Текст книги "Секс и эротика в русской традиционной культуре"

Автор книги: Наталья Пушкарева

Соавторы: Елена Левкиевская,Владимир Петрухин,Игорь Кон,Иван Морозов,Т. Листова,К. Логинов,Петр Богатырев,A. Плотникова,Ольга Белова,C. Толстая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

Разумеется, в ранние эпохи отношение к добрачным сексуальным связям девушек было в народе не менее, а куда более терпимым. Это следует принять во внимание при определении уровня брачности в допетровской России. По отношению к X–XVII вв. он, несомненно, должен был превышать реальное количество церковных браков – тем более что они стали регулярно фиксироваться в церковных метрических книгах лишь после указа 1667 г., причем не сразу и поначалу со стороны священнослужителей очень неаккуратно и неохотно. [69]69
  Дополнения к Актам историческим, собранным и изданным Археографической комиссией. T. V. СПб., 1875. № 102.


[Закрыть]Хотя добрачные (точнее: «довенчальные») связи и возникавшие на их основе половые союзы были недолговечны и непрочны, тем не менее они являлись немаловажным фактором, определявшим избыточныевоспроизводственные возможности того времени.

Еще одним аргументом в пользу высокого уровня брачности в допетровской России является возраст начала половой жизни и, следовательно, детородного периода у женщин. Было бы ошибочным определять его лишь по возрасту невесты на момент венчания. Правовая норма православного канонического права, определявшая предельно минимальный возраст первого брака для женщин, менялась несколько раз, но в XV–XVII вв. совершеннолетием «женщины» считались 12 лет. [70]70
  Послание митрополита Фотия XV в. // РИБ. С. 275, 284, 918–919.


[Закрыть]Разумеется, это не означало, что все или даже большинство невест в Древней Руси и Московии вступали в брак в столь раннем возрасте. Низкий брачный возраст наблюдался прежде всего в среде князей и бояр, где – преследуя политические цели – могли выдать замуж совсем маленькую девочку («младу сущу, осьми лет»), «оженить» подростка (будущий царь всея Руси Иван III был «опутан красною девицею» пяти лет от роду). Дети в этом случае отдавались на руки «кормильцам» – воспитателям в новых семьях и до достижения половой зрелости супружеской жизнью не жили. [71]71
  ПСРЛ. T. II. СПб., 1908. Под 1187 г. С. 136; Инока Фомы слово похвальное. Публ. и подгот. текста Η. П. Лихачева. СПб., 1908. С. 37–38, 46, 51; Стоглав. 1551 г. // РЗ. Т. 2. С. 344–349. «Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной» – так записал об одной невесте, дочери старицкого князя Владимира Андреевича Марии, девочкой выданной замуж за 23-летнего герцога Магнуса Г. фон Штадена в середине XVI в. См.: Штаден Генрих.О Москве Ивана Грозного. Записки немца опричника. М., 1925. С. 164; низкий брачный возраст для женщин сохранялся в российском законодательстве и в XVIII–XIX вв., в отличие от европейской брачной модели. См.: Hajnal J.European Marriage Patterns in Perspective // Population in History. Ed. by D. V. Class, D. E. S. Eversley. London, 1965. P. 101–143.


[Закрыть]

У «простецов» возраст вступления в первый брак был, надо полагать, несколько выше, чем у представителей привилегированных сословий. Нелегкие обязанности хозяйки дома в крестьянской семье, вынужденной на равных помогать супругу в работе в поле и на огороде, ходить за скотом, могли выполнять лишь физически крепкие девушки, вполне готовые стать женщинами. Поэтому в крестьянских семьях долгое время существовал обычай отдавать девиц замуж отнюдь не в отрочестве. Однако стремление родителей следовать православной заповеди сохранения невинности до брака постепенно сделало ранние браки женщин в среде «простецов» обычным явлением. Во всяком случае, в XIX в. 12–13-летние невесты-крестьянки не были редкостью («а было мне тринадцать лет», – признавалась пушкинской Татьяне ее няня, крепостная, выданная замуж по воле родителей и «не слыхавшая», по ее словам, «в те годы про любовь»). Физически такие невесты, разумеется, были незрелы. [72]72
  Земские врачи конца XIX в. отмечали, что у 10–17 % крестьянских девушек, вступивших в брак, не было даже менструаций. См.: Славянский К. Ф.К учению о физиологических проявлениях половой жизни женщины-крестьянки // Здоровье. СПб., 1874/1875. № 10. С. 214. См. также: Миронов Б. Н.Традиционное демографическое поведение крестьян в XIX– начале XX в. // Брачность, рождаемость, смертность в России и СССР. М., 1977. С. 83–105.


[Закрыть]

Знаток древнерусского быта Б. А. Романов справедливо видел в ранних браках «противоблудное средство». [73]73
  Романов Б. А.Люди и нравы Древней Руси. М.; Л., 1966. С. 189.


[Закрыть]Действительно, православные нормы были выработаны в ответ на реально сложившуюся ситуацию – распространенность сравнительно ранних половых связей, которые требовалось «оформить». Возможность «растления девства» «по небрежению», «оже лазят дети [друг на друга или «в собя»] несмысляче», была и в Древней Руси, и позже достаточно распространенной. Во всяком случае, вопрос о том, как наказывать родителей за подобные проступки детей, был поставлен в одном из самых ранних покаянных сборников. [74]74
  «Мужьску полу нету беды до 10 лет. – А девице? – О том и не спрашивай, легко ее испортить». – См.: РИБ. С. 35. Ст. 49.


[Закрыть]В XV–XVI вв. церковный закон всю вину за добрачный секс возлагал на растлителя: «Аще кто прежде брака [в] тайне или нужою растлит жену и потом законным браком съчетается с ею – блудника познает запрещения: 4 лета едино убо у дверей церковных да плачется». [75]75
  Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 158 л.


