Текст книги "ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ 1"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)

– А что, Голем, бедуины действительно больные люди?

– Физически – нет, конечно.

– Бросьте, Голем, вы же психиатр, и я не о физических болезнях вас спрашиваю.

Голем опрокинул рюмку коньяку, несмотря на изрядное ко– личество выпитого до этого пива, и сказал:

– Видите ли, Виктуар, о том, что такое психическое за– болевание, современная наука имеет очень слабое представле– ние. Совершенно не исключено, что это мы все больны, а беду– ины абсолютно здоровы.

– Простите, доктор, но это же старо как мир, – отмах– нулся Антон, – мне просто скучно вас слушать.

– А мне скучно слушать вас всех, – вдруг жарко зашепта– ла на ухо Виктору Селена. – Пойдемте отсюда, а!

– Куда? – также шепотом поинтересовался Виктор.

– Какая разница – куда. Я давно хотела с вами погово– рить.

– Хорошо, милая. Сейчас пойдем. Подождете минутку?

«Вот это да, – думал Виктор, вставая и подходя к стой– ке, – вот это да!»

– Тэдди, сделай мне «мартини» со льдом в термосе. И джину – в маленьком плоском. Ладно? Я возьму с собой.

– Господин Банев, у меня для вас всегда готово заранее. Возьмите.

Он попрощался со всеми кивком, демонстративно взял Се– лену под руку и, выходя из ресторана, еще услышал, как Квад– рига вещал за столиком:

– Скорпионы. Кактусы. «Стингер» на плече. И песчаные бури.

2

Было такое ощущение, что на улице стало еще жарче. Се– лена взяла невероятно высокий темп, и Виктор мгновенно взмок.

– Мы куда-то торопимся? – поинтересовался он.

– Да, – откровенно призналась девушка. – На самом деле я бы очень хотела быть на центральной площади ровно в пять.

– А-а-а, – протянул Виктор.

Очень мило, если эта хитрая девчонка назначила на пять часов свидание, а меня решила использовать в качестве прово– жатого (в сиесту, говорят, небезопасно ходить по городу од– ной) или, того веселее, если она станет давить на психику своего хахаля: «Видал, какие люди со мной ходят. Сам писа– тель Банев! Не читал, что ли, темнота?!»

На углу проспекта Свободы и улицы Новых гуманистов (бывшей Патриотической) стоял огромный туравтобус, и в него грузились загорелые мордовороты из прославленной команды ва– терполистов «Речные волки». В городе поговаривали, что бас– сейна спортивном комплексе переоборудован в обычную площадку и «Волки» готовятся теперь к чемпионату по гандболу, вспоми– нали даже анекдот про психов, которым обещали налить воду в бассейн, если будут хорошо себя вести. А несчастным спорт– сменам, похоже, и того не обещали: лица у них были понурые и блестящие от пота.

«Господи, куда же она так несется? – еще раз подумал Виктор. – Действительно, опаздывает на свидание».

Но когда перед ними открылась площадь, он оставил эти мысли. На площади было что-то не в порядке. Слишком много народу было на площади. День Независимости, понятно. Но как-то совсем не празднично гулял сегодня городской люд: все кучнились небольшими группками – старики отдельно, женщины отдельно, военные – отдельно. Большим красным пятном выделя– лись коммунисты. И серыми крысами шныряли президентские гвардейцы. Длинные черные фигуры полицейских маячили в спе– циально отведенных для них местах, усиленно пытаясь убедить себя и окружающих, что все в порядке, все хорошо, пока они стоят на страже закона, хотя давно уже стало общеизвестно: сторожить в этом городе и нечего, и некому.

И вдруг Виктор понял, что было самым странным на цент– ральной площади. Здесь совсем не было случайных людей: оди– ноких старушек, мамочек с колясками, веселых пьяниц, распе– вающих патриотические песни, деловитых бизнесменов с дипло– матами, работающих даже по выходным, зевак, пришедших погла– зеть на демонстрацию и митинг, бедуинов, молчаливо бредущих сквозь толпу, праздношатающейся молодежи, и совсем, совсем не было детей – этих вездесущих мальчишек и девчонок, удрав– ших из дома несмотря на запреты родителей.

Виктор мог бы счесть себя единственным случайно пришед– шим человеком, но это тоже было не так – ведь его привела Селена, спешащая точно к пяти часам.

Было уже без двух, когда со стороны набережной послы– шался приглушенный неясный шум, а затем в облаке пыли на площадь вступила колонна демонстрантов. Демонстрантов ли?

