Текст книги "Ведьмина дорога (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Магда запрокинула голову и запела без слов, связывая место начала колдовства – там, в лесу, – с чердаком, где находилась сейчас. Пришло спокойствие.

Ведьма – посредник, – учили в Бурой башне. – Ведьма – граница. Ведьма стоит между людьми и вещным миром, в котором заперты их души. Там, где не помогает грубая сила, где не справляется разрушительная магия чёрных волшебников, ведьмы действуют хитростью, мягкостью, вкрадчиво проникая внутрь. Крепости берут изнутри. Ведьма проникает внутрь вещей, мира, законов природы – и открывает их.

Так учили в Бурой башне.

– Забудь то, чему тебя учили, – кашляла старая Верена. – Ты – ведьма, значит, тебе быть послом от людей к лесу, к реке, к полям, к лугам. Помни – ведьма хранит границу. Ведьма всегда спокойна. Поклоняйся луне. Поклоняйся звёздам. Кланяйся светлячкам и ночным огням. Проси лес впустить тебя. Проси лес раскрыть тебе тайны. Забудь любовь, ненависть, вражду и дружбу. Откинь жалость и злорадство. Перекрёсток принадлежит всем дорогам, но никуда не ведёт. Ось никогда не вращается. Впусти в себя то, что должна. Откройся миру – и он поможет тебе. Забудь всё. Забудь. Забудь….

Магда запоздало поняла, что не смогла бы удержать в себе чужую боль: ведьмы так не делают. Ведьма – посредник, промежуточное звено. Взять – и тут же отдать. Точно так же ведьма не может быть счастлива или несчастна, но может принести и то, и другое.

Сейчас это не имело значения.

Магда протянула руку в сторону.

– Нож, – коротко бросила она.

Батрак что-то проворчал, но она не стала слушать и ждала, пока рука не ощутила знакомую тяжесть.

– Хороший нож… проводил… многих… многое… видел… – похвалила ведьма, едва ли слыша сама себя. То, что с ней творилось, не принадлежало этому миру.

Она ковырнула только-только начавшую заживать ранку, смочила виски умирающего собственной кровью.

– Бертильда, что ты дела?.. – начал было Арне, но она закрыла его рот вымазанными в крови пальцами.

– Ш-ш-ш… – ласково прошептала она. – Доверься мне.

Что он отвечал и отвечал ли – она уже не могла уловить. В ушах шумел ночной лес. Перед глазами было темно. Пахло листвой, травой, землёй, сталью и кровью.

Ведьма метнула нож ожидающему оборотню – метнула вслепую, не глядя и не раздумывая, как он будет его ловить. Оборотень опустился на колени напротив неё, освободил рану юноши от одежды.

– Во имя умершей луны, – нараспев заговорила девушка. – При луне юной, и при луне зрелой. И при старой, и при мёртвой – да свершится то, что свершается. Да откроются глаза, да изменится тело. Да свершится обмен, да будет подарен дар. Да будет он принят. Ты выбираешь жизнь. Жизнь выбирает тебя. Во имя умершей луны – в ожидании её рождения.

Оборотень полоснул себя ножом по руке, перехватил оружие, полоснул по другой. Глубоко, страшно, не давая ранам немедленно затянуться, как того требовала его природа. Ведьма, снова заведя песню без слов, сделала приглашающее движение – и кровь не хлынула, а потекла дугой, сперва поднимаясь, а потом медленно, под речитатив оборотня опускаясь в рану.

– Будь мне братом, – почти пел оборотень. – Будь мне сыном. Будь моим родичем. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Во имя полной луны – и луны умершей, во имя молодой луны – и луны старой. Будь моей опорой, будь моей защитой, будь моим щитом, прикрой мне спину. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Прими же мой дар. Смешай мою кровь со своей, мою силу, мою жизнь. Прими мой дар. Стань сильнее. Стань таким же, как я. Встань рядом со мной. Как готовится родиться луна – так и волк в тебе будет ждать своего часа. Как выходит она на небо – так и волк вырвется на свободу. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Буду отцом тебе, буду братом, буду родичем. Буду твоим голосом в стае. Моя рука – над тобой, твоя спина прикрыта мной. В бою и в миру, всегда – наши следы лягут рядом. Принимаю тебя в стаю, мой младший брат. Живи. Живи. Живи!

