Текст книги "ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ 1"

Автор книги: Автор Неизвестен

АЛЯ

Меньше всего девчонки хотели улетать одни, но Аля была неумолима:

– Нет. У меня «синдром Радуги», так что лучше со мной не спорить. Погостите у отца, он будет страшно рад. А то – в интернат, как всех! Ясно?

– Ясно…

– Ясно, но…

В порт девчонок отвез Горбовский. Ему надо было что-то там забрать или кого-то встретить – Аля воспринимала все как сквозь туман и чувствовала, что сама она никаких перемещений в пространстве совершать больше не в состоянии. Но и спать, несмотря на неимоверную моральную усталость, она не могла – поэтому, проморозив себя под душем, сунула под язык пастилку хайреста и вытянулась на кровати под медиатроном.

…смешалось с явью, и как относиться к происходящему, было непонятно. Как вообще может к чему-то относиться чело– век, заброшенный за полсотни световых лет от родной планеты и втиснутый в странной формы ящик, у которого медленно сдви– гаются то те, то другие стенки, а вокруг чернота без звезд, воздух в ящике тяжелый, аварийные патрончики выплевывают кислород с противным запахом мертвых цветов (это следы недо– распавшегося озона и квадрона), и спасения не будет – и вдруг появляется из стены некто в белом и заводит многозна– чительную беседу сам с собой, а чуть позже приходят парни без лиц и с повадками санитаров… и все это в медленном за– унывном завораживающем тягучем ритме, как будто царит сред– неазиатское средневековое пекло, солнце не заходит никогда, все окрашено в цвет расплавленного янтаря и пересушенного песка, и где-то играет зурна. Зурна меня особенно донима– ла… пытка зурной. Наверное, ее придумали древние китайцы.

Часы то шли, то стояли, то показывали вчерашнее время. И я склонен почему-то верить часам, а не своим ощущениям. Два раза я пытался писать, но когда однажды обнаружил толс– тую полуистлевшую тетрадь, полную моих записей, обрывающихся словами «харистоподнический исклюинатор вестит крайне адва– ютротиллинопропно… не поминайте…», – решил, что это за– нятие не для здешних условий. Впрочем, «решил» – не то сло– во. Там я не решал. Там я соглашался или не соглашался. И даже не так. Там я или находил силы отказываться от безумных затей, или не находил.

Я ведь вешался там. Сделал петлю, надел на шею, спрыг– нул с койки. И – повис, медленно покачиваясь, приподнимаясь, опускаясь… Тяжесть была, но не для меня.

И потом еще – что-то было подобное… вены резал? Может быть, и вены. Иные вещи забывались сразу, стоило проскочить мимо, – так испаряются утренние сны. А иные – застревали в памяти, как камни…

Когда появился Малыш, я уже считал себя мертвым.

4

СТАС

Я уже видел это много раз в своих повторяющихся снах: коридоры призматического сечения с одной стеной темно-зеле– ной, другой серебристо-зеленой, почти черным полом и светя– щимся потолком. Коридоры шли либо бесконечно прямо, заканчи– ваясь точкой перспективы, либо уходили в сторону, закругля– ясь… Спутники «Атлас» построили лет восемьдесят назад и предполагали использовать в качестве космических санаториев: тогда как раз началась эпидемия болезни Шнее-Мура, с нею долго не могли справиться, и счет людей, кости которых прев– ратились в безе, шел на десятки тысяч. Но потом, когда три спутника были готовы, а семь построены, но не оборудованы, появился Рокухара со своей вакциной, и спутникам пришлось искать новое применение.

…Помещения были заполнены азотом, температура поддер– живалась примерно плюс пять, мы шли в масках и натянутых на компенсаторные костюмы свитерах, серых и одинаковых, из ка– кого-то набора спецснаряжения. Индикаторы мю-воздействия ве– ли нас. Позади было уже километра три коридоров и анфиладных залов, я шел и думал, что у архитекторов прошлого были свои странности, а мы уют понимаем не так.

