Текст книги "Ведьмина дорога (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

История первая
Незваные гости

Глава первая
Угроза

– А почему богословие? – спросила ведьма, медленно помешивая варево. Два круга посолонь, два круга противосолонь, три круга посолонь, три противусолонь…

– Что, медицина полезней? – усмехнулась вампирша.

– К чему мне соперники? – в тон ей ответила ведьма.

Она была невысокая, полненькая, с длинными светлыми волосами и россыпью конопушек на носу – полная противоположность худой темноволосой вампирше. Голос у ведьмы был густой, бархатный, тягучий, как её варево. Она носила деревенскую одежду и заплетала волосы в косу, распуская их только во время колдовства. Первое время, когда она только поселилась в этих краях, на неё частенько приходили поглазеть, но теперь у ворот был привязан цепной пёс, здоровый, чем-то похожий на волка, но пегой масти. Дурной немного, но зевак отпугивал прекрасно. Вейму, прибывшую в эти края уже после смерти старой ведьмы, у которой училась нынешняя, первое время принимали за её любовника, а не подругу.

– Необязательно же мне было селиться именно здесь, – засмеялась вампирша.

– Да нет, – задумчиво покачала головой ведьма. Девять кругов посолонь, девять противусолонь, десять посолонь, девять противусолонь… – Но, согласись, странный выбор.

– Мне отказали в докторской мантии, – вместо ответа напомнила Вейма. – Спасибо, хоть доучиться дали… по рекомендации Совета баронов…

– Но почему богословие?

– Хотела понять, – хмыкнула девушка. – Ты ведь знаешь… Тебе никогда не казалось фальшивым называться «прозревшей», а не «проклятой»?

– Не все зовут себя прозревшими, – усмехнулась ведьма. – Зачем врать? Как будто это что-то изменит.

– Нет, серьёзно! Говорить, что это во благо, что это источник силы, сулить свободу за гробом… И при этом учить убивать!

Ведьма покачала головой. В голосе вампирши звучала неподдельная страсть.

– Всё не смиришься, – пробормотала она. Двенадцать кругов…

– А ты – смирилась?!

– Я стараюсь не думать. Ты знаешь, следующую встречу я не переживу. О чём теперь говорить?

– Но пока мы живы, – сникла вампирша.

Тринадцать кругов…

– Ш-ш-ш!

– А эта, чернявая, – шёпотом делился рябой Креб, – она ж и не человек вовсе.

– Взгляд у неё дурной, – подхватил белобрысый Риг. – И молоко пропадает. Вчерась захожу к корове…

– Барону-то[6]6
  Барон – здесь – феодал, носящий низший титул среди титулованных феодалов. Бароны могут быть сюзеренами как простых крестьян, так и рыцарей и даже целых городов, владеют обширными землями.


[Закрыть], говорят, сообщали, – припомнил Креб. – А он отмахнулся только.

– Дык, ещё б ему не отмахнуться! Она ж его дочку тогда спасла. Ну, помнишь, когда кони-то понесли.

– А где это видано, чтоб щуплая девка коней останавливала? – не унимался Креб. – Смогла остановить, может, и погнать могла. Нечисто там дело, ой, нечисто!

– Гады, – прошипела сквозь зубы вампирша, с ненавистью глядя в варево.

– Ш-ш-ш! Не мешай!

– Старая-то от чего померла?

– Да кто её знает… Бабы болтали, что она пыталась молоденькую извести, да не вышло… то их дело, ведьминское, бабское.

– Уж лучше не встревать… – поддакнул Риг.

– Вот только скучно жить стали. Старая-то, как луна полная, устраивала так устраивала. Песни, вино, ну, и…

Говорившие обменялись понимающими ухмылками, но сразу же вздрогнули и огляделись по сторонам.