Все в одинаковой песочной форме цвета сафари, в пана– мах, в высоких легких ботинках на пробковой подошве и с го– лыми руками. Оружие было только у лидеров, вышагивающих впе– реди, – пистолеты в кобурах и несколько автоматов. Они шли молча, без музыки, без флагов и транспарантов, не в ногу, но очень, очень стройными рядами.

Полицейские даже не шелохнулись. А собравшиеся на пло– щади уступили колонне дорогу. Все, даже краснознаменные ком– мунисты, опасливо сместившиеся в угол. Гвардейцы же двига– лись вдоль колонны с обеих сторон, явно сопровождая ее, не– понятно было только, охраняют ли они колонну от толпы или, наоборот, всех остальных людей – от демонстрантов.

Демонстранты… Это были дети. Ну, может быть, не сов– сем дети, правильней было бы сказать, тинейджеры, но среди них точно не было никого старше двадцати, и Виктор готов был поклясться, что пареньку и девчушке, шагавшим с автоматами в руках по обе стороны от уже знакомого ему Фарима в первом ряду, не исполнилось еще и пятнадцати. На загорелых, свежих, совсем не потеющих в эту жару лицах была радость и уверен– ность в себе, они шли как победители, как хозяева этого го– рода. Младшие ни в чем не отставали от старших, девчонки – от ребят. Дети-солдаты, нет – дети-офицеры, дети, облеченные знанием и властью.

Зрелище было ошарашивающе непривычным, диковатым даже, но – вот удивительно! – не страшным. Вспоминался почему-то не гитлерюгенд, а скаутский лагерь и массовые спортивные праздники времен его детства.

Виктор посмотрел на Селену. Она улыбалась. Губами – лишь чуть-чуть, едва заметно, а в глазах ее зеленым костром пылал настоящий восторг.

– Почему ты не с ними? – спросил Виктор, очень естест– венно перейдя на «ты». В тот момент он говорил ей «ты» не как женщине, а как ребенку, восторженному ребенку, любующе– муся красивым праздничным шествием.

– Не знаю, – ответила она рассеянно, не оборачиваясь, а потом сверкнула глазами в его сторону и добавила: – У нас нет обязаловки. А сегодня я просто хотела посмотреть на на– ших со стороны. Иногда это бывает очень важно.

Колонна уже целиком заполнила площадь и вдруг по едва слышному приказу с невероятной быстротой перестроилась в ги– гантское кольцо, в центре которого начала стремительно вы– растать живая пирамида. Гвардейцы тоже быстро перестраива– лись в линию по кругу.

– Правда, здорово?! – выдохнула Селена, оглянувшись на Виктора всего на какое-то мгновение.

– Не знаю, – раздумчиво произнес Виктор в тон ее преды– дущему ответу. – Ты можешь мне, в конце концов, объяснить, что здесь происходит?

– Не сейчас, – почему-то шепотом ответила Селена.

Тысячи детских фигур цвета сафари застыли, словно ока– меневшие, и все остальные на площади тоже настороженно за– мерли. Только раскаленный воздух дрожал над толпой, над до– мами, над высохшими деревьями. И если бы не струйки пота, противно стекающие по вискам и по спине Виктора, можно было бы решить, что это само время остановило свой бег.

На самой верхушке пирамиды в середине живого кольца Фа– рим вскинул вверх левую руку со сжатыми в кулак пальцами, и этот жест над абсолютной неподвижностью тысяч окаменевших тел показался криком в тишине. Все взоры на площади были сейчас прикованы к его поднятой руке. Стало как будто еще тише, если только это было возможно. И тогда Фарим закричал:

– Бедуины!!! Вы слышите меня, бедуины!

Никаких бедуинов вокруг не было, и Виктор подумал, что, видимо, кто-то из них сошел с ума: либо он сам, либо этот предводитель игрушечных солдатиков.

– Бедуины! – кричал юный вождь. – Ваше время кончилось! Теперь наступает наше время! Вам конец, бедуины! Наступает время новых людей! Время свободы и независимости!

И Виктор уже приготовился заскучать от привычного до оскомины потока фраз, с неизбежностью завершаемого здравица– ми типа «Слава свободному народу!» или «Слава господину пре– зиденту!», когда Фарим неожиданно оборвал свое помпезное выступление, выкрикнув напоследок совсем иные слова:

– Смерть бедуинам!