[Закрыть]

Вопрос о неискоренимости блуда, а так духовные отцы готовы были именовать чуть ли не все виды сексуальных прегрешений в древней и средневековой России, сильно занимал идеологов христианской нравственности. «Едино есть бедно избыти в человецех – хотения женьска», – сетовал в связи с рассуждениями о блуде компилятор дидактического сборника «Пчела». [76]76
  Пчела XIV–XV вв. // РГАДА. Ф. 180. № 658/1170. Л. 212 об.


[Закрыть]Отчаявшись победить это «хотение», проводники и проповедники идеи целомудрия направляли все усилия на то, чтобы ограничить, а по возможности воспретить распространение «бацилл аморальности» прежде всего среди холостого населения, причем не только юного, но и вполне зрелого, включая вдов и вдовцов. В связи с этой задачей в лексике составителей дидактических сборников примерно с XII в. появляется различие между блудом(добрачным сексом, связью холостых, различными девиантами в общепринятой сексуальной ориентации) и прелюбодеянием(супружескими изменами, нарушением обета верности мужа и жены друг другу (так называемой седьмой заповеди), адюльтером прошедших через церковное венчание супругов). [77]77
  «Аще убо муж отступив от жены к друзей придет, и ть прелюбедеец, и живущая с ним прелюбодеица» // РИБ. С. 36. Ст. 49.


[Закрыть]

Иногда слова блуди прелюбодеяниеиспользовались как синонимы, но полностью ими не стали. [78]78
  Ожегов С. И.Словарь русского языка. М., 1973. С. 535.


[Закрыть]В современной инвективной лексике блядствокак термин одинаково заменяет слова блуди прелюбодеяние.В Древней же Руси термин бляднябыл синонимичен прелюбодеянию, родственный ему лексический термин блядствоозначал блуд, «половую невоздержанность» (И. И. Срезневский), [79]79
  Срезневский И. И.Указ. соч. С. 122–123.


[Закрыть]а слово блядениеиспользовалось главным образом как синоним пустословия, болтовни (ср.: нем. разг. «Bla-bla-bla» – болтовня), суесловия, вздорных речей. Ругательного оттенка все перечисленные слова в домосковское время не имели. Не имел его и термин блядь– синоним существительных «обманщик», «суеслов», «лжеучение», «вздор», «пустяки», «безумие», «ересь», «ложь». [80]80
  Преображенский А. В.Вопрос о единогласном пении в XVII в. СПб., 1904. С. 63; Аввакум.Книга толкований и нравоучений // Памятники истории старообрядчества XVII в. Кн. 1(1). Л., 1927. Стб. 425.


[Закрыть]Пример тому – помимо уже известных [81]81
  Успенский Б. А.Мифологический аспект. С. 33–69.


[Закрыть]– имеется и в новгородской грамоте на бересте № 531. Она описывает семейный конфликт, вызванный ростовщическими действиями некой Анны с дочерью, ринувшихся в опасные финансовые операции без ведома хозяина дома, своеземца Федора. Когда тайное стало явным, Федор в сердцах назвал «жену свою коровою, а дочь блядью»– то есть обманщицей, скрывшей, как выясняется далее по тексту документа, прибыль от своих ростовщических афер. [82]82
  Янин В. Л.Новгородские грамоты на бересте. Из раскопок 1962–1976. М., 1978. С. 132–134.


[Закрыть]

Перечисленные выше существительные и однокоренные с ними глаголы приобрели на Руси инвективный оттенок не ранее Московского времени. Однако уже в XVII столетии современники отмечали, что «грубые, неуважительные слова», «грязная брань» являются характерной чертой повседневного общения россиян, [83]83
  Герберштейн С.Записки о Московии. М., 1988. С. 103.


[Закрыть]который Адам Олеарий имел все основания назвать «бранчливым народом», переведя на свой язык наиболее употребляемые из ругательств и довольно точно транслитерировав их. Если верить Олеарию, к XVII в. слово блядьи однокоренные с ним глаголы и прилагательные употреблялись уже только как ругательства и иной смысл утеряли. [84]84
  «Блядин сын, сукин сын, блядь твою матерь и другие гнусные слова были лучшими титулами, которыми они неистово приветствовали друг друга… На улице постоянно приходится видеть подобного рода ссоры и бабьи передряги, хотя до побоев дело доходит довольно редко…» (Олеарий А.Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906. С. 186).


[Закрыть]

Перечисленные Герберштейном и Олеарием инвективные выражения ярко характеризуют русскую культуру описываемого ими времени как культуру с высоким статусом родственных отношений по материнской линии, ибо только в таких культурах большую роль играют оскорбления матери. Упоминание женских гениталий и отправление ругаемого в зону рождающих, производительных органов, символика жеста «кукиш», изображающего детородный орган, намек на то, что «собака спала с твоей матерью» (Герберштейн верно отметил аналогичную брань у венгров и поляков), ругательства со значением «я обладал твоей матерью» (и о распутстве самой матери) – все это характеризует особую силу табуированности именно разговоров о матери [85]85
  Isacenko A. V.Un juron russe du XVI ^esiecle // Lingua viget. Commentationes slavicae in honorem V. Kiparski. Helsinki, 1964. P. 68–70; Бахтин M. M.Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. В католических странах большинство ругательств имеет коитальный оттенок, но они не обращены к матери; в ряде культур принято обвинять ругаемого в нечистоплотности – и это звучит сильнее обвинений в инцесте или скотоложестве и т. д. – все зависит от области табуирования. См. подробнее: Кон И. С.Введение в сексологию. М., 1988. С. 101–103.


[Закрыть]и попутно характеризуют значимость «матриархального символизма». [86]86
  Существует гипотеза и о том, что матерная брань в русском языке – пережиток магической формулы обращения к богине-матери с просьбой оплодотворить землю. См.: Hubbs J. Mother Russia. The Feminine Myth in Russian Culture. Bloomington; Indianopolis. 1988. P. 144.