– Показалось… – неуверенно пробормотал Креб. – Так я чего?.. Новая хорошо если раз в год позовёт. И скучно всё. А ведь аппетитная же крошка, вот бы её…

– Ха! А помнишь, как тебе старая ведьма попалась? – со смехом перебил его Риг. – Той весной, когда ещё ручьи поздно вскрылись. И ведь не отвертелся.

Креб выругался и сплюнул.

– Тьфу ты, пропасть! И не напоминай. Я тогда полгода на баб глядеть не мог.

– Вот когда эта постареет, глядишь, тебе опять свезёт, – не унимался Риг.

– Подонки, – прошептала ведьма. – Увидят они у меня. Ой, увидят… Глаз, говорите, дурной? Посмотрим, у кого тут дурнее…

Она не глядя протянула руку к солонке, зачерпнула и густо посолила варево, бормоча какие-то слова, в которые Вейма предпочла не вслушиваться. Затем достала заткнутую за корсаж иглу – ею никогда не шили, но в остальном это была обычная игла – и несколько раз ткнула в отражённых в вареве людей.

– Слово моё крепкое, мысль моя верная, злость моя сильная, – услышала Вейма ведьминское бормотание. – Как я сказала, так и сбудется, тьфу, тьфу, тьфу!

– Стоило ли? – с сомнением протянула вампирша.

Ведьма, уже успокоившись, равнодушно пожала плечами.

– Такое не спускают, – ответила она. – Не могу же я их на поединок вызвать!

– А что, – развеселилась Вейма. – Божий суд с ведьмой – было бы забавно. Но, право же, ради этого городить огород…

– Я тебе объясняла, – досадливо ответила ведьма, хлопая в ладоши. С полки слетела тетрадь в красном переплёте и сама собой открылась. Ведьма осторожно зачерпнула ладонью варево и плеснула на страницы. Тетрадь захлопнулась и сама собой вернулась на место. – Были знаки, что надо сварить это зелье сейчас.

– Ну, если знаки, то верю… – вздохнула Вейма. Она не верила ни в сон, ни в чох, но, общаясь с подругой, быстро поняла: случайности действительно происходят. С кем угодно. Но только не с ведьмами. Им даже выкипевшее молоко что-то предвещает. И они никогда не ошибаются, вот что поразительно.

– Ш-ш-ш!

– Они это, больше некому! – горячилась рыжеволосая всклоченная баба. – Вы хоть раз видели, чтобы эти девки улыбались?!

– Но ведь сам барон… – вяло спорил Креб.

– Да барону до нас дела нет! – не успокаивалась женщина. – Пусть бы все померли, лишь бы его не трогали!

– Тихо ты! – прикрикнул Риг. – А ну как услышат…

– Нет, ты пойди со мной, а?! Пойди! Видел, что у моего Митна на шее?! А у Роды? У неё уж какие детишки смирненькие! Всю ночь рыдали! Они это, говорю тебе!

– Чирей вскочил, а ты и рада орать, – отмахнулся Креб.

– Два чирья?! Рядышком?! Укус это, говорю вам!

Девушки переглянулись.

– Лети к священнику, – решила ведьма. – Да поскорее, пока она не подняла народ.

– А ты? Магда, я тебя одну не оставлю!

– У меня зелье, – усмехнулась ведьма. Её глаза на мгновение стали ярко-зелёными, а после вернулись к обычному серому цвету. – Не бойся, ты успеешь. Лети!

* * *

Когда огромная летучая мышь, натужно хлопая крыльями, вылетела в окно, ведьма вернулась к котлу. Провела рукой по глади, стирая отражение людей и прошептала:

– А теперь покажи мне моё…

По вареву прошла рябь, которая сменилась отражением дороги. Магда с надеждой всмотрелась в неё, но вскоре лицо девушки разочарованно вытянулось. Она не увидела того, что искала. В который раз. По дороге шёл юноша. Он был в простой одежде, с мечом на поясе, без головного убора и без плаща. По поверхности зелья шла рябь. Ведьма нахмурилась. Рябь означала, что она видит не реальное событие, а некий образ. Кто-то придёт в её жизнь. Скоро придёт. Она всмотрелась в юношу, потом снова вызвала с полки тетрадь и плеснула на неё варевом.

