Текст книги "Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ)"

Автор книги: Наталья Точильникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

«Новый портал»

Адвокат Германа Иван Захарович Зиновьев и психолог Алексей вернулись почти одновременно. Первый был грузен и высок под стать своему клиенту, а второй молод и изящен, явно моды настроены на тот же режим обмена веществ, что и у меня.

И мы пошли в ту самую комнату.

Герман Маркович подошел к стулу напротив столов и приготовился, было, сесть, но Дауров остановил его.

– Нет, вам туда, – и указал взглядом на кресло под биопрограммером, – мы не будем тратить время на детектор. Нам нужны имена.

Митте послушался и опустился в кресло.

– Фиксировать? – спросил Алексей.

– Угу, – кивнул Дауров.

– Герман Маркович, руки положите, пожалуйста, на подлокотники, – попросил психолог.

Митте подчинился, и его браслеты срослись с пластиковыми лентами на подлокотниках, такими же, как в кабинете Нагорного.

Я подумал о том, что люди, будучи задержанными, вообще редко сопротивляются, в основном предпочитая играть по правилам. Понятно, что сопротивляться глупо, здесь все здание напичкано аппаратурой слежения и охраной, но не только в этом дело. Меня насильно вообще никто никуда не тягал, и в Открытом Центре был один охранник на входе, и все об этом знали. Просто легальная жизнь в обществе для нас важнее некоторых временных неудобств.

– Герман Маркович, – сказал Дауров, – чисто символически, может быть, вы сами назовете имена? Вы, к сожалению, уничтожили всю информацию на вашем устройстве связи, но на кольцах других задержанных большая часть файлов осталась, так что мы по ним работаем. Но информация неполная, так что нам, видимо, придется беспокоить людей, которые совершенно непричастны, вы можете их от этого избавить.

– Не могу, – усмехнулся Митте, – вы все равно будете работать по всем. Кому вы говорите, Дауров? Я что не знаю, как это делается?

– Хорошо, – сказал Георгий Петрович. – Вы знаете, как это делается. Значит, вы знаете, что получить от вас информацию – это вопрос времени.

– Получайте, – сказал Митте, – Помогать вам я не собираюсь.

– Ну, что ж, имеете полное право, – вздохнул Дауров. – Алексей, та же методика?

– Начнем с вопросов, если Георгий Петрович ничего не имеет против, – сказал Нагорный. – Могу я задать пару вопросов Герману Марковичу?

– Конечно, – кивнул Дауров.

– Мне включать? – спросил Алексей.

– Да, – сказал Александр Анатольевич, – пока в обычном режиме.

И на графике с детектора начал медленно убывать и выравниваться уровень СДЭФ.

– Можно? – наконец спросил Нагорный.

– Да, – кивнул Алексей.

– Кого из вашего сообщества не знает Салаватов? – начал Алексей Анатольевич.

И Митте начал называть имена. Большинство из них мне были совершенно не знакомы, человека два были и в списке Руслана Каримовича, то есть он их определенно знал. И наконец, Герман Маркович назвал имя, которое, думаю, мы все меньше всего ожидали услышать.

– Сергей Букалов, – сказал он.

– Не может быть, – прошептал я. – Он герой войны. Он служил отчиму.

– Он военный министр, – заметил Дауров. – Да, неожиданно. Надо доложить императору.

– Надо, – вздохнул Нагорный. – Вы или я?

– Честно говоря, был бы рад уступить вам эту сомнительную честь, – сказал Георгий Петрович. – Как будущему Принцу Империи.

– Лукавый царедворец, – усмехнулся Нагорный.

– Ну, будете звонить?

– Естественно, – пожал плечами Александр Анатольевич.

И связался по кольцу с Хазаровским.

– Леонид Аркадьевич, мы тут беседуем с Германом Марковичем о составе их сообщества. Он очень странное имя назвал… Сергей Букалов… Я тоже думаю, что не может быть, но имя названо под БП… Хорошо… Да, конечно.

– Он сам с ним сначала поговорит, – объяснил для нас Нагорный.

– Герман Маркович, какова была роль Букалова? – спросил Дауров.

– Он участвовал…

– В чем?

– Во встрече.

– Понятно. Еще?

– Он участвовал…

– Голосовал?

– Нет.

– Вносил предложения?

– Нет.

– Обещал поддержку армии?

– Нет.

– А что он делал?

– Он был на встрече.

– На какой?

– В мае.

