Текст книги "Героический эпос народов СССР. Том первый"

Автор книги: Автор Неизвестен

Только родился Сасрыква, как вернулись из похода его девяносто девять братьев. Они добывали славу и добыли ее. А по дороге домой убили много туров, серн и оленей.

Приближаясь к дому, братья затянули боевую походную песню, давая знать матери, что сыновья ее целы и невредимы.

– Какая радость! – воскликнула Сатаней-Гуаша. – Все целы, все здоровы! Пусть умру я за них!

И вот стала она у колыбели в раздумье: "Что скажут сыновья, когда увидят новорожденного? Что отвечу им, если спросят об отце ребенка? Но младенца невозможно скрыть! А раз так – пусть узнают о нем сегодня же".

И Сатаней-Гуаша вынесла колыбель и поставила ее в тени ветвистого ореха.

Въехали сыновья во двор, увидели свою мать, сверкающую без солнца и без луны.

Разом спешились нарты.

Разом ударили кнутами по земле. И удары эти отозвались громом в горах.

Нарты по старшинству вошли в дом. Расселись за столом по старшинству. Выпили за свою мать, превознося ее превыше гор. А тем временем им прислуживали младшие братья. Таков уж был застольный обычай у нартов. А разве иной у нас, у апсуа?

Вот трое молодых нартов вышли во двор. И что же они увидели? Под ореховым деревом, верхушка которого достигала неба, стояла диковинная колыбель; мало того, что была она выкована из железа, она к тому же сама качалась. В колыбели спал ребенок – богатырь с виду.

Один из нартов попробовал остановить колыбель, но отпрянул в сторону, точно его лягнул горячий жеребец. То же самое в точности повторилось и со вторым и с третьим нартом.

– Что же это такое?! – сказали молодые нарты. – Мы побеждали великанов, а тут не можем остановить качающуюся колыбель?

И втроем взялись за дело. Бились они, бились, но остановить колыбель так и не смогли. Утомленные, они тут же повалились от усталости.

А ребенок спал и рос. Он спал и рос. От него веяло богатырским здоровьем. Его ноги уже достигли края колыбели – и он проснулся. Потянулся, ухватился за перекладину колыбели и крикнул:

– Мама!

– Я здесь! – ответила Сатаней-Гуаша, не покидавшая стола, за которым пировали ее сыновья.

– Где мой конь, мама? Где мой конь? – кричал Сасрыква. Братья удивленно переглядывались. Наконец они поняли, в чем дело. Но никто не высказал ни единого слова вслух.

– В день твоего рождения появился на свет огнеподобный жеребенок – араш, – сказала Сатаней-Гуаша. – Сейчас ты увидишь его.

Она попросила тех, кто помогал ей по хозяйству, привести коня. Один из них побежал на задворки в конюшню и вскоре вернулся, держась за голову.

– Меня лягнул жеребенок, – простонал он.

– Ну и мужчина! – сказала Сатаней-Гуаша и попросила сбегать за конем другого.

Но и этого постигла неудача: его чуть не ошпарило паром, который шел из ноздрей жеребенка, словно дым из трубы.

– И ты не лучше твоего друга, – упрекнула его Сатаней-Гуаша. – Точно из воска!

Но тут вмешался Сасрыква, разгуливавший по двору. Он сказал так:

 
"Отчего ты волнуешься, мать? Не пойму!
Я-то знаю, где Бзоу, пойду я к нему!"
Говорит Сатаней: "Я лишилась покоя,
Дай мне слово сказать, о дитя дорогое!
Нас кругом засмеют, никогда не простят:
Мол, как только родился на свет нартский брат,
Для себя стал искать боевого коня,
Ибо жадной его оказалась родня...
Эй, пойдите туда, где прозрачные воды,
Скакуна приведите нам нартской породы!"
Верховые направились быстро в табун -
И назад, и предстал пред Сасрыквою вскоре
Под богатым седлом быстроногий скакун.
«Чоу!» – крикнул Сасрыква с отвагой во взоре,
И, подпрыгнув, проворно вскочил он в седло,
Но ни шагу скакун, стал дышать тяжело,
В землю ноги мгновенно вошли по колено.
"Хайт! Соседи меня засмеют, несомненно:
Мол, родившись едва, не прожив даже дня,
Младший нарт загубил боевого коня!"
 
