Текст книги "Ведьмина дорога (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– Слушай внимательно, щенок, – холодно произнёс маг. – Ты, небось, захочешь отыскать Магду… как её… Бертильду. Спасти её от высшего посвящения.

Под неодобрительным взглядом Арне выпрямился.

– Мой долг – спасти её! – взволнованно произнёс он. Лонгин скривился.

– Да-да, конечно. Так вот, слушай внимательно, я расскажу тебе как дожить до утра.

Арне хотел было возразить, что не нуждается ни в чьих советах, но промолчал, неожиданно для себя самого. Волшебник был взволнован, устал и зол и это странным образом убеждало его послушаться.

– Во-первых, ты оборотень, – начал инструктаж маг. – Помни – всё, что странно пахнет, странно звучит и странно движется – это обман. Не поддавайся на него. Что бы ни видели твои глаза – не верь. Если у чего-то нет запаха или оно пахнет не тем – не верь глазам. Этой ночью не верь глазам. Ульберга сказала, что преподаст тебе урок, а учитель она жестокий. Понял?

Арне оторопело кивнул.

– Хороший пёсик, – с кривой улыбкой похвалил маг. – Дальше. Магда тебя не любит.

– Да как вы…

– Не спорь, щенок. Не любит. Поэтому, если она упадёт тебе в объятья, не верь. Это морок. Если бросится на шею, примется целовать или о чём ты ещё мечтал, когда думал о ней – не верь. Это морок. Ты можешь тешить себя надеждами когда угодно, но если хочешь отыскать Магду – не верь. Понял?

Арне снова кивнул.

– И третье. Когда ты найдёшь Магду – она скажет что-то очень простое. Понимаешь меня, щенок? Не возвышенное, не то, о чём ты мечтал. Простое. Может быть, будет ругаться. Ты всё ещё готов её искать?

– Я готов на всё, – угрюмо ответил Арне. Под хмурым взглядом волшебника восторженность куда-то делась, а вот решимость осталась.

– Тогда иди, – неожиданно ободряюще улыбнулся маг и начертил в воздухе непонятный знак. Тот вспыхнул алым пламенем, почернел, как будто обуглился, и пеплом осыпался на молодого оборотня. – Не знаю, кто, но кто-то важный – пусть хранит тебя на твоём пути.

* * *

Магда беспомощно висела на связывающих её верёвках и ругалась сквозь зубы. Рядом женские голоса выводили литанию высшего посвящения и звук их пения проникал в самое существо девушки.

– Мир жесток. Мир безжалостен. Не своей волей мы рождаемся. Не по своей воле живём. Не по своей воле умираем. Мы – игрушки в руках Надзирателя. Мы – пленники Создателя. Поверь в спасение. Приблизь Освобождение. Откажись от оков. Откажись от оков. Откажись. Откажись. Откажись.

Голоса сплетались между собой в натянутые струны, струны проникали в разум, струны оплетали душу. Пение обещало спокойствие. Долгожданное спокойствие после всех бурь и битв.

– Не дождётесь, – прошипела Магда и рванулась сильнее. Виль хорошо её привязал. Дал надежду и тут же забрал её. – В червяка… ублюдок… проклятый… в клопа…

Кое-как удалось перехватить пальцами нож. За это пришлось заплатить несколькими царапинами и Магда чувствовала, как по пальцам течёт кровь. Её кровь. Кровь ведьмы. Колдуньи, недавно сумевшей провести один обряд в двух местах. За это похвалила даже Ульберга. Магду никогда раньше не хвалили наставники.

– Кто полюбит ведьму? – выводил женский хор. – Кто даст ей приют? Кому она нужна?

Перед глазами встала Рамона – какой она была когда-то давно, когда Магда встретила её у колодца с двумя коромыслами на плечах.

…ты осунулась. Ела сегодня? У меня с утра каша осталась, ещё не остыла.

…Магда… а почему?.. Ты молодая, красивая, работящая… любой бы в жёны взял. А людям помогать и так можно. Зачем?

…Сердцу своему верь. Если ищешь, если любишь – обязательно найдётся.

– А если не любишь? – пробормотала Магда, направляя лезвие на верёвку. Пальцам было горячо и больно.