– Алард, – прочитала она. – Алард. Что ты мне сулишь?

* * *

Вейма летела над лесом, держась так, чтобы её не было видно с исчеркавших лес тропинок. Человеческий разум спал в животном теле, и вампирша предавалась тревожным воспоминаниям.

Это всё было… не раз и не два… последний раз – здесь же, в этой деревне…

Набожная семья и умирающий ребёнок. Молитвы. Посты. Снова молитвы. Обеты… ребёнок медленно умирал, пока мать не обезумела от горя. Или не прозрела. Магда, во всяком случае, настаивала на прозрении. Однако… слишком поздно… никакое колдовство не может остановить неизбежное. Никакое, кроме…

Вейма скользнула глубже, в старое, болезненно-яркое воспоминание.

– Ишь ты! – говорила подёнщица подпаску[7]7
  Подпасок – мальчик, помогающий пастуху.


[Закрыть], пригнавшему корову к дому. – Завёл наш шателен любовницу… Городская… ручки белые… как молоко пить – она первая. А навоз убрать – ни-ни! Грамотная…

– Ить всё молоко выпивают! – поддержал мальчишка. – Раньше-то шателен больным его посылал. А теперь у Гоззо малец помирает. Так хоть бы глоток послали!

…Вейма едва дождалась, когда Вир вернётся.

– Почему, – встретила она его с порога, – ты не сказал мне, что молоко нужно для больных?!

– Зачем? – пожал плечами оборотень. – Ты бы только зря расстроилась.

– Но я могла бы…

– Голод сводит тебя с ума. Нет никакого смысла тебе мучиться. Ты про того умирающего ребёнка? Я сегодня смотрел на него. Молоко не продлило бы ему жизни. Забудь. А теперь…

– И ты так спокоен?! – взвилась вампирша.

Вир отвёл взгляд.

– Я ничего не могу поделать…

– Зато я могу! А ты… ты даже не сказал! И не спросил! И не…

– Что ты можешь? – устало спросил оборотень. – Ты же не целительница…

– Ты не всё знаешь о вампирах, – хищно улыбнулась Вейма. – Не всё…

Вампирша чуть сбилась с ритма и едва не задела крыльями ветки. Воспоминание мучило до сих пор.

– Именем союза баронов я разрешаю тебе войти в этот дом. Только на эту ночь, – прошептал оборотень.

Вампирша улыбнулась и струйкой тумана просочилась в хижину. Гоззо и его жена Лота спали на полу возле очага. Колыбелька с закутанным в тряпки ребёнком стояла рядом. Вейма закрыла глаза…

Пахло отчаянием и болью. Болезнью. Трудом. Умирающей надеждой. Пахло нищетой.

Стучали сердца. Спокойно и размеренно, с уверенной силой. Вир. Бешено, часто и нервно. Она сама. Сонные, сглаженные удары, раздающиеся в унисон. Гоззо и Лота. Слабо, едва заметно… умирающий ребёнок.

– Сегодня, – шепнула Вейма чуть слышно. Вир обеспокоенно насторожил уши, но вампирша не стала ничего объяснять. Они двигались и дышали бесшумно, но в любой момент ребёнок заворочается и Лота, даже во сне напряжённая, сосредоточенная на своём малыше, откроет глаза. Нет. Этого не случится.