 
Так воскликнув, на землю сошел он с досадой.
"Дорогое дитя мое, сердце порадуй,
Если вправду решил ты коня отыскать,
Так возьми ты уздечку, пусть все убедятся,
Что обычные кони тебе не годятся, -
Лишь единственный в мире Сасрыкве под стать!
Позовешь – и услышишь ответное ржанье", -
Так сказала ему Сатаней на прощанье.
 
 
Молвил мальчик: «Пойду к своему скакуну».
Взял уздечку и на руку сразу повесил.
Он пришел и в горах разбудил тишину.
"Бзоу! – крикнул Сасрыква, беспечен и весел. -
Что я слышу: не любишь ты, губишь людей?
Не поверю, что конь мой – такой лиходей!.. "
 
 
Подошел к нему Бзоу, покорный, счастливый,
И, заржав, прикоснулся к наезднику гривой.
Обуздал его мальчик, повел скакуна.
Сатаней его встретила, счастья полна.
«На, возьми», – говорит, улыбаясь светло,
И железное сыну вручает седло.
Мальчуган оседлал скакуна боевого,
А Гуаша сказала коню свое слово:
 
 
«Бзоу, Бзоу, до балки железной расти!»
Бзоу начал расти, вширь и ввысь растянулся
И со ржанием балки железной коснулся.
"Будешь ты знаменит, будешь всюду в чести,
Только сталью литою питайся отныне!"
И дала ему сталь, и скакун молодой
С хрустом, лязгом насытился сталью литой,
И Сасрыква повел скакуна по долине.
 
 
Нарты сытно позавтракали поутру,
Перед крепостью начали битву-игру.
"Посмотрите, малыш ростом ниже травинки
За уздечку ведет скакуна по тропинке!"
«Чей ты сын, мальчуган? Из какой ты земли?»
"Нарты, нарты мои, что за странные речи!
Разве сразу меня вы признать не могли?
Я – ваш брат, младший брат; с вами радуюсь встрече!"
 
 
"Эй, не важничай, мальчик, малыш-коротыш,
Эй, не умничай: с нартами ты говоришь!
Мы-то знаем прекрасно, каков младший брат:
Самый младший из нартов – высок да усат!"
"Все ж я младший ваш брат, хоть не славлюсь усами,
В том, что младший я нарт, убедитесь вы сами...
Бзоу, милый мой конь, подожди меня здесь,
Дело есть у меня: ненавижу я спесь!"
 
 
К нартской коновязи мальчуган подошел.
Но какой из коней для Сасрыквы тяжел?
Он схватил одного и подбросил, как мяч,
И над домом коня полететь он заставил,
И, кругом обежав, быстроног и горяч,
Он коня подхватил и на место поставил.
Одного за другим младший сын Сатаней
Стал бросать девяносто и девять коней,
Через крепость подбрасывал до облаков,
Девяносто и девять проделал кругов,
Девяносто и девять коней мощнотелых,
Девяносто и девять подбрасывал раз,
Девяносто и девять воителей смелых,
Нартов, славных мужей, удивил и потряс.
Бзоу в это мгновенье, у всех на виду,
Так заржал, роя землю в волненье нежданном,
Будто с неба схватить он задумал звезду!
Из ноздрей его пар поднимался туманом.
 
 
"Вы не верите мне? Что ж, готов я опять
Удаль нарта свою показать, доказать.
Не смотрите на то, что годами я молод!" -
Так сказал и на Бзоу вскочил мальчуган.
Вместо плети железный служил ему молот.
Конь, как ястреб, взлетел, полетел сквозь туман,
Конь, как ястреб, исчез: нет, не в поле исчез -
Он исчез в неоглядном просторе небес.
 
 
Он хотел, чтоб настигла наездника смерть,
Чтоб разбился малыш о небесную твердь,
Но, как только Сасрыква достиг вышины,
Переполз он под брюхо коня со спины.
Бзоу вниз устремился, как бурный поток,
Чтоб о землю разбился отважный седок,
Но Сасрыква опять у него на спине,
Над землей пролетает верхом на коне!
 
 
Конь задумал разбить седока о закат,
Но смотрите, каков нартский брат, младший брат:
Оказался Сасрыква на левом боку!
Конь задумал разбить седока о восход,
Но смотрите, как скачет Сасрыква вперед!
Оказался наездник на правом боку!
Бзоу вновь его к выси взметнул голубой,
Чтоб ударился он о нее головой, -
Поднял молот Сасрыква, пылая, как жар,
И по темени Бзоу нанес он удар.
 