– Что толку любить? – пели ведьмы. – Любовь – трепыхание в сетях мира. Любовь открывает дорогу предательству и боли… Тело дано нам для страданий. Уродливая вызовет страх и ненависть, красивая – пробудит вожделение и похоть. Что толку от жизни? Откажись. Откажись. Откажись.

– Вот ещё, – выдохнула Магда. Она сумела перерезать верёвки, связывающие запястья и теперь дело было за малым. – Пожалуйста… отказываюсь! Режу ваши верёвки. Режу ваши чары! Будьте вы прокляты… без меня…

Чары разрезать было сложнее, чем верёвки. Магда осторожно высвободилась, стараясь не уронить прут, и села на качающуюся платформу. Прислонилась к шесту. Высшее посвящение продолжалось. Борьба – это трепыхание, не более. Неодарённых посвящают иначе. Несколько слов, возможно, хорошее вино, смешанное с кровью. Ведьмы же вросли в ткань мира. Его любимые дочери. Чтобы разорвать эту связь, нужно не колдовство – нужна магия. Магия посвящения. Ведьмы вплетали свои голоса в начерченные на земле линии. Ведьмы сплетали песню в верёвку. Верёвка оплетала Магду. Бесполезно бороться. Освобождение близко.

– Не дождётесь, – устало выдохнула девушка и положила на колени железный прут.

Вилли-кузнец, она знала точно, покупал руду в Тамне. Но кое-что находил и в Фирмине. И всё, что делал из этого железа, продавал очень редко. Прут, который Лонгин выменял у знахаря, был как раз из такого железа. Магда ощупала его пальцами, пачкая кровью. Её кровь. Кровь ведьмы, колдуньи. Её железо. Железо её леса. Послание из дома. Из единственного настоящего дома.

– Железом и кровью, – прошептала ведьма. – Лесом, что принял меня. Алтарём, что пил мои жертвы.

Вокруг неё словно свивался кокон. Волшебная сила. Связь с лесом. Железом и кровью.

* * *

Арне, тяжело ступая, шёл по склону холма.

…тебе надо преподать урок и урок ты получишь…

…найди её до исхода ночи…

Казалось – чего проще. Вершина холма, у самого пролома крепостной стены, с западной стороны. Запах девушки был почти осязаемым. Зачем искать? Она здесь, она рядом. Надо только подняться. Мускулы, измученные несколькими превращениями подряд (ему пришлось оборачиваться перед стаей), протестующе ныли. Холм казался невозможно крутым и высоким. Но это не имело значения.

…найди её до исхода ночи…

Арне словно споткнулся. Запах пропал. Исчез, как будто его и не было. Он остановился. Принюхался.

…всё, что странно пахнет, странно звучит и странно движется – это обман…

А если не пахнет?

Юноша устало потёр лоб. Он не был дураком. Восторженным, наивным, импульсивным, но не дураком. В стане самозванца он остался, решив узнать о враге побольше… и чего греха таить, дождаться возвращения своей дамы. Его слова позже очень помогли союзу баронов, потому что юноша мог изобличить многие тайные планы и самозванца, и его «наставника в вере». Всё пошло не так, когда наёмники напали на Вира, а кинувшегося на помощь шателену рыцаря брат Флегонт приказал скрутить, чтобы не рисковать ценным заложников. После этого за ним непрерывно следили, пока не бросили на чердаке Ордулы, куда, к слову, не всякий раз приносили еду. Там он и познакомился с Норой. Девушка не пришлась ему по нраву – заносчивая, гордая и вспыльчивая, она разительно отличалась от Бертильды. Сейчас баронской дочери прочат в мужья Клоса, одного из младших братьев Арне, нескладного прыщавого подростка, моложе её двумя годами. Он не имеет прав на Вилтин, слишком много сыновей родилось у их отца между Клосом и Арне, но достаточно знатного происхождения. Мнения девушки Арне не знал, после спасения они не встречались. Зато он точно знал, что мальчика познакомят с невестой не раньше, чем тот возмужает, чтобы она не сбежала, если юный жених ей не угодит так же, как и старый.

Запах Бертильды исчез. Но даже если бы она вдруг умерла, была унесена вампирами, вознеслась на небеса или провалилась сквозь землю, остался бы след её присутствия. Значит, это морок. Обман.

