Текст книги "Ведьмина дорога (СИ)"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

– Тогда слушай! – прокричал брат Флегонт. – Ты знаешь, ни разу в жизни я не нарушил своего слова! С нами дочь твоего господина. Его высочество Алард Корбиниан намерен на ней жениться и тем упрочить союз со своими баронами. Но даю слово служителя Заступника – Если Ордула не откроет ворота Дюку как жениху наследницы, он уедет отсюда как её любовник!

Упала тишина, тяжёлая как камень и безжалостная как удар меча. Вейма задыхалась от злости – своей и чужой, от боли, которую испытала её воспитанница, от мучительной боли защитников Ордулы.

Ах, Нора, глупая ты девочка, всему тебя учили, а только не научили, что тот, кто предлагает сбежать из дома, от слишком тяжёлых обязательств, от родительской опеки – он вовсе не тот, кто будет тебя защищать и ничего не требовать. Бедная глупая девочка…

– Это ложь! – раздалось со стены после долгого молчания. – Вы не посмеете так поступить.

– Ты знаешь меня, Волдо-меткий, – повторил брат Флегонт. – Я никогда не лгу и сейчас не стану.

– Вы нарушаете все законы, и земные, и небесные!

– Я действую так, как подсказывает мне совесть, во благо Заступника и людей! Мой отец хотел выдать Нору за старика, я дам ей молодого мужа! Отец хотел взвалить на неё бремя власти, я подарю ей почести без обязанностей! Я распорядился её судьбой лучше, чем он! И я остановлю беззаконие и бесчестье, которое творится на землях моего отца! Здесь будет царить закон Заступника, высший закон, а не двусмысленные человеческие обычаи! Откройте ворота!

– Вы привезли её сюда силой!

– Отец силой удерживал её при себе, но никто не говорил ни слова! Я её старший брат, я имею право распоряжаться!

– Против воли вашего отца!

– Он потерял свои права, когда пустил на свои земли проклятых!

– Не тебе его судить, мальчишка!

– Мне! Я служитель Заступника и Он озаряет мой путь, Он указывает мне дорогу! Я послан остановить проклятие, которое, как язва, расползается на этой земле. Откройте ворота или мы уедем! Грех Норы падёт на ваши головы.

– Ты требуешь сдать замок банде разбойников!

Среди захватчиков раздались возмущённые голоса, но брат Флегонт поднял руку и все смолкли.

– Клянусь Заступником! Клянусь душой своей матери! Клянусь своей душой! Те, кто покинет замок, сдав оружие, не будут преследоваться, а будут отпущены целыми и невредимыми. Женщины и дети, а также всё имущество жителей замка останется в неприкосновенности. Каждый, кто нападёт на женщину или ребёнка, отберёт силой хотя бы лоскут ткани, хотя бы кусок хлеба, будет повешен вниз головой и бит железными прутами до смерти. Взамен мы ждём еды и одежды, корма для коней и всего, чем замок обеспечивает своих защитников, включая стирку, починку одежды и всего необходимого. Мы не разбойники! Мы – люди Дюка, законного властителя страны. Каждый, кто желает, волен остаться. Люди незнатного происхождения будут посвящены в рыцари после коронации.

На этот раз молчание было долгим. Очень долгим. Но, видимо, в замке действительно хорошо знали брата Флегонта. Заскрипели ворота, запели трубы. Замок был взят без боя. Всё было кончено.

Глава шестая
Спасение

Вейма сидела и смотрела, как враги входят в замок. Последними вошли те, кто стоял вокруг холма. Заскрипели ворота, закрываясь за захватчиками. Обострённый слух вампирши с усилием ловил за шумом и гамом то единственное, что было важно: «Взять ведьму!». Последняя надежда, что Магда успеет скрыться, была потеряна. Что теперь? Суд? Или сразу казнь? А может, брат-заступник захочет «приберечь» ведьму для того, чтобы она дала ему желанные сведения о «беззакониях» барона?

Вейма устало уронила голову на руки.

Суд.

Церковный суд.

Когда-то она изучала богословие…

Вампирша вскочила на ноги. В голове немного звенело – от усталости, от голода и недосыпа. Плохо. Для того, что она задумала, нужны силы. Силы…

Вампирша бросилась вокруг холма. Слава Заступ… Освободителю, брат Флегонт не вспомнил о виноградаре!