– Он знал о покушении на Генпрокурора? – спросил Дауров.

– Да.

– О планах убийства императора?

– Да.

– Принимал участие в подготовке?

– Нет.

– Ну, более или менее понятно, – сказал Георгий Петрович, – недонесение о готовящемся теракте точно есть.

– Я сейчас еще с Хазаровским свяжусь, – сказал Нагорный. – Леонид Аркадьевич?.. Да… Он участвовал в одной встрече в мае, но все знал… Да, сейчас скину.

– Допрос запросил? – поинтересовался Дауров.

– Да, – кивнул Нагорный. – Я уже скинул.

Больше ничего нового Митте так и не сказал.

– Алексей, переключай режим, – приказал Дауров, – может, еще что-нибудь узнаем.

Тут мне упало на кольцо сообщение. К шести вечера меня приглашали на «Новый портал» отвечать на вопросы.

– Саша, меня на «Новый портал» приглашают, – тихо сказал я. – Смогу я к шести?

– Прогрессивная общественность вызывает на ковер, – улыбнулся он. – Меня тоже. Вдвоем поедем.

– Втроем, – заметил Дауров. – мне тоже пришло. Но у нас еще часа полтора.

Еще около часа Митте почти непрерывно говорил, не контролируя себя ни в малейшей степени, совершенно самоубийственные вещи. О планах убийств: Нагорного, императора, Даурова, еще нескольких высших чиновников. О своем отношении к первому, второму и третьему, в основном, выраженном солдатской бранью. О том, как будет править, когда придет к власти. И я совершенно четко понял, что я бы этого не хотел, даже почти перестал его жалеть. Это был разворот на сто восемьдесят градусов и путь назад. Полная централизация власти вплоть для введения единого законодательства для всех трех планет. И жесткий консерватизм: вплоть до замены Психологических Центров тюрьмами и восстановления смертной казни. То есть вообще ни в какие ворота! Он бы еще к восстановлению порки призвал!

Дауров с Нагорным почти не вмешивались, только изредка задавая наводящие вопросы, чтобы направить «поток сознания» в интересующее нас русло.

– Ты очень-то не ужасайся, – тихо сказал мне Александр Анатольевич, – здесь половина фантазий. В этом состоянии человек не может отличить то, что он действительно совершил, от того, что хотел совершить. Георгий Петрович еще будет фильтровать.

– Как? – спросил я.

– Ответы изучаются, и на их основе проводят допрос под детектором. На что человек эмоционально реагирует, на что – не очень, и какие зоны мозга при этом становятся активными. В режиме детектора воспоминание от выдумки отличить несложно. Разные зоны головного мозга задействованы. А потом в обычном режиме БП допросят еще раз. Чтобы уж сомнений не было.

– Ермилов будет фильтровать, – заметил Дауров, – это техническая работа. Кстати, мы сейчас заканчиваем. Германа Марковича хотел видеть Хазаровский. Тоже к шести. А нам надо еще покормить нашего подопечного, а то и от императора влетит, не только от адвоката.

Я уже ждал, что меня традиционно пошлют за водой, и радовался тому, что здесь канистра стояла в полуметре от биопрограммера, но Алексей поднялся сам и набрал воды.

Митте начал приходить в себя.

– Все, Герман Маркович, – сказал он, – можете сесть, руки у вас свободны.

Митте действительно легко отсоединил браслеты от подлокотников и сел под БП.

Алексей подал ему воду.

Герман Маркович пил жадно, большими глотками, и опустошил стакан буквально за пять секунд.

– На три года психокоррекции наговорили, – заметил Дауров, – и еще реабилитация на Сосновом года три.

Митте, молча, поморщился.

– Герман Маркович, – продолжил начальник СБК, – по-хорошему вам сейчас надо согласие подписывать.

– Нет, – сказал Митте.

– Ну, как хотите. Заставлять не имеем права. Тогда вам предстоит еще несколько бесед с Вадимом Артемовичем Ермиловым. Думаю, это займет около недели. А потом на психологическую экспертизу, изучать дело и в суд.

– Угу, – кивнул Митте. – Понятно.

– А сегодня вам предстоит, куда более интересная беседа. Вас хотел видеть государь.

– Хазаровский-то? Не вижу темы для разговора.

– Ну, это не вы решаете. Так что сейчас вас покормят, и к императору.

В студии нас посадили за стол на фоне огромного плаката с надписью: «Новый портал». Я оказался справа от Нагорного, а Дауров – слева. Вопросы задавала, само собой вездесущая Ромеева.

