Текст книги "Героический эпос народов СССР. Том первый"

Автор книги: Автор Неизвестен

Урал-батыр
Башкирский народный эпос

 
Давно, давно, давным-давно
Было, говорят, место одно,
Где не жила ни одна душа,
Где не ступала ни одна нога.
И жили в том месте, говорят,
Только двое, так говорят, -
Янбирде – старик, давший жизнь,
Со старухой по имени Янбикэ.
Где край родной – они не знали,
Где отец и мать – позабыли.
Так и жили первыми на той земле -
Янбирде и Янбикэ.
А вскоре родились у них, говорят,
Два сына, так говорят, -
Шульген – имя старшему сыну,
Урал – имя младшему сыну...
 

Были у них лев, кречет и щука. На льве они ездили, кречет им птицу в небе сбивал, а щука рыбу ловила. И часто думал Урал – что такое Смерть, что это за сила? И спросил однажды у отца:

 Урал

 
Отец, если Смерть упорно искать,
Найти ее можно ли?
А если настигнешь – к горлу ее
Нож приставить можно ли?
 

Янбирде

 
Сын мой, то, что смертью зовут, -
Нельзя увидеть глазами,
Услышать нельзя ушами.
Только знаю – против нее
Есть, говорят, средство одно:
Далеко, на земле падишаха-дива,
Течет родник – единственный в мире,
Человек, испивший из него воду,
Смерти становится не подвластен.
 

Однажды Янбирде и Янбикэ уехали на охоту, наказав сыновьям не пить крови из ракушек. Шульген нарушил их наказ – отпил по глоточку. Янбирде, вернувшись, начал бить его палкой. И тогда Урал, схватив его за руку, сказал:

Урал

 
Вот бьешь ты сына своего.
Не значит ли, что ты решил
На детях миру показать -
Как Смерть приходит... От кого?
От сильных к слабым... А потом,
Когда сила от тебя уйдет,
Подумай, не придется ли тебе
Встретить Смерть в своем жилье?
 

Янбирде, смутясь, задумался, собрал всех зверей и птиц, чтобы порасспросить – в каком обличье ходит Смерть. Молодой Урал горячо призывал не губить друг друга, не давать волю Смерти, поймать ее и задушить. Но хищные звери и Шульген с ним не согласились.

Старик Янбирде и старуха Янбикэ теперь не решались одни ходить на охоту и стали брать с собой сыновей. Однажды много дичи они добыли и среди птиц – белую лебедушку. И когда Янбирде приставил к ее горлу нож, заплакала лебедушка кровавыми слезами и так сказала, говорят:

Лебедушка

 
Я в небе летала,
Мир узнавала,
Я птица небесная, а не земная.
Есть род у меня, есть страна,
От отца Самрау я рождена.
Когда на земле было голо и пусто,
Отец мой искал себе пару,
По на земле никого по нашел,
Из другого племени выбрать подругу,
Равную себе, тоже не смог.
И тогда полетел он высоко в небо,
Желая возлюбленную найти,
Луну и Солнце повстречал в пути,
Стал к ним присматриваться
И ласковым словом сразу обоих приворожил
И вскоре в жены себе взял,
Всем птицам главою стал
И зажил счастливо падишахом,
Не ведая горя, болезней и страха.
Две дочери у него родились,
Ничем они никогда не болели,
И отец до сих пор живет падишахом.
Отпустите меня, я к нему вернусь,
В пищу я вам все равно не гожусь,
Не режьте меня – я не съедобна.
Взяв воду из родника живого,
Тело мое мать омыла,
Потом в солнечных лучах искупала.
Имя матери моей – Койш,
Я же самого падишаха Самрау
Старшая дочь по имени Хумай.
 

Шульген хотел убить птицу, но Урал за нее заступился.

Хумай из здорового крыла выбросила три перышка, обрызгала их кровью из раны, и они упали на землю – появились три лебедя и, подхватив Хумай, ставшую красивой девушкой, унесли в небо.

Янбирде велел сыновьям идти вслед за лебедями и найти то место, где течет живой родник. А если в дороге встретится Смерть, срубить ей голову и принести ему.

Долго ехали на своих львах Шульген и Урал.

Однажды под огромным деревом увидели седобородого старца.

И сказал он им: "Налево пойдете – страну счастья падишаха Самрау увидите, направо пойдете – страну горя падишаха Катилы увидите".

Братья бросили жребий. Идти направо выпало Шульгену, но он, уговор нарушив, пошел налево. Урал не стал спорить со старшим братом и пошел направо – в страну горя. Много гор он перевалил, много рек переплыл и однажды в лесу увидел сгорбленную старуху. Она рассказала, плача, о страшных делах Катилы и умоляла Урала не ездить в эту страну. Но Урал так сказал:

Урал

 
Много я бурных рек переплыл,
Много хребтов перевалил,
Я людям зла не несу с собой,
Хочу я со Смертью вступить в бой.
И Смерть, которая прячется здесь,
Должен я непременно поймать
И с этой земли навсегда прогнать.
Если этого не сделаю я,
Что будет стоить вся жизнь моя?
Зачем мне ходить с именем Урал?
 