Арне упрямо поднимался по западному склону холма, пока прямо перед ним не запахло соблазнительно и призывно. Он поднял взгляд и увидел девушку в тонкой, просвечивающей сорочкой. Она улыбалась ему. Она его вожделела. Она была живым соблазном. Юноша только моргнул.

…найди её до исхода ночи…

У оборотней очень сильно животное начало. Запахи, источаемые незнакомкой, требовали немедленно ответить на призыв. Девушка протянула руки – очень белые, мягкие, полные и необыкновенно красивые, – и заключила рыцаря в объятья. Её аромат ударил оборотню в голову и лишил воли.

…найди её до исхода ночи…

Всё стало неважно. Незнакомка ласкала его, усиливая охватившую юношу страсть, и оборотень сам не заметил, как его руки сорвали с неё сорочку. Он впился губами ей в губы – мягкие, зовущие, и вдруг в нос ударил новый запах.

Запах торжества.

Торжества хищника, настигшего добычу.

Объятье вдруг показалось Арне капканом. Он отшатнулся – не думая ни о чём, не помня даже о даме своего сердца, о том, зачем он здесь, не приводя ни одного резона, только вдруг почуяв волчьим чутьём ловушку и стремясь как можно быстрее вырваться на волю. Девушка держала его с неожиданной силой и уже не мягко увлекала на траву, а пыталась повалить. Арне рванулся сильнее, а потом, отчаявшись, ударил, отшвыривая от себя опасного врага.

И замер, почуяв её боль и ещё больше – досаду и ненависть. Он стоял над опрокинутой навзничь девушкой, голый по пояс, с распущенными завязками штанов и, не веря себе, смотрел на дело своих рук. На женщину, которую он ударил. Он, рыцарь, поднял руку на женщину. На слабое существо, которое клялся защищать именем Заступника. Её плечо было разбито в кровь. Лицо искажено злобой. Арне перехватил её взгляд, смутился и, попятившись, затянул завязки штанов. Он, оборотень, защитил себя от опасного врага. Девушка не казалась беспомощной, она зажимала руку и изрыгала чёрные ругательства. Вожделение исчезло.

Не слушая, он осторожно обошёл незнакомку и продолжил подниматься. Вслед ему неслись проклятия.

…найди её до исхода ночи…

Он ударил женщину. Он недостоин звания рыцаря.

…найди её до исхода ночи…

* * *

Хор пел и в такт этой песне покачивалась платформа. Магда чувствовала дурноту. У неё были свободны руки, но что толку?.. Она стояла слишком высоко от земли, не спрыгнуть. Сколько бы братья-заступники не твердили о ночных полётах ведьм, воздух – чуждая им стихия. Силу женщина получает от земли, земля – мать всех живущих. Можно призывать луну, но стоять надо ногами на земле, впитывая её поддержку босыми ногами. В воздухе была песня. И песня сковывала душу, отрезая от земли. Отрезая от мира.

– Забудь обо всём. Отринь горести. Освободитель примет тебя. Он ждёт твою душу, он проводит её – свободную – в настоящий дом. Там никто не причинит тебе вреда. Там будет покой. Покой. Покой. Только покой – и ничего больше. Забудь обо всём. Отринь узы плоти. Забудь. Забудь. Забудь.

На мгновение Магда поверила. Душа её жаждала покоя. Покоя жаждало тело. Она устала, бесконечно устала. Шепотки в деревне. Сальные взгляды. Липп, вывернувший самые тайные воспоминания. Предательство любимого человека. Угроза костра. Спасение, бегство, снова беда… покой… как хочется покоя… просто – забыть обо всём. В ушах ещё звучали откровенные до отвращения слова Виля, как он расписывал, как бы развлёкся с ней. С её телом. Как будто она и не человек вовсе.

…я превращу тебя в червяка…

…хорошо держишься, Маглейн…

…а это тебе от меня… вернёшь потом…

…потом… потом… потом…

Магда потрясла головой.

Нож.

У неё был нож. Нож, которым приносили жертвы на алтаре в её лесу. На её алтаре.

…железом и кровью…

Она коснулась изрезанных пальцев. Кровь. Её кровь. Прижала к ним нож – плашмя – и зашептала его. Расплела косу. Поднялась на ноги.

– Во имя умершей луны – ради луны рождающейся, – нетвёрдым голосом произнесла девушка, выдёргивая два волоса. Длинные, светлые, они словно слегка светились в предутреннем полумраке. Сплела их вместе, пачкая кровью.

