Текст книги "ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ 1"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

ЛЕОНИД КУДРЯВЦЕВ

И ОХОТНИК…

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Почему я решился написать этот рассказ?

Точно – не знаю. Наверное, потому, что мир самых лучших прочитанных нами книг, когда ты перелистываешь последнюю страницу, – не умирает. Он остается жить внутри нас – я имею в виду тех, кто способен получать от настоящей, хорошо напи– санной книги наслаждение. А потом ты сам начинаешь писать, и этот мир, он словно бы хочет, требует, чтобы ты в него хоть что-то добавил. Пусть даже какую-нибудь мелочь, безделушку. В знак уважения, в знак того, что ты о нем, этом мире, пом– нишь, в знак благодарности, за то, что он тебе дал.

А книги Стругацких таким свойством обладают. Давать что-то неуловимое, но в то же время вполне реальное. Может быть, частицу вложенной в них души? И еще… каждый из наше– го поколения пишущих фантастику (я имею в виду тех, кому сейчас от тридцати до сорока пяти) когда-то в детстве или юности прочитал свою первую книгу братьев Стругацких. Конеч– но, для каждого она была разной, и обязательно вслед за ней последовали другие, но главное, что сделала эта первая кни– га, – она показала, какой интересной, захватывающей, мудрой, смешной и грустной может быть фантастика, какой она может быть настоящей.

Думаю, с этого момента все и началось.

Конечно, мы очень разные, и большинство пишет совсем по-другому, по-своему. И это хорошо. Просто мне кажется все-таки: каждый из нас в глубине души понимает, откуда все началось.

Да, с «Понедельник начинается в субботу», с «Пикника на обочине», с «Улитки на склоне» и т.д. и т.д. Началось со Стругацких. Мы из их книг, мы родом из Стругацких, и никуда от этого не денемся. Им удалось то, что до этого не удава– лось никому. Воспитать своими книгами целое поколение писа– телей, причем, я еще раз это подчеркиваю, по большей части абсолютно друг на друга не похожих.

Вот это да!

А рассказ… честное слово, в знак уважения и благодар– ности… не из гордыни…

Капитан Квотерблад неторопливо шел по краю Зоны.

Под ногами у него шуршал кошачий мох. Здесь, на асфаль– те, он тоже рос, но почему-то быстро высыхал, становился ломким, а потом крошился в пыль. Как только пыль уносил ве– тер, асфальт тотчас же зарастал кошачьим мохом снова.

Капитан остановился и прислушался. Где-то в Глубине Зо– ны зародился звук, похожий на скрип старой, с насквозь прор– жавевшими петлями двери. И был он таким тоскливым, таким безнадежным, что Квотерблад вздрогнул и остановился, замер, словно превратившись в деревянного истукана, пережидая, ког– да же этот звук кончится. Он и в самом деле кончился, и на Зону опять опустилась тишина. Капитан вытащил из кармана си– гарету, покатал ее в пальцах и, вдруг вспомнив о том, зачем они здесь, выкинул.

Вот так-то. Нельзя.

Тяжело вздохнув, он прошел еще с десяток шагов, остано– вился и снова прислушался. В Зоне было тихо. Квотербладу да– же стало казаться, что тот скрип, который он только что слы– шал, на самом деле был всего лишь плодом его воображения, слуховой галлюцинацией.

– Врешь! – пробормотал капитан. – Врешь, меня не обма– нешь. Не выйдет.

Четко, как на плацу, он повернулся на каблуках и пошел к машине, которую оставил за самым последним, стоявшим почти вплотную к границе Зоны домом.

В машине горел свет. Еще в ней сидел сержант и, сжимая в руках автомат, глядел на приборный щиток. Глаза у него бы– ли отрешенные, словно он думал о чем-то постороннем, дале– ком.

Когда капитан открыл дверцу, сержант испуганно, пискнул и попытался передернуть затвор автомата. Поскольку автомат стоял на предохранителе, затвор не передергивался. Оконча– тельно ошалев, сержант рванул предохранитель. В этот момент капитан и врезал кулаком по его пухлому, еще не знавшему бритвы лицу.

– Ты что, сдурел? – прошипел Квотерблад.

– О господи, – быстро забормотал сержант. – О господи. Я думал… А это вы… О господи… И звук тут… я такого еще не слышал.

– Много чего ты не слышал, – проворчал капитан, забира– ясь в машину. – Ты почему свет включил? Совсем от страху рехнулся?

