Текст книги "ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ 1"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

СТАС

Я шел вперед, спотыкаясь, и какие-то бестелесные твари касались щек и лба. Повязка была плотная, жесткая, двое за спиной крепко держали меня за локти, так что не хватало только скрипа несмазанных петель и вони факелов. Имелась, впрочем, другая вонь, которая не была похожа ни на что.

Я был уверен, что мы находимся не то в облагороженной естественной пещере, не то в приспособленной для обитания шахте. На Пандоре когда-то было много кобальтовых шахт – еще до организации природного заповедника. Об этом мало кто зна– ет.

Вот – открылся некий объем. Зал? Гулко и темно. Здесь, в подземелье, я обнаружил в себе новое умение: ощущать бли– зость стен, людей и предметов. Этакое серебрение исходит от неживого, и зеленоватыми тенями кажутся люди. Повязка на глазах мешает и этому зрению, но не абсолютно, и я различаю три продолговатых зелено-серебряных пятна перед собой…

– Отпустите его, – сказал низкий реверберирующий голос.

– И снимите повязку.

Меня отпускают. Я стою смирно. Ловкие пальцы касаются затылка. Повязка сложная, с какими-то ремнями и застежками. Зачем такая, если хватило бы просто темного мешка?.. Впро– чем, время вопросов еще не пришло.

Но вот – повязка (сбруя?) снята, я осторожно приоткры– ваю глаза. Полумрак. Просторное помещение, которое даже за– лом не назвать: ангар? купол? И – остро: уже видел! Уже был здесь!..

Не знаю уж, отчего, – но меня передернуло.

Только потом я стал смотреть на тех, кто стоял передо мной.

Вернее, так: один сидел и двое стояли. Просто головы их были на одном уровне.

Тот, который сидел, был огромного размера мужчина, бри– тоголовый и звероплечий. Двое, стоящие за его спиной со станнерами в руках, были в биомасках – как те, которые зах– ватили меня и ребят. Вряд ли это те же самые – фигуры не та– кие. И уверенности той в них не чувствовалось, а лишь – опаска. Боятся меня? Как интересно…

– Приветствую вас, Попов! – пророкотал сидящий. – Позд– равляю с освобождением!

– Спасибо, – хмыкнул я. – Где дверь?

– Дверь далеко отсюда. Одному вам ее не найти. Стул гостю!

Тут же под колени сзади мне ткнулось мягкое, я сел – и почти провалился. От этих бегающих безмозглых кресел-амеб я успел отвыкнуть. Теперь мой собеседник возвышался надо мной подобно горе.

– Я понимаю, у вас множество вопросов, – продолжал че– ловек-гора. – Равно как у меня – множество ответов. Но преж– де я сам спрошу вас: вам известно, кто вы такой?

Я ответил не сразу.

– Известно ли… Не знаю. Правильнее сказать – я дога– дываюсь.

– Поделитесь догадками.

– С удовольствием. После того, как узнаю, кто такие вы и что вообще произошло?

– Разумно. Мы – подпольная организация. Одна из немно– гих существовавших и, наверное, последняя оставшаяся. У нас нет ни имени, ни списков. Есть только принципы и – цель. Я – заместитель руководителя организации. Зовите меня Мерлин. Я андроид.

– Очень приятно, – сказал я.

– В организацию входят также и люди, – продолжал Мер– лин. – Руководитель организации – человек. Мы боремся и за равноправие – в том числе. Впрочем, если нам удастся достичь главной цели, то разница между людьми и андроидами просто исчезнет… Знаете ли вы, что такое Д-контроль?

– Когда-то я был кибертехником, – кивнул я.

– Следовательно, вы понимаете, что единственная реаль– ная разница между человеком и андроидом – это наличие у анд– роидов Д-ответа?

– У нас Д-ответ есть?

– Нет. Ведь вы созданы не людьми.

– Именно созданы, вы полагаете?

– Созданы, модифицированы… Вот это ваше нечеловечес– кое спокойствие – откуда, Попов?

– От Боэция.

