Текст книги "Героический эпос народов СССР. Том первый"

Автор книги: Автор Неизвестен

'Джангар'. Худ. В. Фаворский.

 
Вскоре дошли до ближних и дальних стран
Слухи о том, что лишь один великан -
Хонгор – остался на страже родной земли.
Слухи об этом и до шулмусов дошли.
Был у нечистых владыкой Шара Гюргю.
Вестью взволнован великой, Шара Гюргю
На две недели себя жаркого лишил, -
Пищи любимой себя сурово лишил!
Ни на кого свирепый шулмус не глядел...
Хана спросил вельможа Хурдун Шара -
Чарами преображения он владел:
«Что ж не едите жаркого, хан мой, с утра?»
 
 
"Слушай, мой знатный вельможа Хурдун Шара!
Есть у подножья Гандиг-Алтая страна,
Под восходящим солнцем лежит она.
Вечной земли бесконечны пространства там,
Джангра-сиротки раскинулось ханство там,
Джангра, который выставить может в борьбе
Тридцать и пять великанов, равных себе,
И одного, что сильней его самого, -
Хонгром Багряным зовут исполина того!
Ныне, слыхал я, держава Бумбы в беде:
Джангар-нойон со своей расстался страной,
Тридцать и пять храбрецов неведомо где
Ныне скитаются, край покинув родной, -
Хонгор теперь нетленной страны господин.
Хонгор – герой, исполин, но Хонгор – один.
Что, если нам на державу Бумбы напасть,
Что, если нам утвердить над Бумбою власть,
Что, если гордую башню разрушим у них,
Что, если мы океаны иссушим у них,
Что, если светлое солнце потушим у них,
Что, если белую гору обрушим на них,
Что, если красную пыль мы поднимем у них,
Что, если Алого Хонгра отнимем у них,
Свяжем прославленного великана мы,
Бросим героя на дно океана мы -
В пропасти бросим седьмой преисподней земли?"
 
 
"Истина то, что сейчас вы произнесли! -
Молвил вельможа в ответ на ханскую речь. -
Все же хочу вас, владыка, предостеречь:
Что, если Джангар где-нибудь жив до сих пор?
Что, если полчища наши встретят отпор?"
Страшный Гюргю взглянул на вельможу в упор.
"Смелость нойона и мощь не опасны мне! -
Было ответом на слово Хурдуна Шары. -
Так же, как Джангру-нойону, подвластны мне
Необычайных перевоплощений дары!"
 
 
Ханом Гюргю был объявлен великий призыв,
И на призыв собралась великая рать.
Вскоре был средний объявлен владыкой призыв,
И собралась шулмусская средняя рать.
Вскоре был малый объявлен владыкой призыв,
И собралась шулмусская малая рать.
Гуще песков покрыли пространства они.
 
 
Гул поднялся: шли на Джангрово ханство они.
Как бы ни была мягкая степь велика,
А не хватило травы для рати такой.
Как бы ни была полной и долгой река,
А не хватило воды для рати такой.
Вражьи полки по степи ураганом прошли -
И до владений Енге Цагана дошли:
Это был подданный Джангра, первый богач.
Рати, которой мало целой реки,
Вдоволь хватило черной его араки, -
В летописях не нашлось бы подобных удач!
Вдоволь хватило также пищи мясной
Рати, которой был узок простор степной.
Рать подкреплялась одиннадцать лун сполна,
Но пребывала спокойной Бумбы страна...
Вскоре неслыханные пошли грабежи.
Опустошили владенья Алтана Цеджи,
Двинулись вниз по океану войска,
Страшный вред причинили Мингйану войска,
Башня Гюмбе на пути была снесена...
Но пребывала спокойной Бумбы страна -
Так бесконечны просторы вечной земли!
 
 
Слухи о войске в полдень до Хонгра дошли.
Заклокотало сердце Багряного Льва.
Он коренными зубами заскрежетал.
Ум задрожал, ошалела его голова -
Белая и тяжелая, как сандал.
Быстро в хурул побежал и сказал дунгчи:
"В белую раковину свою прокричи,
Чтобы со всех сторон собрались ковачи!"
И протрубил шестикратно звонкий дунгчи:
Прибыли разом из разных сторон ковачи,
Около башни работать стали они.
За день вокруг бумбулвы нойона Богдо
Крепость воздвигли из черной стали они, -
Скорой такой работы не помнил никто!
 
 
Хонгор вбежал во дворец, нашел в кладовой
Белый упругий лук с тугой тетивой.
С давних времен, по словам стоустой молвы,
Лук не разинул ни разу своей тетивы!
Пробовал – не сумел силачей полукруг,
С Джангром Богдо во главе, согнуть этот лук,
И не согнул его Алый Хонгор сейчас!
А в это время шулмусов буйная рать
Начала Джангра дворец уже окружать
И опоясала семьдесят тысяч раз
Башню, в которой жил когда-то нойон...
Что камыши, колыхались древки знамен!
Чудилось: чакан густой внезапно возник -
Это щетинились кончики частых пик!
Десять отваг появилось у Хонгра вдруг,
Силы напряг – и согнул дальнобойный лук,
И не одну тетиву натянул, а две.
Сколько могло уместиться на тетиве,
Столько набрал он тогда быстролетных стрел,
А выпускал он их разом, в один прицел,
Разом снимая восемь тысяч голов.
В битвах таких прошло две недели тогда.
Целыми стаями стрелы летели тогда,
Разом снимая головы сотне полков.
Хонгор стоял, как барс, на страже дворца...
 
 
Преображений таинственных властелин,
Важный Шара нацелился в храбреца
Из-за семидесяти четырех дружин,
И тетива так натянута крепко была,
Что, наконец, раскалилась она добела,
Искры посыпались, пропадая в земле;
Из бугорка, что служил опорой стреле,
Красная стала просачиваться вода;
Прянула с лука и полетела стрела.
Взвизгнула тонко и засвистела стрела,
Правую руку Хонгра пробила тогда.
 
 
Вскрикнул ухватистый Хонгор, Алый герой,
Вспомнил о Джангре, несущемся вдалеке,
Где-нибудь за морем, где-нибудь за горой.
Болос хозяина слышит Оцол Кеке -
И побежал тропой потаенной скакун,
И побежал за супругой нойона скакун.
Прибыла к Хонгру ханша Ага Шавдал,
Битву прервать она приказала ему,
Правую руку перевязала ему.
Хонгор опять на защиту родины встал.
 
 
В Хонгрово ханство скакун полетел как стрела,
Прибыл и вдруг застыл, опечаленный, там:
Видит он: вместо дворца – развалины там!
 
 
Мечется Хонгрова ханша Зандан Зула,
Ищет норы, куда бы зарыться могла,
Ищет куста, под которым укрыться б могла.
Сивого Лыску внезапно видит она:
Он быстроног, и спасет он Зандан Зулу!
Но, по всем правилам оседлав скакуна,
Ханша булат прикрепила к его седлу,
И, четырем поклонившись копытам коня,
Молвила: "Хонгра спасая, спасешь меня,
Как бы теперь не лишился жизни герой,
Этот единственный в бедной отчизне герой,
В бедной отчизне, которую бросил нойон!
В мире найдется такой, как у Бумбы, закон,
В мире найдется такой, как у Бумбы, хан,
В мире найдется, как Бумба, такой океан,
Есть еще ханство, подобное Бумбе-стране,
Есть еще ханша на свете, подобная мне!
Сивый скакун, я не стою заботы твоей -
Ты поспеши к предводителю богатырей,
Ты поспеши на спасенье белой души,
Вывезти Алого Хонгра, скакун, поспеши!"
 