 
Полетели от молота искры вокруг,
Пред конем закружилась вселенная вдруг,
А в глазах у коня – мрак тяжелый, густой,
И скатился он с неба падучей звездой.
Он слетел на Эльбрус, на вершину горы,
Распластался и брюхом припал он к вершине.
Раздвоился Эльбрус-великан с той поры,
Седловина возникла – осталась поныне.
 
 
Стал на отдых Сасрыква на миг на горе,
И ударил он молотом Бзоу, и снова
Устремил он в полет скакуна молодого,
И скакун опустился на нартском дворе.
А Сасрыква сошел как ни в чем не бывало,
Оказалось, пока прискакал с перевала,
Вырос мальчик на локоть и целый вершок.
Нарты смотрят – вот это прыжок так прыжок!
Удивляются, шепчутся старшие братья,
Вникнуть в дело хотят, – не хватает понятья.
 
 
"Где находишься ты, наша добрая мать?
Кто пред нами? Скажи, мы не можем понять.
Нет ошибки, – и в этом легко убедиться, -
Нечто нартское в нем, и твоя в нем частица.
Наш отец – дряхлый, слабый, незрячий старик.
Целый век возле печи он греться привык.
От него-то не мог этот мальчик родиться!
Знаем – с матерью так говорить не годится,
Но стыда пусть не ведает нартов семья.
Ты прости, но скажи: кто он? Родом откуда?
Чей же сын этот мальчик, не мальчик, а чудо?"
 
 
"О великие нарты, мои сыновья,
Ради вас умереть буду счастлива я!
Нарты, вам за него не придется стыдиться:
Мальчик – истинный нарт, вы могли убедиться!
Не уступит он вам, если вас не затмит.
Будет силой и доблестью он знаменит.
Вы достойным себя мальчугана сочтете.
Не из плоти людской, а из каменной плоти
Сотворенный, теперь он живет на земле.
Образ мальчика высечен был на скале,
Что стоит над речною кубанскою далью.
Он кормился из миски расплавленной сталью,
А потом поднесли ему жар горновой...
Этот мальчик, сыны мои, – нарт боевой!"
 

 
Могучие витязи в давнишние дни,
Великими нартами их нарекли в старину,
Абхазами были они,
Абхазов они населяли страну.
Они были статны, стройны,
Отважные, рослые эти сыны.
От матери были одной рождены.
Когда они, голову локтем своим подпирая,
Лежали на ложе простом,
То кошка могла бы большая,
Со вздыбленным, пышным хвостом,
Пройти меж рукою и станом свободно.
Так были они сложены благородно:
Тонки были в поясе, в бедрах крепки,
В плечах широки.
Увидев их, очи закрыл бы ты сразу,
Невольно боясь, чтобы не было сглазу.
 
 
Воспитаны были Елхвызами эти сыны
Все, кроме Сасрыквы, из камня рожденного сына.
У честных Елхвызов и нартов все было едино:
И радость и горе делили друзья.
Такой была нартов семья:
Прекрасная мать Сатаней,
Родившая богатырей.
Сто братьев с единственной Гундой-сестрой,
Чья прелесть блистала зарей.
Был старшим воинственный Сит,
Был младшим Сасрыква, из камня рожденный, -
Его не страшили, молва говорит,
Свинец раскаленный, булат закаленный.
 
 
С открытой душой
За правду боролись отважные братья,
Повсюду карая неправду и зло,
Откуда б оно ни пришло,
Без всякого лицеприятья.
Не шли они в бой напоказ,
Они воевали для славы, для чести,
С обеих сторон охраняли Кавказ
От злобы и мести.
 
 
Гора иль долина, полночная тьма или рань -
Не делали нарты различья.
Исполнены были величья,
И там они жили, где Бзыбь и Кубань
Текли, то светлы, то суровы.
У них были кони и овцы, быки и коровы,
И нартскою меткой отмечены были стада.
Врагов человечества нарты карали всегда,
Владык, притеснявших и грабивших бедных людей.
 