 
Такие слова, говорят, он сказал,
Сел на льва и поехал в страну падишаха Катилы.
 
 
Несколько дней прошло, говорят,
Урал подъехал к такому месту,
Где люди голые, словно только что рожденные,
Стоят, согнанные в большие толпы.
 
 
Смело к ним подошел Урал,
Горько плачущих утешал,
О своем намерении рассказал.
И один старик тогда сказал:
"Егет, по твоей одежде,
По тому, что ты на льве приехал,
Вижу, что ты человек нездешний.
Вон там – приближенные падишаха,
И среди них туре,
Взгляни – на стяге черные вороны изображены -
Они отсюда хорошо видны.
 
 
Каждый год в день рожденья Катилы,
В честь колодца, где воду брали
И в этой воде его искупали, -
Приносят богу кровавую жертву.
Видел ли ты воронов черных?
Вон они, видишь, на гору сели,
Жертву кровавую ожидая,
Ждут, когда девушек бросят в колодец,
Потом, когда девушки мертвыми станут,
Их вынут, и воронов черная стая,
Грозно крича и крылами махая,
Начнет мертвым мясом насыщаться...
 
 
А там вон, видишь, стоят егеты,
Собранные из разных родов егеты,
Стоят со связанными руками.
Из них дочь падишаха Катилы
Выберет себе одного егета,
Других во дворец возьмут, остальных же
Принесут тенгри в жертву".
 
 
Старик замолчал.
Ряды колыхнулись -
Это дочь падишаха явилась,
На трон золотой молча села,
Взмахнув рукой, нести приказала.
Четыре раба несли ношу,
А по бокам слуги шагали -
Важные да спесивые,
Отчужденные, горделивые.
Видом своим страх нагоняя,
Взором своим спесь выражая.
 
 
Обошла всех егетов дочь падишаха,
Ни один по душе ей не пришелся,
Повернулась, увидела Урала,
Подошла, в глаза ему заглянула,
С улыбкою яблоко протянула.
Взмахнув рукой, села на трон
И приказала нести во дворец...
А к Уралу со всех сторон
Бросились слуги. "Егет-молодец!
Дочь падишаха тебя полюбила,
Теперь ты станешь зятем Катилы!
Мы тебя отведем во дворец!"
 
 
И слышит народ – Урал отвечает:
"Ваших порядков я не знаю,
Во дворец идти не собираюсь,
К здешним обычаям хочу присмотреться.
А время придет – по любви, по сердцу,
Себе девушку я найду
И сам к ней подойду".
 
 
Слуги, обиженные таким ответом,
Отошли от Урала-егета
И девушке, которая во дворце ожидала,
Пошли рассказать об отказе Урала.
И вот на майдане затих гул,
Глашатай крикнул: «Падишах идет!»
Настороженно притих народ.
Рабы осторожно носилки несут,
На носилках – трон, а на нем падишах,
Четыре батыра сзади идут,
Не отставая ни на шаг.
Огромный, как обвешанный кладью верблюд,
Сопящий, как ожиревший медведь,
С налитыми кровью глазами,
Со вздутыми веками и бровями,
Со сросшимся, как у кабана, затылком,
С ногами, толстыми, как у слона,
С животом, раздувшимся, как хаба,
Кумысом наполненный до краев,
Явился Катила – злой падишах,
Видом своим нагоняя страх.
 
 
К толпе девушек он подошел,
Глазами красавицу отыскал,
Зубы велел слуге осмотреть,
Потом отбросил в сторону плеть,
Руку, закрывавшую румяное лицо,
Откинул резко, потрогал грудь,
Ладонями талию молча ощупал.
 
 
"Для дворца подойдет, – сказал Катила
Эй, слуги, других девушек осмотрите
И сколько надо – себе возьмите. -
Так падишах сказал, говорят,
К трону опять зашагал, говорят. -
А всех остальных в жертву отдайте
В честь колодца, где воду брали
И в этой воде меня искупали".
 
 
Тут дочь Катилы из дворца вернулась,
Подошла к Уралу и, в глаза ему глянув,
Со словами упрека обратилась:
"За что ты меня опозорил, егет?
Очернил лицо мое, гордый егет?
Я тебя среди сотни рабов отыскала,
Яблоко подарила, равным признала,
А ты отказался идти во дворец...»
 
 
Слова ее услышал отец,
Спросил: "Егет, из какого ты рода,
Что посмел опозорить нас перед народом?"
 

Урал

 
Человека, который людей убивает
И при том падишахом себя называет,
Сколько ни странствовал я по дорогам,
Мне повстречать не приходилось.
Не только знать, но и думать об этом,
Разве я мог, скитаясь по свету?
Смерти я с детства привык не бояться
И с нею всегда я готов сражаться,
Не отдам ей не только человека,
Но даже самую малую птицу!
Зачем тебе предо мной гордиться?
Тебя я еще совсем не знаю -
Поживу, на дела твои погляжу,
Тогда все, что думаю, – прямо скажу.
 