– Заслуживает внимания как гипотеза… Но Боэция знаете только вы. В то же время все, освобожденные нами, имеют же– лезные нервы. Ни один нормальный человек не вынесет испыта– ния темнотой и неизвестностью. Вы все – как каленые солдати– ки.

Я вспомнил Вадима и не стал его поправлять.

– Так вот, совершенно ясно, что вы созданы и сконцент– рированы в одном месте с совершенно определенной целью. Ос– тавалось вычислить, какова эта цель.

– И?

– Думаю, нам это удалось. Равно как и определить, кто именно это сделал.

– Поделитесь?

– Обязательно. Чуть позже. Я хочу, чтобы вы сами пришли к тому выводу, который мы сделали. Это надежнее, не так ли?

– Для меня безразлично. Я знаю, что таким путем челове– ку можно внушить все что угодно – просто подбирая факты. И даже не искажая их.

– И все же… я хочу быть несколько убедительнее.

– Может быть, вы убеждаете себя?

Раздался странный звук. Один из тех, кто стоял за спи– ной Мерлина, зажал себе ладонью рот. Похоже, я булькнул что-то смешное. Мерлин не обернулся.

– Вы помните, должно быть, десятилетие с две тысячи тридцатого по сороковой годы?

– Только по книгам.

– Ну, разумеется. Странности были?

– Да уж. Еще какие.

Странности – были. Полыхающие по всему миру малые вой– ны, канун большой (или, как писал Створженицкий, «мировой торфяной пожар»), разруха, голод, миллионные толпы беженцев

– в начале десятилетия; мир, покой, благополучие, всеобщая любовь и взаимоуступчивость (только после вас?) – в конце. Без видимых причин. Само собой. По мановению. Волшебный дождь. И что самое забавное: всеми это воспринято было как нечто само собой разумеющееся. Одумались. Поняли, прозре– ли… Мне попались лишь две работы, где робко, как неприлич– ный, задавался этот вопрос: а почему, собственно? И тут же вопрошавшие сдавали назад, вспоминали, что есть такое «чело– веческое здравомыслие» и «инстинкт сохранения разума», и что-то еще… И – не было никакой художественной литературы о последних войнах. О них забыли моментально и начисто, и только многочисленные памятники солдатам стояли над оплывши– ми траншеями: будто знаки признания греха беспамятства. Страшное прошлое забывалось, как дурной сон. Дети пятидеся– тых уже не могли представить себе иной жизни, чем тот беско– нечный праздник, который им устроили старшие. В их представ– лении война с Гитлером закончилась едва ли не позже Евфратс– кого котла, великого транссахарского марша Шварценберга или битвы за Дарданеллы…

– Я подозреваю, что вы уже знаете, в чем тогда было де– ло, – сказал Мерлин медленно.

– Данных нет, – сказал я.

– Вот как… Впрочем, этого следовало ожидать. Но неу– жели всеведение отучило вас делать самостоятельные выводы?

– Оно привило меня к осторожности в подобных выводах. Я догадываюсь, что вы имеете в виду. Но первые работы Блешко– вича появились лишь в пятьдесят пятом.

– Понимаю: вам трудно вырваться из сферы привычных представлений. Блешкович вообще был абсолютно ни при чем. Ему лишь позволили озвучить то, что становилось невозможно скрыть.

– Так, – сказал я.

– Гипноизлучатели космического базирования были созданы в тридцать втором году и в тридцать третьем применены… Ни– чего характерного не вспоминаете?

– Болезнь Арнольда?

– Совершенно верно. Болезненная апатия, апатия долороза эпидемика. Первое боевое применение гипноизлучателей. А в следующем году состоялась тайная встреча разработчиков этого вида оружия из всех конфликтующих стран, своего рода под– польная мирная конференция, где и было решено запрограммиро– вать все приборы вполне определенным образом.

– Так началась новая эра… – Вопросительная интонация у меня не получилась. Мерлин говорил правду: в бедной моей голове шла перекрестная проверка сообщенного им, и оказыва– лось, что все ложится очень ровно и четко.