* * *

Вейма добежала до жалкой хижины, в которой жил Йаган, и с размаху ударилась о дверь. Хижина покачнулась, но устояла. Вампирша потрясла головой, не сразу понимая, что происходит, но быстро сообразила:

– Йаган! Ты здесь? Впусти меня!

И тут же отпрянула, почуяв, кто скрывается внутри. Сами собой обнажились зубы. Девушка злобно зашипела. Но уходить было поздно: вот уже виноградарь отворил дверь.

– Приблизим Освобождение, братья, – выдавила вампирша, совладав со своими чувствами.

– Приблизим, сестра, – отозвался из глубины хижины Липп.

– Верю в Освобождение, сестра, – приветливо улыбнулся виноградарь. – Входи.

Липп сидел на полу, на старой облезлой овчине, которая, похоже, заменяла виноградарю постель, и держал в руках знакомую флягу. Глаза девушки метнулись к Йагану. На его поясе фляги не было… он отдал её Липпу…

– Ты за этим, сестричка? – хихикнул вампирёныш, встряхнув флягой. – Не обессудь. Ты опоздала.

– Зачем ты сюда пришёл? – хрипло спросила Вейма. Последняя надежда умерла у неё на глазах.

– А куда мне идти? – пожал плечами Липп и помахал рукой с повязанной белой ленточкой. – С этой-то штукой? Извёлся от голода. Ты хоть коров доить можешь вволю. А я что? Попробуй-ка наесться, никому не причиняя вреда!

– Зачем ты отдал ему флягу?! – возмутилась Вейма, повернувшись к Йагану. – Как ты мог?!

– Он мой брат, – недоуменно отозвался виноградарь. – Освободитель завещал нам помогать братьям и сёстрам.

– Но… – начала было вампирша, но осеклась. Что она могла возразить? Что Липп – негодяй, лжец и предатель, потому что все вампиры – негодяи, лжецы и предатели? Что остатки хорошего вина ей нужнее, чем ему?

– А ты решила нашу ведьмочку спасать, а, сестричка? – спросил из своего угла вампирёныш.

– Не твоё дело! – огрызнулась Вейма.

– Как знаешь, как знаешь, – протянул Липп. – А вот если ты ленточку с меня снимешь, так, может, и моё будет… помогу… если самому рисковать не потребуешь.

– С чего ты взял, что я сумею?!

– Во-первых, не сумеешь, разговора не будет. А во-вторых… ты ведь снимала с себя. Вот и попробуешь.

– Ты думаешь, я настолько спятила – освободить тебя, чтобы ты снова нападал на детей?

– Приблизим Освобождение, сестра, – очень серьёзно отозвался вампир и протянул руку. – Клянусь, что покину эти земли, когда ты перестанешь во мне нуждаться.

Вейма сделала шаг, но остановилась. Виноградарь молча смотрел на них, не вмешиваясь в разговор.

– И поклянись, что поможешь! И что не причинишь ни мне, ни Магде, ни здешним жителям вреда!

– Да клянусь я, клянусь, – проворчал Липп. – Снимай поскорее.

Вейма оглянулась на виноградаря. Тот пожал плечами.

– Ты свидетель клятвы, – ткнула она в него пальцем. – Кстати, ты знаешь, что брат Флегонт тебя ищет, чтобы обвинить в том, что ты опаиваешь жителей Ранога?

– Я ему уже говорил, – ответил вместо Йагана вампир. – А он говорит, что без виноградника всё равно жить не станет. А ещё прозревший!

Вейма вздохнула. По уму, стоило бы выбираться отсюда, пока брат Флегонт не вспомнил про виноградник. Она шагнула к собрату, осторожно коснулась руками ленточки. Ничего не произошло, ленточка как ленточка. В тот раз, когда она прилетала к Виринее и Лонгину, она тоже ничего не почувствовала.

– Так я и думал, – оскалился Липп. – Эта дрянь жжётся, а тебе хоть бы что! Снимай!

Вейма потянула за кончик ленточки и легко распустила узел. Раздался мягкий хлопок – и волшебный предмет растаял в воздухе. Лип с наслаждением потёр освободившееся запястье и оскалился.

– Приблизим Освобождение! – возгласил он. – Как же хорошо стало!

Вейма попятилась. Сейчас перед ней был собрат – а для вампиров это то же самое, что и недруг – полностью владеющий собой и своей волей. В любое мгновение он мог убить её, подчинить себе, сделать что угодно. Кто бы ему помешал теперь?