 
Народ, приближенные и батыры
Смотрели с завистью на Урала:
Так смело говорит с самим Катилой,
А может, и зятем ему станет!
 
 
Дочери своей закричал Катила:
"Зачем ты себе глупца избрала?
Он же тебя совсем недостоин.
Не томись, моя дочь, напрасно, -
Он человек для нас опасный.
Вернись во дворец", – так он приказал
А слугам людей убивать приказал,
Урала велел в кандалы заковать.
Народ начал плакать, громко стенать,
Падишаха кровавого проклинать.
 
 
И тут увидел народ, говорят,
Как Урал рванулся вперед, говорят.
 

Урал

 
Я отправился в долгий путь,
Чтоб Смерть невидимую уничтожить,
Спасти людей от людоеда-дива.
Чтоб счастье людей приумножить,
Хотел из родника взять живую воду
И воскресить мертвых...
Вот для чего я рожден батыром.
 
 
Услышав такие речи Урала,
Катила, от гнева багровым ставший,
Крикнул своим четырем батырам:
"Пусть он землю запомнит нашу!
Хочет Смерть повидать? Ну что же, -
Надо нам его волю уважить, -
Покажите Смерть чужому батыру".
 
 
Этот грозный фарман выполняя,
Вышли вперед четыре батыра.
«Будешь биться или бороться?» -
Нагло смеясь, они спросили.
 
 
Сказал Урал, взглянув на Катилу:
"А вы подумали, хватит ли силы?
Смотрите – как бы вам не погибнуть...
Может, сильнее себя зверя
Вы на меня бы напустили?!"
 
 
Батыров эти слова рассмешили,
И, хохоча, они так говорили,
Над противником издеваясь:
"Ай-хай, оказывается, какой ты сильный -
Нас, четверых, один не боишься!"
 
 
Катила рукою взмахнул: "Ну, ладно,
Раз пришелец жаждет крови
И жить на земле ему надоело,
Из дворца быка приведите,
А вы, батыры, пока подождите".
 
 
Люди эти слова услыхали,
«Ой, пропадет егет!» – зашептали,
Головы низко склонив, стояли,
Слезы ладонями вытирали.
Дочь падишаха к отцу подбежала
И такими словами его умоляла:
 
 
"Отец мой, прошу – не губи егета,
Добрее его во всем свете нету.
Твою волю, отец, выполняя,
Я жениха себе выбирала
И выбрала лишь одного Урала.
Прошу – не проливай зря крови...»
 
 
Катила дочь свою не послушал -
Велел быка пустить на волю.
И вот, как гора, огромная туша,
Скребя копытами голую землю,
Брызжа слюной, вдруг появилась,
Из ворот дворцовых к майдану пустилась.
Народ испуганный разбежался.
 
 
Бык страшно всхрапнул и, рога склонивши,
Кинулся яростно на Урала,
Чтобы поддеть и поднять высоко
Рогами насквозь пронзенное тело.
 
 
Урал, говорят, не растерялся,
От удара ловко увернулся,
Руками крепко рога схватил,
Начал шею быку ломать
И голову ниже к земле пригибать.
 
 
Над майданом раздался страшный рык -
Не может вырваться грозный бык,
В землю уходит ногами бык,
Не может туловище повернуть,
Не может рогами Урала боднуть,
Из пасти черпая кровь потекла,
Из челюсти выпал верхний зуб.
А Урал слово свое сдержал,
Убивать быка он не стал,
Из земли его выдернул, говорят,
На ноги поставил, так говорят.
 

Урал

 
Твои прямые рога изогнулись -
И вечно будут теперь такими!
Плотные копыта твои разомкнулись -
И вечно будут теперь такими!
Не только у тебя – у всего рода!
Силу человека сейчас испытал ты,
Слабость свою сейчас узнал ты.
Рогами людей устрашить не пытайся,
Одолеть людей никогда не надейся.
 
 
Четыре батыра переглянулись,
Подошли к Уралу с гордым видом,
Один из них, кривя рот в усмешке,
Сказал егету слова такие:
"Если душа твое тело покинет,
В какую сторону его закинуть?
Если же в схватке ты уцелеешь,
В какую страну тебя забросить?"
 
 
Урал смело вышел вперед:
"Ну что же, настал и ваш черед,
Вчетвером сразу ко мне подходите,
И, если погибну, льву тело отдайте,
А если поднять вам меня удастся,
В живой родник мое тело забросьте".
 
 
Первый батыр, продолжая смеяться,
Сказал: "Коль меня одолеешь
И силой своей на спину повалишь,
Брось мое тело тогда под ноги
Моему властелину падишаху Катиле".
 