– Так началась новая эра, – согласился он. – Группа за– говорщиков образовала некое подобие всемирного правительст– ва. В дальнейшем они старались держаться в тени…

– «Махатмы Запада», о которых упоминал Шваб, – это они?

– Не знаю, о чем вы говорите. Шваб – это?..

– Гюнтер Шваб, венский экспозиционист. Главный труд: «С полдороги в рай». Умер в пятьдесят девятом в полном распаде сознания.

– Кстати. Динамика психических заболеваний в двадцать первом веке?

– Прирост в тысячу шестьсот процентов с две тысячи двадцатого по пятидесятый год, примерно пятилетнее плато с незначительными годовыми колебаниями, затем медленное сниже– ние к концу века до трехсот пятидесяти процентов…

– Подтверждается этим наша версия?

– Возможно. Хотя есть и другие объяснения.

– Объяснения есть всегда. Особенно тогда, когда кто-то небесталанно сочиняет их.

АЛЯ

Горбовский не изменился совершенно: кажется, даже курт– ка на нем была та же – мешковатая, полотняная, неопределен– ного цвета, который, чтобы не путаться в оттенках, называют для простоты серым. И улыбка была та же: чуть робкая и ра– достная улыбка человека, увидевшего красивую редкую бабочку среди сухих листьев…

– Здравствуйте, Леонид Андреевич, – Аля протянула руку.

– Как я рада видеть вас снова!

– Здравствуйте, Сашенька, – он упорно называл ее так, единственный из всех. – Сколько же лет, а?

– Десять, – сказала она. – Или одиннадцать. Лариске как раз три года было.

– Это вон та длинная? – с ужасом спросил Горбовский, оглядываясь. Лариска в дальнем углу террасы делала вид, что любуется пейзажем. Слух у нее был как у горной козы.

– Та длинная, – кивнула Аля. – Противная мерзкая любо– пытная жаба, которой когда-нибудь прищемят хвост.

Лариска обернулась и показала язык. Потом лениво от– толкнулась от перил и почапала в комнаты, помахивая тем са– мым несуществующим хвостом.

– Ну зачем же так? – Горбовский огорчился. – Пусть бы девочка…

Аля чуть заметно качнула головой.

– Марк не смог прилететь? – спросила она.

– Да. Без него там все рухнет… как обычно. Вы же зна– ете Марка. Неизбежно в центре мира.

– Он вам… рассказал?

– Попытался. Его часто отвлекали… ну, эти… как их… ученые. Сотрудники.

– Конечно. Это же Марк. Леонид Андреевич, я расскажу, конечно… это будет очень странная история, потому что се– годня у меня началось что-то не совсем обычное… и я подоз– реваю, что – именно началось.

– Подождите-ка, Саша. Не будем забегать вперед. Марк сказал, что вы сказали, что того человека, Попова, держат якобы… взаперти?

– Да. Сначала это были намеки, подозрения… сейчас я уверена полностью. Э-э… Леонид Андреевич… – она вдруг начала заикаться. – Что такое «проект Валгалла»?

– «Валгалла»? Подождите, что-то знакомое… А, ну это было давно. Это было годах в… да, точно. В десятых. Как раз накануне Массачусетского скандала. Собственно, это и разрабатывалось под ту машину… А почему вы вспомнили?

– Сейчас… Что случилось на планете Ковчег?

– Это, Сашенька, печальная повесть. Мне даже как-то не очень хочется вспоминать ее. Это важно?

– Но ведь Попова вы должны помнить именно по Ковчегу?

– Ах, вот какой это Попов! Стась Попов, да? Помню, ко– нечно, помню! Очень он нервничал поначалу… На планете Ков– чег была найдена негуманоидная цивилизация, воспитавшая че– ловеческого ребенка. Об этом не слишком распространялись, хотя информация оставалась открытой. Основная цивилизация на контакт не вышла, а с мальчиком связь с орбитальной станции поддерживали… лет семь, если мне память не изменяет. Попов как раз я был с ним на связи, дружба у них с пареньком завя– залась… А потом произошла трагедия: станция была пристыко– вана к старому спутнику Странников, и спутник этот неожидан– но свернул пространство вокруг себя. Когда к нему пробились

– полгода ушло, – на станции никого не оказалось. Нашли зак– леенный проход в некое иное пространство. Странники пользо– вались такими на планете Надежда. Мы так и не смогли по– нять…

– И Попов исчез?

