Переключение на сельское хозяйство казалось единственным путем, при помощи которого советское общество смогло бы превратить "мелких посредников" в "трудящийся элемент" и спасти их от голода. Об этом говорилось в решениях евсекции уже в 1919 году.

Правительство СССР одобрило эти планы, но систематически заняться ими оно смогло лишь несколько лет спустя. 29 августа 1924 года Президиум Всеросийского Центрального Исполнительного Комитета постановил учредить "Комзет" (Комитет по земельному устройству трудящихся евреев), а еще через год, в июне 1925 г., он утвердил предложение поселить на земле в течение ближайших нескольких лет 100.000 еврейских семей.

В действительности число осевших на земле никогда не достигло таких размеров, однако сельскохозяйственные поселения евреев развивались довольно быстрым темпом. Им были отведены земли в Белоруссии и на Украине, а затем был разработан план массового поселения в Крыму. По переписи населения от декабря 1926 года численность еврейских земледельцев достигла 155.400 человек, т. е. около 6% всех еврейских жителей страны, {644} а в 1928 году она увеличилась до 220.000 (8%). Доля еврейских кормильцев, занимавшихся сельским хозяйством, составила в октябре 1930 года 10,1%; это был рекордный процент евреев-земледельцев в Советском Союзе.

Достижения евреев в сельском хозяйстве вновь усилили тенденцию предоставить им национальные права в соответствии с общей политикой развития языков и культур различных национальностей, особенно в свете больших успехов "украинизации" и "белорусизации" в двадцатых годах.

В Белоруссии идиш был признан одним из четырех официальных языков, и им нередко пользовались в общественной жизни, хотя там не было еврейских автономных районов. Число местных советов в Белоруссии, языком которых был идиш, доходило в 1927 году до 22, а в 1935-до 27. На Украине было три автономных еврейских района и значительное количество сельских и городских советов, в которых официальным языком был идиш; в 1929 году еврейские советы существовали в 77 деревнях и в 69 местечках; в 1932 году – в 113 деревнях и в 55 местечках. В 1931 году на Украине насчитывалось 46 судов, разбиравших дела на идиш; в Белоруссии таких судов было 10; в РСФСР – 11.

Даже руководители евсекции говорили тогда о возможности создания автономной еврейской территории. 17 ноября 1926 года на первом съезде "Озет" (Общества земельного устройства трудящихся-евреев) председатель ЦИК СССР М. И. Калинин поддержал в своей речи "стремление сохранить свою национальность" тех евреев, которые испытывали душевную тревогу за ее существование. Он даже объяснил склонность еврейского общества к труду на земле не только влиянием экономических факторов, но и тем, что "в еврейских массах развилось чувство самосохранения, борьба за национальность" и что организация крестьянского земледельческого хозяйства в данных конкретных условиях есть, пожалуй, одно из наиболее действенных средств для самосохранения "еврейской нации, как нации". Калинин заявил:

"Когда на одном из заводов меня спросили: почему в Москве так много евреев? – я им ответил: если бы я был старый раввин, болеющий душой за еврейскую {645} нацию, я бы предал проклятию всех евреев, едущих Москву на советские должности, ибо они потеряны для своей нации".

Хотя этот взгляд не был разделен всеми членами советского правительства, он все же, несомненно, дал добавочный толчок стремлению найти территорию, сплошное заселение которой евреями могло бы содействовать развитию еврейской национальной жизни на новых, здоровых началах.

В поисках такой территории советское правительство остановилось на Биробиджане, находящемся на Дальнем Востоке. Летом 1927 года туда была послана обследовательная комиссия, и уже в апреле 1928 года там появились первые поселенцы. Один из руководителей евсекции А. Мережин в своем докладе на совещании "Озет" в 1929 году сказал:

"Надо вникнуть в положение людей, переселившихся туда и жестоко пострадавших в первое же лето и от гнуса и от наводнения и, вдобавок, потерявших свой скот от сибирской язвы. Как гнетуще, удручающе должно было это подействовать на всех переселенцев!