Скорее всего, мы причалили не к тому шлюзу. Вряд ли по– лучатели зеленых контейнеров с Тагоры перетаскивали их черт знает куда этими переходами…

– Наверное, здесь, – в который раз сказал Александр Ва– сильевич, останавливаясь перед двустворчатыми раздвижными воротами из анодированного титана. – Как полагаете, десант?

Десант, собственно, никак не полагал. Ворота казались несокрушимыми. Кроме того, по ту сторону нас могли ждать не– довольные нашим вторжением таинственные заговорщики. Или инопланетные чудовища. Или собственной персоной Странники. Или вакуум. Хотя индикаторы и у меня, и у Эспады, и у Алек– сандра Васильевича дружно (кажется, впервые сегодня) указы– вали именно туда, за эту преграду.

– Даже если и здесь… – начал Вадим, но и уже наперед знал, что он скажет: что не открыть, не пройти, не знаем ключа, замка, шифра, способа, привода… – и мы действитель– но ничего этого не знали и в снах моих чуть ли не умирали у этих ворот, отчаявшись и перепробовав все, включая какую-то стрельбу и вообще непонятно что, и тогда я сделал то, чего мы во сне никогда не догадывались сделать: я просто подошел к воротам, приложил голые ладони к холодному металлу и стал сдвигать плиту, преодолевая только массу ее, но не сопротив– ление каких-то механизмов… с минуту ничего не получалось, плита весила на Земле несколько тонн и даже здесь, в щадящем гравиполе, с полтонны тянула наверняка, а я – едва десять килограммов, но вес не в счет, пол был одной сплошной при– соской, ноги не скользили абсолютно, я приналег еще, и Вадим втиснулся снизу – помогать… и пошла, родимая, пошла сама, пошла – все, теперь не удержать.

– Ух ты! – сказал кто-то, заглянувший в щелочку раньше нас.

– Осторожно!.. – голос Александра Васильевича, а потом

– пахнуло сзади раскаленным и шершавым, я оглянулся: сияющий вихрь ворвался в спутник, разбрасывая нас, это был горячий от солнца песок, это был солнечный свет, это был страшный, ревущий шквал! Створка уплывала, и передо мной открывался уносящийся вниз песчаный склон, легкий белый взмывающий навстречу песок и розоватое солнце высоко и чуть справа, и все это спутник всасывал в себя, как громадный пылесос! Меня поволокло этим потоком, я не отцеплялся от створки, Вадим не отцеплялся от меня, сзади кричали: «Назад!» и «Осторожно!» – и вдруг пол ушел из-под ног, тяжесть подхватила нас, мы по– валились, хватаясь друг за друга, и – закувыркались по скло– ну…

АЛЯ

Она выпила три стакана воды один за другим, и все равно хотелось пить. В зеркале отражалось что-то малознакомое и злое. Пожалуй, все уже выветрилось из памяти, да и не – было сил… Она с отвращением покосилась на раскрытый блокнот. Нет. Просто не хочу.

 
Есть, оказывается, вещи, о которых лучше никому не знать.
А ведь это еще не конец, подумала она.
Или все-таки конец?
В том, давнем смысле?
Хорошо, что отправила девчонок… и Марк обрадуется…
Она представила себе, как это будет, и посмеялась – не слишком весело.
В гостинице было слишком шумно: человек двести, в ос– новном молодые ребята, девушек меньше, все одетые по-полево– му, с оружием – оружия было непривычно много, – собрались внизу, в холле, вокруг фонтана, среди пальм: сидели кто в кружок, кто поодиночке, что-то поправляли в снаряжении, пе– ли. Аля заметила Слона: он стоял, окруженный другими, как взрослый человек среди ребятишек. Потом она увидела – чуть в стороне – Горбовского. Он слушал высокого и широкоплечего молодого человека с очень загоревшим лицом и почти белыми от солнца волосами. Человек что-то яростно, но шепотом Горбовс– кому доказывал.
Странно: этого человека она никогда в жизни не видела, но почему-то знала, что от него здесь и сейчас зависит почти все. Не от Горбовского и не от Слона. От него. Возникло нез– накомое чувство: будто внутри нее пряталось маленькое дрожа– щее животное, и пряталось именно от него… от убийцы. Оно его узнало и теперь панически пряталось, и это могло плохо кончиться, потому что страх вдруг передался ей самой…
Горбовский увидел ее и помахал рукой, приглашая.
 