 
Сивый скакун летит к ездоку своему.
Видит он мерзких шулмусов тьмущую-тьму,
Детища мрака быстро за ним понеслись,
Двинулись кони во всю прекрасную рысь,
Вот ухватиться хотят враги за чумбур,
Сделанный из драгоценных оленьих шкур.
Кажется: вот они, рядом, близко теперь!
Но разве может сдаться Лыско теперь?
Всю быстроту собрал отчаянный конь,
И прибежал к своему хозяину конь!
Десять отваг у Хонгра в груди бурлят.
Силы напряг и, выхватив длинный булат,
С кличем геройским напал на среднюю рать.
С выбором головы вражьи начал снимать:
Он, обезглавливая спесивую знать,
Также и лучников, грозных стрелков, не щадил.
Лишь подневольных одних бедняков он щадил!
Алый герой на миг обернулся назад.
Видит он: полчища к башне Джангра спешат,
На скакунах несется толпа за толпой...
 
 
Хонгор подумал: "Что же мне делать с тобой,
Джангрова башня, которая – позади?
Что же мне делать, свирепый Гюргю, с тобой -
Ханом шулмусов, несущимся впереди?
Эх, перед тем, как в пропасть я попаду,
В то раскаленное море, что льется в аду,
В бездну седьмой преисподней черной земли, -
Я на тебя, свирепый Гюргю, нападу,
Пестрое знамя твое растопчу в пыли,
И твоему золотому темени я
Сорок ударов, Гюргю, нанесу сплеча,
Выбью твои сапоги из стремени я
И посмеюсь, по земле тебя волоча!"
 
 
Врезался Хонгор в дружину хана Гюргю,
Знамя сорвал он у великана Гюргю,
И растоптал, и златому темени здесь
Истинных сорок ударов нанес сплеча.
Выбил ханскую ногу из стремени здесь,
Пикой коснулся шулмусского силача, -
Поздно! Исчадья адского племени здесь
Хонгра настигли; десятком тысяч мечей
Ребра его с одной стороны пронзены,
Ребра его с другой стороны пронзены
Целым тюменом отточенных бердышей.
 
 
Сотни посыпались на голову мечей,
Семьдесят копий вонзились в стальной живот,
Падает Хонгор и Джангра тихо зовет...
 
 
"Я ли, на страже поставленный, сдамся в бою?
Я ли покрою позором душу свою?!"
 
 
Хонгор хлестнул Оцола Кекс по стегну.
Вытянулся хангайский сивко в струну
И поскакал вперед, и рассыпались вмиг
Тысячи копий, мечей, бердышей и пик.
Хонгра терзали четырнадцать тысяч ран -
Время ли думать о ранах? Он встал, великан,
Ринулся вихрем на неуемную рать
И отогнал от башни огромную рать -
К броду речному, к подножью горы прижал
И засмеялся, да так, что мир задрожал:
 
 
"Ох, и дурак же ты, бедный шулмусский хан!
И велика же глупость твоя, великан!
Начал ты рано считать мои раны, Гюргю!
Есть еще в нашей стране великаны, Гюргю!
Что запоешь ты, завидев Бумбы моей
Тридцать пять барсов, тридцать пять силачей?"
 
 
Белую Хонгрову мудрость покрыл туман,
И растянулся на черной земле великан.
К бедному Хонгру подъехал лютый Гюргю,
И заковал исполина в путы Гюргю;
К мощной арбе приковав его цепью стальной,
Что с человечье туловище толщиной,
Кликнул одиннадцать тысяч шулмусов тотчас,
Дал он свирепым шулмусам такой приказ:
"Каждые сутки одиннадцать тысяч раз
Кожей плетеной лупите его, молодцы!
Каждые сутки одиннадцать тысяч раз
Сталью каленой сверлите его, молодцы!"
 
 
Хонгор терпел, – приходилось плохо бойцу!
Муки принять за время вздоха бойцу
Столько пришлось, как будто из ада в ад
Хонгор скитался двенадцать веков подряд.
"В нижнюю бездну, седьмую, бросьте его,
В жаркое море, где сварятся кости его!
И стерегите семьдесять лет!" – повелел.
«Да никогда не вернется на свет!» – повелел.
 
 
К темной норе великана поволокли,
Соединенной с безднами нижней земли,
И на державу Бумбы напали потом,
И завладели неисчислимым скотом.
Образовалась дорога среди травы
После угона Джангровых табунов.
Разом семью путями, среди муравы,
Джангра народ погнали, Бумбы сынов.
И, ни сирот, ни грудных детей не щадя,
В цепь заковали, в кучу согнали они
Семьдесят ханских жен и супругу вождя,
И, словно мулов, женщин погнали они!
Предали Бумбы народ позору они,
Предали Бумбы добро разору они,
И развенчали белую гору они,
Светоч нойоновой славы потушен был,
Джангра дворец многоглавый разрушен был,
И океан величавый иссушен был.
 
 
Гордости полон, ехал по ханству Гюргю,
И не нашлось бы пределов чванству Гюргю.
Ехали, торжествуя, шулмусы теперь.
"Эй, расселите Джангра улусы теперь
Между соленых и ядовитых морей,
На корневищах редких сухих ковылей!"
Так приговаривал злобный Шара Гюргю,
Тьме преисподней подобный Шара Гюргю.
 

* * *

 
Бумбу покинув в расцвете светлых времен,
Цели скитанья еще не достиг нойон.
Так он долго блуждал с утра дотемна,
Что у его шустроглазого скакуна
Жира не стало и с лезвие меча.
Так он долго блуждал, в пустынях влача
Трудные дни, что совсем о Хонгре забыл.
Так он долго вдали от родины был,
Что позабыл о Бумбе родной давно.
 
 
В дальнюю даль забредя, – во сне ль, наяву,
Вдруг замечает он желтую бумбулву.
В огненно-красное заглянул окно -
Девушка там восседала, как месяц, мила.
И до того прекрасна она была,
Что, если ночью влево глядела она,
В свете щеки лучезарной была видна
Лесом покрытая левая сторона, -
Можно было бы все дерева сосчитать!
Если же ночью вправо глядела она,
В свете щеки лучезарной была видна
Лесом покрытая правая сторона, -
Можно было бы все дерева сосчитать!
Джангар проник в окно и за руки взял
Дивную девушку; спрятав ее в карман,
Сел на коня; вперед поскакал Аранзал
Мимо пустынь, путями неведомых стран...
 
 
Прибыли к морю, что бронзой горело в кругу
Темных лугов, и, выстроив на берегу
Башню из белого камня в древесной тени,
Джангар женился на лучезарной рагни,
Стали товарищами и друзьями они.
 
 
Счастьем одним осиянны, минули дни,
И забеременела нойона жена.
И, увидав, что девятая светит луна,
Мальчик решил: пора появиться на свет!
И перерезали пуповину мечом,
Имя которому было: Давший Обет.
И наслаждались родители малышом.
 