Среди биробиджанских переселенцев, потерявших свой скот от сибирской язвы, осталась одна коммуна, которая не потеряла ни одной головы скота. Это коммуна молодежи "Икор" из первого выпуска сельскохозяйственной школы на Курасовщине (около Минска). Весь выпуск отправился в Биробиджан и основал там коммуну, и вот у этой коммуны, которая жила на тех же самых участках, где живут все остальные переселенцы, у которых скот погиб, – у нее не погибла ни одна лошадь, ни одна корова. Это потому, что она состоит из детей крестьян, окончивших сельскохозяйственную школу, знающих, как нужно культурно обращаться со скотом.

Они отказывали себе в жилище, но построили первым долгом конюшни для скота, и, спасши его, сказали всем: "Не падайте духом, не думайте, что сибирская язва – это такое бедствие, против которого человек бессилен! Поднимите, как мы, знамя культуры, – у вас ни одна голова не погибнет". Залучили ли бы эту коммуну туда без лозунга: "В еврейскую страну!"? Пошел бы весь выпуск с.-х. школы туда? Я {646} очень сомневаюсь также в этом. Я сильно сомневаюсь также в том, пошел ли бы туда целый ряд тех работников, чрезвычайно необходимых, без лозунга: "В еврейскую страну!".

И если мы видим на опыте, что этот лозунг помогает освоению всей этой большой и трудной территории, помогает строительству нашего социалистического отечества, то не должны ли мы относиться к этому лозунгу, как к лозунгу, оживляющему и революционизирующему, апеллирующему к молодому и смелому, а не к отсталому и консервативному, апеллирующему не к национальным предрассудкам, не к древним предкам и гробницам, а прочь от них – к новому социалистическому будущему?"

Однако заселение Биробиджана не увенчалось успехом. За первые пять лет туда прибыло 20.000 поселенцев, из которых 60% вскоре покинули его. Все же в мае 1934 года Биробиджан был провозглашен "Еврейской автономной областью", хотя евреи не составляли даже 20% его населения.

В этот же период в Европейской части России были предприняты шаги к созданию новой культуры на идиш. В местечках из года в год заметно увеличивалось число учащихся в школах, в которых преподавание велось на идиш. В начале тридцатых годов эти школы в Белоруссии насчитывали свыше 30.000 учеников, а на Украине – около 90.000. Но т. к. не было возможности продолжать занятия на идиш в высших учебных заведениях или использовать приобретенные в еврейских неполных средних школах знания на предприятиях и в учреждениях, вскоре дети стали покидать учебные заведения на идиш.

Этому содействовало также отсутствие какого-либо национального содержания в учебной программе этих школ, не включавшей ни еврейской истории, ни языка еврейской исторической культуры – иврита, ни богатейшей еврейской литературы всех времен, кроме некоторых писателей на идиш, как Менделе Мойхер Сфорим и Шолом-Алейхем, и новой советской литературы на этом языке. Литература на иврите жестоко подавлялась, такие замечательные поэты, как Хаим Ленский и Элиша Родин, преследовались и ссылались.

{647} Все же двадцатые годы – период культурного расцвета евреев в СССР. Большое число книг и брошюр на идиш выпускалось государственным издательством. Появились молодые писатели коммунисты, как, например, Изи Харик и Ицик Фефер, и даже видные писатели – некоммунисты, покинувшие Россию после революции, начали возвращаться туда в убеждении, что только в этой стране существуют реальные условия для развития еврейской культуры.

Так, во второй половине двадцатых годов в Советском Союзе сконцентрировалась группа выдающихся писателей на идиш: Давид Бергельсон, Перец Маркиш, Дер Мистер (псевдоним Пинхаса Кагановича), Давид Гофштейн, Мойше Кульбак, Лейб Квитко и др.

Значительных успехов достигли и театры; некоторые из них, как, например, Московский еврейский государственный камерный театр под руководством С. Михоэльса, отличались своим высоким уровнем; в Москве, Киеве и Минске имелись драматические студии на идиш.