– Вот, Сашенька, это Максим. Девушек ваших я в корабль усадил и отправил… очень возмущались. Особенно младшая. Максим, это Александра, мой товарищ по Радуге. Она практи– чески в курсе дела.

– Вы там побывали за несколько часов до нападения, – сказал, пожимая ей руку, Максим. Рука была хорошая. – Слон успел мне пересказать кое-что, а кое-что я и сам понял. То, что произошло с вами, называется инсайт. Уже были подобные случаи…

– С вами тоже? – почему-то догадалась я.

– Заметно? – Он улыбнулся.

– Да уж…

– Это пройдет, не слишком беспокойтесь. Кое-что остает– ся надолго, но… Впрочем, это не так уж важно. Важно дру– гое. Скажите, после того, как Попов извинился и покинул ве– черинку, вы не заходили в его комнату?

– Нет. Я вообще туда не заходила.

– Это точно?

– Да. Я не была настолько невменяема…

– Но к комнате вы подходили?

– М-м… Видите ли, я не знаю, была это его комната или чья-нибудь еще… Мне послышался разговор из-за двери, я постучалась и попыталась войти, но было заперто. Я ушла.

– А почему вы хотели войти?

– Не знаю. Что-то… ну, зацепило, что ли… Не могу точно сказать.

– Разговор был слышен хорошо?

– Нет. Я не поняла, о чем говорили. Но будто бы спорили

– мужчина и женщина. Потом я подумала, что это спектакль…

– Все то же самое, Леонид Андреевич, – повернулся Мак– сим к Горбовскому. Тот горько покивал головой.

– Спасибо, Александра, – сказал Максим.

– Я чем-то помогла?

– По-крайней мере, одно существенное опасение отпало.

– Вы нашли его? Или кого-нибудь?

– Нет. Слишком буйная растительность. Целую армию можно спрятать…

– Постойте… – Аля вздрогнула от какого-то толчка из– нутри. – А на кобальтовых шахтах вы были? На старых шахтах?

– Это где же такие? – задрал брови Горбовский. – Ты знаешь, Максик?

– Нет. Надо спросить Слона… Эф! – Максим взмахнул ру– кой. Слон мгновенно оказался рядом – воздушной волной Алю качнуло. – Ты слышал про какие-то заброшенные шахты побли– зости?

– Поблизости – нет. Здесь же была запрещенная зона. Есть старые кобальтовые шахты на Мраморном берегу. Полторы тысячи километров. И есть соляные пещеры под Оз, но там пол– но туристов…

– Наверное, это там, – сказала Аля. – В смысле – на Мраморном…

Было почему-то трудно выговаривать слова.

– Откуда вам известно?.. – начал Максим, но Горбовский вдруг, оттолкнув его, сделал быстрое и неловкое движение, и Аля оказалась у него на руках. Тело стало невесомым и непос– лушным, неподотчетным.

– Сашенька? Сашенька, вы меня слышите?

Аля слышала, но ничего не могла сказать. Она мигнула изо всех сил, и глаза закрылись.

СТАС

– Ты что-нибудь понимаешь? – в сотый раз спрашивал Ва– дим, и я в сотый раз отвечал, что не понимаю. Каким-то обра– зом я знал, что находимся мы в Западной Сахаре – с литром воды на двоих, без радиобраслетов и без воли к сопротивле– нию.