Под его песню кровь пролилась в открытую рану. Пленник, про которого все почти забыли, завыл пуще прежнего: он принял на себя всю боль умирающего, всю муку превращения. Арне выгнулся на полу и бессильно упал. Вир завыл – громко, торжествующе, неспособный в это мгновение сдержаться – и откуда-то из леса раздался его же вой, колдовством пойманный и запертый на месте обряда.

Магда перестала петь, но ещё не открыла глаза. Её воля, связав два места проведения обряда, удерживала весь шум, все звуки там, в лесу. Отчаянно и безнадёжно, глухо сквозь кляп, выл пленник.

– Добейте его, – раздался холодный женский голос. Её голос. Голос ведьмы. – Он нам больше не нужен.

Мужчины переглянулись.

– Давно бы так, – обрадовался батрак и поспешил исполнить приказание, пока ведьма не одумается. Магда глубоко вздохнула, открыла глаза и осознала, что она только что сказала.

– Нет, нет, подожди, нельзя же!.. – запротестовала она, но было уже поздно. Девушка смертельно побледнела и отвернулась.

– Давно бы так, – поучительно повторил батрак. – Ну же, Маглейн, он с самого начала был обречён. Пора уходить. Мы слишком шумим.

– Мы шумим в лесу, – безжизненным голосом пояснила ведьма.

– А этот? – кивнул батрак на тело пленника, которое он сноровисто освободил от верёвок и кляпа.

Магда сглотнула. Её мутило. Ведьма не знает жалости. Во власти своего колдовства она настолько… забылась? Потеряла себя? Что она?..

Только что всё было… правильно. И прекрасно. Перед её глазами сияли огни. Было только дело, которое надо сделать. То, для чего она запросила силы у леса. Человек, его жизнь и страдание… не значили ничего.

Только что.

Но не сейчас.

– Он… это был не его крик… он страдал вместо Арне, а Арне тоже «остался в лесу».

– И прекрасно. Хорошо поколдовала, Маглейн. Теперь – что?

Магда наклонилась. Светильник догорал, но сейчас, после обряда, она не нуждалась в его огне. Рана на животе Арне затянулась. Девушка поправила одежду и ласково потеребила юношу за плечо.

– Арне, – позвала она. – Очнись, мой верный рыцарь!

Юноша открыл глаза. Увидел Магду и расплылся в улыбке.

– Бертильда, – счастливо позвал он. – Я…. я не умру?.. Я чувствую себя… как будто…

– Будто заново родился, – досказал за него оборотень и протянул руку. – Добро пожаловать в мир живых, младший брат.

Арне принял руку и старший оборотень рывком поднял его на ноги.

– Я… ты… как мне тебя теперь называть?

– Старший брат, – усмехнулся Вир, осматривая свои руки. Едва обряд закончился, страшные раны закрылись: на оборотнях всё заживает быстро. – Приведённый в стаю может звать того, кто подарил ему новую жизнь, отцом, дядькой или старшим братом. Я предпочитаю – старший брат. Я приведу тебя в стаю… позже. А сейчас нам пора. Паук?..

– Выведу я Маглейн, выведу, – проворчал батрак. – Сами не попадитесь.

– Нам всем надо появиться в лесу на месте обряда, – подала голос ведьма. Голос дрожал и с трудом слушался, подгибались ноги, но есть вещи, которые нельзя откладывать. – Закончить его и убрать следы.

– А я-то отдохнуть собирался, – картинно вздохнул батрак. – Мы всё ещё «шумим в лесу»?

– Да, но утром это закончится.

Она попыталась отстраниться от убийцы, но тот снова схватил её за локоть.

– Мы уходим сейчас, – коротко бросил он. – Вы – позже и своей дорогой.

Арне завороженно оглядывался по чердаку. Ноздри его раздувались.

– Почему тут так пахнет? – рассеянно спросил он.

– Как? – не поняла ведьма.

– Вкусно…

Магду замутило ещё сильнее.

– Потом объясню, – посулил старший оборотень.

– Уходим, – приказал батрак и потащил Магду к лестнице. – А то твой рыцарь нами позавтракает.