В двадцатых годах продолжалась в некоторой мере в СССР и научно-исследовательская работа по истории и литературе еврейского народа, достигшая значительного развития в России еще в начале XX в. Были основаны два новых научных института: "Институт еврейской пролетарской культуры" при Украинской академии наук и еврейский отдел Белорусской академии. Они опубликовали ряд литературных и филологических исследований и несколько книг об общественном брожении и классовой борьбе в русском еврействе в XVIII и XIX вв., а также труды по истории еврейского рабочего движения. Журналы "Еврейская старина", "Еврейская летопись" и др. тоже все еще продолжали свое существование.

Однако, в общем, двадцатые и тридцатые годы были периодом массовой культурной ассимиляции евреев и их перехода от еврейской культуры к русской и с идиш на русский язык.

Это немедленно выразилось в усиленном участии евреев в литературе, науке и искусстве народов СССР, и в первую очередь в творчестве на русском языке.

На смену представителям русско-еврейской литературы, т. е. писателям, пишущим на еврейские темы в еврейских органах печати для еврейской публики, как {648} Семен Фруг, Николай Минский (в первые годы своего творчества), Давид Айзман, Соломон Юшкевич, творившим в основном в дореволюционные годы, приходят поэты, как Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Самуил Маршак, Вера Инбер, Павел Антокольский, Эдуард Багрицкий, Михаил Светлов, Иосиф Уткин, Александр Безыменский, а затем представители более молодого поколения – Маргарита Алигер, Евгений Долматовский, Борис Слуцкий, Иосиф Бродский, прозаики Илья Эренбург, Андрей Соболь, Исаак Бабель, Веньямин Каверин, Михаил Кольцов, Эммануил Казакевич, Лев Кассиль, Василий Гроссман.

Среди писавших на украинском языке следует отметить Леонида Первомайского, Натана Рыбака, И. Стивуна; на белорусском – Змитрока Бядулю (Самуила Плавника), одного из основоположников белорусской литературы.

В области литературной критики и литературоведения заняли важное место Михаил Гершензон, Абрам Эфрос, Юлий Эйхенвальд, Аркадий Горенфедьд, Виктор Шкловский, Леонид Гроссман, Илья Зильберштейн, Петер Коган.

В области изобразительного исскуства следует отметить Марка Шагала (в первые годы после революции), Илью Гинзбурга, Давида Штернберга, Натана Альтмана, Эли Лисицкого, Б. Ефимова, А. Синклера, Р. Фалька.

Старое поколение евреев-композиторов – Ю. Энгель, А. Крейн,

М. Гнесин – занималось изучением еврейской народной музыки. Они оказали также немалое влияние на музыкальное образование в России. С тридцатых годов начинают отличаться ряд блестящих музыкальных исполнителей: Э. Гилельс, Д. Ойстрах, Л. Коган, М. Рейзен, В. Ашкенази, Я. Финер, Я. Зак, С. Фейнберг, Г. Гинзбург, М. Гринберг, М. Полякин.

В области естественных наук важнейший вклад внесли А. Ф. Иоффе, Л. О. Мандельштам, С. Н. Бернштейн, В. Ф. Каган, Л. Д. Ландау, Г. С. Ландсберг. Я. И. Френкель, А. А. Фридман, И. Е. Тамм, В. И. Векслер, И. М. Франк, А. Н. Фрумкин, Д. Л. Талмуд, С. Э. Хайкин, А. И. Китайгородский, С. В. Фалькович, Л. С. Лейбзон и многие другие.

В общественные науки – Е. Варга, И Рубин, И. Трахтенберг,

М. Рубинштейн, Д. Розенберг, Е. Тарле, Ц. Фридлянд, Е. Липшиц,

А. П. Каждан, И. Минц, {649} А. С. Ерусалимский, А. Деборин,

М. М. Розенталь, Э. Кольман, Б. Быковский, О. Трахтенберг, Т. Ойзерман.

***

С началом пятилеток советская промышленность абсорбировала безработные еврейские массы, которые с тех пор начали быстро свыкаться с новыми условиями жизни и труда, с языком окружающей среды и с ее понятиями и обычаями.

С большой скоростью проходил процесс пролетаризации и перехода к физическому труду. В 1926– 1935 гг. число евреев, добывавших себе пропитание физическим трудом, увеличилось втрое, и оно составляло около половины трудящихся из среды еврейского населения.