 
Только блеснуло солнце третьего дня,
Новорожденный сел уже на коня
И поскакал на охоту, – пищи достать,
Чтоб накормить и отца и милую мать.
Множество дичи всякой добыл он и шкур...
Стали родители жить охотой его,
Нежной своей баловали заботой его,
Имя же новорожденному дали: Шовшур.
Сказывают: однажды, охотясь в лесу,
Пыльную мальчик заметил вдали полосу,
Поднятую на востоке могучим конем.
Пыли навстречу, на быстром Рыжке своем,
Он поскакал и выехал вскоре на луг.
Мальчик увидел семнадцать седельных лук,
Крепко привязанных к ним семнадцать коней,
Между которыми грозной мощью своей
Карий, точно котел, выделялся скакун,
Каменною горою казался скакун.
Были копыта подобны лапам слона.
 
 
«Видимо, конь предводителя самого!» -
Мальчик решил и видит: в тени скакуна
Воины дремлют, – семнадцать их было всего.
Славный Гюзан Гюмбе возглавлял храбрецов.
«Видимо, это и есть начальник бойцов», -
Умный Шовшур сказал самому себе.
На ездока взглянул великан Гюмбе, -
Разом узнал Аранзала Гюзан Гюмбе!
"Что за шулмусское семя сидит на нем?
Где завладел он Джангра могучим конем?
И на какой крутизне, по каким местам
Он повелел развеяться Джангра костям?
Как бы его на землю низринуть сейчас,
Как бы его с Аранзала скинуть сейчас!"
 
 
Так поразмыслив, Шовшура спросил исполин;
«Житель какой ты державы? И чей ты сын?»
Мальчик ответил: "Не знаю, мой господин,
И ни того, каких я родителей сын,
И ни того, как зовется мой край родной.
В дикой пустыне живу, а вместе со мной -
Мать и отец. Живем, как ты понял, втроем...
А теперь об отряде скажи мне своем:
Что вы за люди? Кто вам приятель, кто враг?
И почему ваши кони заезжены так?"
 
 
"Воины мы Зандан-хана, – молвил Гюмбе,
Истину скрыв, – и едем обратно к себе
С доброю данью, взятой у трех Шаргули -
Сильных владык далекой восточной земли,
На вот, к отцу отведи, охотник ты мой!"
И подарил он Шовшуру коня одного.
 
 
Вечером поздно вернулся Шовшур домой,
И на пороге отец встречает его
И говорит: "Поглядите, как сын дурной
Честное имя позорит отца своего!
Ты почему мне чужого двухлетку привел?
Разве тебе для того я жизнь даровал,
Чтобы в кочевьях ты жеребят воровал?"
Джангар схватил малыша за стальной подол
И, в исполинской руке Шовшура вертя,
Тридцать раз оземь ударил свое дитя.
Слова не молвил нойону юный смельчак,
Только надел свалившийся медный шишак
И, напоив Аранзала, отправился спать.
 
 
Утром он выехал на охоту опять.
Долго скакал, ничего не видя вокруг, -
Красная пыль издали показалась вдруг,
Поднятая, очевидно, могучим конем.
Пыли навстречу, на резвом Рыжке своем,
Он поскакал и выехал вскоре на луг,
Мальчик увидел семнадцать седельных лук,
Крепко привязанных к ним семнадцать коней.
Превосходил остальных красотой своей
Мощный буланый, резвый на вид скакун.
Мягкая, как у зайца, блестела спина.
 
 
«Видимо, старшему принадлежит скакун», -
Мальчик решил – и видит: в тени скакуна
Воины дремлют, а всех – семнадцать бойцов.
Мудрый Алтан Цеджи возглавлял храбрецов.
На ездока взглянул седокудрый Цеджи,
Разом узнал Аранзала мудрый Цеджи.
"Что за шулмусское семя сидит на нем?
Где завладел он Джангра могучим конем?
Где же он кости Джангра Богдо разбросал,
Где же мальчишкой захвачен скакун Аранзал?"
 
 
Так поразмыслив, спросил величавый Цеджи:
"Чей же ты сын? Из какой ты державы, скажи?
Мальчик ответил: "Не знаю, мой господин,
И ни того, каких я родителей сын,
И ни того, как зовется мой край родной.
В дикой пустыне живу, а вместе со мной
Мать и отец, – в забытом живем углу!"
«На вот, отцу отвези, охотник ты мой», -
Молвил Цеджи и синюю дал стрелу.
 
 
Вечером поздно вернулся Шовшур домой.
Джангар навстречу вышел в степную тьму.
Мальчик безмолвно стрелу подает ему.
Вздрогнул нойон, поник нойон головой,
Будто пронзен каленой этой стрелой:
Бумбы клеймо горело на синей стреле!
Вспомнил нойон о милой, щедрой земле,
Вспомнил он Хонгра – силу и славу свою,
Вспомнил он Бумбу, вспомнил державу свою!
 
 
«Милый Шовшур, кто вчера тебе дал коня?»
Мальчик сказал: "Как обычно, в начале дня
Я на зверей охотился в дальнем лесу.
Вдруг замечаю пыли густой полосу,
Поднятую, очевидно, могучим конем.
Пыли навстречу скачу на Рыжке своем
И нахожу на лугу семнадцать коней,
А среди них выделяется мощью своей
Карий скакун, чьи копыта, как лапы слона!
Видимо, старший хозяином был скакуна.
Воин, сидящий повыше других силачей,
Видимо, старшим у них исполином был,
Я не сказал бы, чтоб он властелином был,
Видимо, был подчинен владыке боец,
Но показалось мне: это – великий боец!
Ежели в спор с владыкою вступит он, -
Даже владыке ни в чем не уступит он!"
 
 
«Кто же тебя наградил сегодня стрелой?»
"Я на зверей охотился в дальнем лесу.
Вдруг замечаю пыли густой полосу,
Пыли навстречу помчался вихря быстрей,
Вижу на привязи я семнадцать коней,
А между ними красный, как солнце само,
Высится конь, чья грива, как пара крыл.
Стыдное место хвост величавый прикрыл,
И на стегне – золотое Бумбы клеймо.
Видимо, старшему принадлежал скакун,
Видимо, беркута опережал скакун!
Этим конем владел величавый старик,
Видимо, славный герой, белоглавый старик.
Ежели в спор с владыкою вступит он, -
Даже владыке ни в чем не уступит он!"
 
 
И мальчугану Джангар-нойон отвечал:
"Милый Шовшур! Ты моих бойцов повстречал!
Богатырями владел и ханами я,
Белой горой владел и полянами я,
Был я владыкой всяких богатств и чудес.
Семьюдесятью владел океанами я,
Счастьем своим превзошел я счастье небес.
Хонгром владел я – силой и славой своей,
Бумбой владел я – милой державой своей,
Был я стремленьем семи надземных держав,
Был сновиденьем семи подземных держав,
Облагодетельствовал народы свои!..
Осиротел я в ранние годы свои,
Был Узюнг-хана великого сыном я,
Был одиноким у своего очага.
Джангром зовущийся, был властелином я,
Самого сильного я подавлял врага!
 
 
Все же постылой судьба моя стала мне:
Видно, тогда не полным я счастьем владел, -
Всем я владел, но тебя не хватало мне!
Ты – моего нетленного счастья предел!
Войско покинув, на поиски сына пошел.
Бумбы взамен я тебя, мой мальчик, нашел,
Мой драгоценный Шовшур, отрада моя! -
Джангар воскликнул и на руки взял дитя. -
Я потерял немало, тебя обретя:
Хонгор, великий Хонгор – утрата моя!"
 