[Закрыть]

Сопоставление древнерусской литературной и инвективной лексик, относящихся к сексу и сексуальному поведению, позволяет заметить, что в ранние эпохи в языке существовали слова, обозначавшие детородные органы и сексуальные действия, не являвшиеся эвфемизмами и не имевшие в то же время ругательного смысла. В современном нашем языке эти дефиниции тоже употребляются, хотя и не часто. Между тем в покаянной и епитимийной литературе XII–XVII вв. можно обнаружить около десятка наименований половых органов, в частности – женский (мужской) уд(или юд,то есть часть тела, орган), естество, лоно, срамной уд, срам, тайный уд(или удица); все они не считались «скверностями», и употребление их, вполне вероятно, удовлетворяло и составителей текстов, и тех, для кого они писались. В затруднительных ситуациях православные компиляторы использовали греческие термины: вместо русского термина рукоблудие(онанизм) использовалось греческое слово малакия,в запрещениях анального секса вместо непотребно естьствои проходупотреблялся греческий термин афедрон). [87]87
  Требник 1540 г. // HM. VBI. № 15. Λ. 131 л., 430 п.; Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 375 л.; Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 262 л., 273 п. и др.


[Закрыть]Примерно к XVII столетию греческие аналоги все еще использовались в церковных текстах и литературном русском языке, [88]88
  Большой требник 1540 г. киевского митрополита //НМ. VВІ. № 15. Л. 427 л.


[Закрыть]но в его профанном варианте прочно закрепилось употребление в связи с сексуальным поведением одной лишь инвективной лексики – блудословья(«нечистословья»). [89]89
  Подробнее об инвективной лексике и ее корнях см.: Успенский Б. А.Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Studia Slavica. T. 33. 1987. S. 37–76.


[Закрыть]

Общим правилом в систематизации церковных наказаний за употребление бранных слов по отношению к женщинам – как и в случае с самими прегрешениями и преступлениями такого рода – был учет социального и семейного положения пострадавшей. Оскорбление словом как вид преступлений типа dehonestatio mulieris (казус ложного обвинения в блудодействе) упомянуто уже в Уставе кн. Ярослава Владимировича (XII в.) и абсолютно идентично штрафу за изнасилование: клеветнически обругать женщину распутницей было все равно, что совершить подобное обесчещение! [90]90
  ПРП. Вып. 1. C. 269; Щапов Я. Н.Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. М., 1976. С. 207; РЗ. Т. 1. С. 126–127.


[Закрыть]

Церковные законы позднейшего времени позволяют сделать еще одно важное наблюдение: наказание за блуд сневинной девушкой было более строгим, чем за прелюбы с«мужатицей». Поскольку в церковной иерархии ценностей девушка стояла выше тех, кто был в браке или вне его «растлил девство», постольку одной из основополагающих идей в этической системе православия была именно идея сохранения «пречюдной непорочной чистоты», вечной невинности как идеала, доступного избранным («много убо наипаче почтенно есть девство, убо неоженившаяся вышши есть оженившейся», «аще хощет без брака пребывати, не ити замужь – добре есть се»). [91]91
  РИБ. С. 70; МДРПД. Ст. 4. С. 45; HM. SMS. № 378. Л. 161 п.


[Закрыть]Исходя из этого нравственного постулата, проповедники причисляли обесчещение девушки, насилие над нею к числу тяжелейших грехов.

Однако исповедные вопросы, «список» которых компилировался исходившими из повседневной практики православными духовными лицами, косвенно свидетельствуют о том, что преступления против чести девушек были весьма распространенным явлением. И совершали подобные проступки не только те, кого исповедальники именовали «прост человек», но и сами лица духовного звания, долженствовавшие в идеале быть образцом для мирян! «Осилие» девушки, совершенное «простецом», каралось, разумеется, не столь строго, сколь преступление, совершенное «мнихом», попом, а тем более епископом (видимо, все же казусы были, если правовые памятники не исключали этого исповедного вопроса). От 4 до 6 лет епитимьи (поста «о хлебе и воде») для простецов, которых авторы требников еще надеялись «оженить» на обесчещенных девушках и тем или иным путем вернуть в лоно церкви, противостояли многолетней (от 12 до 20 лет) епитимье для черноризцев и священников. Епископа за подобные развратные действия предписывалось немедленно лишить сана. [92]92
  Требник 1540 г. // НМ. VВІ. № 15. Л. 432 л.; Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 160 п.; Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 168 п.


[Закрыть]

Еще более строгие моральные взыскания ожидали тех, кто «творил блуд» с обитательницами монастырей. Ранние церковные памятники оставили свидетельства того, что мирские и более того – вакхические соблазны вторгались порою в эти цитадели христианского благочестия: «иже в монастерях часто пиры творят, созывают мужа вкупе и жены…», «иже пьють черницы с черньцы…». [93]93
  Правила митрополита Иоанна // РИБ. Ст. 29. С. 16–17.


[Закрыть]Следствия подобных пиров не заставляли себя долго ждать: «невоздержанье, нечистота, блуд, хуленье, нечистословье…», а в результате – наказания и тем, кто «девьствовати обещавши, сласти блудни приял», и тем, кто на этот грех их сподвигнул. Особенно греховными в этом случае казались проповедникам «съвокупления» тех, кто должен был являть «добронравие святительского подобия» – то есть черноризцев с монашенками: их «блуд» приравнивался к «кровоместьству» (инцесту духовных родственников). [94]94
  Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 161 л.; Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 171. Л. 260 п.; 256 п.; 256 л.; 265 л.; 375 л. Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 154 п.


[Закрыть]Глубоко безнравственным не без основания считалось осквернение девушки-«черноризицы»: церковные законы предписывали не пускать такого развратника в храм, ибо он – «сущщи убийца есть». [95]95
  Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 175 п.