 
Разом кинулись четыре батыра,
За плечи егета они ухватились,
Но только не долго с Уралом бились.
Схватив одного левой рукою,
Кинул Урал его в ноги Катилы,
А трех других, схватив всех сразу,
Ударил о землю с такою силой,
Что горы вздрогнули и пошатнулись,
И ветры вихрем в небо взметнулись
И мотыльками затрепетавших
Приближенных Катилы, мукою ставших,
Самого Катилу, талканом ставшим,
Подхватив, развеяли в небе...
 
 
Все люди видели битву Урала -
Матери, рыдавшие от страха,
Отцы, плачущие кровью,
Дети со связанными руками -
Кинулись все к егету Уралу
И, окружив его плотной толпою,
Повели во дворец падишаха,
Куда раньше никогда не входили.
 
 
Урал объявил всем, говорят,
Справедливый фарман, так говорят:
Беглым в свои жилища вернуться,
Злодея Катилу не бояться,
Каждому роду избрать старших -
Самых доблестных и справедливых.
 

По совету старых людей Урал женился на дочери Катилы. После свадьбы через несколько дней он снова тронулся в путь и увидел в лесу, как огромный змей пытается проглотить оленя: проглотил бы оленя – рога не проходят, отпустил бы оленя – выплюнуть не может. Змей назвался Заркумом, сыном дива Кахкахи, и молил спасти его – сломать рога оленю, за что обещал дать много жемчуга и отвести во дворец отца. И тут же выдал отцовскую тайну: у Кахкахи, оказывается, есть волшебная палка – «с ней в воде не утонешь, в огне не сгоришь, а коль надо скрыться от страшных врагов, невидимым станешь, и сколько б враги тебя ни искали, найти невидимого не смогут»... Урал поверил Заркуму, сломал рога, Заркум проглотил оленя, превратился в красивого егета и повел Урала к отцу Кахкахи.

 
...Урал и Заркум, отправились в путь,
Много дорог, говорят, прошли,
Много переплыли быстрых рек
И вот увидели вдалеке
Что-то черное, говорят,
На гору похоже, говорят.
Вверху – огонь, зарницами полыхающий,
Внизу – серый дым, искрами сверкающий.
Что-то серое, туманом покрытое,
Увидел Урал и спросил: «Что ото?»
Заркум пемного помедлил с ответом
И сказал: "Это змей, дворец охраняющий,
Покой отца оберегающий".
 
 
Вскоре Урал увидел ограду
И не гору, а змея, лежащего рядом,
Девятиглавого страшного змея.
Заркум приказал сторожу-змею
Отпереть кованые ворота.
Змей зашипел и так свистнул,
Будто рухнули горы и скалы.
Раздался грохот – четыре змея
По земле ключ волочили
И этим ключом ворота открыли.
 
 
Заркум, широко распахнув ворота,
Пригласил Урала войти как гостя
И, поклонясь, сказал: "О твоем приходе
Я отца предупредить должен... "
Так сказав, он закрыл ворота,
Шаги Заркума вдали затихли.
Урал прислушался – за воротами змеи
Между собою так говорили:
"Я – одиннадцатиголовый,
Мой черед съесть егета,
Чтобы двенадцатая по счету
Отросла голова на моем теле.
И стану я визирем падишаха".
 
 
Но его перебил девятиголовый:
"Этот егет узнал нашу тайну,
Заркум, испугавшись, ему проболтался...
Его падишах есть не станет -
Он же спас любимого сына!
И вы зря тут не толпитесь,
На жертву не надейтесь -
Мне одному его есть придется -
Потому что секрет самого падишаха
Я один только и знаю...»
 
 
Расползлись змеи, в углах притихли,
Остался один лишь – девятиголовый
И, приняв девичий облик,
Неслышно прошел через ворота,
Протягивая руки к Уралу,
Завораживая взглядом.
 
 
Но коварство змея знал Урал,
Протянутые руки так крепко сжал,
Что кровь полилась...
Змей, снова став змеем,
Шипя набросился на Урала,
Стараясь хвостом с ног сбить,
Стараясь огнем лицо опалить.
 
 
За горло змея схватил Урал
И, говорят, так сказал:
"Это ты знаешь тайну
Своего коварного падишаха
И хочешь, чтоб все дрожали от страха
От одного твоего вида!"
 
 
Змей удивился: "Так ты тенгри?
Так ты, оказывается, сам тенгри?
А я-то думал, что ты человек!
Потому и подслушал наш разговор
И падишаху о нем рассказал...»
 
 
С такими словами змей в ноги упал,
Хребет свой низко к земле пригибал.
Но тут же снова голову поднял -
Он человеческий запах узнал.
"Нет, ты не тенгри, ты человек,
Ты – человек, узнавший тайну,
Ты, повстречавший Заркума случайно,
Заставил его проговориться
И хочешь теперь своего добиться".
 