– То, что было вместе, да останется связанным, – продолжила ведьма, расплетая волоски. Один повязала на запястье, второй привязала к рукояти ножа. – Сёстры мои дали силу – силу я беру. Сёстры мои применили власть – власть я забираю. Железом и кровью. Лесом, что принял меня. Алтарём, что пил мои жертвы. Дай моим рукам меткость. Дай мне обрезать путы. Верни мне то, что было мне дано. Силой моей. Властью моей. Волей ведьмы.

Зажмурившись, она бросила нож в сторону одного из столбов. И, выждав время, дёрнула рукой, к которой был привязан второй волос. Нож перерубил верёвку, на которой качалась платформа, у самого кольца, а после вернулся в руки ведьмы, как будто привязанный к нему волос был связан с волосом на её запястье. Как будто они могли выдержать его вес. Нехитрое колдовство, но на него способны немногие. Ведьма могла бы совершить его у себя дома. На алтаре. Или – на встрече проклятых, где волшебство разлито в воздухе. Где его слишком много. Платформа накренилась. Магда ухватилась за шест и, присев, осмотрела верёвку. Слишком короткая. Она вздохнула. Кое-как распоясалась и привязала себя за пояс к шесту.

– Железом и кровью, – снова произнесла она и снова послала нож в полёт. На этот раз ей не удалось его удержать. Он упал на землю у столба, оставив Магду отвязывать одну из верёвок от платформы голыми руками. Пальцы болели, кровь мешала хвататься. Девушка снова и снова старалась развязать узел, но пальцы соскальзывали с верёвки.

– Кровью моей, – выдохнула девушка. – Во имя умершей луны. Ради нового дня.

Наконец, верёвка поддалась. Магда кое-как привязала её к концу той, которую оставила прикреплённой к углу платформы. Та качалась, вызывая у девушки тошноту и воспоминания о том, как Липп уносил её подальше от Фирмина, захваченного братьями-заступниками. Уносил, спасал, чтобы через небольшое время предать.

…такова моя природа…

Спустила верёвку вниз. Она немного не доходила до земли. Сойдёт. Вытащила и обвязала вокруг пояса.

– Лесом, что принял меня. Землёй, что кормила меня. Волей ведьмы.

И спрыгнула, зажмурившись и с трудом удерживаясь от визга. Она слишком хорошо помнила, что без помощи Виля не смогла бы спуститься по верёвке. Не смогла бы даже удержаться на ней. Полёт был недолгим и вскоре её больно дёрнуло поперёк туловища. Рядом упал забытый наверху железный прут. Теперь надо было развязаться.

* * *

Арне легко добрался до вершины холма, до западного пролома в старой крепостной стене… и попятился. Перед ним, неприятно улыбаясь, стояли вампиры. Не такие, как Вейма – нервные, чуткие, вспыльчивые, но слабые, – нет. Он загривком ощутил исходящую от них силу. Вампиры – самые проклятые из всех. От них так и веяло смертью.

Слова были не нужны. Ни ему, ясно ощущавшему, что они кинутся, как только он шагнёт к пролому. Ни им, с самодовольными улыбками ожидавшими, когда он подставится настолько, чтобы на него можно было напасть. Их было четверо и – Арне не знал, – это были те самые вампиры, которые поднимали Магду в воздух. Ульберга обещала им кровь оборотня, если он попробует войти в западный пролом, нарушив святость творимого за ним таинства. Ульберга обещала, что сама ответит стае. Они ждали.

Арне попятился. Вампиры переглянулись и зло, обидно захохотали. Юноща был достаточно знаком с Веймой, чтобы понимать, что они чуют малейшее движение его души. И наслаждаются сомнениями, неуверенностью, страхом…

Страхом.

Рыцарь не ведает страха.

Но даже рыцарь может отступить, если противник сильнее, если врагов больше.

Но может ли рыцарь бросить свою даму в беде?

…может ли рыцарь ударить женщину?..

Мысль пронзила сердце – острая, болезненная. Арне почуял – не его, наведённая, чужая, но отзывающаяся его собственным. Он ударил не женщину – врага. Он чуял её злобу.

…но она оставалась женщиной…

Бертильда тоже женщина, и ей грозит беда.