[Закрыть]

Усилия древнерусских и средневековых проповедников по утверждению христианских моральных норм в отношении блудахолостых были значительны, но результаты этой деятельности малоудовлетворительны. Поэтому из столетия в столетие в исповедальной и дидактической литературе неизменно присутствовала тема добрачных связей и блудане вступивших в брак, а потому не подвластных «вождям слепых, наставникам блудящих». Эти «вожди» и «наставники» неоднократно жаловались на страницах своих посланий в «высшие инстанции» (епископу, митрополиту), что молодежь охотно «клянется» на исповедях «блюстися блуда». А на деле – одни «сблюдут како любо», другие – «мало», а третьи вовсе тут же «падают». Чтобы избежать кошмарного промискуитета, некоторые священники «на местах» на свой страх и риск (как епископ Нифонт в XII в.) рекомендовали тем, кто не был еще связан узами брака и безвольно отдался своим «чювствам», по крайней мере, удержаться от частой смены партнеров («аже ся не можещь удержати – буди с единою»). [96]96
  РИБ. С. 31, 41, 58–59; Палея толковая 1406 г. // Там же. С. 92–93.


[Закрыть]В то же время священникам было сверхнеобходимо не упускать подобную молодежь и холостых из поля своего зрения, заставляя их признавать недостойность своего поведения, «каятися» и с раскаянием «преставать от блуда». Победа над «блудливостью» холостого приравнивалась к угашению в нем «пламеня огненнаго». [97]97
  Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 171. Л. 388 п.


[Закрыть]

В отличие от современных блюстителей нравственности, православные проповедники, говоря о растлении невинных, практически не интересовались возможностью и последствиями совращения юноши опытной женщиной. «Испортить», по их терминологии, могли только невинную девушку. В единственном найденном нами исповедном вопросе о беззаконной связи «жены» с отроком (а под термин отрокипопадали молодые люди добрачного возраста, примерно 10–14 лет) упомянуто даже меньшее наказание обоим участникам проступка, чем за обычный блуд– всего 60 дней «сухояста» (поста на хлебе и воде). [98]98
  «Могут деву борзе вередити». – См.: РИБ. T. VI. Ст. 49. С. 35; Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 171. Л. 265 п.


[Закрыть]

Зато особый круг вопросов о блудесоздавали ситуации незаконной связи представителя привилегированного сословия с «рабою» (так именовались в покаянной литературе все девушки и женщины из среды социально зависимого населения). Проще всего для древнерусских компиляторов дидактических сборников было бы следовать в этом деле пожеланиям византийского брачного права, предписывавшего «осподину» освобождать ту «рабу», которую он обесчестил. [99]99
  Книги законные, ими же годится всякое дело исправляти. Публ. А. С. Павлова // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 38. № 3. СПб., 1858. Ст. 46. С. 73. Ср: Павлов А. С.50-я глава Кормчей книги как исторический и практический источник русского брачного права. М., 1887. Приложение. Тексты. Ст. 10. С. 233.


[Закрыть]Однако такое требование могло коснуться лишь изнасилования своей рабыни:казусы «пошибанья» и «осилья» рабынь чужими«осподами» рассматривались как уголовно наказуемое деяние, штрафы за которое росли от столетия к столетию (выплачивались они, разумеется, владельцам «рабынь»-холопок). [100]100
  МДРПД. Ст. 7. С. 51; подробнее об уголовно-правовых аспектах «пошибанья» см.: Пугикарева Н. Л.Социально-правовое положение женщины в Древней Руси // Советское государство и право. 1985. № 4. С. 121–126.


[Закрыть]

В определении наказаний за интимные связи холопок со своими«осподами» духовные отцы чувствовали себя не столь уверенно. С одной стороны, права владельцев зависимых «хрестьян» давали им возможность распоряжаться их судьбами. В то же время пределы этих возможностей были весьма неопределенны. К тому же на Руси с древнейших времен отсутствовало «право первой ночи», замененное денежной компенсацией в пользу князя еще при княгине Ольге (середина X в.). [101]101
  Татищев В. Н.История российская. T. II. М.; Л., 1963. С. 48–49.


[Закрыть]Весьма тонкой материей представлялось и добровольное грехопадение холопки, и дальнейшее ее сожительство со своим господином: кого и за что здесь было наказывать? В случае, если «съвкупление» господина с холопкой завершалось беременностью последней, то вне зависимости от ее дальнейшего поведения («родит дете» или же «проказит дете в собе», добившись выкидыша), – ее предлагалось освободить. [102]102
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 253 л., 267 п.


[Закрыть]Если на беззаконную связь решался схимник – ему не позволялось 3 года входить в церковь, и назначался на это время пост. [103]103
  Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 158 п.; Требник 1540 г. // НМ. VВІ. № 15. Л. 431 л.


[Закрыть]На венчание и законное закрепление мезальянса его участники не могли рассчитывать: церковь поначалу вообще пугала, что «от раб ведома жена есть зла и неистова» (то есть не женись на женщине, стоящей ниже тебя по статусу, если не хочешь обрести «зло»).

Однако к XVI в. всевозможные устрашения и запрещения всем, решившимся на смешение классовых и социальных различий в браке, [104]104
  Даже представителям высших сословий формально не было дано права нарушать в браке сословные границы, однако, несмотря на это и на поучения о том, что мезальянс ведет ко «злу и неистовству», несмотря на существование правила, по которому женившийся на несвободной терял свой высокий социальный статус и принимал статус жены (чего не происходило в обратной ситуации: при муже-холопе свободная жена и дети от этого брака не всегда могли быть причислены к холопам), – такие браки продолжали существовать. См: Бессмертный Ю. Л.Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991. С. 196–197; ЖДР. С. 21, 37, 149, 229; РИБ. Ст. 13. «Пчела» (XV в.) // РО РНБ. Fn. 1. № 44. Л. 184.


[Закрыть]сменились толерантным отношением некоторых церковных деятелей к мезальянсам. «Рабу-наложницу име<ющий> или оставит ее, или по закону оженится ею. Аще же есть свободна – да законно поймет ю…» – предлагали «Правила св. Василия», внесенные в один из требников Московского времени. Принимая в свое лоно бывшую холопку-блудницу, церковный закон строго спрашивал уже с нее – «токмо ли с единым» своим господином она «совокупляшася»? В случае утвердительного ответа ее разрешалось венчать, а «блудящей с инеми» предписывался решительный отказ («отвержение») – пока не «очистится» поклонами и покаянием. [105]105
  Требник XV–XVI вв. // НМ. SUS.№ 378. Л. 151 л.