– Эй, сестричка! – рассмеялся вампирёныш. – Ты, что, боишься меня? А ну, брось! Я ничего тебе не сделаю… пока сама не попросишь.

– Что ты имеешь в виду? – недоверчиво покосилась вампирша.

– Ничего, – пожал плечами Липп. – Лучше поговорим о деле.

– А чего говорить? – удивилась Вейма. – Ты же вампир. Усыпишь всех в замке и вытащишь Магду. Тебе это ничего не будет стоить.

– Э, нет! – запротестовал Липп. – Вампиры не вмешиваются в дела людей. Я думал, Ватар тебе это объяснял!

– Но Магда ведь ведьма!

– Во-первых, уже нет, – оскалился мальчишка. – А во-вторых, всё равно человек. А мы – нет. Если я её вытащу, братья-заступники заголосят о происках Врага.

– Ну и что? – вскинулась вампирша.

– На тебя давно охотились люди?

– Недавно!

– Вижу, тебе не хватило!

Они застыли нос к носу, разъярённые едва ли не до драки. Йаган выразительно кашлянул и оба недобро на него покосились.

– Брат, сестра, – мягко произнёс виноградарь. – Это ветхая хижина, но она защищает меня от дождя и снега. Не надо в ней драться. Вы в моём доме.

Вампиры дружно фыркнули.

– Ладно! – первым взял себя в руки Липп. – Давай поговорим спокойно.

– Ты напал на деревню, – не пожелала успокаиваться Вейма. – Ты пил кровь младенцев и упивался своей безнаказанностью. А теперь ты – именно ты! – говоришь мне о безопасности.

– Я поступал так, как поступают вампиры, – отозвался Липп. – А ты хочешь, чтобы я поступил так, как поступают люди. Мы не вмешиваемся в их дела. Они видят нас чудовищами, стараются отогнать тех, кто на них нападает. Если мы начнём спасать людей, они будут искать нас повсюду, как бы осторожно мы себя ни вели.

– Ты и есть чудовище, – буркнула Вейма. Липп говорил как все. Этому учил старый Ватар. Это была позиция клана. Не привязываться к людям, не ценить их – и не пытаться их спасти, если придёт беда. Вампиры сами по себе – все остальные проклятые сами по себе. А на прочих людей и вовсе плевать.

– Я не отказываюсь помочь, – мягко произнёс Липп. – Неужели ты ничего не придумала?

Вейма удержалась от напоминания, что вампиры не способны к выдумке. План у неё действительно был, тот план, ради которого она пришла к Йагану за увеличивающим силы хорошим вином.

* * *

Магду поместили в дровяной сарай у самой замковой стены. Окон в нём не было, дверь немедленно заколотили. Доски стен не прилегали друг к другу, и изнутри можно было увидеть, что творится вокруг. Например, что рядом прохаживаются два человека с мечами наголо. Стерегут… Магда отступила от стенки и улеглась на охапку соломы. По случаю лета в замке требовалось меньше дров и этот сарай стоял пустым, так что места бывшей ведьме хватало. Почему её не поволокли в подвал или не увезли отсюда в монастырь ордена братьев-заступников – Магда не понимала. Да и не хотела понимать. Жизнь стала очень… короткой. Дожить до заката… сделано. Теперь до рассвета… дальше загадывать было страшно. Что с ней будет? Сразу ли её поволокут на костёр или станут сначала пытать? Стоит ли отпираться или лучше признаться во всём, что было и чего не было? Мысли путались. Дожить до рассвета. А, может, лучше и не доживать…

– Бертильда! Сердце моё! Любовь моя!

Алард. Странно… пришёл.

– Что тебе нужно? – равнодушно спросила она.

– Я… я хотел сказать… я не хотел… брат Флегонт… он сказал, что так будет лучше… ты зачаровала меня…

– Ну и что? Иди своей дорогой, твоё высочество.

– Я хотел спросить… ты… ты правда дочь рыцаря? Брат Флегонт говорит, что ты меня обманула.

– Да.

– Бертильда!..

– Да, я дочь рыцаря, – неохотно ответила бывшая ведьма. – Я ни в чём тебя не обманывала. Разве это что-то меняет? Кому ты веришь, Алард Корбиниан? Если мне, почему я всё ещё здесь? Если ему – зачем спрашиваешь?

– Но… ты… ты любишь меня?