…так шагни. Не бойся. Один только шаг… вперёд или назад?

Арне попятился ещё дальше. Его хлестнула чужая злоба. Он оступился и покатился по склону холма. Вслед нёсся издевательский смех.

* * *

Магда висела в собственноручно завязанной петле. Та больно впивалась в живот. Магда ругалась такими словами, что, услышь её сейчас Арне, покраснел бы как маков цвет, едва ли поверив своим ушам. Больше ничего делать не оставалось. Больные, распухшие от ран и напряжения пальцы даже не цеплялись за узел, а он всё больше затягивался под весом девушки. Вывернуться, вылезти нечего было и думать. До земли она едва ли доставала носками башмаков. Что теперь?

Ведьма представила, как её находят утром. Потерявшую память и душу. Безвольно ожидающую приказов. Что с ней сделают тогда?

Во всяком случае, вряд ли будут наказывать…

Это было ещё хуже, чем там, наверху. Там ещё был нож. Там ещё не так болели пальцы.

Там был нож…

Но волос ещё привязан к её запястью.

Магда потянулась, сбрасывая башмаки и упираясь в землю кончиками пальцев.

Земля – мать всего живого. Земля даёт силу. Земля помогает.

– Данное мне пусть ко мне вернётся, – попросила девушка. – Силой моей. Волей моей. Во имя ночи, ради рассвета.

Нож влетел к ней в руку, привязанный чарами прочнее, чем верёвкой. Влетел лезвием вперёд, больно раня. Ведьма вздохнула. Кое-как сжала рукоять, обрезала верёвку – и тяжело упала на колени. Больно. Трудно.

Девушка поднесла нож к губам.

– Лесом, что принял меня. Алтарём, что пил мои жертвы. Водой и ветром. Рекой и вихрем. Волей ведьмы. Ты пил мою кровь – довольно с тебя. Ты ранил моё тело – перестань. Я поила тебя. Я давала тебе власть. Ты помогал мне творить колдовство. Довольно ранить меня. Подчинись. Подчинись. Подчинись!

Осторожно, стараясь не пораниться, провела языком по лезвию, не столько слизывая собственную кровь, сколько размазывая её по железу.

Заговор.

Всего лишь заговор, чтобы нож не резал её каждый раз, как понадобится его призвать.

Ответа не последовало, но Магда откуда-то знала: она услышана, её слова приняты и будут исполнены.

Пошатываясь, девушка встала на ноги.

За матерчатой стеной тем временем перестали петь. Магду это не слишком обнадёживало. То, что происходило до этого мгновения, было не более чем подготовкой. Смягчением её воли, сглаживанием решимости.

Из милосердия.

Так… проще.

Всем.

Но это – только начало посвящения. А дальше…

Снова послышалось пение. На этот раз – мужское.

– Владыка наш Освободитель, – пели мужские голоса. – К тебе обращаемся. Узри свою непокорную дочь. Из всех твоих детей её душа горит ярче всех. Из всех твоих детей – её душа тяжелее изнывает под гнётом. Создатель поймал её душу. Надзиратель держит её в цепях. Узри же её! Дай ей свой свет! Нездешний, желанный, принеси ей, открой для её души! Владыка наш Освободитель! Узри! Узри! Узри!

Магде стало не по себе.

Как будто чей-то взгляд – холодный, равнодушный и неодобрительный – шарит по холму, отыскивая непокорную ведьму.

* * *

Арне, спотыкаясь, брёл вокруг холма, держась примерно середины склона. Он потерял чувство направления и не знал теперь, куда ему следует выйти. Надо было найти пролом в стене – не западный – войти в развалины и попробовать оттуда вернуться к судилищу.

Надо было.

Достанет ли у него сил?

Тело едва слушалось, мускулы были как каменные, ноги с трудом сгибались. Нельзя несколько раз оборачиваться в одну ночь. Особенно если ты молод, если ты недавно стал оборотнем, если…

Разгорячённое тело неприятно холодил ночной воздух.

Но он брёл. Пролома всё не было видно.

– Взгляните, сёстры, – раздался сбоку восхищённый шепоток. Арне устало повернул голову. Народу на встрече было так много, что он уже не обращал внимания, если чуял кого-то рядом с собой. Большинство учуянных просто отдыхали и развлекались в своё удовольствие – некоторые таким омерзительным образом, что Арне старался не поднимать глаз и лишний раз не принюхиваться.