– Александр Анатольевич, как вы решились к нам прийти? – начала она.

– Раньше вы называли меня «Саша», – улыбнулся Нагорный.

– Ну, вы же без пяти минут второй человек в государстве!

– Не первый же. И неизвестно, насколько растянутся эти пять минут. «Саша» – это совершенно нормально.

– Ладно, – сказал Ромеева, – Саша, как вы решились к нам прийти?

– Юлия Львовна, ну я же приходил к вам, когда был в оппозиции. Разве что-то принципиально изменилось? Мои убеждения, мои принципы, мои цели – все осталось прежним.

– В оппозиции к нам все приходят. Даже Страдин бывал. Правильные слова говорил, между прочим. Заслушаешься!

– Я попытаюсь вас не разочаровать.

– Уже разочаровали. Саша, сколько человек арестовано?

– Ни одного, – сказал Нагорный.

– Как так?

– Юлия Львовна, когда вы начнете разбираться в юридических вопросах? Арестов еще не было. Были задержания. При моем участии были задержаны семнадцать человек. Потом я передал дело Георгию Петровичу.

– А Салаватов? – поинтересовалась Ромеева. – Он тоже не арестован?

– С Русланом Каримовичем совершенно отдельная история. Сидящий рядом со мной Артур, честно изучил дело, которое вел Салаватов, и у него возникли подозрения, что дело сфабриковано, которые потом оправдались. Так что Руслан Каримович обвинялся первоначально в подделке документов и фальсификации доказательств. Нам, к счастью, удалось его очень эффективно разговорить, и дело оказалось гораздо серьезнее. Сейчас он находится в Психологическом Центре на экспертизе, и обещал мне подписать согласие на психокоррекцию. Так что, если он не передумает, ему сразу назначат курс психокоррекции, и неприятной стадии ареста он избежит вовсе.

– Сколько ему грозит?

– За точными цифрами – это к Ройтману. По моим оценкам, года полтора-два. Возможно, плюс еще реабилитация в каком-нибудь серьезном месте вроде острова Сосновый.

– Он причастен к убийствам?

– Да.

– Какой у него блок?

– Реально «Е5». Но так как он нам очень помог, и без его показаний императора уже бы не было в живых, я очень просил за него Ройтмана. Так что, видимо, «Е3», если только Евгений Львович не найдет у него какого-нибудь уж совсем запредельного морального разложения. Но, не думаю.

– Мне сообщают, что в городе снова аресты, – проговорила Ромеева, – что вы можете сказать по этому поводу?

– Вопрос скорее к Георгию Петровичу, дело у него, в СБК, но я могу предположить, – сказал Нагорный. – Дело в том, что идут допросы, и задержанные называют новые имена.

– Георгий Петрович, это так? – спросила Ромеева.

– Да, – кивнул Дауров.

– Вы ведь у нас тоже не впервые, – заметила Юлия Львовна.

– Бывал, в оппозиции, – улыбнулся Георгий Петрович.

– Это беспрецедентное дело?

– Да, пожалуй.

– Будут еще аресты?

– Аресты будут, безусловно.

– А задержания?

– Будут имена – будут задержания, – отчеканил Дауров.

– Мне передают, что в городе задерживают восемнадцатилетних мальчиков, – сказала Ромеева. – Родители пишут, что они не могут быть ни к чему причастны.

Нагорный расположил руки перед собой так, словно держал воображаемый мяч или еще что-нибудь круглое или цилиндрическое, и слегка рубанул ими воздух (воображаемый мяч летит на пол, отскакивает и к Ромеевой).

– Так, – сказал он, – во-первых, восемнадцатилетние мальчики бывают очень даже причастны. Вот рядом со мной сидит восемнадцатилетний мальчик, который причастен к этому делу, правда, с другой стороны. И если бы не он, Хазаровского бы уже похоронили. Во-вторых, Ройтман предостерегал меня от того, чтобы мы отправляли к нему за кухонные разговоры. Даже если тема кухонного разговора убийство императора, пока участники не начали оружие закупать – это не криминал. И никто естественно за это в ПЦ не отправит. Ну, в клуб походили. Так что, если родители уверены, что кроме клубных бесед их дети ни в чем не участвовали, им не о чем беспокоиться. Отпустим. Ситуация хуже, если участники знали о готовящихся убийствах. Есть такая статья «Недонесение о готовящемся террористическом акте». Это не к Ройтману, конечно. Но это к Старицыну. На месяц где-то. Неприятно, но не смертельно. Тоже, в общем, не повод для истерики.