Кто бы мог подумать, что перенаселенная Сахара – такая пустая?..

– Случай спонтанной нуль-транспортировки, – продолжал Вадим. – Которой якобы не может быть. Но кто сказал, что мы разбираемся в нуль-физике? Даже великий Ламондуа не разби– рался в ней ни черта…

– Вадим, – попросил я. – Будь другом, не трещи. Может быть, мне удастся сообразить что-нибудь.

– Мне нельзя не трещать, – сказал он серьезно. – Иначе такое начнется…

– Что именно?

– Ну… фигня всякая. Заранее не скажешь. Я болтаю, и все как бы стравливается. А в противном случае, особенно когда напряжение какое-нибудь вокруг… даже думать неохота. Я просто стараюсь, чтобы ничего не случилось… а ты помень– ше на меня внимания обращай, хорошо?

– Приложу все усилия…

Пустыня была как в старых фильмах. Жара под пятьдесят, мертвая сушь, белый песок. Мы шли по гребню длинной дюны ку– да-то на юго-восток – просто потому, что в ту сторону было легче идти. Прокаленные до прозрачности облака тянулись из какой-то далекой благодатной окраины неба – полусложенным наклонным веером.

Две птицы летели, обгоняя нас, низко и медленно.

Сил хватит на три часа. Может быть, на пять. Мы умрем от перегрева – если не снимем костюмы. Или от обезвоживания

– если снимем.

– Знаешь, – сказал я, – нам терять нечего. Давай попро– буем устроить твою фигню.

– В смысле – мне заткнуться?

– Да.

– Ну, давай попробуем…

Но добрый час не происходило ничего.

АЛЯ

Если бы не пропали все чувства – это было бы страшно. Она все слышала и видела то, что попадало в поле хотя бы бо– кового зрения полузакрытых глаз, но не могла ни шевельнуть– ся, ни подать голос. Ее как бы залило невидимым твердым пластиком…

Врачи хлопотали вокруг нее, но вряд ли эти хлопоты име– ли смысл: дышала она и так неплохо, и сердце билось само. А освободить ее от оков – она это откуда-то знала – они не могли. Если повезет, то все пройдет само.

– Ничего, Сашенька, ничего… – Горбовский не отходил от нее. – Главное, не бойтесь. Найдем мы вашего Попова, уз– наем код…

– Вы же знаете код, – склонился над Алей Максим, вгля– дываясь в глаза, в лицо, пытаясь найти хоть тень ответа. – Эх, мнемоскоп бы сюда…

Она и на самом деле знала, как выйти из того состояния, в котором оказалась, – но не было ни малейшей возможности объяснить это тем, кто мог сделать необходимое. А сама она – не могла… или почти не могла.

Откуда взялось это «почти»?

– Может, и правда – под мнемоскоп? – оживился Горбовс– кий. – У Слона обязательно должен быть.

Она больше не видела Максима – он отвернулся. По потол– ку медленно полз световой блик. Вытянулся в лучик, скользнул в угол и исчез.

Кто-то взял с подоконника что-то металлическое и блес– тящее.

…рубиновые и стальные шестигранники внизу, и гус– то-коричневые, как шоколад, промежутки меж ними, и непрерыв– ное скольжение – чуть вниз и чуть вверх, и чуть вниз – над всем этим – неясно, на какой высоте – без тела и без смыс– ла…

– Если Попов и правда там, на шахтах, – сказал Максим,

– то лучше дождаться его самого. Потому что ментоскопия, Ле– онид Андреевич, это… Ее и вообще-то лучше никогда и никому не делать, а в нашем случае – это просто опасно. Опасно. Да.

– А я всегда полагал тебя рисковым мальчишкой, Макс, – сказал Горбовский с непонятным смешком.

– Это было давно, – сказал Максим.

– Противно быть старым, – горестно вздохнул вдруг Гор– бовский. – Противно сидеть и ждать, когда тебе скажут, что и как. Очень хочется пойти и самому все узнать…

Потом они долго молчали.