[Закрыть]

Судя по сборникам исповедных вопросов, куда более распространенным было сожительство – прелюбы– «осподина» с рабою при наличии у него венчанной жены. С давних пор таких холопок, приживших от господина «чад», называли на Руси меньшицами– вторыми женами. Число вторых, «неофициальных», семей учету не поддается, но их существование оказывало, разумеется, влияние на брачность, рождаемость, детность и иные демографические показатели. [106]106
  Подробнее о меньшицах см.: Pushkareva N. L.Women in the Medieval Russian Family from the Tenth through Fifteenth Centuries // Russia's Women. Accomodation, Resistance, Transformation. Berkley; Los Angeles; Oxford, 1991. P. 32.


[Закрыть] Блудс рабою как пережиток многоженства (или как вполне реальная черта неистребимой склонности мужчин к смене сексуальных партнерш), стал представляться к XV в. одним из наименее значительных и требующих внимания грехов.

Вынести аргументированное суждение о самом многоженстве в допетровской России X–XVII вв. трудно из-за отрывочности данных. Известно, однако, что в домонгольский период, до начала XIII в., деятелям церкви время от времени приходилось иметь дело с открытым прямым двоеженством. Пока канонические сборники заверяли прихожан, что жить «бес стыда и срама с двумя женами» означает жить «скотьски», и назначали отлучение от причастия, летописцы (начиная с описания «подвигов» кн. Владимира I (980–1015), имевшего несколько сотен наложниц и восемь «водимых» (законных жен), пристрастно фиксировали подобные ситуации. О том же говорят и некоторые нормативные памятники, [107]107
  Канонические ответы митрополита Иоанна II // РИБ. C. 18. Ст. 30, C. 69–70; Романов Б. А.Указ. соч. C. 192; ПСРЛ. T. 1. Лаврентьевская летопись. Под 980 г. С. 34; Т. 2. СПб., 1910. Под 1173 г. С. 106; под 1187 г. С. 135–136. Указ князя Всеволода о церковных судах // РЗ. Т. 1. С. 250–254.


[Закрыть]упоминающие, что «друзии (некоторые) наложници водят яве (держат открыто) и детя родят, яко с своею (женою)», что в имуществе умершего главы семьи может возникнуть «прелюбодейна часть», полагающаяся незаконной, не «водимой» жене и детям от нее. [108]108
  В западноевропейской литературе в настоящий момент также высказано немало сомнений в том, что «средневековое общество кишело бастардами»; случаи сожительства и побочных семей были, но не они определяли картину. См.: ToubertP.Le Latium méridional et la Sabine du IX-e s. à la fin du Xll-e s. Rome, 1973. P. 780 (Ch. Les structures familiales. P. 693–787).


[Закрыть]В среде «простецов» наличие вторых семей тоже было в принципе возможно. [109]109
  Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 171. Л. 267 n.


[Закрыть]Появление же в летописях сообщений о побочных семьях в среде знати вызывалось скандальностью самой ситуации и в то же время ее распространенностью.

Деревянныйфаллос из свадебного набора. Старая Русса. XI в. Раскопки А. Ф. Медведева. (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981. С. 41).

Ритуальные глиняные статуэтки, изображающиерожаниц – богинь плодородия, которым поклонялись славяне-язычники. Триполье. IV–III тыс. до н. э. (Там же. С. 182–183).

Грехопадение. Фрагмент картины «Символ веры» из Преображенского собора Соловецкого монастыря. Сер. XVII в. Изображение Змея-Искусителя в виде женщины-искусительницы. (Брюсова В. Г. Русская живопись XVII в. М., 1984. Таблицы. № 115).

Дмитрий Григорьев, Иван Карпов, Тимофей Ростовец. Фрагмент композиции «Страшный суд» росписи западной стены церкви Спаса в Ростове. 1680-е гг.Блудницы. (Там же. С. 123).

«Воздвигну в нем похоти телесныя и потом введу его в большую погибель…» Сценасовращения. Лубок. Гравюра на меди XVIII в. (Лубок. Русские народные картинки XVII–XVIII вв. М., 1968. № 69 (нижняя)).

«Ах, черноглаз, поцелуй хоть раз…» Лубок середины XVIII в. Изображениелюбовных объятий в народных картинках. (Lubok. Russische Volksbilderbogen. 17. bis 19. Jh. Leningrad, 1984. № 43).

Фрагмент фрески «Страшный суд» в церкви Благовещения в Ярославле.Блудники. Типичное для древнерусской фресковой живописи изображение обнажённых без первичных половых признаков. (Брюсова В. Г. Фрески Ярославля XVII – первой половины XVIII в. М., 1969. С. 99).

Сусанна и старцы. Фреска северной паперти церкви Воскресения. 80-е гг. XVII в. Первыеэротически окрашенные изображения женского тела в древнерусской живописи. (Там же. С. 112. № 82).

Давид и Вирсавия. Фреска церкви Иоанна Предтечи. 1694–1695. Изображениеженской наготы целомудренно, однако в нем появляются эротические символы, которые ранее относились лишь к «блудницам», – водопад вьющихся волос и большая, полная грудь. (Там же. С. 103. № 71).

О стремлении древнерусских мужчин к сексуальному разнообразию и готовности к частой смене партнерш косвенно свидетельствует и сообщение митрополита Ионы (XV в.), ужаснувшегося тому, что – несмотря на запрещение оформлять третьи браки – «инии венчаются незаконно… четвертым и пятым съвкуплением, а инии – шестым и седмым, олинь (один) и до десятого…». [110]110
  Стоглав. 1551 г. Гл. 69 // РЗ. T. 2. C. 344–349; Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841. Т. 1. № 267. С. 498; № 261. С. 491.