– Какой хорошенький, – подхватил второй голос. Чуть в стороне от пути рыцаря стояли четверо девушек. Совершенно обнажённых. Они улыбались, протягивали к нему руки…

Арне потряс головой.

От них ничем не пахло.

Вовсе ничем.

Морок.

Обман.

Он обошёл их стороной, а странная компания со вкусом обсуждала его мужские стати. У оборотней очень острый слух, поэтому бедный юноша ещё долго оставался ярко-красного цвета.

* * *

Вокруг Магды сплетались нити. Колдовство. Магия. Волшебство. Неважно. Нити, холодные, белые, раскалённые, мерцающие для того, кто умеет смотреть. Паутина. Паутина, в которой можно трепыхаться, но не вырваться. Хор за стеной пел и пел, взывая к Освободителю, убеждая его принять душу ведьмы. Дать ей освобождение. Взывал к Врагу, убеждая его сделать из Магды бездушное орудие. Колдовской силы как будто даже прибавлялось – орудию, которое будет создано, нужно быть способным на многое. Воля уходила, исчезала, словно вода впитывалась в землю. В отчаянии Магда схватила прут и рубанула по туго натянутым нитям, которые проходили сквозь само её существо – и обнимали её. И связывали. Они были повсюду. Голоса пели. Магда развернулась и ударила снова. Ещё и ещё. Нити пели. Нити тянулись. Муха может трепыхаться в паутине, может оборвать одну-две нити, но паук всё равно дождётся добычи.

– Освободитель! Ты царишь вне нашего мира! Ты – свободен, неподвластен Создателю. К тебе взываем мы. Верим в Освобождение! Ждём Освобождения! Приблизим Освобождение! Воля твоя ведёт нас. Ты дал нам силу. Дал власть порвать оковы. С именем твоим мы живём. Чая встречи с тобой, мы умираем. Прими же свою дочь. Дай ей силы порвать оковы! Дай ей волю отвернутся от соблазнов! Прими же её! Прими же её! Прими же её!

Магда долго металась по судилищу, но силы оставляли её.

…мухе не вырваться из паутины…

…паук всё равно дождётся добычи…

Она уставала.

…невозможно противостоять высшему посвящению…

…их слишком много…

– Она мечется. Она прячется. Она поймана оковами мира. Она скована путами. Освободи же её! Дай её глазам своё зрение! Дай её разуму своё понимание! Дай ей увидеть ловушку, в которую схватил её Создатель. Помоги ей! Помоги ей! Помоги ей!

Устало спотыкаясь, Магда вернулась под платформу.

У неё не было больше сил бороться.

* * *

Арне кружил вокруг крепостной стены, высматривая, вынюхивая, как бы ему пробраться внутрь. Как бы ему обмануть сторожей. Не сразу ему улыбнулась удача. Он потерял направление уже давно, забыл, где восток, где запад. В развалинах Гандулы было тихо. Как будто разбитые стены отрезали всё праздничное веселье. То тут, то там стояли шатры, где-то были натянуты матерчатые стены, призванные разделить пространство замка для уже непонятно чьих нужд. Стены эти превращали развалины в настоящий лабиринт, а волчье чутьё только мешало поискам, ощущая все запахи сквозь ткань и не объясняя, куда идти.

Но вдруг – запах. Знакомый, любимый, дорогой запах. Смесь трав, которая всегда слышалась от Бертильды, даже когда она была невестой Дюка. Арне рванулся в ту сторону и – увидел. В порванном платье, босая, простоволосая Бертильда казалась ещё краше, чем прежде.

– Ты нашёл меня, – всхлипнула девушка и рванулась к Арне. От неё не пахло вожделением как от той, другой, только недавно пережитым страхом.

Юный рыцарь забыл обо всём и – шагнул, заключая любимую женщину в объятья.

Он нашёл.

Он справился. Он…

…если у чего-то нет запаха или оно пахнет не тем – не верь глазам. Этой ночью не верь глазам…

От Бертильды пахло травами. Её травами, которыми она умывалась. Которыми она лечила. Которые она носила с собой. Но чего-то не хватало.

Запаха.

Запаха её тела.

Того, который отличен у каждой женщины.

Того, который отличен у каждого человека.