– Да. Значит, если это тот самый Попов…

– Тот самый, Леонид Андреевич.

– Тогда он побывал у Странников. У настоящих живых действующих Странников. Это уже интересно.

– Но ведь кто-то знает об этом! Кто-то организовал его охрану, заточение…

– Точка «Ветер»… Но, Саша, мне все же кажется, вы… как бы это сказать… преувеличиваете. Какое может быть за– точение?

– Назовите как хотите. Факт тот, что он несвободен: он не может покинуть это место, и его охраняют. А что такое «Валгалла»?

– Очередная попытка бессмертия. Создавать программные копии человеческих сознаний и вводить их в машины. В прог– раммную копию мира…

– И что же?

– В конце концов проект заморожен как этически неодноз– начный. Да и машину так и не запустили.

– А вы не помните, кто работал над этим проектом?

– Ой, нет, Сашенька. Столько лет прошло… Но можно же посмотреть по БВИ.

– Там этого нет вообще.

– Неужели требуется допуск?

– Нет. Просто отсутствует всякое упоминание. Есть агентство «Валгалла», но это туризм. Есть движение «Валгал– ла» – борцы за эвтаназию. Но ничего, связанного с кибернети– кой.

– Странно… Саша, давайте начнем с простого: слетаем на эту самую точку. Я пока сделаю запрос в Академию… он ведь просил прислать книги туда?

– Да. В Академию.

– Вот и попробуем… где здесь связь?

– Леонид Андреевич! Но – как это вообще может быть? Как?..

– Сашенька, Сашенька! Помните, как мы встретились впер– вые? Тогда, на Радуге?

– Помню. Я крала энергию…

– Ну вот. А вы спрашиваете. – Он усмехнулся грустно, повернулся и пошел в комнаты. В дверях обернулся: – Вы, Са– ша, собирайтесь. Через полчасика вылетаем. Посмотрим, как там Попов поживает, попроведаем…

СТАС

Наружу мы все-таки не вышли. Мерлин сам привел меня в небольшую стаканообразную комнату, где стояла походная пнев– матическая кровать и такое же кресло. Янтариновые панели ис– пускали ровный вечный свет. Было как-то особенно голо и не– уютно: эти стены принципиально были предназначены не для че– ловека. Кроме того, звучало во мне какое-то эхо былого: за– бытого накрепко, с корнями, с мясом – но тени, но отзвуки, но запахи зацепились за что-то и теперь вытягивали по пау– тинке, по волоконцу из ничего, из вакуума и серой тончайшей пыли испепеленной памяти – нечто… Я знал, что все равно ничего не вспомню. Страница была вырвана.

Проклятый янтарин…

Я сел, встал, лег. Снова встал.

Деть себя было некуда.

Странно: я даже не ощущал, что узнал нечто новое. Будто бы знал все и раньше, но не придавал значения…

Подозреваю, что это не последнее мое удивление.

Вечером должен прилететь сам руководитель подполья… Ну-ну.

В дверь стукнули.

– Входите, – сказал я.

Это был Эрик.

– Стас, я – можно? – посижу немного у тебя?.. – Вид его был как у побывавшего в холодной воде гордого кота.

– Падай, – разрешил я. – Сомнения?

– Не могу переварить…

– Представляю.

– А ты что – сразу?..

– У меня же особый случай. Очень много засунуто сюда, – я дотронулся до брови и непроизвольно поморщился: показа– лось, что сейчас будет больно. Но больно, конечно, не бы– ло… – Так что ничего нового они мне сообщить не смогли. Лишь обозначили акценты.

– И ты думаешь – это правда?

– Правда. Хотя, может быть, не вся.

– Что ты имеешь ввиду?

– Что эти ребята могут не знать всей правды. Что есть кто-то еще, кто знает больше.