В течение нескольких лет значительная часть их стала квалифицированными рабочими.

По данным переписи населения 1939 года, 50% еврейских трудящихся были квалифицированными рабочими, 40% – полуквалифицированными и лишь 10 % неквалифицированными.

Число еврейских учащихся в высших учебных заведениях тоже росло быстрым темпом; в то время, как евреи составляли меньше 2 % всего населения Советского Союза (1927/28 гг.), их было 14,4 % из общего числа студентов, а в 1935 году, несмотря на огромный приток учащихся всех советских национальностей в вузы 13,3 процента. Многим из детей тех евреев, которые сами подверглись процессу пролетаризации, удалось окончить высшие учебные заведения и влиться в ряды передовой интеллигенции.

В мощный государственный аппарат СССР включились десятки тысяч евреев-инженеров, врачей и педагогов; некоторые из них заняли в нем видное положение. Среди выдающихся ученых Советского Союза было немало евреев; заметным стало их участие также в культурной и художественной деятельности.

Одновременно с этими сдвигами шел все более интенсивный процесс расселения евреев по всей территории Советского Союза; выпускники высших учебных заведений были обязаны, закончив образование, работать всюду, куда их направляли. В то же время увеличилось число евреев в больших городах, являвшихся административными, экономическими и культурными центрами обширных областей.

В 1939 году около 40 процентов всех {650} евреев СССР жило в шести городах – в Москве, Ленинграде, Одессе, Киеве, Харькове, Днепропетровске.

Тридцатые годы были годами упадка еврейской национальной культуры в СССР и максимального сближения евреев с окружающей средой. Этому способствовал целый ряд факторов: исключительно быстрое внедрение евреев в экономику и культуру страны; их участие, намного превосходившее их процент в населении, в хозяйственном и культурном строительстве; отсутствие национальных основ в сельскохозяйственном поселении, как в Европейской части СССР (одной из важнейших причин ухода из еврейских коммун была начавшаяся в 30 годах политика т. н. "интернационализации", т. е. включения еврейских колхозов в украинские и белорусские), так и в Еврейской автономной области; игнорирование культурно-национального наследия в еврейской школе; тяжелое положение еврейских религиозных общин, служивших постоянной мишенью для правительственной антирелигиозной пропаганды и не имевших ни средств, ни свободы действия для содержания синагог, подготовки раввинов, печатания молитвенников, Библии и Талмуда.

Все это происходило на фоне подавления национальных культур народов СССР вообще под лозунгом борьбы с "националистическими уклонами" (на этой почве покончил самоубийством в 1933 г. старый украинский большевик Скрыпник), усилившегося с началом сталинского террора против видных партийных деятелей после убийства Кирова в декабре 1934 г., и с разгулом "органов безопасности" во главе с Ежовым и Берией.

Режим террора и беззакония в первую очередь сказался на положении евреев. Еще в конце 20-х годов были закрыты все некоммунистические организации и научно-исследовательские учреждения, а в 1930 г. была распущена и евсекция.

Борьба с антисемитизмом, которая велась в высшей степени энергично в 1927-1932 гг., совершенно прекратилась. Много еврейских коммунистов было в 1934-38 гг. арестовано, расстреляно или сослано в концлагеря, среди них такие видные писатели, как Изи Харик, и Мойше Кульбак.

Ряд руководителей Еврейской автономной области и бывших главарей евсекции и других {651} еврейских учреждений был также репрессирован. Была запрещена деятельность еврейских зарубежных организаций, как ЕКО и Джойнт. Резко сократилось издание книг и журналов, а вместе с тем и литературная деятельность. В начале 1939 г. было даже внесено предложение издавать произведения еврейских писателей, творивших на идиш, не в оригинале, а в переводе на русский или украинский языки.

Еврейский народ подвергся в СССР быстрой насильственной ассимиляции, которая, как казалось, должна была подточить основы его национального существования.