* * *

…В лесу догорал костёр… Магда смотрела в его тускнеющее пламя. Ещё ничего не закончилось. Ещё надо было спасаться… выбираться… небо уже начало светлеть… скоро подоспеет посланная за Арне подмога… согласятся ли его нести лошади?.. как уйти подальше от замка ей самой?.. С другой стороны, теперь всё иначе… сила никуда не делась… хотя обряд и прошёл так, как надо.

Магда смотрела в тускнеющее пламя и старалась думать о простых вопросах. О том, что надо жить. Спасаться. Уходить. Прятаться. Выбираться. Что-то врать. Потом ещё и ещё.

В огне корчились ветки.

В огне корчилась её совесть.

Ничего не вернётся.

Ничего не станет как раньше.

Арне, стоящий рядом, поднял голову и принюхался.

– Ха, – проговорил Вир, поведя головой в ту же сторону. – Сюда скачет большой отряд.

– Что? – непонимающе отозвалась Магда.

– Нора доскакала до Барберга, – предположил старший оборотень. – Теперь можно начинать осаду.

– Они легко возьмут замок, – отозвался батрак. – Там, как святоша ни ярился, порядка так и не завелось. Не буду, пожалуй, туда возвращаться. Эх! А я думал, успею ещё пограбить… именем молодого Дюка… всё-то ты, Маглейн, норовишь испортить.

Арне покосился на него с отвращением.

Магда не ответила. Она смотрела в костёр, где истлевала её совесть.

Она убила человека. Её руки в крови. Это не смыть, не загладить и не исправить.

Ничего никогда не станет как прежде.

Ведьма. Проклятая. Во веки веков – проклятая и не будет прощения.

История последняя, заключительная
Встреча проклятых

Вейма боязливо жалась к мужу. Она не хотела сюда приходить. Никогда. И особенно – сегодня. Летнее солнцестояние. Самая короткая ночь в году. Встреча – впервые за несколько лет – встреча проклятых. Та самая, на которой решается, кому жить, а кому умереть. Та самая, которой она так долго избегала. И где! В развалинах Гандулы, замка старого Дюка, где так долго сидела – пила, ела, грабила, веселилась – армия самозванца.

Вейма многое начала понимать, узнав, где проходит встреча, где проходили все встречи проклятых с того самого дня, когда, давным-давно, бароны казнили Ублюдка и разрушили замок, который для них символизировал единую власть в стране. В этом было что-то… издевательское.

Дома, в Фирмине, всё только-только наладилось. Как и предсказывал Виль-батрак, как и надеялись верные барону люди, без заложницы они быстро захватили Ордулу, а кое-как собранные самозванцем банды не смогли им ничего противопоставить. Всё закончилось… просто. Но ни самозванца, ни брата Флегонта захватить не удалось. Все братья-заступники ушли, исчезли, едва гарнизон объявил о сдаче. Теперь в орден написано гневное письмо с перечислениями всех вин старшего баронского сына и по всей стране ездили отряды, надеясь поймать несчастного олуха, самозваного Дюка Корбиниана. Удастся ли им это? Вейма не знала. Да и не хотела думать.

Всё кончилось и кончилось благополучно. К Магде вернулась колдовская сила, виноградарь Йаган вернулся к себе. Люди Флегонта спалили его хижину, но не догадались тронуть виноградник, так что этот человек остался счастлив.

Нора…

Вейма просила барона отпустить её с должности наставницы, советницы и придворной дамы его дочери. Она не смогла её защитить, не смогла воспитать и – не могла доверять. Больше. Если вы один раз получили удар в спину, вы не повернётесь больше к тому, кто его нанёс. Но барон отказал. Он приставил к дочери охрану, способную защитить или удержать строптивую девчонку, и настаивал, что обучение Норы ещё не закончено.

Все говорили о храбрости баронской дочери, сумевшей выбраться из вражеского плена. Никто не говорил о её глупости. Арне, мелькавший в воспоминаниях девушки где-то рядом, с мечом и криками о чести и защите дамы, отводил взгляд. Ему не стали менять память. Вейма хотела бы знать, чего он больше стыдился – того, что на самом деле не пытался помочь сестре по несчастью или того, что она приписывает себе чужие заслуги. Но смотреть ему в глаза, чтобы найти ответ, она не стала.