– Смерть бедуинам!!! – громовым эхом отозвался весь строй цвета сафари.

И в тот же миг пирамида рассыпалась, а кольцо, окружав– шее ее, стало стремительно шириться, шириться, не теряя при этом своей идеально круглой формы. И в этой невозможной, не– мыслимой слаженности движений было что-то дьявольское, они действовали как машины – не как люди, и они уже не шли по площади, а бежали, рассекая толпу, пронзая оцепление, легко перепрыгивая через железные ограждения, изящно огибая углы домов и припаркованные автомобили, прошивая насквозь дворы, переулки, сады с чахлыми деревьями, они бежали лучами, от центра к окраинам города, но не панически, спасаясь от ко– го-то (от кого им было спасаться?) и не стремясь успеть ку– да-то (куда им было спешить?) – нет, они бежали грациозно, как чемпионы, совершающие круг почета, и яростно, как солда– ты, поднявшиеся в атаку и уверенные в своей победе.

Очень скоро площадь опустела. И вот тогда Виктор увидел бедуинов. Он бы не поручился, что их там не было раньше, но увидел он их только теперь. Бедуины стояли на крышах всех домов вокруг площади, очень близко к краям, через равные, метра в три, промежутки друг от друга, стояли молчаливые, темно-синие и безоружные. Как всегда. Стояли и смотрели вниз на суетливо мельтешащие красные флаги, на испуганно вжавших– ся в стены женщин и стариков, на неподвижных, невозмутимых, словно неживых полицейских, на гвардейцев, привычно вскинув– ших карабины, отступающих поближе к домам и глупо водящих стволами из стороны в сторону.

– Отсюда надо уходить, Виктор, – сказала Селена все тем же шепотом, то ли испуганным то ли восторженным. – Пора. Пойдемте!

– Куда? – поинтересовался он, впрочем совершенно с нею согласный, что отсюда в любом случае пора уходить.

– Ко мне на дачу, – шепнула Селена. – Я же хотела с ва– ми поговорить.

И в этот момент раздался первый выстрел. Очевидно, кто-то из гвардейцев все же не выдержал. Не дожидаясь второ– го выстрела и натиска очумевшей толпы, они кинулись вверх по переулку петляющим шагом. Виктор только еще успел оглянуться и заметить, что над крышами стало пусто, – ни одного бедуи– на, ни одного, только белое, выцветшее небо.

3

– Тебе не жарко? – спросил Виктор, когда они уже мино– вали пару кварталов и шли по совсем пустой улице в сторону вокзала. Сам он был очень мокрый и тяжело дышал.

– Жарко, – сказала Селена, – просто я тренированная, вот и не потею.

«Просто ты молодая», – подумал Виктор, но не сказал этого.

Зачем подчеркивать разницу в возрасте, тем более после всего, что они видели на площади? Он как-то совсем не хотел комментировать увиденное, заранее чувствуя, что у них будет слишком разное отношение к этим ребятам. И к бедуинам. И да– же к коммунистам. Может быть, только к серым гвардейцам они относятся одинаково нежно. Но это уже не спасает дела. А ему хотелось сегодня чувствовать себя молодым и влюбленным, да он и был таким, и эта девчонка ему чертовски нравилась неза– висимо от ее политических взглядов.

– Может быть, нам следует что-то купить по дороге? – поинтересовался Виктор. – Мороженого или фруктов. А «марти– ни» у меня с собой, в термосе.

– Но я же сказала, что пью сегодня только замороженный «дайкири».

– А ты его делаешь прямо у себя дома?

– Да. Имеется шейкер и все необходимое. Мороженое и фрукты тоже есть.

– Ладно, – смирился Виктор (он как-то не подумал, на какую именно дачу его пригласили), – тогда я тоже согласен пить исключительно «дайкири». А мы что, поедем на поезде?

Они пересекали вокзальную площадь, посреди которой тор– чал бэтээр в маскировочной пустынной раскраске и два изму– ченных жарою десантника лениво опирались на автоматы рядом с броней.

– На электричке, – поправила Селена. – Три остановки. Просто мой «ситроен» остался в гараже, потому что меня при– везли в город. А обратно я вас подброшу.

– Давненько я не ездил на электричках, – сообщил Вик– тор. – А что, они еще функционируют?

– Не знаю, я тоже очень редко на них езжу. Заодно и посмотрим.