…касаясь чем-то, чего у нее не было, избранных площа– док, то зеркальных, то матовых, то неприятно-фасетчатых, и во всем этом был какой-то дикий смысл и намек на спасение…

– Я не хотел говорить об этом сегодня, – сказал наконец Максим, – но, видимо, придется. Надо выжечь Дюны… Иначе мы будем обречены на все новые и новые инциденты. Изощренность растет по экспоненте. Про Петра и Павла вы уже знаете? Это ведь пострашнее всех подкидышей и всех Странников вместе взятых.

– Я думал об этом, – сказал Горбовский неожиданно лег– ко. – Но как ты представляешь себе это… технически?

– Повесить старый корабль с отражателем. Их два десятка болтается на стационаре. Со ста километров пятно получится – пятнадцать в диаметре. При экспозиции шесть-восемь минут…

– Кто будет управлять кораблем?

– Я.

– Возьмешь такое на душу?

– Возьму.

– Не возьмешь ты, Максик. Тебе сейчас кажется, что смо– жешь, а как дойдет до дела…

– Смогу, Леонид Андреевич. От страха люди могут все. А я – очень боюсь. Очень.

Они опять замолчали, потом Але показалось, что Горбовс– кий начал говорить, но его прервал сигнал вызова.

– Да. Слушаю тебя. Что? Не может быть… Спасибо, Слон. Хорошо. Да, прямо сейчас. Ничего не трогайте до нас. Ниче– го…

…нужная ей, похожая на бассейн с зеленой ртутью, она касается поверхности – и будто невидимым хоботком начинает втягивать эту ртуть, и вот из ничего возникают зеленые руки со сведенными судорогой пальцами, она пытается пальцы расп– рямить, и не с первой попытки это получается, а между тем ртутью заполняется некая полость в пространстве в форме не– видимого человеческого тела, она начинает видеть это – себя

– как бы со всех сторон одновременно – ртутная женщина…

– Сашенька, нам придется покинуть вас…

– Нет. – Она с трудом разлепила губы. – Без меня вам там нечего делать. Две минуты, я займусь собой…

СТАС

Наверное, это когда-то называлось оазисом. Полузасыпан– ные песком, стояли белые, без единой прямой линии, построй– ки. Купола, частью проломленные, напоминали черепа вымерших тысячелетия назад великанов. Пологая лощина, чуть темнее ок– ружающих песков, уходила направо. Наверное, здесь когда-то стояли пальмы и синело озеро. Но и сейчас мог быть колодец, а поэтому нужно было спускаться…

– Может быть, найдем воду, – тихо сказал Вадим.

– Да, – так же тихо сказал я.

Если мы не найдем воду, то вечером выпьем последнюю, а за сутки высохнем, как воблы. Ничто не поможет…

Я подумал почему-то, что нас выбросило не только за со– рок тысяч километров, но и за сорок веков. И нигде вокруг нет ни человека, ни верблюда, потому что колодцы высохли и пути караванов переместились на север…

У подножия дюны было еще жарче, хотя солнце уже каса– лось гребня ее и вот-вот должна было лечь тень. А пройдет еще сколько-то лет, и дюна вползет на развалины оазиса, хо– роня его навечно, как похоронены здесь, наверное, целые го– рода и страны.

– Колодец, колодец, колодец… – бормотал Вадим. – Ко– лодец…

– Наверное, вон там, – показал я.

Чуть видимый, темнел край каменного кольца.

Мы почти подбежали. Колодец был полон песком до края.

– Может быть, там крышка… – я абсолютно не был уверен в том, что говорю.

Мы начали раскапывать. Руками. Трудно сказать, как дол– го это длилось. Может быть, час. Потом Вадим сказал, что пойдет поищет что-нибудь, что сойдет за лопату. Мы углуби– лись примерно по грудь. Я присел и стал рыть еще. Песок был плотный, слежавшийся, но сухой. Впрочем, если подо мной крышка колодца, то песок и должен быть сухим. Я попытался почувствовать, что именно находится внизу, но от усталости не мог ни черта.