Одно время поговаривали о том, что между Норой и Арне будет заключена помолвка. Но этого так и не случилось. Немногие знали – почему.

Сейчас Арне шёл с ними, вернее – с Виром, своим старшим братом в стае оборотней. Шёл, чтобы быть представленным и принятым. Он рассеянно вертел головой по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему. Вир начал учить его быть и человеком, и волком в обоих телах, но новые ощущения пока сбивали юношу с толку.

– Я не хочу идти, – пробормотала девушка, когда они начали подниматься на холм.

Вир поймал её за руку и нежно пожал.

– Я могу защитить тебя от чего угодно, – обещал он.

– Я не хочу идти, – повторила Вейма.

* * *

Встреча проходила с размахом. Не только вершина холма, где стояли развалины, но и склоны были заняты всё прибывающими проклятыми. Звенели струны лютней, арф, виуэл, дудели рога, трубы, заливались дудки, стучали тимпаны. Пели – без слов и со словами, красивые песни про колдовство и похабные про кого угодно. Половина проклятых обнажилась – до пояса, ниже пояса или целиком, кто-то ходил верх ногами, на руках, кто-то скакал козлом, а кто-то передвигался ползком, почему-то радостно повизгивая. Гвалт, шум, гам, вой раздавались на всю округу.

– Сегодня это безопасно, – пояснил Вир. – Тут пусто, нас никто не услышит. Люди ближайшей деревни привыкли, что раз в году здесь становится… шумно… Но даже и они ещё не вернулись в покинутые дома.

Арне не ответил. Его ноздри трепетали, впитывая тревожные ночные запахи. Вейма прижала руки к вискам. Музыка проклятых. Чудовищная какофония звуков складывалась в свою, нечеловеческую, чуждую разуму гармонию хаоса и звучала, казалось, в самой земле. В камнях, в деревьях. В костях. Она завораживала. Лишала воли и разума.

К ним кто-то подскочил – в чёрном плаще поверх обнажённого тела, лицо закрыто низко надвинутым капюшоном.

– Глашатай, – пояснил Вир обомлевшему при виде такого Арне.

– Тебя ждали, Серый из Гандулы! – проскрипел глашатай, подскакивая на месте. – Пришла пора держать ответ. Тебе и твоей спутнице. Этого, второго я не знаю.

– Я вернул Гандулу прозревшим, – спокойно ответил Вир. – Я помог опозорить братьев-заступников. Со мной брат, которого я представлю стае и только стая решит его судьбу. И – моя жена. Она под моей защитой, оскорбление, которое наносится ей, наносится мне, вред, причинённый ей, причиняется мне, угрозы, обращённые к ней…

– Не трудись! – перебил его глашатай, подпрыгнул и сделал кульбит. – Ты говоришь – жена, но прозревшие не заключают браки. И она принадлежит клану, а не стае.

– Я буду говорить за неё, – твёрдо ответил Вир.

– Тогда иди за мной, – велел глашатай, сделав ещё один кульбит. – Сейчас клан решает судьбу отступников. Её ждут среди них.

Он боком запрыгал по склону, странно подбрасывая зад на каждом прыжке. Отдалившись от них, он оглянулся и издал досадливое блеяние.

– Идём, – сказал Вир и почти силой потащил жену за глашатаем.

* * *

Глашатай привёл их к западному пролому в стене. От Гандулы мало что сохранилось. Богатый дом Старого Дюка, как и донжон, были каменными лишь снизу, сверху выстроены из дерева. Что могло гореть – давно сгорело. Что не могло… Местность была ровная, даже холм, на котором стоял замок, был когда-то давно насыпан далёким предком Старого Дюка (вернее, согнанными его людьми пленниками), и бросить просто так прорву хорошего камня жители окрестных деревень никак не могли. Теперь любой, навестивший старые развалины, мог убедиться, что люди куда разрушительнее пожара. Потихоньку начали разбирать и стену, но почему-то каждый раз опускались руки. И старая кузня, в отличие от других строений, тоже каменная, избежала общей участи. Вир не знал, зачем кузня понадобилась прозревшим, ну, а стены-то точно были зачарованы от разрушения жадными человеческими руками. Проводить встречи на открытом ветру никому не хотелось.