Электрички функционировали. Впрочем, из четырех выжжен– ных солнцем перронов лишь один проявлял признаки жизни: вдоль него к шестивагонному составчику, объявленному к отп– равлению через восемь минут, подтягивались немногочисленные пассажиры.

Вагон, в который вошли Селена и Виктор, был практически пуст, только с одной стороны, прислонившись к стеклу, сидел бедуин. Кисти рук его были спрятаны в рукава, ступней не бы– ло видно под сиденьем, а капюшон, надвинутый на глаза, прак– тически закрывал лицо. Из синего бурнуса торчала лишь курча– вая черная борода.

Селена ничего не сказала, и Виктор решил промолчать, лишь слегка покосился в сторону девушки. А бедуин как бы и не заметил их, может быть, действительно дремал.

С трудом найдя скамейку с непорезанным сиденьем, Виктор пропустил Селену к окну и сел сам, выбирая тему для светской железнодорожной беседы. Ситуация была для него несколько нестандартной, но в следующую секунду она стала еще нестан– дартней.

В вагон с решительностью линейного патруля вошли шесть или семь мальчишек в сафари, очевидно только что вернувшихся с площади, и сразу обступили бедуина. Бедуин поднял глаза черные, как маслины, и, выбрав, по своему разумению, старше– го среди юнцов, принялся его изучать усталым, спокойным взо– ром.

Заговорил другой, причем заговорил громко, как Фарим на митинге:

– Уважаемый господин, вы должны покинуть муниципальный транспорт! Немедленно!

Виктор уже почувствовал, как у него зачесались кулаки, но на всякий случай полюбопытствовал, наклонившись к ушку Селены:

– Мы с тобой что, сели в вагон «только для белых»? У нас уже появились такие?

– Да нет, – слегка раздраженно и быстро принялась объ– яснять Селена, – у нас муниципальный транспорт бесплатный, городские власти еще с начала прошлого года установили спе– циальный транспортный налог, а бедуины, как известно, ника– ких налогов не платят, ну, поэтому им и не полагается поль– зоваться трамваями, автобусами и электричками.

– Вот как? А еще кому? Детям, инвалидам, многодетным матерям, рэкетирам, торговцам, работающим «в черную»? Кто там у нас еще не платит налогов? Может быть, писателям, из– дающимся за границей?

– Успокойтесь, Виктор! Я же не сказала, что сама считаю точно так же.

– Ну уж нет! – Виктор поднялся. – Пусть лучше эти твои друзья успокоятся.

А друзья совсем не собирались успокаиваться. Поскольку бедуин упрямо и в общем-то вызывающе молчал (Виктору даже показалось, что он разглядел в густой черной бороде легкую, едва заметную улыбку), молодежь заводилась все сильнее.

Первый уже кричал:

– Нет, вы покинете этот вагон! Я сказал! Вам остается одна минута, уважаемый, чтобы добровольно выйти отсюда!

(Слово «уважаемый» произносилось, конечно, с недвусмыс– ленной интонацией.) Двое других не слишком внятно за криками первого бормо– тали что-то вроде: «Убирайтесь в свой Лагерь! Ишь, расходи– лись по городу, как по пустыне! Мы вас, душманов, научим, как себя вести!»

В общем было ясно, что осталась действительно минута. И даже минуты уже не осталось, потому что один из мальцов придвинулся к бедуину вплотную.

– Не надо, не вмешивайся, – шептала Селена, от испуга, наверное, перейдя на «ты», – с ними так нельзя, ты же просто не понимаешь!

Но он не слышал ее.

«Подонки, – думал Виктор. – Шестеро на одного больного человека. Подонки».

Они его не замечали, и он подошел совсем близко и гром– ким командным окриком перекрыл их ломающиеся от полового созревания голоса:

– Смирна-а-а!

И уже чуть тише, но так же твердо:

– Оставьте в покое этого человека.

Обычной в подобных случаях реакции – бега врассыпную, или нагловато-трусливого отступления с оскорбительными вык– риками, с попытками сделать хорошую мину при плохой игре, или, наконец, делегирования одного, самого крепкого и смело– го для решающего поединка с незнакомым врагом – ничего этого Виктору наблюдать не пришлось. Реакция была совершенно нео– жиданной.

Двое молниеносно схватили его за руки жестким хватом профессиональных полицейских, а остальные мгновенно, похоже просто инстинктивно, приняли боевые стойки, обменялись мол– чаливыми сигналами и приготовились к любым неожиданностям.

Это были не дети. Это были настоящие коммандос, вышко– ленные где-нибудь в Лэнгли или в «Мидраше» под Тель-Авивом.