Вампирша прислушалась сильнее, ловя звук и запах струящейся по жилам крови… ребёнок… такой маленький… беззащитный… уже обречённый… нежная кожа… сладкая кровь… так просто избавить его от страданий…

Вир обеспокоенно повернулся к ней. Вампирша открыла глаза и в его взгляде увидела своё отражение. Бледная кожа, тёмные губы, в полумраке не различить цветов, но ясно, что красные как кровь… кровь, которую так просто испить… сладкая, сладкая кровь… источник силы и жизни… Белые клыки, готовые сделать осторожный, почти ласковый укус… или растерзать каждого, кто попытается помешать… тёмные глаза светятся голодом, силой и злобой…

– Ш-ш-ш… – выдохнула вампирша. – Не шевелись…

Усилие… когда это показывал учитель, оно казалось таким сложным!.. а теперь всё так же естественно, как дыхание…

Замри-замри-замри, дорогой друг, ты привёл меня сюда, ты ничего не изменишь уже, я там, где я должна быть, ты доверился вампиру, ты не слушал в детстве страшных сказок, так замри же, друг, не двигайся и не дыши, вампиры это порождение смерти, и смерть я принесла в эту ночь, одну лишь ночь, ты впустил меня сюда, ты доверился мне, ты вручил мне своё сердце, так смотри, что я могу, дорогой, просто смотри, ты не сможешь пошевелиться, не сейчас, не сегодня, когда меня опьяняет кровь…

Спи-спи-спи, Гоззо, ты ничего не изменишь, спи-спи-спи, ты доверился своему шателену, а он привёл смерть в твой дом, так спи, добрый Гоззо, наслаждайся сном, пока можешь, спи-спи-спи…

Спи-спи-спи, Лота, усни, ты устала, тебе надо поспать… Спи-спи-спи, забудь обо всём, твоего ребёнка ничего не спасёт, не думай об этом, расслабь сведённые напряжением члены, спи-спи-спи, забудься в объятиях мужа… Доверься ему, как он доверился шателену, спи, Лота, не шевелись этой ночью, забудь обо всём и спи, отдай мне свои тревоги, ведь я – та, которой ты боялась в детстве, я та, о которой ты пела песни своему ребёнку, Спи-спи-спи, Лота, я возьму твою боль, твои слабости мне известны, твои страхи мне понятны, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я погубила…

Спи-спи-спи, малыш, тебя не коснётся никакая беда, уйдёт боль и страх, спи, малыш, пусть тебе приснятся добрые сны…

Вампирша шагнула к колыбельке и вытащила ребёнка. Зачарованный, он не проснулся. Вейма склонилась над ним и осторожно поцеловала маленькие губки. Дыхание младенца стало едва слышимым даже для острого слуха вампира. Девушка перевела горящий взгляд на оборотня. Он стоял, парализованный, и неверие в его взгляде боролось с отчаянием и гневом.

– Я – смерть, – объявила вампирша низким и страшным, не своим голосом. – Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

Что-то мелькнуло в глазах оборотня.

– Верни ему жизнь и я дам тебе всё, что пожелаешь.

– Когда бы я этого не попросила?

– Да.

– Быть посему, – торжественно провозгласила вампирша и снова коснулась губами маленьких губ. Ребёнок вздохнул и открыл глаза.

– Ш-ш-ш, – ласково прошептала девушка, неуклюже укачивая младенца. – Спи…

Спи-спи-спи, малыш, пусть приснятся тебе сладкие сны…

Спи-спи-спи, добрый Гоззо, ты не зря доверяешь своему шателену, он привёл в твой дом спасение, но ты никогда не узнаешь об этом…

Спи-спи-спи, Лота, спи в объятиях своего мужа, да не коснётся твоего сердца страх. Спи, сейчас ты можешь поспать, беда отступила и уже не вернётся, спи, Лота, ничего не бойся в мире, боль отступит, ты будешь сильной, страхи разгонит рассветный луч, твой первенец будет и моим… первым человеком, которого я исцелила…

Вейма закрыла глаза, покачнулась… Наваждение с оборотня спало. Ребёнок зашевелился во сне и Лота немедленно проснулась, сбрасывая наведённый сон, Вир еле успел выскочить за дверь, ухватив девушку за шиворот. Сердце мужчины отмерило три удара. Сердце девушки – девять.

– Заступник! – услышали они вопль. – Гоззо, проснись! Смотри! Наш ребёнок!..

– Умер?! – подскочил крестьянин.