– Так ведь звук. Так жутко мне стало. Я подумал, что с вами…

– Не дрейфь, – уже примирительным тоном сказал капитан.

– От звуков здесь еще никто не умирал. Вот если свет, когда не нужно, в кабине включали, от этого – сколько угодно. Я же тебе говорил, что так ты виден всем и не видишь никого. А иначе как бы я к тебе подкрался?

Он выключил свет и прикурил сигарету.

Рядом шебуршился и вроде бы даже едва слышно всхлипывал сержант.

А Квотерблад, откинув голову на спинку сиденья, думал о том, что ошибиться он не мог. Охотничье чутье не подводило его еще ни разу. Сталкер в Зоне, и возвращаться будет именно здесь, в этом месте. Только попозже, ближе к рассвету. А по– ка можно покурить, пока еще рано.

– Я рапорт на вас напишу, когда вернемся… – наконец пробормотал сержант.

– Что? – переспросил капитан.

– Рапорт, говорю, подам, – уже громче сказал тот.

– А-а-а, ну это сколько угодно… Только не забудь, это ты сделаешь, когда мы вернемся. И укажи, что мои действия были вызваны твоей же халатностью, которая неминуемо должна была привести к срыву всей операции. И также учти, на бли– жайшие полгода ты у меня будешь бледным, очень бледным. По– нял? Кстати, сколько тебе осталось до возвращения домой? Год? Мило. Это здорово. Это просто прекрасно… просто прек– расно…

Капитан вылез из машины, кинул на землю окурок и тща– тельно его затоптал.

На секунду ему показалось, что он очутился на другой планете, в чужом, враждебном мире. А разве не так? Да и чем иным является эта Зона, как не украденным неизвестно кем и неизвестно с какими целями кусочком территории Земли? Не на– до снаряжать звездные экспедиции, строить могучие фотонные корабли. Чужой мир здесь, под боком, в двух шагах. Бери, исследуй, делай выводы. Раздолье. Ученым. А нам как? Каково этому парнишке, который сжимает в потных ладонях автомат, готовый стрелять во все, что движется, во все, что покажется хоть мало-мальски опасным? Каково тому же сталкеру, который лезет в эту Зону, как проклятый, чтобы вытащить из нее ка– кую-нибудь вещь, назначения которой он не понимает, которая либо облагодетельствует, либо уничтожит этот мир? Каково ему, капитану Квотербладу, вместо того чтобы дома смотреть телевизор или завалиться к Михаэле, торчать здесь, в засаде, только для того, чтобы подстрелить этого сталкера, который в силу своей ограниченности даже и не понимает, что делает, который и думать-то не может ни о чем, кроме денег. И чем этот сталкер, как человек, отличается от него, Квотерблада? Да почти ничем. Вот разве что только – капитан имеет право стрелять в него из автомата. И если убьет, то никакого нака– зания за это не последует.

Потому что он всего лишь выполнит свой долг.

Капитан сунулся в машину, вытащил из зажима над ветро– вым стеклом короткий, со складывающимся прикладом, десантный автомат и закинул его на плечо.

– Сиди здесь, – коротко бросил он сержанту, осторожно прикрыл дверцу и бесшумно двинулся от машины прочь.

Устроившись за упавшим набок фанерным, насквозь прог– нившим ларьком, он осторожно высунул из-за него голову и стал ждать.

Почему-то вспомнился тот толстый, какой-то весь расс– лабленный, похожий на большую резиновую игрушку джентльмен, побывавший у него дома в прошлый понедельник. Приехал он не один, привез его Клаузен, которого пару лет назад отправили в отставку. Какая-то там была история, то ли с деньгами, то ли с молоденькой, несовершеннолетней дурочкой. Короче, Клау– зена чудом не посадили. Потом болтали, что в деле был заме– шан кто-то из высшего командования, и Клаузен вышел сухим из воды только благодаря этому.

Приехали они к Квотербладу вечером. Клаузен был уже по– рядочно навеселе, а вот джентльмен – тот был трезв как стек– лышко. Квотерблад хотел было их выгнать сразу, а потом пере– думал, решил узнать, что это им от него надо. Уж больно ва– жен был этот джентльмен, да и запонки у него стоили никак не меньше, чем жалование Квотерблада лет за двадцать.

Он провел их в гостиную, сунул им по стаканчику и стал ждать, чем все это кончится.