Возле западного пролома был огорожен полукруг – натянули брошенную самозванцем ткань от шатров. Установили там даже скамьи для судей – одну для представителей клана, другую – для гостей из общины, третью – для кого-то из стаи и четвёртую – для общих старших братьев, тех, кто не только принял высшее посвящение, но и далеко ушёл по пути прозрения. Тех, кто определял, что может послужить делу Освобождения. Чёрных волшебников сюда не позвали, они вообще не нуждались ни в какой организации, ибо, в отличие от оборотней, вампиров и ведьм с колдунами, не нуждались каждый в обособленных от собратьев владениях. Если же между ними и возникали ссоры, то решались они через суждение общих старших братьев.

Вейма хотела упереться, но драться прилюдно с мужем не хотела, да и… всё было закончено. Судьбу отступников решали или смертью или особым посвящением, которое превращало вампиров в бездушных чудовищ, полностью подчиняющихся своему учителю.

– Просто верь мне, – шепнул Вир, твёрдой рукой подводя жену к месту, указанному глашатаем. Тот сделал на прощание ещё один кульбит и упрыгал вниз по склону. Перед скамейками судей (три представителя клана. Остальных по двое) стоял старый Ватар, учитель Веймы. Возле него, понурившись, ковырял башмаком землю Липп.

– Итак, вы пришли, – встал один из общих старших братьев. Были они в серых балахонах, закрывающих лица и пахло от них – усталым равнодушием. – Начнём. Приблизим Освобождение, братья и сёстры! Вампиры Вейма и Липп! По воле Освободителя своим учителем вы предназначены были на то, чтобы, пройдя высшее посвящение кровью, пить кровь слепых, лишая их надежды на помощь Надзирателя, которого они зовут Заступником, и постепенно, отрекаясь от соблазнов этого мира, готовились к тому, чтобы нести слепым малое посвящение. Вы же отреклись от своей пищи, вмешивались в дела слепых, порождали в них надежду и позорили свой клан. Вы виновны и должны оставить этот мир, чтобы, родившись снова, исправить свои ошибки.

Это означало – смерть. Липп сглотнул. Вейма смотрела в пол.

Она всегда знала, что появление на встречи означает смерть.

– Я отрекаюсь от таких учеников, – поспешно сказал старый Ватар. – Я возлагал на них много надежд, но они предали меня.

– Итак – смерть, – торжественно заключил общий старший брат.

– Эй! – завопил Липп, который, кажется, решил, что терять ему больше нечего. – Так нечестно! Вы даже не стали меня слушать!

– Твои слова не имеют значения, – холодно возразил судья. – Ты не имеешь права голоса, а твой учитель не выступит твоим поручителем. Итак…

– Я хочу выступить обвинителем, – вмешался Вир, который до того стоял поодаль. Арне так и остался топтаться за пределами полукруга, не решаясь ни уйти, ни войти внутрь.

– Обоих? – деловито уточнил судья.

– Нет. Её, – кивнул оборотень на жену. Она отвернулась. Прочитать мужа ей удавалось не всякий раз.

Просто верь…

– Ты называл её своей женой… – медленно произнёс судья.

– Да, – кивнул оборотень, выходя на середину. – И я обвиняю вампира Вейму в том, что, будучи моей женой, она покинула мой дом и так и не вернулась, хотя я давал ей и время одуматься, и возможность признать свою ошибку.

– Что?! – завопила, не сдержавшись, возмущённая обвинением вампирша. Ватар её толкнул, и она упала на землю, разъярённо шипя от напрасной злости.

– И я обвиняю её же, что, ещё до того, как стать моей женой, она охотилась в моих владениях, не спросив моего разрешения и нарушая обещания, которые давались мне кланом. Я требую возмещения!

Повисло озадаченное молчание.

– Она умрёт, – произнесла одетое в чёрное платье худощавая представительница клана. – Чего ты ещё хочешь?