…если она упадёт тебе в объятья, не верь…

Бертильда не любит его. Не ждёт от него защиты и помощи. Бертильда сама хочет оберегать его.

…она скажет что-то очень простое…

…может быть, будет ругаться..

Оборотня вдруг охватил страх. Страх смертельной ловушки. Он рванулся из объятий и девушка от неожиданности не успела сомкнуть руки. Лицо её исказилось, нижняя челюсть странно отвисла, из верхней выросли длинные клыки.

Вампир. Они умеют отводить глаза. Они умеют казаться тем, кого ты хочешь увидеть. Они знают, чего ты ждёшь.

Незнакомая вампирша зло сверкала глазами. От неё вовсе не пахло травами, пахло кровью и злобой. Арне чувствовал – она сейчас бросится. Она хотела его, хотела его кровь, она почти получила её. Она сильнее. Быстрее. Опаснее. Она не бросается только потому, что хочет насладиться страхом своей жертвы.

Арне облизнул губы. Он был оборотень. Он не хотел с этим смиряться, но он был оборотень. Проклятый. Прозревший. И он пришёл на встречу прозревших, туда, где все проклятые заключают между собой перемирие.

Освобождение. Он должен сказать что-то про Освобождение.

– Жду… – нет, не так. – Верю…

Вампирша подобралась, собираясь прыгнуть. Но это была игра, так кошка играется с мышью. Хотела бы – он бы даже не заметил её движения.

– Приблизим Освобождение, сестра, – вспомнил юноша нужные слова.

Незнакомая вампирша зло скривилась, однако лицо её стало почти человеческим. Клыки исчезли.

– Приблизим его, брат, – кисло ответила она.

Завизжала – тонко, нестерпимо. Арне завыл, не в силах выдержать пронзительный визг вампира. А девушка закрутилась вокруг своей оси. Мгновение – и с холма сорвалась огромная летучая мышь. Отклонилась от высоко натянутой матерчатой стены и исчезла в ночной темноте. Арне перевёл дыхание. Ноги подгибались, спина была совершенно мокрая.

* * *

Магда устало вытянулась на земле. Голоса пели, обещая долгожданный покой. Тело жаждало его. Его жаждала душа. Сдаться. Так просто. Стоит закрыть глаза, расслабить напряжённые мускулы… и всё закончится. То, что будет с ней, её уже не коснётся.

Магда представила лицо подруги, исказившееся от потрясения, ужаса и горя.

Переживёт.

Арне. Надежда, смешанная со страхом… медленно сменится отчаянием.

Он молод, он справится.

Сестра. Так стремилась помочь… защитить…

Ей даже не скажут.

Виль.

…хорошо держишься, Маглейн…

…ух, я бы её…

…в червяка… в клопа… ненавижу…

…хорошо держишься, Маглейн…

…хорошо держишься…

…хорошо…

Уже не держусь.

Нет.

Не воля и даже не злость, Магда сама не знала, что именно, выдернуло её из окутывающего забытия.

– Будьте вы прокляты… без меня… – с трудом шевеля губами, выговорила девушка.

Она поднялась – не на ноги, на четвереньки. Кое-как нащупала нож и, не вставая с колен, обвела на земле круг.

– Лесом, что принял меня, – шептала она через силу, – алтарём, что пил мои жертвы. Железом и кровью… защиты прошу. Подмоги…

Когда круг замкнулся, стало чуть легче. Голоса будто бились о невидимую преграду. Магда подняла прут и помахала им в воздухе, разбивая оставшиеся в кругу нити враждебной магии.

Ведьма не борется. Не сражается. Не разрушает. Ведьма проникает мягко между законами мира. Ведьма договаривается. Всегда договаривается. Силы ведьмы – не для борьбы. Не для сражения.

Магда воткнула нож в землю, напротив него – прут. Легла между ними. Места едва хватало, пришлось согнуть колени. Привстала. С наслаждением вдохнула ночной воздух. Сняла изодранное крестьянское платье – по лету под ним ничего не носила, даже нательной сорочки, улеглась обратно и, подумав, укрылась от ночной прохлады. Развернула руки ладонями к земле. Ощутила её пальцами. Ощутила её всем телом.

Этот холм насыпан людьми. До живой земли ещё далеко.