– Уже нет, – подумав, отозвалась Магда. – Ты разве не слышал? Ведьмы никогда никого не любят.

– Но… любила?

– Я думала – да. Зачем тебе это знать, Алард? Ты похитил дочь барона и силой женишься на ней. Зачем тебе деревенская ведьма, пусть она сто раз дочь рыцаря, пусть она любит тебя, пусть даже она никого до тебя не любила? Иди своей дорогой, твоё высочество. Иди своей дорогой. Моя дорожка короткая, ведьмина. Тебе на ней не понравится.

Магда сама не понимала, зачем так говорит. Наверное, стоило бы по-другому. Заболтать, очаровать, всколыхнуть его любовь, чтобы он вступился за неё… Стоило…

Но сила ушла. С ней ушла и воля.

– Ты меня приворожила, – напомнил Адард. Голос у него был обиженный.

– Приворожила, – согласилась девушка.

– Я не… я не люблю тебя?

– А это у своего сердца спрашивай.

– Нет, ответь! Бертильда ты или как тебя зовут! То, что было между нами – настоящее?!

– А между людьми никогда ничего фальшивым не бывает, – тихо ответила Магда.

– Ты смеёшься надо мной?!

– Нет. Нужен ты мне больно, над тобой смеяться.

Неизвестно, как ответил бы на это Дюк, но тут снаружи раздался ещё один голос.

– Эй, ваше высочество! Вас там брат Флегонт хватился. Говорит, разговор есть.

Магда вздрогнула. Она знала этот голос.

– Какой ещё разговор? – недовольно отозвался Дюк. – Иди, скажи, что я сейчас приду.

– Э, нет, я тут не посыльный. Моё дело – ведьму охранять, а не со святошами лясы точить. Сами скажите.

– Да как ты смеешь?!.

– А то он и здесь вас поискать может, – добавил голос.

Алард выругался и ушёл.

– Трус, – прокомментировал знакомый голос. – Трясётся, как бы не застукали.

Магда не ответила.

– Ты что молчишь, Маглейн? Или не узнала? Вот и свиделись.

– Ну, здравствуй, Виль, – отозвалась бывшая ведьма. – Зачем пришёл?

– А как не прийти? Вот и ты в свою ловушку попалась. А не надо было меня в лесу опаивать.

– Ты собирался меня убить, – напомнила бывшая ведьма.

– Предпочитаешь сгореть на костре?

– Замолчи!

– Ты ведь сама себе яму вырыла. Не помешай ты мне – кто бы тебя теперь жёг?

– Ну так заканчивай свой заказ, – предложила Магда. – Кто тебе теперь мешает?

– Э, нет, Маглейн. Раз сорвался, второй раз не начинают. Значит, так Освободителю было надо. Да и тебе за свои ошибки расплатиться не помешает.

– А ты злорадный, – с удивлением протянула бывшая ведьма. – Вот уж не думала.

– Я справедливый. От меня за всю жизнь ни один святоша не уходил, пока с тобой не связался.

Магда резко села.

– Святоша?! Так ты… ты хотел убить… Флегонта?

Виль присвистнул.

– А ты думала, Дюка твоего недоделанного? Дура ты, Маглейн. Кому твой трус сдался? Одно слово – девка. Только о своём милом и думала. Ну и где он теперь, твой милый?

– Поди прочь, Медный Паук, – устало ответила бывшая ведьма. – Не о чем нам с тобой разговаривать.

– Захочу – пойду, не захочу – тут буду сидеть.

– Будешь тут сидеть – я всем расскажу, кто ты такой, – пригрозила Магда. – Мне теперь терять нечего.

– Ну и что? – хмыкнул разбойник. – Они, небось, и так догадываются, что я не вельможа какой-нибудь. Дюк твой обещал всем, кто под его руку встанет, прощение, а там и в рыцари посвятят.

– Тебя?! Ты спятил? На что тебе рыцарское звание?

– Ни на что, – согласился батрак. – Но ты кричи, Маглейн, если хочешь, кричи.

– Поди прочь, – повторила Магда.

Батрак зло засмеялся, но бывшая ведьма больше не отвечала, погрузившись в мрачное молчание. Послышались новые шаги.

– Почему ты здесь один? – раздался голос брата Флегонта. – Где второй охранник?

– А по нужде отлучился, – лениво отозвался Виль.