 
Только хотел он дыхнуть огнем,
Урал размахнулся и так ударил,
Что девять голов с тела свалились,
На пол упав, они раскололись.
Из одной – ключи посыпались со звоном,
Из других – восемь батыров явилось.
 
 
"Когда-то мы с семьями жили,
В стране своей мужчинами были,
Всех нас страшный змей погубил,
Из тел наших головы отрастил.
И если ты рассечешь его сердце,
Ключ золотой там увидишь,
Этим ключом дворец тайн откроешь...»
 
 
Так и сделал Урал, говорят,
Ключ золотой достал, говорят,
Дворец тайн открыл, говорят,
И красавицу там увидал, говорят,
Шелком тело ее покрыто,
Шея обвешена жемчугами,
Только поблёк на лице румянец...
Открыл Урал дверь другую -
Там, возле трона, палку увидел -
Вся она хрусталем сверкает,
Вся изукрашена жемчугами.
Сказали батыры: "Возьми эту палку,
Она, егет, помощницей будет".
 
 
Тут еще одна дверь раскрылась
И белый змей из нее появился,
Окинул всех взглядом, говорят,
Дохнул ядом, так говорят.
 
 
"Кто посмел войти и взять палку,
Которой ничья рука не касалась?!"
Перед собою увидев Урала,
Он пасть раскрыл... Но егет ловкий
Его скрутил и о землю ударил.
 
 
"Я со Смертью пошел сражаться
И буду до тех пор за нею гнаться,
Пока не настигну
И не сдавлю ей горло.
И всех, на ее стороне стоящих,
Такая же участь ожидает...
С рожденья назвали меня Уралом,
И я на свет для того родился,
Чтоб сделать землю навек свободной.
А тот, кто Смерти злой помогает,
Пусть от меня пощады не знает!
Если ты – падишах, ты должен
Дать сейчас же приказ справедливый:
Пусть сползутся все твои змеи,
Головы низко к земле склоняя.
И пусть мой меч над ними сверкает,
Змеиные головы отрубает,
Людей из неволи освобождая".
 
 
Кахкахи, говорят, подчинился:
"Раз я палку не удержал
И ее хозяином ты стал,
Значит, ты меня сильнее,
Тебе противиться я не смею... "
И приказ отдал своим змеям.
 
 
Змеиные головы Урал отсекал,
Из них невольников освобождал,
Узников из темниц выпускал,
Во дворце все двери велел раскрыть,
А Кахкахи сказал: "Заркума найди
И ко мне живым приведи...»
 
 
Толпою народ на свободу вышел,
И с ними девушка тоже вышла,
И все Урала окружили
И такие слова ему сказали:
 
 
"Помощь, которую бог всемогущий,
Даже бог не мог оказать нам,
Ты, егет, принес народу.
И мы теперь решить не можем -
Какую дать тебе награду,
Какими словами тебя возвеличить?"
 
 
"Никакого величия мне не надо.
Ваша свобода – вот мне награда.
Батыром станет лишь тот мужчина,
Который любит народ всем сердцем.
Давайте на праздник все соберемся
И выберем лучшего из лучших,
Чтоб стал он отныне вождем вашим...»
 
 
И люди Алгыра вождем назвали -
Он много лет со змеем боролся,
А дочь его с именем Гулистан
Была рабыней белого змея -
Это ее Урал встретил,
Впервые ворвавшись во дворец падишаха.
Тогда меж собой порешили люди
Отдать Гулистан Уралу в жены...
 

А старший брат Урала Шульген шел по стране счастья и видел: в реках, в озерах рыбы – плотва, пескари да щуки плавают вместе, на ветках прыгают птицы – ястреб с жаворонком рядом, кукушка с соколом тоже рядом, а соловей им трели выводит, а на склонах гор ходят овцы рядом с волками, петухи да куры с лисою рыжей привольно пасутся на одной поляне. И подумал Шульген: «Сначала пойду к падишаху, тайну дворца его разузнаю, а когда стану домой возвращаться, много дичи себе добуду – зверей доверчивых, рыб не пугливых». Но вскоре ему повстречался Заркум, бежавший от Урала, и, назвавшись сыном Азраки-дива, уговорил его идти с собою, обещая много дать подарков и живой воды – сколько захочет. Подошли к дворцу, и тут – крылатые кони-тулпары навстречу вышли, а за ними огромные дивы, и повели Шульгена с почтеньем, как важного гостя...

 
...А во дворце два падишаха -
Хозяин Азрака и гость Кахкахи
Сидели в растерянности и страхе,
Сидели, думая об Урале.
Сынчи в разговоре им помогали
Разгадывать самые сложные тайны.
 