 
Противен был нартам злодей,
Что алчно смотрел на богатство народа,
И скот угонял, и терзал стариков и детей, -
Была ненавистна им эта порода.
Все знали, какая у нарта природа:
Со злыми он злой, а с хорошим – хорош,
Со взрослыми – взрослый, с младенцем – ребенок.
Охотно ты с ним разговор поведешь,
В беседе остер он и тонок.
 
 
Известно, что витязи нартской земли
Любили свои табуны и стада,
Что каждое стадо отдельно пасли,
Что зорко животных они берегли,
Чтоб не было им никакого вреда.
Коней охранял, их броня и защита,
Пастух Уахсит, сын отважного Сита.
Мужи, не жалея труда,
Особенно зорко следили за стадом овечьим,
Чья шерсть одеяньем была человечьим.
Мы скажем о Куне, о нарте совсем молодом -
Следил он за мелким рогатым скотом.
Быков охранял Кятаван, а коров – Атлагуца.
Мы нартов других упомянем потом,
Пусть мирно стада их пасутся!
 
 
У нартов, длиною с их каменный дом,
Была из железа скамья.
На это сиденье семья
Садилась, довольная честным трудом,
Всегда старшинство соблюдая:
Сит – первый, Сасрыква – на самом конце,
А солнце сияло на чистом крыльце.
У нартов стояла витая
Железная коновязь: к ней
Привязывали богатырских коней -
Сто веток – и сто скакунов.
 
 
У нартских сынов
Стрела не летела впустую ни разу,
Мишень подчинялась их зоркому глазу;
Но младший, Сасрыква, в те давние дни
Из лучников метких был самым умелым:
Куда он приказывал стрелам,
Туда и летели они.
 
 
На голову матери птичье яйцо
Сасрыква, бывало, поставит,
Посмотрит он матери милой в лицо,
Стрелу поточнее направит
И вышибет это яйцо, не задев волоска.
Да, более меткого в мире не знали стрелка!
Охота доставила витязям славу,
Она им была не в забаву,
Не знали привычки они за собой
С пустыми руками вернуться домой,
Прельстить их нельзя было мелкою дичью:
Бывало, породу помилуют птичью,
И зайца, и даже лису,
Но зубров, оленей – большую добычу -
Всегда настигали в лесу!
 
 
Сестру свою Гунду, коль верить рассказам людей,
Кормили охотники мозгом костей.
 
 
Вели с великанами нарты войну.
Ужасное бедствие ту постигало страну,
В которую, быстрой добившись победы,
Врывались враги-людоеды.
Они отбирали добро и стада
И жен и детей угоняли всегда,
В рабов превращали свободных людей
И ели, как лакомство, мясо детей.
 
 
Но храбрые нарты, с отвагой нагрянув,
Громили убийц-великанов,
Преграду при этом сломав не одну,
Несли они гибель злодейскому роду!
Рабам, что в живых оставались в плену,
Они возвращали покой и свободу,
Они возвращали родную страну.
Наверно, за это с почтеньем и лаской
О нартах в стране вспоминают абхазской.
 

 
Хотите вы знать, как у нартов возникла свирель
И песнь, о которой не знали досель?
 
 
У нартов был брат Кятаван.
Охотником был он отважным и метким стрелком.
Долины прошел он пешком,
И брал он легко, быстроногий,
Вершин высочайших отроги.
Был многим охотник знаком,
Но слава его лишь тогда загремела,
Тогда лишь высокий обрел он удел,
Когда он впервые запел.
Вот так началось это дело.
 
 
Случилось, что нарт Кятаван
Пошел на охоту в погожий денек,
Сказал, что вернется в назначенный срок,
Стреляя, забрел он в глухие края,
Где дичи была благодать,
Но в ногу ужалила нарта змея,
Он стал умирать.
С трудом до реки он дополз, чуть живой,
Он к дереву жаркой прильнул головой.
Дрожа, обжигая кору,
Пылая в недужном жару,
Услышал он – голос звенит за листвой:
 
 
"Скажи, Кятаван, что с тобой?
Ты лучшим из нартов считался всегда,
Ужели теперь ты погибнешь бесславно?
Взгляни-ка сюда:
Огромные бревна уносит вода,
Тебя же поднимет подавно!
Садись на бревно, для воды не тяжел,
Домой поплыви ты дорогой речною".
 