Вадим не возвращался, и я вдруг как-то очень остро ощу– тил его отсутствие. Его не было вообще нигде. От нап– ряжения и жары у меня было черно в глазах, и я с трудом, об– валивая края с таким трудом вырытой воронки, выбрался нару– жу. Цепочка волочащихся следов тянулась к ближайшему куполу. На пути ее чуть приподнимались над песком зубцы древней сте– ны. Почему-то от стены шли уже три цепочки: направо, налево и прямо. Коня потеряешь, подумал я. В спину тянуло жаром. Воздух впереди дрожал и переливался.

Янтарного цвета полоска проходила по далекому горизон– ту.

– Вадим! – Я думал, что кричу, но крик как-то не полу– чался: было неловко. – Вади-им!

Молчание.

– Вадим, черт возьми!!!

Я уже знал, что ответа не будет.

Следы подходили к пролому в куполе, но и от пролома тя– нулись две цепочки, и уже ясно было, что так будет и дальше. Началось то, о чем Вадим предупреждал и о чем я смутно дога– дывался.

Внутри купола было темно. Пыльный луч не столько осве– щал помещение, сколько мешал хоть что-то увидеть. Впрочем, кроме песка, там не было ничего. И я пошел по следам, чтобы хоть куда-то идти.

Уже начало темнеть, когда я наткнулся на нечто, предс– тавляющее интерес.

Чуть в стороне от основных развалин стояла башня – как и все здесь, в песке по плечи. Коническая крыша ее, собран– ная из лавовых плиток, имела нечто вроде слухового окна – и от этого окна внутрь башни спускалась винтовая лестница. Слабый запах плесени поднимался оттуда. А где плесень, там сырость, а где сырость, там (не исключено, что) вода. Терять мне было, в общем-то, нечего. Я забрался внутрь, постоял на ступеньке – каменном брусе, вмурованном в стену, – дождался, когда привыкнут к полумраку глаза…

И стал спускаться.

АЛЯ

Салон «стрижа» рассчитан на четверых, но набилось в не– го девять человек: помимо Али, Горбовского и Максима, еще четверо прогрессоров, врач и кибератор. Кибератор и вел ма– шину – на небольшой высоте, в тропопаузе. Облака казались снежным полем. Несколько раз в опасной близости пролетали гусачки и лязгуны, и автопилот бросал машину в стороны так резко, что Алю вдавливало в твердого, как кость, Горбовско– го. Он пытался как-то смягчить эти толчки…

Сам полет длился меньше часа, но долго нельзя было сесть: единственная приемлемая площадка вблизи заброшенных шахт была забита глайдерами и вертолетами, и пришлось ждать, ходя кругами, пока их не растащат в стороны и не освободят достаточно места для посадки.

– Где? – спросил Максим, первым выпрыгивая из «стрижа» навстречу ожидающим.

– Вон там, под деревьями…

– Аля, не ходите, – предложил Горбовский, но она упрямо помотала головой и пошла, почти побежала, вслед за Максимом.

Под низкими, с черными листьями, плоскокронниками на белом полотнище лежали в ряд, прикрытые по грудь таким же полотнищем, полтора десятка тел. Тел людей. Полотнище, оче– видно, не промокало, оставаясь белым. От этого все казалось ненастоящим.

Аля прошла вдоль ряда, наклоняясь и всматриваясь в ли– ца: молодые и не очень, спокойные и искаженные…

Все было как-то безумно просто.

– Его здесь нет, – сказала она.

– Да, из захваченных здесь только двое, – сказал Мак– сим. – Их опознали…

– Я имею в виду руководителя. И… центр. Центр. Да, нужен центр…

Максим смотрел на нее, не понимая. Она и сама себя не вполне понимала.