– Я шателен Гандулы, – напомнил Вир. – Я храню это место в развалинах для наших встреч. Я обладаю влиянием на баронов, мешая им объединиться против нас. Я участвовал в осаде Ордулы, что привело к крушению планов братьев-заступников объединить страну и ввести единый закон против нас.

– Мы знаем твои заслуги, – нетерпеливо перебил стоящий перед всеми судья. – О чём ты просишь?

– Её, – просто ответил Вир. – Она принадлежит мне, такое возмещение я назначил за её преступление. Она сбежала. Я требую вернуть её мне, а не отдать смерти.

Вейма оскалилась. Её… муж… что-то задумал, но, к чему бы он ни вёл, сейчас он требовал её унижения.

– Дочери клана не продаются! – разозлилась, вскакивая на ноги, представительница клана. Её товарищ потянул её за руку, пытаясь усадить, но она вырвалась и оскалила зубы. Вампиры всегда с трудом терпели друг друга. Могла случиться драка, но за вторую руку её ухватила другая вампирша, пухленькая, в мужской крестьянской одежде. – Она виновна! Убейте её! Но нельзя отдавать вампиров в рабство этим… этим… этим псам!

– Это не рабство, – скрестил руки на груди оборотень. – Я установил наказание, она приняла его. Мне не нужна служанка, мне нужна жена.

– Женятся, чтобы иметь детей, – напомнил крепкий седой оборотень, с интересом принюхивающийся к топтавшемуся у входа Арне. – Вампиры же бесплодны.

Вир пожал плечами.

– Я привёл в стаю нового сына. У него будут дети.

– Я не спрашиваю о твоих заслугах перед стаей, – с обманчивой мягкостью возразил седой. – Я говорю, что вампиры не годятся в жёны.

– Не годятся?! – разъярилась одетая в чёрное вампирша. – Это ваши псы недостойны наших дочерей!

Кто-то тихо рассмеялся. Вейма, скорчившаяся у ног своего учителя, продолжала злобно шипеть. Липп топтался с ноги на ногу. Бежать ему было некуда, но очень хотелось.

Остальные переглянулись. Почти одинаковыми движениями пожали плечами.

– Твоя просьба нелепа, – решил судья, – и ты слишком предан миру, раз просишь о жене.

– В самом деле, – нагло ответил молодой оборотень, – слишком предан… Что же… я вернусь в стаю, сменю облик, покину Корбиниан, сложу с себя заботу о Гандуле…

– Ты что же, нам угрожаешь?! – вскипел судья, впервые проявивший хоть какие-то чувства.

– Эта женщина – моя, – вместо ответа заявил оборотень. – И в тех делах, которыми я занимаюсь, никто не может меня принудить, ибо они включают в себя службу баронам и выполнение их заданий и прихотей, они опасны и за иное я чуть не поплатился жизнью.

Судьи снова переглянулись. Снова пожали плечами.

– Твоя просьба нелепа, но в ней нет ничего дурного, – решил стоящий перед всеми судья. – Но ты должен дать клятву, что после тебя шателеном станет один из нас, из прозревших. Твой родич по крови или по духу, и он будет блюсти это место для нас, как делаешь это ты.

– Я позабочусь об этом, – пообещал Вир. – Клянусь.

– Что ж, – решил судья. Одетая в чёрное вампирша прошипела какое-то ругательство, но товарищи её заставили промолчать. – Забирай эту женщину. Учитель отрёкся от неё, значит, она не принадлежит более клану, и теперь она будет только твоей.

Он кивнул. Старый Ватар наклонился, взял свою бывшую ученицу за шиворот, как котёнка, и бросил к ногам оборотня. Вир тоже кивнул.

– Я принимаю её, – произнёс он и поднял жену, всё ещё дрожащую от злости и запоздалого ужаса, с земли.

– Эй, так нечестно! – закричал Липп, который завистливыми глазами провожал отделавшуюся от суда сестру по несчастью. – Я тоже помогал! Ему помогал! И ей! Затем, чтобы с осадой помочь! И против братьев-заступников! Так нечестно! Я не виноват, что меня поймала белая волшебница! Это не я подстроил!!!

Снова повисла тишина. На этот раз – выжидательная. Вейма не выдержала, бросила на собрата по несчастью злой и укоризненный взгляд. Вир положил ей руки на плечи, пытаясь успокоить, помешать вмешиваться, но было поздно. Липп только больше разошёлся.