Во второй половине 1939 г. и в течение 1940 г. к Советскому Союзу были присоединены обширные области Западной Украины и Западной Белоруссии, Прибалтийские страны, Бессарабия, Буковина и Закарпатская Русь.

К 3.020 тыс. евреев – по переписи от января 1939 г. прибавилось еще около двух миллионов из этих районов. Несмотря на административные преграды, между "западниками" и евреями Советского Союза, проживавшими в прежних границах, быстро наладились родственные связи.

В новых областях продолжали еще некоторое время функционировать еврейские общины, организация, учебные заведения и научные учреждения. Однако все партии были сразу распущены, иврит запрещен и школьные программы изменены. Десятки тысяч "ненадежных элементов" были арестованы и сосланы в Сибирь и в Казахстан.

Все же общение с собратьями из западных районов усилило биение пульса еврейской жизни и в старых границах СССР. Выяснилось, что еще живы еврейская культура и еврейская солидарность, особенно на фоне нависшей гитлеровской опасности извне и растущего антисемитизма внутри страны.

В эти годы были почти целиком "очищены" от евреев высший партийный аппарат, министерство иностранных дел и ряд других государственно-административных секторов. И хотя после пресловутого "пакта о ненападении" между Молотовым и Риббентропом в СССР было запрещено даже упоминание зверинного антисемитизма нацистов, еврейские массы инстинктивно предчувствовали приближавшуюся смертельную опасность.

{652}

Глава четвертая

РАСЦВЕТ ЕВРЕЙСКОГО ЦЕНТРА В США; ЕВРЕИ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ СТРАН ПОСЛЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Борьба за права национального меньшинства, являвшаяся одной из центральных проблем еврейской жизни в Восточной Европе, почти совсем не коснулась евреев в США, в Западной Европе и в некоторых странах Центральной Европы, как, например, в Германии и Италии.

Ассимиляционные тенденции были там настолько сильны, что их общественная деятельность, как евреев, ограничивалась исключительно областью религии и филантропией, направленной главным образом на поддержку новоприбывавших иммигрантов или преследуемых собратьев в других частях света.

Вера в то, что правовая эмансипация и демократический образ правления в этих государствах обеспечивают место евреев и их постепенную интеграцию в окружающую среду, была непоколебима. Даже национально настроенные круги еврейства этих стран и приверженцы сионистского движения, довольно сильно развитого в США и в Англии, считали, что задачей сионизма является помощь преследуемым и угнетенным евреям Восточной Европы и Оттоманской империи, а не разрешение их собственных жизненных вопросов.

Все же эмиграция, приведшая десятки и сотни тысяч евреев в Америку и в Западную Европу, в начале XX в. и возобновившаяся с новой силой после Первой мировой войны, перенесла и в новые центры идеологические, национальные и социальные течения и способствовала укреплению чувства еврейской солидарности.

Эта массовая эмиграция сама по себе привела к оживленному обсуждению "еврейского вопроса" в западных странах. Как справедливо заметил президент США Вениамин Гаррисон в своем послании к Конгрессу в 1891 г., антисемитская политика русского правительства, "заставляющего свыше миллиона евреев покинуть Россию в течение немногих лет", является важным фактором в жизни других стран, так как "приказ оставить одну страну служит {653} естественным образом приказом вселиться в другую".

Часть американской общественности в конце XIX в. и в начале XXв. выступила против "новой иммиграции" из стран Восточной и Южной Европы, большинство которой составляли католики и евреи.

Послышались голоса, требовавшие защитить "старых американцев" от наплыва пришельцев нежелательных рас и верований, и с этой целью организовалось "Общество по ограничению иммиграции". С 1898 г. иммиграционные власти стали регистрировать не только страну, из которой прибыл эмигрант, но и его "расу", и таким образом в их списках впервые появились и "еврейская раса" (Hebrew race).

В газетах, ведших агитацию против иммиграции, подчеркивалась физическая слабость евреев, их нищета, их "наглость", их склонность концентрироваться в "гетто" больших городов и т. п. Да и многие иммигранты, в особенности немцы и поляки, привозили с собой антисемитские учения и лозунги.