 
Тот голос в сознание нарта привел:
"Да что это вправду со мною?
Пора мне вернуться давно!"
И в реку свалил он бревно.
И сам на бревне он уселся с ружьем за спиною,
А рядом сложил он убитую дичь.
Звенел в его сердце таинственный клич,
И вот на бревне по реке
Поплыл он, поплыл понемногу,
Все время во влажном держа холодке
Распухшую ногу.
 
 
Почуяли братья тревогу,
Стоят и глядят: не покажется ль брат?
В назначенный срок не пришел он назад!
Один из них вышел тогда на дорогу,
А нарт Кятаван по реке на бревне
Уже приближался к родной стороне.
 
 
Боясь, что, теченьем влекомо,
Бревно уплывет мимо дома,
На помощь позвал он, от боли совсем ослабев,
И голос протяжный звучал, как напев:
«Уа, рарира, райда, раша!»
 
 
Услышала крик Сатаней:
"Эй, кто-то плывет,
Да это же брат вас на помощь зовет,
О дети, спасите его поскорей!"
 
 
Тут нарты к реке побежали стремглав.
Бревно повернулось, лежало уже на мели.
«Скажи, Кятаван, что с тобой?» – закричав,
Пошли и на берег пловца понесли.
Увидели: весь он распух.
«Скажи, Кятаван, что с тобою?»
"Пришла моя смерть, я ужален змеею,
И гаснет мой дух".
 
 
Домой понесли они брата в печали,
Потом человека послали
За мудрой седой Аиргав:
Старуха людей исцелила немало,
Она от болезни любой врачевала.
Недуг Кятавана узнав,
Старуха присела к больному
И свой заговор повела по-чужому.
 
 
Страдал Кятаван. От недуга совсем ослабел он.
Слова повторял он, которые пел он,
Когда его вниз уносила вода:
«Уа, рарира, райда, раша!»
Вполголоса братья ему подпевали тогда,
Они полагали,
Что песня от боли спасет, от вреда,
От горькой печали,
И вторили брату, желая развеять болезнь:
«Уа, рарира, райда, раша!»
 
 
С тех пор среди нартов рожденная песнь
В народе жива.
Поэтому нет у абхаза
Ни песни, ни сказа,
В которых не слышатся эти слова:
«Уа, рарира, райда, раша!»
 
 
Узнайте о том, как тростник-ачарпын
Стал музыкой нартских вершин и долин.
 
 
В горах Кятаван находился со стадом.
Жарой истомленный дневной,
На камне прилег он с овечками рядом,
Сморил его зной.
Когда погрузился он в дрему,
Во сне головою поник,
Рассыпались овцы по лугу большому,
Ломая тростник:
То был ачарпын, только здесь он и рос!
Тут кто-то над спящим слова произнес:
 
 
"Эгей, Кятаван, что с тобой, нартский брат?
Заснул, головою не вертишь,
Не жди ты, пока твои овцы съедят
Все то, чем себя обессмертишь!"
 
 
Вскочил Кятаван, посмотрел на овец:
Ломают, едят ачарпын.
Все заросли съедены были вконец,
Остался лишь корень один.
 
 
Вбежал он в средину, овец разгоняя,
Он срезал тот корень пастушьим ножом
И долго стоял, озираясь кругом,
Что дальше с ним делать, не зная.
Внезапно схватил этот корень баран,
Но дернул рукой Кятаван,
Чтоб корень барану тому не достался.
На корне зубов отпечаток остался,
Когда он сломался,
И сдавленным верхний конец оказался.
 
 
Подул в этот полый тростник ветерок -
Пройти не сумел он, хотя и пытался,
Но чудпые звуки оттуда извлек:
Пленительный голос раздался.
Был нарт Кятаван поражен.
Ножом понадрезав с обеих сторон,
Он дупул в ту дудку, что стала свирелью;
 
 
Пастух заиграл в первый раз,
И песня его разлилась по ущелью.
 
 
С тех пор на свирели играет абхаз,
И песня о нартах великих звучит величаво,
И в мире бессмертна их слава.
 

У ста братьев нартов была одна-единственная сестра. Звали ее Гунда, а за красоту несравненную прозвали Прекрасной. Говорили, что она похожа на богиню. Во всяком случае, в крови Гунды, несомненно, таилась божественная сила.

Нарты горячо любили сестру свою, воспитывали с большим тщанием, берегли и холили. Жила она в хрустальной башне. Ноги ее никогда не касались земли. Все, что бы ни пожелала Гунда, подавалось ей прямо в руки – и без промедления.