Они не спешили. Джентльмен помалкивал, все оглядывался, и на лице у него временами явственно читалось презрение к убогой, облезлой гостиной, старому продавленному дивану, на который их усадили, и мерзкому, по его понятиям, виски, ко– торое ему налили. Вот только уходить он не собирался, все чего-то ждал. А Клаузен заливался прямо соловьем. Он болтал о чем угодно, о бывших сослуживцах, знакомых, о погоде, о скачках в Сиднее… Он был какой-то неестественный, даже учитывая опьянение, и то и дело зачем-то самым дурацким об– разом подмигивал.

Наконец терпение у Квотерблада лопнуло, и он довольно сухо осведомился, чем, собственно, вызван такой неожиданный визит.

Вот тут и началось.

Оказалось, что Клаузен не так уж и пьян. Он бросил на джентльмена трусливый взгляд и, зачем-то понизив голос, словно их могли подслушать, заговорил:

– Дело есть. Вот это мистер…

Джентльмен обеспокоенно заерзал по дивану, и Клаузен осекся. По лицу его пробежала судорога, глаза стали словно у побитой собаки. Судорожно сглотнув, он продолжил:

– Итак, этот джентльмен, а я тебе скажу, что он один из самых известных в мире охотников на крупную дичь, прослышал, что ты тоже являешься в некотором роде охотником. Он бы хо– тел с тобой познакомиться.

– Охотником? – удивился Квотерблад. – Как это?

– Ну, все же знают о твоих одиночных охотах на сталке– ров.

– Ах вот как?

– Да, именно так, – неожиданно твердым и спокойным го– лосом сказал Клаузен и снова зачем-то подмигнул.

– А дальше что? – все еще не понимая, куда он клонит, спросил капитан.

– Ну разве не понятно? Он охотник, и ты охотник. Причем тебе повезло больше, поскольку ты охотишься на необычную, повторяю, очень необычную дичь. Мы знаем, что по инструкции ты обязан брать с собой еще одного человека. Как правило, это бывает какой-нибудь сопляк – сержант, а то и рядовой. Его ты оставляешь в машине, а сам охотишься в одиночку. Но ты ведь можешь взять с собой на эту охоту и кого-нибудь дру– гого. Согласен, такое… сафари… сопряжено с большими неу– добствами, но зато на нем можно и неплохо заработать. Кстати сказать, за это будет заплачена огромная, я бы даже сказал, сказочная сумма. Подумай, тебе скоро на пенсию. А велика ли она будет?

Тут он их и выпроводил. Клаузен еще пытался ему что-то доказывать, снова сулил деньги, заклинал старой дружбой, го– ворил, что погряз в долгах и для него организация этой охоты вопрос жизни и смерти. Под конец в разговор включился даже и сам джентльмен. Голос у него, как ни странно, оказался тон– ким, с какими-то повизгивающими интонациями. Он сказал, что польщен знакомством с таким великим охотником за людьми, как капитан, что жаждет перенять у него хотя бы крупицу опыта, что согласен заплатить за этот опыт просто гигантскую сумму.

И вот тут капитан осатанел. Все, что говорил или делал в последующие пять минут, он запомнил плохо. Почему-то в па– мяти остались лишь плачущий навзрыд Клаузен и все такой же невозмутимый джентльмен, который, надевая свое роскошное пальто, никак не мог попасть в рукава, да то, как он закры– вает за ними дверь и потом плетется обратно в гостиную.

Тем вечером он напился, сильно напился, пошел в «Боржч», но по дороге все же передумал, направился к Михаэле и устроил у нее жуткий, с битьем посуды, скандал.

Капитан поежился.

Там, впереди, в Зоне, все словно бы замерло, не было ни малейшего движения. И капитану показалось, что он видит мас– терски написанный холст, что, попытавшись сделать шаг впе– ред, упрется в этот холст носом, и тогда наваждение спадет, мир изменится, станет иным, и он сам уже будет не капитаном Квотербладом, а кем-то другим, ничуть на него не похожим.

А потом на этом холсте шевельнулась какая-то точка, ка– кой-то бугорок, и капитан забыл обо всем. Ничем иным, кроме как возвращавшимся с хабаром сталкером, эта точка быть не могла.

Квотерблад затаился. Теперь ему оставалось только ждать и ждать, чтобы в нужный момент… ох уж этот нужный момент!

И тут он услышал шорох, который доносился с противопо– ложной стороны, и, оглянувшись, проклял все на свете. Это был сержант. Совершенно не скрываясь, он ломился к его буд– ке, так, словно прогуливался по бульвару какого-нибудь ку– рортного городка. Остановить его не было никакой возможнос– ти, поскольку крик или свист могли бы испортить все дело окончательно.