– А ты чего разлёгся? Встать немедленно! Ведьму пуще глаза охранять велено! А ты…

– А я и глаза не берегу, – с той же ленцой ответил батрак.

– Встань! И отойди на двадцать шагов! Живо!

– Да хоть на тридцать, – хмыкнул Виль.

– Стой. Принеси топор, доски отодрать от двери.

– Да никак вы к ведьме в лапы собираетесь? – не поверил батрак.

– Не твоего ума дело! Живо неси, кому сказано!

Батрак отошёл, прошипев сквозь зубы ругательство, но брат Флегонт предпочёл этого не замечать.

Магда молчала, не зная, что и думать. Батрак принёс топор и по приказу брата-заступника отодрал от двери несколько досок, после чего положил топор и удалился, как велел Флегонт, на тридцать шагов. А сам брат-заступник протиснулся в дыру и уселся возле бывшей ведьмы прямо на земляной пол. Магда продолжала молчать. Так учили в Бурой башне. Не разговаривать с теми, кто допрашивает ведьм и колдунов. Не отвечать даже на самые простые вопросы. Даже имя своего не называть. Стоит начать говорить – потом уже не остановишься. Поэтому – молчание.

Было страшно.

– Итак, ведьма Магда, ты обвиняешься в том, что приворожила его некоронованное высочество нашего Дюка, Аларда Корбиниана, то есть напала на своего сюзерена и прибегла к запрещённому колдовству. Ты обвиняешься также в том, что обманом выдавала себя за дочь рыцаря Криппа Лотарина, который утверждает, что у него никогда не было ни одной дочери.

Магда вздрогнула. Они успели спросить её отца… и он отрёкся от своих детей.

– И как всякая ведьма, ты обвиняешься в том, что отвергла заветы Заступника и поклоняешься Врагу, – закончил Флегонт. – Что ты можешь сказать в своё оправдание?

Магда промолчала. Она ждала чего-то вроде этого.

– Молчишь? Хорошо. Ведьмы всегда молчат – поначалу.

Магда похолодела, ясно расслышав угрозу. Что ей было делать? Каяться? Обещать во всём признаться? Поможет ли это?..

– А вот простые девки сразу кричат, что их оболгали, – дополнил Флегонт.

Ведьма продолжила молчать.

– Ну, хорошо. Теперь слушай, ведьмочка, – как-то очень небрежно заговорил брат-заступник. – Ты понимаешь, что эти обвинения – твоя смерть. Не отводи глаза, конечно, понимаешь. Но слушай, что я тебе ещё скажу. Твой отец – вздорный упрямый дурак.

Сейчас Магда вздрогнула куда сильнее.

– Да-да-да, Бертильда, твой отец – вздорный дурак. Это знает весь Лотарин, и весь Лотарин помнит младшую дочь рыцаря Криппа. Вот только Лотарин далеко отсюда, а о том, что у него нет дочерей, твой отец дал письменное свидетельство. Смекаешь, к чему я клоню? Вижу, не смекаешь. Дальше. Я удивлю тебя, ведьмочка, если добавлю, что Алард – тоже дурак.

Магда невольно усмехнулась, уж больно неожиданно и справедливо это прозвучало.

– Да, дурак. Я прекрасно понимаю, что ты его не привораживала. Ты могла бы требовать с него цену чести[34]34
  Цена чести – здесь – возмещение, выплачиваемое девушке соблазнителем, отказавшимся на ней жениться.


[Закрыть], коль скоро он отказывается на тебе жениться – а он откажется, потому что Дюку ни к чему в жёнах ни ведьма, ни даже дочь рыцаря. Но цена чести дочери рыцаря позволит тебе выйти замуж за одного из его вассалов безо всякого поношения.

Бывшая ведьма не поверила своим ушам. Цена чести? Выйти замуж? О чём говорит брат-заступник? Он бредит?!