 
"Были совсем одиноким на свете вы, -
Молвил отцу мальчуган, – так ответьте вы,
Кто же этот Хонгор? Найдете ли снова его?
Вы призываете, что ни слово, его!"
"О мой Шовшур, отрада моя из отрад!
Стану считать я семеро суток подряд -
Не перечислю Хонгра достоинства все!
Что перед ним хваленые воинства все!
Был бедняком я – был он моим скотом.
Был я сироткой – был он моим хребтом.
Края родного живой он крепостью был,
Лаской моей и моей свирепостью был.
Был он гонителем всех осужденных мной,
Был победителем всех побежденных мной!.."
 
 
И половины похвал он не досказал, -
Семьдесят раз громкозвучно проржал Аранзалз
"Ежели, человек, не измучился ты
И по стране родной не соскучился ты, -
Я, рыжий конь, по Бумбе затосковал!"
И задрожал властелин, услышав коня.
Сразу же был оседлан скакун Аранзал,
Сразу была стальная надета броня,
Сел на коня богатырь, Шовшура позвал:
"Видишь, вдали дугой искривлен перевал,
Выступил кряж и другой за ним, потемней?
Это – владенья матери доброй твоей.
Алый Шовшур, на вершину мать отвези,
К родичу, хану Шиджину, мать отвези!
 
 
Знай, мальчуган: от отца рождается сын,
Чтобы надежной опорой родине стать.
Помни, что Бумба в тебе нуждается, сын!
Только доставишь на место милую мать,
К Северной Бумбе скачи", – приказал нойон.
 
 
И поскакал, своей быстротой упоён,
Рыжий скакун, будто зайцем встревоженным был
Долгие годы скакун стреноженным был...
Перевалил через горы вечные он,
И переплыл моря быстротечные он.
Вскоре возрадовалась нойона душа:
Видит он земли свои, разлив Иртыша!
Берегом Сладкого моря нойон полетел,
Ищет он башню, которой Хонгор владел,
Ищет... ужель застилает глаза пелена?
Там, где когда-то Хонгра дворец блестел,
Выросла жесткая, редкая белена!
Джангар спешит к воротам своей бумбулвы.
Думал он башню свою золотую найти, -
Видит коленчатые стебли травы!
Ни сиротинки нет, ни щенка на пути,
Нет ни звериной, ни человечьей молвы...
"Был же я некогда ханом страны родной,
Бумбы страна была же немалой страной.
Были же люди когда-то в этой глуши,
И не единой теперь не осталось души?
Что-то не верится мне! На розыск пойду..."
Джангар пошел по стране. Все тихо вокруг,
Видит одну белену, одну лебеду.
Долго бродил он – и возникает вдруг
Черная хижина, войлоком крыта худым,
Из обгорелого дымника вихрится дым...
 
 
«Есть ли живая душа?» – спросил властелин.
Вышел из хижины древний старик и сказал:
"Видимо, Джангар приехал, Узюнга сын?
Видимо, прибыл рыжий скакун Аранзал?"
 
 
«Что за беда постигла державу, старик?»
"Не перескажешь всего: заболит язык!
С многотюменною ратью в страну проник
Лютый шулмусский владыка Шара Гюргю.
Люди дрожали от крика Шара Гюргю.
Предали Бумбы народ позору враги,
Предали Бумбы добро разору враги.
Брошен был Хонгор, твой отважный герой,
В бездну седьмую, бурного моря на дно.
Ныне стоишь ты рядом с той самой дырой,
Адской норой, по которой не так давно
Двигалась нечисть, пленного Хонгра гоня..."
 
 
"Старец почтенный, постерегите коня:
Видеть хочу седьмой преисподней места!"
Два золотых шеста раздобыл властелин.
Там, где поуже, на шест опираясь один,
Там, где пошире, на два опираясь шеста,
Джангар спустился к седьмой преисподней земли.
 

* * *

 
Сутки прошли, вторые, третьи прошли -
Прибыл Шовшур в державу отца своего.
Пусто кругом, пойдешь – не найдешь никого,
Ни сироты, ни щенка... Покой, забытье,
Нет ни звериной, ни человечьей молвы...
Долго бродил он по листьям жесткой травы...
Пики сандаловой видит он острие,
Около хижины рыжий стоит Аранзал.
Сел на коня мальчуган и громко сказал:
 
 
«Если здесь люди живут, отпустите чумбур!»
Юный смельчак услышал ответ старика:
"Не отпущу я чумбура, мальчик, пока
Не возвратится хозяин издалека!"
"Старец, – ответил трехгодовалый Шовшур, -
Рыжего скакуна отпустите чумбур,
И разыщу я тогда следы паука,
Ползавшего одиннадцать лет назад,
Двинусь дорогою маленького жука,
Ползавшего четырнадцать лет назад,
И превращу я сирот в счастливых детей,
И превращу я народ в свободных людей!"
 
 
"Видимо, ты родовитым отцом рожден!
Видимо, ты за отчизну борцом рожден!
Смело ступай, с исполненьем задуманных дел
К деду вернись, вернись в родимый предел", -
Молвил старик и стальной отпустил чумбур.
С ним распростился трехгодовалый Шовшур.
 
 
Узкой тропою, подобной старой змее,
Рыжий помчался, принюхиваясь к земле.
Выбрался конь к перекрестку семи путей:
Бумбы державу гнали шулмусы по ним,
Угнаны были Джангра улусы по ним,
Угнано было много скота и людей...
Выбран был Рыжим средний, обычный путь,
В месяц проделывал он трехгодичный путь,
В сутки проделывал путь двенадцати лун,
Реки широкие брал он прыжком одним!
Вскоре к морям ядовитым прибыл скакун,
К подданным Джангра, к бедным кочевьям родным.
 
 
Сразу признал Аранзала Бумбы народ,
Но ездока-мальчугана не признает...
"В рабстве томились в единой надежде мы:
Джангар прибудет, Джангар освободит,
И заживем на воле, как жили прежде мы,
И позабудем ярма мучительный стыд.
Ясно теперь – напрасно мечтали о нем:
Мальчик, по-видимому, нойона убил,
Если не в честной борьбе – потаенно убил
И завладел Аранзалом – рыжим конем.
Нет, не увидим уже отчизны родной!"
Так говорили, горькой печали полны,
Недругом порабощенные Бумбы сыны.
 
 
«Чья вы страна?» – спросил у них мальчуган.
"Были мы раньше славного Джангра страной,
Ныне же нами владеет шулмусский хан,
Враг человечества, страшный Шара Гюргю".
«А далеко ли до башни Шара Гюргю?»
Люди ответствовали: «Трехмесячный путь».
Дальше помчался Шовшур, захотел свернуть, -
Видит он: тонкая пыль взвилась полосой,
И на двухлетке, покрытом потной росой,
Мимо него мальчуган какой-то летит,
Быстро летит, молодым галчонком глядит.
 
 
"Я задержался, и ты последуй за мной,
Останови коня, побеседуй со мной, -
Крикнул Шовшур, – дорога покуда светла!"
"Ну, покороче, в чем дело? – спросил малыш, -
Вести мои важны, неотложны дела!"
"Вот потому-то, что с важной вестью спешишь,
Остановил я тебя: послушать хочу".
 