– Саша, вы действительно считаете, что за «недонесение» надо отправлять на психокоррекцию?

– Да, считаю. И это очень просто. Ситуация понятна, конечно. Если он донесет о теракте, он предаст своих товарищей. А если не донесет, на его совести будут жизни людей. Если бы мы головы рубили, эта моральная дилемма была бы неразрешима. Но мы отправляем на психокоррекцию. Посмотрите, человек, который выбирает не доносить, на самом деле считает, может быть, на подсознательном уровне, что несколько неприятных месяцев для его друзей, это хуже, чем смерть не столь ближних. Неправильно ведь, согласитесь.

– То есть надо пройти курс психокоррекции?

– Просто необходимо.

– Артур, а теперь к вам вопрос, – обратилась ко мне Ромеева. – Это ведь с вас все началось?

– Расследование, – кивнул я. – Пожалуй, да.

– Как это было? Расскажите?

– Саша, – спросил я. – Могу я рассказать? Я тайну следствия не разглашу?

– О Салаватове? Уже не разгласишь. Можешь.

– Думаю, он счел, что я к нему стажировку пришел пересидеть, а не работать, – начал я. – А потому спокойно дал мне читать дело Федора Привозина. А я прочитал. И там такие белые нитки торчали во все стороны, что дальше некуда. Я был в шоке и поделился с Сашей впечатлениями. И мы начали все перепроверять.

– Хотелось вывести начальника на чистую воду? – спросила Юлия Львовна.

– Вообще не так, – сказал я, – хотелось освободить невиновного человека. И я очень рад, что получилось. Правда, ему назначили небольшой курс психокоррекции в ОЦ, но все-таки по сравнению с тем, что ему грозило, это сущая ерунда. Перевели с «А4» на «Е0», причем на амбулаторку.

– А к Салаватову вы что испытывали?

– Жалость.

– И все?

– Вы знаете, оказывается, я вообще не могу видеть руки в наручниках. Меня коробит.

– Не хотите сменить место работы?

– Нет.

– Как так?

– Очень просто. Мы же одного человека освободили и троих спасли. Когда мы смогли вовремя предупредить Леонида Аркадьевича и моего отца и узнали, что они живы, это был просто полет – мне никогда не было так классно. Когда мы вытащили Митте… да, против его воли и довольно жестко, я может быть вначале не был также рад, но потом мне позвонил из больницы его сын Глеб, с которым мы знакомы по университету… я думал, он меня обругает. А он сказал: «Спасибо». Ради таких моментов и стоит работать. А без наручников в большинстве случаев можно обойтись.

– То есть вы вообще не испытываете радости от наказания виновных?

– Да, я знаю, что в норме должен испытывать. В курсе психологии было много на эту тему. Я ее сдавал. Знаю, что это эволюционный механизм, выработанный за миллионы лет. Знаю, что наказание виновных повышает уровень доверия в обществе, и это хорошо и правильно. Знаю, что существуют даже альтруистические наказания, когда человек наказывает виновного в ущерб себе, но потом в результате выигрывает из-за улучшения общественной атмосферы. И на сознательном уровне я конечно рад, что люди, организовавшие покушение на Сашу, из-за которого и я попал в больницу и чуть не убившие моего отца, и Леонида Аркадьевича, отправятся в ПЦ. Я очень рад, что мы уничтожили их сообщество, и, надеюсь, еще долго никто не будет стрелять на улицах из лазерных деструкторов и взрывать гравипланы. Это, в общем. А по отдельности, каждому из них я очень сочувствую. Наверное, мы далеко ушли от обезьяны.

– Письма поддержки не собираетесь писать в ПЦ? – поинтересовалась Ромеева.

– Это хорошая мысль, – улыбнулся я, – подумаю.

– Саша, а вы? – обратилась она к Нагорному. – Тоже не можете видеть руки в наручниках?

– Могу, – сказал он, – иногда даже с удовольствием. Я вообще неандерталец.

– Ужас! – вздохнула Юлия Львовна. – Мы уж надеялись. Все-таки император, который не может видеть руки в наручниках – большое приобретение для «Нового портала».

– Неужели для «Нового портала» император может быть приобретением? – удивился Александр Анатольевич.