– Нет! Он здоров!

– Ты устала… тебе показалось…

– Нет, смотри!

– Заступник! – вскричал Гоззо.

Судя по звукам, крестьяне повалились на колени.

Вир медленно повернулся к еле стоящей на ногах девушке.

– Не бей меня! – вскинула вампирша тонкие руки.

– Это твоё желание? – жёстко усмехнулся Вир.

Вейма замешкалась. Оборотень шагнул к ней и крепко обнял.

– Может, и стоило бы. Ты меня напугала.

– Так было нужно, – упрямо пробормотала девушка.

– Верю. И… Спасибо тебе. Гоззо… Он был моим другом.

Вейма уткнулась оборотню в плечо. Ноги её не держали. От недавнего состояния мутило, чудился запах крови и смерти. Силы не то чтобы закончились, казалось, их никогда даже и не было.

…после этого случая она три дня пролежала, неспособная даже поесть… но ребёнок Гоззо выжил.

Вейса спустилась в тринадцати шагах от дома священника, медленно возвращая себе человеческий облик. Оглянулась по сторонам. Принюхалась. Момент превращения – самый опасный, можно потерять нюх и бдительность. Но на сей раз повезло. Рядом никого не было и она решительно постучалась в дверь. Только бы Керт был на месте! Дверь открыла женщина. Увидев гостью, она испуганно вскрикнула и попятилась.

– Мир тебе, Эрма, – приветливо поздоровалась вампирша. – Мне нужен отец Керт. Где он?

– Он… – ещё глубже в дом попятилась женщина, – он ушёл в деревню… Там… ты знаешь… говорят…

Она стала закрывать дверь. Медленно, чтобы не оскорбить, но решительно, не желая иметь ничего общего с гостьей. Вейма вздохнула. Дверь закрылась.

– Уходи, – попросила Эрма из-за двери. – Я… ты знаешь, я благодарна за то, что вы сделали для моей малютки… Уходи. Прошу тебя.

– Я уйду, – пожала плечами девушка. – Не бойся. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему ребёнку.

Было очень страшно. Куда теперь? В деревню? К барону? Вернуться к Магде? Удирать, пока ещё цела? Кто бы мог подумать… история повторяется. Опять. Снова.

Нет. Нельзя, чтобы ещё раз…

* * *

– Вот она! – закричал мельник Ленз, когда девушка подошла к площади. Во всех скандалах он всегда был впереди всех – шумный, требовательный… А вот на помол его подчас не дозваться… – Ишь! Сама пришла!

– Люди добрые, – спокойно произнесла девушка. Сердце, казалось, колотилось у самого горла. Так много людей. И все её ненавидят. Опять. Снова. Заступник, за что?! – Почему так неласково встречаете?

– Ах ты, нежить проклятая! – завопила рыжеволосая Мета. – Явилась, горем нашим полюбоваться! Да ещё и спрашивает! Вяжите её!

Толпа угрожающе заворчала.

– Дети мои! – вскричал отец Керт. Его глаза встретились со взглядом девушки.

«Если он сейчас скажет «Одумайтесь!» – мне конец!» – с отчаянием подумала вампирша.

– Помолимся! – предложил священник. Вампирша облегчённо выдохнула и одна из первых опустилась на колени. Отца Керта в деревне уважали. Он читал слова молитвы ясно, громко, каждую строчку переводя на привычный крестьянам язык. В его устах святые слова брали за душу и трогали сердце. Вейма, стараясь не слушать, беззвучно шевелила губами. Она была почти что уверена, что молитва не заставит её испариться в клубах едкого дыма, но рисковать не хотела.

Отец Керт был уже третьим священником во владениях барона Фирмина. Первый, старый отец Кейсер, умер вскоре после того как в деревне появились Магда и Вейма. Он был дряхлый, больной, едва мог ходить, и смерть его никогда не удивила. Он был из белых[8]8
  Белые – здесь – представители белого духовенства, имеющего семью и детей.