 
Мальчик ответствовал юному силачу:
"Некогда жил я в обетованном краю
Джангра – владетеля многих земель и морей.
Ныне при хане Шара Гюргю состою...
Два полукруга Джангровых богатырей
Прибыли, в битву вступили за край родной.
Если же витязи наши начали бой,
Значит, его победой закончат они.
Значит, вернутся прежние вольные дни.
Вот и решил я поведать Бумбе своей,
Чтоб от шулмусов откочевала скорей,
Наших обрадую скорой победой теперь!"
 
 
Заволновался Шовшур: "Поведай теперь,
Силы шулмуса Шара Гюргю каковы?"
"Слушай же: крепостная стальная стена,
Хонгром воздвигнутая вокруг бумбулвы,
Ныне к твердыне Гюргю перенесена.
А за стальною – стена из диких камней,
Крепость из крепкого дуба стоит за ней,
А за тремя крепостями стоят войска,
Гуще песков дружины, земля им узка!.."
 
 
Обнял Шовшур мальчугана, воскликнул он:
"Некогда мне говаривал Джангар-нойон:
Есть у него среди прочих великих рек – Таволга.
Сорок тысяч кибиток на ней.
Пусть они будут отныне твоими навек.
А доживем с тобою до радостных дней,
Бумбу верну, – не так еще награжу.
К нашим кочевьям, к туманному рубежу
С вестью желанной теперь к народу спеши:
Пусть откочуют все до единой души!"
 
 
Мальчик умчался, благословляя судьбу.
Крикнул Шовшур в открытое ухо коня:
"Черных четыре копыта твоих отшибу,
Если, как молния, завтра к средине дня
К башне Шара Гюргю не доставишь меня!"
Рыжий ответил: "Не обесславлю тебя,
Завтра к полудню к башне доставлю тебя,
Через утесы в жемчужной пене промчусь,
Ветром по океану Терпенья промчусь
И перепрыгну через провалы земли...
Войском большим покажусь я врагам издали,
Шум подниму я за многотюменный полк.
Не сомневайся: исполню я ратный долг.
И затрепещет шулмусов темная рать, -
Стоит ей только багряную пыль узнать,
Поднятую Аранзалом, рыжим конем.
Полчища целые мы под собой сомнем...
Если же витязя клятву нарушишь ты,
Крепость из дуба, Шовшур, не разрушишь ты,
И не разрушишь крепость из диких камней,
И не разрушишь крепость стальную за ней,
И заградительной не перейдешь черты,
И не сломаешь решетку ханской юрты, -
Не пощажу я детской шеи твоей!"
И поскакал он каленой стрелы быстрей,
Резвостью споря с ящерицею пустынь.
Вот показались бойницы грозных твердынь.
Войску подобный, скакун прискакал стремглав.
Затрепетали передовые, узнав
Пыльное облако, поднятое скакуном.
Два полукруга Джангровых богатырей
Видят коня и мальчика видят на нем.
"Савар, – промолвил Цеджи, – поезжай скорей:
К нам приведи коня властелина Богдо,
Мальчика надо спасти нам – сына Богдо,
Не допусти его до крепостных ворот".
Савар помчался на резвом Лыске вперед
И за чумбур ухватился, но крикнул Шовшур:
«Клятву я дал скакуну, отпусти чумбур!»
Савар слова пропускает мимо ушей,
К богатырям увести мальчугана спеша.
Только привел его – тридцать и пять силачей
Стали поочередно ласкать малыша.
Молвил трехлетний Шовшур, не слезая с копя:
"Время найдем, поверьте моим словам,
И для того, чтобы вы ласкали меня,
И для того, чтобы я приласкался к вам,
Кончим сначала ратные наши дела!"
 
 
Врезался грозный Гюзан Гюмбе, как стрела,
В левую половину вражеских войск.
Врезался мудрый Алтан Цеджи, как стрела,
В правую половину вражеских войск.
Врезался трехгодовалый Шовшур, как стрела,
В самую середину вражеских войск, -
И привели в замешательство вражью рать,
И беспощадно рубили богатых стрелков,
И, не считая, рубили важную знать,
Лишь подневольных одних бедняков щадя.
 
 
Пики с мечами стали ручьями дождя.
Сорок знамен растоптали богатыри,
Сорок побед одержали богатыри.
Долом, яругами черная кровь текла,
Стали кольчугами богатырей тела.
Бились ведомые мальчуганом бойцы,
Бились подобные ураганам бойцы,
Грозных врагов разгоняли, как мелкую дичь.
 
 
Крикнул Шовшур боевой богатырский клич.
И к деревянной крепости, тучи темней,
Он полетел и копьем развалил ее.
И наскочил на крепость из диких камней,
Пики своей острием развалил ее.
И полетел он к стальной стене крепостной,
Но не сумел он пробраться к воротам ее:
Около крепости, твердым оплотом ее,
Встали дружины шулмусов плотной стеной.
Тьмою тюменов казался шулмусский строй.
Бой продолжался четыре недели здесь.
С полчищем целым бился каждый герой,
Головы в кованых шлемах летели здесь.
 
 
Крикнул Шовшур перед башней Шара Гюргю:
"Слушай, свирепый и страшный Шара Гюргю
Только тогда завладел ты Бумбой, когда
Джангар покинул ее! Забрал ты стада,
Вторгся в пределы владения моего,
Не дожидаясь рождения моего!
Прибыл теперь, не ждан я, не чаян, к тебе,
Прибыл теперь настоящий хозяин к тебе,
Так почему ж ты сидишь под подолом жены?
Если тебя мужчиною звать мы должны,
Если действительно доблестный воин ты,
Если с героем сразиться достоин ты, -
На поединок я вызываю тебя!
Если же ты не мужчина, то знай: у тебя
Нет уже двух крепостей – остальные твои
Ныне разрушу я стены стальные твои,
И, заповедной достигнув черты твоей,
Выдерну я цагараки юрты твоей,
Силу твою, свирепый Гюргю, согну!"
 
 
Смелый Шовшур ударил коня по стегну.
Ринулся Рыжий, – но превозмочь вышину
Стен крепостных, достигавших нижних небес,
Конь не сумел... И Шовшур с Аранзала слез
И, размахнувшись мечом, разрубил, как траву,
Стену стальную и пешим проник в бумбулву.
Въехал за ним и Цеджи на рыжем коне.
Крикнул Шовшур: "Подъезжай поближе ко мне,
Вижу: теперь с проклятым Гюргю расплачусь,
Я за стропила серебряные ухвачусь!"
 
 
И ухватился Шовшур за концы стропил,
И повалил он юрту владыки Гюргю.
Выбежал оторопелый, дикий Гюргю,
С трехгодовалым Шовшуром в борьбу вступил.
Падали, поднимались и падали вновь.
Паром над ними всходила черная кровь.
Панцирями высекали огонь из камней.
Равная битва длилась одиннадцать дней, -
Юный Шовшур лишился последних сил:
Слишком он молод, слишком неопытен был!
 
 
Крикнул Цеджи: "Твой отец, владыка владык, -
Как бы противник ни был высок и велик, -
Шею сгибал, и, вражий кушак натянув,
Быстро к бедру своему супостата пригнув,
Ногу ему подставлял могучий нойон.
Как бы противник ни был тяжел и силен,
Так поднимал его Джангар в прежние дни, -
Что над землею болтались ноги одни!"
 