– Нет, я в своём уме, – хохотнул Флегонт. – Да, всё это будет непросто, но я могу всё устроить. Видишь ли, ты мне не нужна. Что ты есть? Бедная заплутавшая душа. Я вижу, ты уже хочешь покаяться. И ты покаешься, и будешь прощена, потому что нет предела милосердию Заступника. Но тебя одной мало. Мне нужен Фирмин – всё баронство, над которым нет власти Заступника, а есть только несовершенная человеческая власть. И ты мне в этом поможешь. Молчишь? Понимаю. Ты догадываешься, чего я хочу. Свидетельства против моего отца. Какие у вас были дела? Почему он поселил тебя так близко к себе? Что за ведьма та, вторая, в чём её сила? Что она посулила ему? Искал ли он богатства? Власти? Вечной молодости? Поклонялся ли он вместе с тобой Врагу? А вместе с той? Молчишь… И – одобряешь. Не веришь к тому же. Что ж, молчи. И думай. Я бы предпочёл договориться по-хорошему. Я, знаешь ли, вовсе не жесток. Я верю в Заступника, в Его волю и в Его милосердие. Я готов простить кающуюся. Хочешь – поклянусь? Не хочешь…

Он встал, прошёлся по сараю – два шага в одну сторону, два шага в другую. Остановился, глядя сверху вниз на сжавшуюся в комочек ведьму. Магда с отчаянием поняла, что, несмотря на внешнюю небрежность движений, он насторожен и её бросок к дверям не будет для него неожиданностью.

– Мой отец, конечно, покровительствовал тебе. Он уверен – нет такой силы, от которой нельзя получить помощь, если эта помощь будет ему полезна. Я верю иначе – нет такого грешника, которому нельзя помочь – если он примет эту помощь. Решай сама, что тебе нравится. Я бы на твоём месте не колебался.

Он пристально всмотрелся в лицо бывшей ведьмы и отвернулся.

– Думай, ведьмочка, думай, – посоветовал он. – Я зайду завтра, глядишь, тебе захочется мне ответить.

Он вышел из сарая и кликнул батрака, чтобы тот обратно заколотил дверь.

* * *

Прошло довольно много времени, солнце успело склониться к закату, как снаружи позвали:

– Эй, Маглейн, живая ещё?

– Что тебе надо? – зло ответила девушка.

– На-ка, поешь, – с этими словами батрак просунул между досок ломоть хлеба, козий сыр и флягу. – Не бойся, не отравленное.

– Что, боишься, до костра не доживу? – хмыкнула бывшая ведьма, но от угощения не отказалась.

– Дура ты, Маглейн, – отозвался Виль. – Ешь лучше. Флягу потом верни.

– С чего это ты так расщедрился? – хмуро спросила Магда.

– Да я смотрю… уже вечер, а о тебе никто не вспоминает. Из этих, пришлых. А тутошние – они боятся подходить.

– О тебе первом расскажу, если пытать будут, – посулила ведьма. – Добренький.

– Дура, – повторил батрак. – О чём с тобой этот разговаривал?

– Не твоего ума дело.

– Если я спрашиваю, моего. Давай, рассказывай, Маглейн.

– А то что?

– Ничего. Рассказывай. И флягу верни, как напьёшься.

* * *

Весь день в деревне не умолкали пересуды. Обманула ли ведьма или что-то пересилило её ворожбу, да только враги взяли замок так быстро, что никто не успел и ахнуть. Одни говорили – конец всему, теперь чужие всё разграбят и уничтожат, другие – что так даже лучше: не будет отряд вооружённых бездельников стоять посредь деревни, пытаясь взять замок штурмом или измором, не будут они драться посредь полей. Так-то оно так, отвечали первые, так ведь и барону выгнать их будет непросто, а то бы постояли, да плюнули, да стороной прошли.

А уж когда запели трубы и в деревню въехал брат-заступник, в котором иные признали баронского сынка, стало совсем плохо. Он сказал – и попробуй-ка не послушать, – что отныне Фирмин переходит под руку Заступника, а власть земного сюзерена будет над ним сообразовываться с небесными законами. И по сему всем жителям даётся великая милость – донести на всё, что творится в округе нечистого, будь то деяния ребёнка, брата или сюзерена. Донесшим, кои признаются в грехах против Заступника, даруется прощение, буде они примут покаяние и искупят свои грехи пожертвованиями на благие дела. С теми же, кто не признается сам, поступят так, как полагается поступать с грешниками, еретиками и проклятыми.

Сказав так, брат-заступник вернулся в замок, а деревня загудела ещё пуще. Шутка ли – покаяться в нечистых делах! Да уж как тут покаешься, когда нет ни одного двора, где ведьма не лечила бы детей или скотину, а то и отца, саданувшего себя топором, или от иной напасти помогла. Да как тут покаешься, когда помнишь ещё восторг лунной ночи, вкус хорошего вина, да прекрасную деву, соткавшуюся из тумана по зову ведьмы?!