[Закрыть], из тех, кто может вступать в брак, но пережил уже и жену, и детей. Когда-то он боролся с наставницей Магды, такой же старой, как и он, ведьмой Вереной, но азарт давно угас у них обоих.

На смену Кейсеру пришёл Гайдин. Из чёрных[9]9
  Чёрные – здесь – представители чёрного, монашествующего духовенства. Отец Гайдин, принадлежа ордену братьев-заступников, был рукоположен в священники.


[Закрыть], притом самых страшных из них, нищих братьев-заступников, тех, которые по всем землям союза призывают отрешиться от мирских благ и приблизить победу своего небесного покровителя. Он прожил в деревне год… может, чуть меньше… а потом ребёнок Одилы провалился под лёд… Одила была вдова… кроме ребёнка у неё ничего в жизни не осталось. Ребёнка… и веры.

Магду позвали, когда всё было кончено. Почти. Но спасти ребёнка не могло даже чудо. Счёт шёл не на дни. На часы. И… Вейма ведь рассказывала о себе. Много.

– Я могу спасти твоего ребёнка, – тихо произнесла ведьма, стоя посреди дома. Большой, его ставил ещё дед одилиного мужа, с пустующим загоном для скота, резко пахнущий бедностью и немного козами. – Если ты хочешь этого. Ты правда этого хочешь?

– Да! Да! – рыдала несчастная женщина. – Возьми всё, что хочешь, возьми мою жизнь, только спаси его! Диди ещё так мал!.. так мал…

– Мне не нужно твоё имущество, – так же тихо ответила ведьма. – И ни к чему твоя жизнь. Я ничего не возьму. Но… тебе это может стоить бессмертной души, ведь мне придётся обратиться к силам, которые отвергнуты церковью. Ты готова?

Одила замерла, поражённая.

– Я… Я…

– Я не настаиваю, – отвернулась Магда. – Но другого выхода нет. Прощай.

– Стой!!! Я согласна! Скажи, что надо делать! Всё сделаю, ведьма, только спаси моего ребёнка. Скажешь украсть – украду, скажешь убить – убью, скажешь плюнуть в лицо отцу Гайдину – плюну, скажешь…

– Не надо, – покачала головой Магда. – Ничего этого не надо. Я тебя испытывала. Принеси Диди ко мне в дом в эту полночь и ничего не бойся. Но помни. Никто, ни Диди, ни священник, ни друг, ни брат, никто, слышишь, не должен знать об этом! Ни сейчас, никогда! Даже на исповеди ты не расскажешь о сегодняшней ночи. Слышишь? Исполнишь?!

– Исполню, – кивнула женщина. В её глазах горел фанатичный огонь.

Вейма помнила ту страшную ночь. Они закутали её в чёрное платье, голову укрыли покрывалом. В хижине ведьмы – тогда Магда жила ещё в хижине, доставшейся ей от старой Верены – мерцали волшебные огни да разными голосами ухало по углам.

– Я – смерть, – не своим, страшным низким голосом сказала вампирша, держа на руках ребёнка. – Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

– Отпусти его, проклятая! – вскинулась женщина и рванулась вперёд.

– Не смей! – отчаянно закричала ведьма. – Не переступай черты! Отвечай ей! Пока не поздно!

Вейма чувствовала, что время уходит, что надо спешить. Жизнь едва теплилась в ребёнке, когда она над ним склонилась. У неё есть… сколько… тридцать ударов сердца, не больше. И десять из них уже прошли.

– Отвечай! – потребовала она снова.

– Выкуплю! – повалилась на колени Одила. – Заступником, Создателем клянусь – выкуплю! Проси, чего хочешь! Душу… душу отдам…

– Быть посему, – торжественно проговорила вампирша. – За стойкость твою – возвращаю тебе твоё дитя. Но помни. Проговоришься – твой сын не проживёт и часа. Клянёшься ли ты молчать?