 
Так мальчугана воодушевлял мудрец.
Бился еще две недели юный смельчак,
И, придавив Догшона Гюргю, наконец
Он ухватился рукой за вражий кушак,
Ногу подставил врагу и сумел пригнуть
Быстро к бедру неокрепшему ханскую грудь.
И закачались, тяжелые, как стволы,
Ноги владыки над белым камнем скалы.
 
 
Мальчик бросал его через себя, пока
Не превратились в решета шулмуса бока,
Не взволновалась вода десяти морей,
Не покраснели корни сухих ковылей,
Не обеспамятовал владыка теней,
Не растянулся Гюргю до ста саженей
И на песок не упал, могуч и высок,
Вниз животом... И Шовшур к нему подбежал,
Ханскую голову крепким локтем прижал,
На семь локтей голова зарылась в песок...
Поднял его мальчуган и, крикнув: «Держи!» -
Хана шулмусов подбросил Алтану Цеджи.
Тот не сумел Гюргю подхватить впопыхах.
Воин отличный, опытный в ратных делах,
Лютый Гюргю пустился к своим войскам -
Неисчислимым, подобным густым пескам.
Даром что был Шовшур неумел и юн,
А полетел за шулмусским владыкой он,
Тучи задел сандаловой пикой он.
Также помчался и резвый рыжий скакун, -
Опередив Аранзала, догнало дитя
Непобедимого великана Гюргю,
И, в богатырской руке шулмуса вертя,
Тридцать раз оземь ударило хана Гюргю.
Вниз головой Гюргю по земле волоча,
Алый Шовшур ясновидцу вручил силача.
 
 
Выехали. Сошли у подножья скалы
И заковали над задом гладким Гюргю -
Ноги его, тяжелые, как стволы.
И прикрепили к мощным лопаткам Гюргю -
Руки раскидистые, как ветви ветлы.
Бросили, связанного, к подножью скалы.
Радостный, семьдесят раз протрубил Аранзал...
 
 
Два полукруга Джангровых богатырей
Молвили: "Видимо, рыжий скакун заржал,
Нашей удаче радуясь, как своей.
Видимо, наши сделали дело свое!"
Сразу дружина знамя воздела свое.
Вот великаны, такие речи держа,
Едут в обнимку, друг друга за плечи держа,
Песню поют – родимому краю хвалу.
 
 
Каждый из всадников тороками к седлу
По девяносто тысяч голов привязал.
Прибыли богатыри к гранитной скале.
Семьдесят раз опять протрубил Аранзал.
Много ли, мало ли с той миновало поры,
Как отогнали Бумбу к бесплодной земле,
Бросили Хонгра в пропасть глубокой норы?
С этой поры, печальной для богатырей,
В доме трехъярусном без трубы и дверей,
Связанный путами – шкурами диких зверей, -
Адской стреножен треногой, томился конь, -
Так под охраною строгой томился конь,
Так, без воды, без травы, страдал он в плену...
Вдруг показалось хангайскому скакуну:
Семьдесят раз протрубил родной Аранзал.
Что это, воля? Лыско заржал, задрожал,
Лыско брыкнулся – освободился от пут,
Адской треноги будто и не было тут,
Снова брыкнулся и огляделся потом:
Яростный конь разрушил трехъярусный дом!
Лыско, шатаясь меж тонких и пыльных трав
И спотыкаясь о стебли ковыльных трав,
Прибыл к родным скакунам и всех укусил
В мягкие шеи – как бы о здоровье спросил.
Всех скакунов на свете милее – свои!..
Соединили скорбные шеи свои Лыско и Рыжко.
Стояли в печали они -
Тяжко по Джангру и Хонгру вздыхали они...
Трехгодовалый Шовшур повелел пригнать
Важных шулмусских вельмож, надутую знать.
Бледных, дрожащих, в два бесконечных ряда
Друг против друга их усадили тогда,
Лотосовидной отметили их тамгой -
На протяженье года и тысячи лет
Будет гореть на обличье лотоса след -
И повелели каждому зваться слугой
Славного Джангра, а не кровопийцы Гюргю.
 
 
Молвил провидец: "Свиреполицый Гюргю!
До возвращенья Джангра и Хонгра домой
Мукам подвергнем тебя преисподней самой!"
Так порешив, помчались герои стремглав
В милую Бумбу, в родной, незабвенный край.
Много ли, мало ли времени проскакав,
Прибыли в Бумбу, в благословенный край.
Лоснились белые кряжи горы Манхан.
Бумбой зовущийся, гордый лежал океан.
Джангров дворец пылал исполинским цветком,
В мирной тиши кумирни стояли кругом,
И шебенеры, святые в деяньях своих,
Все в одинаковых одеяньях своих,
Вышли навстречу, в раковины вострубя.
И повелительница державы святой -
Родины яшзни, во веки веков молодой,
Ханша Богдо взошла на престол золотой.
 
 
Люди возрадовались: опять увидал
Солнце державы своей счастливый народ!
И, посадив на колени Шовшура, Шавдал
Молвила ханскому сыну: "Всему свой черед.
Время настало – Джангар и Хонгор ушли,
Время настанет – вернутся в пределы земли,
Да, от неверного мужа рождается сын...
Мальчик мой, матери прикочевать вели,
В матери доброй всегда нуждается сын!"
Мальчик вернулся с матерью. С этой поры
В Бумбе-стране беспрерывно шумели пиры,
Морем безбрежным от диких, степных кобылиц
И молоко и арза для всех разлились,
Счастье сияло на богатырском пиру.
Бумбы страна успокоилась...
 

* * *

 
А властелин
Джангар, спустившись в невиданную нору,
Там, где поуже, на шест опираясь один,
Там, где пошире, на два опираясь шеста,
Адские муки претерпевая в пути,
Все же сумел до четвертой земли доползти.
 
 
То на один, то на два опираясь шеста,
Джангар спустился на лоно земли седьмой.
Дальше куда? Незнакомые все места,
Дно мирозданья, дно преисподней самой!
 
 
Остановившись на миг, подумал, потом
Он побежал багровым, как пламя, путем.
Долго бежал, без счету бежал, без поры!
Вдруг замечает он: движутся две горы,
Сами местами меняются... Кинулся хан -
Что же? Глядит: забавляется мальчуган,
С места на место, словно пустые шары,
Переставляя две необъятных горы!
 
 
Джангар подумал: "Я б не поверил вовек!
Стало быть, есть и в подземной стране человек,
Есть и под Бумбой – с великой силой такой,
Переставляющий горы правой рукой!"
И мальчугана спросил о Хонгре нойон:
Знает ли, где он? И что с ним? И кем пленен?
Мальчик ответствовал, не поднимая глаз:
 
 
"Знай же: одиннадцать тысяч шулмусов собрав,
Дал им приказ владыка подземных держав:
"Каждые сутки одиннадцать тысяч раз
Кожей плетеною Хонгра лупите вы!
Каждые сутки одиннадцать тысяч раз
Сталью каленою Хонгра сверлите вы!"
И выполняют шулмусы ханский приказ.
Хонгор, слыхал я, твердит об одном сейчас:
"Кто меня выручит, выведет к свету меня?
Йах! Ни сестры нет, ни брата нет у меня,
Освободителя-сына нет у меня,
Близкой души ни единой нет у меня,
Где ты, нойон, владыка нойонов иных,
Где же ты, Джангар, не слышащий стонов моих?!"
Так он рыдает. Решив, что в этом краю,
Видимо, мне суждено герою помочь,
Я перед подвигом пробую силу свою".
 