Ведьмы…

А ведьма-то в замке была.

Да и пропала там.

Жива ли ещё?

А если покаяться? Сколько жадные братья-заступники вытянут на пожертвования? А каково будет покаяние? Не есть мяса, не пить вина, не спать с женой? Или пешком по монастырям пройтись, босым и в рубище? А может, раздать всё добро?

А если промолчать?

Все же свои. Начнёшь говорить – про себя одного не скажешь. На кого говорить будешь? На соседа, свата, брата, друга? На кузнеца, что с огненными духами знается? А кто тогда железо ковать будет? На мельника, что с речкой договаривается и недавно девку приютил блаженную, что целыми днями только и делает, что на воду глазеет? А кто тогда зерно молоть будет? На знахаря, что живёт на отшибе, в лесу пропадает, да непонятно с кем по ночам – а то и среди бела дня! – разговаривает? А кто тогда всех лечить будет? Виноградаря, который не помощью Pаступника лозы свои оживил после морозов? А откуда вино брать людям? Да и ведьма тут не чужая уже, и старики говорили – нет ведьмы, любая напасть вдесятеро тяжелее деревне будет.

А если другие донесут? Сам не успеешь, хуже будет.

Деревня гудела от пересудов. Каждый говорил намёками да обиняками, никто не признавался сам ни в чём и даже о том, что точно все видели, не упоминали.

Вечером все набились в кабак. Кроме местных, там сидел никому до этого дня не знакомый пришлый паренёк. Сказал, сам из Анша, городка за Корбинианом, учился и вовсе далеко, за большой рекой Лейдом, это дальше ещё на запад, в разных университетах, исходил все дороги и все университеты, а теперь идёт, чтобы учиться в Раноге. У них, мол, у школяров так принято. Одет паренёк был неказисто, в обтрепавшиеся штаны и рваную рубаху, с собой имел тощий мешок да видавшую виды лютню. На него, может быть, бы и косились, да только за день парнишка успел натаскать воды и наколоть дрова для Рамоны, напоить скотину у Меты, подправить колесо на мельнице и рассказать с десяток историй про то, как себя ведут братья-заступники там, где имеют полную власть над народом. По всему выходило, что они те ещё греховодники, да только куда деваться?..

* * *

Дверь кабака отворилась, пропуская одетую в чёрное фигуру. Все разом замолчали, отпрянули, ожидая не то Врага, не то выходца с того света и не слишком успокоились, когда узнали в вошедшем баронского сынка, брата-заступника Флегонта. Один только пришлый школяр сидел себе в углу да тренькал на своей дребезжащей лютне, напевая похабную песенку про скромную девушку, её дружка и копьё. Половина слов была непонятной, ибо произносилась, как объяснил перед песней школяр, на языке молитв и истинной учёности, который в деревне знал один священник. Брат Флегонт поморщился: целиком песенка была ещё более похабной, чем для слуха простых людей. Однако наглецу не было дела до вошедшего брата-заступника, он знай пел себе, пока не дошёл до конца – отнюдь не благочестивого. И только тогда соизволил оглянуться по сторонам во внезапно притихшем кабаке.

– Мир дому сему, – возгласил брат-заступник, шагая внутрь кабака. – Мир всем добрым людям и благочестивым верующим.

По кабаку прошелестело нестройное: «Мир и тебе…». Флегонт вошёл и уселся за ближайшим столом, из-за которого немедленно выскочили сидевшие там люди. Школяр вскочил на ноги и подошёл ближе.

– Мир тебе, брат, – поприветствовал он Флегонта.

Тот смерил наглеца хмурым взглядом.

– Ты ведь брат-заступник! – не отставал школяр. – Как здорово! Я иду в Раног учиться церковному праву, а здесь говорят, что ты приехал проводить процесс против ведьмы и проклятых, верно? Вот удача! Я и не думал, что мне так повезёт! Увидеть всё самому… разобрать до тонкостей… Ты ведь не откажешь мне в обучении?

– Как тебя зовут, отрок? – вместо ответа вопросил брат-заступник.

– Эб моё имя, – широко улыбнулся школяр. – От Фельсины до Пелье и Лютарии[35]35
  Фельсина, Пелье и Лютария – города, известные своими университетами.


[Закрыть], везде меня зовут Эбом из Анша.

Он оглянулся, перехватил удивлённый взгляд знахаря, сидящего в дальнем углу за тавлеей, и почему-то ему подмигнул.