– Клянусь! Клянусь! Заступник! Создатель! Святые! Да благословит тебя Заступник, ты спасла его!

Одила, бормоча благодарности, прижала к сердцу своего Диди и выскочила за дверь. Вейма тяжело осела на пол.

– Я потрясена, – проговорила Магда, протягивая стакан молока. – Я могу исцелить, но человек останется слабым. Нескоро к нему вернутся силы и бодрость. Ты же сделала ребёнка таким здоровым и сильным, каким он никогда не был.

Вейма обхватила стакан обеими ладонями. Сделала глоток. Руки у неё тряслись.

– Знаешь, истории про женщину, которая по ночам убивает детей – это чистая правда, – сказала она. Голос тоже дрожал. – Я это она и есть. Я прихожу в темноте, я склоняюсь над колыбелями, я пою свои песни, я пью их кровь, я насылаю кошмары… Я ведь проклятая… Нежить. Я нежить… Я прихожу по ночам… Моя походка легка… шаги неслышны… от меня нет спасения…

Можно промолчать. Можно солгать на исповеди. Но нельзя скрыть, что твой ребёнок чудом исцелился за одну ночь. Наутро Диди весело носился по двору. Это заметили.

Тогда тоже собралась толпа. Крестьяне были угрюмы, прятали глаза. Отец Гайдин кричал, всё больше входя в раж. Вейма после думала, что он уже себя не слышал.

– Взгляните на эту женщину! – надсаживался священник. – Своими руками она вырвала невинное чадо из чистого воинства Заступника и ввергла его в руки Врага! Умри он этой ночью – ему бы уже пели хвалу на небесах! Но он остался на земле! Он открыт скверне, он вырастет грешником, как его мать, как все вы! Он потерял своё место среди…

Его прервал камень, разбивший губы. Только тут отец Гайдин взглянул в глаза своей пастве.

– Значится, мы все грешники? – угрожающе спросил мельник. – Значится, твоё отпущение грехов не помогает?

– Да где ж это видано! – завопила Мета. – Ворон! Убийца! Вы слышали?! Он сказал, что лучше бы дитя умерло! Волк! Душегубец!

Прилетел ещё один камень. За ним ещё.

Отец Гайдин оказался не слишком храбрым человеком. Он не хотел умирать за свои слова. Священник подобрал рясу и бросился бежать прочь от деревни, туда, где на невысоком холме стоял замок барона.

…через неделю он тихо исчез. А в деревне появился отец Керт. Он был из белых и вскоре женился на местной девушке. К счастью, когда его дочь заболела, Магду позвали сразу. Вейме не пришлось участвовать в её исцелении.

– Воззовём к Заступнику, чтобы он просветил наши умы и вложил в сердца понимание! – призвал священник. – Откроем сердца для милосердия людского и будем ждать милосердия божественного!

– Погоди-ка, отец! – вскочила на ноги Мета, оправляя латанную юбку. – Ты что же! Призываешь отпустить эту мерзавку?! А она продолжит пожирать наших детей?! Ты этого хочешь?!

Отец Керт осенил женщину священным знамением. Крестьянка неуверенно попятилась.

– Истина не на земле, а на небесах, – серьёзно ответил он. – Не слабым человеческим разумением может быть открыта правда. Гнев затуманил твой взор. Молись, дочь моя, моли Заступника избавить тебя от греха!

– Но, отец… – оторопела крестьянка.

– Значится, Мета ошибается? – подошёл к ним мельник. – Почему тогда девка молчит? Другая бы…

«Потому что всё это уже было» – подумала вампирша.

– Не громкостью крика измеряется невиновность, – с той же серьёзностью заметил отец Керт. – Мета добрая женщина, но она гневлива и пристрастна. Чего вы хотите, верующие – совершить несправедливость или защитить ваших детей?

– Детей!.. Защитить!.. Пусть отец разберётся!.. Барона зовите! Детей, детей! Гоните её в шею! – раздалось из толпы.