 
Старый сынчи сказал: "Падишах мой,
Когда однажды в неведомом крае
Родился неведомый нам ребенок
И первый крик того младенца
До твоего дворца донесся,
Летавшие в небе наши дивы
Все от страха на землю упали.
Ты послал тогда грозных дивов
С наказом – выкрасть, убить ребенка.
Но он так взглянул на них, что от взгляда
У дивов со страху сердца онемели.
А когда, вырастая, он к нам явился,
Чтоб взять воды из родника живого,
Родник забурлил, вскипел пеной
И обмелел наполовину.
Й ты, падишах, впал в большое горе.
Сейчас нам нельзя сидеть сложа руки,
Надо найти храбреца такого,
Чтоб смог у Самрау-птицы
Акбузата – тулпара коня выкрасть.
Тогда и мы обретем силу".
 

Азрака

 
Чтоб Акбузатом-конем овладеть
И ко мне на нем прилететь,
Я посылал семерых дивов,
Где конь укрыт – им указал.
А коль не удастся коня поймать,
Тогда убить его приказал.
Долго они за тулпаром гонялись,
Лаской его подманить пытались,
Но Акбузат не подошел
И к себе не подпустил...
Дивы, страшась моего гнева,
В синем небе жить остались.
И теперь семь звезд ночью светят -
По имени Етигеп – горят в небе.
 
 
Рожденную от Луны дочь Самрау
Все же сумел я похитить,
Но конь, подаренный ей отцом,
К своей хозяйке не прилетел -
Не вышло так, как я хотел.
И теперь я знаю: из рода людского
Надо найти егета такого,
Который бы мог Хумай – дочь Солнца
Заворожить своею силой,
И если девушка его полюбит,
Тогда Акбузата и меч из булата
Она сама поднесет нам в подарок.
Тогда мы егета отблагодарим -
Любую страну ему отдадим,
Ничего для батыра не пожалеем,
Тогда и Урала мы одолеем!
 
 
И тут Заркум к Азраке подошел.
"Мой падишах, я к тебе привел
Шульгена – старшего брата Урала,
Его мне в дороге судьба послала... "
А когда Шульген во дворец вошел,
Падишах его ласковым взглядом обвел,
Гостеприимным, приветливым был,
Рядом с собою усадил.
 
 
Потом падишах хлопнул в ладоши,
Дворцовых девушек вызывая.
Вышли они, разбившись на группы, -
Стройные все, высокого роста,
Красотою и нежностью изумляя.
 
 
Из всех девушек самой красивой
Была Айхылу – как на камешках белых
Горсточка жемчуга сверкает,
Как в небе звездном Луна сияет,
Как на щеке у красавицы стройной черная родинка,
Так и она, как цветок весенний,
Всех собой украшала.
 
 
Шульген смотрел и не мог насмотреться,
Не мог отвести от нее взгляда.
Спросил у Заркума: «Кто такая?»
Тот ответил: "Сестра родная,
Хочешь – сделаю тебя зятем".
Шульген усомнился, счастьем считая
Такую девушку взять в жены,
Но Заркум его утешил:
«Скажу отцу, и он вас поженит».
И тут же сказал Азраке – гость желает
Взять Айхылу себе в жены.
Азрака опять похвалил Заркума,
Дивов созвал на высокую гору,
А Айхылу запугал – чтоб молчала
О том, что похищена у Самрау,
И живет как невольница – не говорила.
"Если нарушишь мою волю,
Оторву твою голову, а тело
Брошу в огонь, чтоб оно сгорело...»
 
 
Славная свадьба неделю длилась.
Шульген, позабыв обо всем на свете,
Жил, нежданному счастью не веря, -
Айхылу его полюбила...
 
 
В один из дней падишах Азрака
Позвал Заркума к себе и Шульгена
И, обращаясь к нему как к зятю,
Велел в дорогу быстрей собираться.
"Ты славный егет из рода людского,
И верю – ты выполнишь мое слово.
Ты сможешь Хумай – дочь Солнца
Силой своею заворожить
И, если девушка тебя полюбит,
Тогда Акбузата и меч из булата
Она сама поднесет нам в подарок".
При этом осторожно глядел на Шульгена,
Желая думы его прощупать,
Обещая дивов дать на подмогу.
 
 
Заркум и Шульген собрались в дорогу,
На диве верхом так быстро летели,
Что даже глазом моргнуть не успели,
Как очутились в стране Самрау.
Снова короткий совет держали -
Как бы получше все обделать.
И тут в разговоре Заркум осторожно
Вставил слово и об Урале.
 

Заркум

 
Слышал я – недалеко отсюда
Есть страна Аждаха-змея,
Падишах там по имени Кахкахи
Жил, волшебной палкой владея.
Она, при желании, огнем вспыхнет,
А если надо – водой разольется
Или поднимет такие ветры,
Что страшнее, чем ураганы.
Но вот, я слышал, неизвестно откуда
Какой-то егет к нему заявился,
Уралом-батыром объявился
И не то лестью, не то обманом
Похитил эту волшебную палку
И назвал себя падишахом...
 
 
С радостью весть Шульген услышал.
«Жив и здоров младший брат», – подумал.
Но вскоре зависть мутить душу стала:
"За что его счастье так одарило?
Неужели слабее моя сила?"
 