– Республика конечно лучше, – серьезно сказала Ромеева, – но это не значит, что мы не видим разницы между Страдиным и Хазаровским. Ладно… а вы не считаете, что ваша кадровая комиссия совершила ошибку, приняв на работу человека, который тут же затеял внутреннее расследование да еще не может видеть руки в наручниках?

– Моей кадровой комиссии надо поставить памятник при жизни. Коллективный. Можно, сколько угодно говорить о том, чей Артур пасынок и чей воспитанник, но достаточно вспомнить, чей он сын, чтобы забыть о первых двух фактах. Так что кадровой комиссии было реально трудно. Всегда трудно брать на работу человека после курса психокоррекции. Особенно в такое специфическое место, как прокуратура. Всегда кажется, что проблемы могут повториться, хотя это в большинстве случаев не так. Здесь конечно был очень незначительный проступок, но ведь после него Артура не отправили из Открытого Центра домой с отрицательным ПЗ, не попросили прийти к психологу два-три раза на амбулаторном режиме. Нет, его оставили в Центре и провели полноценный курс психокоррекции, хотя и короткий. А значит, проблемы были. И я очень рад, что моя кадровая комиссия решилась его принять. Мы приобрели очень доброго, умного, ответственного, абсолютно честного человека с огромным самообладанием, который, по-моему, вообще ничего не боится. А что здесь изначальный Артур Вальдо, и что результат психокоррекции, я даже думать не хочу. За две недели Старицын не смог бы выстроить такое великолепное здание. А значит, оно уже было. Ну, что мы теперь будем сто лет вспоминать о том, что в нем случился небольшой ремонт? Ну, случился и случился. То, что получилось в результате просто здорово.

– Ой! У нас Артур весь красный сидит, – улыбнулась Ромеева.

Щеки у меня действительно горели.

– А с неприятием наручников мы справимся, – продолжил Нагорный. – Мы будем Артура предупреждать: «Артур, вот этому несчастному с большими психологическими проблемами, в которых он, разумеется не виноват, и вообще понятие вины – позапрошлый век, как справедливо считает Евгений Львович… вот этого несчастного нам надо немного подлечить, а сейчас он настолько неадекватен, что даже не понимает необходимость психокоррекции, так что мы вынуждены – Артур, ты закрой глаза – надеть на него наручники». А если серьезно, знаете, такие даже судьи бывают. На самом деле судья, который не может видеть руки в наручниках – это очень ценный судья. Он исправит дело, даже если напортачили все: и следствие, и прокуратура, и психологи. За ним – последнее слово.

– Мне сообщают, что в городе арестовано еще в общей сложности двенадцать человек, – сказала Ромеева. – Вы уверены, что они все виновны?

– Нет, – сказал Дауров.

– Нет, конечно, – согласился Нагорный. – Не уверены. Будем проверять. Но я гарантирую и Георгий Петрович, не сомневаюсь, тоже, что все будет по закону и по справедливости.

– А если не будет по справедливости? – спросила Ромеева.

– А если не будет по справедливости, нас надо гнать взашей, – сказал Александр Анатольевич. – Правоохранители – это иммунитет общества, и если иммунные клетки начинают пожирать здоровые – это серьезная болезнь. Сразу не умрешь, как от инфаркта, но инвалидом стать можно. Поэтому моды в первую очередь жрут такие взбесившиеся макрофаги. И правильно делают. Надеюсь, мы такими не станем. У меня тормоза работают, несмотря на то, что мне иногда приятно видеть наручники на запястьях некоторых не лучших представителей человечества. Но не на запястьях восемнадцатилетних мальчиков, которые из любопытства и для щекотания нервов походили в интересный клуб с беседами об убийствах и покушениях. Так что отсрочку на сдачу экзаменов дадим, и из института-университета никто не выгонит, даже если нужен Открытый Центр. Выгоняли уже: Анри Вальдо со второго курса университета Версай-нуво. Все! Научены горьким опытом, больше не повторим. Но если психолог скажет, что нужен курс психокоррекции – значит надо пройти курс психокоррекции, и никаких разговоров.

– У меня предложение, – включился в разговор Дауров, – во избежание родительских истерик, и чтобы поменьше людей задерживать. Мы рано или поздно будем знать всех, полный список имен – это вопрос времени. Поэтому обещаю, что никого из тех, кто придет сам, задерживать и, тем более арестовывать, не будем. Контрольный браслет – все! Если ничего не было, кроме светских бесед на смелые темы – и контрольный браслет ненадолго. Так что ждем. Будем рады.