– Да! – завопил он. – Белая волшебница! Её привела ведьма Магда! Она напала на меня, чтобы помешать мне пить кровь слепых! Чтобы я не мог следовать своему долгу! Она жена чёрного волшебника! Они нарочно! Сговорились! Волшебники и колдуны всегда были против нас! Это заговор! Я точно знаю!

– Заткнись, – негромко произнёс старый Ватар и Липп вынужденно умолк.

– О чём он говорит? – спросил один из сидящих на скамейке общих старших братьев. – Что же белая волшебница, жена чёрного?

– Среди учеников Чёрной башни есть только один, кто решился на такой позорящий шаг, юный Лонгин, – ответил ему второй. Судя по всему, он был не только высшим посвящённым, но и чёрным волшебником, что встречается очень редко.

– Так его надо позвать сюда, – предложил представитель клана. – Пусть ответит за свою жену.

– Не надо меня звать, – с благодушной улыбкой произнёс Лонгин, откидывая матерчатую стену и подходя к судилищу. – О чём у вас речь? Моя жена ведёт себя как положено белой волшебнице? Да-да-да, это прискорбно. Я прекрасно помню тот день. Представляете, просыпаюсь утром – жена сбежала, еды в доме нет, свежей одежды нет… сел было корпеть над своими вычислениями – так ведь чёрная магия на голодный желудок не идёт! Пришлось бегать, искать, возвращать… И всё из-за какого-то мелкого кровососа!

– Ты смеёшься над нами? – раздражённо спросил стоящий судья. – Твои мирские хлопоты нас не касаются! Ты женился на белой волшебнице, что позорит всех нас, так призови её к ответу властью мужа или уничтожь, пока это не сделали наши братья!

– Да, – покивал волшебник, скрипнув зубами. – Вы правы. Такая жена ужасно мешает работе. Представьте только, именно в тот день я придумал, как разложить пространство по семи планетам… и мне пришлось отвлечься от моих вычислений! А ведь на следующий день звёздное небо уже изменилось!

И снова тишина. На сей раз какая-то… испуганная.

– А если разложить… пространство… – осторожно, с трудом подбирая слова, произнёс седой оборотень, – то что?..

– Ну… – беспечно протянул волшебник. – Я над этим особо не работал… больше интересовало воплощение, к тому же здесь встаёт вопрос возможности дугообразного преломления магической силы под воздействием высвобождающейся искры материи… я думаю, можно с уверенностью утверждать…

– Ты хочешь разрушить мир? – потрясённо перебил его Липп, который хотя бы понимал произносимые волшебником слова.

– Мир? – удивился Лонгин? – Ах, это… Да, полагаю, при высвобождении искры материи вещественная оболочка предметов придёт в негодность… Но я практически доказал, что идеи предметов останутся на своих местах, в своём очищенном от всего материального виде. Осталось провести натурный эксперимент… Вот только жена почему-то против… она утверждает (я пока не могу её опровергнуть), что души не вернутся в эфир, а будут парить всё там же, рядом с идеями предметов, которыми пользовались при жизни… Так что вы говорили на тему уничтожить жену? Я полагаю, что тогда мог бы приступить к натурным изысканиям… Мы приблизим Освобождение не на словах, а на деле!

Судьи переглянулись. Одетая в чёрное вампирша даже привстала, чтобы проверить, чем пахнет от молодого наглеца, но от него доносился только запах интереса и уверенности. Она покачала головой и все снова переглянулись, на этот раз с откровенным страхом. Одно дело – говорить об Освобождении, зная, что оно невозможно, не сейчас, не при их жизни. А другое – разрешить мальчишке уничтожить мир как надоевшую игрушку.

…и их души будут вечно висеть в пустоте, привязанные к обломкам мира…

– В этом нет необходимости, – отозвался стоящий судья. – Пока ты не проработаешь все… эээ… случайности.

– Я так и думал, – кивнул волшебник и исчез во вспышке чего-то, похожего на свет, но только чёрного цвета.

– Эй! – подал голос Липп. – Так я говорю, я не виноват! А теперь я снял с себя её чары и снова готов к выполнению долга!