[Закрыть]В сборниках исповедных вопросов встречаются описания ситуаций группового секса, однако, как правило, между родственниками («аще два брата с единою женою осквернятся или две сестре с единым мужем…»). [111]111
  Требник 1540 г. // НМ. VВІ. № 15. Л. 431 п.


[Закрыть]

Явления полигинии – сравнительно прочных и длительных связей вне основного, венчанного брака, наличия побочных семей – никогда не смешивались в сознании средневековых православных дидактиков с примерами уголовно наказуемых групповых изнасилований (толоки). [112]112
  «Устав кн. Ярослава Владимировича» (XII в.) особо выделял возможность умыкания по согласованию с девушкой («аще кто умолвит к себе» – т. е. соблазнит замужеством), закончившегося передачей похищенной пособникам на «толоку». См.: ПРП. T. I. Ст. 2, 6–7. С. 268; РИБ. T. VI. Ст. 23–27. С. 62.


[Закрыть] Толока, если судить по текстам канонических памятников, зачастую сопровождала упомянутые выше игрища.Эти «компанейские предприятия», да еще нередко и с обманом, не были, однако, обрядовыми. И все же «сама теснота, сам физический контакт тел получал некоторое значение: индивид ощущал себя неразрывной частью коллектива, членом массового народного тела». [113]113
  Гуревич А. Я.Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С. 142.


[Закрыть]Эти ощущения и переживания были сродни сексуальным и подталкивали к «всеобщему падению». В то же время в ранних памятниках отсутствовали наказания за блуд«двух мужей с единой женою». [114]114
  Такие наказания появились в исповедных вопросниках не ранее XVI в. См.: Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 257 л.


[Закрыть]И это объяснимо: только на первый взгляд подобная форма интимных связей кажется пережитком дохристианской свободы. При более глубоком анализе они могут предстать (и не случайно именно такими и являются в покаянной литературе XV–XVI вв.) показателем постепенной индивидуализации и сентиментализации сексуальных переживаний, началом признания в сексуальности (разумеется, не дидактиками, а теми, кто «грешил») самоценного аффективного начала. Примечательно в этом смысле, что исповедный вопрос по поводу рассматриваемого нами казуса обращен к «жене» (если она «створит» подобное с несколькими мужчинами). И женщина в этом случае, как мы видим, выступает отнюдь не жертвой, а искательницей «сластей телесных».

Тезис о том, что образ женщины как источника и носительницы сексуального удовольствия был едва ли не центральным в православной и вообще христианской этике, давно уже стал трюизмом. Большинство Отцов Церкви, а вслед за ними – составителей учительных текстов, всерьез полагало, что в массе своей женщины изначально более сексуальны, нежели мужчины. На Руси даже библейского Змия-Искусителя изображали подчас в виде женщины– Змеи, фантастического существа с длинными вьющимися волосами, большой грудью и змеиным хвостом вместо ног. [115]115
  Брюсова В. Г.Русская живопись XVII века. М., 1984. № 115; Вгипdage J. A.Carnal Delight: Canonistic Theories of Sexuality // Proceedings of the 5 ^thInternational Congress of Medieval Canon Law. Salamanca, 1976. P. 375–378.


[Закрыть]Полагая, что в браке именно « женымужей оболщают, яко болванов», что любая «жена (женщина. – Η. П.) от Диавола есть», авторы проповедей регламентировали интимное поведение женщин с большей строгостью. [116]116
  Жарт XVII в. II Державина O. A.Фацеции. M., 1962. C. 45. Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Λ. 174 л.


[Закрыть]В многочисленных и разнообразных «беседах» о «женской злобе» (точнее – о зле и «неистовстве», вносимых женщинами в жизнь мужчин), злые женынеизменно представали (как и в аналогичных западноевропейских текстах) [117]117
  d'Alverny M. – H. Comment les théologiens et les philosophes voient la femme // Cahiers de civilisation médiévale. XXe année. 1977. № 2–3. P. 108–111.


[Закрыть]ярким олицетворением нравственных пороков, «прелюбодейницами», «блудницами», для которых «любы телесныя», те. физиологическая основа брачного союза, представлялась более существенной, нежели основа духовная. Попытки женщин усилить свою сексуальную притягательность – использование косметики, притираний, нескромные движения – «вихляния» и соблазняющие жесты, в том числе подмигивания – «меганье», – неизменно именовались в православных текстах «дьявольскими», а сами женщины – «душегубицами», «устреляющими сердца» доверчивых мужей. [118]118
  Требник 1580 г. // ΗΜ. SMS. № 171. Λ. 252 п.


[Закрыть]

Разумеется, в канонических сборниках вопрос об удовлетворенности самой женщины интимными отношениями, достижении ею оргазма рассматриваться не мог: [119]119
  Примечателен сам подход к этому вопросу проповедников, рекомендовавших женщинам «поучаться» «самим себе доволным быти» – в смысле находить удовольствие в самом факте брака, наличия семьи, а не в «похотях телесных». См.: Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 159 л.


[Закрыть]секс сам по себе уже считался «удоволством». [120]120
  «Удоволство от Бога ведано [с] человеком совокуплятися» было противопоставлено Григорием Котошихиным (2-я половина XVII в.) «удоволству» принадлежать к царской семье: вторым он объясняет несчастную личную жизнь царевен. Подробнее см.: Пушкарева Н. Л.Женщина, семья, сексуальная этика в православии и католицизме // Этнографическое обозрение. 1995. № 5. Из греческих текстов при переводе на Руси изымались все «неполезные» сюжеты и сцены, к которым относились и любовные (См.: Белобородова О. А., Творогов О. В.Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 192).


[Закрыть]Единственным оправданием этого «удоволства» для женщины – в глазах древнерусских духовников – было частое рождение ею «чад» и пополнение, таким образом, числа благочестивых христиан.