Креб и Риг потихоньку стали оттирать Мету в сторону, но не такой была эта женщина, чтобы оставить за кем-то последнее слово.

– А пусть она улыбнётся! – потребовала она. – Пусть эта тварь покажет зубы!

Вейма вздохнула. Всё это уже было.

– Дочь моя, не думаю…

– Нет, она права! – снова вмешался мельник. – Почему девка никогда не улыбается?!

– Или ты Заступник, чтобы читать в чужих сердцах?! – разгневался отец Керт.

– Прекратим это, – вздохнула Вейма. Если бы вампиров было так легко взять, их бы перебили ещё на заре человечества. – Мета! Ленз! Подойдите ближе, не бойтесь.

– Ишь, какая! – заворчала Мета, но опасливо подошла ближе. Вейма без улыбки оскалила зубы. Клыки были совершенно обычного для человека размера. Люди не знали, что зубы вампира меняются только перед укусом или если необходимы в драке.

– Довольно с вас? – спросила вампирша. Мета разочарованно махнула рукой.

– Надо вторую сюда приволочь, – проворчала она.

– Ну, Магда-то точно улыбается! – возразил Креб. – Сам видел!

– Ага, когда она тебя по лбу половником огрела, чтобы руки не распускал! – поддел его Риг.

– Это всё? – кротко спросила Вейма. Неужели так просто…

– Но дети-то пострадали! – резонно прозвучало в толпе. Все обернулись. Говорил кузнец Вилли, ражий детина, о котором все знали, что он в церковь не ходит и знается по ночам с огненными духами. Кое-кто даже «припоминал», что в детстве-то волос у него не был рыжий. А как к наковальне да горну встал – сразу масть сменил. Кузнец только ухмылялся. Вейма точно знала, что слухи не то чтобы совсем беспочвенны. Кузнец закупал у Магды красную краску. Слухи ему очень нравились.

– Зовите сюда ведьму! – предложил виноградарь Йаган. – Если к нам какая-то нечисть повадилась, кто лучше ведьмы с ней справится?

– Одумайтесь! – потребовал отец Керт. – Не колдовскими ухищрениями, а только священным словом да верой побеждают Врага!

– Вы, отец, прогуляйтесь! – вежливо предложил сын кузнеца Липп. Щуплый и низкорослый, он считался слишком хлипким, чтобы помогать отцу в кузнице. А кроме того, до работы парня было не дозваться. С утра он спал так крепко, что не разбудить, днём купался и перешучивался с пришедшими стирать бельё девушками, а то уходил на весь день в лес собирать малину. Отец давно махнул на него рукой, а крестьяне уговаривали Вилли взять себе подручного, а сына прогнать взашей.

– Не указывай старшим, мальчик! – рассердился священник.

– Прогуляйтесь-прогуляйтесь, – ничуть не смущённый отповедью усмехнулся юноша. – А то один тут уже высказался. Ваш предшественник. И тоже про детей.

Вейма уловила появление нового человека за спиной, но оглядываться не стала. К деревенской площади приближался Менно, фенрих[10]10
  Фенрих – то же, что и знаменщик или прапорщик, только в войске барона. Самый низший командный чин в бою.


[Закрыть] барона Фирмина, то есть тот человек, который в бою нёс знамя своего господина. В мирное время он являлся выразителем воли барона. На этот раз Менно не стал заговаривать с собравшимися людьми. Он тронул за руку вампиршу и тихо сказал:

– Госпожа Вейма, его милость барон требует, чтобы вы немедленно явились в замок.

Крестьяне недовольно заворчали, и Менно оглядел толпу неприятно-цепким взглядом. Потом посмотрел на священника.

– Отец Керт, барон Фирмин надеется, что вы придёте, чтобы дать ему наставление. Сейчас же.

Вампирша и священник недоуменно переглянулись.

– А вы расходитесь! – потребовал Менно, обращаясь к крестьянам. – Его светлость разберётся, а вы идите работать. Удумали тоже. Расходитесь-расходитесь!