Капитан скрипнул зубами и стал ждать, пока этот сосунок не подойдет, уповая лишь на то, что тот сделает это быстрее, чем сталкер его заметит.

Наконец сержант оказался рядом с ним за будкой, и тог– да, дав себе клятву, взыскать с него за все, капитан прошеп– тал:

– Сиди и не рыпайся. Не дай бог пошевелишь хоть мизин– цем. Какого черта приперся?

– Да это, я подумал, вдруг вам помощь нужна…

– Помощь? Я тебе покажу помощь. Ишь какой помощник вы– искался, – прошипел капитан и вдруг с удивлением понял, что уже ничуть не сердится на сержанта, может быть, оттого, что представил, как тому было страшно сидеть в машине, одному, окруженному со всех сторон темнотой, неизвестностью.

Ладно, бог с ним, с этим сержантом.

Он выглянул из-за будки и буквально метрах в двадцати от себя увидел темную фигуру, которая шла наискосок, направ– ляясь к соседним домам. И тут уж медлить было нельзя.

Нажимая на спусковой крючок, он почему-то снова вспом– нил того резинового джентльмена. «Охотник!» Да, именно охот– ник. Ну и что?

Очередь распорола ночную тишину. Сверкающий пунктир трассеров прошил темную фигуру. А та, даже и не пошатнув– шись, продолжала двигаться вперед. Капитан выпустил вторую очередь, которая тоже не принесла продвигавшемуся к домам человеку ни малейшего вреда.

Начиная уже догадываться, кто, вернее – что перед ним, Квотерблад бросился к этой фигуре и чуть не попал под оче– редь, которую выпустил сержант.

Пули просвистели у самого его лица.

– Застрелю! – вне себя от ярости, крякнул он торчавшей над будкой голове в каске. Та испуганно ойкнула и исчезла, спряталась. А у капитана уже не было времени даже дать опле– уху нерадивому сержанту. Он бросился к все еще двигавшейся фигуре, осветил ее фонариком и выругался.

Ну конечно, это был мертвец.

А стало быть, и конец охоты. На сегодня. Капитан хорошо знал, что сталкера здесь ждать уже бесполезно. Конечно, вполне возможно, он где-то рядом, может быть, лежит метрах в ста, за бугорком, но не встанет, будет ждать, пока они уе– дут, пролежит еще хоть сутки. Они, сволочи, – терпеливые!

Надо было ехать домой. Капитан подумал, что сегодня обязательно завернет на огонек к Михаэле. И в этот раз скан– далить он не будет. Нет, сегодня все у них будет как надо, тихо и мирно. А сержанту он еще покажет кузькину мать.

Квотерблад пошел обратно к будке и, когда до нее оста– лась всего лишь пара шагов, вдруг понял, что где-то в глуби– не души рад неудачной охоте. Это его поразило, поскольку ни– когда до этого он ничего подобного не испытывал. Капитан да– же остановился, попытался понять, что же все-таки произошло, и, глядя на снова высунувшуюся из-за будки голову сержанта, вдруг понял, что причиной этому был тот джентльмен-охотник. Да, именно – он. И его предложение. Надо же, сафари на лю– дей. Охота… Развлечение…

Сержант вдруг замахал руками и крикнул:

– Вот он! Смотрите!

Капитан машинально оглянулся и увидел, увидел его – сталкера. Тот бежал тяжело, не оглядываясь, тем же маршру– том, что и мертвец. До ближайшего дома, в котором можно было спрятаться, ему оставалось не больше десяти метров. Развора– чиваясь, Квотерблад поразился красоте и безрассудству его замысла. Если бы сержант не выглянул, сталкер ушел бы, прос– кользнул под самым носом.

Время словно растянулось, замедлилось. Все еще развора– чиваясь и срывая с плеча автомат, капитан увидел ясно, как на фотографии, лицо того, джентльмена-охотника. У него в го– лове успела даже мелькнуть строчка непонятно откуда ему из– вестного стихотворения: «И охотник вернулся с холмов…» А потом он полоснул из автомата, полоснул из неудобного поло– жения, не целясь, и почти уже добежавшая до угла фигура сло– малась и, мучительно застонав, рухнула на землю.

– Здорово вы его! – радостно крикнул сержант.