 
"Ничего, – они вместе с Заркумом решили, -
Вот обуздаем Акбузата,
Возьмем в руки меч булатный,
Тогда никто не сравнится с нами...»
 
 
Но Заркум, хотя и делился с Шульгеном
Своими помыслами и мечтами,
Черные мысли в душе лелеял:
"Нет, пока он мне доверяет,
Надо воспользоваться его силой.
А потом я убью Урала,
Палкой волшебной один завладею,
Непобедимым стать сумею...»
 
 
Вскоре они дворец увидали
И перед ним много-много
Белых птиц увидали.
Одна птица, взглянув на дорогу,
Махнула крылом своим подругам,
И птицы встревоженно разлетелись,
А та, что сигнал дала, – наблюдала.
Шульген и Заркум подошли поближе
И о Хумай-птице спросили.
«Ее дома нет», – отвечала птица,
Знак подала, и вдруг вся стая,
Крылья свои высоко вздымая,
Разом скинула птичьи шубы
И в красивых девушек обратилась.
 
 
Шульген с восторгом смотрел на красавиц
И среди них увидел такую,
Какой на земле никогда не увидишь.
Красота этой девушки жизнь вдохнула,
И мир перед ней застыл в изумленье.
 
 
А та, что знаки подругам давала,
Подошла к пришельцам и как хозяйка
Слова приветливые сказала:
"Видно, прошли вы по многим странам
И в трудных дорогах утомились,
О Хумай узнав, вы к ней явились.
Что же, прошу – во дворец войдите,
Хумай вернется – ее подождите".
 
 
Шульген и Заркум догадались,
Что Хумай не хочет пред ними открыться,
Вошли во дворец, как желанные гости,
Сели на почетное место.
Так недолго они сидели.
И весь дворец окутался дымом.
Гости сознания лишились.
Во дворце страшный шум раздался -
Земля надвое раскололась,
И Шульген с Заркумом в подземелье,
В глубокую яму полетели.
 
 
Когда очнулись – глаза застилала
Тьма и так страшно было,
Что слова вымолвить не сумели,
Начали шарить друг друга руками,
Но так нащупать и не сумели.
 
 
Хумай за пришельцами наблюдала
И, когда Заркум превратился в змея,
Велела девушкам затопить яму
Холодной водой бурлящей.
Заркум опять заметался в страхе
И из змея в кушул превратился,
Теряя свои последние силы,
Водяною крысою плавал...
 
 
А Хумай подошла к Шульгену
И, говорят, так сказала:
 

Хумай

 
Когда ты летел в пропасть,
Сердце твое зашлось ли от страха?
То время, когда вы меня поймали
И нож точили и ноги связали,
Может быть, ты сейчас вспомнил?
За страх свой тебе отплачу страхом.
А сердце твое, живых губившее,
А сердце твое, злобой заплывшее,
Пусть от недоброго жира оттает
И от всего плохого очистится.
Пусть в тебе родится душа,
Любить способная.
 
 
Так сказала Хумай-птица
И во дворец к себе удалилась.
Вошла к ней девушка и рассказала -
Пришел незнакомец...
Хумай взглянула -
Узнала Урала,
А Урал не мог и подумать,
Что перед ним спасенная птица.
А голос ее серебристый
Давно знакомым Уралу казался.
 
 
Знаком Хумай войти пригласила,
И Урал вошел, спросил о здоровье.
Хумай, к Уралу обращаясь,
Такие слова тогда сказала:
 

Хумай

 
Егет мой, по лицу, по твоей одежде
Вижу – пришел ты издалека...
Расскажи о себе, о своем крае,
Где ты был, что видел в дороге.
Ты не станешь таиться – я знаю.
Если окажется в моих силах,
То помощницей тебе стану.
 

Урал

 
Хоть я и молод еще годами,
Известно мне о пяти странах:
В одной рожден, а две увидел,
Когда странствовал по свету.
А две последних – хочу увидеть.
И вот что странно:
В тех дальних странах -
Куда пи придешь, кого ни увидишь -
Один себя главою считает,
Другой перед ним спину сгибает,
Сильный слабого пожирает,
Сколько хочет – кровь проливает...
 
 
И еще я знаю, -
Есть сила такая -
Невидима глазу,
Никто ни разу
Ее, говорят, нигде не видел.
Злая Смерть – вот ее имя.
С ней-то задумал свести я счеты,
Людей от нее навсегда избавить.
Еще в детстве попала мне в руки
Лебедь и рассказала,
Что в ее стране есть средство,
Чтобы людей от смерти избавить.
Но что за средство такое – не знаю...
 

Хумай

 
Чтоб жить на свете, не умирая,
Чтобы не лечь в черную землю,
Есть родник с живою водою.
Но где течет он – никто не знает.
Им владеет падишах дивов.
И если ты хочешь найти эту воду
И отдать ее народу,
Я помогу тебе... Но прежде
Выслушай ты мое условье.
 