Братья кормили сестру только костным мозгом дичи. Тело девушки было подобно свежему сыру – белым и нежным. Кожа отсвечивала, точно зеркало. Не может описать Гунду язык человеческий. Молодые люди севера и юга, прослышав о красоте сестры нартов, домогались руки Гунды, бились друг с другом и погибали.

– Излишняя красота очень вредна, – решила Гунда Прекрасная и перестала следить за собой, чтобы меньше отличаться от остальных женщин. Переоделась она в простое, залатанное платье, разлохматила свои золотые волосы.

– Что с тобою? – удивились братья. – Ты хочешь опозорить нас? Приведи же себя в порядок.

Гунда отвечала так:

– Пожалуй, лучше будет, если покажусь я людям неряхой. Боюсь, что красота моя доставит вам много неприятностей. Не хочу навлекать беду.

– Кто посмеет тронуть тебя? – вскричали братья и стали просить ее снова стать прежней, Прекрасной Гундой.

Братья отправились на охоту, а пока они охотились на туров и оленей, Гунда нарядилась в лучшие одежды, причесалась и умылась молоком. И встретила братьев сияющая.

– Я исполнила вашу просьбу, – сказала Гунда братьям, – но смотрите, как бы вам не пришлось пожалеть об этом.

Не обратили нарты внимания на эти слова. А Гунда намекала на невесток, ненавидевших ее за красоту и всеобщее почитание. И когда однажды братья уехали на охоту, жены их наготовили разных кушаний. Зажарили молоденьких курочек и индюшек, цесарок и уток, мясо серны и медвежье мясо, отварили телячьи лопатки, а из свежего сыра и муки сварили айладж – тягучую мамалыгу, неописуемо вкусную. И тогда средняя из жен поднялась в хрустальную башню и обратилась к Гунде с такими словами:

– Гунда Прекрасная, мы знаем – братья запрещают тебе ступать на землю. Но мы очень хотели бы пообедать с тобой. Если бы явилась ты к нам, то нам показалось бы, что мы владеем целым светом.

Гунда колебалась. Она боялась оставить хрустальную башню и тем самым нарушить запрет братьев. Но ей очень хотелось походить по земле. И она согласилась. Сошла Гунда с башни. Заняла место среди невесток.

Разбежались у Гунды глаза: что есть? С чего начинать? Она ведь ничего, кроме костного мозга дичи, не ела!

А самая старшая из невесток подносит Гунде кусочек айладжа и говорит медовым голоском:

– Золотая ты наша Гунда! Съешь этот кусочек из моих рук. Ну, доставь мне удовольствие и радость.

А сама подмигивает заговорщицам. И те подмигивают ей. И ждут, что будет, ибо в кусок айладжа старая ведьма положила свое кольцо.

Не подозревая худого, Гунда Прекрасная проглотила кусок айладжа, а вместе с ним и кольцо. И вдруг поперхнулась. Закашлялась. Посинела... Не успела даже крикнуть.

Бездыханную Гунду унесли невестки в лес и бросили в глубокую волчью яму. Казалось, погибла Гунда Прекрасная.

Но нет!

Скажите мне, остается ли в мире какое-либо преступление безнаказанным? Рано или поздно любая подлость раскрывается и правда торжествует. Так случилось и здесь.

Некий охотник по имени Алхуз бродил по лесу вместе со своими друзьями. Они-то и нашли Гунду и доставили в свое село.

Гунда не приходила в себя, и никакими стараниями Алхуз и его друзья не могли вернуть ей жизнь. Алхуз приподнял девушку за плечи и посмотрел в ее тусклые глаза. Он горестно вздохнул и уронил Гунду на подушки. И – о, чудо! – Гунда Прекрасная закашлялась, изо рта ее выпало золотое кольцо и покатилось по полу...

Что рассказывать дальше?

Гунда снова встретилась с братьями.

Ты спросишь, что сделали нарты со своими жестокими женами? Как ни пыталась Гунда скрыть от братьев происшедшее, они все-таки узнали всю правду.

Нельзя подымать на женщину руку, но выгнать негодную следует.

Так нарты и поступили.

А Гунда Прекрасная не пожелала больше оставаться в хрустальной башне, и от этого не стала она менее прекрасной.