 
Джангар, который в помощники был бы не прочь
Ласточку взять или муху, – взял малыша.
И побежали, на помощь герою спеша.
Надо сказать: в преисподней уже с утра
Вечно стояла засушливая жара.
Не было ни воды, ни ковылины там.
И задыхались они, обессилены, там.
Мальчик внезапно пересекает им путь.
Джангар – к нему: "Не скажешь ли что-нибудь
О великане Хонгре?" Сказал мальчуган:
«Жажду сперва утолите, великий хан».
И перед нойоном целый возник океан.
 
 
"Знайте же, Джангар: одиннадцать тысяч раз
Погань стегает кожей плетеной его.
Каждые сутки одиннадцать тысяч раз
Нечисть буравит сталью каленой его.
Камни разжалобились от стона его.
Слышится в стонах имя нойона его:
"Где же мой Джангар, всегда отличавший меня,
Где же мой Джангар, всегда выручавший меня?"
И, порешив, что славному Хонгру помочь
Именно мне суждено, спешу я бегом".
 
 
Джангар, который был бы, наверно, не прочь
Взять и козявку в помощники в горе своем,
Взял мальчугана с собой. Помчались втроем,
В полночь терпели холод, а в полдень – жару.
Белая вдруг возникла юрта на юру,
Смотрят – не видят веревок. Безлюдно кругом.
Входят. Огромный котел замечают в углу,
Ярко пылает очаг, кизяк – на полу,
Туши оленьи повисли над очагом.
 
 
Джангар сказал мальчуганам: «Здесь отдохнем».
Красный, как жимолость, вытянувшийся ремнем,
Джангар заснул, а мальчики стали вдвоем
Мясо варить. Старуха вступает в жилье:
Ножки сайгачьи и медный клюв у нее.
"Тетушка, пламя поддерживайте, поедим
Вкусного мяса!" Присела старая к ним.
Вскоре вскипело. Подняли крышку – беда:
Нет ни старухи, ни мяса! Решили тогда:
«Старую, видно, шулму занесло сюда!»
 
 
Снова стали варить. Сидят у котла.
Та же старуха снова в кибитку вошла.
 
 
«Прочь убирайся, карга, покуда цела!»
"Я виновата пред вами, детки мои,
Вы не сердитесь: трапезы редки мои,
Зернышко – вот и вся моя пища на дню.
Слишком я голодна..." – и присела к огню.
"Кажется, старая ведьма наелась всласть,
Кажется, не к чему ей наше мясо красть.
Что же теперь натворит? Давай поглядим".
Смотрят. Но только вскипело – что за напасть!
Мясо исчезло, старуха исчезла, как дым!
 
 
Снова решили: шулму занесло сюда.
И по душам побеседовали они
И рассказали друг другу, как и когда
За чужеземцем последовали они.
Вскоре дошли до проделок старой шулмы...
"Может быть, он и не скажет прямо, что мы
Съели все мясо, что нам он варить приказал,
Но про себя подумает", – старший сказал.
 
 
Начали мальчики мясо варить опять.
Джангар проснулся. "Наелись, мои малыши?
Сам я сварю себе мяса, ложитесь-ка спать".
Начал варить. Уснули ребята в тиши.
Снова в кибитке вдруг появилась карга,
И на пороге остановилась карга,
Расхохотавшись. Молвил нойон: "Говорят:
«Плачущих поучай, смеющихся вопрошай»,
Ну, почему вы смеетесь?" – "Я невзначай
Глянула на вот этих уснувших ребят
И подивилась: сами блаженствуют, спят,
А в это время владыка Бумбы святой
Варит им пищу, как поваренок простой!"
 
 
"Наши дела не касаются вас никак,
В них по какому суетесь поводу вы?
Вот вам черпак, ступайте по воду вы!"
Он с продырявленным днищем дал ей черпак
Вместе с половником в ложку величиной.
«Выйду за нею следом», – нойон порешил.
Вышел. Блядит: валяется молот стальной
Рядом с арканом из человеческих жил,
Около них лежит Волшебный бурдюк,
Красный, для чародейства потребный бурдюк...
 
 
Джангар находчив. Он молот с арканом вложил
В красный бурдюк и назад к очагу поспешил.
Входит старуха: "Черпак у тебя худой,
Долго возилась!" В ответ ей нойон предложил:
"Пламя поддерживайте: отменной едой,
Старица мудрая, вас угостить хочу".
 
 
Джангар с каргою молча сидели, пока
Мясо вскипело. Бросился Джангар к мечу,
И, колдовского лишенная бурдюка,
Ведьма замешкалась, на потертый подол
Вывалив мясо и опрокинув котел.
Надвое Джангар Богдо разрубил каргу:
Верхняя часть полетела вверх, как стрела,
Нижняя часть под самую землю ушла.
 
 
Джангар воскликнул: "Бибель нанес я врагу,
Мальчики, ешьте!" Сели втроем у котла.
После раздумья глубокого молвил хан:
"Надо же мне к несчастному Хонгру попасть!
В эту нору спущусь я, где нижняя часть
Старой шулмы сокрылась. Когда же аркан
Зашевелится – тащите наверх его".
 
 
Вниз он спустился. Тихо кругом и мертво.
Джангар увидел белые стены юрты.
Входит, а там – рагни, и такой красоты,
Что перед ней золотая меркнет луна.
Джангру почтительно преподносит она
Пищу, исполненную богатырских сил,
Тысяче вкусов могла б угодить еда.
"Ты не слыхала, – девушку Джангар спросил, -
Скрылась ли раненая старуха сюда?"
"Что-то слыхала... колдуньей слывет она,
Кажется, в той вон лачуге живет она".
 
 
Джангар Богдо на лачугу бросает взгляд.
Семеро бритых юношей возятся там:
К туловищу прикрепляют старухин зад...
Молвила старая бритым своим сынам:
"Ныне из Бумбы надземной спустился к нам
Грозный владыка семидесяти сторон,
Джангар Богдо, нойон, прекрасный, как сон.
 
 
Видно, пришел он за Хонгром, который на дно
Бурного моря шулмусами брошен давно.
Слушайте: только в лачугу войдет нойон,
Зубы свои коренные выплюньте вмиг,
Переверните к нёбу красный язык
И превратите нойона в бесплотный сон,
И да приснится собственным подданным он!"
 
 
Крикнул нойон: "Опора владений своих,
Вот я, предмет ночных сновидений твоих,
Джангар, предел твоих вожделений дневных!"
Слова еще своего не закончил он, -
Ринулись семеро бритых с семи сторон.
Стукнул их бритыми головами нойон, -
Опытный воин, Джангар их жизни лишил.
«Дай-ка войду я в дом нечестивцев», – решил.
Джангар увидел: сидит, игрушку вертя,
В люльке железной трехмесячное дитя...
 
 
"Дерзкий! Вчера мою мать в преисподней убил,
Братьев моих семерых сегодня убил,
И после этого, Джангар, с каким лицом
Входишь в мой дом! Э, видно, в надземной стране
Между бесстыжими первым ты был наглецом!
Ну-ка, нойон, подойди поближе ко мне!"
 
 
Джангар, смеясь, приблизился к малышу.
Справа пощечину мальчик ему влепил -
Сделал щеку нойона подобной ковшу.
Слева пощечину мальчик ему влепил -
На колотушку стала похожа щека.
Начали мериться силой два смельчака.
Друг через друга тогда летели они,
Бились без отдыха две недели они,
Все же друг друга не одолели они!
 