В холме гулко отдавалась так раздражавшая Вейму музыка проклятых – шум от песен, игр, плясок, всего, что творилось на холме Гандулы. Это мешало сосредоточиться.

Девушка направила свою мысль вглубь, внутрь холма, туда, где под его гнётом изнывала живая земля.

– В землю прорасту, – нараспев начала ведьма, – с травой вырасту, росой выпаду, испарюсь с рассветом, с дождём выпаду, уйду в землю.

– Мир – оковы, мир – печаль и горе. Отрекись от своего тела, непокорная. Владыка, освободи её от суеты и страданий!

– Соком дерево напитаю, с листом упаду на землю. Криком ночной птицы встревожу сердце. Глотком воды после долгой дороги сниму усталость.

– Только боль. Только ненависть и злоба. Владыка, помоги же заблудшей!

– Огнём свечи загорюсь, пеплом истлею. Песней жаворонка буду, красотой цветка. Зацвету весной, отцвету осенью. На зиму в земле спрячусь.

– Прими свет нездешний, благотворный, откажись от хлопот и страстей. Владыка, озари её душу, чтобы вернулась в истинный дом.

– Камешком в башмаке, снегом за воротником, искрой от очага, ветром в лицо.

– Нет другой истины, кроме Освобождения, нет другого друга, кроме Освободителя. Прими дары его. Владыка, прими свою дочь!

– Долгой дорогой буду. Ночью накрою землю. Первым лучом рассвета. Ароматом свежего сена. Криком младенца и стоном страсти. Воплем боли. Предсмертным хрипом. Прими меня, мать земля. Прими мою душу. Прими моё тело. Прими меня, родная. Дай мне свою силу. Дай мне свою подмогу. Дай мне свою твёрдость. Железом и кровью молю. Лес, что принял меня, заступись! Алтарь, что принял мои жертвы, поддержи!

Магда слишком поздно сообразила, что заговаривает не на то, чтобы выжить, а на то, чтобы принадлежать душой и телом своей земле. После смерти она не родится снова, она не обретёт Освобождение, нет, она станет бесплотным духом гулять по лесу, защищая его. Оберегая людей, что там живут. Она растворится в лесу. В земле. В мире. Она станет его частью.

Посвящению можно противопоставить только нечто прямо противоположное.

Магда дарила себя миру, открываясь перед ним. Назад пути уже не было.

…я всё равно умру…

Что-то в ней вдруг воспротивилось смерти – ярко, отчаянно, словно пламя вспыхнул протест.

– Земля, ты мать всего живого. Прими же меня. Дай мне свою силу и возьми мою.

Пламя протеста опадало, истлевало, гасло.

– Железом и кровью…

* * *

Арне ощутил что-то странное. Будто запахло Бертильдой, но приглушённо, словно девушку закопали в землю. Он взвыл и бросился туда, но дорогу преграждала стена, и он кинулся искать дорогу в этом безумном матерчатом лабиринте. Свернул в первый же проход… надо искать поворот направо… теперь прямо… но пришлось повернуть влево… а теперь вовсе надо развернуться. Оборотень метался, не догадываясь сорвать мешающие тряпки… и вдруг выбежал на открытое место. Там, ласково улыбаясь, стояла Ульберга.

– Молодец, – сказала она с искренним одобрением. – Ты достойно выдержал все испытания.

Арне недоверчиво уставился на ведьму.

– Не ожидал услышать это от меня, мой мальчик? – ласково засмеялась Ульбарга. – Ты получил урок, но ты с ним и справился. Стая будет гордиться тобой. Идём. Я проведу тебя к Магде. Она уже ждёт тебя. Пойдём.

Ульберга сказала, что преподаст тебе урок, а учитель она жестокий.

…найди её до исхода ночи…

От старой ведьмы пахло как-то неправильно. Она не была ему рада. Ей не хотелось улыбаться.

– Идём же! – позвала она его и попыталась ухватить юношу за плечо. Оборотень отпрыгнул. Она звала не в ту сторону. Приглушённый, засыпанный запах Бертильды доносился не оттуда.

Он доносился из-за её спины. Старая ведьма хотела увести его подальше.

…учитель она жестокий…

…найди её до исхода ночи…

– Не вздумай меня рассердить, – предостерегла Ульберга. – Не мешкай, скоро рассветёт и ты проиграешь. Потеряешь всё. Ну же, пойдём.