– А знаешь ли ты богословие, Эб из Анша?

– Не так чтобы очень, – признался школяр. – Затем и иду в Раног, ведь там лучший факультет богословия. Но перо держать в руках умею, труды отцов церкви не перепутаю.

– Это похвально, – кивнул брат-заступник и порылся за пазухой. – Эй, как тебя звать, добрая женщина!

Рамона подошла к ним, вытирая руки о передник.

– Возьми вот, – протянул брат-заступник кусок пергамента, на котором яркими красками был изображён рыцарь на коне, замок, герб со змеёй, а над ними – корона Дюка. – Повесь на двери. Пусть все знают, что его высочество Алард Корбиниан, потомок Старого Дюка, вернулся, чтобы снова править своей страной. Все, кто пойдут к нему под руку, будут обласканы милостями нашего повелителя. Любое преступление против людей, совершённое в прошлом, будет прощено ради честной службы, а после коронации самые верные станут рыцарями и получат землю в награду.

Он оглянулся по сторонам.

– Все слышали? Его высочество прекратит своеволие баронов. Теперь каждый может обратиться в его суд за справедливостью или прощением.

Люди запереглядывались. «Старый Дюк» – это была сказочка для детей. «Когда Старый Дюк правил» – любимое присловье. Это значило – очень давно. Это значило – тогда, когда все жили счастливо. Как в сказке. А теперь Дюк вернулся. Молодой Дюк. Будет ли он таким, как Старый? И о каких своеволиях баронов говорит брат-заступник?

– Вы позволите угостить вас, брат? – заискивающе предложил школяр. – В этой дыре неплохое вино, даже в солнечной Фельсине я такого не пробовал.

– Вино… – задумчиво протянул брат-заступник. – Да, вино… Вот тебе, школяр, и пример. В Раноге три почтенные женщины были опоены колдовским вином, привезённым из Латгавальда… из этой самой дыры, как ты её назвал.

– Заступник! – поперхнулся школяр. – Какое коварство! но… зачем?!

– Да, Эб из Анша, коварство. Проклятым не нужно иметь резонов. Враг только и ждёт случая – извратить, унизить, запачкать… его слуги – злобны и коварны, они нападают на добрых верующих безо всяких причин, лишь с одной целью – замарать невинную душу в грехе и поругании. Каждый человек, усомнившийся в милости Заступника, в доброте Создателя – это прибыль для них. Поэтому нам приходится действовать. И действовать жёстко.

– Понимаю! – ударил ладонью по столу школяр. Он, казалось, весь горел от желания поддержать учёную беседу. – И ведь это так непросто! Найти двух свидетелей, которые подтвердят, что видели отравителя и ни с кем его не перепутали! Да ещё таких, которые согласятся подтвердить свой оговор под пытками, буде указанный ими человек найдёт двух или больше свидетелей, подтверждающих его невиновность!

В кабаке стало очень тихо. Флегонт скривился. Лицо школяра выражало радость человека, сумевшего правильно ответить сложный урок.

– К этому не всегда прибегают, – кисло ответил брат-заступник. – Иногда достаточно признания отравителя.

– Понимаю! – повторил школяр. – И ведь тоже трудно! Если отравитель из проклятых, он ведь закрыт от благого влияния Заступника и ваших отеческих увещеваний, а без свидетелей к нему нельзя применить пытку! Как же вы поступаете в таких случаях?

Брат-заступник пристально вгляделся в лицо непрошеного помощника. Оно было полно искреннего желания показать себя с лучшей стороны.

– А как страшно ошибиться, – продолжал болтать нахальный юнец, словно торопясь высказать всё, что когда-либо слышал, а слышал он, похоже, много лишнего. – Ведь люди могут со злости или из глупого страха – а как можно бояться Заступника, который видит всех насквозь?! – оговорить невиновного!

– Не надо кричать, Эб из Анша, – мягко, с трудом сдерживая раздражение, попросил Флегонт. Надо же было так наткнуться! – Ты ведь знаешь, что слуги Заступника достаточно… сведущи в мирских делах, чтобы отличить правду от вымысла.

– Да, и в этом одном наша надежда! – с жаром подхватил школяр. – И, конечно, вам не осмеливаются лгать! Ведь если оговор не подтверждается, клеветника ждёт всё то же, что и жертву его коварства! Кому охота из-за сварливой соседки на костёр войти!