Но капитан его не слышал. Он шел к сталкеру, неторопли– во, настороженно, готовый в любую секунду стрелять. Бывало, некоторые, особенно новички, брали с собой в Зону оружие. Оружия у сталкера не было. И он был еще жив. Капитан это по– нял, остановившись от него в полуметре, когда сталкер засто– нал и медленно, не замечая капитана, словно так и не осоз– нав, что же с ним произошло, пополз к дому, не отпуская, та– ща за собой по кошачьему мху мешок с хабаром.

Сталкера надо было добить. И никто бы капитана за это не осудил, никто бы не сказал даже слова, поскольку здесь, на границе Зоны, сталкеры были вне закона настолько, нас– колько это вообще возможно. Кроме того, раньше в подобных случаях он добивал их всегда. Таково было его правило.

Но только не сейчас.

«Да, я не сделаю этого, – сказал себе капитан. – Не сделаю этого, потому что я не охотник, потому что я просто выполняю свой долг, а он не дичь, он человек».

А руки его уже поднимали автомат, бесконечно медленно, казалось, целое столетие, но все же поднимали. Сталкер огля– нулся, и капитан увидел его перемазанное грязью, искаженное гримасой животного, смертельного ужаса лицо.

«Нет, ты этого не сделаешь!» – снова сказал себе капи– тан и ужаснулся, вдруг осознав, что руки вышли у него из по– виновения, делают нечто свое, нужное только им, рукам.

– Нет! – все еще пытаясь восстановить над ними конт– роль, отчаянно крикнул капитан.

Прогрохотала очередь, и сталкер ткнулся лицом в кошачий мох…

Сержант вызвал по рации спецгруппу. На запыленном «джи– пе» приехали три офицера, те самые, которые и должны были заниматься подобными делами. Они составили протокол, осмот– рели труп и забрали мешок с хабаром, чтобы передать его в институт. Они опросили сержанта и попытались задавать капи– тану какие-то вопросы, но тот их не слушал. Он стоял метрах в пяти от того места, где подстрелил сталкера, и смотрел на Зону.

На рассвете спецгруппа уехала, а капитан все стоял, бе– зучастно разглядывая дома, провода которых обросли каким-то мочалом, грузовики, вагонетки вдалеке. Автомат из рук он так и не выпустил. Сержант пару раз попробовал было его увести, но капитан лишь молчащего отталкивал и смотрел, смотрел.

А потом что-то в нем отпустило, он отдал автомат сер– жанту, сел на траву и закурил.

Свежий утренний ветерок относил в сторону дым его сига– реты. А капитан думал о том, что в сталкера стрелял не он, а сама Зона. Это могла быть только она, больше некому. Все правильно, все логично. Она защищала себя, она была «пустыш– ками» и «комариными плешами», она была всеми теми вещами, которые выносили из нее ученые и сталкеры. Она была. И она боролась, она хотела остаться собой, она не хотела исчез– нуть, рассеяться по огромному земному шару. А он, капитан, был возле нее слишком долго. И Зона его переделала, как пе– ределывала тех же сталкеров, как переделывала их детей. Только его, капитана Квотерблада, она переделала по-особен– ному, превратив в своего слугу, своего охранника. И это было окончательно, спасения от этого не было.

Капитан Квотерблад встал, закинул автомат на плечо и пошел к машине. Сержант сел за руль, капитан устроился ря– дом, и они поехали прочь, прочь от Зоны. Надо было состав– лять рапорт.

– А здорово вы его! – крикнул сержант.

Вместо ответа капитан что-то пробормотал, и, не расслы– шав, сержант переспросил:

– Что?

– Ничего, – сказал Квотерблад. Разговаривать с сержан– том ему не хотелось, поскольку ему только что пришло в голо– ву третье объяснение.

А что, если все гораздо проще и Зона тут совсем ни при чем? Что, если он и в самом деле превратился в охотника, ко– торому просто нравится охотиться на редкую дичь – человека? Что, если он стал таким же, как этот резиновый джентльмен? И нечего пудрить мозги долгом, а также влиянием Зоны.

Эта мысль не вызвала у него ни страха, ни ужаса, она была гораздо проще и желаннее, чем все, о чем он думал пос– ледний час. И что-то в ней было еще, словно бы обещание не– коего забытья, некоего наслаждения.

– Да, все именно так, все именно так, – пробормотал ка– питан. – И нечего забивать мозги, нечего…

– Что вы сказали? – снова переспросил сержант. – Вы что-то сказали?

– Да так, – пробормотал капитан Квотерблад, а потом не удержался и добавил: – «И охотник вернулся с холмов…» Охотник?..