– Снял он, – еле слышно фыркнула Вейма.

– Я мог бы взять его снова, – подумав, предложил старый Ватар. – Если мой ученик выдержал белую магию… это кое-что меняет…

– Ведьма Магда, ты говоришь? – нахмурился молодой колдун, который присутствовал на суде от ведьминской общины.

Это было даже забавно: в Бурой башне учатся всё больше девушки, но общину на встречах представляют всё больше мужчины. Магда когда-то говорила, что ведьмам это просто… неинтересно. Они крепче, чем мужчины, сродняются со своей землёй и потом просто не интересуются общиной – лишь бы к ним не лезли.

– Она не ходила на последнюю встречу, – припомнил его товарищ – худощавый мужчина неопределённого возраста, у которого на голове вместо волос рос бледноватый мох.

Вейма протестующе рванулась, но Вир её удержал, развернул к себе лицом, прижал, утыкая лицом в плечо.

Молодой колдун опасливо подошёл к вампирам, они обменялись несколькими тихими словами. С такого расстояния Вейма могла бы расслышать, но всё заглушал размеренный стук сердца любимого мужчины.

– Принеси её сюда, – велела худая вампирша. – И когда она ответит на суде за свои дела и подтвердит, что её происками ты попался белой волшебнице, ты будешь прощён и возвращён наставнику.

* * *

Раздавив темновую каплю, чтобы поэффектней обставить своё исчезновение, Лонгин вовсе не отправился домой и даже не думал присоединяться к общему веселью. Он опрометью бросился вокруг вершины холма, мимо веселящихся прозревших, которые пили хорошее вино огромными кружками и вот-вот собирались перейти к удовольствиям плоти, которая, как известно, только посредник для единения духа. Мимо оборотней, катающихся по падали, словно обычные деревенские шавки. Мимо кучки вампиров, вместе выпивающих до дна пойманную где-то перепуганную девчонку. Мимо колдунов, спорящих о том, можно ли превратить человека в дерево и если можно, то надо ли поливать корни кровью, а если надо, то какой. Мимо, мимо, мимо…

– Паук! – закричал он, найдя, наконец, невзрачного крестьянина в залатанной одежде. – Ты-то мне и нужен.

– А! – окинул его взглядом батрак и приложился к булькающей фляге. – Я тебя знаю, ты у нас жену свою искал. Нашёл, небось?

– Нашёл, неважно. Слушай. Сейчас судят отступников. С западной стороны. Иди туда.

– Мне-то зачем? – не понял убийца. – Я ж не отступник.

– Проклятие! У меня нет времени! Слушай. Иди туда. Тебя спросят про ведьму Магду.

– А, Маглейн! – слегка оживился батрак. – Знаю её. Тебе-то что? Ты ж вроде на другой женат. Вспомнил я жену твою. Ох, и навредила она мне, ох, и навредила…

Лонгин понял, что убийца пьян.

– Послушай, – нетерпеливо потребовал он. – Тебя спросят про Магду. Говори что хочешь, но тяни время. Слышишь?

– Слышу, – лениво отозвался батрак. – А мне-то с того что будет?

Лонгин снова выругался, порылся за пазухой и кинул батраку кошель, тяжело звякнувший в руках.

– Потом ещё получишь, – посулил он. – Только сделай как я сказал, слышишь?!

Батрак взвесил кошель.

– Тебе-то что за дело?

– Жена предсказала, – помедлив, признался волшебник.

Батрак похабно заухмылялся.

– Тебе смешно, а мне хоть домой не возвращайся, – разозлился волшебник. – Словом, тяни время как можешь дольше, слышишь?

– Да уж как не слышать-то, а, не глухой, чай, – хмыкнул батрак и побрёл в сторону судилища.

Лонгин же помчался дальше – туда, где у подножья холма он оставил своего бешеного коня. Ему надо было спешить.

* * *

Магда на встречу не собиралась. Не такой уж она была дурой, и говорить за неё было некому. Она сидела у себя дома. Люди Флегонта не стали его жечь – они установили здесь засаду, надеясь, что ведьма вернётся сюда за своим добром. То, что здесь тайком побывала вампирша, они не поняли.