В 1907 г. американский Конгресс назначил специальную комиссию для исследования причин эмиграции из разных стран и изыскания путей к контролю над ней.

Антисемитское брожение приняло такие размеры, что в 1913 г. еврейские круги США сочли необходимым основать в Чикаго "Лигу против клеветы" ("Anti-detamation league"), заданием которой было бороться с антисемитизмом в Соединенных Штатах.

Даже в Англии, классическом убежище преследуемых во всем мире, возросло недовольство из-за наплыва массы "чужих нищих". Несколько раз были назначены особые королевские комиссии для выяснения этой проблемы. Комиссия, занимавшаяся между прочим и исследованием причин эмиграции из России, заслушала в 1902 г. мнение экспертов, в том числе д-ра Т. Герцля.

В отличие от позиции либералов, во всех других политических партиях выкристаллизовалась тенденция ограничить иммиграцию, причем в определенных кругах она была связана с явно антисемитским подходом к вопросу. После длительной общественной борьбы в 1905 г. был принят "закон о чужестранцах", ограничивший в значительной степени иммиграцию.

Хотя еврейская иммиграция во Францию и Германию {654} была значительно меньше, все же действовавшие в этих странах антисемитские партии использовали ее в огромной мере для целей своей агитации.

Новая волна антисемитизма поднялась в Европе в конце Первой мировой войны, особенно в Германии. Поражение и последовавшие за ним экономический кризис и инфляция, а также видное место, которое заняли некоторые лица еврейского происхождения в политической жизни страны в первые годы существования Веймарской республики, – все это вновь создало почву для нарастания антисемитских настроений.

Особенно отличались в распространении юдофобской агитации бывшие придворные круги и юнкерство, потерявшие свое былое влияние и прежние позиции в государственном аппарате и в армии, а нередко и свои обширные поместья в Восточной Германии. Наряду с ними выделялись немецкие помещики из Прибалтики, бывшие царские офицеры и чиновники, бежавшие в Германию после Октябрьской революции. Они завезли с собой в Германию и в другие западноевропейские страны ненависть к евреям как к "большевикам", вместе с такими "шедеврами" русской антисемитской пропаганды, как "Протоколы сионских мудрецов".

Эти "Протоколы" были, несомненно, сочинены агентами царской охранки в Париже в последние годы XIX в. Авторы "Протоколов" воспользовались памфлетом, написанным французским адвокатом Морисом Жоли в шестидесятых годах прошлого века и направленным против императора Наполеона III. Они оставили текст почти целиком в первоначальном виде, приправив его лишь различными "перлами" из обширной международной антисемитской литературы и, очевидно, под впечатлением созванного тогда Первого сионистского конгресса, назвали свое творение "Протоколами сионских мудрецов".

Согласно "Протоколам", существует руководство "мирового еврейства", развивающее систематическую конспиративную деятельность, направленную против народов мира, и стремящееся к воцарению беззакония и установлению еврейского господства. Это руководство упорно прилагает усилия к натравливанию христианских народов друг на друга и к подрыву их экономических, {655} культурных, моральных и политических устоев, надеясь таким путем достичь осуществления своего владычества во всем мире.

"Протоколы сионских мудрецов" попали случайно в начале текущего столетия в руки одного русского мистика, пользовавшегося некоторое время расположением царского двора, и были им опубликованы на русском языке.

В России этот вымысел не произвел большого впечатления, хотя и был переиздан в годы первой русской революции, но в переводе на ряд европейских языков после Первой мировой войны он вызвал многочисленнейшие отклики.

Широкое распространение получили "Протоколы сионских мудрецов" в Германии, где в то время подвизались всевозможные "специалисты по русскому вопросу" из среды прибалтийских немцев. Они доказывали, что русская революция это дело рук евреев, что во главе советского правительства и Третьего интернационала стоят евреи: Ленин (мать которого будто бы была еврейкой), Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов, Иоффе, Радек, Сокольников и др., выполняющие приказы "сионских мудрецов". Вышедший из этого круга будущий теоретик нацизма Альфред Розенберг опубликовал тогда свою расистскую и антисемитскую книгу "Миф XX века" и ряд других писаний в том же духе.