– А с другой стороны, – он взглянул на меня почти зло,

– я не понимаю, что это меняет. Ну что? Подумаешь – гипноиз– лучатели… Ведь это же не порабощение, не насилие. Разве не так? Разве открывать то, что от природы есть в нас самих, – преступление? Или грязь? Или – что? Почему меня так затряс– ло, когда я… узнал?..

– Не знаю, Эрик, – сказал я. – Наверное, нам просто обидно.

3

АЛЯ

Было почти невыносимо тревожно: почти так, как тогда на Радуге – в те несколько часов, когда о катастрофе уже узна– ли, когда понеслись страшные слухи, но и полнейшей уверен– ности в скорой и неминуемой смерти пока еще ни у кого не бы– ло. Стало легче именно тогда, когда пришло время умирать…

Сейчас не было ни Волны, ни бледных мальчишек и девчо– нок на площади перед кораблем – но давило, давило со всех сторон… волна была невидима, а о горящих поселках все зна– ли, но молчали, и детей вывозить было некуда и не на чем… и лишь Горбовский был тот же, был тут, рядом. Аля покоси– лась: угрюмый, длинноносый… Он перехватил ее взгляд и грустно-ободряюще улыбнулся ей:

– Ничего, Сашенька. Как-нибудь…

Он дернулся из узла связи вот такой: озабоченный и оза– даченный. Ничего не сказал, а Аля – почему-то не смогла спросить.

Автопилот, пусть тупой и безмозглый, путь помнил, так что за курсом можно было не следить. Джунгли замерли внизу – как замирают многие вещи, когда на них смотрят. Стоит отвес– ти взгляд…

– Леонид Андреевич, а вы сами в Странников верите? – высунулась сзади Тамарка. Лариска дернула ее за ноги, уво– локла обратно, что-то сказала на ухо. Тамарка издала некий свист: такой получается, когда через вытянутые губы всасыва– ешь воздух.

Горбовский обернулся:

– Как бы это так сказать, Тамара, чтобы и правду – и не слишком длинно? Пожалуй, в целом – да, верю. Они существуют

– именно сейчас. Не в далеком прошлом, как это казалось по– началу. Но я убежден с некоторых пор, что все наши представ– ления о Странниках ничего общего с действительностью не име– ют. У нас слишком сильная инерция мышления, мы приписываем им, вольно и невольно, человеческие черты. Или хотя бы черты известных нам негуманоидов. А они – совсем другое…

– Вы их боитесь? – вдруг спросила Аля.

Горбовский посмотрел на нее искоса, вздохнул:

– Ну что значит – боюсь… Привык уже.

– Понятно, – сказала Аля.

– Их становится как-то неприятно много, – сказал Гор– бовский. – То ли мы раньше не замечали их следов, то ли… то ли этих следов не было. Я помню: мы ведь специально, це– ленаправленно искали эти следы, каждая пуговица была сенса– цией. А вот уже лет двадцать – не ищем, потому что – какой смысл искать то, что в изобилии? Начинает казаться, что кос– мос засижен Странниками как мухами… Смешно: на Луне – тун– нель из янтарина! Как раньше не заметили, непонятно. Бук– вально под Птолемеем… тысячи людей: ходили, копали, строи– ли – никто не видел. И вдруг: вот он. Старый такой, в пыли весь. Как это понять? То ли сто лет полнейшего разгильдяйс– тва и верхоглядства, то ли Странники умеют значительно боль– ше гитик, чем наша наука.

– Просто они живут не только в пространстве, но и во времени, – сказала Лариска.

– Вот и Комов так считает, – грустно согласился Гор– бовский. – А я боюсь, что – не только это.

– Мы отклонились, – сказала Тамарка. – Вон где площад– ка.

Она показывала далеко в сторону, где на самом деле мелькнула между кронами желтая крошечная башенка.