Трудно сказать, что могло бы произойти дальше. Виктор так и не узнал этого. Из-за спины раздался звонкий голос Се– лены:

– Ребята, спокойно! Это писатель Банев, он со мной. Простите, мы просто немного выпили. Я задремала, а господин Банев… чуточку излишне понервничал.

Хватка ослабла, и Виктор позволил себе обернуться. Се– лена была по-военному подтянута, несмотря на свой легкомыс– ленный наряд, смотрела строго, как начальница, что, кстати, совершенно не портило ее, а в левой руке держала развернутую желтую книжечку.

Ах, какими же всесильными были у нас всегда эти книжеч– ки! Были и остаются. И на этих малолетних янычаров тоже по– действовали не волшебные чары Селены, а ее желтая книжечка. Аусвайс.

Они уже не держали Виктора. А бедуин вновь спокойно прислонился к окну.

– Этот тоже с вами? – как бы не совсем всерьез поинте– ресовался старший в группе.

– Да, – решительно ответила Селена. – Мы его сопровож– даем.

– Тогда и сидите рядом, – буркнул старший из младших.

– А уж это, ребята, я сделаю так, как сочту нужным. До– говорились?

Старший понимающе улыбнулся и скомандовал своей банде на выход. Они едва успели выскочить, когда двери с шипением закрылись и старый раздолбанный состав, скрипя и пошатыва– ясь, тронулся вон из города.

– Что ты им показала? – спросил Виктор спустя минут пять, когда дар речи наконец вернулся к нему. – Удостовере– ние дочери губернатора?

– Нет. – Она не приняла шутки. – Я – член Президиума Совета ветеранов Последней войны.

– Так ты что же, воевала?

Слова вырвались непроизвольно, и Виктор сразу почувс– твовал искусственность этого почти риторического вопроса.

– Да, – ответила Селена.

И они еще минут пять молчали.

Боже, думал Виктор, что же происходит в этом безумном мире? Дети воюют, взрослые пьют и развлекаются, солдаты ох– раняют город в мирное время, полиция не замечает происходя– щего вокруг, а тайная полиция, одевшись в форму, выходит на улицы с откровенностью паяцев и музыкантов. Очевидно, мир сошел с ума.

– Сколько тебе лет? – спросил Виктор.

– Двадцать, – сказала она, но он был не уверен, что ус– лышал правду.

– Мы действительно сопровождаем этого бедуина?

– Нет.

– Тогда почему ты вступилась за него?

– Я думала, тебе это будет приятно. Ничего, что я так сразу перешла на «ты»?

– Нормально.

– Просто, когда говоришь «вы», возникает какая-то ду– рацкая дистанция, словно общаешься с командиром части. А я всем, вплоть до комбатов, привыкла говорить «ты».

– Тогда со мной можешь чувствовать себя спокойно, – сказал Виктор. – Я был всего лишь командиром отделения.

Через десять минут они сошли на пустую полурассыпавшую– ся платформу и, дойдя до разрыва в покосившемся ржавом за– борчике возле единственной на весь полустанок запыленной надписи «ПЕРЕПЕЛКИН ЛЕС», свернули по деревянным сходням в колючие придорожные заросли боярышника. За ними начиналась знаменитая, некогда красивая и тенистая дубовая роща.

Теперь деревья уже не справлялись с затянувшейся засу– хой. Подлесок практически вымер, трава стала бледно-желтой и мертвой, какой она бывала раньше разве что в ноябре да в се– редине марта. Нижние ветки даже у самых могучих дубов, вязов и елей постепенно отсыхали и падали. Странно было вспомнить, что когда-то в лес ходили за грибами и ягодами. В этот лес можно было ходить только за дровами. А кое-где дрова начина– ли гореть, не дожидаясь перемещения в печку. Черные пятна выжженной пожарищами земли попадались по пути несколько раз. Впрочем, по размеру пятен было видно, что на тушение лесных пожаров в эти места выезжают оперативно. Ближайшие пригороды вроде поселка Перепелкин Лес входили в так называемую сани– тарную зону вокруг губернского центра, но дело было, конеч– но, не в этом, а в расположенных здесь дачах, точнее сказать виллах ответственных работников, в том числе и из столицы.

Значимость этих затаившихся в лесной чаще «объектов» никто в общем-то и не скрывал: так, на пути к губернаторской даче Селена и Виктор миновали три поста охраны. Сначала – полицейскую будочку с козырьком, затем – двух гвардейцев в штатском и, наконец, – уже знакомых по площади и электричке суровых малолеток в сафари.