 
Муж, прошедший страну змея,
Где лево, где право – узнать сумеет,
Сам себе сможет выбрать дорогу,
В этом ему не нужна подмога.
Но если ты отыщешь птицу,
Если ты ее мне привезешь, -
Тогда и я тебе помогу,
Где течет родник – укажу.
 

Урал

 
Что же, тебе я послужу -
Твое доверие заслужу,
Птицу разыщу для тебя.
А на прощанье так скажу:
Нет воза у меня – золото грузить,
Нет любимой у меня – украшения дарить,
А в сердце, кроме добра,
Я не имею ничего -
Злобы на людей нет у меня,
Коварных дум нет у меня...
Награда твоя пусть будет такой:
Помоги мне людям добыть покой,
Счастье и радость всем им вернуть,
В силы людские веру вдохнуть.
А когда мне Смерть преградит путь,
Ты мне помощницей верной будь.
 

Хумай

 
Не сгорит, коль в огонь попадет,
Не утонет, коль в воду войдет,
Ветру не даст за собой угнаться,
Гор и скал не станет бояться,
Копытом ударит – горы расколет,
В прыжке грудью рассечет море,
Верный в трудностях и лишеньях
Своему хозяину батыру,
На небе рожденный, он в небе вырос,
На лугах земли его племени нет.
Дивы Азраки тысячи лет
Гонялись за ним, но не поймали,
Ласковым словом не подманили,
Этого коня мне мать подарила,
«Отдай любимому», – говорила.
Акбузат-тулпар – мой конь крылатый -
Тебе его я отдам в награду.
А еще отдам тебе меч булатный.
Джинны и дивы знают о нем
И перед ним от страха трясутся,
Увидят – как стадо овец разбегутся.
 
 
Так сказала Хумай. Урал согласился
Желание девушки исполнить.
Но и тогда Хумай-птица
Не решилась Уралу открыться
И о Шульгене, что сидит в темнице,
Ничего не рассказала.
...И вот новое утро настало.
Проснулся, говорят, Урал на рассвете,
Умыл, говорят, лицо водою.
Хумай сытно его накормила,
Потом в дорогу проводила...
 

Долго странствовал Урал и наконец озеро увидал: берега его не из камня, дно его не из гальки, – берега и дно серебром покрыты. Цветы, росшие на берегу, даже на самом сильном ветру не колыхались, а гладь водяная застыла, будто бы ледяная. Тут он и увидел чудесную птицу, палкой волшебного помахал, и птицу околдовал, и привез ее к Хумай. Птица эта ее сестрой Айхылу оказалась, она, потеряв мужа, от дивов в далеких краях скрывалась.

И тут Хумай таиться не стала, свое имя Уралу сказала, о том, как он спас ее, рассказала и повела к отцу Самрау. И отец сказал: "Айхылу, уставшую от скитаний, испытавшую столько страданий, надо к матери Луне отправить в гости". Так и сделали – на своем коне Сарысае Айхылу улетела на Луну. А Хумай, после того как ей Урал в любви открылся, выпустила Шульгена из темницы.

 
Радостно встретились братья родные,
Не перестают улыбаться,
Говорят – не наговорятся,
Урал о себе все рассказал,
А Шульген о себе больше молчал
И в думах своих так рассуждал:
"За что его счастье так одарило?
Неужели слабее моя сила?.. "
 
 
Так думал Шульген, и эта дума
Не давала ему покоя.
Ни про Азраку, ни про Заркума
Не рассказал он тогда брату.
А утаив однажды правду,
Он и на злое дело решился -
Брата родного убить замыслил,
Овладеть мечом булатным,
Оседлать коня Акбузата,
А Хумай – любимую брата
Взять себе в жены...
 
 
Урал заметил, что брат всегда хмурый.
Подумал: "Долго сидел в темнице,
Вот и не может развеселиться".
Однажды увидел: Шульген, насупясь,
Сидит один с лицом багровым.
Урал ободрить его постарался,
Говоря брату такие речи:
 
 
"Против огня – становись водою,
Против врага – вырастай горою,
В трудностях не себе – другим дай дорогу...
Батыр без лестницы на небо влезет,
Батыр без ключей землю откроет,
Добрый поднесет питье – выпьешь воду,
Злой поднесет – вода станет ядом...»
 
 
Глядя на хмурое лицо Шульгена,
Птица-Хумай насторожилась,
Чуяла – здесь какая-то тайна,
За братьями она с тревогой следила.
 
 
Однажды Шульген сказал Уралу:
"Многие страны ты, брат, объехал,
Многое увидел на свете,
Стал ты батыром, почет и слава
Тебя повсюду окружают...
 
 
Теперь ты в стране падишаха Самрау
Живешь привольно, забот не зная...
Но есть у меня дума другая.
Зачем нам Самрау поклоняться,
Когда мы сами
Страной можем править?
Я твой старший брат и желаю
Добыть себе настоящей славы".
 

Урал