Не только поздний фольклорный материал, выявляющий трезвое отношение крестьян к супружеской сексуальности («Дородна сласть – четыре ноги вместе скласть!», «Легши сам-друг, будешь сам-третей», «Спать двоим – быть третьему», «У двоих не без третьего» – записи XVII в.), [121]121
  С-ІІ. № 248, 700.


[Закрыть]но и сопоставительный анализ православных назидательных текстов XV–XVII вв. с более ранними, XIII–XIV вв., позволяет ощутить смещение акцентов. Речь идет о постепенном отказе от категорического осуждения любых проявлений чувственных желаний и о вынужденном согласии на терпимое отношение к супружескому сексу, медленном избавлении от страха того, что любовь к ближнему может заслонить главную цель жизни (заботу о спасении души) к вынужденному признанию самоценности целомудренной любви. Речь могла идти, разумеется, лишь о любви платонической, нечувственной. [122]122
  «Иже хулит женащегося или за муже идущую – а они суть добрии и вернии, – да есть проклят!» (Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 168 п., 206 п. – 207 л.) В учительной литературе XV–XVI вв. появились призывы к супругам «зьдраво человечьство хранити в единой женитьбе сущще», уверения в том, что «любовь – суть мира, плод многаа жизнь…». См.: Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 165 п.


[Закрыть]Один переписчик учительного сборника, полного всевозможных «богоугодных» запретов и воспевающего аскезу, приписал в сердцах на полях: «Горко мене, братие, оучение! Месо велит не ясти, вина не пити, женне не поимати…» [123]123
  Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 174 л.


[Закрыть]

Действительно, интимная жизнь любого человека, в том числе супругов, если она подчинялась церковным нормам, формально должна была быть далеко не интенсивной. На протяжении четырех многодневных постов, а также по средам, пятницам, субботам, воскресеньям и церковным праздникам «плотного дие творити» было запрещено. [124]124
  См., напр.: ЖРД. С. 86–89; Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 158 л.; Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 250 л., 258 л.


[Закрыть]Требование это показалось одному из путешественников-иностранцев XVII в. трудновыполнимым. [125]125
  Miége G.A Relation of Three Embassies from his Sacred Majestie Charles to the Great Duke of Muscovite, the King of Sweden and the King of Denmark. London, 1969. P. 74.


[Закрыть]Да и частые детальные описания нарушений подобного предписания (названные в епитимийных сборниках «вечным грехом») создают впечатление о далеко не христианском отношении прихожанок к данному запрету. [126]126
  МДРПД. C. 43, 67, 116, 207. Даже (и особенно!) в царской среде этот запрет соблюдался. См.: Котошихин Г.Указ. соч. С. 10; Исповедь. С. 273–279. См.: Flandin J. – L.Un temps pour embrasser. Paris, 1983. P. 56–57. Весьма реалистичным выглядит мнение новгородского епископа Георгия, считавшего, что «добро удержатися», но «аще ли не можета», «не ублюлися» – «в своей бо жене нетуть греха» (РИБ. С. 43).


[Закрыть]Отношение к сексу как «нечистому», «грязному» делу заставляло церковных деятелей требовать непременно омовения после его завершения – что совпадало и с элементарными гигиеническими требованиями. [127]127
  Отрицали необходимость омовения после супружеской связи лишь еретики, например, Феодосий Косой. См.: Об умствованиях Косого. Из «Многословного послания» Зиновия Отенского. Подг. текста, перевод Я. С. Лурье. // ГІЛДР. Середина XVI в. М., 1985. С. 235–236.


[Закрыть]

Общим термином для «нормального», вынужденно-разрешенного супружеского секса в древнерусских и московских епитимийниках было съвокупление.Простота и обычность акта совокупления рано вошла в народную поговорку. [128]128
  В записях пословиц XVII в., сделанных П. К. Симони: «У мужа толсто, у жены широко», «Детина глуп – а пехает все вглубь», «Пехай рогатину в бабью телятину». – См.: С-ІІ. № 555, 719, 1177.


[Закрыть]Но наказаниями за малейшее отступление от введенной проповедниками «нормы» пестрят тексты всех исповедальных сборников, в частности, за «невъздержание» подобного рода после принятия причастия (50 дней поста) и за соитие в постные дни. [129]129
  МДРПД. С. 43, 67, 116, 207.


[Закрыть]Желая победить «соромяжливость» (стыдливость) прихожанок, исповедники требовали точной информации обо всех прегрешениях и в то же время, противореча сами себе, полагали, что «легко поведовати» может только морально неустойчивая злая жена.

К началу Нового времени отношение к «соромяжливости» женщины ужесточилось. С внедрением церковных представлений о целомудрии стали считаться предосудительными любые обнажения и разговоры на сексуальную тему, а в исповедных сборниках не только неприбавилось казусов и исповедных вопросов, но и имеющиеся были сокращены и унифицированы. [130]130
  Тот же процесс шел на Западе. См.: Matthews Gneco S. F.La retour de la pruderie II Duby G., Perrot M. (Dir.)Histoire des femmes en Occident. Paris, 1991 (далее – HdF). V. III. P. 76. Утверждение A. И. Клибанова о том, что уже в конце XV – начале XVI в. «с чувственного опыта была согнана мрачная тень греха» (Клибанов А. И.Реформационные движения в России в XIV – первой половине XVI в. М., 1960. С. 352), представляется «подтягиванием» России к ренессансному Западу. «Ничто же пред очесы человеческими обнажит еже обыкновение и естество сокровенно имети хочет» (Епифаний Славинецкий.Гражданство обычаев детских // Антология педагогической мысли Древней Руси и Русского государства XIV–XVII вв. М., 1985. С. 330).


[Закрыть]Реже стали встречаться запрещения супругам «имети приближенье» по субботам (ранее сексуальные отношения в ночь с субботы на воскресенье часто вызывали протест церковнослужителей как любой грех, совершенный в праздничный день), исчезло требование воздержания по средам и пятницам. Изменилась «мера пресечения» для тех, кто, «помыслив» о греховных плотских удовольствиях, не совершил ничего из воображаемого («не сътворил ничто же») – исповедник настаивал вместо прежних многодневных постов всего лишь на 40 земных поклонах. [131]131
  Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 162 п.; Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Л. 263 п. В том числе в случае эротических снов: Там же. Л. 159 п. Если в подобной ситуации окажется поп – наказание 150 поклонов и «да не литургисает» (то есть служить в такой день он не должен). См.: Там же. Л. 253 л.