На входе в поселок Селену окликнул старик, возившийся в огороде:

– Здравствуй, Леночка! Давно не видел тебя. Скажи, у тебя помидоры растут в этом году?

– Здравствуйте, дядя Фил! Вы забыли, я не сажаю помидо– ров.

– А что же ты сажаешь, ласточка моя?

– Только цветы, дядя Фил.

– Цветы – дело хорошее, но пустое. То ли, скажем, огур– цы. Вот славный овощ. Но они у меня уже второй год какие-то черные и совсем горькие. А помидоры просто посохли. Тяжело стало, Леночка, воду носить. Старею. Думаю вот арбузы поса– дить.

– Арбузы?! – удивилась Селена. – А разве им мало воды нужно?

– Да мне друг Паладин с Северной окраины обещал специ– альный сорт принести, говорит, вызревают практически без по– лива, на одной росе. А вот посмотрите, ты тоже посмотри, мил человек, – обратился он к Виктору, держа в руках клубок яр– ко-желтых корней, похожих на сплетенные пальцы. Один округ– лый корешок нахально вытарчивался в сторону, отчего весь корнеплод напоминал кулак, сложенный в форме кукиша. – Пос– мотри, как вот эта дрянь лезет. Поливай не поливай ее – ле– зет, окаянная, я уж притомился выпалывать.

– Зачем же ее выпалывать, дядя Фил, это же ручная репа.

– А ну ее к бесам, эту репу. Ручные бывают гранаты и животные. А репы у нас такой отродясь не было. Дурная она.

– Да нет, дядя Фил, – не согласилась Селена, – она вкусная.

– Ну ее к аллаху, дурная она, ей-Богу дурная…

Они уже пошли дальше, а старик все продолжал ворчать.

Виктор вспомнил ручную репу. Ее выращивали бедуины еще в те годы, когда он здесь служил. Тогда считалось, что дико– винку завезли из Африки. А уже много лет спустя кто-то расс– казал ему, что ни в Африке, ни в какой другой части света ничего подобного не встречается. Ручная репа была местным эндемиком и, очевидно, мутантом. От одного стебля уходило в почву несколько длинных желтых корней – этакая помесь хрена с морковкой. А когда овощ выдергивали по осени, полагалось сжимать его рукою посередине, и корни прямо на глазах, слов– но живые, причудливо скручивались, образуя каждый раз новую фантастическую фигуру. Конечно, в ручную репу любили играть дети. Правда, особо крупные экземпляры корнеплодов иногда больно сдавливали пальцы, и по городу даже ходили слухи о гигантской ручной репе, задушившей двухлетнего мальчика. Слухам Виктор не верил. Но ворчание добродушного симпатично– го дяди Фила оставило в душе неприятный осадок.

А дача губернатора оказалась каменным особняком явно довоенной постройки, принадлежавшим тогда какому-нибудь ми– нистру или автору бессмертных эпопей о трудовом народе. Участок был огромный, с соснами, орешником и жасмином, в ме– ру заросший, в меру солнечный, масса цветов, дорожки, посы– панные желтым песком, чуть в сторону от дома за фантастичес– ким буйством тропической зелени посверкивало зеркало пруда или, может быть, бассейна, а перед парадным крыльцом нагло бил мощной струей настоящий фонтан. Город давно забыло таком изобилии жидкости, и в какой-то момент Виктор почувствовал себя героем Сент-Экзюпери – бедуином (или мавром, но это, кажется, одно и то же), доставленным из Сахары во Францию, который, простояв уже добрый час у водопада в Альпах, отка– зывается уходить, пока не кончится эта вода.

«Бедуином, – повторил он невольно. – Почувствовать себя бедуином». Да, в этом городе такие слова звучали совершенно особенно.

– Селена, – спросил он уже на ступеньках перед входом,

– за что вы так не любите бедуинов?

– А вот об этом я и хотела поговорить, – охотно отклик– нулась Селена. – Проходи, пожалуйста.

– Папа дома? – осторожно поинтересовался Виктор на вся– кий случай.

– Папа живет не здесь. В пяти километрах к юго-востоку у них с мамой свой новый дом, а это – моя дача. Мы будем здесь совершенно одни, – добавила она заговорщицким тоном. – И никто-никто не помешает мне рассказать, за что я так не люблю бедуинов.