– Не понимаю, – сказала Аля. – Вот же – курс…

– Не обращайте внимания, Саша, – мягко сказал Горбовс– кий. – Что такое автопилот? Железка… У меня ощущение, что мы все – человечество, что ли, – вселились в покинутый дом. Но не совсем покинутый. Сумасшедшие киберы устраивают сумас– шедшие уборки. Призраки умерших хозяев приходят по ночам и звенят цепями, воют, скрежещут зубами…

– Подкидывают детей, крадут носовые платки… – в тон ему сказала Аля.

Тамарка завизжала.

– Коза! – обернулась Аля. – Ты могла бы…

Но Тамарка, по-настоящему бледная, смотрела в сторону и вниз, указывая на что-то вздрагивающей ручкой, и Аля посмот– рела туда же. Выплывшая из зарослей клетчатая посадочная площадка была пуста. У основания башни лежали два человека. С ними было что-то не в порядке. Но надо было иметь Тамарки– ны сверхзоркие глаза, чтобы увидеть и понять увиденное…

У лежащих просто не было голов.

СТАС

После «сьесты» я никак не мог успокоиться: трясло, лил пот, зубы стучали. Ни о каком мониторинге здесь, конечно, и думать не приходилось, но прежде подобным ощущениям сопутс– твовало то, что я называл «павианством»: ловкая ходьба на четвереньках, почесывания, неразборчивые звуки. Кое-что еще. Моих новых тюремщиков я ни о чем таком не стал предупреждать

– даже не знаю, почему. Должно же быть что-то, чего они обо мне не знают…

И – странно: вдруг обнаружилось, что без мониторинга, непроизвольно сосредоточась на том зареальном своем сущест– вовании, я кое-что – слабо, нечетко, размыто, непонятно, бесцветно и бессмысленно – но помню! А значит, можно порабо– тать над этим…

Пандорианский день клонился к вечеру. То есть – прошли как раз сутки с момента прилета гостей. Точнее – гостий. Я почему-то знал уже твердо, что встреча та начала иметь пос– ледствия, что сдвинулись какие-то пласты в мироздании, зас– кользили – и вот-вот (но не в смысле времени, а в смысле причин и следствий; времени же может пройти и век) разразит– ся землетрясение, мое ли персональное, никем более не отме– ченное, или же – повсеместное, повселюдное… Почему-то очень хотелось выть.

…Да знаю я, что я – не человек! Копия, подделка… действующий макет в натуральную величину… точность молеку– лярная, ну и что? А с другой стороны…

…не вяжется что-то у этих подпольщиков. Но что именно

– пока от меня ускользает. Хотя вроде бы должно лежать близ– ко и просто…

…и вроде бы как со мной самим – ну и что? Ну, гипно– излучатели. Прав Эрик. Если это помогло выжить, спасло, если и сейчас миллиарды счастливы не иллюзорно, не вопреки реаль– ности, а именно потому, что жизнь так замечательно создана, сконструирована и воплощена, – то не оставить ли все так, как оно есть, на веки веков? Или мы опять начинаем искать приключений?..

А почему все-таки андроидам нельзя жить на Земле? Ведь не прихоть же это Мирового Совета?

И – Странники…

Я выгнал из головы все прочие мысли и заставил себя сосредоточиться на двух последних. Пришел кто-то в биомаске, принес еду. Я автоматически воткнул в себя несколько рыбных палочек, запил томатным соком. Зарядился. Держа при этом на лице скучающую гримаску. Приходилось прилагать усилия, чтобы ее держать, потому что то, что стало возникать в голове че– рез полчаса после начала усиленных спекуляций, нравилось мне все меньше и меньше.

Наконец, почувствовав, что буксую, я зафиксировал в па– мяти результаты размышлений, встал – и отправился на поиски компании. Не для того, чтобы поделиться благоприобретенными сомнениями. Просто так.

Шесть лет общения с Малышом приучили меня не придавать особого значения всплывающим из каких-то неведомых глубин знаниям. Малыш был связан (а почему «был»? Просто – «свя– зан»…) невидимой пуповиной со своими создателями, я – со своими. Как ему приходили ответы на вопросы, которые он не в силах был задать, так вот и мне – пришел.

Как его терзала боль от этих немыслимых ответов, так она терзала теперь меня.