[Закрыть]Даже за съблазнение во снепредписывалось лишь «помолиться да поклониться» и не налагалось запретов «в олтарь влазати». [132]132
  Требник XVI в. // HM. BNL. № 246. Л. 159 п.


[Закрыть]

Регламентация интимной жизни женщин стала менее мелочной, но не менее строгой: так, в XVI в. в назидательных сборниках появилось требование раздельного спанья мужа и жены в период воздержанья (в разных постелях, а не в одной, «яко по свиньски, во хлеву»), [133]133
  МДРПД. С. 51, 65, 241; Исповедь. С. 92, 145, 148, 151, 161, 279; раздельное спанье могло быть осуществлено лишь в домах элиты; особо строго к требованию «опочивать в покоях порознь» относились в царской семье (См.: Котошихин Г.Указ. соч. С. 157); простой народ спал «на печи, рядом мужчины, женщины, дети, слуги и служанки, под печами мы встречали кур и свиней» (Олеарий А.Указ. соч. С. 203, 222).


[Закрыть]непременного завешивания иконы в комнате, где совершается грешное дело, снятия нательного креста. [134]134
  Требник 1606 г. // Collection of Printed Slavonic Books. University of Toronto. № 49. P. 671; Русский требник. XVI в. // HM. BNL. № 246 (103). Λ. 135.


[Закрыть]В то же время стремление избежать богопротивного дела дома заставляло «нецих велми нетерпеливых» «женок» совершать его в церкви со священниками. Вероятно, это не казалось средневековым московитам кощунственным. Об этом говорит и то, что наказание женщин за этот проступок не было строгим. [135]135
  Сексуальный грех в церкви считался даже менее предосудительным, чем «упьянчивый» священник (Памятники старинной русской литературы. T. IV. СПб., 1862. C. 149). В «Повести о Тимофее Владимирском» юная прелестница совершает в церкви «блудный грех» с исповедующим ее священником: «не могши терпети разгорения плоти своея», священник «пал на девицу» прямо в храме, но покаялся и был прощен митрополитом (Русские повести XV–XVI вв. М., 1958. С. 292–294). За подобное преступление во Франции совершившие его подвергались остракизму и быть «прощены» не могли (Maurel Ch.Structures familiales et solidarités linagères à Marseille au XV siècle: Autur de l'ascension sociale des Forbin // Annales: E.S.C. 1986. № 3. P. 680).


[Закрыть]

В отличие от Запада, в православных учительных текстах не было и не появилось запрещений «любы телесной, телесам угодной» во время беременности женщины. [136]136
  Яковлев В. A.К литературной истории древнерусских сборников. Опыт исследования «Измарагда». Одесса, 1893. С. 57–59; Flandňn J. – L.Un Temps pour embrasser: Aux origines de la morale sexuelle occidentale (VI–XI ss.). Paris, 1983. P. 13–15, 82.


[Закрыть]Зато достаточно жестким оставалось введенное еще во времена первых переводных учительных сборников запрещение вступать с женой в интимный контакт в дни ее «нечистоты» (менструаций и 6 недель после родов). Несмотря на положительное влияние этой рекомендации на здоровье женщин, «подтекст» ее был отнюдь не гигиенический. Женщина считалась «ответственной» за временную неспособность к деторождению, любое же кровотечение могло означать самопроизвольный или, хуже, специально инициированный аборт (отсюда – требование немедленно покинуть храм, если месячные начались у нее в церкви). [137]137
  Требник 1580 г. // HM. SMS. № 171. Λ. 266 л. (наказание – 100 поклонов); то же в католических странах: Flandrin J. – L.Un Temps pour embrasser… P. 73–82. Однако примечательно: осужденную на казнь беременную женщину в Московии не подвергали наказанию до родов и 40 дней после них. См.: Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII в. Л., 1986. № 244. С. 179.


[Закрыть]

Применение контрацепции («зелий») наказывалось строже абортов: аборт, по мнению православных идеологов, был единичным «душегубством», а контрацепция – убийством многих душ, [138]138
  МДРПД. С. 59, 61, 64; РИБ. С. 57; 5 лет епитимьи за аборт против 7 лет за контрацепцию: Требник 1656 г. // HM. SMS. № 170. Л. 89 п.


[Закрыть]поэтому епитимья за нее назначалась на срок до 10 лет. Некоторые клирики полагали, что применение контрацептивов «мужатицами» даже более предосудительно, нежели попытки избавиться от плода случайно попавших в беду незамужних «юниц». [139]139
  Номоканон сербской редакции. Нач. XVII в. // HM. SMS. № 628. Л. 4 л.—5.


[Закрыть]Для церковных идеологов не было секретом, что аборт был нередко следствием досадной неосторожности «блудивших» жен, и потому о всех вытравительницах и решившихся на искусственное прерывание беременности говорилось как о безнравственных «убивицах»: «и не испытуем» (то есть вопрос – недискуссионный) заключали они. [140]140
  Требник 1540 г. // НМ. VВІ. № 15. Л. 431 л.


[Закрыть]Любопытно, что контрацепция (в том виде, в каком она была известна в средневековье) рассматривалась церковными деятелями как безусловное зло по отношению к здоровью самой женщины, а попытки избавиться от ребенка во чреве – предупреждалось в церковных текстах – могут привести к серьезным нарушениям в организме («омрачение дает уму») и даже смерти вытравительницы. [141]141
  Требник середины XV в. // HM. SMS. № 77. Л. 198 п. – 200 л.; Требник XV–XVI вв. // HM. SMS. № 378. Л. 155 л.


[Закрыть]