 
Славный герой, в боях искушенный притом,
Восемьдесят и четыре удара в бок
Джангар младенцу нанес и вниз животом
Бросил его на шероховатый песок.
Меч обнажил он, способный скалы рассечь,
Головы многих мангасов низвергший с плеч.
Синяя сталь блеснула. Подумал: «Убит!..»
Но лезвие будто стукнулось о гранит,
Только скользил и отскакивал славный меч,
Сделалось, как черенок, тупым лезвие...
Крикнул тогда шулмусёнок слово свое:
 
 
"Слушай, прекрасный, как сон, великий нойон,
Бумбы надземной глава: через три луны
Ты превратишься, нойон, в мимолетный сон,
Ты сновидением станешь своей страны!"
 
 
Так он сказал – и поднялся рывком одним
И побежал. Быстроногий Джангар за ним.
Снова вступили враги в рукопашный бой.
Всю возмутил преисподнюю страшный бой!
За руку Джангар схватил наконец дитя,
Оземь ударил его впереди себя.
И, в исполинской руке младенца вертя,
Оземь ударил его позади себя.
Он шулмусёнка злобного за ворот сгреб
И придавил наковальне подобный лоб
К черной земле четыре тысячи раз.
 
 
Утром, едва наступил предрассветный час,
Поднял врага и со всех рассмотрел сторон.
Дырку под левой мышкой, не больше ушка
Тонкой китайской иголки, заметил нойон.
Вынул булат – рассек шулмусёнку бока.
Вырвал он сердце шулмусского смельчака
И заодно – кровеносный главный сосуд.
Вырвались разом огненных три языка
Прямо из сердца. Гляди: нойона сожгут!..
К предкам своим и к бурханам взывает вождь:
«Джангру даруйте вы черный волшебный дождь!»
Не отказали бурханы в просьбе такой:
Хлынула влага. Потух пожар колдовской,
Были задушены черным ливнем огни.
 
 
Джангар вернулся в юрту – к прекрасной рагни.
"Кто ты, – спросил он, – и надо ль тебе помочь
В деле каком?" – "Джангар, видишь мою красу?
Я родилась на небе, я – тенгрия дочь.
Утром однажды, когда в небесном лесу
Я собирала цветы, – схватила меня
Эта шулма и в бездну спустила меня.
О мой отец, ты дожил до черного дня!
Старая ведьма готовила в жены меня
Младшему сыну, что в люльке железной сидел,
Сыну, который нижнею бездной владел!"
 
 
"Всех истребил я: и ведьму и сыновей, -
Джангар сказал, – колдовские чары низверг.
Как же сейчас ты решаешь в душе своей:
Здесь оставаться или подняться наверх?"
«Лучше – наверх». – «Пойдем». И пошли поскорей
Прямо к аркану из человеческих жил.
«Девушка, ты возьмись за аркан», – предложил.
«Вы поднимитесь сначала, доблестный хан».
«Девушка! Вот мой приказ: возьмись за аркан!»
"Джангар, исполненный дара великий хан,
Джангар, могу ли подняться я раньше вас?"
«Я говорю: поднимайся, таков мой приказ!»
 
 
Только зашевелился тяжелый аркан -
Мальчики потянули поспешно витье.
Девушка показалась. Увидев ее,
Мальчики переглянулись между собой.
Молвила: "Счастье даровано мне судьбой,
Ад я покину... Мудрость нойона Богдо
Неиссякаема – с ним не сравнится никто!"
 
 
Вытащив девушку, перемигнулись хитро
И перерезали отяжелевший аркан.
Грохнулся Джангар на дно и разбил бедро.
Долго лежал в беспамятстве доблестный хан.
Он сновиденьем сделался Бумбы святой.
Алого Хонгра – несбыточною мечтой...
 
 
Вдруг прибежали две мыши: муж и жена.
«Туша мясная лежит. Прекрасный обед», -
Самка сказала... Самец заворчал в ответ:
"Равен мужчина мужчине, запомнить должна!
Разве не видишь: владыка племени он.
От одного из несчастий времени оп
Ныне страдает. Не трогай его. Пойдем".
"Вот так сказал! Какое же мясо найдем,
Если не это, что попусту брошено здесь?
Кем же с тебя, муженек, будет спрошено здесь?"
Молвила самка и откусила кусок.
"Над обессиленным человеком, видать,
Мышка – и та госпожою готова стать!" -
Джангар воскликнул, и щелкнул он мышку в
Жадине-самке бедро нойон раздробил.
И побежал самец изо всех своих сил
И через сутки вернулся, держа листок
В острых зубах. Вручил он супруге свой груз.
Самка погрызла – зажило сразу бедро.
"Дай-ка еще раз узнаю, каков на вкус
Этот злодей. Он поранил меня? Добро!"
Так говоря, отхватила здоровый кус.
Джангар дал ей опять щелчка, разбил ей бедр
Самку самец упрекнул: "Не верила мне:
Я же тебе велел не трогать его.
Видишь теперь, как ужасен ноготь его!"
 
 
И побежал куда-то в ночной тишине,
И на второе утро вернулся к жене.
Новый листочек в острых зубах приволок.
Вырвал нойон из мышиного рта листок.
Снова самец побежал, терпенье храня,
И возвратился в начале третьего дня
С новым листочком. Но Джангар отнял опять.
Снова проворный самец пустился бежать
И возвратился на третьи сутки к утру
С третьим листочком. Но снова отнял нойон!
 
 
И приложил он первый листочек к бедру
Раненой мышки – и самку вылечил он.
И положил он второй на свое бедро, -
Видите, как владыка придумал хитро!
Сразу же был он этим листком исцелен,
Третий листок пожевал, проглотил нойон -
Сразу же на ноги встал... Кромешная мгла:
Пропастью мрачной эта местность была.
Солнце, светившее здесь в недавние дни,
Было, как понял нойон, сияньем рагни...
Только не стало ее – потемнело вокруг...
 
 
Насторожившись, Джангар услышал вдруг
Звуки сладчайших напевов где-то вдали.
И побежал он вперед и вдруг увидал
Нежной листвой венчанный цветущий сандал,
Чья голова достигала верхней земли.
Только ложилось дыхание ветерка,
Только листок другого касался листка -
Сладостные раздавалися голоса,
Звуки взлетали под самые небеса.
 
 
Джангар тянулся, даже на цыпочки встал,
А ни единого не сорвал он листка!
Стал он карабкаться на цветущий сандал,
Сутки до первого добирался сука!
Лишь на вторые сутки настойчивый хан
В муках взобрался на следующий сучок.
Двадцать листков он сорвал и спрятал в карман.
И на язык положил он один листок:
"Дай отыскать мне к утру грядущего дня
Спутников этих проклятых, – молвил нойон, -
В мыслях нечистых своих погубивших меня".
И погрузился нойон в богатырский сон.
 
 
Утром, проснувшись, владыка себя нашел
Возле мальчишек, чьи души черны, как ночь.
Из-за красавицы спор между ними шел:
Не уступали друг другу тенгрия дочь.
 
 
Джангар, красавице обещавший помочь,
Сразу отправил ее в родительский дом.
"Здесь оставайтесь, паршивцы. Уйдете – потом
Не пощажу вас. Куда бы ни скрылись – найду:
И наверху и внизу, на земле и в аду".